Рейтинг
Порталус

"ЗАХАРОВ": НЕ ФАНДОРИНЫМ ЕДИНЫМ...

Дата публикации: 26 октября 2015
Автор(ы): О. РЫЧКОВА, М. СИНЕЛЬНИКОВ
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ДЕТЕКТИВЫ
Источник: (c) У книжной полки, № 3, 2007, C. 6-10
Номер публикации: №1445872608


О. РЫЧКОВА, М. СИНЕЛЬНИКОВ, (c)

Для многих читателей визитной карточкой издательства "Захаров" стал сыщик Эраст Петрович Фандорин, приключениям которого посвящена знаменитая серия Бориса Акунина. При этом за девять лет существования издательство выпустило около 400 наименований книг общим тиражом десять миллионов экземпляров: русскую и зарубежную классику, современную прозу и, конечно, мемуары и биографии, которые являются главной специализацией "Захарова".

Откуда такое название? Игорь Валентинович Захаров - основатель издательства, определяющий его политику. Второй главный человек в нем - жена Захарова, Ирина Евгеньевна Богат. Она занимается редакторской работой и отвечает за производство и распространение книг. Всего в этом издательстве работает меньше 20 человек, включая четырех грузчиков, начальника склада и водителя. Все они считают издательство своим домом.

Среди авторов "Захарова" - Алексей К. Толстой, Томас Манн, Венедикт Ерофеев, Владимир Сорокин, Виктор Шендерович... Впрочем, перечислять можно очень долго. Умело балансируя между Сциллой элитарности и Харибдой массовой литературы, "Захаров" регулярно радует читателей своими новинками - примерно по одной в неделю. Среди последних изданий - книги на любой вкус.

Тех, кто занимается литературой серьёзно, профессионально (то есть литературоведов, критиков, библиофилов), наверняка заинтересует библиографический справочник Игоря Охлопкова "Дебюты русских писателей XIX-XX веков". Да и "просто читателям" любопытно узнать, что, к примеру, первое выступление в печати великого баснописца Ивана Андреевича Крылова состоялось в 17-летнем возрасте - это было стихотворение в петербургском журнале "Лекарство от скуки и забот". Фёдор Иванович Тютчев дебютировал и того раньше, 16-летним, опубликовав в "Трудах Общества любителей российской словесности" "Послание Горация к Меценату, в котором приглашает его к сельскому обеду". А Владимир Высоцкий, чьи книги и сборники выходили только посмертно, при жизни всё-таки напечатался в популярном альманахе "День поэзии" в 1975 году... При этом автор уточняет и расширяет понятие дебюта - это не только первая публикация и первая книга: "Если ранняя (но не первая) публикация или книга является для её автора особо значимой, она также указывается - с названием "литературный дебют".

Впрочем, многим интереснее не история литературы, а литература сама по себе. Настоящим открытием может стать юмористическая повесть Ивана Генслера "Биография кота Василия Ивановича, расска-

 

 

 

стр. 6

занная им самим". И хотя большинство услышат имя этого автора впервые - Иван Семёнович Генслер (1820 - 1873) представлен в аннотации как "петербургский немец и русский писатель", - его проза вполне достойна внимания современного читателя. Повествование ведётся, как понятно из заглавия повести, от лица (скорее, мордочки) кота Василия. Жизнь кошачья полна любви и невзгод, страстей и печалей, - в общем, всё как у людей. Взять хотя бы названия глав - "Неопытность молодости", "Жить или не жить?!", "О моей любви", "Баталия между головой и сердцем", "Как прошло бракосочетание"... Впрочем, коты по сравнению с людьми гораздо нравственнее, "человечнее". По крайней мере, Василий никогда не опустился бы до такой низости, как один из его хозяев, мелкий лавочник. "Я помню, как в кадку с патокой попала мышь. Долго её грешное тело не было "усмотрено" в густой тёмной жидкости. Наконец её вытащили!.. На вопрос работника: куда девать патоку, так как она теперь осквернена отвратительным животным, расчётливый хозяин равнодушно проблеял барашком:

- Куда девать? Продавать, разумеется, - проговорил он, - не мыть же её!"

В продолжение кошачьей темы - книга известного голландского биолога и писателя Мидаса Деккерса, которая так и называется - "Кошка. История любви". "Если у вас дома правит пушистый тиран - это книжка для вас. Если вы не сильно жалуете кошек - всё равно прочтите её", - предлагает автор. Хотя ему трудно представить, как можно не любить кошек, ведь именно кошка, а не человек, - "венец творенья Создателя... Бесценная безделица. Драгоценное сокровище. Кошке не надо уметь стирать или гладить. Кошка не ваша жена, она - ваша госпожа". Восхищение этим млекопитающим порой заводит автора далеко: "Если у вас кошка, вы живёте в раю... В Библии кошка... не упоминается. Там полно самых странных животных, от говорящих змеи до китов-людоедов, но нет ни одной кошки! Ничего удивительного, что атеистов становится всё больше". Что ж, корни этого "богохульства" объяснимы - на родине Деккерса кошек обожают многие, и ни одно голландское кафе не может считаться приличным, если в витрине или на барной стойке его не дремлет кот. А вот в Англии кошки издавна состоят на государственной службе, охраняя почтовые отделения от мышей. Работа усатых-полосатых оплачивается: например, в пятидесятые годы кошачья зарплата равнялась одному шиллингу в неделю плюс пойманные мышки.

Герои ещё одной голландской писательницы, лауреата премии имени Андерсена Анни Шмидт тоже очень любят кошек. Они даже "удочеряют" одну кису - в буквальном смысле: "Саша и Маша стали одевать кошку. На Таки <Таки - это собака. - О. Р.> они тоже надели пальтишко. И шапку. А потом мамочка и папочка пошли гулять с коляской... Но тут пришла Машина мама.

- Что это вы делаете? - спросила она. - Вы только поглядите, бедные животные! Немедленно их разденьте! Кошек и собак нельзя одевать. Они очень этого не любят".

Ну, не беда, что игра в "дочки-матери" так быстро закончилась - в жизни Саши и Маши полным-полно других приключений и происшествий: "Глазки в животе" и "Полёт на вертолёте", "Червячки на обед" и "День

 

 

 

 

стр. 7

 

рождения Маши", "Слишком много котят" и "Синее дерево", "Музыка на чердаке" и "Кукольная стирка"... Уже интересно? А ведь это только названия глав. Несмотря на свой детский возраст, Саша и Маша очень популярны во всём мире, только в родной Голландии их зовут Йип и Йанеке. У нас в стране их имена даже взрослому выговорить трудновато, поэтому при переводе их переименовали в Сашу и Машу. Истории про забавных малышей так полюбились юным читателям, что в серии "Саша и Маша: Рассказы для детей" уже вышло пять книг. Причём последняя заканчивается словами "До свидания, Саша! До свидания, Маша!" - значит, продолжение следует.

Соотечественница Мидаса Деккерса и Анни Шмидт, популярная журналистка Саския Норт уже известна российскому читателю по роману "Побег из Амстердама" ("Захаров", 2005). Её новый роман "Клуб гурманов" вышел в серии "Европейский триллер", так что зловещих тайн и не менее страшных разгадок в нём предостаточно. Карен и Михел, супружеская пара с двумя детьми, переезжают из шумного и опасного Амстердама в деревню, поближе к природе. Старые друзья с переездом теряются, а новых найти не так-то просто. Однако Карен знакомится с яркой, стильной женщиной по имени Ханнеке и вместе с ней решает создать "клуб гурманов". Членами клуба становятся несколько таких же молодых супружеских пар: они собираются вместе, выпивают, танцуют, играют в теннис, кокетничают друг с другом. Но наступает момент, когда невинный флирт оборачивается изменой, светская болтовня - сплетнями, дружба - предательством. И гибель на пожаре одного из членов клуба, Эверта Стрейка, оказывается не трагической случайностью, а страшной расплатой. Как и смерть Ханнеке, при загадочных обстоятельствах выпавшей с балкона амстердамского отеля. Все считают это самоубийством, но полицейский агент Дорин Ягер уверена в другом. "Если одна из твоих подруг стала жертвой грязной игры, ты не считаешь, что это надо расследовать? Мы должны докопаться до правды. Или ты хочешь, чтобы её дети росли с мыслью, что их мать не захотела жить с ними?" - спрашивает она Карен. А самое страшное, что преступник - один из них, "гурманов", таких милых, успешных, уверенных в себе. Чтобы узнать правду, Карен придётся пожертвовать многим: цена игры - её жизнь, её семья.

Корифеями детективного жанра по праву считаются англичане: не зря говорят, что настоящий детектив должен быть английским, любовный роман - французским, а фантастика - американской. "Королём" детективных историй, конечно же, является Конан Дойл - автор бессмертного "Шерлока Холмса". Бессмертие этого персонажа подтверждает книга "Паук: Из архива Шерлока Холмса и записок доктора Ватсона". Как уверяет издательская аннотация, "разбирая бумаги доктора Дж. Ватсона, профессор Артур Гардинер обнаружил папку с интригующей надписью "Spider" (Паук). На вложенном в неё листе бумаги была сделана запись: "В этой папке я собрал всё, имеющее отношение к делу Мориарти. Эти материалы, датированные 1888 - 1891 годами и декабрём-январём 1895 - 1896 годов, послужат мне основанием для будущей книги".

Профессор Мориарти хорошо известен всем поклонникам творчества Конан Дойла: суперзлодей едва не стал причиной гибели великого сыщика, но всё же Холмсу удалось выйти победителем в смертельной схват-

 

 

стр. 8

 

ке. О том, что предшествовало концу профессора-"паука", о хитросплетениях его преступной паутины во всех подробностях расскажет сэр Артур Гардинер, поскольку самому Ватсону написать полную "мориартиану" было не суждено. Хотя доктор сдержал слово, данное Холмсу: "- Сделаю всё, что в моих силах, чтобы ваша слава, мой друг, как одного из величайших англичан нашего века достигла самых отдалённых уголков мира!

Холмс равнодушно пожал плечами. Но - клянусь - в его глазах в этот миг светилось искреннее удовольствие.

- Скажите ещё, - улыбнулся он, - что благодаря вам моя всемирная слава превзойдёт в веках известность Веллингтона. А впрочем, всё возможно".

О. Рычкова

Агнивцев Н. В галантном стиле о любви и жизни М.: Захаров, 2007

 

"От пудры до грузовика"... Это не фраза из рекламного проспекта, выпущенного каким-либо всеобъемлющим торговым домом, а название последнего прижизненного сборника Николая Агнивцева (1888 - 1932). Пожалуй, для рецензии на избранное поэта не найдёшь лучшего названия. Ведь именно таким образом менялись темы лирики Агнивцева. Хотя, стилистика, в общем, осталась прежней. Пожалуй, мастерства даже прибавилось.

Почему-то, перелистывая этот сборничек, вспоминаешь слова Константина Коровина, живописца ослепительно талантливого, расплёскивающегося, жизнерадостного. Лелея слабую надежду на возвращение в Советскую Россию, Коровин жалобно писал одному большевистскому чиновнику, приставленному к искусству: "От меня ведь была одна радость". Конечно, не стоит сравнивать с выдающимся художником автора песенок, "богемных" и псевдо-великосветских стихотворений, создателя театра-кабаре "Би-ба-бо" (позже "Кривой Джимми"), волной революции также вынесенного в эмиграцию. И всё же, как ни странно, общее есть, и оно - в умении дарить людям радость (пусть в случае стихотворца и легковесно-мимолётную, не высшего сорта). Юмор Агнивцева не был злым, иногда бывал пошловатым, но... "душа его чиста" (как сказал Александр Блок о другом поэте). Нелегко было расставаться с миром вымышленных маркиз и виконтов, капризного жеманства и простодушного адюльтера, с миром Н. Н. Ходотова и А. Н. Вертинского, охотно певших куплеты Агнивцева. Нелегко было погружаться в тусклую европейскую ночь. Через два года изгнания поэт вернулся и в 1923 году сумел издать свою книжку "Блистательный Санкт-Петербург", столь памятную библиофилам. Редкий случай, когда целый поэтический сборник посвящается одному городу. Агнивцев был влюблён в имперскую столицу. С упоением воспел и достопримечательности, связанные с историей государственной и литературной, и мещанское житьё-бытьё, невозвратно-уютное ("Где под окнами - скамеечка, /А на окнах канареечка /И герань"), и "Кюба", и "Донона", и - сладкоежка - любимую кондитерскую. Писал с чудовищной ностальгией, пытаясь на миг воскресить "Тень мёртвой Юности..." Умиление, такое понятное в угаре нэпа, вызывало одно только упоминание дореволюционных и чисто питерских лакомств: "Кулебяка "Доминика", /Пирожок из "Квисисаны", /Соловьёвский бутерброт!.."

стр. 9

О. Э. Мандельштам откликнулся на лютую тоску Агнивцева раздражённо. Его рецензия убийственна, поскольку точна: "Этот Кузьмин на сахарине с маргариновым старым Петербургом, где стилизация не прячется в углах губ, а прёт из каждой строчки, как лошадиное дышло..."

Великие поэты эпохи умели вспоминать беспутство отцветшего прошлого с ощущением свершившейся истории, осуществившегося возмездия. Говорила Ахматова, припоминая Смоленское кладбище: "Вот здесь кончалось всё: обеды у Донона, /Интриги и чины, балет, текущий счёт..."

Глупо упрекать всего лишь одарённого Агнивцева в том, что в приступе его тоски - подлинной тоски - не проявляется величия души. Основной корпус его стихов, по-прежнему доставляющих читателю некоторое удовольствие, принадлежит своеобразной салонной (или даже, скорее, эстрадной) субкультуре Серебряного века. И всё же несколько стихотворений - культуре по существу! Например, такие строки: "Был день и час, когда уныло,/ Вмешавшись в шумную толпу, /Краюшка хлеба погрозила/ Александрийскому столпу"... И далее: "Ах, Петербург, как страшно-просто/ Подходят дни твои к концу!../ Подайте Троицкому мосту/ Подайте Зимнему дворцу".

В советские годы Агнивцев сотрудничал в сатирических журналах, писал для эстрады и цирка, издал два десятка детских книжек. Его озорная интонация как-то отозвалась в советской поэзии. Например, есть ощущение, что "Мистер Твистер" Маршака создан не без влияния Агнивцева. Автор нескромных пасторалей, с удовольствием писавший также о графине Сент-Альмер, принимающей маркиза Гильома де Рошефора в ванне, восхищался теперь иным: "И машиною, новою нянькой своей, / Октябрята ужасно довольны! / И гудя и шумя, / И кряхтя, и гремя, / С октябрятами нянькой решил впредь остаться / Грузовик N 1317". В свой город, из "блистательного" ставший "опальным" (пронзительно точное ахматовское слово), Агнивцев не вернулся, умер в Москве. Его новая книга - подарок знатокам поэзии.

М. Синельников

ФИ!



С томной Софи на борту пакетбота
Плыл лейтенант иностранного флота,
Перед Софи он вертелся, как черт...
И, завертевшись, свалился за борт.

В тот же момент к лейтенанту шмыгнула,
Зубы оскалив, большая акула...
Но лейтенант не боялся угроз
И над акулою кортик занес.

Глядя на это в смущеньи большом,
Вскрикнула, вдруг побледневши, Софи:
"Ах, лейтенант! Что вы? Рыбу - ножом?!
Фи!"

И, прошептавши смущенно: "Пардон..." -
Мигом акулой проглочен был он!

Опубликовано на Порталусе 26 октября 2015 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама