В начале XX в. российское дворянство в несравненно больших, чем ранее, масштабах втягивалось в новые производственные отношения. Из его среды вышло немало промышленников и биржевиков, по деловым качествам и богатству не уступавших выходцам из других социальных слоев. Встречались предприниматели из дворян, не связанные с высокими инстанциями, не имевшие высоких покровителей, а потому вынужденные полагаться только на собственные силы и способности.

При этом имеется в виду та часть дворянства, которая действовала в капиталистических условиях, не утрачивая своего сословного положения; в стороне остаются, например, деклассированные и пролетаризирующиеся члены сословия; все лица "свободного труда", не являвшиеся продуктом капитализации общества.

Необходимо различать дворянство как сословие, и дворян - частных лиц, подданных некогда безраздельно принадлежавшей им империи. Участие представителей "благородного сословия" в иных делах "сводилось к посредничеству при добывании выгодных концессий, права на которые затем переуступались подрядчикам"; данные об участии высшего сословия в подобных операциях "не поддаются в полной мере статистической обработке"¹ . Наибольший интерес представляют дворяне, так или иначе нашедшие себя в системе капиталистической экономики, сделавшие предпринимательство своей профессией. Таким образом, в центре внимания исключительно частное дворянское предпринимательство.

Дворянство, прежде всего поместное, на тот момент владевшее имениями, продававшее их, и крупная бюрократия имели реальные возможности для участия в тех или иных отраслях торговли и промышленности. Совсем иначе обстояло дело с технологической и практической подготовленностью их к этим занятиям. Не имея таких данных, дворянство в этих новых для него видах деятельности позволяло одерживать над ним верх выходцам из низших сословий. Поэтому, а также в силу отрицательного отношения основной массы населения к "барам" вообще, вхождение в состав буржуазии и вытекающая отсюда неизбежная демократизация сословия встречали затруднения. Правительство же старалось поддержать именно основную, наиболее консервативную часть дворян, неприязненно относившуюся к собратьям, "позорившим" сословие "недворянскими" занятиями.

Курков Константин Николаевич - кандидат исторических наук.

стр. 104

Закон "О пошлинах за право торговли и других промыслов" (1863 г.) делал занятия торговлей и промышленностью внесословными. Формально внесословным был и закон о винокурении 1890 г., проведенный в интересах помещиков и дававший преимущества мелким, работавшим на собственном сырье, сельским предприятиям² . Несмотря на все охранительные меры самодержавия в отношении высшего сословия, к началу XX в. торгово-промышленное законодательство, некогда всемерно охранявшее интересы "благородных", уже перестало быть "дворянским". Так что трудно сказать, кто легче привыкал к новым условиям: дворяне, ориентированные на поддержку со стороны самодержавного государства (либо отдельных представителей власти), или люди, формально принадлежавшие к "высшему сословию", но пустившиеся в "свободное плавание" по волнам российского бизнеса.

Для дворянского предпринимательства были характерны и довольно уродливые явления в виде различного рода афер, мошеннических сделок. Оказавшись один на один с суровой действительностью и не умея найти себе место в мире наживы, не все члены сословия могли устоять перед соблазном "легких" денег. Вряд ли все может объяснить "тенденция к паразитизму", заложенная будто бы "в самой природе сословия", столетиями правившего в государстве.

Собственно, "независимость" предпринимателя от власти в специфически российских условиях могла быть лишь весьма относительной. Кинопредприниматель А. А. Ханжонков, например, свою самую знаменитую картину "Оборона Севастополя" - первый (!) в мире полномасштабный художественный фильм, снимал "по высочайшему соизволению Николая II", что "было тогда необычным событием". Работы по созданию фильма принял "под свое высокое покровительство... великий князь Александр Михайлович, организатор и устроитель Севастопольского музея". В распоряжение Ханжонкова были предоставлены все севастопольские войска и суда Черноморского военного флота в "потребном количестве"³ .

Коммерческие "операции" всякого рода стали привычным занятием ряда представителей мелкого и среднего дворянства, а также членов известных аристократических семейств, уже во второй половине XIX в. использовавших свои громкие фамилии и титулы в целях обогащения. "Голицын⁴ был жулик. Он в Париже выдумал никогда не существовавшее общество "Разведения лесов в России", пригласил в это общество герцога Валлийского [то есть принца Уэльского, будущего английского короля Эдуарда VII], раздал акции и себе оставил акций на 2 млн. рублей. Эти акции равнялись по стоимости простым бумагам, денег все-таки у него не было. Тогда он со своим пособником Легони собрался в Лондон. Телеграфировал в лучшую гостиницу приготовить номер, вторую депешу послал - выслать экипаж, третью - меню обеда. В отеле их встретили с большим почетом... На другой день он поехал к герцогу Валлийскому, который ему отдал визит. Это подняло его значение и помогло заложить в банке ничего не стоящие акции за 196 тысяч франков. Затем он заказал себе 50 пар платья, 65 пар ботинок и, ничего не заплатив, уехал из Лондона"⁵ . Интересно, что упомянутый Голицын, по-видимому, "адаптировался" к капиталистическому развитию страны не только жульничеством. К 1903 г. "князя Голицына, Виктора Васильевича, наследники" владели солидным предприятием - Славгородским сахарным заводом (основан в 1858 г.) и паровой вальцовочной мельницей (основана в 1896 г.) в Ахтырском уезде Харьковской губернии с годовым производством в 581300 руб., с более чем тремя сотнями рабочих на обоих предприятиях; однако к 1914 г. предприятие было акционировано, и осталось ли оно в руках законных хозяев - неизвестно⁶ .

Таким же дельцом-махинатором оказался бывший гвардейский полковник барон И. Ф. Таубе. Собственно, заняться коммерцией барона вынудило дело об объявлении его несостоятельным должником (1890 г.), так что он даже вынужден был продать свое имение и искать другие средства к существованию. Посреднические операции, ставшие его основным занятием, от-

стр. 105

личались только масштабами, что позволяет сделать заключение о типичности этого явления для дворянского предпринимательства.

Особую активность барон проявил накануне и в начале первой мировой войны. 23 июля 1914 г. Таубе за 200 руб. приобрел у генерала А. М. Королькова право на 1/4 долю заявок на добычу нефти на землях с. Новые Алды Терской области (Королькову принадлежали две "заявки" из четырех). Генерал признал барона своим "полным участником и сообщником в равной доле" с собой "в массе других.., а равно и новых заявок в Алдах, в Назрановском округе, в Большой и Малой Чечне, в Нальчикском округе, в пяти [округах] горских народов, также при покупке где-либо в переднем Кавказе как нефтеносных, так и других, то есть рудных и каменного угля - месторождений", каковые права уступил ему также за двести рублей. Уже 7 ноября Таубе "переказал", то есть переуступил право на один процент "на вышеупомянутой одной четверти в половине прав Королькова" землемеру А. Т. Лесуну "за добровольно условленную сумму" 1500 руб., то есть получил почти в четыре раза больше, чем потратил тремя месяцами ранее⁷ . Это была вполне обычная сделка, типичный пример. Но Таубе имел явную склонность к мошенничеству. Плоды сомнительных дел, по-видимому, и позволили ему позднее заняться более легальным и безопасным бизнесом.

Лишившись своего имения, бывший помещик занялся в 1908 - 1909 гг. продажей чужих. В его бумагах сохранился неполный список сделок по семи имениям, которыми он интересовался, поскольку так или иначе принимал в них участие. Таубе совместно со своими родственниками Б. Н. и П. В. Писаревыми занимался якобы осмотром и оценкой имений. Взяв с владельца деньги на расходы и "за хлопоты" по продаже имения, которую он будто бы мог ускорить и облегчить, барон некоторое время водил его за нос, а затем отказывался от дальнейших действий по делу под тем предлогом, что имение (а все эти события происходили сразу после первой русской революции) разорено и тем обесценено.

Например, взяв на себя "по просьбе" Б. Н. Писарева заботы по оценке и продаже Крестьянскому банку двух имений в Слуцком уезде - "Чмелевичей" и "Павельковичей", принадлежавших некоему Пашкевичу, он получил "за труды" 1800 руб., из которых вернул затем через П. В. Писарева 625 руб., не продав ни того, ни другого имения: "Чмелевичи" - как заведомо обесцененное, а "Павельковичи" - как находившееся в ведении Б. Н. Писарева, не привлекшего Таубе непосредственно к его продаже, а незадолго перед тем скончавшегося. Трудно сказать, как случилось, что имение Пашкевича оказалось в руках какого-то Писарева, и действительно ли имения ничего не стоили, но факт, что Таубе не исполнил поручения, а деньги присвоил. Барон сразу же и перешел в наступление, обвинив владельца "Чмелевичей" в намерении сбыть имение банку как заведомо непригодное.

Одураченные помещики подали в суд, Писаревым заинтересовалась петербургская сыскная полиция. В "Биржевых ведомостях" 5 мая 1909 г. появилась заметка "Афера", где объяснен успех подобного мошенничества и раскрыт его механизм: "Ураганом пронесшийся 1905 год разорил многих помещиков, и многие из них поспешили как-нибудь, с огромными даже убытками, развязаться с поместьями и угодьями". После неудачных попыток обойтись без посредников помещики обнаруживали в одной из газет объявление об оказании комиссионных услуг и вручали доброхотам "на расходы" некоторую сумму из оговоренного ими процента. А затем, после нескольких месяцев напрасного ожидания, узнавали, что деньги "истрачены безрезультатно"⁸ .

Посредническая деятельность при продаже имений богатых землевладельцев была, по-видимому, типичным для небогатых дворян занятием в годы революции, когда многие помещики спешили избавиться от своих имений, часто уже обремененных долгами, а в сложных российских условиях, при туманных перспективах, покупателя найти было нелегко, и право на продажу и, соответственно, на комиссионные, переходило из рук в руки. В

стр. 106

1907 г. полковник (к 1916 г. ставший генералом) И. Д. Орлов по доверенности своего отца, генерал-лейтенанта Д. И. Орлова, стал через посредников хлопотать о продаже пяти земельных участков из отцовского имения при слободе Алексеево-Орловке (или Орловой-Алексеевой) Таганрогского округа. 7 июня 1907 г. датирована сделка о том, что полковник Н. А. Неклюдов, "действующий на основании доверенности" И. Д. Орлова от 18 мая 1907 г., передоверяет "приискание покупателей" дворянину В. А. Черноярову. Условием продажи 4741 дес. 393 кв. саж. "удобной и неудобной" земли становилось сохранение за Орловыми не менее 1500 дес. земли "в одном куске"; после погашения долга Харьковскому земельному банку из полученной суммы И. Д. Орлов желал получить наличными 180 тыс. рублей. На "полученный сверх этой суммы остаток" имел право наследник. Как видно из документа, вознаграждение Черноярова должно было составить 29770 руб. 41 копейку. Но продажа участка шла с трудом: основным покупателем, как видно из записки анонимного юриста по вопросу о вознаграждении посредника, являлось Алексеево-Орловское сельское общество, то есть крестьяне, долженствовавшие выплатить немалую по тем временам сумму. По условиям договора Неклюдова с Орловым, к 15 сентября 1907 г. должно было быть выплачено 30 тыс. руб. - по 10 руб. с десятины, остальная сумма - при совершении купчей. Землевладелец рассчитывал получить с крестьян деньги за пользование еще не проданной, но остро необходимой землей. План Орловых, состоявший в том, чтобы, погасив долг Земельному банку, еще и получить крупную сумму денег, судя по всему, был почти осуществлен. Продажная же цена была определена в 570 тыс. руб., и по ней можно судить о задолженности помещиков банку. Из дела не видно, получил ли посредник хотя бы часть своих "комиссионных". Орловы же не только сумели извлечь выгоду из нужды крестьян в земле, но и, пользуясь "просроченностью" их взноса (11260 руб.), претендовали на него как на плату за землепользование, сверх продажной суммы⁹ .

В январе 1907 г. Харьковский земельный банк получил за снятие имения с торгов 14 тыс. рублей. В феврале - марте 1907 г. банк вынудил И. Д. Орлова уплатить 10 тыс. руб. для отмены уже назначенной продажи имения. 3 ноября 1907 г. обремененное долгами имение Орловых было снято с торгов за недоимки в 9048 руб. 72 копейки. 12 ноября тот же банк потребовал доплатить ему 1036 рублей. Весной 1908 г. банк потребовал сначала 14 тыс. руб. в качестве условия отмены торгов; на 30 апреля требуемая сумма составила уже 15 тыс. руб., но полковник, по-видимому, сумел уплатить ее, так как 4 мая 1908 г. торги вновь отменили¹⁰ .

Другие дела, касавшиеся главного правления Лысьвенского горного округа наследников П. П. Шувалова, членом которого был И. Д. Орлов, характеризуют его уже с точки зрения качеств управляющего. Составленный при его участии договор об отдаче в аренду шуваловских земель для разработки платины, золота, серебра и других благородных металлов и драгоценных камней содержит оговорку о том, что из сдаваемых в аренду земель исключаются: земли, находящиеся во временном пользовании крестьян; земли, которые "при окончательном наделе крестьян будут предоставлены дополнительно крестьянам, со времени окончательного отделения такого дополнительного надела. При желании разрабатывать благородные металлы и драгоценные камни на крестьянских землях Английское общество имеет входить в соглашение непосредственно с крестьянами". Любопытно, что этот пункт (N 3) намечался и в первоначальном проекте устава, но был исключен из текста от 24 января (6 февраля) 1908 года¹¹ .

В июне 1908 г. Орлов заключил договор о поручении "приискать" покупателей на земли округа с бароном Э. фон Заукеном и инженером Г. Ф. Цезарем. Речь шла уже не о 570 тыс., а о сумме не ниже 500 руб. наличными за десятину¹² . Излишек опять поступал в пользу посредников. Их количество увеличилось - из "суммы денежного излишка" по договору удерживалось 176 тыс. руб. "для выдачи... за содействие... в данном деле" уже упомянутому

стр. 107

Черноярову, неким М. Я. Лобанову (Таганрог) и Ф. В. Лашину (Петербург). Покупатели должны были быть "приисканы" до 31 декабря 1908 года.

Земля оказалась богата углем - имение располагалось в той части Донецкого каменноугольного бассейна, которая "известна своими залеганиями антрацитных пластов". Через южную часть имения проходила 2-я Екатерининская железная дорога со станцией "Сердитово", имевшей удобный подъездной путь. Станция находилась в 146 верстах от Таганрога и в 187 верстах от Мариуполя, потреблявших и экспортировавших огромное количество угля. Таким образом, имение находилось "в выгодных условиях для отправки угля в города: Харьков, Киев и Москву и проч. и вообще... в центре промышленного края, изобилующего заводами... нуждающимися в огромном количестве антрацита". В описании имения подчеркивается, что оно "не имеет конкурентов среди окрестных владений" по высокому качеству угля, "спокойному" залеганию и мощности пластов в связи с его местоположением. Единственным минусом могла быть дороговизна перевозки добываемого угля к азовским портам. На земле имения имелись "шахты кустарного приспособления", из которых уже добывался "уголь для потребностей экономии и для продажи". Орлов пытался продать землю для устройства "угольных копей". В мае 1908 г. это ему почти удалось - часть имения была "запродана" дворянину И. И. Корсуну. Заукен и Цезарь обязывались, произведя "разведки" угля, "приискать" остальных покупателей¹³ .

Орловы не только "проживали" ранее нажитое имущество; в соответствии с новыми веяниями они стремились полученные деньги вложить в "дело". Их заинтересовали акции Лондонского синдиката драгоценных металлов, заключившего в 1907 г. договор с главным управлением Лысьвенского горного округа наследников Шувалова. До 31 июля 1908 г. синдикат обязывался создать "Английское акционерное общество" для добычи платины, золота и других драгоценных металлов и драгоценных камней с немедленной по получении аренды уплатой владельцам 350 тыс. ф. ст. и 550 тыс. акций по 1 фунту стерлингов каждая. От 1150 тыс. акций, которые составляли номинальный капитал Общества, это должно было составлять почти 50%; на Общество переходили все обязательства, заключенные владельцами рудников в июне 1907 г. с парижским Societe Industrielle de Platine, в частности о продаже всей добытой на Шуваловских приисках сырой платины¹⁴ .

Несмотря на размещение главной конторы синдиката в Лондоне, в его состав входили наследники П. П. Демидова, наследники Шувалова, кн. С. С. Абамелек-Лазарев и некий Воробьев. Синдикат, включавший "Платинопромышленную компанию" и общество "Платина", где заправлял все тот же Абамелек-Лазарев, монопольно распоряжался продажей всей добытой его участниками платины, штрафуя нарушителей "по своему усмотрению"; в то же время главную ответственность несли наследники Демидова и Шувалова¹⁵ .

Желая, по-видимому, стать акционерами новообразованного Общества, Орловы одновременно осваивали азы предпринимательства. Получив копии и проекты соглашений об образовании Общества и Синдиката, они засыпали своих партнеров массой вопросов, первым из которых было: "Что такое синдикат и Общество с ограниченной ответственностью?" Трудно с уверенностью констатировать, объяснялось ли их незнание малой осведомленностью и недостаточным опытом, или тем, что монопольные объединения были новым, малораспространенным в ту пору в России явлением.

К 1912 г. И. Д. Орлов был уже членом главного правления Общего собрания владельцев Лысьвенского горного округа наряду с В. Евдокимовым и графом А. Бобринским. Дела шли неплохо: за десять лет прибыль составила 3789 тыс. руб. при убытках в 377 тыс. рублей. Основной капитал в 4 млн. руб. (к 1 октября 1901 г.) приносил владельцам около 9% ежегодно. "Нельзя сказать, чтобы при том остром кризисе, который переживали Уральские горные заводы, этот результат не представлялся весьма благоприятным", - с удовлетворением отмечали Орлов и его партнеры¹⁶ .

стр. 108

Но не столь безоблачными были отношения между членами правления. 11 января 1905 г. Бобринский, зная, что Орлов хлопочет о спасении от продажи за бесценок отцовского имения, предложил выкупить его вексель за 10 тыс. руб., если тот уступит "лысьвенских паев" на ту же сумму с правом их последующего выкупа по желанию полковника (отлично зная, что тот, скорее всего, не сможет этого сделать). И это несмотря на то, что революция грозила и лысьвенским "владельцам": "Здесь у нас формальный (так в тексте. - К. К .) рабочий бунт, 96 убитых, 333 раненых"¹⁷ .

О дворянах - "предпринимателях новой формации" рубежа XIX - XX вв. и взаимоотношениях предпринимателей - собратьев по сословию дают яркое представление многостраничные жалобы офицера гвардии в запасе дворянина М. М. Ляшенко на придворного генерала, известного заводчика К. Э. Белосельского-Белозерского. Дворянская мораль здесь вступила в неразрешимое противоречие с обычаями наступающего капитализма. Ляшенко помог Белосельскому-Белозерскому не только получить на выгоднейших условиях заказ на изготовление "трубчатых вагонов" на Усть-Катавском заводе князя, но и нашел, пользуясь своими связями, группу бельгийцев, согласившихся вложить капитал. Предприниматель потратил на устройство дела много сил и средств. Согласно договоренности, услуги Ляшенко вознаграждались 25 тыс. руб., акциями новообразованной компании на сумму 400 тыс. франков и избранием в члены правления, с гарантией в виде неустойки в 50 тыс. руб. золотом. Но, вопреки договоренности, окончательное соглашение было заключено за спиной обманутого посредника, который затем два года пытался заставить князя выполнить свои обещания; все его письма оставались без ответа. Наконец, летом 1901 г. Ляшенко обратился к министру двора как начальствующему императорской Главной квартиры, ведавшей генералами и офицерами свиты. Предприниматель грозил обратиться в третейский суд. "Основанием к такому обращению служит то, что, помимо всяких формальных соображений и документов, мои деловые отношения с князем исходили из доверия к слову и чувству справедливости свиты его величества генерал-майора, что столь справедливое общее положение о том, что нельзя обогащаться безвозмездно на чужой счет, будет особенно обязательно для князя Белосельского-Белозерского... Мои требования основаны на фактах, не отрицаемых князем Белосельским-Белозерским, а право разобраться в суде совести или чести принадлежит всякому, и в особенности дворянину". Обманутый делец упрекал генерала "в неисполнении данного слова, в нежелании оправдать доверие, которое внушало прежде всего его высокое положение и близость его к Источнику чести, правды и справедливости - к Престолу". Все его требования оставались гласом вопиющего в пустыне, в то время как князь "приобрел следующие выгоды: ...продал обществу старый завод, стоивший 20 лет тому назад около 200000 рублей, за сумму более 400000 руб. и обеспечил прочие заводы долговременным и крайне выгодным правительственным заказом.., что принесло князю в общей сложности более 1000000 рублей чистого барыша". Тем не менее Ляшенко остерегался учинить скандал: "Для восстановления законной претензии в Брюссельском суде я вынужден был бы прибегнуть к свидетельским опросам многих высокопоставленных лиц... Не желая прибегать к этому средству, которое было бы неприятно для многих лиц, в особенности теперь, когда на заграничных рынках скомпрометировано так много русских дел, - я, невзирая на тяжелое мое положение, терпеливо ждал три года, надеясь, что князь оценит, наконец, то зло, которое мне сделал и покончит дело миром"¹⁸ .

Неизвестно, чем окончилось дело и добился ли Ляшенко восстановления своих прав, но показательна его апелляция к дворянской чести обидчика, раскрывается и нравственный облик князя-миллионера.

Разумеется, не все занимавшиеся предпринимательской деятельностью представители "благородного" сословия прибегали к жульническим или "посредническим" (а по сути, спекулятивным) операциям. Конечно, это утверждение прежде всего относится к лицам, занятым в сфере производства.

стр. 109

В предпринимательской деятельности участвовал и министр внутренних дел (в 1916 - 1917 гг.) А. Д. Протопопов, владелец крупных наследственных имений в Поволжье. Его Румянцевско-Селиверстовская суконная фабрика в 1900 - 1903 гг. давала работу 947 рабочим, производившим в год продукции на 854500 руб. (к 1914 г. - 1500 рабочих, годовое производство до 1,6 млн. руб. при основном капитале в 1,5 млн.); фабрика располагала складами на Гостином дворе в Петербурге, конторами на Ильинке и на Нижегородской ярмарке¹⁹ . В архивном фонде Протопопова имеется дело (относящееся к 1907 - 1912 гг., когда он министром еще не стал): копии документов, касающихся производства и поставок Протопоповым интендантству защитного сукна. 398 листов, густо исписанных будущим министром, свидетельствуют о его кипучей деятельности в этой области. В феврале 1908 г. он основал "Товарищество Румянцевско-Селиверстовской суконной мануфактуры" (суконная фабрика была основана его сводным дядей по отцу, Н. Д. Селиверстовым, и унаследована Протопоповым вместе с несколькими тысячами десятин земли и другой собственностью), вникал в тонкости овцеводства, даже переписывался по этому поводу с английскими сукноделами. В интересах дела Протопопов вырубил на продажу часть леса в родовом владении, взял кредиты в Волжско-Камском банке, вообще вел себя как капиталист-промышленник. К 1911 г. он вложил в предприятие почти 1,4 млн. рублей. Деловыми отношениями Протопопов был связан с известным дельцом К. М. Слиозбергом, но особенно тесно - с фирмой "З. Д. Шур и сыновья" (имеются сведения о его особой заботе и живом участии в судьбе этой фирмы, оставшейся на время без управляющего по причине ограничений евреев в праве на жительство в столицах империи). Сохранилась его телеграмма в Совет съездов представителей промышленности и торговли Юга России (так в тексте. - К. К .) в которой он ратует чуть ли не за всеобщее национальное равенство, что не характерно в массе для российского дворянства²⁰ .

В 1911 г. едва не разразилась финансовая катастрофа, пришлось пустить в ход средства, причитавшиеся Протопопову по операциям с нефтеносными землями на Ухте (десять процентов от переуступки собственниками своих прав третьим лицам). В тяжелой ситуации он утешал себя тем, что "оно ведь и полезно для совершенствования человека: знать на своей спине то, что лишь мало, или вовсе незаметно, на спине чужой". В письме Слиозбергу Протопопов жаловался, что "дело хотя идет, но столько хлопот"; "прошу тебя верить, что и мне здесь не малина, едва-едва леплюсь; сплю едва-едва, польза же от моего здесь житья - большая. Без этого не сделаешь - хотя, м.б., и увечным из этой переделки выйдешь!.. Ради Бога - не треплите еще Вы меня из Москвы: и без того невмоготу".

Тень на деловую репутацию Протопопова бросила неудача, описанная им в письмах 1908 г.: поставленные казне сукна пришли в негодность из-за небрежности чиновников и фабрика, как он выразился, пережила "встряску" и "лихорадку". Беспокоило Протопопова получение государственных заказов. "Необходимо урегулировать вопрос о казенных взятках... - дело, не терпящее отлагательств и могущее иметь при задержке платежей заинтересованным самые гнусные последствия"²¹ .

Специфической сферой предпринимательства являлось в начале XX в. кино. Здесь сочетались "промышленное" производство (индустрия развлечения и пропаганды) и торговля его продукцией. В истории дореволюционного кинопроизводства одним из его пионеров был А. А. Ханжонков (1877 - 1945), организатор и руководитель первого крупнейшего кинопредприятия. Дворянин, бывший офицер привилегированного казачьего полка, человек образованный и высококультурный, он выгодно отличался от большинства дельцов в этой сфере широтой кругозора и серьезностью подхода к кинопроизводству, что весьма импонировало "деловым" людям, как и его безукоризненная честность и аккуратность в исполнении принятых на себя обязательств. Вскоре после открытия в 1906 г. в Москве собственной конторы Ханжонков стал самым видным русским кинопредпринимателем. Иностранные компа-

стр. 110

нии и их представители в России охотно вступали в "джентльменские" соглашения с ним, предпочитая его многим другим кинодельцам, ворочавшим более крупными делами. Ему первому открыли кредит русские банки. Успех пришел к Ханжонкову, впрочем, не потому, что он "отличался буржуазной добропорядочностью", а потому, что понял: в России хозяева кино - не фабриканты лент, а прокатчики, которые буквально раздавили производителей-кустарей, пытавшихся самостоятельно продавать продукт своего труда²² .

Процветание фирмы поначалу обеспечила продажа и прокат заграничных фильмов; он и начинал как представитель иностранных фирм. Но как только дело встало на ноги (как раз в это время в России налаживался выпуск отечественных фильмов), Ханжонков стал неуклонно проводить политику вытеснения иностранного капитала с русского кинорынка. Позднее, организовав акционерное общество, он отказался от участия иностранных пайщиков, хотя в предложениях с их стороны не было недостатка.

Вскоре после открытия прокатной конторы Ханжонков принялся налаживать производство кинофильмов в России. В основанном им в 1907 г. и просуществовавшем до 1920 г. ателье было создано около четырехсот фильмов. Привлеченные Ханжонковым иностранные специалисты долгое время не могли справиться с поставленной задачей, и лишь в конце 1908 г. с помощью первого профессионального русского кинорежиссера В. М. Гончарова удалось снять "Песнь про купца Калашникова", затем несколько сцен из "Русской свадьбы XVI столетия", которые можно было пустить в прокат. "Купца Калашникова" критика назвала первой русской исторической картиной. А во время поездки по Европе Ханжонков узнал, что его конкурент А. Дранков "украл" у него идею и снимает своего "Калашникова". Следствием был разрыв деловых связей с ним, а Ханжонков "получил хороший урок, навсегда изменивший характер отношений фирмы с конкурентами"²³ . Деятельность Дранкова носила несколько авантюрный и спекулятивный характер; Ханжонков же сразу подошел к производству картин как к серьезному и главному в своей жизни делу. Настойчиво продолжая снимать фильмы, приобретая и модернизируя съемочную и проявочную аппаратуру, привлекая к делу способных людей, он постепенно вышел на первое место в России по производству и качеству картин. Уже в 1909 г. "Торговый дом А. Ханжонкова" выпустил в России по числу и метражу почти столько же картин, сколько все русские и иностранные конторы вместе взятые. В дальнейшем это соотношение изменилось, но свое первенство ни торговый дом, ни акционерное общество Ханжонкова уже не уступили. Расширяя материальную и техническую базу своего предприятия, он сделал его наиболее совершенным в тогдашнем кинопроизводстве и успешно конкурировавшим с иностранными производителями.

Борьбу с западными конкурентами, которых Ханжонков побеждал художественным и техническим качеством своих картин, облегчало и то, что заграничная продукция была почти лишена тех традиционных просветительных и демократических черт, которыми отличалась передовая русская литература и которые воспринимало русское кино.

Борьба Ханжонкова против засилья иностранного капитала в кино как в экономическом, так и в духовном плане имела прогрессивный характер. Не страдая "квасным патриотизмом", он отлично видел все то хорошее и достойное подражания, что предлагали французская, итальянская и другие кинематографии, и использовал средства, опыт и знания коллег. Главной целью кинодеятельности и для Ханжонкова являлся бизнес, а многие выпущенные им некоммерческие фильмы не сулили наживы. Однако его предприятие не только приносило доход, но и способствовало развитию всего русского кинопроизводства.

Во время войны фирма Ханжонкова делала благотворительные взносы на лазареты, на Красный крест, в пользу увечных воинов, но расходы покрывались большими доходами. Ханжонков принадлежал к числу тех немногих капиталистов, которые "подобно Третьякову, Мамонтову, Морозову, зани-

стр. 111

мались не только погоней за прибылями, но и ставили перед собой задачи, в той или иной мере совпадавшие с общенародными интересами". Он не располагал такими средствами, как эти знаменитые меценаты, и к тому же ему приходилось преодолевать косность общества, создававшую обстановку нападок и непонимания даже со стороны тех, кто должен был быть его союзником, и прежде всего со стороны представителей власти.

Военно-кинематографический отдел, созданный при правительственном Скобелевском комитете, пользовавшийся монопольным правом съемок на фронте, не мог похвалиться большими достижениями, несмотря на свои привилегии. Сравнение его деятельности с деятельностью Ханжонкова подчеркивает разницу: неспособность дворянского по своей природе государства "обуржуазиться" в отличие от "одного отдельно взятого" дворянина.

Ключом к успеху был бескорыстный в основе энтузиазм Ханжонкова; отмечали не только его деловую ловкость, но и любовь к киноискусству, завоевавшую ему доверие партнеров и сотрудников, и внимание к актерам. Ханжонков "трепетал за судьбу научного отдела" фирмы, так как он "не давал дохода", но "общее собрание акционеров утвердило дотацию в 50 тыс. руб. и научный отдел был спасен", к радости главы предприятия²⁴ . Как нельзя лучше характеризует этого кинопредпринимателя то, что он наладил в 1911 г. производство научно-учебных фильмов и настойчиво продолжал его, сознавая их значение, несмотря на то, что они не могли быть доходными.

Ханжонковская студия издавала собственные кинематографические журналы ("Вестник кинематографии" и "Пегас") и располагала таким большим режиссером, как Е. Ф. Бауэр - несравненный мастер живописных съемок, подчеркивающих все особенности внешности актеров. У Ханжонкова начинали многие крупные режиссеры, актеры, операторы, художники и сценаристы той эпохи; к ряду фильмов сценарии написал сам Ханжонков.

Однако Ханжонков был почти одинок в качестве "дворянина в мещанстве": подавляющее большинство кинодельцов были по происхождению из "податных сословий". По его собственному свидетельству, киноделом (особенно прокатом фильмов) пытались заниматься "по совместительству" крупные и мелкие капиталисты. Кроме Ханжонкова, из лиц дворянского сословия имел свою кинематографическую фирму лишь К. И. фон Ган, сменивший в качестве придворного фотографа Б. Матушевского, который уехал в 1893 г. в Париж. Пока демонстрация "царской хроники" на коммерческих экранах не была разрешена, съемки были сосредоточены в его руках. Начиная с 1907 г. фирма фон Гана передавала отдельные сюжеты киносъемок царя и его окружения прокатчикам для демонстрации (разумеется, с разрешения Министерства двора). Позднее разрешение на съемки царя получили Дранков, Е. Булла (старший), фирмы Ханжонкова, братьев Пате и др., однако основную часть таких фильмов в кинотеатры поставлял именно фон Ган, фирма которого главенствовала в данной области вплоть до февраля 1917 года²⁵ .

В области периодической печати капитализм наступал стремительно. С этим был неразрывно связан политический фактор - возможность через органы печати влиять на события. В 1913 г. общий тираж правительственных и проправительственных изданий, в число которых входили старейшие газеты - "С. -Петербургские ведомости", "Московские ведомости" и "Правительственный вестник", уступал даже далеко не самым популярным либеральным изданиям. Ни одна из этих трех газет не входила в десятку крупнейших по тиражу изданий.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что ни князь Э. Э. Ухтомский (с 1896 г. редактор-издатель сдававшихся в аренду "С. -Петербургских ведомостей"), ни К. К. Случевский, ни другие аристократы не руководили крупными независимыми изданиями, а предпочитали органы, пользовавшиеся поддержкой властей. И это в эпоху, когда, по словам И. Л. Горемыкина, "издательская предприимчивость в области повременной печати ничем не отличается от прочих видов коммерческих предприятий".

стр. 112

Среди дворян-"газетчиков" не было крупных издателей. К началу XX в. редакторские и издательские функции разделились. "Фактическими издателями, как правило, являются один или несколько дельцов-предпринимателей". Небогатое в массе своей дворянство не могло позволить себе выпускать крупные многотиражные издания; к тому же, чем слабее была в финансовом отношении газета, тем значительнее оказывалась ее материальная зависимость от рекламодателей и от многочисленных посреднических контор и агентств, перепродававших объявления фирм и компаний периодическим изданиям. Эта зависимость в конце концов приводила к идейно-политической зависимости²⁶ , что противоречило основам дворянского самосознания.

Отстаивание интересов государства, правительства и связанного с ним дворянства в прессе "передоверялось" лицам недворянского звания и происхождения, "плохим аристократам", зато "хорошим" дельцам от периодики. Для публикации информации от земельных банков, с которыми было тесно связано поместное дворянство, Министерств финансов неизменно предназначало "Новое время" - типично буржуазное предприятие, превратившее правительственную поддержку в инструмент наживы. Газеты, даже находившиеся в сильной зависимости от правительства, не только обслуживали интересы капитала, но и сами превращались в разновидность буржуазного предпринимательства, становились прибыльным капиталистическим производством.

Более типичный, "традиционный" для богатых или даже просто состоятельных дворянских семейств способ извлечения доходов заключался в сдаче в аренду земельных, лесных и иных угодий, рудников, недвижимости в городах. Средства, получаемые от такой аренды, чаще не вкладывались в новое "дело", а тратились на бытовые нужды, на приобретение дорогих и престижных вещей. Даже в тот период, на пороге исчезновения, дворянство давало примеры бескорыстного меценатства. Например, делом жизни графов Уваровых была археология. Графиня П. С. Уварова (урожд. кн. Щербатова), была кавалерственной дамой ордена св. Екатерины, имела нагрудный портрет императрицы. Но одновременно она - известный археолог, коллекционер, почетный член Московского и Киевского университетов, долгие годы возглавляла Московское археологическое общество.

Овдовев, графиня приспособила под доходные дома городскую усадьбу в московском Леонтьевском переулке, доставшуюся от мужа. Перестройкой весной 1908 г. руководил архитектор И. П. Машков. "К этому времени многие служебные постройки снесены, и начинается сооружение двух доходных домов... Квартиры сдавались состоятельным жильцам". Один из них принес жалобу домовладелице, требуя возвратить аванс, "так как в обусловленное договором время не было проведено электричество, отклеились обои, а главное - не был нанят швейцар". Требуя назад деньги, квартиронаниматель вывел многозначительную фразу: "Означенная сумма (а сумма была немалая. - К. К .) ни для меня, ни для Вас никакого значения не имеет, важен принцип".

Дела по домовладению Уварова вела так же основательно, с размахом, как и все остальные: отпечатала специальные бланки для договоров по найму, держала штат обслуживающего персонала, аккуратно велось делопроизводство. Возможно, определенные деловые качества перешли к ней от отца: князь С. А. Щербатов был директором Лосиноостровской фабрики. Она же послужила Л. Н. Толстому прототипом Кити Щербацкой для "Анны Карениной".

Но, возможно, такая деловая хватка, пусть даже служившая благим целям, порой препятствовала ей, когда требовались свежее восприятие действительности, идеализм, новаторский подход к делу. Она категорически отвергала смелые начинания известного историка и спелеолога, знатока подземной Москвы И. Я. Стеллецкого, стремившегося исследовать недра древней столицы. Он "на свой страх и риск... начинает обследовать подземную часть дома Археологического общества на Берсеневской набережной (дом

стр. 113

20, бывшие палаты Аверкия Кириллова). Во дворе дома при раскопках им была обнаружена белокаменная лестница, ступени которой уходили куда-то под Москву-реку. Но тут вмешалась графиня П. С. Уварова, возглавлявшая археологическое общество: "Пока я жива, Вы в доме Археологического общества копать не будете""²⁷ . Дети (за исключением, пожалуй, только предпоследнего, Игоря - он стал коммерсантом) унаследовали родительскую любовь к истории: ездили с матерью и на раскопки, и на съезды, так же, как и она, много занимались благотворительностью"²⁸ .

Старший сын Алексей Алексеевич, окончивший Московский университет, стал депутатом Государственной думы; второй сын, Федор Алексеевич, - в должности шталмейстера Двора, - членом Государственного совета; третий, Игорь, камер-юнкер, - избирался бельским уездным предводителем дворянства (в Смоленской губернии). Их сестры - Прасковья и Екатерина, дочери Прасковьи Сергеевны, и ее внучки - дочери графа Ф. А. Уварова, все были фрейлинами Двора²⁹ . Камер-юнкерское звание не мешало графу И. А. Уварову заниматься своими заводами в Смоленской губернии. (В 1902 г. он основал Овсянниковский паровой лесопильный завод, приносивший 35 тыс. руб. в год; возглавляемой им фирме принадлежали еще лесопильный и фанерный заводы в Смоленской губернии). Шталмейстер граф Ф. А. Уваров получал немалую прибыль от расположенного в Пензенской губернии "Чернышевского N 49 винокуренного завода, основанного в 1892 г." (с годовым объемом производства в 84700 - 88625 рублей)³⁰ .

В целом те изменения в составе высшего сословия в результате новой для него социально-экономической обстановки, которые наблюдались ранее, развились и усилились в начале XX века. Как и в предшествующий период (1861 - 1900 гг.), подавляющая часть дворян предпочитала непроизводительные источники дохода, редко делая предпринимательство своим основным занятием. Те же, кто занимался "не свойственным" сословию делом, чаще всего переносили в эту область приложения своих сил те понятия, нормы морали, правила поведения, которыми привыкли руководствоваться в своей среде. Но это обстоятельство, бывшее естественным и даже необходимым в нормальном обществе, серьезно препятствовало их приобщению к условиям торжествующего капитализма, требовавшего совсем других социальных и личных качеств. Многие дворяне терпели неудачи на поприще "делания денег". Редкие исключения, приведенные выше, лишь подтверждают общее правило. Если сталкивались интересы двух дворян-предпринимателей, особенно принадлежавших к различным сословным группам, побеждал обычно тот, кто меньше связывал себя принятыми в обществе нормами. Прочного успеха достигали те дворяне-предприниматели, чье благосостояние основывалось не столько на принадлежавших им предприятиях, сколько на других источниках дохода, как правило, некапиталистического происхождения. Предпринимательская деятельность, независимо от степени личного участия каждого, не могла стать главной для них прежде всего по причинам социального характера.

Примечания

1. КОРЕЛИН А. П. Дворянство и торгово-промышленное предпринимательство в пореформенной России (1861 - 1904 гг.). - Исторические записки, 1978, т. 102, с. 137 - 138.

2. Полное собрание законов Российской Империи (ПСЗ) 2-е. Т. 38. Отд. I, N 39118; ПСЗ 3-е. Т. 10. Отд. I, N 6888.

3. РОГОВА В. Патриарх русского кино. - Независимая газета, 27.VIII.1997, с. 7.

4. Речь идет о князе Викторе Васильевиче Голицыне, женатом на дочери генерал-лейтенанта М. Н. Анненкова.

5. БОГДАНОВИЧ А. В. Три последних самодержца. М. 1990, с. 136 - 137.

6. Список фабрик и заводов Европейской России. СПб. 1903, с. 689; Фабрично-заводские предприятия Российской империи. Пг. 1914, N 7892.

7. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 596, оп. 1, д. 310, л. 3, 6, 1.

стр. 114

8. Биржевые ведомости, 5.V.1909. Однако компаньоны занимались не только имениями. В августе 1905 г. П. В. Писарев предлагал Таубе устроить покупку Министерством путей сообщения, к которому оба не имели никакого отношения, парохода одной из лондонских фирм, обещая в случае удачи 5% от полученной суммы (там же, д. 305, л. 2).

9. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА), ф. 83, оп. 1, д. 49, л. 1, 1об., 5об. -6.

10. Там же, л. 9, 5 - 6; д. 52, л. 27 - 28, 13 - 15. Попытки продать имение делались еще в 1901 г., когда генерала Орлова очередной его "посредник", А. Н. Автехин, известил о том, что ему вроде бы удалось найти потенциальных покупателей - ставропольских миллионеров Поповых, и просил выслать в срочном порядке план и опись имения (РГВИА, ф. 83, оп. 1, д. 52 (1899 - 1916 гг.).

11. Там же, д. 16, л. 18, 11, 34 - 44.

12. Там же, д. 42, л. 5.

13. Там же, л. 3, 6.

14. Там же, д. 15, л. 2 - 4об.

15. Там же, л. 1.

16. Там же, д. 19, л. 1 - 2об.

17. Там же, л. 3 - 4.

18. РГВИА, ф. 970, оп. 3, д. 634, л. 1об. -2, 7 об. -8.

19. Список фабрик и заводов, с. 74; Фабрично-заводские предприятия... (группа К), N 1642.

20. ГАРФ, ф. 582, оп. 1, д. 72, л. 382, 374 - 375, 363 - 368, 340 - 343, 1, 398.

21. Там же, л. 300, 284, 277.

22. ХАНЖОНКОВ А. А. Первые годы русской кинематографии. М. -Л. 1937, с. 86 - 88.

23. ГИНЦБУРГ С. С. Кинематография дореволюционной России. М. 1962, с. 49, 53; ХАНЖОНКОВ А. А. Ук. соч., с. 30 - 31, 37.

24. ХАНЖОНКОВ А. А. Ук. соч., с. 86 - 88.

25. ГИНЦБУРГ С. С. Ук. соч., с. 34 - 35.

26. БОХАНОВ А. Н. Буржуазная пресса России и крупный капитал. М. 1984, с. 41, 84.

27. СТЕЛЛЕЦКИЙ И. Я. Мертвые книги в московском тайнике. М. 1993, с. 5.

28. БЕЛИЦКИЙ Я. М. Улица Станиславского, 18. М. 1986, с. 68 - 70.

29. Almanach de Sankt-Petersbourg, 1913/14. SPb. [1913], p. 402 - 403.

30. Список фабрик и заводов, с. 229, 605; Фабрично-заводские предприятия... Гр. Ж. N 1157; Гр. Д. N 5298.