Рейтинг
Порталус

Теневая экономика и борьба с ней в Ленинграде в 1930-1940-х гг.

Дата публикации: 18 ноября 2020
Автор(ы): И. В. Говоров, С. Б. Кокуев
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ДЕТЕКТИВЫ
Источник: (c) Вопросы истории, № 12, Декабрь 2008, C. 24-35
Номер публикации: №1605719151


И. В. Говоров, С. Б. Кокуев, (c)

Неотъемлемой частью командно-административной системы, построенной в СССР, являлась "теневая экономика" - неофициальная, но важная часть "социалистического" народного хозяйства. Простой советский человек, чьи потребности всегда превышали возможности удовлетворить их со стороны государства, был вынужден "добирать" недополученные по официальным каналам товары и услуги с помощью нелегальных структур. К началу 1980-х годов в нелегальной экономической деятельности участвовало до 20 млн. человек. Своего расцвета советская теневая экономика достигла в эпоху "застоя", но зародилась гораздо раньше. Фактически она начала складываться одновременно с утверждением системы планового народного хозяйства и государственного распределения и шла с ней рука об руку на протяжении всей советской истории.

 

В отечественной науке утвердилось мнение, что в условиях тоталитарного режима с глобальным контролем государства над жизнью своих граждан существование какой-либо развитой частной инициативы, не разрешенной властью, невозможно. Отсюда делался вывод, что в условиях сталинского режима теневая экономика фактически отсутствовала; "и даже такой бич служебно-раздаточной системы, как коррупция и хищения свели к минимуму"1. Однако появившиеся в последние годы исторические исследования поставили этот тезис под сомнение. В работах Е. А. Осокиной2 и других историков поднимались такие вопросы, как развитие в 1930 - 1940-х годах нелегальных рыночных отношений, механизмов подпольного частного предпринимательства и хозяйственных структур, обеспечивавших "самоснабжение населения", и т.д. В этих работах прослеживается развитие различных сегментов теневой экономики, и в первую очередь "черного рынка".

 

Утверждение планово-распределительной экономики с начала 1930-х годов сопровождалось проблемами, сначала воспринимавшимися в качестве временных трудностей. Но они стали характерными признаками советского народного хозяйства: нехватка товаров широкого потребления, их низкое качество и недостаточный ассортимент. Понятие "дефицита" прочно вошло в жизнь советских людей. Недостаток продуктов и промышленных товаров подталкивал население к поискам неофициальных путей удовлетворения

 

 

Говоров Игорь Васильевич - доктор исторических наук, профессор Санкт-Петербургского университета МВД России; Кокуев Сергей Борисович - кандидат исторических наук, доцент Санкт-Петербургского университета МВД России.

 
стр. 24

 

потребностей. Даже в самых благополучных по состоянию снабжения Ленинграде и Москве горожане были вынуждены "добирать" недостающие товары на рынке у частника. По подсчетам Осокиной, в начале 1930-х годов рабочие и служащие, находившиеся на централизованном снабжении, приобретали около 70% сыра, 80% мяса и 60% рыбы не в государственных торговых учреждениях, а на рынке3. Простые советские граждане, несмотря на все усилия власти, продолжали рассматривать рынок в качестве резервного источника всего необходимого и реальную альтернативу государственной системе снабжения. Однако в условиях всесторонней государственной регламентации рыночные механизмы все больше вытеснялись в нелегальную сферу, перемещались на "черный рынок". Главным субъектом "черного рынка" в 1930 - 1940-е годы являлся перекупщик, в уголовно-правовой классификации советского времени - спекулянт. Спекулянты предлагали потребителям весь ассортимент товаров народного потребления, отсутствовавших в государственной торговой сети: ткани, нитки, красящие порошки, хромовая кожа, патефонные иголки, одежда и обувь, ламповые фитили, бритвенные лезвия, перьевые ручки, расчески, женские зеркальца и чулки и многое другое4. Анализ уголовных дел 1930-х годов по спекуляции в Ленинграде позволяет утверждать, что предметом большинства спекулятивных сделок выступали обувь, ткани, мука (55,2% уголовных дел) и одежда, мясные продукты (21,7% дел).

 

В 1930-е годы спекуляция приобрела широчайший размах. Только в 1936 г. в Ленинграде было привлечено к уголовной ответственности за спекуляцию (ст. 107 УК РСФСР в редакции 1926 г.) 4 тыс. человек, из них 2,5 тыс. были арестованы5. Значительными оставались масштабы спекуляции и в дальнейшем. В январе-марте 1947 г. за спекуляцию в СССР было привлечено к ответственности 17 784 человека, ликвидированы 2932 организованные спекулянтские группы. У арестованных было изъято 19,5 млн. руб. наличными, 27,3 тыс. руб. - золотыми монетами царской чеканки, 4 кг золота в слитках, 325 т. продуктов и промтоваров на сумму 15,3 млн. рублей6.

 

В спекулятивных сделках в качестве продавцов и покупателей участвовало огромное количество граждан. Несмотря на утверждения властей, что главную роль в нелегальной торговле играли "классово-враждебные" элементы (бывшие кулаки и нэпманы), основное число осужденных за спекуляцию относилось к малообеспеченным слоям населения; это были низкоквалифицированные рабочие, мелкие служащие, многодетные женщины и лица без определенных занятий. В числе изобличенных ленинградской прокуратурой в спекуляции в первом полугодии 1936 г. около 40% были рабочие, 20% - служащие. К "кулацко-капиталистическому" элементу относилось только 7%7. Из осужденных за спекуляцию в Ленинграде за первые три месяца 1937 г. 44% приходилось на женщин, половину из которых составляли домохозяйки и иждивенки, 6% - на инвалидов и почти 15% - на нигде не работающих.

 

Масштабы "черного рынка" делали его уже во второй половине 1930-х годов серьезным конкурентом государственной и кооперативной торговли. Сюда перетекали необходимые для государственного товарообмена денежные средства. В многочисленных постановлениях ЦК ВКП(б) и правительства СССР (например, N 1285/227с от 19 июля 1937 г. или N 2062 - 852 от 13 сентября 1946 г.) отмечалось, что спекуляция приобрела широчайший размах и серьезно подрывает советскую торговлю8. Однако усилия государства по подавлению "черного рынка" приводили только к повышению его организованности и профессионализма. Все большую роль в нем играли организованные преступные группы. Только в 1936 г. в Ленинграде было ликвидировано более 200 организованных спекулянтских групп9. К середине 1940-х годов советский "черный рынок" превратился в иерархическую, жестко структурированную систему. Ее низшую ступень занимали мелкие уличные торговцы - "барышники", "золотари", "мясники" и др., действовавшие на рынках (в Ленинграде - в первую очередь на Мальцевском и Сенном), различного рода "толкучках" и "барахолках", у магазинов, комиссионных лавок и лом-

 
стр. 25

 

бардов, вокзалов и т.д. (именно против таких торговцев возбуждалось до 90% уголовных дел по спекуляции). За ними стояли перекупщики-посредники, имевшие связи на местах и использовавшие разницу в уровне снабжения регионов страны товарами. В 1940-е годы эти торговцы ввозили в Ленинград в основном продукты питания из Прибалтики, а вывозили промышленные товары на Украину, в Сибирь, Поволжье, Молдавию. Вершину пирамиды составляли "акулы черного рынка" - крупные спекулянты, имевшие своих людей на транспорте, в государственных торговых учреждениях и даже правоохранительных органах (в 1949 г. за взятки и покровительство преступникам были осуждены три начальника отделений ОБХСС ("по борьбе с хищениями социалистической собственности") Ленинградской городской милиции)10.

 

В 1930-е годы важнейшими являлись два источника поступления товаров на "черный рынок": во-первых, незаконный доступ к государственным товарным фондам, во-вторых - продукция, произведенная нелегальными частнопредпринимательскими структурами. Тонкими струйками к спекулянтам со складов, магазинов, предприятий, учреждений, с железной дороги текли похищенные продукты и другие товары широкого потребления (одежда, обувь, ткани), повседневного спроса и входившие в категорию острого дефицита. За 9 месяцев (с июля 1935 г. по март 1936) в Ленинграде было возбуждено 3,5 тыс. уголовных дел по фактам хищения государственного и общественного имущества11. По данным прокуратуры, воровство приобрело наибольший размах в торгово-снабженческих органах (44% хищений) и на промышленных предприятиях (25,3%)12.

 

Подавляющее большинство хищений в 1930 - 1940-е годы относилось к разряду мелких, которые, казалось бы, не наносили значительного ущерба. Однако их массовость делала потери государства значительными. "Несуны" стали бичом всех предприятий, выпускавших продуктовые и промышленные товары. В месяц на каждом ленинградском предприятии, производившем ширпотреб, задерживали при попытке выноса продукции по 10 - 20 неудачников - рабочих и служащих13.

 

Еще больший вред наносили организованные группы расхитителей. Особого размаха их деятельность достигла в торговых учреждениях Ленинграда, где в преступную деятельность оказались вовлечены руководящие работники районных отделов торговли, включая их директоров и главных бухгалтеров. Как признавало руководство городской торговли в 1937 г., многие из них давно работали на ниве "черного рынка", спекулировали государственным товаром, подкупали проверяющих их чиновников14. Типичная группа, в которую входили кладовщики и директора продовольственных баз, была разоблачена в 1946 г. в Ленглавресторане. Преступники создавали излишки животного масла, сыра, сахара, колбасы, которые сбывали затем спекулянтам. При обысках по данному делу у задержанных было изъято 650 тыс. руб., 11 золотых часов, большое количество золотых изделий15.

 

В 1950 г. в продовольственных отделах торговли Ленинграда потери от хищений составили 1,7 млн. руб., в 1951 г. - 982 тыс. рублей. В 1951 г. управлением милиции Ленинграда к уголовной ответственности за хищения и злоупотребления было привлечено 252 работника торговли, в том числе 66 директоров и 12 заместителей директоров магазинов, 16 заведующих отделами16.

 

Положение в Ленинграде не отличалась от общего положения в стране. В 1948 г. по Советскому Союзу было расследовано и передано в суд 151,5 тыс. уголовных дел о хищениях "социалистической собственности", по которым привлечено к уголовной ответственности 224,5 тыс. человек. При обысках у них было изъято ценностей на 100 млн. руб. и 124 кг золота в изделиях и слитках. За предыдущий 1947 г. к уголовной ответственности за хищения было привлечено 376 тыс. человек по почти 253 тыс. уголовных дел17. В прокуратуре СССР отмечали, что в 1930 - 1940-е годы степень организованности групп расхитителей постоянно росла. Они отличались четкой структурой, разделением обязанностей и строгой конспирацией18.

 
стр. 26

 

Наряду со спекулянтами и расхитителями деятельность "черного рынка" обеспечивали и нелегальные частные предпринимательские элементы. Единственным легальным проявлением частной инициативы в СССР оставалось мелкое ремесло. Ремесленники-кустари, получившие патент, занимались мелким ремонтом, шили одежду и обувь на заказ, изготовляли фотографии и кондитерские изделия, оказывали другие услуги населению. Однако государство стремилось как можно сильнее сузить легальное поле деятельности, предоставляемое частному предпринимательству. Деятельность кустарей ограничивалась и регламентировалось множеством инструкций центральных и местных властей. (Например, частным портным и сапожникам разрешалось изготовлять обувь и одежду на заказ, но не на продажу). Раз сфера легальной частной деятельности была узка и недостаточна для насыщения рынка товарами, то предпринимательская инициатива искала выход в нелегальных, запрещенных формах. На сцену советской повседневности выступили предшественники "цеховиков" 1960 - 1980-х годов - "кустари-подпольщики". Прикрываясь легальным патентом, кустари-подпольщики насыщали рынок дефицитными товарами народного потребления. Только в течение одного месяца 1947 г. на рынках Ленинграда было задержано 55 кустарей "за сбыт по спекулятивным ценам" пошитых ими пальто. У них изъяли 94 пальто, 459 м шерстяной ткани и 150 тыс. рублей. 23 из них (уличенные в пошиве и продаже 20 - 30 пальто) были осуждены на различные сроки заключения. Кустари-подпольщики быстро реагировали на нужды населения. Как только какой-то товар пропадал с полок магазинов, он сразу появлялся (по гораздо большей цене) на рынке. Когда возникли перебои с мылом и свечами, немедленно были организованы подпольные мастерские по их изготовлению. Не успели войти у женщин в моду теплые зимние ботинки-"румынки" на меху, которых не выпускала ленинградская обувная промышленность, как кустари-подпольщики наладили их производство и сбыт. Ежемесячные доходы таких подпольных мастерских, судя по данным милиции, достигали 90 - 150 тыс. рублей19.

 

Анализ уголовных дел показывает, что если в 1930-е годы к уголовной ответственности привлекали в основном кустарей-одиночек, то в 1940-е годы на смену им пришли "организованные группы кустарей-подпольщиков, имеющие орудия производства, использующие наемную рабочую силу, которые сращиваются с хищниками, приобретают через них сырье и материалы, похищенные с государственных предприятий". Типичным примером подобной преступной организации являлась ликвидированная в Ленинграде в 1951 г. подпольная группа кустарей-сапожников З. Кублановского - профессионального спекулянта, дважды судимого за спекуляцию и мошенничество. В состав организации входили сапожники-кустари, работники артелей и складов, снабжавшие их похищенным сырьем, сотрудники комиссионных магазинов и спекулянты, занимавшиеся сбытом произведенной обуви, профессиональные уголовники, следившие за порядком на "предприятии", и должностные лица контрольно-ревизионного аппарата учреждений ленинградской торговли, обеспечивавшие прикрытие деятельности организации. Всего по делу проходило 23 человека, которым вменялось изготовление и сбыт 1,5 тыс. пар обуви, за которые они выручили 700 тыс. рублей. При обысках у арестованных было изъято 43 тыс. руб. наличными, сберкнижки с вкладами на 120 тыс. руб., золотые вещи на 40 тыс. руб. и облигации золотого займа на 50 тыс. рублей20.

 

Попытки властей ограничить деятельность кустарей-подпольщиков административными барьерами не приносили особых результатов. Как только Ленинградский горисполком принял решение о запрете продажи на рынках новых предметов одежды и обуви, кустари-подпольщики немедленно наладили сбыт своей продукции через подкупленный персонал "скупок" и "комиссионок". За четыре месяца 1948 г. через магазины Ленскупторга кустари-подпольщики сбыли 12,3 тыс. пар модельной обуви по 700 - 800 руб. за пару21.

 
стр. 27

 

Вопреки воле властей нелегальное предпринимательство продолжало существовать, нащупывая наиболее безопасные для себя формы деятельности. Широкое распространение получило прикрытие по сути дела частных предприятий колхозными справками и вывесками общественных учреждений: артелей инвалидов, потребительской и промысловой кооперации. В 1930 - 1940-е годы значительная часть производства необходимых для населения товаров находилась в руках не государственных, а кооперативных предприятий - артелей, действующих хотя и под государственным контролем, но с определенной долей самостоятельности. Они сами отыскивали сырье и сбывали продукцию. Такие артели привлекали интерес частнопредпринимательских элементов, которые использовали их для легализации своей деятельности. Вот как описывало положение в кооперативном секторе постановление ЦК ВКП(б) и Совета министров СССР от 14 марта 1948 г.: "В результате... сращивания с частниками ряда руководителей проверенных кооперативных организаций дельцы-спекулянты вступали в артели с принадлежащим им промышленным оборудованием и крупными денежными средствами, превращая артели промысловой кооперации и кооперации инвалидов в лжеартели... В нарушение Конституции СССР допущена частная собственность на орудия и средства производства в некоторых кооперативных организациях. В таких лжеартелях частные предприниматели занимают должности руководителей предприятий, начальников цехов, зав. производством, агентов-производителей, что дает им возможность вступать во всякого рода сделки с государственными и кооперативными организациями, скупать и продавать промышленные товары, расхищать социалистическую собственность"22. При многих артелях, как и предприятиях местной промышленности, создавались мелкие цеха и мастерские, выпускавшие дефицитную продукцию широкого потребления (примусы, серьги, кольца, брошки, дверные пружины, иглы для патефонов, пуговицы, мыло и т.д.). Действовали они без всякого учета и контроля, без патентов, на "левом" сырье, полученная прибыль разделялась между руководителями артелей и организаторами подобных цехов. В Ленинграде в середине 1940-х годов действовало свыше 60 подобных цехов, их продукция составляла 70 - 80% всех товаров, произведенных артелями. Производство и сбыт "левой" продукции стало нормой для многих артельных предприятий. Путем завышения норм использования сырья и процента его потерь при выработке продукции создавались излишки сырья. Произведенные из них дефицитные товары сбывали "свои" люди в торговой сети. Наибольшее распространение такая практика получила в швейных, трикотажных, галантерейных, мыловаренных, лакокрасочных предприятиях. Весной 1946 г. в Оредежском районе Ленинградской области была арестована группа руководящих работников артели Разнопром. Группа из семи человек, включая председателя правления, главного бухгалтера и заведующего производством артели наладила изготовление из искусственно созданных излишков сырья войлочных туфель и валенок, сбываемых на рынках по спекулятивным ценам. Прибыль дельцов, по оценкам следствия, составила 90 тыс. рублей23. Всего по СССР только с июля 1948 по январь 1949 г. за хищения, злоупотребления, частнопредпринимательскую деятельность и организацию лжеартелей было привлечено к уголовной ответственности 8,8 тыс. работников артелей и предприятий местной промышленности24.

 

По такой же схеме использовались колхозы и совхозы. Создавались формально принадлежавшие колхозам мастерские, цеха и артели. Выступая в качестве представителей колхозных мастерских, "частники" получали возможность легально приобретать сырье и сбывать продукцию. Доходы за реализованные изделия поступали на расчетные счета колхозов, затем обналиченные деньги делили между собой предприниматели и председатели колхозов. Например, кустарь Е. Рахитей организовал при двух колхозах мастерские по производству свинцовых пломб. Годовой доход Рахитея составил 65 тыс. руб., председателей колхозов - 4 и 8 тыс. рублей. Частный предприниматель З. Беккер в качестве представителя колхоза "Новая жизнь"

 
стр. 28

 

Тихвинского района Ленинградской области скупал у частных лиц и кооперативных организаций декоративную осиновую стружку и перепродавал ее затем артелям как произведенную в колхозе на 60% дороже. Прибыль предпринимателя составила 335 тыс. рублей. Часть ее, правда, пошла на взятки председателю колхоза и некоторым работникам райисполкома, обеспечивавшим беспрепятственную работу "липовой" колхозной мастерской25.

 

"Частники" скрывались не только под видом кустарей и артельщиков, но и государственных служащих. Продавцы в ларьках, столовых, буфетах и палатках вместе с государственным товаром продавали "свой". Это мог быть и товар собственного производства, и купленный у кооператоров и колхозников, и похищенный в магазинах и на складах. Свой товар не регистрировался, и наценка на него могла доходить до 100%26.

 

Примером деятельности таких "частников" в роли государственных торговых работников в послевоенном Ленинграде может служить дело супругов С. Я. и О. С. Соскис. Они превратили коммерческий магазин, которым заведовала Соскис, в частное торговое предприятие. Завезенные в магазин продукты продавались по завышенным ценам. На полученные доходы супруги приобретали за взятки в кооперативах Эстонии масло и свежие овощи и сбывали в качестве "левого товара" через магазин. В покупке и доставке товаров в Ленинград минуя милицейские кордоны главную роль играли связи Соскиса - крупного валютного и золотого спекулянта. Прибыль семейной пары и ее соучастников была исчислена в 193 тыс. рублей. Длительная безнаказанность супругов обеспечивалась тем, что они сочетали частнопредпринимательскую деятельность с не менее активной работой в качестве агентов ОБХСС. Лишь после вмешательства обкома ВКП(б) Соскисы были арестованы и осуждены на 25 лет27.

 

Подпольное частное предпринимательство охватило в 1930 - 1940-е годы всю сферу услуг, сбыта и производства товаров народного потребления. Процветало нелегальное посредничество, в частности маклерство при обмене жилплощади. Руководство Ленинграда с досадой было вынуждено признать, что "в городе действуют нелегальные посредники по обмену жилья, действуют черные биржи по обмену жилья"28.

 

Продолжала функционировать в сталинской России и "черная валютная биржа". В Ленинграде ее центрами являлись Гостиный двор и Таврический сад. Здесь царствовала (по признанию прокуратуры) сплоченная корпорация валютчиков (многие из которых были осведомителями ОБХСС). Эти "бизнесмены" монополизировали всю нелегальную торговлю валютой, золотом и драгоценными камнями, убирая конкурентов руками милиции29. О масштабах их операций говорят цифры. У 12 валютчиков, арестованных милицией Ленинграда в течение одного месяца - сентября 1947 г., было конфисковано полмиллиона рублей, 11,3 кг золота в слитках, изделиях и монетах, 1,3 кг платины, 107 золотых часов и 142 бриллианта. Общая стоимость изъятых ценностей составила 4,2 млн. рублей30.

 

Таким образом, рынок все более превращался из центра легального товарного обмена в зону запрещенных законом спекулятивных сделок. Подавляющее большинство товаров поступало на него незаконным путем. В этой деятельности участвовали как нелегальные частные предприниматели, перекупщики, кустари, работники товаропроизводящей и распределительной сети, так и массы простых рабочих, служащих и крестьян. Даже в условиях командно-административной экономики рыночные элементы сохранились как важный элемент товарно-распределительных отношений. Одновременно с укреплением "черного рынка" происходили процессы накопления нелегальных капиталов и становления профессиональной экономической преступности в СССР. В одну сеть теневых экономических отношений сплелись интересы спекулянтов-перекупщиков, кустарей-подпольщиков, артельщиков, директоров магазинов и баз, сотрудников различных торгов и снабженческих контор, к незаконным услугам которых

 
стр. 29

 

для удовлетворения самых простых потребностей были вынуждены (часто с чувством внутреннего протеста и ненависти) обращаться широкие массы населения.

 

Ситуацию с частным предпринимательством в сталинском СССР обрисовал американский журналист и писатель Д. Стейнбек, посетивший нашу страну в начале 1950-х годов: "Мы беседовали о том, как лидерам социалистического или коммунистического режима должна опротиветь живучесть капитализма. Только прижмешь его в одном месте, он тут же вылезет в другом. Есть такой червяк: если его разрезать пополам, он продолжает жить, и каждая половинка становится отдельной особью. Маленькие островки капитализма возникали в Москве повсеместно: спекулянты с "черного рынка", шоферы, которые возят "леваков" на машинах своих хозяев, и обязательный грек, который всегда возникает, когда нужно что-то продать или купить; где есть грек, там будет капитализм"31.

 

Власть не собиралась смиряться с проявлениями частного предпринимательства. Первое поколение вождей в СССР искренне верило в возможность установления коммунистического общества в течение ближайших десятилетий и стремилось ликвидировать все пережитки "буржуазного образа жизни" в условиях нового социалистического общества (хотя даже в условиях "военного коммунизма" черный рынок, по признанию коммунистических экономистов и историков, обеспечивал выживание населения). Непосредственно отвечали за борьбу с нелегальной частной инициативой экономические отделы ОГПУ и милиция. Приказом по НКВД СССР N 00118 от 16 марта 1937 г. в составе милиции были созданы отделы по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией (ОБХСС)32. Противостояние государства и "черного бизнеса" развернулось по следующим основным направлениям: ужесточение судебной и карательной практики, "политизация" экономической преступности (посягательство на новые экономические устои) и кампанейское правосудие.

 

Ужесточалась уголовная ответственность за спекуляцию и хищения. Указ от 7 августа 1932 г. впервые ввел в советском уголовном праве понятие хищения социалистической собственности и установил за нее ответственность в виде смертной казни или 10 лет лишения свободы. 22 августа постановлением СНК СССР была усилена ответственность за спекуляцию. Теперь она составила 5 - 10 лет лишения свободы33.

 

В 1932 - 1934 гг. острие этих законов оказалось направлено против мелких расхитителей и спекулянтов. Они стали инструментом давления на крестьянство, не оценившее "прелестей" колхозной жизни. Согласно инструкциям Наркомата юстиции, прокуратуры и Верховного суда СССР Указ 7 августа 1932 г. применялся в основном в случаях мелких хищений, совершенных крестьянами. Отсюда его неофициальное название "Закон о пяти колосках" (дела крупных спекулянтов и "хищников" в этот период рассматривались ОГПУ). Такая трактовка законов вызвала недовольство многих сотрудников юстиции (в первую очередь аппарата Рабкрина во главе с А. А. Сольцем). Благодаря их сопротивлению сфера применения этих августовских указов постепенно сужалась. Если в 1933 г. по закону 7 августа 1932 г. было осуждено в РСФСР 103 тыс. человек, то в 1934 г. - 37,7 тысячи34. В 1935 г. специальными постановлениями пленума Верховного суда СССР и Прокуратуры СССР действие этих указов было ограничено: закон 7 августа мог применяться только в случае совершения хищения организованной группой в особо крупных размерах (более 50 тыс. руб.), а обвинения в спекуляции должны были предъявляться только при наличии доказательств скупки и перепродажи вещей "в целях наживы"35.

 

В 1940 г. государство направило свой гнев на "несунов" с промышленных предприятий. (Крестьяне-колхозники и ранее привлекались к уголовной ответственности за мелкие хищения - сначала по закону 8 августа 1932 г., а с 1935 г. по ст. 162 п. "Г" УК РСФСР - государственная кража.) Указом Президиума Верховного совета (ПВС) СССР от 10 августа 1940 г. были кри-

 
стр. 30

 

минализированы мелкие фабрично-заводские кражи (за которые ранее предусматривалась только административная ответственность). За них было установлено уголовное наказание в год лишения свободы36. Дальнейшее ужесточение уголовного права пришлось на период Великой Отечественной войны, когда в отношении всех хищений государственного и общественного имущества, совершаемых систематически или по сговору (вне зависимости от размеров похищенного) вновь стал применяться закон 7 августа 1932 года37.

 

Пиком карательной политики стал указ ПВС СССР от 4 июня 1947 г. "Об уголовной ответственности за хищения государственного имущества", разработанный лично И. В. Сталиным. За хищение государственного имущества теперь полагалось 7 - 25 лет лишения свободы, общественного - 6 - 25 лет. Только в 1950 г. по данному указу было осуждено 117,5 тыс. человек (25,3% всех осужденных), в 1951 г. - 97,5 тыс. (21,4%), в 1952 г. - 103 тыс. человек (20,9%)38. В судебной практике указ 4 июня 1947 г. широко применялся не только к крупным расхитителям, но и к кустарям-подпольщикам и спекулянтам, использовавшим похищенные материалы, а также к мелким несунам. Нормой в судах стало лишение свободы на 8 - 9 лет за украденные с производства отвертку, электрическую лампочку, бракованную десертную тарелку, бутылку минеральной воды, за книжку, не сданную в библиотеку.

 

Однако столь суровые меры не смутили теневых дельцов. В сводках МВД приводились их отзывы на указ 4 июня 1947 г., подобные следующему: "Комбинации строить можно, но более конспиративно, чем прежде, стараясь как можно меньше иметь сообщников и соучастников"39.

 

Карательная по своей сути система уголовного наказания дополнялась соответствующей судебной практикой. Многочисленные директивы Наркомата (с 1946 г. - Министерства) юстиции и президиума Верховного суда РСФСР требовали от народных судей строгих наказаний лицам, привлеченным за хозяйственные преступления, недопущения "преступного либерализма" по отношению к ним (в виде назначения условного наказания или лишения свободы на срок ниже низшего предела, предусмотренного кодексом)40. В результате при вынесении приговоров судьи все реже применяли ст.ст. 51 и 53 УК РСФСР (дававшие возможность применять наказания, не связанные с лишением свободы). Если во втором полугодии 1946 г. из лиц, осужденных судами Ленинградской области за спекуляцию, наказания, не связанные с лишением свободы, получили 16,5% осужденных, за хищения "социалистической собственности" - 36,5%, то во втором полугодии 1947 г. эти цифры сократились до 8,8 и 16,9%, соответственно41.

 

Нередко судебные и следственные органы чересчур широко трактовали понятие хозяйственного преступления. В журнале "Советская юстиция" за 1935 - 1939 гг. постоянно приводились примеры того, как людей обвиняли в спекуляции "за один только факт обнаружения у них предметов массового потребления в количествах, превышающих, по мнению следственных органов, личные потребности обвиняемого и его семьи"42. Так же велись дела о хищениях. Многие следователи квалифицировали как хищения любые финансовые нарушения (которые были неизбежны в условиях плановой экономики), даже при отсутствии корыстных побуждений у обвиняемых. Например, в 1948 г. в Ленинградской области суды оправдали 14 материально-ответственных лиц (в том числе 8 руководящих работников артелей), обвиненных прокуратурой в хищениях и злоупотреблениях43. Главной причиной оправдания было отсутствие корыстных мотивов в действиях обвиняемых.

 

От следователей, прокуроров и судей в 1930-е годы требовали применения классового принципа при отправлении правосудия. Выходцам из эксплуататорских классов выносились приговоры гораздо более строгие, чем рабочим и колхозникам. При рассмотрении дел по закону 7 августа 1932 г. судьям рекомендовалось приговаривать обычных колхозников к лишению свободы, а кулаков - к расстрелу44.

 
стр. 31

 

Подобные установки системы правосудия объясняются тем, что формирование концепции борьбы с "черным рынком" и экономической преступностью в СССР оказалось тесно связано с развертыванием кампании политических репрессий. Уже в 1920-е годы в риторике советских вождей появились сравнения преступников, посягающих на хозяйственные устои страны, с контрреволюционерами. В частности Сталин в 1926 г., выступая на ленинградском партактиве, заявил, что "вор, расхищающий народное добро и подкапывающийся под интересы народного хозяйства, есть шпион и предатель, если не хуже"45. После принятия в декабре 1936 г. Конституции СССР такой подход получил юридическое обоснование. Ст. 131 Конституции установила, что "лица, покушающиеся на общественную, социалистическую собственность являются врагами народа"46. Тем самым на экономических правонарушителей, приравненных к политическим преступникам, распространялись все меры государственного насилия, применяемые по отношению к "врагам народа".

 

Этот принцип быстро вошел в практику: уже в 1920-е годы ОГПУ получило право административной высылки, ссылки и помещения в концлагерь злостных спекулянтов, контрабандистов и валютчиков. В 1932 - 1934 гг. вообще все дела о деятельности организованных групп спекулянтов и расхитителей подлежали передаче органам ОГПУ, где их действия квалифицировались по ст. 58 - 7 УК РСФСР (экономическая контрреволюция) и рассматривались во внесудебном порядке. Органами полномочного представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе за сентябрь-декабрь 1932 г. было возбуждено более 2,5 тыс. уголовных дел по обвинению в хищении "социалистической собственности" на 7,2 тыс. человек. Из них дела только на 3 тыс. человек были переданы в суды с применением закона 7 августа 1932 г., а остальные дела квалифицированы по 58 ст. УК и переданы для определения наказания в Коллегию и "тройки" ОГПУ47. Всего за полгода (сентябрь 1932 г. - март 1933 г.) органы ОГПУ арестовали за спекуляцию 53 тыс. человек, за хищения соцсобственности - 127 тыс. человек48.

 

Практика "политизации", то есть переквалификации уголовных обвинений в политические получила в 1930-е годы большое распространение. Значительная часть оперработников милиции получила возможность направлять уголовные дела на спекулянтов и расхитителей не в суд, а на рассмотрение особых троек и Особого совещания НКВД СССР, где требования к доказательной базе были гораздо ниже, чем в органах юстиции.

 

Своего пика эта практика достигла в период массового террора 1937- 1938 годов. Около половины уголовных дел, возбужденных в Ленинграде по линии ОБХСС (ст.ст. 105, 107, 116, 117, 118, 119, 128а, 162 пп. "г" и "д" и закон 7 августа 1932 г.) в 1937 - 1938 гг. было "политизировано"; лицам, проходившим по ним, предъявлялись обвинения во вредительстве, антисоветской агитации, подготовке к терактам и т.д. Это делалось не по инициативе рядовых сотрудников милиции. В распоряжениях Управления НКВД по Ленинградской области оперработникам ОБХСС читаем: "В Ленинграде наблюдаются систематические перебои в снабжении населения товарами первой необходимости, возникли в результате подрывной деятельности контрреволюционных и прочих АСЭ [антисоветских элементов], засевших в товаропроизводящей сети Облвнуторга и Облпотребсоюза"49. Такими установками руководство вынуждало работников ОБХСС вместо того, чтобы выполнять свои непосредственные обязанности, направлять основные усилия на поиск "врагов народа", "замаскировавшихся" под спекулянтов и расхитителей.

 

Свертывание массовых репрессий в конце 1930-х годов сократило применение "политизации" и мер внесудебного преследования по отношению к экономическим преступникам. Однако в качестве чрезвычайной меры (в случаях чрезмерной активизации "черного рынка" или при решении "резонансных" уголовных дел), на основании указаний партийно-политического руководства к ним продолжали прибегать. В 1943 г. по указанию Политбюро чрезвычайные тройки для борьбы с хищениями и "разбазариванием социа-

 
стр. 32

 

дистической собственности" были организованы в Киргизской и Узбекской ССР. Они получили право приговорить к расстрелу 150 и 50 человек соответственно50.

 

В начале 1950-х годов широкий резонанс приобрело на Украине дело организованной преступной группы расхитителей бензина, действовавших в Киеве. Для того, чтобы придать делу воспитательное значение, первый секретарь украинской компартии Н. С. Хрущев дал указание квалифицировать действия хищников не по указу от 4 июня 1947 г., а как контрреволюционное деяние, что дало возможность приговорить их к расстрелу. Советские правоведы назвали этот приговор "передовым достижением советского правосудия"51.

 

Одной из форм борьбы с "черным рынком" и "теневой экономикой" в 1930 - 1940-е годы стало проведение массовых кампаний по подавлению тех или иных видов хозяйственных преступлений. Подобную стратегию предложил лично Сталин: "Надо поднять такую кампанию и создать такую моральную атмосферу среди рабочих и крестьян, - заявил он, - которая исключила бы возможность воровства, которая делала бы невозможным жизнь и существование воров и расхитителей народного добра"52. Такие кампании начинались следующим образом. В ЦК накапливалась информация о проблемах в той или иной области хозяйственной деятельности, вызванных существованием теневой экономики, после чего положение обсуждалось на заседаниях Политбюро и правительства и принималось постановление, посвященное активизации борьбы на этом направлении. Постановление служило сигналом к активизации правоохранительных и проверяющих органов. Резко возрастало число уголовных дел по карающей эти преступления статье Уголовного кодекса, проводились открытые судебные процессы, широко освещаемые в прессе, устраивались совместные совещания партийно-советских и репрессивных органов по разработке мер для "наведения порядка", устраивались массовые проверки хозяйственных учреждений и т.д. Эти кампании продолжались несколько месяцев, после чего постепенно шли на спад. В 1930 - 1940-е годы неоднократно проводились подобные, по сути пропагандистские, кампании по борьбе со спекуляцией, хищениями в различных отраслях экономики, лжеартелями, взяточничеством и т.д. Серьезных практических результатов они не принесли.

 

В целом, деятельность правоохранительных органов в 1930 - 1940-е годы по противодействию "теневой экономике" являлось составной частью карательной политики советского государства и руководствовалась ее приоритетами и принципами. Основной упор делался на административно-запретительные и уголовно-карательные меры. В силу того, что руководители СССР оценивали частнопредпринимательскую инициативу как дезорганизующую силу, разрушающую основы "социалистического" общества, меры борьбы с ней стали частью кампании террора сталинского режима. Власти вели борьбу с "частниками" исключительно репрессивными мерами, что вытекало из представления об отсутствии при социализме объективных условий для существования частного предпринимательства, хотя бы и в нелегальной форме. Спекулянт, хищник и кустарь-подпольщик воспринимались как наследие буржуазного общества, не имеющее корней в социалистической почве. Поэтому победить "черный рынок" можно без каких-либо изменений в социально-экономической системе, физически уничтожив или изолировав в местах заключения его субъектов. Подобными взглядами руководствовался не только Сталин, но и его преемники. Именно в сталинский период были сформированы основные принципы борьбы с экономической преступностью и "теневой экономикой", которыми советское государство и его правоохранительные органы руководствовались и в эпоху "оттепели" и во времена "застоя".

 

В 1930 - 1940-е годы в СССР сложилась разветвленная нелегальная система торговли, производства и посредничества, охватившая все сферы изготовления и сбыта товаров народного потребления и оказания услуг населе-

 
стр. 33

 

нию, действовавшая параллельно с официальными государственными структурами, одновременно находясь с ними в тесной связи. Можно говорить о складывании в Советском Союзе не только "черного рынка" но и "теневой экономики" как альтернативной системы хозяйствования в условиях "социалистического" общества. В 1930 - 1940-е годы советская "теневая экономика" отчасти спасала положение, удовлетворяя те элементарные потребности граждан, которые не могла обеспечить плановая экономика. В то же время она могла существовать, лишь паразитируя на официальных хозяйственных структурах, коррумпируя власть и подрывая принципы экономической системы в целом. Сталинское государство вело жестокую борьбу с нелегальными экономическими отношениями, но репрессивная политика в данном случае не давала серьезного эффекта. Само существование командно-административной системы делало неизбежной постоянную регенерацию нелегальной экономики. В то же время в условиях сложившегося политического режима тотальный контроль позволял удерживать теневые экономические отношения на низком уровне. Либерализация 1950 - 1960-х годов и смягчение карательной системы государства привели к бурному расцвету теневой экономики, метастазы которой проникли во все сферы жизни советского общества.

 

Примечания

 

1. СИГОВ В. И., СМИРНОВ А. А. Теневая экономика: генезис, современные тенденции, стратегия и тактика вытеснения из национального хозяйства России. СПб. 1999, с. 39.

 

2. ОСОКИНА Е. А. Иерархия потребления. О жизни людей в условиях "сталинского изобилия". М. 1997.

 

3. Там же, с. 40 - 41.

 

4. Ленинградский областной архив в Выборге (ЛОГАВ), ф. Р-3824, оп. 3, д. 7, л. 2 - 3; Отдел специальных фондов информационного центра ГУВД Санкт-Петербурга и Ленинградской области (ОСФ ИЦ ГУВД СПб. и ЛО), ф. 1, оп. 1, д. 15, л. 37; Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб.), ф. 7179, оп. 33, д. 53, л. 19.

 

5. Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГА ИПД СПб.), ф. 24, оп. 2в, д. 2501, л. 63об.

 

6. Москва послевоенная 1945 - 1947 гг. Сб. документов. М. 2000, с. 476.

 

7. ЛОГАВ, ф. Р-3824, оп. 3, д. 7, л. 2об.

 

8. ОСФ ИЦ ГУВД СПб. и ЛО, ф. 2, оп. 1, д. 75, л. 236.

 

9. ЦГА ИПД СПб., ф. 24, оп. 2в, д. 2501, л. 63об.

 

10. ЦГА СПб., ф. 9260, оп. 1, д. 63, л. 5 - 6.

 

11. ЛОГАВ, ф. Р-3824, оп. 3, д. 4, л. 122 - 128.

 

12. Там же, л. 123.

 

13. ЦГА СПб., ф. 7384, оп. 36, д. 227, л. 50 - 52.

 

14. Там же, ф. 960, оп. 7, д. 464, л. 14.

 

15. ОСФ ИЦ ГУВД СПб. и ЛО, ф. 28, д. 19, л. 14.

 

16. ЦГА СПб., ф. 7384, оп. 36, д. 423, л. 1, 5.

 

17. ЖИРНОВ Е. Как воровали при Сталине. - Деловой вторник, 25.V.1999.

 

18. Социалистическая законность, 1945, N 11/12, с. 49.

 

19. ЦГА СПб., ф. 7384, оп. 36, д. 243, л. 80 - 81.

 

20. Там же, д. 417, л. 1 - 3.

 

21. Там же, д. 243, л. 81.

 

22. Сб. приказов и инструкций Министерства юстиции СССР 1936 - 1948 гг. М. 1949, с. 164.

 

23. ОСФ ИЦ ГУВД СПб. и ЛО, ф. 28, д. 15, л. 14.

 

24. ЖИРНОВ Е. Ук. соч.

 

25. ЦГА СПб., ф. 7179, оп. 33, д. 67, л. 226; д. 101, л. 12.

 

26. ОСОКИНА Е. А. Частное предпринимательство в период наступления экономики дефицита (на примере потребительского рынка предвоенных пятилеток). В кн.: Нормы и ценности повседневной жизни. СПб. 2000, с. 231.

 

27. ЦГА СПб., ф. 9260, оп. 1, д. 55, л. 33 - 34.

 

28. Там же, ф. 7384, оп. 36, д. 275, л. 138.

 

29. Там же, д. 5, л. 37.

 

30. Там же, ф. 7384, оп. 36, д. 214, л. 103.

 

31. СТЕЙНБЕК Д. Русский дневник. М. 1990, с. 91.

 
стр. 34

 

32. ОСФ ИЦ ГУВД СПб. и ЛО, ф. 2, оп. 1, д. 25, л. 348 - 349.

 

33. СЗ СССР, N 64 - 65.

 

34. СОЛОМОН П. Советская юстиция при Сталине. М. 1998, с. 141.

 

35. ЛЬВОВ Е. Борьба со спекуляцией - важнейшая задача суда и прокуратуры. - Социалистическая законность, 1936, N 3, с. 17 - 18.

 

36. СОЛОМОН П. Ук. соч., с. 315.

 

37. ИСАЕВ М. М. Преступления против социалистической и личной собственности М. 1945, с. 7.

 

38. ИВАНОВА И. М. ГУЛАГ в системе тоталитарного государства. М. 1997, с. 62.

 

39. ОСФ ИЦ ГУВД СПб. и ЛО, ф. 2, оп. 1, д. 87, л. 513.

 

40. См. например: Советская юстиция, 1937, N 14, с. 55; ЛОГАВ, ф. Р-4375, оп. 1, д. 66а, л. 11- 12, 23.

 

41. ЦГА СПб., ф. 7179, оп. 53, д. 150, л. 185.

 

42. Советская юстиция, 1939, N 12, с. 17.

 

43. ЦГА СПб., ф. 7179, оп. 53, д. 191, л. 62 - 64.

 

44. СОЛОМОН П. Ук. соч., с. 110.

 

45. СТАЛИН И. В. О .хозяйственном положении в СССР. М. 1937, с. 16.

 

46. Советская юстиция, 1940, N 13, с. 1.

 

47. Служба регистрации архивных фондов УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Арх. N 59, т. 1.

 

48. МОЗОХИН О. Б. Право на репрессии. М. 2006, с. 58 - 59.

 

49. ОСФ ИЦ ГУВД СПб. и ЛО, ф. 1, оп. 1, д. 39, л. 8.

 

50. МОЗОХИН О. Б. Ук. соч., с. 229.

 

51. ЭВЕЛЬСОН Э. Судебные процессы по экономическим делам в СССР. Лондон. 1968, с. 15.

 

52. СТАЛИН И. В. Ук. соч., с. 17.

Опубликовано на Порталусе 18 ноября 2020 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама