Перлюстрация корреспонденции в старой и новой России

Тайный просмотр почтовых отправлений имеет давнюю историю, перлюстрация в России возникла практически вместе с понятием цензуры. Широкий масштаб она приняла с начала XIX века. Дело в том, что ранее количество людей, умеющих читать и писать, было невелико и штат так называемых черных кабинетов насчитывал не более двух десятков человек.

В правление Петра I важнейшим органом политического сыска являлся Преображенский приказ. Довольно широкое распространение в этот период получили корыстные должностные преступления, и для борьбы с ними была создана специальная "фискальная" служба. Под руководством генерал-фискалов и обер-фискалов действовала разветвленная система: четыре фискала следили за центральными государственными учреждениями, по четыре фискала определялись при каждой губернской канцелярии, в том числе прикрепленные к провинциям провинциал-фискалы, один-два фискала - по городам. С 1722 г. фискалы прикреплялись ко всем коллегиям. Фискальные службы имелись в вооруженных силах и при церковном управлении¹.

Деятельность фискалов почти не конспирировалась, а материалы, добытые, в частности, и перлюстрацией корреспонденции, нередко становились доказательством в суде, так что вопроса о легализации добытой оперативным путем информации не возникало. По-видимому, не составлялись и специальные меморандумы о политических настроениях подданных. Но процветали политические доносы. Слова "повесить царя вместе с его указами" карались смертью, за слова "царь любит ябедников" отправляли на каторгу². Перлюстрация же пока преследовала только одну цель - доказательство виновности должностного лица.

Разветвленная сеть фискалов доносила о нарушениях законов, казнокрадстве. П. 7 именного указа от 27 апреля 1722 г. "О должности генерал-прокурора" предлагал открыто "фискалам в коллегиях и надворных судах доносить о всем своим прокурорам"³. Между тем наряду с функцией надзора фискальная служба для установления события преступления была по закону

Смыкалин Александр Сергеевич - доктор юридических наук, профессор. Уральская государственная юридическая академия.

от 5 марта 1711 г. наделена никогда прежде не закреплявшимся правом "тайно надсматривать", то есть вести, в современном понимании, оперативно-розыскную деятельность⁴. Основным материалом для расследования и возбуждения уголовного дела были устные и письменные доносы. И все же вскрытие частной корреспонденции было поставлено на государственную основу лишь во второй половине XVIII в.: в правление Екатерины II перлюстрация корреспонденции стала делом регулярным, в почтамтах знакомились с письмами без ведома их авторов и адресатов. Если полученные путем перлюстрации сведения заслуживали внимания, то начинался процесс, вызывали свидетелей, проводили очные ставки и допросы. Вопрос о формах легализации добытой таким путем информации и в это время не стоял, поскольку государство и не гарантировало тайну переписки; проблема имела больше нравственно-этическую сторону, нежели юридическую. Проникновение в личную жизнь подданных путем подсматривания, подслушивания, перлюстрации свидетельствует о том, что с установлением абсолютизма в России сложился полицейский политический режим.

Особенностью перлюстрации в этот период было то, что она не имела еще сплошного характера, а была выборочной и эпизодической. Государство интересовали не столько политические настроения массы граждан, сколько готовящиеся заговоры и покушения. Говорить о том, что анализ корреспонденции использовался для управления государством в этот период, мы не можем.

Покровительство со стороны "просвещенной" императрицы развитию образования, наукам и искусству способствовало продвижению России по пути прогресса. Вместе с тем распространение печати и рост светской литературы усилили внимание правительства к регулированию издательской деятельности, к контролю за тем, что пишет подданный России и что он читает. Появились первые цензурные ограничения, число их постоянно росло. Вся ввозимая из-за рубежа литература подлежала цензурированию. Цензура возлагалась на Сенат и коллегии, а с 1790 г. на управы благочиния. В 1796 г. цензурные органы из духовных и светских лиц были созданы в столицах, на таможнях Риги и Одессы. Вводилась и предварительная цензура⁵.

Создание министерской системы в 1802 г. вызвало некоторые изменения в этой деятельности. В 1806 г. произошла реорганизация Министерства внутренних дел; в его составе появился Почтовый департамент, затем в 1811 г. было объявлено о создании Министерства полиции. В Министерстве полиции для ведения секретного делопроизводства существовала Особенная канцелярия при министре. Она выдавала заграничные паспорта, регистрировала иностранцев, проводила постоянную цензурную ревизию, выполняла личные поручения министра. В проекте А. Х. Бенкендорфа "Об устройстве высшей полиции" (январь 1826 г.) "вскрытие корреспонденции" расценивалось как "одно из средств тайной полиции, и при этом самое лучшее, так как оно действует постоянно и обнимает все пункты империи. Для этого нужно лишь иметь в некоторых городах почтмейстеров, известных своей честностью и усердием. Такими пунктами являются: Петербург, Москва, Киев, Вильно, Рига, Харьков, Одесса, Казань и Тобольск"⁶.

Особый комитет при правительстве разработал специальные инструкции по перлюстрации (31 августа 1826 г.). Вскрывать почтовые отправления следовало в величайшей тайне, перлюстрация должна была сосредоточиваться в одном управлении - в почтовом ведомстве⁷.

Во второй четверти XIX в. перлюстрации подлежали письма многих лиц, прежде всего в связи с делом декабристов, в том числе и переписка персон близких ко двору, известных сановников, поэтов, писателей и т.д.

Поэт В. А. Жуковский, воспитатель наследника престола, будущего Александра II, возмущался в конце 1827 г.: "Удивительное дело! - писал он Н. И. Тургеневу, - Ты только 12 ноября получил первое письмо мое. Итак, ты не получил многих. Не понимаю, что делается с письмами. Их читают, это само по себе разумеется. Но те, которые их читают, должны бы по крайней мере исполнять с некоторою честностию плохое ремесло свое. Хотя бы они подумали, что если уже позволено им заглядывать в чужие тайны, то никак не позволено над ними ругаться и что письма, хотя читанные, доставлять должно. Вот следствие этого проклятого шпионства, которое ни к чему вести не может. Доверенность публичная нарушена; то, за что в Англии казнят, в остальной Европе делается правительствами... Часто оттого, что печать худо распечаталась, уничтожают важное письмо, от которого зависит судьба частного человека. И хотя была бы какая-нибудь выгода от такой ненравственности, обращенной в правило! Что ж выиграли, разрушив святыню - веру и уважение к правительству? Это бесит! Как же хотеть уважения к законам в частных людях, когда правительства все беззаконное себе позволяют?.. Шпионство есть язва народа, губящая право. А государю не честит и не льстит, но волнует его и наводит на думы. В Англии за открытие писем вешают"⁸.

Нарастающее освободительное движение, раскрытие заговоров усиливало подозрительность Николая I. Не доверяя собственному государственному аппарату, он пытался сосредоточить все нити государственного управления у себя в руках. Была создана Собственная канцелярия его императорского величества, имевшая шесть отделений. Наиболее важным из них было III Отделение, ставшее известным вскоре как орган политической полиции России.

Теперь соблюдению тайны в перлюстрации придавалось большое значение. Под непосредственным руководством III Отделения вскрытием писем занимались назначенные с его ведома особо доверенные чиновники, причем совершенной методики еще не было разработано. Как вспоминал вятский вице-губернатор Д. И. Батурин, в молодости он имел поручение тайно читать частные письма, но незаметно вскрывать конверт удавалось не всегда. Потом чиновники додумались размачивать клей; письма от этого теряли свежий вид, но "дело" пошло быстрее, а "изобретателя" повысили в чине.

Все чиновники Особенной канцелярии министра внутренних дел во главе с ее начальником были переведены в состав III Отделения, функции политической полиции также перешли в III Отделение. В III Отделении и была сосредоточена перлюстрация.

Между тем вскрытие частной корреспонденции являлось составом уголовного преступления. Ст. 1104 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных (в редакции 1912 г.) гласила: "Почтовый чиновник или служитель, распечатавший, хотя бы из одного только любопытства, отданное для отправления с почтою или полученное на почте письмо, адресованное на имя другого лица, подвергается за сие - удалению от должности. Буде же сие учинено им для сообщения содержания письма кому-либо другому, то он приговаривается - к заключению в тюрьме на время от 4 до 8 месяцев".

Ст. 1102 определяла: "Если почтовый чиновник или почталион, или иной служитель почты не по неосторожности, а из-за каких-либо видов согласится с кем-либо передавать ему письма, адресованное на имя другого, без дозволения сего последнего, то он за сие подвергается лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, прав и преимуществ и ссылке в одну из отдаленных губерний, кроме сибирских, или заключению в тюрьме"⁹.

Само собою разумеется, что вскрытие почтовой корреспонденции являлось грубейшим нарушением международных конвенций, и прежде всего

правил Всемирного почтового союза, членом которого являлась и Россия. Уголовное законодательство любой страны сурово карало почтовых служащих, вплоть до уголовного наказания за незаконную перлюстрацию корреспонденции.

Революционное движение, охватившее Европу в 1848 - 1849 гг., сказалось на усилении работы перлюстрационных служб России. Особое внимание уделялось Петербургу. В столичном почтамте в 1848 - 1849 гг. было вскрыто и прочитано свыше 42 тыс. писем и дипломатических депеш. Секретные расходы на перлюстрацию возросли с 60 до 80 тыс. руб. серебром в год¹⁰.

Перлюстрация корреспонденции - это лишь одно из направлений работы политической полиции России. Возможно и не самая главная. Но тем не менее "большинство сведений Департамент полиции получал от охранных отделений, жандармских управлений, заведующих заграничного сыска и от так называемых "черных кабинетов""¹¹.

В "черных кабинетах" работали, как правило, весьма неординарные люди с высшим образованием и знанием иностранных языков¹². За помещением "канцелярии", называемым иначе "гласным" отделением цензуры, располагался кабинет старшего цензора М. Г. Мардарьева, который подобно церберу караулил вход в "негласную", или "секретную половину", то есть в "черный кабинет". Официальное название этого учреждения было - "секретная экспедиция"¹³.

Говорили, что дверь ее была замаскирована большим желтым шкафом казенного типа, являвшимся входом в "секретную экспедицию". Но это явно лишь легенда, поскольку протокол осмотра Петроградского почтамта в мае 1917 г. засвидетельствовал, что иностранная цензура имела два изолированных друг от друга помещения, в одно из которых посторонние не допускались. Шкаф в кабинете старшего цензора вполне прозаично использовался по прямому назначению и не прикрывал никаких секретных ходов. На Петроградском почтамте не было ни лифтов, ни подъемников, связывавших перлюстрационный пункт с подвальными помещениями. На Московском почтамте имелось примитивное устройство из блоков и веревок. Только в Киеве корреспонденция при помощи элеватора подавалась на стол перлюстраторов.

Иным было устройство перлюстрационного пункта в Тифлисе. Пункт находился в квартире В. К. Карпинского, командированного якобы от Министерства народного просвещения для усовершенствования в восточных языках. Он жил под чужим именем по фальшивому паспорту, выданному Департаментом полиции. На случай недоразумений с местной полицией Карпинский носил при себе удостоверение, в котором говорилось, что он является чиновником особых поручений при товарище министра внутренних дел и обыск в его квартире может быть произведен только с разрешения Департамента полиции¹⁴.

Особая секретность перлюстрационной деятельности обусловливалась тем, что она была не просто противозаконной, но и преступной. Устав уголовного судопроизводства (ст. 368 и 1035) допускал выемку корреспонденции лиц, против которых возбуждено уголовное преследование, но только с разрешения окружного суда. Жандармы должны были получить разрешение Министерства юстиции. Во всех других случаях Уложение о наказаниях 1845 г. и 1885 г. грозило нарушителю ссылкой или тюремным заключением.

Ограниченный штат чиновников (в Петербурге - 12, в Москве - 7, в других городах от 2 до 5 человек) успевал ежедневно ознакомиться с огромным числом писем. Например, в Петербурге 2 - 3 тыс. писем, как важных политических и общественных деятелей, так и крупнейших чиновников. Вступив на пост министра внутренних дел в 1902 г., после убийства министра

Д. С. Сипягина, В. К. Плеве обнаружил в его столе выписки из собственных его, Плеве, писем и писем жены, добытые путем перлюстрации. Особенно тщательно проверялась переписка с заграницей. Из писем делались выписки, наиболее интересные фотографировались.

Все эти меры не предотвратили революцию. Новый социальный строй, согласно теоретическим воззрениям В. И. Ленина, должен был уничтожить одиозные институты прежней власти, весь карательный аппарат. Действительно, в первые дни революции были упразднены органы тайной полиции. Но уже вскоре большевики поняли, что без "заглядывания" в частную переписку граждан им не обойтись. Вопрос о тайне переписки не поднимался в конституционных актах советского государства до 1936 года. Ни в Конституции РСФСР 1918 г., ни в позднейших Конституциях СССР 1924 г. и РСФСР 1925 г. об этом ничего не говорится. В сталинской Конституции 1936 г., имевшей большое международное пропагандистское значение, ст. 128 торжественно объявляла, что в СССР тайна личной переписки охраняется законом. 2-е издание Большой советской энциклопедии перлюстрацию объясняло как тайное вскрытие частной корреспонденции, функцию буржуазной государственной машины, но никак не социалистической.

Несмотря на то, что теоретически Ленин ставил задачей разрушение угнетательской части прежнего государственного аппарата, многие части этого аппарата остались, сохранялся и политический контроль за жизнью граждан нового "социалистического" государства. Более того, штат чиновников, занимавшихся ранее перлюстрацией корреспонденции, остался в полной сохранности.

Первоначально те же функции в центре были возложены на Экономическую секцию Управления военного контроля в Петрограде, которая занималась перлюстрацией международной корреспонденции. В условиях правового хаоса и нестабильной политической обстановки анализ перлюстрированных материалов отправлялся и предлагался различным потребителям, в том числе и хозяйственным органам. Однако наибольший интерес к этим материалам проявила Петроградская ЧК, которая не только отметила их ценность, но и просила в дальнейшем проводить эту работу.

Еще больше подняло дух перлюстраторам корреспонденции законодательное закрепление их деятельности. 22 июня 1918 г. Управление делами Совнаркома РСФСР отправило официальное отношение Управлению военного контроля, в котором отмечалось: "Свидетельствуя получение ваших отношений за NN 3738 и 3742, имею честь по поручению председателя Совета народных комиссаров В. И. Ульянова просить Вас энергично продолжать вашу деятельность в борьбе со спекуляцией, шпионажем и контрреволюцией и доставлять соответствующие сведения секретными пакетами на мое имя, а также широко информировать и завязать сношения с Всероссийской чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности, помещающейся в Москве на Большой Лубянке, 11. Секретарь Совета народных комиссаров Н. Горбунов"¹⁵. Данный документ можно рассматривать как официальное признание деятельности царских перлюстраторов новым советским правительством. Деятельность, которая сразу же приобрела совершенно секретный характер.

В первые дни Великой Отечественной войны особо остро встал вопрос о сохранении государственной тайны, недопущении распространения через почтово-телеграфную связь разного рода антисоветских, пораженческих, провокационных и клеветнических сообщений, подрывающих обороноспособность и государственную безопасность страны. Постановлением от 6 июля 1941 г. "О мерах по усилению политического контроля почтово-телеграфной

корреспонденции" Народный комиссариат государственной безопасности СССР был обязан организовать 100% просмотр писем и телеграмм; соответственно увеличивался штат политконтролеров; в областях, объявленных на военном положении, вводилась военная цензура на все почтово-телеграфные отправления. На вскрытых и просмотренных документах полагалось ставить штамп "Просмотрено военной цензурой".

Постановление конкретизировалось специальными секретными инструкциями НКГБ, регулировавшими не только почтовую военную цензуру, но и продолжавшуюся перлюстрацию корреспонденции. На территории Свердловской области даже в 1949 г., через пять лет после окончания войны, продолжали работать пункты военной цензуры¹⁶. В связи с этим возникает вопрос - проштамповывались ли вскрытые письма штампом "просмотрено военной цензурой" или это уже была перлюстрация корреспонденции, о которой совершенно не догадывались простые советские граждане, свято верившие в гарантированную Конституцией 1936 г. тайну переписки? В некоторых мемуарах, изданных на Западе, утверждается, что почтовая военная цензура и перлюстрация корреспонденции продолжались и в начале 60-х годов¹⁷.

Для того чтобы оценить объем работы почтовых военных цензоров (легальная форма перлюстрации) обратимся к статистике. По справке Наркомсвязи, в 1940-е годы ежедневно в среднем отправлялось 6,7 млн. писем и 376 тыс. телеграмм, из которых за границу уходило 1,5 тыс. телеграмм и 33 тыс. писем; из-за границы поступало 1 тыс. телеграмм и 31 тыс. писем. Для полного контроля внешних и внутренних писем и телеграмм, исходя из расчета по 150 писем или 600 телеграмм в день на цензора, требовалось дополнительно увеличить штат цензоров более чем на 40 тысяч¹⁸. В годы войны, и особенно в первые послевоенные годы, значительно увеличилась переписка с зарубежными странами, прежде всего из-за военнопленных - граждан Германии, Италии, Румынии, Испании, Японии. На 1 января 1948 г. в СССР в плену находилось 1,2 млн. человек, из них 270 тыс. военнослужащих бывшей японской армии¹⁹. За 1948 год военнопленными было получено из-за границы 34 млн. писем, а отправили они родным и знакомым в Японию - 407 тыс., в Германию - 10 млн; в Австрию - 154 тыс., в Венгрию - 1,2 млн, в Румынию - 1 млн. писем. Нет возможности строго провести различие между почтовой военной цензурой и перлюстрацией корреспонденции в годы войны; тогда мало кто задумывался над этим. Как известно, А. И. Солженицын был одной из жертв перлюстрации²⁰.

Перлюстрации подвергались десятки тысяч писем, поступающих с фронта или направленных на фронт. Практически невозможно было скрыть тайные сведения, излагаемые в письме, используя другой язык. В месячном отчете по обработанной корреспонденции пунктами военной цензуры отдела "В" УНКГБ по Свердловской области за ноябрь 1943 г. сообщалось²¹:

А. Всего обработано писем - 1 021 556, в том числе национальных:

Некоторые письма были написаны на столь редких языках, что приходилось привлекать переводчиков из других регионов Советского Союза, что,

естественно, задерживало доставку писем. Среди офицеров политконтроля, занимавшихся перлюстрацией, имелись владевшие многими иностранными и национальными языками. За знание дополнительных языков выплачивалась надбавка. То же касалось писем, написанных с помощью специального шифра. Написанное не подготовленным специально дилетантом, письмо подвергалось дешифровке, а незадачливый шифровальщик сразу попадал на оперативный учет контрразведки.

Масштабы такой деятельности поражают воображение. Письма не просто прочитывались политконтролерами, но и факты, указанные в них, подлежали проверке оперативным составом органов государственной безопасности. Количество перепроверенных оперсоставом писем составило за 15- 30 марта 1943 г. 68 тыс. (из 1,3 млн), то есть по каждому 14-му письму проводилась оперативная работа²².

Написание писем на иностранных языках свидетельствует только об одном: граждане СССР, как впрочем, и иностранные граждане, находившиеся в СССР, не верили в ст. 128 Конституции СССР 1936 г., гарантировавшую тайну переписки. Они исходили из того, что вряд ли найдется цензор, знающий, например, ойратский язык. И в этом было их глубокое заблуждение. Отсутствие переводчика в пункте военной цензуры Свердловской области вовсе не говорит о том, что письмо пропускалось непрочитанным. Шел активный обмен нечитанных писем на иностранных языках, с пунктами военной цензуры всей страны. Примером может служить следующая таблица²³:

Б. Направлено в другие органы на цензурирование:

Десятки городов СССР были включены в эту систему политического контроля. Такая колоссальная по объему работа не только выполнялась, но еще и специально контролировалась. Существовало понятие контроля качества проверки корреспонденции.

Контроль качества проверки корреспонденции²⁴

Обнаружено дефектов:

Подобные отчеты ежемесячно представлялись начальнику отдела "В" НКГБ СССР в Москву.

Как показывает анализ отчетов пунктов военной цензуры (ПВЦ), деятельность этих органов с начала 1942 г. развертывалась все шире. Ряд документов ФСБ РФ дает основание говорить о том, что она не закончилась вместе с окончанием Великой Отечественной войны.

Меморандумы, составленные органами НКГБ на основании цензурирования и перлюстрации корреспонденции, позволяли правительству всегда в полной мере знать истинное положение в стране.

Деятельность пунктов военной цензуры имела секретный характер, хотя факт цензурирования писем и иных почтовых отправлений был легализован. В соответствии с законом на просмотренной корреспонденции ставился штамп "проверено цензурой".

Почтовая военная цензура являлась лишь небольшой частью политической цензуры в СССР вообще.

С окончанием второй мировой войны задача органов государственной безопасности стала формулироваться как борьба с подрывной деятельностью иностранных спецслужб вчерашних союзников по борьбе с фашизмом, превратившихся в противника в "холодной войне", а также с "буржуазно-националистическим" подпольем, особенно в Прибалтике, на Западной Украине, и розыск агентов фашистской разведки и иных государственных преступников на территории СССР. По-прежнему интересовали руководство страны и политические настроения советских граждан.

Эти задачи были сформулированы в постановлении ЦК ВКП(б) "О работе МГБ СССР" от 20 августа 1946 г. Встал вопрос о новой реорганизации органов государственной безопасности.

Постановлением Политбюро от 4 мая 1946 г. в структуре центрального аппарата МГБ предусматривалось существование Отдела "В", занимающегося перлюстрацией (нач. - М. В. Грибов).

О том, какой объем корреспонденции приходилось обрабатывать пунктам военной цензуры, свидетельствует, например, представленный генералу Грибову отчет ("Совершенно секретно") отделения N 22 (по Свердловской области) за июнь 1949 года²⁵. Характерно то, что поступившая корреспонденция помимо того, что измерялась в штуках, определялась и на вес (более 2,5 тонн!).

Обработано национальной корреспонденции:

Направлено в другие органы для цензурирования:

Но если цензурирование почтовой корреспонденции являлось легальной формой работы органов государственной безопасности, то перлюстрация всегда составляла строжайшую государственную тайну. Ни одно правительство в мире никогда официально не признавалось, что читает корреспонденцию своих граждан, и только провалы спецслужб обнаруживали эту совершенно секретную деятельность.

Если в дореволюционной России перлюстрация имела превентивный и, судя по штату работников, выборочный характер, то в советской России это уже была форма политического контроля над общественным сознанием населения страны. Этой совершенно секретной деятельностью занимались исключительно офицеры МГБ, причем и они находились на территории своей страны в своего рода "подполье". Им запрещено было входить в Управление МГБ, место работы и должность были вымышлены, резко ограничивались контакты даже с родственниками, то есть речь шла о глубокой конспирации. Как правило, большинство из них имело опыт почтовой военной цензуры, то есть легальной формы работы с корреспонденцией.

Технологический процесс перлюстрации на примере деятельности государственной безопасности ГДР показан в фильме германского сценариста и

режиссера-постановщика Ф. Х. фон Доннерсмарка "Жизнь других" (2007 г.; премия "Оскар").

Новые политические реалии в стране в 1980 - 1990-е годы привели к переоценке существовавших ранее ценностей: человек рассматривался теперь не как "винтик в государственной машине", а как личность. К признанию этого в конце концов пришли и лидеры КПСС.

Из права гражданина на личную жизнь вытекала недопустимость слежки, прослушивания и записи личных разговоров, ведущихся дома или в общественных местах (ресторанах, гостиницах и т.п.), в том числе телефонных переговоров. Право на личную жизнь - это также и возможность беспрепятственного общения с другими людьми через посредство почты и телеграфа. Государство гарантировало тайну почтовой корреспонденции и телеграфных сообщений (ст. 56 Конституции СССР 1977 г.)²⁶.

Вместе с тем Устав связи СССР имел значительные пробелы, поскольку далеко не все случаи сохранения переписки в тайне были указаны в этом нормативном акте. В частности, не было упоминания о цензуре корреспонденции в пенитенциарных заведениях (ст. 91 ныне действующего Уголовно-исполнительного кодекса РФ устанавливает что "получаемая и отправляемая осужденными корреспонденция подвергается цензуре со стороны администрации исправительного учреждения"²⁷). Обойден был вопрос об ознакомлении с перепиской (перлюстрация корреспонденции) в ходе оперативной разработки фигуранта спецслужбами. Считалось, что интересы борьбы с преступностью стоят выше, чем тайна переписки. Поэтому допускалось наложение ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию, ее осмотр и выемка (ст. 174 УПК РСФСР) и указывалось, при наличии каких оснований и в какой процессуальной форме допустимо столь серьезное ограничение одного из самых существенных конституционных прав личности. Ознакомление с личной перепиской граждан признавалось допустимым только после возбуждения уголовного дела. В правовой литературе даже высказывалась такая точка зрения, что право тайны переписки распространяется не только на содержание корреспонденции, но и на сам факт существования переписки между определенными лицами²⁸.

До издания Федерального закона об оперативно-розыскной деятельности 1992 г. и ныне действующего Федерального закона об ОРД от 12 августа 1995 г., предусматривающего (ст. 6 п. 9) "контроль почтовых отправлений, телеграфных и иных сообщений", негласная оперативная работа по перлюстрации корреспонденции была незаконной и антиконституционной²⁹. Такой вывод вытекает из анализа ст. 56 Конституции СССР 1977 года. Что касается ведомственных инструкций, то они не могли отменить конституционную норму.

Вопрос о том, какие виды почтово-телеграфных отправлений были по закону гарантированы от произвольного вскрытия и ознакомления с их содержанием, осложняется отсутствием единого понятия тайны переписки. В Конституции 1977 г. говорилось лишь об охране тайны переписки и телеграфных сообщений (ст. 56), во Всеобщей декларации прав человека (ст. 12) - более широко: об охране тайны корреспонденции, в действовавшем в то время Уставе связи СССР - об охране тайны почтовых и телеграфных отправлений. Это оставляло возможность различного толкования понятия тайны переписки.

Вопрос о "тайне переписки", таким образом, довольно сложный, но приказом министра связи N 6519 мая 2009 г. сделана попытка решить его упрощенно: этот документ предоставляет МВД, ФСБ, Федеральной службе охраны, Таможне, Госконтролю, Федеральной службе исполнения наказа-

ний, Службе внешней разведки полный контроль над внутрироссийскими и международными почтовыми отправлениями. Особый интерес представляет организация "черных кабинетов" на объекте оператора почтовой связи.

Создание, причем официальное, утвержденное Минюстом, "черных кабинетов" как-то слабо вяжется со ст. 23 Конституции РФ, в которой отмечается, что каждый имеет право на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых телеграфных и иных сообщений. Ограничение этого права допускается только на основании судебного решения. Правда, с юридической точки зрения понятия "право" и "гарантия" имеют разный смысл. Например, Конституция СССР прямо и недвусмысленно гарантировала гражданам "тайну переписки", об этом говорила ст. 128 "Неприкосновенность жилища граждан и тайна переписки охраняются законом". В Конституции СССР 1977 г. государство также гарантировало тайну почтовой корреспонденции и телеграфных сообщений (ст. 56).

Естественно, что все эти категории связаны с понятием "личная жизнь". В нынешних условиях правового, демократического государства понятие "личная жизнь" выступает больше как категория нравственная, хотя и обеспеченная рядом юридических норм. Право лишь в самых общих чертах влияет на характер взаимоотношений государства и гражданина в сфере личной жизни. Человек как личность свободен в определении своих знакомств, дружеских связей, домашнего уклада, интимных отношений, образа мыслей, творчества и т.п. Государство обязано, через Конституцию, гарантировать гражданам право на личную жизнь. Люди, доверяя бумаге свои личные тайны интимного, врачебного, коммерческого, служебного или иного характера, должны быть уверены, что в их переписке отсутствует кто-либо третий.

Вместе с тем вопрос о перлюстрации, особенно в условиях возрастающей угрозы терроризма, имеет и другую сторону. Ныне действующий порядок дает почтовой службе право "в случае обнаружения в почтовых отправлениях предметов и веществ, запрещенных к пересылке... задерживать такие почтовые отправления"³⁰. Но это в случае обнаружения, а если такое "заряженное" почтовое отправление не обнаружено, или обнаружено сильно поздно...

11 августа 2004 г. в Свердловском областном суде (Екатеринбург) слушалось дело Алексея К., обвиняемого по ст. 205 ч. 1 УК РФ (угроза терроризма). В 2002 г. он запугивал работников иностранных консульств и посольств, направляя туда конверты с белым порошком - якобы спорами сибирской язвы. Выяснилось, что он уплатил три тыс. долларов мошенникам, через Интернет обещавшим ему оформить канадское подданнство путем бракосочетания с гражданкой Канады. Обманутый "жених" начал требовать от посольства Канады помощи в розыске мошенницы и возвращении денег, а чтобы в посольстве не тянули с его просьбой, пообещал заразить дипломатов пяти стран сибирской язвой.

Угроза создать опасность для жизни людей или причинить значительный имущественный ущерб является составом преступления, квалифицируемого как терроризм (наказание - срок до 10 лет)³¹. В условиях, когда не единичны такие ситуации не только с "порошком белого цвета", но и с реальными взрывчатыми веществами, возникает риторический вопрос, что важнее: сохранение "тайны переписки" или человеческая жизнь?

Вопросы, относящиеся к этой специфической и деликатной сфере деятельности, должны разрешаться путем законодательного закрепления, секретных ведомственных инструкций для этого мало. Слишком дорого обходится обществу исторический опыт противостояния государственной целесообразности и государственной законности.

Примечания

1. СИЗИКОВ М. И. Государство и право России в период утверждения абсолютизма. М. 1994, с. 20.

2. РОГОВ В. А. История государства и права России (IX - начало XX в.). М. 2008, с. 59.

3. Российское законодательство X-XX вв. Т. 4. М. 1986, с. 198.

4. СЕРОВ Д. О. Судебная реформа Петра I (историко-правовое исследование). М. 2009, с. 113.

5. СИЗИКОВ М. И. Государство и право России в период расцвета абсолютизма (1725 - 1800 гг.). М. 1995, с. 41.

6. Русская старина, 1900, N 12, с. 615.

7. ЧУКАРЕВ А. Г. Перлюстрация как метод осведомления в III Отделении во второй четверти XIX в. - Российский исторический журнал, 1998, N 3, с. 12.

8. АФАНАСЬЕВ В. В. А. Жуковский. М. 1987, с. 251 - 252.

9. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. СПб. 1912, с. 701.

10. ОРЖЕХОВСКИЙ И. В. Самодержавие против революционной России. М. 1982, с. 73.

11. ЕРОШКИН Н. П. Россия под надзором. - Преподавание истории в школе, 1966, N 1, с. 91.

12. См. ЗДАНОВИЧ А. А., ИЗМОЗИК В. С. Сорок лет на секретной службе: жизнь и приключения Владимира Кривоша. М. 2007.

13. МАЙСКИЙ С. "Черный кабинет". Из воспоминаний бывшего цензора. Пг. 1922, с. 4.

14. РУУД Ч., СТЕПАНОВ С. Фонтанка, 16. Политический сыск при царях. СПб. 1996, с. 112.

15. ИЗМОЗИК В. С. Перлюстрация в первые годы советской власти. - Вопросы истории, 1995, N 8, с. 27.

16. Архив Управления ФСБ РФ по Свердловской области, ф. 1, оп. 1, д. 342, л. 332 - 334.

17. См. например, АВЗЕГЕР Л. Я вскрывал ваши письма... Из воспоминаний бывшего тайного цензора МГБ. - Время и мы. М.-Нью-Йорк. 1980, с. 224 - 278.

18. ГОРЯЕВА Т. М. Политическая цензура в СССР. 1917 - 1991 гг. М. 2002, с. 276.

19. Центр хранения историко-документальных коллекций, ф. 1, оп. 9A, д. 10, л. 38 - 39.

20. РЕШЕТОВСКАЯ Н. В споре со временем. М. 1975, с. 54.

21. Архив Управления ФСБ РФ по Свердловской области, ф. 1, оп. 1, д. 185, л. 217.

22. Там же, л. 112 - 119.

23. Там же, л. 172.

24. Данные на июль 1943 года.

25. Архив Управления ФСБ РФ по Свердловской области, ф. 1, оп. 1, д. 342, л. 1- 2.

26. ПЕТРУХИН И. Л. Личная жизнь: пределы вмешательства. М. 1989, с. 9.

27. ФЗ РФ от 4 ноября 2004 г. N 129-ФЗ.

28. РУДИНСКИЙ Ф. Н. Теоретические проблемы личных конституционных прав и свобод советских граждан. Автореф. докт. дисс. М. 1980, с. 24.

29. ФЗ РФ от 12 августа 1995 г. N 144-ФЗ.

30. Оперативно-розыскная деятельность. М. 2004, с. 347.

31. Город Е, 13.VIII. 2004, N 30/30.