Рейтинг
Порталус

ВЕДОМСТВЕННАЯ ЦЕНЗУРА В РОССИИ ПРИ НИКОЛАЕ I

Дата публикации: 05 марта 2021
Автор(ы): П. К. СОЛОВЬЕВ
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ДЕТЕКТИВЫ
Номер публикации: №1614946894


П. К. СОЛОВЬЕВ, (c)

26 февраля 1845 г. А. В. Никитенко зафиксировал в дневнике случай из своей цензорской практики. П. А. Клейнмихель в статье о строившейся железной дороге между Петербургом и Москвой ("Полицейские ведомости", 1845 г., N 25) нашел некие несообразности и ошибки. Данное обстоятельство побудило его, как главноуправляющего путями сообщения, обратиться к Николаю I с просьбой, чтобы все "свидетельства", касавшиеся деятельности его ведомства, "не иначе позволялось печатать, как по предварительному сношению с графом Клейнмихелем и получении его одобрения" 1 .Николай I удовлетворил прошение графа, и цензура получила соответствующее распоряжение министра народного просвещения. И. Я. Айзеншток, комментировавший дневник Никитенко, оценил это распоряжение как "первый шаг к установлению множества ведомственных цензур" 2 . Утверждение это не вполне верно, поскольку ни фактический материал дневника Никитенко, ни те исследования, на которые опирался комментатор, не дают оснований для подобного вывода.

"Множество ведомственных цензур" получило развитие в царствование Александра I. В записке генералу А. П. Потапову в 1826 г. Ф. В. Булгарин жаловался, что в конце александровского правления запрещалось печатать "никаких даже маловажных известий без согласия различных министерств" 3 . Данная тенденция царской политики в области литературы была юридически закреплена в цензурном уставе 1826 г., прозванном современниками за суровость "чугунным". В § 141 устава говорилось: "Статьи, касающиеся до государственного управления, не могут быть напечатаны без согласия того министерства, о предметах коего в них рассуждается" 4 . Это вызвало глухое недовольство литераторов. Автор анонимной записки в III отделение остроумно смоделировал действие этого параграфа на практике: "Советую, на основании сей статьи, написать путешествие по России. На этой станции нет лошадей! Нельзя печатать: противно Почтовому департаменту. Встретился мне пьяный матрос. Противно начальству Морского штаба. В этой деревне есть приходское училище. Об этом справится в Департаменте народного просвещения..." 5 .

Многие государственные ведомства и их представители активно пользовались оговоренным в уставе правом вмешиваться в сферу компетенции общей цензуры. Некоторые ведомственные цензурные комитеты обладали широкой автономией и имели собственный устав, как, например, духовно-цензурный комитет при Синоде или цензура иностранной литературы в составе министерства внутренних дел.

Новый цензурный устав 1828 г. был либеральнее по содержанию, гораздо меньше по объему, нежели "чугунный" устав 1826 г., и объединял в себе "внутреннюю" цензуру с "иностранной", переходившей в ведение министерства просвещения. Но единство цензурного аппарата оставалось призрачным, ибо ведомственные цензурные комитеты сохранили свою независимость согласно § 23 6 . Несколько изменился


Соловьев П. К. - ассистент кафедры Балаковского института техники и технологии управления.

стр. 139


статус министра просвещения. Если по уставу 1826 г. Верховный цензурный комитет подчинялся непосредственно ему, то в действовавшем с 1828 г. Главном управлении цензуры решения предполагалось принимать высшими чиновниками коллегиально 7 .

Действие § 141 "чугунного" устава оставалось в силе и после 1828 года. Любое правительственное ведомство имело возможность вмешаться в дела общей цензуры в случае, если литератор затронул в сочинении "предметы" этого государственного учреждения. Так, в 1828 - 1829 гг. между министром финансов Е. Ф. Канкриным и министром просвещения К. А. Ливеном завязалась переписка по пустяковому, в сущности, поводу. Канкрину показалось, что в одной журнальной статье неправильно изложены факты относительно его министерства. Выражая Ливену свое недовольство, он интересовался, почему опубликовали сведения, "противные истине", не спросив "наперед у него разрешения". Ливен обязался не пропускать в печать ничего о Министерстве финансов "без сношения" с Канкриным, но тот все же довел эту историю до сведения Николая I и с удовлетворением отписал министру просвещения: "Государь император, не соизволяя, чтобы Министерство финансов защищало себя в газетах, высочайше повелеть соизволил: доложить Его Величеству, когда подобное случиться впредь" 8 .

Другие министерства также предъявляли претензии на собственный участок цензурного пространства, и схема вышеприведенного случая с Канкриным повторялась в общих чертах с изменением действующих лиц. В 1833 г. стараниями военного министра А. И. Чернышева все статьи "о современных военных событиях предоставлялись на предварительное рассмотрение военно- цензурного комитета". В 1843 г. министр двора П. М. Волконский пожаловался министру просвещения на статью Булгарина, в которой пение актрис императорского театра сравнивалось со звуками зверинца. Результатом жалобы стала предварительная цензура Министерством Двора сочинений об императорских театрах 9 .

Огромную роль в "усечении" литературы играла духовная цензура: в 1840 - 1841 гг. треть книг была запрещена по религиозным соображениям 10 . Светская цензура, обнаружив в каком-либо произведении предметы учения православной церкви, должна была обратиться за консультацией в духовно- цензурный комитет. При этом синодальные комитеты, руководствовавшиеся собственным уставом, не несли за свои рекомендации никакой ответственности 11 . Влияние Синода в цензурной сфере росло с увеличением числа духовно-цензурных комитетов: с двух в 1828 г. до 50 в 1850 году 12 . В 1839 г. министр просвещения С. С. Уваров на основании "отношения" Синода дал общей цензуре предписание, согласно которому все произведения духовного содержания должны были отсылаться в церковную цензуру. Указание министра противоречило уставу 1828 г.: на рассмотрение духовно- цензурных комитетов представлялись сочинения сугубо догматического или церковно-исторического содержания 13 . Никитенко недоумевал по этому поводу: "Закон, изданный самодержавной властью (т.е. цензурный устав 1828 г. - П. С.) отменяется обер-прокурором Синода?" 14 .

Особое положение в цензурной иерархии занимало III Отделение. С 1826 г. III Отделение де-факто являлось инстанцией, контролировавшей и литературу, и цензуру. Но "литературная функция" официально не входила в обязанности Отделения. Юридическую нишу в цензурном уставе III Отделение получило только в 1828 г., когда ему была поручена цензура драматических произведений, предназначенных для постановки на сцене. Штат отделения увеличился на 2 человека за счет цензора и его помощника. В Главном управлении цензуры представитель III Отделения появился в 1831 г., а цензурная экспедиция была образована в 1842 году. После создания бутурлинского Комитета цензурные заботы приобрели для III Отделения второстепенное значение 15 . Но, несмотря на то, что цензорская деятельность III Отделения часто выходила за рамки, определенные цензурным уставом 1828 г, спорно утверждение, что Николай I отдал Бенкендорфу на "откуп" русскую литературу, остававшуюся в ведении Министерства просвещения лишь номинально 16 . III Отделение было могущественно, но не вездесуще, и его присутствие в цензурном поле подчас оборачивалось формальностью. Например, требование III Отделения о том, чтобы цензоры отсылали жандармам тексты сочинений, где авторы нарушали "обязанности верноподданного", видимо, не всегда выполнялось, поскольку данное распоряжение отдавалось в 1828, 1831 и 1848 годах 17 . Похожая история повторилась и с Военным министерством: полученные А. И. Чернышевым цензорские права на все статьи и книги, описывающие действия русской армии и содержащие сведения о современных военных событиях, пришлось подтверждать еще один раз 18 .

"Множество ведомственных цензур" с самого начала николаевского царствования утвердилось в числе основных характеристик правительственной политики в области литературы. К моменту создания в 1850 г. цензуры учебной и вспомогательной

стр. 140


литературы функционировали следующие цензурные ведомства: общая цензура, духовная, военная, газетная (при Почтовом департаменте), юридическая (при II Отделении), театральная (при Министерстве двора), иностранной литературы, драматических сочинений. Цензурными полномочиями были наделены и второстепенные правительственные учреждения: Военно-топографическое депо, Управление коннозаводства, Комиссия по строительству Исаакиевского собора, Горный департамент. Все эти цензурные инстанции не действовали изолированно, занимаясь только своей тематикой. Сферы их деятельности часто пересекались, что, в первую очередь, пагубно сказывалось на развитии литературы; книга (статья), пройдя общую цензуру, могла быть направлена в специальную, а затем - снова в общую. Такая циркуляция позволяла обеспечить наибольшую эффективность работы цензурного аппарата, предназначение которого, по мнению властей, состояло в том, чтобы отсечь максимальный объем подозрительного с политической точки зрения литературного материала. Пагубные последствия подобной политики признавали даже высшие правительственные чиновники. Попечитель московского учебного округа С. Г. Строганов сообщал в письме С. С. Уварову в 1845 г.: "Решаюсь обратить внимание Вашего Высокопревосходительства, что в недавнее время последовали высочайшие повеления о непечатании сведений, касающихся и других ведомств без предварительного соображения их начальств: о театрах, Кавказском крае, об обязанных крестьянах и другим временным мерам правительства. При точном исполнении этих правил, я заметил на опыте, что писатели наши до крайности стесняются цензурою в издании своих сочинений и тем самым или остаются ненапечатанными, или выходят в свет совершенно несвоевременно". Строганов предлагал следующий выход: самому рассматривать и одобрять не пропущенные цензурой статьи, "посылая в министерства лишь те, в которых он сам усомниться" 19 .

Уваров негативно воспринял инициативу Строганова, ведущую к цензурному дроблению уже внутри Министерства просвещения; в поданной царю записке в марте 1848 г. он обращал внимание на повторяющиеся факты "столкновений разных министерств при цензурном деле", что создавало помехи нормальному течению цензурного делопроизводства. П. А. Вяземский также указывал на отсутствие "единой" цензуры как на отрицательный фактор в функционировании цензурного аппарата: "Это раздробление вредно в общем отношении и стеснительно в отношениях частных. Эти экстренные цензуры действуют произвольно, односторонне и неминуемо должны друг другу противоречить. Из сего рождается сбивчивость, разномыслие. Цензура должна быть проникнута единым духом" 20 . Сложившаяся цензурная практика получила дальнейшее распространение: от учреждения в 1848 г. бутурлинского Комитета с широчайшими полномочиями до создания в 1851 г. узко специализированной цензуры лубочных картин для простонародья.

Министерство народного просвещения находилось в сложном положении: пытаясь сохранить контроль над литературой, оно в то же время оказывалось в прокрустовом ложе противоречащих друг другу цензурного устава и высочайших повелений. "Ведомственному праву" в цензуре пытался противостоять министр просвещения А. С. Шишков (1824 - 1828 гг.). К. А. Ливен (1828 - 1833 гг.) также старался держаться независимо, например, в отношениях с III Отделением 21 . "Феодальная раздробленность" в цензуре не устраивала и Уварова (1833 - 1848 гг.). Периодическое вмешательство министерств в дела общей цензуры вызывало отпор со стороны министра просвещения и служило причиной тихих кабинетных войн. Военный министр, получив в 1833 г. право на предварительный просмотр всех статей о современных военных событиях, потребовал запретить публикацию сведений о производстве в генералы, высочайших благоволений по армии и флоту и т.п. в таких изданиях, как "Сын Отечества" и "Северная Пчела". Исключительное право на обнародование подобного рода информации должно было принадлежать, по мнению министра, "Русскому Инвалиду", газете, проходившей цензуру в Военном министерстве. Уваров отказал, ссылаясь на возможное нарушение прав издателей и сочинителей, но военный министр впоследствии взял реванш, добившись того, чтобы все статьи и книги "частных лиц о военном образовании в России" проходили военную цензуру 22 . В 1847 г. он предложил передать в ведение общей цензуры литературные и научные статьи, публиковавшиеся в "Русском Инвалиде" и "Санкт-Петербургских полицейских ведомостях" (при МВД). Николай I одобрил эту идею, но военный министр наложил на нее вето. Смелость сановника в эполетах объясняется тем, что царское предложение носило рекомендательный характер 23 .

Стремление Уварова свести к минимуму "министерское право" в цензуре не означало бы ослабления правительственного контроля над литературой. Ограничение "множества цензур" министр намеревался компенсировать расширением пол-

стр. 141


номочий общей цензуры, повышением эффективности ее работы. В 1837 г. (после публикации "Философического письма" П. Я. Чаадаева) была введена практика двойного цензорства, когда произведение просматривалось дважды. В 1842 г. министр предписал цензуре рассматривать представленные произведения как можно строже, желая, видимо, предупредить и вероятные претензии со стороны других ведомств. В следующем году Уваров предложил Николаю I изменить устав 1828 г. в целях большего "обуздания литераторов, особенно журналистов" 24 . Другая попытка была предпринята в конце 1845 - начале 1846 гг., когда стало широко применяться "министерское право". Любопытно, что устремления Уварова встретили среди подчиненных ему цензоров некое подобие глухой "оппозиции". Никитенко старался доказать "необходимость сохранить ныне существующий устав, который по нынешним временам все-таки меньшее зло из тяготеющих над нами зол" 25 . Сторону Никитенко приняло большинство цензоров.

Николай I счел устав 1828 г. вполне приемлемым: "У цензора довольно власти, - сказал он - у них есть карандаши: это их скипетры" 26 . Однако самодержавие общей цензуры было призрачным, а положение цензора - легкоуязвимым, поскольку он оставался в полном неведении относительного того, каким образом будет истолкована пропущенная им статья и с какой может возникнуть угроза наказания: "собственного" министра, главы другого ведомства или рядового доносчика, "разумеющего грамоту". За пропуск непозволительного сочинения или "места" следовало взыскание: в лучшем случае - выговор или гауптвахта, например, за допуск к печати статьи о понижении питейных сборов в Курской губернии 27 , в худшем - увольнение от должности. "Множество цензур" вселяло в цензора неуверенность, нервозность, повышая в работе цензурного аппарата значение субъективного, психологического фактора. Цензор В. Н. Бекетов, ссылаясь как- то на могущество "министерского права", оправдывался перед литераторами за свою профессиональную придирчивость: "Эх, господа писатели, несправедливо вы относитесь к нам, побыли бы на нашем месте, так не так бы еще красные кресты ставили. Уж на что я дока, сами убедились, а вот какой со мной случай был: пропустил я одну брошюру, самую невинную. Вдруг в комитет бумага от одного ведомства: сделать строжайший выговор цензору за пропуск брошюры, в которой допущены такие-то и такие-то нарекания на наши распоряжения. Фу ты, господи! Ничего подобного не было в брошюре. Бац, из другого ведомства бумага: сделать строжайший выговор цензору за ту же брошюру, - и совершенно другое толкование смысла" 28 . Реальная возможность попасть под перекрестный огонь цензурных претензий других ведомств подстегивала служебное рвение цензора, усматривавшего писательский подвох в любом, самом безобидном сочинении.

В условиях разрастания бюрократического аппарата функционирование автономных, но многократно дублирующих друг друга цензурных комитетов исключало саму возможность проникновения в печать любой мало-мальски критической информации о "предметах, касающихся государственного управления". Отсутствие критики, права на обсуждение деятельности правительственных органов представлялось Николаю I залогом общественного спокойствия и должно было культивировать в читателях уверенность в совершенстве государственного механизма.

После европейских революций 1848 г. "множество цензур" приобрело особое значение для самодержавия, опасавшегося проникновения в Россию западной "заразы" через периодическую печать. Деятельность общей цензуры уже не удовлетворяла Николая I и в свете зарубежных событий казалась недостаточной. 2 апреля 1848 г. был создан секретный межведомственный цензурный Комитет во главе с Д. П. Бутурлиным. В функции Комитета входили наблюдение за литературой и журналистикой, а также контроль над работой общей цензуры. Бутурлинский Комитет действовал независимо от министра просвещения, который не был даже введен в его состав 29 . В то же время бюрократическая самостоятельность Министерства просвещения сильно ограничивалась. Принимаемые Комитетом решения утверждались высочайше, а министр просвещения лишь доводил их до сведения цензоров. Занимавшие пост министра после Уварова П. А. Ширинский-Шихматов и А. С. Норов являлись высшими исполнительными чиновниками при Комитете, которому в 1851 г. было предоставлено право принимать односторонние решения по цензуре, предоставляя на просмотр царя самые важные. Несмотря на то, что влияние Министерства просвещения на дела цензуры резко упало, полномочия ведомственных цензурных комитетов сохранились. Некоторые комитеты укрепили и расширили свои права: в 1850 г. при Синоде был создан секретный цензурный комитет наподобие бутурлинского, из ведения которого в 1851 г. были изъяты все сочинения духовного содержания 30 .

Способность реализовывать важные решения в цензурном пространстве способствовала укреплению патронажа высших сановников империи над отдельными

стр. 142


литераторами или целыми группами писателей. "Множество цензур", видоизменяясь, перетекала на иной, полуофициальный уровень. Видные бюрократы, удовлетворяя собственные амбиции, стремились контролировать свой участок литературы не только через "властную вертикаль", через ведомственные цензурные комитеты, но и путем опеки над представителями писательского сословия; сановник этим покровительством создавал себе популярность в обществе. Литературное меценатство имело обоюдовыгодные последствия для участвующих сторон. Творчество в монархическом русле, политическая лояльность в совокупности с близостью к высокопоставленному чиновнику ограждали от возможных цензурных придирок и облегчали карьерное продвижение литератора, получавшего выгодные должности, близкие по характеру к синекуре (яркие тому примеры - Н. В. Кукольник, М. Н. Загоскин) 31 . Жертвуя творческой независимостью, литератор мог рассчитывать на успех в литературной и коммерческой борьбе с конкурентами по "цеху пера", как это активно делал Булгарин.

Бенкендорф неоднократно спасал булгаринскую "Северную Пчелу" от запрета: за критику седьмой главы "Евгения Онегина", за резкий отзыв о романе Загоскина "Юрий Милославский" (высочайше одобренном) и так далее. Булгарин, как и соиздатель "Северной Пчелы" Н. И. Греч, находился в тесных, даже дружеских отношениях с М. Я. Фоком, управляющим делами III Отделения. А. И. Рейтблат доказывает, что представляемые Фоком на просмотр Бенкендорфу сведения об общественном мнении в России, о положении дел в Польше, Прибалтике представляют собой, в сущности, слегка отредактированные или полностью скопированные записки Булгарина в III Отделение 32 . Когда литераторы получали за проступок угрожающие и оскорбительные выговоры, Булгарин отделывался "отеческим внушением". Об одном из таких "взысканий" Греч сообщил Булгарину в июле 1835 г.: "Граф А. Х. Бенкендорф призвал меня третьего дня к себе и объявил, что К. Я. Булгаков жаловался на твою статью, где ты опозорил всех станционных смотрителей (петербургский почт-директор воспользовался "министерским правом" и заступился за своих подчиненных. - П. С.). ... Граф поручил мне объявить тебе об этом и просить тебя быть впредь осторожнее. ... Впрочем, граф очень ласков и благосклонен к нам..." 33 .

Покровительством Бенкендорфа пользовались и другие крупные писатели той эпохи 34 . М. Н. Загоскин, выполняя некоторые литературные заказы Бенкендорфа, однажды сумел добиться разрешения на публикацию своего произведения "Аскольдова могила", запрещенного духовно-цензурным комитетом, признавшим его "богомерзким". Н. А. Полевой достался Бенкендорфу в "наследство" от московского жандармского генерала А. А. Волкова, которому писатель отдавал сочинения на предварительную цензуру. После смерти Волкова журнал Полевого "Московский Телеграф" был закрыт: Уваров представил Николаю I журналиста как "опасного вольнодумца". Но в истории с "Московским Телеграфом", запрещенным за критику официозной драмы Н. В. Кукольника, Бенкендорф занял по отношению к Полевому благожелательную позицию 35 . Впоследствии шеф жандармов способствовал реабилитации журналиста и дважды хлопотал перед царем, испрашивая для Полевого статус официального историка Петра I 36 .

Некоторые, не слишком щепетильные в вопросах морали литераторы, в корыстных целях эксплуатировали авторитет учреждения, в котором служили. Издатель альманаха "Утренняя заря" В. А. Владиславлев, находясь в должности адъютанта в Корпусе жандармов, извлек из своего служебного положения максимальную выгоду: "Воспользовавшись ловко местом своего служения, он распространял свои издания в довольно значительном количестве. Большинство приобретало этот альманах по предписанию жандармского начальства, которое, в противоречие своим принципам, возбуждало таким образом интерес к литературе в русской публике. Все литераторы очень хорошо знали, какими средствами расходится "Утренняя заря", но такая спекуляция никого не смущала и казалась всем очень обыкновенною и понятною" 37 .

Однако "собственные" литераторы имелись не только у III Отделения. Военный министр А. И. Чернышов считал лестным для себя оказывать поддержку писателям, но этот альянс даже современникам казался не совсем обычным: "Князь Чернышов по какому-то странному недоразумению покровительствовал отечественной литературе. В его канцелярии начинающие писатели (Дружинин, Логинов, Салтыков) состояли помощниками столоначальников, а кончающие (Кукольник, Струговщиков) - в четвертом классе. Литература, таким образом, как бы получала свой ночлежный приют" 38 .

Известно, что Уваров всемерно покровительствовал Н. Г. Устрялову, С. П. Шевыреву, М. Ю. Лермонтову. Он лично разрешил к печати "Песню про царя Ивана Васильевича" и отрывки из "Демона". А. А. Краевский утверждал, что Лермонтова "любит и князь Мих<аил> Алекс<андрович> и министр (т. е. глава петербургского

стр. 143


цензурного комитета М. А. Дондуков-Корсаков и министр просвещения С. С. Уваров. - П. С. )" 39 . Особой благосклонностью министра пользовался М. П. Погодин. В то время, когда Николай I не разрешал новых периодических изданий, Уваров в 1837 г. добился разрешения для погодинского "Москвитянина". Издаваться журнал начал только с 1841 г., что формально требовало нового высочайшего разрешения. Но министр и здесь сделал для подопечного исключение из правил 40 . Уварову приходилось не раз защищать "Москвитянина" от цензурных нападок. Однажды Бенкендорфу показались неуместными напечатанные в журнале анекдоты о чиновниках, и он сделал грозное заявление, в котором М. М. Шевченко усмотрел стремление шефа жандармов отыграться за "Московский Телеграф": "...Статьи такого рода суть преступления перед правительством, коего чиновники суть органы. ... Этих причин достаточно, чтобы воспретить г. Погодину издание "Москвитянина" 41 . Когда влияния Уварова не хватало, Погодин обращался к помощи других влиятельных лиц. В 1843 г., пытаясь добиться разрешения своей драмы о Петре I, запрещенной еще в 1831 г., он просил Одоевского похлопотать о ней через попечителя петербургского учебного округа Г. П. Волконского перед министром двора П. М. Волконским и Бенкендорфом 42 .

Погодин приложил бы немало усилий, чтобы факт его обращения за помощью к шефу жандармов остался неизвестным Уварову, поскольку между руководителями Министерства просвещения и III Отделения существовала давняя тайная неприязнь, о которой знали некоторые писатели, используя ее в личных целях. В 1827 г. Бенкендорф получил жалобу от Булгарина на "своевольство" цензурного комитета, который, якобы "горя желанием сделать неприятность" шефу жандармов, запретил публикацию в "Сыне Отечества" стихов И. Анненкова. На самом деле цензурный комитет, уведомленный о разрешении Бенкендорфа на публикацию этих стихов, вряд ли осмелился бы самостоятельно наложить на них вето без ведома министра просвещения Шишкова. Булгарин сокрушался по этому поводу: "Ценсоры похваляются, что они одержали победу над Вашим Превосходительством и не послушались вашего согласия". После оказанного на цензурный комитет давления стихи вышли в свет. А. С. Пушкин, добиваясь в 1835 г. разрешения на издание газеты и зная о межведомственных противоречиях, собирался просить у Бенкендорфа "непосредственного покровительства": "Я имел несчастие навлечь на себя неприязнь г. министра народного просвещения, также как князя Дондукова, урожденного Корсакова. Они уже дали мне ее почувствовать довольно неприятным образом. Поэтому осмеливаюсь умолять вас назначить моей газете цензора из вашей канцелярии..." 44 .

Николай I довольно часто брал на себя цензорские полномочия: либо "единовременно", проверяя одно или несколько произведений автора, либо "долговременно", как в случае с Пушкиным. "Удельная" цензура, помимо безусловной обязанности писателя творить в рамках идеологических приличий, давала и некоторые преимущества. А. И. Михайловский-Данилевский, автор официозного пятитомного труда об Отечественной войне 1812 г., получил от царя разрешение пользоваться всеми архивными фондами, даже сугубо секретными, а также строго запрещенными в России мемуарами иностранцев 45 . Пушкин в качестве официального историка царствования Петра I получил возможность работать в архивах над документами не только петровской эпохи, но и пугачевского восстания. На публикацию "Истории пугачевского бунта" Пушкину был отпущен заем в 20 тыс. руб.; работа вышла в свет в издательстве II Отделения, что подчеркивало ее полуофициальный характер 46 . Когда Булгарин подверг резкой критике седьмую главу "Евгения Онегина", царь раздраженно отписал Бенкендорфу: "В сегодняшнем номере "Пчелы" находится несправедливейшая и пошлейшая статья, направленная против Пушкина; к этой статье вероятно будет продолжение; поэтому предлагаю вам призвать Булгарина и запретить ему печатать какие то ни было критики на литературные произведения..." 47 . Видимо, Николая I возмутил тон булгаринской статьи потому, что, нападая на Пушкина, журналист нечаянно задевал и его высочайшего цензора. Царь олицетворял империю, ее процветание обеспечивала деятельность министерств, которыми управляли лица, "облеченные доверием государя". Цепь замыкалась, изолируя от литературы и журналистики любую политическую тему.

Появление в сочинении государства, персонифицированного хотя бы в мелком чиновнике, могло повлечь для писателя серьезные неприятности, вынуждая его прибегать к самоконтролю и калечить собственное произведение.

стр. 144


Примечания

1. НИКИТЕНКО А. В. Дневник. Т. 1. Л. 1955, с. 290.

2. Там же, с. 511 - 512.

3. Видок Фиглярин: Письма и агентурные записки Ф. В. Булгарина в III Отделение. М. 1998, с. 50.

4. Сборник постановлений и распоряжений по цензуре с 1720 по 1862 год. СПб. 1862, с. 164.

5. ГИЛЛЕЛЬСОН М. И. Литературная политика царизма после 14 декабря 1825 года. Пушкин: Исследования и материалы. Т. 8. Л. 1978, с. 200 - 201.

6. Сборник ... по цензуре, с. 322 - 326.

7. В состав Главного управления цензуры (ГУЦ) под председательством министра народного просвещения входили попечитель петербургского учебного округа, президент Академии художеств, представитель Синода, представитель III Отделения (с 1831 г.), министр внутренних дел, министр иностранных дел и товарищ министра просвещения. См.: Сборник ... по цензуре, с. 351.

8. ЩЕБАЛЬСКИЙ П. К. Исторические сведения о цензуре в России. СПб. 1862, с. 40 - 43.

9. СТАСОВ В. В. Цензура в царствование Николая I. - Русская старина, 1903, N 4, с. 163- 164, 176 - 177.

10. ЛЯЛИНА Г. С. Цензурная политика церкви в XIX - начале XX вв. Русское православие: Вехи истории. М. 1989, с. 463 - 465.

11. КОТОВИЧ А. Духовная цензура в России. СПб. 1909, с. 270.

12. ЛЯЛИНА Г. С. Ук. соч., с. 470 - 471.

13. Сборник ... по цензуре, с. 322.

14. НИКИТЕНКО А. В. Ук. соч. Т. 1, с. 213.

15. ТРОЦКИЙ И. М. III Отделение при Николае I. Л. 1990, с. 41 - 42.

16. ЛЕМКЕ М. К. Николаевские жандармы и литература 1826 - 1855 гг. СПб. 1909, с. 182, 183.

17. ЛЕМКЕ М. К. Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия. СПб. 1904, с. 194.

18. ВАЦУРО В. Э., ГИЛЛЕЛЬСОН М. И. Сквозь "умственные плотины". М. 1986, с. 307.

19. ЩЕБАЛЬСКИЙ П. К. Ук. соч., с. 49.

20. ШЕВЧЕНКО М. М. Сергей Семенович Уваров. Российские консерваторы. М. 1997, с. 123; ГИЛЛЕЛЬСОН М. И. П. А. Вяземский: Жизнь и творчество. Л. 1969, с. 222 - 223.

21. ГИЛЛЕЛЬСОН М. И. Литературная политика царизма, с. 196 - 217.

22. ЛЕМКЕ М. К. Николаевские жандармы и литература, с. 56.

23. СТАСОВ В. В. Русская старина, 1903, N 4, с. 166.

24. Там же.

25. НИКИТЕНКО А. В. Ук. соч. Т. 1, с. 275; см. также: ПЕРКАЛЬ М. К. Проект изменения цензурного устава 1828 года. Освободительное движение в России. Саратов, 1997, вып. 16.

26. НИКИТЕНКО А. В. Ук. соч. Т. 1, с. 296.

27. См.: ЩЕБАЛЬСКИЙ П. К. Ук. соч., с. 40.

28. ПАНАЕВА (ГОЛОВАЧЕВА) А. Я. Воспоминания. М. 1956, с. 183.

29. Министр просвещения стал членом Комитета в 1854 году.

30. ЛЯЛИНА Г. С. Ук. соч., с. 471.

31. РЕЙТБЛАТ А. И. Булгарин и III Отделение. Видок Фиглярин..., с. 25 - 26.

32. РЕЙТБЛАТ А. И. Ук. соч., с. 15 - 19.

33. Письма Н. И. Греча к Ф. В. Булгарину. - Новое литературное обозрение. 1999, N 6 (40), с. 107.

34. О характере взаимоотношений III Отделения и писателей см.: РЕЙТБЛАТ А. И. Русские писатели и III Отделение (1826 - 1855). - Новое литературное обозрение, 1999, N 6 (40), с. 158 - 186.

35. ЛЕМКЕ М. К. Ук. соч. с. 97, 49, 86, 89 - 91.

36. НИКОЛАЙ ПОЛЕВОЙ: материалы по истории русской журналистики тридцатых годов. Л. 1934, с. 335, 486 - 487.

37. ПАНАЕВ И. И. Литературные воспоминания. М. 1988, с. 94.

38. КОВАЛЕВСКИЙ П. М. Встречи на жизненном пути. Русские мемуары: избранные страницы (1826 - 1855). М. 1990, с. 588 - 589.

39. ВАЦУРО В. Э. Записки комментатора. М. 1994, с. 304.

40. СТАСОВ В. В. Русская старина, 1903, N 3, с. 590.

41. ШЕВЧЕНКО М. М. Правительство, цензура и печать в России в 1848 году. - Вестник МГУ. Серия 8. История. N 1, с. 19.

42. Из переписки князя В. Ф. Одоевского. - Русская старина, 1904, N 3, с. 714.

43. Видок Фиглярин..., с. 225 - 227.

44. ПУШКИН А. С. Полн. собр. соч. в 16 т. М. -Л. 1937 - 1949, с. 370.

45. ТАРТАКОВСКИЙ А. Г. 1812 год и русская мемуаристика. М. 1980, с. 204 - 211.

46. Пушкинисты отметили, что замечания Николая I к "Истории пугачевского бунта" носили характер стилистических исправлений, фактических уточнений. Царь выполнил не столько цензорские, сколько редакторские функции. ПЕТРУНИНА Н. Н., ФРИДЛЕНДЕР Г. М. Над страницами Пушкина. Л. 1974, с. 134 - 135.

47. ЛЕМКЕ М. К. Очерки по истории русской цензуры, с. 395.

Опубликовано на Порталусе 05 марта 2021 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама