Неразгаданная тайна "Марии"

Дата публикации: 15 марта 2021
Автор: П. Н. ЗЫРЯНОВ →
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ДЕТЕКТИВЫ →
Номер публикации: №1615823355 / Жалобы? Ошибка? Выделите проблемный текст и нажмите CTRL+ENTER!

Севастопольское утро 7 октября 1916 г. было ясным и тихим. На кораблях уже сыграли побудку. Командующий Черноморским флотом вице-адмирал А. В. Колчак еще спал в своей каюте на штабном корабле "Георгий Победоносец". В начале седьмого его разбудил страшный грохот. Через минуту Колчак был на палубе. Он увидел столб желтоватого дыма над стоявшим невдалеке линейным кораблем "Императрица Мария" ¹ . У линкора отсутствовали фок-мачта, передний мостик и одна из труб. Из палубы, рядом с носовой башней, вырывались языки пламени. На броненосце суетились люди, доносились отчаянные крики ² .

Первое распоряжение, которое отдал Колчак, - отвести подальше от "Марии" линкор "Екатерина Великая". Через четверть часа катер с командующим подошел к борту терпящего бедствие корабля. За это время на нем произошел еще ряд взрывов меньшей силы.

Взрывы продолжались и тогда, когда адмирал поднялся на борт. Из провала возле первой башни взметался столб пламени, высоко в воздухе рвались снаряды, на палубу сыпались осколки и горящие ленты пороха. Горело нефтяное топливо, закачанное накануне в цистерны. Пожар распространялся с носа на корму. На третьей башне загорелись парусиновые чехлы орудий, а на корме - тент. На палубе было много раненых матросов, которым в суматохе никто не оказывал помощь, а некоторым уже нельзя было помочь ³ .

К адмиралу подбежали командир корабля капитан 1-го ранга И. С. Кузнецов и старший офицер А. В. Городыский. Им удалось остановить начавшуюся было на корабле панику и организовать борьбу с пожаром, хотя при первом же взрыве отключилось электричество, и пожарные насосы не работали.

Кораблестроители, создававшие первые русские дредноуты, уверяли, что эти броненосцы, в отличие от старых, не будут переворачиваться. Поэтому Колчак, посоветовавшись с командиром и старшим офицером, не стал отводить броненосец на мелкое место. Решили сосредоточить усилия на борьбе с пожаром ⁴ .

Затопили, во избежание взрыва, пороховые погреба трех орудийных башен. С подошедших портовых баркасов приняли шланги и направили их струи в главное место пожара. С помощью буксира корабль развернули так, что пламя и дым с него сносило. Загоревшийся тент сбросили в море. Затушили небольшие очаги пожара. Около 7 час. утра пожар начал стихать. Но в 7 час. 1 мин. корабль потряс очередной взрыв, 23-й по счету и почти столь же мощный, как и первый. Броненосец стал быстро садиться носом и крениться на правый борт. Колчак велел срочно снимать с корабля команду и сошел сам.

"Мария" тонула величаво. В 7 час. 8 мин. прогремел последний взрыв, нос "Марии" ушел в воду. Корабль плавно перевернулся. Огромное зеленое брюхо некоторое время покачивалось на волнах, а затем скрылось под водой. Корабль зато-

Зырянов Павел Николаевич - доктор исторических наук.

стр. 135

пул на глубине до 18 метров. Было 7 час. 17 минут. После первого взрыва прошло чуть меньше часа.

Катера и шлюпки собирали барахтающихся в море людей. Кое-кто из матросов самостоятельно выплыл на пристань. Но многие утонули, другие умерли в госпиталях от рай и ожогов, третьи ушли на дно вместе с броненосцем. Водолазы рассказывали, что два дня они слышали отчаянный стук, но оказать помощь задыхающимся людям не было никакой возможности ⁵ .

По спискам к 1 октября 1916 г. на "Императрице Марии" числилось 1223 человека. Из них по состоянию на 15 октября погибло, умерло от ран и пропало без вести 300 человек ⁶ . Среди них был лишь один офицер, инженер- механик мичман Г. С. Игнатьев, который пытался развести пары и не успел выйти из трюма ⁷ . Это объяснялось тем, что матросы жили по большей части в помещениях на носу, а офицеры - на корме.

Еще развозили раненых по госпиталям, когда командный состав "Императрицы Марии" собрался в кают-компании "Георгия Победоносца", За столом сидели офицеры, потрясенные случившимся. Колчак старался сохранять внешнее спокойствие. Каждый рассказывал то, чему был свидетелем. Было установлено, что все началось с пожара в носовых крюйт-камерах (помещениях для хранения взрывчатых веществ), где находились 12-дюймовые заряды. Пожар вызвал мощный взрыв. Затем начали рваться соседние погреба 130-мм орудий. Предпоследний взрыв, решивший участь "Марии", видимо, повредил наружный борт или же сорвал кингстоны ⁸ . Но что стало причиной пожара в одной из крюйт-камер, никто не знал.

Вскоре в Севастополь приехал морской министр И. К. Григорович. Он держался корректно, выражал сочувствие Колчаку, пытался разобраться в причинах катастрофы. В эти дни Колчак получил много сочувственных писем и телеграмм. Первая из них пришла от Николая FI: "Скорблю о тяжелой потере, но твердо уверен, что Вы и доблестный Черноморский флот мужественно перенесете это испытание" ⁹ .

Командующий Балтийским флотом вице-адмирал А. И. Непенин выразился кратко: "Ничего, дружище, все образуется". Архиепископ таврический Димитрий прислал письмо: "Вы наш мужественный вождь, Вас полюбила Россия; Отечество стало верить в Ваши силы, в Ваше знание и возлагает на Вас все свои надежды на Черном море. Проявите же и ныне присущие Вам славное мужество и непоколебимую твердость. Посмотрите на совершившееся прямо как на гнев Божий, поражающий не Вас одного, а всех нас... и, оградив себя крестным знамением, скажите: "Богдан, Бог и взял, да будет благословенно Имя Его во веки" ¹⁰ .

А. В. Тимирева (с ней Колчак познакомился в 1915 г.) узнала о случившемся из письма самого адмирала, которое не сохранилось. Судя по ответному письму Тимиревой, Колчак писал, что жалеет о том, что пережил гибель "Марии". Была в письме и просьба, с которой он мог обратиться только к очень близкому человеку: "Пожалейте меня, мне очень тяжело". Тимирева заметила, что даже почерк у Колчака в эти дни сильно изменился. "Если это что-нибудь значит для Вас, то знайте, дорогой Александр Васильевич, - писала она в ответ, - что в эти мрачные и тяжелые для Вас дни я неотступно думаю о Вас с глубокой нежностью и печалью, молюсь о Вас так горячо, как только могу, и все-таки верю, что за этим испытанием Господь опять пошлет Вам счастье, поможет и сохранит Вас для светлого будущего" ¹¹ .

Тем временем в Морской генеральный штаб (во время войны его стали называть - Генмор) пришла телеграмма от Непенина: "О случае на "Императрице Марии" много говорят в Ревеле и Гельсингфорсе и написано в шведских газетах, получаемых в Гельсингфорсе. Считаю необходимым объявить об этом офицерам и команде". Это мнение разделял и начальник Ген мора адмирал А. И. Русин. "Здесь сплетни растут", - говорилось в его телеграмме.

Колчак же, поддерживаемый Григоровичем, настаивал на том, что официальное сообщение о катастрофе пока преждевременно. Видимо, ему хотелось, чтобы противник узнал о случившемся как можно позднее или, по крайней мере, долгое время находился в состоянии напряженного ожидания и неуверенности. В архиве имеются две телеграммы Колчака, близкие по содержанию. Во второй из них говорится: "Минмор и я продолжаем держаться мнения о недопустимости в настоящее время официально опубликовывать известный Вам случай. Непенииу сообщите о желательности дать указания морским офицерам о случившемся и необходимости некоторое время не разглашать сведения. Министр обращает внимание, что англичане не опубликовывают подобных случаев".

Николай II высказал желание ознакомиться с проектом сообщения ранее его публикации. В конце концов оно было напечатано в газете "Русский инвалид" 26 октября 1916 года ¹² .

стр. 136

12 октября, по "высочайшему" повелению, была назначена комиссия по расследованию причин гибели линейного корабля "Императрица Мария". Председателем стал член Адмиралтействсовета адмирал Н. М. Яковлев, бывший командир "Петропавловска", чудом спасшийся после его гибели. Среди членов комиссии был генерал-лейтенант флота А. Н. Крылов, в то время уже известный кораблестроитель. 31 октября комиссия представила заключение, проект которого был написан Крыловым (впоследствии оно печаталось в книге его воспоминаний).

Возможные причины пожара на корабле комиссия сгруппировала по трем категориям: 1) самовозгорание пороха, 2) небрежность в обращении с огнем и порохом и 3) злой умысел. Поскольку порох был свежей выделки и случаи его разложения комиссии были неизвестны, она признала первое предположение маловероятным.

Комиссия обратила внимание на то, что пожар возник тогда, когда в крюйт- камеру должен был идти дневальный для измерения температуры. В связи с этим была высказана мысль "о возможности возникновения пожара от небрежности или грубой неосторожности со стороны бывшего в крюйт-камере, не только без злого умысла, но, может быть, от излишнего усердия".

С особой тщательностью был рассмотрен вопрос о возможности злого умысла. Комиссия указала на то, что, вопреки требованиям устава, крюйт-камеры фактически не заперты, ибо в них всегда можно проникнуть через лазы, горловины и шахты, да и двери часто распахнуты. В дневное время посещение башни посторонним человеком, одетым в форменную одежду, осталось бы незамеченным. Кроме того, на корабле работали мастеровые, в том числе присланные с Путиловского завода, которые устраняли недоделки и производили текущий ремонт. Поименный переклички рабочих не делалось, а проверялось общее их число в каждой партии. Таким образом, доступ на корабль посторонним лицам был слишком свободным. В связи с этим комиссия решила, что "возможность злого умысла не исключена", а порядки на корабле облегчали его исполнение. Предпочтение, таким образом, отдавалось третьей группе причин, хотя комиссия оговаривалась, что "прийти к точному и доказательно обоснованному выводу не представляется возможным" ¹³ .

Поскольку комиссия не указала на виновников катастрофы, то весь командный состав, причастный к ней, должен был идти под суд. Это относилось и к командующему флотом. Однако Григорович получил согласие государя отложить суд до окончания войны, а пока не давать новых назначений офицерам, причастным к указанным в докладе комиссии упущениям. Сам Григорович считал, что имел место "злонамеренный взрыв при помощи адской машины", который устроил "кто-нибудь из подкупленных лиц, переодетый матросом, а может быть и в блузу рабочего" ¹⁴ .

4 ноября 1916 г. Колчак представил свое "Мнение" по заключению комиссии. Прежде всего он указывал на то, что современный порох нельзя считать совершенно безопасным в смысле механического на него воздействия. В погребе линейного корабля "Севастополь" однажды загорелся, вопреки всем теориям, именно такой полузаряд, какие хранились в крюйт-камере на "Марии", и взрыва удалось избежать лишь чудом. В севастопольской лаборатории воспламенился подобный же полузаряд, когда его стали передвигать по столу. "В связи с этим, - писал Колчак, - возможен, хотя и маловероятен, несчастный случай, могущий произойти при какой-либо работе с полузарядами, которую мог выполнять спустившийся в погреб хозяин и дежурный комендор для измерения температуры".

Что касается злого умысла, продолжал Колчак, то эта область допускает "самые широкие предположения". Но наименее вероятной была бы версия насчет того, что взрыв устроил посторонний человек. Такому человеку, не знающему расположение помещений на корабле, крайне сложно было бы проникнуть в зарядный погреб - "даже обычный путь через шахту в подбашенное отделение для постороннего лица, не знакомого с кораблем, очень труден". И это говорилось со знанием дела, поскольку Колчак, выходя в море на "Императрице Марии", сам обошел все ее лазы, шахты и горловины.

Колчак полагал, что следовало бы искать злоумышленников среди рабочих или команды. В связи с этим в поле зрения комиссии попала группа путиловских рабочих, которые устанавливали лебедки для подачи снарядов в бомбовом отсеке носовой башни. Этих рабочих было всего пятеро, и в ночь перед взрывом они на корабле отсутствовали.

На линкоре, утверждал Колчак, была хорошая команда. Она "любила свой корабль, сознавала его силу". Что касается отмеченных в заключении нарушений устава, то они были вызваны в основном расхождением между его требованиями и современной жизнью. Благодаря тому, что новый порох стал гораздо менее опасен, чем прежний, обращение с боеприпасами стало менее деликатным. Кроме того, боевая

стр. 137

тревога начиналась сразу после выхода корабля с рейда за боны и заканчивалась, когда он пересекал их линию в обратном направлении. В течение всего похода артиллерийская прислуга не отходила от заряженных орудий, спала, положив голову на снаряды. Все помещения были открыты. Команда привыкла к таким порядкам и не сразу перестраивалась по возвращении на базу.

Действительной проблемой, указывал Колчак, являются отношения между офицерами и командой. Офицеров катастрофически не хватает, особенно старых и опытных. Приходящая на флот молодежь, прошедшая ускоренный курс обучения, пока не может восполнить этот недостаток. Доходит до того, что на дредноуте вахтенным начальником назначается мичман по первому году, который мало что на корабле знает и ни за что не может отвечать. Такой же мичман становится командиром башни, а он совсем ее не знает - в отличие от ее "хозяина", артиллерийского унтер-офицера, изучившего свою башню до мелочей. "С этим связано, - писал Колчак, - полное отсутствие авторитета и влияния офицеров на команду, создающее крайне серьезное положение на многих судах в отношении воспитания и духа команды".

Было такое и на "Марии", но это вовсе не означает, что среди команды мог созреть злой умысел. Подводя итог сказанному, Колчак делал вывод "о полной неопределенности вопроса о причинах взрыва и гибели линейного корабля "Императрица Мария" ¹⁵ .

В 1920 г., во время иркутского допроса, Колчак высказался примерно в этом же духе: "...Я считал, что злого умысла здесь не было. ...Я приписывал это тем совершенно [не]предусмотренным процессам в массах пороха, которые заготовлялись во время войны. В мирное время эти пороха изготовлялись не в таких количествах, поэтому была более тщательная выделка их на заводах; во время войны, во время усиленной работы на заводах, когда вырабатывались громадные количества этих порохов, не было достаточного технического контроля, и в этих порохах являлись процессы саморазложения, которые могли вызвать взрыв. Другой причиной могла быть какая-нибудь неосторожность, которой, впрочем, не предполагаю. Во всяком случае никаких данных, что это был злой умысел, не было" ¹⁶ .

Старший офицер "Марии", капитан 1 ранга А. В. Городыский составил собственную версию случившегося, близкую к тому, что имел Колчак. 6 октября 1916 г., писал он, корабль вернулся из боевого похода. Орудия были разряжены, полузаряды отнесли в крюйт-камеру. Но из-за того, что надо было спешно грузить уголь, их вложили в герметичные пеналы (кокары), но не убрали в места постоянного хранения - в соты. Полузаряды, таким образом, остались лежать на полу.

Наутро к Городыскому прибежал кондуктор первой башни, чтобы получить ключ от шкафа с ключами. Он должен был измерить температуру в крюйт- камере. Этого кондуктора старший офицер больше не видел, так как вскоре раздался взрыв. По предположению Городыского, кондуктор, увидев лежащие в беспорядке полузаряды, решил сам, не привлекая матросов, разложить их по сотам и... уронил один из них. С исправным полузарядом от такого падения ничего бы не произошло. Но крюйт-камера дважды подвергалась перегреву, когда температура доходила до 60 - 70 градусов. Правда, после каждого такого случая производилась выборочная проверка полузарядов. Но вполне возможно, что в проверку попадали только "исправные" экземпляры, а не попорченные. Последние же могли попасть в жерла пушек, когда корабль выходил в море и орудия его под южным солнцем нагревались до такой же температуры. А потом неиспользованные полузаряды опять направлялись в крюйт-камеру. Падение такого полузаряда могло вызвать пожар, а потом - взрыв ¹⁷ .

При всей убедительности этой версии, она нуждается в некоторых уточнениях. Каждый полузаряд в кокаре весил четыре пуда. Вряд ли кондуктор взялся бы в одиночку за такую работу. Но попытаться убрать какой-то один, особенно мешавший ему полузаряд он мог.

Колчака и Городыского попытался опровергнуть современный писатель А. С. Елкин, автор книги "Тайна "Императрицы Марии". Он утверждает, что Колчак и Городыский были неискренни, пытаясь уйти от ответственности за то, что не обеспечили на корабле должный порядок. В неофициальных беседах Колчак якобы заявлял другое, и Елкин ссылается на письмо, полученное "из-за океана". "Мне, как офицеру русского флота, - говорится в письме, - довелось быть во время описываемых событий в Севастополе. Работал я в штабе Черноморского флота. Наблюдал за работой комиссии по расследованию причин гибели "Марии", и сам слышал разговор Колчака с одним из членов комиссии. Колчак тогда сказал: "Как командующему, мне выгоднее предпочесть версию о самовозгорании пороха. Как честный человек, я убежден - здесь диверсия. Хотя мы и не располагаем пока конкретными доказательствами..." Автор письма просил не называть его фамилию ¹⁸ .

стр. 138

Очень странное письмо. Вряд ли офицер флота написал бы, что он "работал" в штабе. Настоящий офицер написал бы: служил. И неслучайно, наверно, заокеанский корреспондент просил не называть его фамилию. Иначе можно было бы проверить, был ли такой офицер в штабе Черноморского флота.

Елкин заходит так далеко, что называет даже имена "диверсантов", инженеров из Николаева, которые якобы пронесли на корабль взрывное устройство. Однако на "Марии" именно пожар предшествовал взрыву, а не наоборот. Среди нижних чинов "Императрицы Марии" ходило мнение, что причиной пожара стало неосторожное курение, о чем они, естественно, не заявляли ни начальству, ни комиссии. Но об этом вспоминает матрос Тимофей Есютин в своей книге, вышедшей в 1931 году ¹⁹ .

В орудийной башне проживало 90 матросов. Главным местом для курения был бак - носовая часть верхней палубы. В минуты отдыха там и собирались матросы. Для курения отводились и другие места, где были установлены специальные фитили, от которых можно было прикурить. Но корабль - большой, бежать туда, где разрешалось курить, бывало далековато. Курение в неразрешенных местах было, надо думать, обычным явлением, и чей-то окурок или незагашенная спичка могли быть брошены очень неудачно. Неслучайно ведь взрыв произошел через 15 - 20 мин. после побудки. Как раз за это время окурок и мог разгореться.

В воспоминаниях Есютина приводится и другая версия. В башне работали нештатные портные из числа матросов, которые имели привычку развешивать нитки на рубильниках. В нитки могла впутаться проволока. Кто-то, не посмотрев, включил ток, и случилось короткое замыкание.

Таким образом, как представляется, катастрофа произошла на бытовой почве, или, точнее, на почве постепенного, но неуклонного падения дисциплины на Императорском флоте.

Правда, в другом издании книги Есютина, вышедшем в 1939 г., утверждалось, что взрыв был осуществлен германскими агентами из числа офицеров немецкого происхождения ²⁰ . Это измышление можно было бы отнести на счет соавтора Есютина во втором издании - некоего Ш. Юферса, который, видимо, пытался политически "заострить" книгу, приспосабливаясь к переменчивой обстановке 1939 года. Но в воспоминаниях другого матроса Черноморского флота, А. И. Торяника (с линкора "Синоп") тоже говорится, что взрыв устроил адмирал Эбергард со своей "шпионской агентурой" ²¹ . (A.A. Эбергард - предшественник Колчака на посту командующего Черноморским флотом.) Воспоминания Торяника вышли в 1958 году. Возможно, он и не читал книги Есютина и Юферса. Так что эта версия скорее всего тоже ходила среди матросов, особенно с других судов.

Шпиономания, широко распространившаяся в России в 1915 - 1916 гг., наложила свой отпечаток и на дело о гибели "Императрицы Марии". Но за этим явлением скрывались взаимная подозрительность и растущая враждебность между верхами и низами. Недаром следственная комиссия обратила особое внимание на путиловских рабочих, а матросы кивали на Эбергарда и других офицеров с немецкими фамилиями. И лишь Колчак, не имевший предвзятого отношения к верхам и низам, был свободен и от шпиономании.

Взрыв на "Императрице Марии", происшедший скорее всего по какой-то простой, бытовой причине, явился предвестником другого взрыва, социального, который через полгода встряхнул всю Россию.

----- Примечания

1. Линейный корабль "Императрица Мария" заложен 17 октября 1911 г., спущен на воду 19 октября 1913 г., вступил в строй 23 июня 1915 года. Водоизмещение 22 600 т, скорость 21 узел. См. МОИСЕЕВ С. П. Список кораблей русского парового и броненосного флота. М. 1948, с. 282 - 283.

2. Российский государственный архив военно-морского флота (РГАВМФ), ф. Р- 29, оп. 1, д. 203, л. 10.

3. ЕСЮТИН Т. Гибель корабля "Императрица Мария". Воспоминания моряка Черноморского флота. М. -Л. 1931, с. 16 - 20.

4. Государственный архив российской федерации (ГАРФ), ф. 5881, оп. 2, д. 533, л. 78.

5. КРЫЛОВ А. Н. Мои воспоминания. Л. 1979, с. 234 - 235; РГАВМФ, ф. 418, оп. 1, д. 910, л. 1; д. 911, л. 123; ф. Р-29, оп. 1, д. 203, л. 11.

6. РГАВМФ, ф. 418, оп. 1, д. 910, л.59.

7. ГОРОДЫСКИЙ А. В. Гибель линейного корабля "Императрица Мария". - Морской журнал, Прага, 1928, N 12, с. 14.

стр. 139

8. КРЫЛОВ А. Н. ук. соч., с, 235; РГАВМФ, ф. Р-29, оп. 1, д. 203, л. 11.

9. РГАВМФ, ф. 418, оп. 1,д. 910, л. I.

10. Адмирал А. В. Колчак и гибель линейного корабля "Императрица Мария". Публикация А. Е. Иоффе и Л. И. Спиридоновой. - Русское прошлое. СПб. 1994. Кн. 5, с. 64.

11. Милая химера в адмиральской форме. Письма А. В. Тимиревой А. В. Колчаку. 18 июля 1916 - 17 - 18 мая 1917 г. СПб. 2002, с. 68.

12. РГАВМФ, ф. 418, оп. I, д. 910, л. 47, 48, 50 - 52.

13. КРЫЛОВ А. Н. ук. соч., с. 236 - 241.

14. ГРИГОРОВИЧ И. К. Воспоминания бывшего морского министра. СПб. 1993, с. 186.

15. РГАВМФ, ф. 418, оп. 1, д. 910, л. 108 - 114.

16. Архив русской революции, т. X, Берлин. 1923, с. 213.

17. Морской журнал, 1928, N 12, с. 15 - 16.

18. ЕЛКИН А. С. Тайна гибели "Императрицы Марии". История одного поиска. М. 1993, с. 44.

19. ЕСЮТИН Т. ук. соч., с. 22.

20. ЕСЮТИН Т., ЮФЕРС Ш. Гибель "Марии". М. -Л. 1939, с. 30 - 32.

21. ТОРЯНИК А. И. Воспоминания. Харьков. 1958, с. 32.

Опубликовано 15 марта 2021 года