Илья Владимирович Бояшов родился в 1961 году в Ленинграде. По образованию историк - окончил Ленинградский педагогический институт имени А. И. Герцена. Работал в Центральном военно-морском музее, преподавал в Нахимовском военно-морском училище, сейчас - ответственный редактор санкт-петербургского издательства "Амфора". Первая книга Бояшова - сборник рассказов "Играй свою мелодию" - вышла в 1989 году, а литературная известность пришла к нему почти 20 лет спустя, когда его роман "Путь Мури" получил премию "Национальный бестселлер"-2007. В нынешнем году писатель вновь оказался на гребне премиальной волны: в конце мая его роман "Танкист, или "Белый тигр"" вышел в финал литературной премии "Большая книга".

- Начнем с традиционного вопроса: как вы пришли к писательству? Или переход к литературе для профессионального историка вполне закономерен: по степени субъективности и мифологизированности литература и история - почти что близнецы-сестры? - Сочинять начал, сколько себя помню, лет в пять или в шесть, когда научился более-менее писать. Во втором или в третьем классе придумывал какие-то рассказики, стишки и прочее. А когда исполнилось лет восемнадцать, сделал первую попытку сблизиться с серьезной литературой. У нас в городе на базе Дома Литератора (увы, сгоревшего) существовали различные литобъединения, которые вели известные прозаики, поэты, фантасты: Е. В. Кутузов, молодой тогда (к сожалению, рано умерший) В. П. Суров, Б. Н. Стругацкий и другие. Я всё ходил вокруг да около, пока не познакомился с писателем Суровым. У него и стал заниматься. Это была беспощадная школа, после которой любую критику воспринимаешь совершенно нормально. Прозаик Кутузов, например, говорил всем входящим "Здесь вам не лавочка для гениев!" Судили свои - такие же, как и я, начинающие - а они по доброте душевной, по молодой запальчивости, по бескомпромиссности камня на камне от новичков (да и от более опытных собратьев по перу) не оставляли. Слабонервные не выдерживали. Так что выживали немногие, а те, у кого отсутствовало чувство юмора или не хватало оптимизма, очень скоро покидали наши ряды. Впрочем, на занятиях не только критиковали, но и учили ремеслу. Затем все спускались в ресторан - и начиналась дружеская пирушка, критика забывалась. Зачастую расходились заполночь. Влито того времени можно было встретить и генерала (я не преувеличиваю), и дворника. Я нашёл там совершенно удивительное сообщество людей, которые жаждали творчества, любили литературу, завязывали дружеские связи и помогали друг другу. Ещё раз подчеркну, это была настоящая литературная школа. Почти все современные петербургские литераторы (говорю о поколении сорокалетних) из неё вышли. Что касается меня, то в 26 лет я выпустил первый сборничек рассказов (помогли всё те же Суров с Кутузовым, а так же главред литературной редакции "Лениздата" А. Белинский), за который неожиданно был принят в Союз писателей. Затем долго (лет 15) писал в стол (все лихие 90-е). Впрочем, по этому поводу нисколько не переживал: по-

писывал себе и пописывал - всё равно прокормиться писательским трудом было невозможно (как невозможно и сейчас), приходилось работать на стороне, так что творчество оставалось замечательным хобби. А то, что я по профессии историк, только помогало делу: исторические знания здорово расширяли кругозор и дополняли собственную фантазию.

- Вы вошли в число финалистов премии "Большая книга"-2008. Если бы вам предложили составить список "больших книг" - классических и современных, туда вошли бы...

- ...огромное количество авторов, перечислять которых можно до бесконечности. Так что, слава Богу, я избавлен от необходимости составлять подобные списки.

- В "Танкисте, или "Белом тигре"" вы очень неожиданно - мистически - подошли к традиционной теме Великой Отечественной, показав метафизическое противостояние добра и зла: наш танкист Иван Найдёнов, восстав из мёртвых, борется с неуязвимым немецким танком-призраком. Вот только силы добра представлены сумасшедшим полумертвецом Найдёновым, проходимцем и мародёром сержантом Крюком, вечно пьяным старшиной Бердыевым...

- Исхожу (и всегда буду исходить) из того, что с нашей стороны война была справедливой. На нас напали, нас унизили, начали бомбить наши города и убивать наших детей. Поэтому, каким бы ни был Найдёнов, добро в страшной бойне объективно оказалось на его (нашей) стороне. И Найдёнова, и якута Бердыева, и сержанта заставили взять в руки оружие. Да, герои далеко не ангелы (и в реальной жизни действовали подобные люди), но пути Господни неисповедимы... Дело ещё и в том, что действительно существует некая метафизическая природа зла и добра, которая, по моему глубокому убеждению, находится по ту, неведомую нам, сторону бытия. В космосе, в глубинах иных мирозданий происходит гигантская вселенская битва, которая неизбежно проецируется и на Землю - это очень здорово почувствовал и интуитивно отразил в "Розе Мира" Даниил Андреев. Человеческая история вовлечена в космическую стихию, битвы на небесах неизбежно отзываются сражениями в людском мире. Причём, если следовать диалектике, добро в этих схватках может превращаться во зло, и наоборот. Наша зависимость от неких грандиозных процессов, вне всякого сомнения, существует. Вопрос о зависимости - чрезвычайно сложный вопрос, ответив на который мы, возможно, разгадали бы причину революций, бунтов, религиозных движений, взлёта и упадка государств и империй. Вечная погоня Найдёнова за "белым танком" (даже когда война заканчивается) - это погоня капитана Ахава за Моби Диком, та самая бесконечная потусторонняя схватка, которая ни на секунду не останавливается и в которой люди зачастую являются лишь орудиями в руках тёмных и светлых сил.

- Одних писателей получение литературных премий вдохновляет, а некоторые боятся в последующих вещах "опустить планку". Успех на "Нацбесте", а теперь вот на "Большой книге" повлияли на вас в творческом плане?

- Литературное творчество - обыкновенный процесс (как и научный, и инженерный, и любой другой), где неизбежно чередуются подъёмы и спады. Гоголь их не избежал, Пушкин со своим "Современником" тоже испытывал, у Достоевского были более слабые вещи, чем "Преступление и наказание" и "Братья Карамазовы"... Что уж говорить о нас, смертных! Провалы совершенно естественны, когда идет постоянный поиск нового и делается дело. Поэтому и планка может опуститься, и вообще ничего можно больше не написать. Смешнее всего оказаться в роли охотника из шварцевского "Обыкновенного чуда". Вот осенью у меня должны выйти два романа, которые были задуманы в конце 1990-х: один исторический, "Конунг" - о детских годах полумифического основателя земли русской Рюрика, другой - совершенно бытовой, можно даже сказать, соцреалистический, "Кто не знает братца Кролика". Романы вполне могут оказаться слабее тех, что уже вышли. А может, и нет. Сам я судить не

могу, как ни старался бы. Чужое мнение всегда объективней.

- Вскоре после победы на "Нацбесте" у вас вышла "Повесть о плуте и монахе", которую критика встретила достаточно прохладно. Удаётся ли вам следовать классическому завету "хвалу и клевету приемли равнодушно"? Чьё мнение наиболее значимо - критиков, то есть читателей профессиональных, или читателей "простых"?

- Критика должна быть. И читательская, и профессиональная. Можно приуныть на пару минут, но обижаться на нее - глупейшее из всех занятий. Один похвалит, другой за это же и поругает. Я и сам понимаю, что не гений, отчего же лишний раз не прислушаться к мнению других? Меня и Лев Данилкин ругал и хвалил, и Виктор Топоров ругал и хвалил. И я им благодарен и за то, и за другое. Отношусь (и буду относиться) к обоим с самой большой симпатией. Они профессионалы. Критики обязаны жалить - чтобы не залёживался! Почешешься от укусов, поймёшь, что справедливо покусан, и вновь за дело!

- В этом году вы входили в состав малого жюри "Национального бестселлера". Как чувствовали себя в роли судьи?

- Отвратительно. Врагу такого не пожелаешь. Положение хуже губернаторского. Я бы дал премию, по меньшей мере, пяти писателям из шести, заявленных на награду, а приходилось выбирать между равными. Тем более четверо - мои хорошие знакомые, и я люблю их творчество. Я мучился, мучился и, наконец, выбрал двух претендентов - Льва Данилкина с его замечательной вещью "Человек с яйцом" и Александра Секацкого с "Двумя ларцами: бирюзовым и нефритовым". Затем попросту бросил жребий - попросил тянуть трехлетнюю соседскую девочку. Она вытянула Секацкого. Так и проголосовал. В итоге выиграл Захар Прилепин, и я его победе тоже был рад! Он её заслужил.

- Нынешняя работа редактором не мешает вам как писателю - сознание не замусоривается чужими текстами?

- Ни в коем случае. Подобная работа создает громадный круг литературного общения и очень помогает в собственном творчестве. Ты в курсе всех новых тенденций. Ты внутри потока. Постоянно работает голова, постоянно обдумываешь, как ту или иную фразу, то или иное предложение сделать лучше. Приходится держать себя в своеобразной спортивной форме, которая не позволяет расслабиться.

- Кстати, финалистов "Большой книги" часто называют спортивным термином - сборной России по литературе. Вы сами не чужды какому-то виду спорта?

- Время от времени принимаюсь делать зарядку. Затем бросаю. Затем опять принимаюсь. Увлекался обливанием холодной водой и купанием в проруби (отец-"морж" с огромным стажем). Сейчас не обливаюсь и зарядку не делаю - без этого приходится много бегать, ездить и т. д. Жизнь пока позволяет держать хоть какую-то форму без дополнительных нагрузок. Но физкультуру очень уважаю - не сомневаюсь, рано или поздно придётся вновь ей заняться.

- Дина Рубина в интервью нашему журналу назвала писательство профессией неотдыхающей - вы согласны?

- Отдыхать всё-таки надо! Иначе это не литература, а мучительство какое-то. Самый страшный для меня лозунг - "Ни дня без строчки". Сразу руки опускаются.

Беседовала Ольга Рычкова