Ровно четверть тысячелетия исполнилось старейшему российскому университету - Московскому. Прекрасным подарком к юбилею стала выпущенная в свет издательством Московского университета трехтомная летопись ("Летопись-250"), которая охватывает всю 250-летнюю историю alma mater: от первых шагов в доме Аптекарского приказа на Красной площади - на месте нынешнего Исторического музея, до современного университетского города на Воробьёвых горах, только что пополнившегося новым зданием фундаментальной университетской библиотеки¹ . Как справедливо заметил во вступительной статье ректор МГУ академик В. А. Садовничий, в программе создания полномасштабной научной истории Московского университета "Летописи" отводится особое место - "базового источника для большинства других работ по истории и теории университета" (т. I, с. 6 - 7).

Истории Московского университета посвящены многие тома, начиная с "Истории" С. П. Шевырёва, в своем роде непревзойденной и доныне, и кончая новейшими монографиями, справочниками и публикациями исторических документов. Но непосредственным предшественником нынешнего темно-зеленого трехтомника стала скромная книга в голубой суперобложке - "Летопись Московского университета", изданная к 225-летнему юбилею ("Летопись-225")² . Многие факты из "Летописи-225", касающиеся истории университета XVIII-XIX в., вошли в состав нового труда.

"Летопись-250" базируется на огромном массиве источников, хранящихся в фондах Архива Московского университета, Центрального исторического архива Москвы, Центрального муниципального архива Москвы и других архивохранилищах Российской Федерации. Среди прочих источников - университетская периодика и редкие издания университетской типографии, уставы и другие официальные документы; коллекция профессора И. М. Снегирёва - первого собирателя материалов по истории Московского университета; монографии, как по истории университета в целом, так и посвященные его выдающимся питомцам. Правда, немало документов, особенно по истории до 1917 г., использовалось уже в "Летописи-225", но в то же время при подготовке трехтомного издания было привлечено немало новых источников, особенно это касается XX в.

Петров Фёдор Александрович - доктор исторических наук, главный научный сотрудник Отдела письменных источников Государственного исторического музея.

Смирнова Людмила Ивановна - старший научный сотрудник Отдела письменных источников Государственного исторического музея.

¹ Летопись Московского университета, в 3-х т. Т. I: 1755 - 1952, 624 с; Т. II: 1953 - 1984, 496 с; Т. III: 1985 - 2005, 512 с. Автор-составитель Е. В. Ильченко. М.: Изд-во МГУ, 2004 (Серия "Архив Московского университета").

² Летопись Московского университета. 1755 - 1979. М., 1979. Ответственный редактор: член-корр. АПН СССР, проф. И. А. Федосов. В состав авторского коллектива входили проф. А. М. Сахаров, главный библиограф Научной библиотеки МГУ В. В. Сорокин, заведующая лабораторией истории русской культуры, д.и.н. Л. В. Кошман, сотрудники этой лаборатории, в частности, кандидаты исторических наук Е. К. Сысоева, Л. Б. Хорошилова, В. В. Пономарёва.

стр. 73

Сразу же отметим ценное новшество - включение кратких биографических справок о ректорах, деканах факультетов, профессорах и преподавателях (в приложении содержатся списки всех директоров и ректоров).

В "Летописи-250" в хронологическом порядке освещены важнейшие события учебной, научной, культурной и общественной жизни Московского университета. Событийный ряд каждого года состоит из двух частей - так называемого "университетского календаря" и общих сведений (количество студентов, преподавателей, информация о выборах университетского руководства, избрании в ряды Академии наук России и других стран, научных конференциях и изданиях и многом другом).

Предыдущая "Летопись", как и было принято в советской историографии, разделялась на две части - до октября 1917 г. и после, как и вышедшая в 1955 г. "История Московского университета"³ . Казалось бы, материал в новом издании можно расположить по трем эпохам - императорской, советской и современной. Однако границей между первым и вторым томами был выбран 1952 год - год переезда МГУ (точнее, большинства его факультетов) на Ленинские горы. Нам представляется оправданным выделение в отдельный том 32-летнего периода с 1953 по 1984 г. Несмотря на идеологические догматы, это был период спокойного развития университетского образования и науки, достигших мирового признания, без потрясений и ломки, характерных как для предыдущих, так и для последующих эпох.

Перейдем к конкретному разбору каждого из трех томов. Если предыдущая "Летопись" начиналась с указа Петра Великого об учреждении Академии наук в Петербурге с университетом и гимназией при нем, то нынешняя - непосредственно с подготовки открытия Московского университета. Конечно, четверть века тому назад было трудно ожидать, что коллеги из северной столицы отпразднуют в 1999 г. 275-летний юбилей своего университета, фактически существующего с 1819 г. И все же жаль, что в первом томе не приведен указ Александра I от 24 января 1824 г., согласно которому Санкт-Петербургскому университету предписывалось руководствоваться уставом Московского "как старейшего".

В целом следует сказать, что материалы о первых годах существования Московского университета несколько расширены, в частности, дано больше сведений о таких его знаменитых питомцах, как князь Г. А. Потёмкин-Таврический, известные дипломаты Я. И. Булгаков и А. И. Морков; о начале преподавания в университете иностранных, прежде всего, немецких профессоров, роль которых в течение длительного времени недооценивалась. Упоминается о выходе в 1757 г. в свет первого каталога лекций, что можно считать началом нормального учебного процесса (чего, кстати, так и не было осуществлено в Академическом университете). Обращают на себя внимание жалобы на бедственное положение профессорско-преподавательского состава (т. I, с. 34). Расширена информация о деятельности различных университетских научных и литературных обществ, о некоторых прежде не упоминалось из-за их масонской направленности. Уточнены сведения о первой заграничной командировке воспитанников университета - будущих университетских профессоров М. И. Афонина, П. Д. Вениаминова и С. Г. Зыбелина. Вообще, на страницах, посвященных второй половине XVIII в., приводится немало фактов о стажировках в Западной Европе первых университетских профессоров. К сожалению, в разделах о XIX в. аналогичные сведения почти отсутствуют, хотя по своему уровню ученые той эпохи не уступали своим предшественникам. Говоря о первых документах, направленных на увеличение числа студентов в университете, следовало бы, на наш взгляд, упомянуть об указе Екатерины II от 15 декабря 1763 г. об обучении в Московском университете детей приказных служителей за казенный счет для подготовки чиновников государственных учреждений.

³ История Московского университета, 2 т. М., 1955.

стр. 74

Как известно, университетская обсерватория на "Трех горах" открылась в 1831 г. В этом отношении интересно упоминание о выдвинутом знаменитым Л. Эйлером еще в 1774 г. проекте строительства обсерватории (т. I, с. 51).

Не менее любопытны Правила поведения студентов, принятые в 1771 г. (что предвосхищало хрестоматийно известные инструкции эпохи Николая I), которыми предписывалось "быть покорными и послушными своим начальникам (...), опрятными в платье, чесаться и одеваться пристойным образом (...), не входя ни в какие долги", и запрещались пьянство, пирушки, дуэли, шумные сходки, "игры в карты и кости" (т. I, с. 50).

Говоря о том, что, вернувшись из-за границы в 1777 г., И. И. Шувалов не принимал столь активного, как ранее, участия в делах Московского университета (т. I, с. 53), следовало бы добавить, что именно он составил в середине 1780-х годов один из проектов реорганизации университета.

Следует отметить ценные дополнения по сравнению с предыдущим изданием о деятельности первых университетских профессоров, о начале издания в 1778 г. первого сельскохозяйственного журнала в России "Сельский житель" (т. I, с. 53); о речи профессора Х. А. Чеботарёва (впоследствии - первый выборный ректор) "Слово о способах и путях, ведущих к просвещению" (т. I, с. 54). Тот же Чеботарёв с профессором А. А. Барсовым в 1784 г. были включены по распоряжению Екатерины II в комиссию "для составления записок о древней Истории, наипаче касающейся до России" (т. I, с. 58). Расширены сведения о количестве книг, выпускаемых университетской типографией, с приведением примеров наиболее ценных изданий. В "Летописи-250" упоминается, что в 1802 г. в университетской типографии начал выходить журнал "Вестник Европы" под редакцией Н. М. Карамзина, хотя следовало бы указать и на его преемников - выпускника Благородного пансиона поэта В. А. Жуковского и профессора русской истории М. Т. Каченовского. Что же касается самого Карамзина, то можно было бы сказать и о его статье "О публичном преподавании в Московском университете", вышедшей в "Вестнике Европы" за 1803 г., где проводилась очень важная мысль о необходимости популяризации научных знаний в широких кругах русского общества.

Справедливо указывается на роль знаменитого масона И. Г. Шварца (в "Летописи-225" он не упомянут вообще) в активизации просветительской деятельности Московского университета и основании при нем Педагогической семинарии для подготовки учителей и переводчиков. Впрочем, некоторые дополнительно включенные в "Летопись-250" сведения (о кураторе Ф. В. Веселовском, о кратковременных поездках за границу лиц, впоследствии с университетом не связанных, фамилии кратковременных арендаторов университетской типографии и т.п.) представляются излишними.

Упоминая об освящении в 1790 г. Татьянинской церкви в правом крыле старого (казаковского) здания на Моховой, необходимо добавить, что ныне восстановленная церковь Св. Татианы, впервые освященная митрополитом Филаретом 12 сентября 1837 г., находится в другом месте. П. И. Страхов в момент избрания членом-корреспондентом Академии наук в 1803 г. был профессором не физико-математического факультета, которого еще не существовало, а философского; впоследствии же он преподавал на отделении словесности (т. I, с. 71). На с. 76 говорится, что выпускники Московского университета впервые произведены в докторскую степень, следовало бы все же уточнить, что на медицинском факультете, как указано на с. 64, степень доктора была впервые присвоена еще в 1794 г.

Существенно расширены сведения об университетском Благородном пансионе и его многолетнем директоре А. А. Прокоповиче-Антонском, которого, по нашему мнению, можно назвать одним из наиболее выдающихся русских педагогов того времени. В то же время следовало добавить к фамилиям выпускников пансиона будущего военного министра, творца реформы 1874 г. Д. А. Милютина, который, кстати, весьма подробно охарактеризовал пансион в первом томе своих воспоминаний. Несомненный практический интерес представляют описания студенческой формы, неоднократно менявшейся начиная с введения ее в 1800 г. указом Павла I.

стр. 75

Более подробно освещено празднование первого юбилея университета в 1805 г. В связи с возросшим интересом к деятельности русских меценатов вполне оправданным представляется включение в "Летопись-250" данных о многочисленных пожертвованиях (денег, книжных собраний, коллекций минералов, живописи и т.д.) частных лиц на нужды Московского университета. Возможно, со временем на основании этих материалов будет открыта специальная памятная доска "университетских благотворителей".

Уточнены списки всех деканов, начиная с 1803 г., что позволило устранить досадные пропуски и ошибки, встречавшиеся в "Летописи-225", в частности, объединение в одно лицо профессора философии М. М. Снегирёва и его сына профессора римской словесности И. М. Снегирёва. Дополнительно включены сведения об экспедиции профессоров университета для исследования флоры, фауны, почв и геодезических измерений Московской губернии, что имело большое значение как основа будущих научных станций МГУ в Подмосковье; о научных открытиях, сделанных университетскими учеными.

В новом издании "Летописи" значительно расширена информация об университете накануне наполеоновского нашествия, что дает возможность представить себе феномен допожарной Москвы.

Добавлены также сведения о восстановлении университета после изгнания неприятеля, хотя почему-то опущена содержавшаяся в предыдущем издании ("Летописи-225", с. 46) информация об участии других университетов в восстановлении Московского. Включены дополнительные сведения о многочисленных речах профессоров, вернувшихся в alma mater, о возобновлении публичных лекций А. Ф. Мерзлякова, о студенческих кружках (ранее говорили главным образом лишь о декабристских обществах) и обществах выпускников университета и пансиона ("любомудры"). Обращается внимание на открытие в 1820 г. библиотеки Московского университета для всех желающих и в 1827 г. - отдельного студенческого читального зала (т. I, с. 100, 108). Расширение сведений о деятельности университетской библиотеки во многом связано с выходом в 1980 г. монографии В. В. Сорокина⁴ .

Справедливо отмечено окончание Московского университета Ф. И. Тютчевым в 1821 г. (в возрасте 18 лет), но в то же время почему-то опущены имевшиеся ранее сведения о поступлении в университет А. П. Чехова в 1879 г. В Отделе письменных источников (ОПИ) Государственного исторического музея (ГИМ) сохранился диплом об окончании Чеховым медицинского факультета в 1884 г., подписанный деканом Н. В. Склифосовским, который имел для него большое значение как для врача-практика. Не найдем мы в "Летописи-250" и фамилий ряда таких достаточно известных литераторов, как А. В. Сухово-Кобылин и А. Ф. Писемский. Последний посвятил Московскому университету обширный автобиографический роман "Люди 1840-х годов".

Впервые включены сведения о студенчестве Московского университета с дифференциацией по сословному и конфессиональному составу, о распределении по отдельным факультетам, о количестве поступивших и окончивших университет. Значительно расширены данные о профессорах 1830-х годов, в частности, тех, о которых долгое время отзывались главным образом в негативном ключе (М. П. Погодин, С. П. Шевырёв). Например, в новом издании упоминается о роли С. П. Шевырёва в литературном дебюте А. Н. Островского - тогда студента юридического факультета; говорится о защите докторской диссертации Н. И. Надеждиным "О романтической поэзии" в 1830 г., которая предвосхищала знаменитые диссертационные диспуты 1840-х годов (Т. Н. Грановский, С. М. Соловьёв, К. Д. Кавелин, К. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин). Впервые позитивно оценена деятельность помощника попечителя Д. П. Голохвастова, председателя комитета по строительству нового университетского здания на Моховой.

К сожалению, допущены и отдельные неточности. В "Летописи-250" утверждается, что И. С. Тургенев окончил Берлинский университет (т. I, с. 132), в то время как он, поступив в Московский, перевелся в Петербургский, который и закончил (о чем написал в

⁴ Сорокин В. В. История библиотеки Московского университета. 1800 - 1917 гг. М., 1980.

стр. 76

своих воспоминаниях "Литературный вечер у П. А. Плетнёва"). В Берлине же он лишь стажировался. Точные даты жизни профессоров Н. Е. Черепанова, Ю. П. Ульрихса, А. Е. Эвениуса, В. Н. Пешкова, бывших в разные годы деканами факультетов, известны. В перечислении вероисповеданий студентов допущена опечатка: следует читать не "реформаторы", а "реформаты" (т. I, с. 123). В 1857 г. кафедра истории искусств в Московском университете была не создана (т. I, с. 154), а воссоздана, ибо Устав 1804 г. ее утверждал, а Устав 1835 г. ликвидировал. В 1859 г. действительным членом Общества любителей российской словесности при Московском университете (ОЛРС) не мог быть избран С. С. Уваров, который умер четырьмя годами ранее: речь идет о его сыне Алексее, одном из основателей Исторического музея. Удивляет исключение из нового издания "Летописи" содержащихся в прежней упоминаний о речи И. К. Бабста 1860 г. и докторской диссертации И. И. Иванюкова, в которых излагались идеи К. Маркса, тем более, что ни тот, ни другой не были марксистами. Семестровые (полукурсовые) экзамены были впервые введены в Московском университете не в 1860 г. (т. I, с. 158), а в 1834 г. Совершенно непонятно почему исключены сведения о чтении 16 февраля 1875 г. в ОЛРС глав из романа Л. Н. Толстого "Анна Каренина", тем более, что сам Толстой, как свидетельствует его письмо (ОПИ ГИМ, ф. 56, ед. хр. 528), придавал этому факту большое значение. Отсутствует также информация о чтении Львом Николаевичем в 1887 г. на заседании Психологического общества реферата "О понятии жизни". Нет в издании и сведений об избрании популярного в конце XIX - начале XX в. поэта С. Я. Надсона членом ОЛРС в 1886 г. и о массовой демонстрации студентов с протестом против отлучения Л. Н. Толстого от церкви в 1901 г. ("Летопись-225", с. 138), зато повторена ошибка предыдущего издания: Н. Д. Зелинский открыл реакцию изомеризации не циклометана, не существующего в природе, а циклогексана (т. I, с. 234).

Несколько перегружена информация о каталогизации и порядке выдачи книг в университетской библиотеке в 1840-е годы. Думается, что читателям куда интереснее узнать о спорах западников и славянофилов, большинство из которых преподавало в Московском университете или хотя бы закончило его, поскольку университетские кафедры тогда превращались в трибуны для изложения Грановским и Погодиным, Крюковым и Шевырёвым, Кавелиным и Самариным своих взглядов. Тем более, что далеко не о всех знаменитых профессорах той эпохи читатель может найти необходимые сведения (историк и философ К. Д. Кавелин, медик А. М. Филомафитский и другие).

В "Летописи-250" содержатся обстоятельное описание подготовки и торжественного празднования столетнего юбилея в 1855 г.; упоминание об отпевании Н. В. Гоголя в Татианинской церкви 22 февраля 1852 г. (т. I, с. 146); дополнительные сведения о деятельности С. М. Соловьёва и В. О. Ключевского, Ф. И. Буслаева и А. И. Чупрова; о пополнении университетской библиотеки в 1850-е годы ценнейшими собраниями Ф. Ф. Вигеля, А. П. Ермолова, И. М. Снегирёва, которые долгое время торжественно демонстрировались посетителям Актового (круглого) зала старого здания. Отмечена организация А. Н. Островским Литературного утра с участием знаменитых артистов Малого театра, средства от которого поступили на нужды воскресных школ, где преподавали студенты университета (т. I, с. 158). Говорится о роли профессоров Московского университета в основании в 1870 г. в Москве Общества распространения технических знаний, члены которого читали публичные лекции во многих провинциальных городах (т. I, с. 172 - 173).

После долгих лет забвения включены сведения о профессорской деятельности С. А. Муромцева, председателя I Государственной думы, а также о начале преподавательской деятельности князя С. Н. Трубецкого, который, став в 1905 г. ректором, пытался защитить университетскую идею, с одной стороны, от правительственной реакции, с другой, - от революционного экстремизма. Впервые указано на избрание крупнейшего российского ученого XX в. В. И. Вернадского членом Государственного Совета в 1906 г. Отмечено назначение профессора И. В. Цветаева заведующим отделением изящных искусств и классических древностей Московского Публичного и Румянцевского музея, что стало предпосылкой создания Музея изящных искусств (т. I, с. 189). Говорится о роли профессора В. Ф. Миллера в организации Этнографического музея. Под

стр. 77

26 июля 1888 г. приводится постановление Правления университета о передаче из Кабинета изящных искусств на хранение в Исторический музей "для общей научной пользы коллекций русских и иных древностей, найденных в пределах России и разных других вещей и монет" (т. I, с. 197). Под 1912 г. указано, что профессор В. Н. Щепкин возглавил в Историческом музее созданный им отдел рукописей (т. I, с. 252).

Упомянуты благотворительные концерты оркестра и хора Московского университета в зале Благородного собрания, часть средств от которых поступила на помощь голодающих Поволжья (т. I, с. 202). Расширены списки научных изданий профессоров Московского университета. Дополнительно включено в "Летопись-250" выступление профессора-физика П. Н. Лебедева в Лозанне (т. I, с. 216).

Говорится в издании и об открытии в 1897 г. студенческого общежития на Пироговке, которому присвоили имя Николая П. Поблизости на Девичьем поле в 1903 г. была основана, на средства Морозовых, первая в России онкологическая клиника (т. I, с. 224). Отмечен факт создания при Московском университете Психологического института на средства известного мецената и коллекционера СИ. Щукина (т. I, с. 254). Включены дополнительные сведения об участии Московского университета в последних торжествах императорской России - столетии Отечественной войны 1812 г. и трехсотлетии Дома Романовых.

Не без оснований переоценивая утвержденный Александром III Устав 1884 г., все же не следовало бы игнорировать то, что именно этим уставом была ограничена университетская автономия, уничтожены корпоративные права студенчества и введено требование к абитуриентам предоставлять свидетельство о политической благонадежности⁵ .

Существенно расширен материал о многообразной деятельности университета в годы первой мировой войны, в частности, о сборе пожертвований, организации лазаретов, о деятельности аэродинамической лаборатории профессора Н. Е. Жуковского, курсов по изготовлению взрывчатых веществ и многом другом. При этом почему-то не упомянут знаменитый "противогаз Зелинского".

Целую страницу занимает информация о кружечном сборе для русских воинов в феврале 1916 г., хотя, как указано, "с деньгами вернулись 680 кружек, в которых оказалось 24648 рублей 70 коп.". В то же время исключены данные об участии сотрудников университета в Забайкальской радиевой экспедиции во время войны. Расширяя сведения о Московском университете при Временном правительстве, автор-составитель "Летописи-250" не только упомянула фамилии его членов - выпускников университета, но и указала на важные научные открытия, сделанные в эту эпоху, что подтверждает идею о непрерывности развития научной мысли.

Принципиально по-новому расположен материал по истории Московского университета после Октябрьской революции 1917 г. Е. В. Ильченко постаралась объективно оценить как позитивные, так и негативные перемены, которые ранее, естественно, замалчивались. Отметим лишь отдельные факты. Так, говоря об известном декрете СНК РСФСР об отделении церкви от государства 1 января 1918 г., указывается, что вскоре было принято постановление Наркомпроса о том, что "университетская церковь ввиду ее высокой художественно-исторической ценности должна быть сохранена в неприкосновенном виде" (т. I, с. 272). Это, конечно, не помешало вскоре закрыть церковь и превратить ее в клуб (т. I, с. 281).

Принципиально важным для решения вопроса о допущении женщин к обучению в университетах, который начал обсуждаться еще в начале 1860-х годов, было постановление НКП от 31 мая 1918 г. о введении совместного обучения учащихся обоего пола (т. I, с. 273). Весьма актуально выглядит в наше время напоминание о другом декрете СНК от 2 августа 1918 г., которым отменялась плата за обучение (т. I, с. 274). Впрочем, тут же было принято постановление "О преимущественном приеме в высшие учебные заведения представителей пролетариата и беднейшего крестьянства", что стало предпо-

⁵ См. Зайончковский П. А. Российское самодержавие в конце XIX в. М., 1970.

стр. 78

сылкой к лишению права на высшее образование представителей так называемых "эксплуататорских классов". Расширены сведения о рабфаке и общеобразовательных курсах при университете; говорится о создании в 1927 г. "института студентов-выдвиженцев". Нельзя однозначно негативно оценивать эти процессы. Благодаря им в университет пришло немало талантливой молодежи из так называемых "низов". В то же время снизились и общие требования к студентам: так в 1936 г. из четырех с лишним тысяч учившихся в МГУ 45% получили за диктант оценки "плохо" и "очень плохо" (т. I, с. 381 - 383). Отмечено участие Московского университета в первые годы советской власти в основании университетов в Иркутске, Ташкенте, Минске (т. I, с. 277 - 285). Поражает приведенная информация: в тяжелом 1918 г. в Московском университете было 23 тыс. студентов, то есть в три раза больше, чем в 1917 г. Вообще, значительно расширены статистические сведения о профессорско-преподавательском составе, впервые появившихся в штате университета научных сотрудниках, а также о количестве студентов, абитуриентов и дипломников.

Читатели могут получить представление о бездумной ломке, осуществлявшейся в Московском университете в 1920-е годы, подрывавшей структурные и академические принципы ученой корпорации. Любопытно, как оказались близки люди вроде бы совершенно противоположных взглядов. Монархист М. К. Любавский, ставший в 1911 г. ректором после пресловутого разгрома Московского университета Л. А. Кассо, призывал "покончить со средневековой экстерриториальностью наших учебных заведений" (т. I, с. 237). А советский ректор, большевик И. Д. Удальцов в 1930 г. - накануне ссылки Любавского в Уфу - опубликовал в журнале "Красное студенчество" статью "175-летний старец", восклицая, что "сейчас эта форма, связанная с русским средневековьем, уже отжила свой век". Реализацией идей Удальцова стало выделение из МГУ ряда факультетов - медицинского, юридического и других, создание надуманного ФОНа (где, впрочем, преподавали известные ученые, в том числе А. А. Кизеветтер, И. А. Ильин, С. Л. Франк - до их высылки в 1922 г.); введение в качестве обязательных марксистско-ленинских дисциплин (впрочем, как было и до революции с преподаванием богословия).

По иронии судьбы, ликвидация историко-филологического факультета пришлась как раз на период ректорства известного историка, будущего академика В. П. Волгина. И в то же время на физико-математическом факультете были образованы отделения химии и геологии, впоследствии преобразованные в химический и геологический факультеты. Показано внедрение "новаторских методов" - лабораторно-группового и бригадного, которые были должны заменить традиционно лекционный.

Для 1920-х годов оставались характерными широкие международные связи МГУ: так в 1926 г. он поддерживал связи с 86 зарубежными университетами (т. I, с. 321).

Справедливо указывая на неоднозначную роль директора МГУ В. Н. Касаткина, в то же время отмечено, что именно при нем было утверждено положение о кафедрах как отдельных структурных подразделениях, и, в частности, была создана кафедра промышленного капитализма во главе с профессором Е. А. Мороховцом. Странно, что в обстоятельной статье о кафедре истории России XIX - начала XX вв. в энциклопедическом словаре исторического факультета не говорится о ее прообразе⁶ .

Поражает цинизм статьи, опубликованной в газете "За пролетарские кадры" в 1931 г., где содержался призыв ликвидировать Архив МГУ, хранящий "бесполезные ископаемые" - личные дела и документы, уцелевшие в пожаре 1812 г. (т. I, с. 349).

В то же время отмечен и важный поворот к восстановлению традиционных форм и методов обучения с середины 1930-х годов, выразившийся в "запрещении коллективных зачетов", возвращении к семестровой форме преподавания и, наконец, восстановлении факультетской структуры. Символом последнего был исторический факультет: в

⁶ Энциклопедический словарь Московского университета. Исторический факультет. Под общей редакцией члена-корр. РАН, проф. СП. Карпова. М., 2004, с. 172 - 178. Подробнее об этом издании см. Кандаурова Т. Н. Об издании Энциклопедического словаря исторического факультета МГУ. - Новая и новейшая история, 2005, N 4, с. 172 - 176.

стр. 79

1934 г. его восстановили в структуре университета. 10 ноября 1932 г. был введен современный срок обучения - 5 лет, годом позже - пятилетний срок "отработки по распределению". Современному читателю, однако, необходимо знать, что еще либеральный устав 1804 г. устанавливал обязательный срок службы казеннокоштных студентов - шесть лет врачами или учителями. Равным образом можно провести параллель между договором о шефстве АН СССР над МГУ (1934 г.) и уставом Императорской Академии наук 1836 г., где Академии предписывалось "быть в сношении со всеми университетами империи". В то же время "Летопись-250" дополнена новыми данными о развитии университетской науки, о создании новых форм научной работы - научно-исследовательских институтов. Однако, к сожалению, ряд значительных фактов университетской деятельности не упоминается, как например, о начале чтения курсов по экспериментальной биологии, эволюционной теории, "морфологии человека", агрохимии, гидродинамике, электродинамике, физической оптике, теории относительности, общей экологии, химической термодинамике, экспериментальной зоологии, кристаллографии и другим дисциплинам, которые читали ученые с мировым именем; о крупнейших научных открытиях Н. Д. Зелинского и Б. А. Казанского, Н. К. Кольцова и Л. И. Мандельштама; об участии ученых университета в работе ВСНХ; об изысканиях университетских ученых в районе Курской магнитной аномалии; о чтении А. Н. Фрумкиным лекций по коллоидной химии в США, а также об избрании будущих отечественных академиков - медика А. И. Абрикосова и математика П. С. Александрова членами Геттингенской Академии наук. Опущен факт организации на физико-математическом факультете кафедры истории и философии естествознания в 1926 г. Почему-то сокращены сведения о деятельности ОЛРС, существовавшего в первые годы советской власти, и, в частности, об избрании, в соответствии со славной традицией, в его члены знаменитых деятелей культуры (В. Я. Брюсов, А. И. Сумбатов-Южин, А. А. Яблочкина и др.) Не упомянуто и выступление В. В. Маяковского 4 ноября 1927 г. на вечере в университете. Под 10 апреля 1936 г. в "Летописи-250" читаем: "Приказом директора А. С. Бутягина введена новая форма проверки знаний - экзамен" (т. I, с. 384). Не лучше ли было сказать, что вернулись к старой, проверенной столетиями форме оценки знаний студентов?!

Расширены сведения о культурной жизни в Московском университете (так, за 1937 - 1938 учебный год лекторий МГУ посетило около 150 тыс. слушателей, которые прослушали лекции таких знаменитых ученых как будущие академики Б. Д. Греков, Н. М. Дружинин, М. В. Нечкина, Е. В. Тарле и др., был проведен цикл лекций памяти Л. Н. Толстого с участием артистов МХАТ). Рассказывается о создании Звенигородской биостанции, организации первой Новгородской археологической экспедиции под руководством А. В. Арциховского.

Приятно отметить, что в "Летописи-250" существенно расширен раздел об МГУ периода Великой Отечественной войны. Приведенная информация о количестве факультетов, институтов и музеев; о профессорско-преподавательском составе, количестве студентов, выпускников и аспирантов, академиков, членов-корреспондентов, докторов и кандидатов наук позволяет сказать, что накануне войны университет представлял собой мощную научную организацию (т. I, с. 431). И в этом отношении особенно важны точные сведения, извлеченные из университетского архива, о нанесенном ущербе университету, об эвакуации МГУ, части преподавателей и студентов (не ушедших на фронт) в Ашхабад, а затем в Свердловск. В то же время уже в феврале 1942 г. в Москве также возобновились учебные занятия, чередовавшиеся с постоянными дежурствами студентов, которые жили в университетских помещениях. Было создано 84 студенческих группы и филиалы кафедр; уже к ноябрю 1942 г. в Москве училось 2 300 студентов (т. I, с. 458). В феврале 1942 г. в университетский двор попала тяжелая авиабомба, что привело к гибели уникальных приборов, сделанных еще руками Н. Е. Жуковского и его учеников. Впервые отмечен факт создания в 1943 г. факультета международных отношений - прообраз нынешнего МГИМО (выделился из структуры МГУ в 1944 г.). Назовем фамилии людей, преподававших на этом факультете: Е. В. Тарле, В. И. Пичета, С. Д. Сказкин, К. В. Базилевич, Б. Д. Греков, Н. М. Дружинин, И. И. Минц, К. В. Островитянов, Н. К. Гудзий, Б. Р. Виппер, В. Н. Лазарев и др. (т. I, с. 465 - 466). Ценные данные

стр. 80

приведены об итоговой деятельности МГУ за годы войны: о количестве подготовленных специалистов, о тематике исследований, о важнейших работах оборонного значения и многие другие (т. I, с. 495 - 496). К сожалению, не упоминается в издании об открытии мемориальной квартиры К. А. Тимирязева на улице Грановского 10 апреля 1942 г. ("Летопись-225", с. 225). Почему-то не вошли и сведения о создании тогда же новых кафедр, в том числе таких как кафедра радиотехники, химической физики, о важных работах для фронта и тыла, осуществленных сотрудниками химфака (П. А. Ребиндер и др.) ("Летопись-225", с. 252 - 253). В 1943 г. министром иностранных дел был В. М. Молотов, а не А. Я. Вышинский; последний занимал пост заместителя министра, а министром стал лишь в 1949 ". (т. I, с. 466).

Очень интересны статистические данные о начале занятий в первый послевоенный год. На первый курс поступило 1800 человек, в том числе 1130 без экзаменов: отличники прошлых лет, участники войны, золотые и серебряные медалисты. Среди первокурсников было 314 фронтовиков. Всего же в университете училось 8 тыс. человек (т. I, с. 493). Включены дополнительные сведения о первых послевоенных годах МГУ, о научных открытиях, о деятельности Научных студенческих обществ и студенческих кружков, экспедициях, о создании новых кафедр (в том числе кафедры химической технологии - заведующий проф. С. И. Вольфкович). В "Летописи-250" обстоятельно описаны специальности, по которым готовил университет (т. I, с. 522 - 525); приведены установленные Министерством высшего образования СССР планы приема на различные факультеты. В то же время вновь не упомянуты фамилии крупнейших ученых, начавших чтение после войны новых курсов.

Чрезвычайно важны новые архивные данные о начале строительства в 1948 г. высотного здания МГУ на Ленинских горах, о докладе И. Г. Петровского, посвященного структурной реорганизации МГУ. Вполне оправданной выглядит общая характеристика итогов ректорства Петровского, дольше всех пробывшего на посту и внесшего, без преувеличения, наибольший вклад в развитие университета. Одним из важнейших его заветов была идея о том, что "университетские коллективы должны разрабатывать преимущественно большие научные программы, не отвлекаясь на выполнение текущих заданий" (т. I, с. 575). И другой его завет - привлечение в МГУ талантливой молодежи со всей страны: "нельзя ждать хороших студентов - надо за ними ехать" (т. I, с. 564).

Начиная со второго тома составители "Летописи" за каждый год приводят суммарные сведения об МГУ в целом, об администрации университета, о строительстве, премиях и государственных наградах, выборах в РАН, учебно-научной, культурно-просветительской, издательской, библиотечной и спортивной деятельности, международных связях, памятных событиях и датах. Это дает возможность читателю проследить общую динамику университетской жизни.

Дополнительно по сравнению с первым изданием упомянуто о введении в структуру МГУ Звенигородской биостанции (т. II, с. 29); о приеме в 1953 г. на первый курс 3023 человек - рекордного для всего существования МГУ количества студентов (т. II, с. 10); расширены данные о распределении молодых специалистов и сведения о научно-исследовательской и учебной работе; даны биографии представителей университетской администрации. Обстоятельно и систематически рассмотрены все структурные изменения, происходившие в Московском университете. Однако следует заметить, что в 1961 г. была не введена, а восстановлена выборность деканов факультетов, установленная еще уставом 1804 г. Под 1958 г. отмечен факт создания кабинета истории русской культуры, который впоследствии преобразовали в специальную лабораторию по исследованию проблем истории отечественной культуры. Рассказывается и о создании лаборатории социологических исследований на философском факультете (т. II, с. 140), кафедры структурной лингвистики на филологическом факультете (т. II, с. 142), лаборатории космофизических исследований в Научно-исследовательском институте ядерной физики (т. II, с. 158); кафедры биофизики на физфаке (т. II, с. 188); лаборатории полимеризационных процессов на химфаке (т. II, с. 191); лаборатории эрозии почв на географическом факультете (т. II, с. 226); лаборатории истории политической системы США, организованной в 1977 г. профессором Н. В. Сивачёвым. Расширены данные об именных стипен-

стр. 81

диях, учреждаемых отдельными факультетами, традиции чего восходили еще к началу XIX в. В 1967 г. на биолого-почвенном факультете выступил президент АМН СССР Н. Н. Блохин с докладом о состоянии и перспективах разработки онкологических проблем. В то же время не нашли отражения содержавшиеся в предыдущем издании сведения об участии крупнейших советских историков в работе X Исторического конгресса в Риме (1955 г.), о выступлении академика М. Н. Тихомирова на ряде международных симпозиумов, и совершенно уже не понятно почему отсутствует информации о ХШ Международном конгрессе историков, проходившем в новом здании гуманитарных факультетов МГУ в августе 1971 г. Не упомянуто, что академик И. Д. Ковальченко начал читать важный в методологическом отношении курс лекций по источниковедению ("Летопись-225", с. 471). Не сказано о начале преподавания на истфаке П. А. Завончковского, а в разделе "Международные связи" за 1973 г. - об избрании его членом Британской академии. Нет в издании важных для развития отечественной науки открытий ученых университета в области агрономии, химии нефти, биофизики, о чем говорилось в "Летописи-225". Все же читателям надо иметь под рукой оба издания.

Под 20 октября 1962 г. отмечено открытие в главном здании МГУ выставки ГИМ, посвященной 150-летию Отечественной войны 1812 г. Даются сведения об изменениях в структуре МГУ. Статистические данные о количестве студентов в 1955 г. интересны тем, что из 15 544 человек было 632 участника Великой Отечественной войны. В "Летописи-250" не только рассказано о торжественном праздновании 200-летия МГУ в СССР, но и упомянуто о "альтернативном" юбилее в Нью-Йорке, который проходил под председательством бывшего ректора, высланного из страны в 1922 г., М. М. Новикова.

Расширены сведения о культурной жизни МГУ, в частности, о знаменитом университетском театре. Указано, что с 1969 г. в Доме культуры МГУ проводили циклы вечеров "Исторические концерты" (т. II, с. 223). Очевидно, в перечне поэтов и писателей, встречавшихся со студентами университета в 1970 г., следует читать не А. Ахматова, а Б. Ахмадулина (т. II, с. 239). Интересна информация о предпосылках строительства здания гуманитарных факультетов, вопрос о чем был еще поставлен в 1957 г. (т. II, с. 67). Говорится о расширении международных связей со второй половины 1950-х годов. Например, отмечено, что в 1958 г. группа преподавателей, аспирантов и студентов МГУ выезжала в Оксфорд (т. II, с. 84). Более подробны сведения об участии ученых университета в различных международных конгрессах. Приведены данные о работе студентов МГУ на целине, на сооружении метрополитена, строительстве как самих университетских, так и жилых зданий на юго-западе Москвы. В указанный период допускались и волюнтаристские "перекосы" в приеме студентов. Показано, что в 1959 г. был установлен план приема на первый курс: производственников - 80%, выпускников школ - 20% (т. II, с. 101); упомянуто о создании мемориального кабинета И. Г. Петровского в старом здании и выставках в ГИМ к 225-летию МГУ и к 600-летию Куликовской битвы; о межреспубликанской студенческой конференции на истфаке "Археология народов СССР" в 1976 г.; о научных открытиях университетских ученых и деятельности "Совета молодых ученых".

Информация о деятельности МГУ начиная с 1980 г. дается впервые. Сведения о различных направлениях университетской деятельности в первой половине 1980-х годов в целом (несмотря на наличие ряда политизированных мероприятий) опровергает порой бытующее мнение о "эпохе застоя". Чтобы понять это, достаточно посмотреть лишь названия научных конференций, обратиться к фактам деятельности Совета молодых ученых и студенческих научных обществ, узнать о различных олимпиадах для школьников, проведенных университетом. Под 2 июля 1984 г. мы находим сведения о введении в МГУ новой специальности - прикладная социология, что стало предпосылкой к созданию четырьмя годами позже факультета социологии.

Том третий охватывает период с 1985 по 2004 г., то есть с момента начала перестройки и до настоящего времени. Трудно сейчас дать однозначную оценку этого периода. Главное другое: приведенные в "Летописи-250" данные показывают, что в alma mater ни на минуту не прекращалась серьезная учебная и научная деятельность.

И очень важно, что в мае 1992 г. ректором МГУ был избран академик РАН В. А. Садовничий. Он продолжил традиции лучших ректоров университета, таких как физик

стр. 82

П. И. Страхов, географ И. А. Гейм, натуралист А. А. Прокопович-Антонский, историк С. М. Соловьёв, филолог Н. С. Тихонравов, химик А. Н. Несмеянов, математик И. Г. Петровский. Этим людям так же приходилось не только преподавать свои дисциплины, но и бороться за автономию университета, его восстановление после войн и политических потрясений. Современному руководству МГУ принадлежит большая заслуга в утверждении устава 1993 г., который, можно сказать, восстановил естественно в иных общественно-исторических условиях - лучшие принципы устава 1804 г., даровавшего университету автономию в учебной, научной, общественно-просветительской жизни. Интеграция в мировую систему образования немыслима без развития отечественной высшей науки и культуры, и в этом отношении лидирующая роль МГУ не подлежит сомнениям. Последние годы знаменовались созданием новых факультетов и воссозданием, казалось бы, навсегда отделившихся от университета, как, например, факультета фундаментальной медицины. Были учреждены филиалы МГУ в Ульяновске, Севастополе, Алма-Ате и других городах Российской Федерации и стран СНГ. Созданы лаборатории, например, по изучению стран Причерноморья и Византии в средние века на историческом факультете, истории и теории мировой культуры на философском факультете. Особое внимание на факультетах химическом, географическом, геологическом и почвоведения уделялось разработке проблем по охране окружающей среды. Приведенная в издании информация о научных открытиях, внесенных в Государственный реестр, говорит о стремительном развитии университетской науки в наши дни. Данные "Летописи-250" свидетельствуют о существенном расширении в указанный период связей МГУ с различными странами Европы, Америки, Азии, Африки, а научные командировки ученых стали столь же привычной формой как и при графе С. Г. Строганове или же в предреволюционный период существования университета.

Возобновилась многолетняя традиция празднования Татианина дня, ставшего общестуденческим праздником. Была восстановлена и вновь освящена Патриархом Московским и Всея Руси Алексием II университетская церковь Св. Татианы. Наряду с традиционными ломоносовскими премиями стали вручаться и шуваловские, а в 1997 г. была проведена конференция в связи с 270-летием со дня рождения первого куратора Московского университета.

Интересны сведения об изменениях в социальном портрете студенчества в указанный период, о попытке найти разумное сочетание между бесплатным и платным обучением в соответствии с профилем тех или иных факультетов и кафедр. По данным на 2004 г. всего в МГУ числилось 29 факультетов, 15 институтов, 344 кафедры, 255 лабораторий. Работало 5500 профессоров и преподавателей и около 5 тыс. научных сотрудников. Каждый восьмой из них имел ученую степень доктора, а каждый четвертый - кандидата наук. На дневном отделении обучалось более 25 тыс. студентов и 4500 - аспирантов. Университет выпустил свыше 5 тыс. специалистов, причем 25% из них - с красным дипломом.

Интеграция в мировую систему образования немыслима без развития отечественной высшей науки и культуры, и в этом отношении лидирующая роль Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова не подлежит сомнению. Это продемонстрировали юбилейные мероприятия в честь 250-летия университета, которые получили широкий международный резонанс. Важное место среди них заняла выставка, торжественно открывшаяся в пяти залах ГИМ. Она вызвала большой интерес посетителей, которые впервые увидели многообразие ценнейших экспонатов - начиная от знаменитой мозаики М. В. Ломоносова "Саваоф" и кончая "Залом славы" современного университета.

Ценность нового издания - еще и в том, что к 250-летию МГУ не было создано, как к 100- и 200-летним юбилеям, соответствующей капитальной монографии об университете. Официальная концепция - будь то монархическая или советская - базировалась на определенных идейных постулатах, которые не смогло выработать современное "университетоведение", несмотря на выход в последнее время ряда фундаментальных трудов. Хотелось бы верить, что содержащая большее количество объективной и тщательно отобранной информации "Летопись-250" станет одним из источников для написания подобной книги в будущем.