PORTALUS.RU → ЭКОНОМИКА → Н. Н. Алексеев. Собственность и социализм. → Версия для печати

Постоянный адрес публикации (для научного и интернет-цитирования)

По общепринятым международным научным стандартам и по ГОСТу РФ 2003 г. (ГОСТ 7.1-2003, "Библиографическая запись")

Н. Н. Алексеев. Собственность и социализм. [Электронный ресурс]: электрон. данные. - Москва: Научная цифровая библиотека PORTALUS.RU, 16 ноября 2004. - Режим доступа: https://portalus.ru/modules/economics/rus_readme.php?subaction=showfull&id=1100598163&archive=1254315027&start_from=&ucat=& (свободный доступ). – Дата доступа: 20.04.2024.

По ГОСТу РФ 2008 г. (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка")

Н. Н. Алексеев. Собственность и социализм. // Москва: Научная цифровая библиотека PORTALUS.RU. Дата обновления: 16 ноября 2004. URL: https://portalus.ru/modules/economics/rus_readme.php?subaction=showfull&id=1100598163&archive=1254315027&start_from=&ucat=& (дата обращения: 20.04.2024).

публикация №1100598163, версия для печати

Н. Н. Алексеев. Собственность и социализм.

Дата публикации: 16 ноября 2004
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ЭКОНОМИКА - Русские экономисты →
Номер публикации: №1100598163 / Жалобы? Ошибка? Выделите проблемный текст и нажмите CTRL+ENTER!

Исупов К., Савкин И. Русская философия собственности (XVII-XX вв.). - СПб.: СП "Ганза", 1993.
Н. Н. Алексеев
Собственность и социализм
Опыт обоснования
социально-экономической
программы евразийства
Глава I
Постановка вопроса
Не было еще эпохи в европейской истории, когда институт частной собственности подвергался таким потрясениям, как это происходит в наши дни. Вот уже полтора столетия, как в общественной философии провозглашен знаменитый лозунг - "собственность есть воровство"1. Лозунг этот в течение прошлого века постепенно превращается в целую социально-политическую программу, обоснованную в различных течениях новейшего коммунизма и социализма. Социализм, будучи сначала чисто теоретическим учением, проповедуемым немногочисленной группой фантазеров, постепенно превращается в практическую систему, все более и более захватывающую настроения широких народных масс. Социалистические партии приобретают не только многочисленных сторонников, но и значительный удельный вес в жизни новейших европейских обществ. После великой войны партии эти становятся партиями большинства и, следовательно, партиями правящими. Наиболее крайние и решительные из них совершают попытку организации общественного устройства на основе отрицания принципа частной собственности. Сюда принадлежит прежде всего наиболее грандиозный в истории человечества опыт насильственной отмены частной собственности, проводимый российской компартией, - опыт, хотя и не удавшийся, однако идейно до сих пор еще не изжитый ни в России, ни в Европе. Неудача его До сих пор приписывается многими сторонниками социализма и коммунизма не ошибочности этих самых систем, но преждевременности их осуществления, к тому же в экономически слабо развитой стране, обнищавшей от последней великой войны. Одним словом, в сознании народных масс некогда "священный" принцип частной собственности как будто утратил всякую ценность, и нужны какие-то огромные новые сдвиги, чтобы восстановить его хотя бы частичное признание.
И вместе с тем до сих нор еще институт частной собственности имеет убедительнейших сторонников, которые верят в его святость и в его могучую целительную силу при восстановлении нарушенного равновесия социальной жизни. В создании собственности как "прочного настроения", как "устремления народных масс" видят единственное средство борьбы с коммунизмом. В насаждении собственности усматривают основу для произрастания истинного патриотизма и национализма. Всю ответственность за социальную катастрофу, в частности, русскую, сваливают на отсутствие частной земельной собственности у нашего крестьянства. При этом закрываются глаза на то, что все современное социальное движение и связанный с ним красный призрак социальной революции являются неизбежной обратной стороной общественного порядка, построенного на исключительном господстве принципа частной собственности. Нужно обладать значительной долей политической наивности, чтобы серьезно думать, что упрочение у нас порядка частной собственности не повлечет за собой новой постановки так называемого "социального вопроса". Частная собственность, введенная без всяких коррективов, означает бесконечное обогащение одних и обеднение других. Пролетаризация и пауперизм суть вечные спутники частной собственности. А, следовательно, спутником ее является и социализм, т. е. новое обесценение принципа частной собственности. Если в России на развалинах коммунизма вырастет новый капитализм, в ней неизбежно возникнет новое рабочее движение, которое, по всем вероятиям, должно скоро выкинуть социалистическое знамя, т. е. снова объявить войну частной собственности. Поистине от такой перспективы становится скучно и тошно. Если уже она неизбежна, то, по крайней мере, ее не следует прославлять и вводить тем в обман наивных людей, свято верующих, что насаждение у нас начал частной собственности означает окончательную социальную стабилизацию, исключающую возможность повторения тех событий, которые при режиме частной собственности во Франции породили 1848 год и Парижскую Коммуну.
Но, может быть, в такой перспективе и нет фатальной неизбежности? Может быть, институт частной собственности подлежит каким-то исправлениям, которые предупредят зарождение общественного недовольства и розни? Может быть, институт этот можно преобразить так, что он действительно способен будет придать общественным отношениям известную устойчивость и спокойствие? И что же, такое исправление и такое преобразование должны идти в направлении, предлагаемом современным социализмом, или какими-либо иными путями? Таковы вопросы, от решения которых, бесспорно, зависит историческая судьба будущей России, ныне стоящей на пути от отрицания частной собственности к се утверждению, на пути от коммунизма к капитализму. Каждая ошибка, здесь сделанная, может породить непоправимое зло, и каждый верный шаг может обеспечить нашему государству истинно блестящее будущее. Между тем современные наши политические направления внушают мысль, что мы, скорее, стоим на пути ошибок, чем готовимся предпринять правильные политические шаги. У нас сейчас есть две группы политиков: одна из них торжествует, что в России водворяется капитализм и поет дифирамбы частной собственности; другая готовит себе место будущей социалистической оппозиции в будущем капиталистическом государстве, т. е. предполагает начать более или менее безответственную войну против частной собственности после падения коммунистической власти. Кстати, и последняя группа тоже не прочь иногда торжествовать по поводу нарождающегося в России капитализма и не прочь ему посочувствовать, - ведь положение социалистической оппозиции в буржуазном государстве куда легче и приятнее, чем положение современных русских коммунистов... Другими словами, первая группа пребывает в догматизме буржуазном, вторая - в догматизме социалистическом, который отличается от коммунизма не качественно, но количественно. Таким образом, критически проблему частной собственности никто не ставит. И никто не имеет практической социальной программы, которая основывалась бы на подобном критическом рассмотрении вопроса о собственности.
В современной науке проблема собственности преимущественно изучается юристами, историками и политиками. Первые - связаны в трактовании вопроса рамками, поставленными им положительным, действующим правом. Они принуждены в силу этого изучать не то, что такое собственность по своему существу, но что считается собственностью в современных законодательствах, иными словами, что более или менее условно установлено на этот предмет законами. В такой трактовке вопрос не ставится во всей его теоретической широте. Вместо собственности в ее целом подставляются современные установления частной буржуазной и капиталистической собственности. Оттого юристы себя чувствуют беспомощными, когда дело идет о собственности в установлениях социалистического или коммунистического государства. Понятие о собственности приобретает у них неизбежно характер односторонний и однобокий. Гораздо шире подходят к вопросу о собственности историки. Их постановка вопроса убеждает, что явление собственности многосложно и изменчиво; что существуют различные виды собственности и что современные институты собственности не суть какие-то абсолютные категории, а только более или менее временные установления. История решительно исцеляет от того идолопоклонства, которое свойственно некоторым современным поклонникам частной собственности. Однако историческая трактовка, как и всякое историческое изучение, не дает еще идеи собственности в ее наиболее общем существе. История институтов имеет дело всегда с воплощениями, а не с самым ядром явлений, которое скорее предполагается историками, чем ими определяется. Наконец, политики не столько изучают, что такое собственность, сколько стремятся определить, в каком направлении должны быть изменены современные институты частной собственности. При этом, но крайней мере, у современных политиков наблюдается полная неясность понятий, настоящее вавилонское столпотворение, смешение языков. В последующем мы убедимся, что во всем современном социализме нет ясною понятия о собственности и царствует полная неясность по вопросу о том, в каком направлении она должна быть изменена. Как это ни удивительно, но большинство современных социалистов, предлагая реформу собственности и призывая к ее отмене, бродят в совершенных потемках и не знают точно, к чему они стремятся.
Критическое отношение к проблеме собственности обязывает поднять вопрос на высоту общих философских понятий. В последующем мы и попытаемся подойти к названному вопросу с точки зрения философии права. Нас будут интересовать в первую очередь не положительные установления собственности и не ее различные исторические формы. Мы не будем исходить и из планов преобразования современных институтов. Мы постараемся прежде всего нащупать самое ядро собственности, независимо от того, какая она, - частная или общественная, первобытная или современная, капиталистическая или социалистическая. Мы увидим, что, по определению этого ядра, основные моменты проблемы собственности предстанут перед нами в новом и особом освещении.
Глава II.
Существо собственности
Наиболее распространенный среди юристов взгляд на собственность исходит из предположения, что собственность есть одно из установлении, изобретенных человеком для известных общественных целей2. Человек установил собственность так, как он установил обычаи, приличия, нравы, моду и т. и. В природе собственности, взятой самой по себе, не лежит никакого объективного отношения, которое обнаруживало бы внутреннюю необходимость, лежащую за внешней произвольностью ее установленных форм. Такое объективное, чисто физическое отношение лежит в основании того явления, которое может иногда совпадать с собственностью, но может и не совпадать, - в основании фактического обладания человека вещью (detentio) или фактического владения вещью (posscsio). Для того, чтобы существовало обладание или владение, необходима физическая связь между человеком и вещью; собственность же, напротив, вовсе не предполагает такой связи, собственность может быть голым правом, не связанным с обладанием; украденная вещь, например, не находится в обладании собственника, однако право собственности тем самым не прекращается. Собственность есть право, т.е. особо установленный способ признания за некоторыми лицами положительной возможности распоряжения и господства над вещами и охраны такой возможности от посягательства со стороны третьих лиц. В основе такого права нет ничего объективного; содержание его исчерпывается тем, что фактически установлено и признано в данном государстве и не признано в другом. Оттого ошибочно считать в основе собственности какие-либо объективные отношения и спрашивать, на чем она основывается и каковы ее объективные признаки и отличия. Основы, признаки и отличия содержатся в правовых установлениях, в законах, в нормах, определяющих в каждом государстве существо собственности и ее отличительные черты. Нельзя дать какое-либо отвлеченное, философское определение собственности, помимо того, которое уже дано в законах, в положительном праве. Законы в различных государствах различны, следовательно, могут быть различными и определения существа собственности. Кроме того, законы эти могут изменяться, следовательно, может изменяться и существо собственности. Исходя из этих предположений, можно неизбежно прийти к выводу, что принципиально возможным является и полная отмена собственности. Тот, кто ее установил, может и уничтожить ее, отменить, как отменяются рукопожатия и другие правила человеческого обихода.
Хотя указанные воззрения и разделяются многими юристами, положительной задачей которых является защита института собственности, однако в них, как и во всякой теории произвольного установления, содержится значительная доля разрушительного скептицизма. Из взгляда на собственность как на историческое установление, как на историческую "идеологию" исходят и многие современные отрицатели собственности. "Понятие "собственности", - говорят они, - есть только рефлекс, только продукт условий государственной и общественной жизни и, естественно, понятие это подчиняется, имеете с означенными условиями, постоянным изменениям. Современное понятие собственности иное, чем понятие собственности в прошедшем, как настоящее государство и общество иные, чем были ранее. Поэтому всего более курьезно и всего более противоречит историческому развитию рассуждать о каком-то постоянном "принципе собственности", который внедрен в центр политического и социального мира, как солнце, которое приводит в движение землю и другие планеты. Понятие собственности зыбко, как песок, и тот, кто полагается на вечность института современной частной собственности, строит свое здание на песке3. Мы видим, что конечные последствия воззрений юристов и современных отрицателей собственности в значительной степени совпадают. Собственность, сведенная к произвольному установлению и лишенная всякой идейной или объективной основы, становится институтом зыбким, лишенным всякой подлинности и всякого внутреннего существа.
Стремления отыскать доправовые, сверхъюридические (в смысле положительного права) основы собственности были искони свойственны человеческой мысли, и этими стремлениями вдохновлялись старые учения естественного права4. Согласно естественно-правовым воззрениям, происхождение института собственности сводилось к тому первоначальному договору, который заключали между собой люди в естественном состоянии и в результате которого вообще возник организованный порядок - положительное право, общественная власть, государство. Как люди согласились между собою повиноваться избранным ими властям, - и таким образом произошло государство, подобным же образом люди согласились взаимно уважать общие имущественные интересы, - и таким образом произошел гражданский порядок общежития, основой которого является личная собственность. Было время, когда эти естественно-правовые воззрения были чрезвычайно распространены преимущественно на Западе, - но в настоящее время их приходится считать совершенно устарелыми. Развитие исторических знаний показало, что подобных договоров г. действительности не существовало, а если их считать простыми фикциями, построенными для объяснения существа социальных институтов, то в конце концов они ничего не объясняют. Чтобы договориться о том, что является "моим" и что - "твоим", нужно уже обладать идеей собственности. Общественный договор равным образом предполагает понятие собственности, а не объясняет его. И сами теории естественного нрава чувствовали этот свой недостаток, пытаясь отыскать, помимо договора, другие доправовые основы собственности. Основание собственности усматривали в труде (английский политик и философ Локк), в первоначальном завладении или оккупации (Руссо) и т. д.
По нашему мнению, существование доправовых основ собственности не подлежит никакому сомнению, вопрос только заключается в том, как их можно определить. Определение доправовых основ собственности лучше всего приурочить к основным категориям права, предполагаемым каждым правовым институтом, поскольку мы мыслим его как установление правовое. Существует четыре таких правовых категории: 1) правовой субъект; 2) правовой объект; 3) правовое содержание; 4) правовое отношение5. Это значит с применении к собственности, что 1) нельзя мыслить этот институт без того, чтобы не предположить некоторое лицо, которое является собственником; 2) нельзя мыслить собственности без предположения некоторого предмета, на который установлена собственность; 3) нельзя мыслить указанный институт без предположения, что отношения вышеуказанного лица к предмету имеют определенное содержание, складываются из особых имеющих определенное значение действий; 4) нельзя мыслить, что отношения собственника к предмету собственности не затрагивали бы правовых отношений других лиц и их бы не предполагали. Положительное право в качестве необходимой основы установленной собственности и предполагает существование определенного "кто" (субъект), определенного "что" (объект), определенного отношения того и другого (содержание), определенного отношения к обществу, возникшего по поводу вышеуказанного отношения субъекта к объекту (правоотношение). Исследуем теперь, к чему сводится в действительности формально определенное нами доправовое строение собственности.
а) Субъект собственности
Очевидно, субъектом собственности может быть только такое существо, которое живет в мире оформляемой им материи и обладает нуждами и потребностями. Существо, которое бы обладало способностью безусловного творчества, не может иметь никакого интереса к собственности. Кто ни в чем не нуждается, не нуждается также и в собственности. Поэтому нельзя считать Бога, понимаемого как начало абсолютного творчества, как actus purus, собственником того, что им сотворено. Бог как бесконечный творческий акт не может унизиться до того, чтобы быть большим помещиком в мире и считать созданные им вещи своей собственностью. Это означало бы, что Бог творил из лишения, из недостатка, в нужде и в бессилии. Мы, конечные существа, считаем вещи своими потому, что мы не творили этих вещей: мы находим материю в пространстве и времени и можем только придавать ей ту или иную необходимую нам форму. Мы нуждаемся в определенной форме вещей, и эта нужда заставляет нас считать вещи своими, делиться вещами, заведывать ими, присваивать их. Даже тогда, когда дело идет о предмете нашего наиболее свободного творчества, мы присваиваем его продукты, именно, по пашей ограниченности, по нашей неспособности творить бесконечно. Мы считаем "своими" произведения нашего ума, таланта, изобретательности только потому, что мы модем написать определенное количество ученых книг, стихов или романов, сделать несколько определенных изобретений. Продукты нашего творчества не текут из нас, как из рога изобилия, оттого мы ими дорожим, как редкостями, считаем их за уникумы, - и закрепляем за собой, присваиваем.
Изложенным выше мыслям о субъекте собственности можно придать и другую следующую формулировку: субъектом собственности может быть не личность вообще, но та личность, которая обладает телесной природой, следовательно, субъектом права может быть физический индивидуум. В опытном, воспринимаемом нашими чувствами мире мы и не знаем о существовании других индивидуумов, кроме физических, однако с разумом нашим мы можем без противоречия мыслить такую личность, в которой пет земной телесности, - духовную личность, действительное существование которой утверждается не только религиозным сознанием, по и многими философскими теориями. Нет основания утверждать, что такая духовная личность может быть субъектом собственности. Чистый, бесплотный дух не нуждается ни в одежде, ни в пище, ни в доме, ни в участке земли. Ему чужды потребности в нашем, физическом смысле этого слова. Поэтому и нельзя считать собственность необходимым свойством каждого духовного существа и нельзя считать ее категорией права.
Из юридической практики, особенно современной, известно, что фактическими субъектами нрава собственности бывают не только физические лица, по и лица коллективные, "идеальные", - общества, корпорации, союзы, социальные организмы (юридические лица). Признание этого факта стоит ли в противоречии с высказанными выше взглядами на субъект собственности? Мы думаем, что противоречия здесь никакого нет. Опыт показывает, что, кроме так называемых физических (одночеловеческих) личностей, в общественной жизни существуют еще и личности коллективные (многочеловеческие). Совокупности физических лиц не представляют собой простой кучи предметов, простого агрегата; совокупности могут обладать своей, особой жизнью, своими интересами и потребностями. Эти интересы могут требовать признания за совокупностью права на собственность - того права, которое не слагается из суммы прав отдельных членов этой совокупности и составляет особое право личности многочеловеческой. Однако нужно помнить, что, хотя подобные коллективы или многочеловеческие личности иногда и называются в юридической теории вещами "идеальными", "духовными организмами", однако они вовсе не исключены из физического мира, вовсе не лишены телесной природы, вовсе не принадлежат к миру чистой, бесплотной духовности. Коллективные личности в той же степени физичны, как и физические лица. Они живут на земле, имеют земные нужды, должны производить и потреблять блага, словом, должны, как и отдельные люди, подчиняться всем законам физического бытия. Словом, они являются особым родом сложных физических индивидуумов, а потому они и могут быть объектами собственности так же, как и отдельные люди.
б) Объект собственности
Объектом собственности являются не все вещи вообще, но только те из них, которые встречаются в природе в некоторой ограниченности. Причем под ограниченностью этой следует понимать прежде всего фактический недостаток необходимых человеку вещей, экономическую скудость; и, далее, под ограниченностью следует понимать индивидуальный характер вещей, их единственность, редкость, своеобразие. Первое есть свойство вещей заменимых, массовых; второе - свойство вещей незаменимых, единичных.
Предположением идеи собственности, таким образом, является некоторое лишение, некоторая бедность, т. с. отношения, лежащие в чисто фактическом бытии. Вывод этот находит неопровержимое подтверждение в воззрениях на первоначальные (оригинальные) способы приобретения собственности, которые составляют не только предмет рассуждения юристов, но и глубоко заложены в человеческом сознании народов различных культур и различных эпох. Существует два способа приобретения собственности - это оккупация или захват и обработка предмета, истраченный человеческий труд-Оккупация есть завладение, основанное па борьбе за вещи6, бороться же имеет смысл только тогда, когда подлежащих вещей мало или просто они единичны. Когда первоначальный заимщик земли облюбовывал свой участок и ставил на нем свой знак, вырубленный на дереве, или свою веху, он действовал в том соображении, что таких участков мало, а, может быть, просто нет. Он имел дело с единичной, неизменной вещью, которой нельзя не дорожить. Редкость и составляет здесь основу интереса к собственности. И сюда тотчас же присоединялся груд. Выкорчевав лес и обработав участок, заимщик тем более имел основание считать его своим. То, что мы говорим здесь, не есть плод теоретических рассуждений. Право заимки есть право, глубоко вложенное в сознание нашего крестьянина, - и достаточно ознакомиться с обычным правом русского народа, чтобы убедиться, что захват и труд - таковы были в его убеждении первые титулы собственности. На убитом звере на охоте, которого нельзя было донести, ставился знак, и знак этот чтился всяким другим охотником: зверь был чужой, присвоенный. Добытчик зверя был собственником, а на чем же основывалось право добытчика? Реальным его основанием была борьба со зверем, его захват, оккупация и труд, потраченные при добыче7. Добывать же можно только предметы, имеющиеся в некоторой, хотя бы относительной скудости. Предметы, которых безгранично много, не добывают, как не добывают воздуха. Не встречающиеся в изобилии вещи не достаются человеку легко. Для добычи их нужны усилия, та или иная затрата энергии. Даже если такая вещь достается человеку чисто случайно, без особой затраты труда, то и здесь человек не может не учитывать благоприятности такого случая, приравнивая его к возможному труду, который необходимо было бы потратить па добывание данной вещи и условиях обычных. Благоприятный случай является здесь эквивалентом известных трудовых затрат. Чувство собственности есть, таким образом, одно из последствий попятного каждому человеку принципа траты и труда и сбережения сил. Ценя свой труд, человек не может и не оцепить всего того, для добывания чего необходимо бороться и трудиться.
Однако идея собственности отнюдь не охватывает отношений человека ко всем возможным, не встречающимся в абсолютном изобилии вещам. Существуют вещи отношения, обладание которыми не означает собственности даже тогда, когда дело идет о приложении человеческого труда и человеческих усилий. Сюда относится, прежде всего, мое тело, мои душевные качества, а также другие живые люди, другие личности с физической и душевной стороной их жизни. В истории философии права издавна существует теория, пытавшаяся отыскать принцип собственности в свойствах самой человеческой личности. Теория эта часто не вполне отделялась от теории трудовой и излагалась совместно с этой последней одними и теми же мыслителями. Однако названная теория преимущественно имеет происхождение римское и возникла в странах, находящихся под влиянием римского права. Она не раз была формулирована выдающимися романистами, учившими, что собственность, строго говоря, есть некоторое свойство самой личности8, продолжение или часть личности9, правовая мощь лица, наполняющая природу вещи. Когда в 1848 году Тьер выступил в защиту потрясенных революцией основ собственности, он не нашел других соображений, как только что приведенные. "Посмотрим на нас самих, - говорил он, - и на то, что находится вблизи нас. Я чувствую, я мыслю, я хочу: эти чувства, эти мысли, эти волнения - все они относятся ко мне самому. Первая из моих собственностей и есть моя, я сам. Будем двигаться теперь дальше из моего внутреннего мира, из центра моего я. Мои руки, мои ноги - разве они не мои без всякого спора и сомнения. Вот, следовательно, первый вид собственности: я сам, мои способности, физические или интеллектуальные, мои ноги, руки, глаза, мой мозг, словом, мое тело и моя душа"10. За этим первым видом следует второй, именно то, что не составляет частей моего тела и моей души, но что с ними непосредственно связано. Что составляет как бы их продолжение. Орудие, которое я держу в руках, составляет как бы продолжение моею я, - я считаю его своим, принадлежащим мне, моей собственностью. Я распространяю на него те представления, которые возникли у меня при наблюдении отношений моих к самому себе, к своему телу и к своему духу11.
Если рассматривать вопрос чисто психологически, то возможно предположить, что понятие собственности возникло в результате перенесения некоторых представлений, заимствованных из нашего телесного и душевного мира, на область отношений людей к окружающим их вещам. Однако такое перенесение имеет всегда характер некоторой символики, далеко не выражающей подлинного смысла подлежащих явлений. В качестве уподобления можно сказать, что "воля" мне "принадлежит" так же, как "принадлежит" моя одежда; но, по существу дела, совершенно различен внутренний смысл явлений, покрываемых здесь одним понятием "принадлежность". То, что "принадлежит" к существу моего телесного и душевного "я", связано с ним такой близкой и интимной связью, что отчуждение "принадлежащего" может рассматриваться как более или менее решительное уничтожение меня самого в моем собственном бытии. Человеческой личности принадлежат такие "свойства", как, например, характер, отчуждение которого равносильно метаморфозе самой личности. Но существуют и другие "принадлежности" личности, лишение которых, если и не ведет к превращению, то во всяком случае лишает основных жизненных благ, даже прекращает жизнь. Таков человек без ног, без глаз, без головы. Это делает так называемые "принадлежности" личности свойствами неотчуждаемыми, тогда как "принадлежности" в смысле собственности принципиально могут отчуждаться, и возможность их отчуждения может быть ограничена, но не отрицаема принципиально. Сознание этого существенного различия достигалось людьми далеко не всегда. Идейные корни общераспространенного института рабства заложены в недостаточно отчетливом сознании неотчуждаемости того, что принадлежит к телесно-душевной сфере человека. Рабское сознание покоится на убеждении, что отношение человека к своей личности и к другим личностям принципиально не отличается от отношения к другим вещам, которые могут стать нашей собственностью. Отсюда вытекает, что можно отчуждать свою личность и можно приобрести чужую или часть ее путем оккупации (первоначальный военный плен) или обработки (воспитание рабов). В истории правовых установлении рабское сознание иссякает тогда, когда в отношениях людей к самим себе и к Другим людям идея собственности уступает место идее договора. Человек может располагать своим душевным и физическим миром, не отчуждая его, как собственность, следовательно, он может договориться об услугах, может отдать себя в распоряжение, но не безусловное, может вступить в отношения с другими людьми, но не вещные. Как ни проникнута этими идеями современная Цивилизация, однако в отдельных ее понятиях все еще имеются следы старых, рабских воззрений. Говорят, что Рабочий является "собственником" своей рабочей силы; но сила человека принадлежит ему именно на основе неотчуждаемости. Поэтому рабочий не может по современному праву отчуждать свою рабочую силу, как может отчуждать свою одежду. Договор о найме для рабочего может быть очень тягостным, но он принципиально не есть договор об отчуждении собственности, иначе рабочий действительно бы становился рабом. Капиталистическая эксплуатация не есть рабство - и не в смысле меньшей тягости ее, - рабу, может быть, жилось даже вольготнее, легче, но в смысле принципиальных - идейных основ, на которых покоятся означенные явления.
Мы приходим, таким образом, к следующему выводу: понятие собственности охватывает совокупность, возможность отношений человека к вещам, встречающимся в природе в некоторой ограниченности, - за исключением отношений человека к самому себе и к другим людям.
в) Отношение субъекта собственности к объекту (содержание института)
Содержание института собственности определяется понятием господства и распоряжения, которыми обладает субъект над объектом. Причем, повторяем, дело здесь идет не о фактическом господстве и распоряжении, а о праве, следовательно, о возможности господствовать и распоряжаться, признанной не только самим субъектом собственности, но и тем обществом, в котором он живет. По вопросу о характере этой власти собственника над вещью нельзя не отметить существенного расхождения, которое наблюдается между новым европейским миросозерцанием и старым религиозным, отдельные черты которого и до сей норы свойственны народам евразийской культуры. Новое европейское миросозерцание с эпохи ренессанса построено па исключительном утверждении прав самочинной человеческой личности. Высшее проявление свое это настроение нашло у некоторых протестантских философов, у которых сам товарный мир, сама материя превращены были в произведение субъекта, в пределе своем отождествляемого с человеческой личностью12. Само собою разумеется, что такой субъект не мог не быть абсолютным собственником материи и вообще всего мира. "Единственный и его собственность"13 - таково было последнее слово этой философии в ее крайнем выражении. Но если и не касаться этих крайних выражений, то новому западному человечеству и вообще был широко привит взгляд, что право его господства над миром - естественно и безусловно. Если старая религиозная философия учила, что Бог есть собственник мира, а человек только его владелец, то новая философия все нрава собственности с Бога перенесла на человека. Как ни несовершенны были религиозные воззрения на Бога как на мирского хозяина-собственника, но в них содержалась одна существенная мысль: именно сознание, что присвоение мира человеком есть, в сущности, присвоение не сотворенного человеком, Божьего. Современный западный человек забыл, что он живет в мире оформляемой им и данной ему материи, он привык считать мир исключительно своим, душа его питается жаждой беспредельного завладения миром и господства над ним. Он - царь природы, который имеет безусловные права властвовать и присвоять. Он - единственный, а мир - его исключительная собственность.
Восточному человеку гораздо более доступно понимание истины, что не человек сотворил мир и что потому человеку и не принадлежит право безусловного присвоения мира.
В русской философии нрава установлено различие между двумя родами властных отношений - между властями хозяйскими и властями служебными14. Хозяйская власть есть власть над тем, что является только средством и что односторонне используется человеком. Таковой и является власть собственника. Служебная власть (или власть социального служения) есть власть над тем, что есть не только средство, но и цель в себе, что имеет, следовательно, особую, высшую ценность. Таковы властные отношения над людьми, в семье, в обществе, в государстве. Различие это может быть в общем Удержано для характеристики отличий господства и распоряжения собственника над вентами, - с теми только оговорками, которые нами сделаны ранее. Следует иметь в виду, что 1) и хозяйская власть над вещами есть власть над данной нам, а не сотворенной нами материей; 2) процесс хозяйствования есть социальный процесс, в который входят другие люди и в качестве непосредственных деятелей хозяйства, и в качестве частей общехозяйственного организма. Потому и власть хозяина-собственника не может не быть известной службой или функцией. Иными словами, различие между хозяйской властью и властью служебной не может иметь характера безусловного15. В хозяйской власти дело идет не о вполне безразличных в ценностном отношении объектах, не только о низших ценностях по сравнению с теми, над которыми устанавливается власть социального служения.
Мы приходим, таким образом, к выводу, что собственность есть принадлежащее физическому субъекту право господства и распоряжения такими, встречающимися в природе в ограниченности, вещами, которые в порядке ценностной иерархии являются ценностями низшими.
г) Правоотношение, связывающее собственника с другими субъектами права
В области общественных отношений встречаются такие связи, которые соединяют определенное количество определенных лиц, и связи, которые соединяют всех людей данного общества в целом, "всех вообще". В зависимости от этого и поведение людей может иметь строго определенное личное направление и может направляться па всех вообще и ни на кого в частности16. Так, можно быть любезным по отношению к кому-либо, но приличным и неприличным человек может быть не только по отношению к другому человеку, но и ко всем людям. Неприличный поступок задевает не только того, на кого он был направлен, но и способен оскорбить "всякого другого", все общество в целом. Потому направление моего поведения в смысле любезности или нелюбезности всецело лежит в моих руках, но законы приличия и неприличия зависят от нравов, установленных в общественном целом. Там, где общественные связи связывают всех вообще, где они предполагают общественное целое, там можно говорить об отношениях всеобщих (или абсолютных); там же, где они связывают только определенных лиц, следует говорить об отношениях частных (или относительных). Всеобщие и частные общественные связи наблюдаются в разных областях социальной жизни, и, в частности, мы можем наблюдать их и в праве. Договор между двумя людьми есть типичный пример частного (относительного) правоотношения. Типичным примером всеобщего (абсолютного) правоотношения является собственность. Кто приписывает себе право собственности на данное имение или иной предмет, тот считает, что всякий другой человек, общество в целом имеют обязанность воздерживаться от того, чтобы вмешиваться в его власть над вещью. Институт собственности предполагает равным образом идею целокупности, в которой нет членов оторванных и ушедших в себя, в которой каждый является членом некоторого идеального организма. Собственность поэтому не есть индивидуальное отношение лица к вещи или, через no-средство этой вещи, к другому определенному лицу (например, к покупщику). Собственность по существу своему есть социальное отношение. Робинзон, живущий на необитаемом острове, если он считает свое имущество собственностью, то только мысля неопределенное количество каких-то лиц, обязанных уважать его право, не вмешиваться в него, терпеть господство и распоряжение принадлежащими ему объектами.
Собственность есть, таким образом, социальное отношение всеобщей природы, - обстоятельство, которое входит в сущность собственности, но далеко не всегда достигает сознания людей, даже собственностью обладающих. Уже римский правовой индивидуализм заложил основу тому воззрению, что в собственности дело идет о воле и силе единоличного человека но отношению к подлежащей его господству вещи. Римлянам было чуждо представление о собственности, установленной волей богов или силами общественных связей17. Римлянин сам был установителем (auctor) собственности, собственностью было для него то, что захватил силой человек. Приобретение собственности сводилось к взятию рукой (сарere), собственность была тем, па что наложена рука (manu-capere, mancipio), сам собственник был тем, кто способен взять рукой (herus). На почве римских правовых представлений возникли многочисленные европейские естественно-правовые теории собственности, основой которых является идея завладевающей миром личности, договаривающейся с другими личностями но поводу захваченного ею, - и таким образом устанавливающей собственность. Над всей естественно-правовой теорией витает образ единичного, живущего в естественном состоянии индивидуума, своеобразного Робинзона, единоличное отношение которого к миру и является Фундаментом собственности. Социальная сторона собственности в воззрениях этих совершенно исчезла, собственность изначала объявлялась фактом личной жизни, а потом, в качестве более или менее произвольной величины, на сцену появилось общество. Воззрения эти до сих пор еще довольно популярны в европейской философии пpaвa. Один из новейших европейских философов нрава, исследуя доюридические основы собственности! пришел к выводу, что в институте этом содержится некоторое "последнее, далее ни к чему не сводимое и не разложимое на какие-нибудь элементы, отношение между лицом и вещью". "Если Робинзон, - прибавляет он, - на своем необитаемом острове производит некоторые предметы, то они являются его собственностью... Построение отношений собственности может происходить в такой правовой пустоте..."18 Но, как мы уже указывали, Робинзон может считать вырабатываемые им вещи собственностью только тогда, когда он мыслит существование неопределенного количества хотя бы возможных носителей обязанностей, которые должны воздерживаться от посягательства на то, что Робинзону принадлежит. Собственность есть социальное явление не в том смысле, что оно требует действительной наличности нескольких реальных людей, а в том более глубоком смысле, что понятие собственности логически включает предположение некоторой социальной связи, без которой собственности вообще нельзя мыслить.
Римский индивидуализм, а также естественно-правовые воззрения на собственность всегда были чрезвычайно чужды юридическим представлениям пародов России-Евразии. В частности, в русском нраве само понятие собственности возникло не ранее XVIII века. До тех пор оно заменялось словом "владение", "вотчина". Даже в праве императорского периода не было установлено точного различия между владением и собственностью, а в народных представлениях понятия эти совершенно не различались. Замена идеи "собственности" "владением" указывает па то, что в русском праве личности не приписывалась безусловная сила присвоения. Присвояемое принадлежало не только тому, кто наложил свою руку, по принадлежало оно также Богу и государству. Существо древних русских народных воззрений па присвоение очень хороню характеризует М. Ф. Владимирский-Буданов, пользуясь при этом рассказом Лаврентьевской летописи об основании Печерского монастыря19. Сначала монахи, числом 12, "ископаша Печору велику" и стали там жить. А когда число их умножилось и они принуждены были завладеть большим пространством земли, тогда настоятель Антоний "посла единого от братьев к Изяславу князю, река тако: княже мой, се Бог умножает братию, а местце мало, дабу ны дал гору ту, яко есть над нечорою". "Пещерный человек, - говорит Владимирский-Буданов, - не овладевший поверхностью земли, не нуждался в утверждении прав на свою собственность. Но коль скоро появляется она на поверхности, тотчас приходит в соотношение с обществом, владеющим территорией; требуется признание права со стороны этого общества. Князь Изяслав не был частным собственником горы над пещерой; эта гора никому не принадлежала, однако основатели монастыря не считали ее res nullius (ничейной вещью. - Ред.) и обратились к князю как представителю общественной власти". Собственность устанавливалась, таким образом, не односторонним актом лица, но обществом. Логические последствия этих воззрений не получили строго научной формулировки, в которую были облечены на Западе в результате тысячелетнего развития взгляды римского права. Придать этим воззрениям научную форму выражения составляет почтенную задачу будущей нашей науки.
Теперь мы можем сделать и более полное и исчерпывающее определение понятия собственности: собственность есть такое отношение между людьми, при котором праву собственности на господство и распоряжение над встречающимися в ограниченности и не принадлежащими к высшим ценностям предметами соответствует универсальная обязанность других людей терпеть власть собственника и не вмешиваться в се определенные проявления.
Глава III.
Отрицание собственности
Последовательное и полное отрицание собственности есть явление, довольно редко встречающееся в истории человеческой мысли. Различные отрицатели собственности обычно отрицают не собственность вообще, а только известные ее формы, например, частную собственность, или собственность личную, или собственность коллективную и т. д. Однако, встречаются мировоззрения, подвергающие отрицанию самую идею собственности в ее существе, - и такое отрицание исходит или из отвержения ограниченности окружающих человека вещей, или же из признания, что эта ограниченность, хотя и существует, однако же призвание наше заключается в том, чтобы ею пренебрегать, с ней не считаться, поставить себя выше нужды и потребности. Первый путь есть путь крайнего коммунизма, второй путь - путь аскетического нестяжатсльства. Пути эти обычно смешивают, забывая, что первый учит об идеалах богатства и изобилия, второй же - об идеалах нищеты и бедности. Если оба пути и приходят к отрицанию собственности, то исходя из совершенно разных предположений и приходя к совершенно различным выводам на правильную и праведную человеческую жизнь.
В основе коммунизма новейшего западного типа лежит проповедь наслаждения и материального благополучия в этом мире. Один из первых новых коммунистов, Томас Мор, учил, что существует три основных правила человеческого поведения: 1) любовь к Богу, соединенная с благодарностью, что Он дал нам блаженную жизнь; 2) стремление к наиболее беззаботной и наполненной радостью жизни; 3) стремление доставить такую жизнь другим людям. Последующие коммунисты первую норму совсем упразднили, и остались две вторые, которые и составляют до сей норы нравственную основу большинства коммунистических и социалистических учении: стремление к беззаботной жизни и к наслаждению. Основным условием материально блаженной и предающейся наслаждениям жизни является наличность материальных благ, материальное богатство, поэтому современный коммунизм и социализм и суть учения о богатстве. Но наслаждаться богатством можно и тогда, когда оно находится в личной собственности, и когда оно находится в собственности общей. Почему же тогда отрицать собственность, стремиться к ее упразднению? Крайние коммунисты отрицают собственность потому, что считают возможным существование безграничного богатства и бесконечного количества благ. Так думал, например, Томас Мор, описывая экономическое состояние своей "Утопии". Обилие вещей в изображаемом им государстве доведено до такой степени, что идея собственности никого уже более не интересует.
...Учение о пределе неограниченного богатства входило в "катехизис" социалистической теории, привлекая к социалистам многих любителей чужого добра и легкой наживы. "Неужели вы думаете, - читаем мы в изданном в 1906 году партией с.-р. "Социалистическом катехизисе"20,- ...что все количество производимого богатства было бы достаточно, чтобы создать приличный комфорт для всех, если бы даже все было поделено поровну?..
...Но предполагать, что социализм имеет в виду только равный дележ, - значит не понимать существа социализма. Социализм добывается полной реорганизацией как распределения, так и производства. При научно и общественно построенном производстве производительность труда упятерится (!), соответственно этому увеличится и общая сумма богатства". Нет ничего удивительного, что охотников получить путем раздела доход сначала в 2000 рублей, а потом и в 10000 рублей, было немало. И нужно было пожертвовать миллионами жизней, чтобы убедиться, что раздел чужого добра на самом деле дает очень мало. "Опыт пролетарских революций, - меланхолично заявляет В. Чернов, - вспыхнувших после войны, прежде всего показал, что, но поверке опытом, современное человечество вовсе не столь богато, как то казалось многим на первый взгляд"21. Оказывается, что никакого безграничного изобилия благ не существует, что блага, накопленные буржуазией, отнюдь не годятся для рабочих, что раздел отнюдь не решает проблемы бедности.
...Мы живем, в общем, в мире бедности, а не в мире богатства22. Всякое напряжение повышает количество продуктов, но в то же время истощает естественные богатства. Процесс производства есть процесс суровой борьбы за существование, в результате которой достижима относительная стабилизация благополучия, но ни в коем случае невозможно полное освобождение от жизненной нужды. Мир, в котором царствует полное изобилие, мир молочных рек и кисельных берегов, есть наивная сказка. И к миру сказок нужно отнести социальный порядок, в котором всего так много, что не нужно уже никакой собственности - ни индивидуальной, ни общей.
Сказанное содержит и некоторое оправдание того института, который называется собственностью. Собственность не есть логически необходимое понятие, какая-либо "категория" права. Собственность есть удел мира, который построен на лишении и в котором нет абсолютной полноты благ. Такой мир не может жить без собственности, если только он не поставит себя в отношение полного безразличия к благам, не станет на путь отрешенной аскезы.
Мы подходим к характеристике второго пути отрицания собственности - пути аскетического нестяжательства, который часто смешивается с коммунизмом в современном понимании, хотя между ними очень мало общего. Коммунизм есть учение о богатстве, как мы это говорили, а нестяжательное отрицание собственности есть учение о бедности как высшем человеческом идеале. Собственность всегда обнаруживает приверженность к земным вещам, любовь к ним, ценение их. И кто хочет отрешиться от такого ценения земного, тот последовательно должен ничего не считать своим. Можно с известным правом говорить, что такое отношение к миру считает все общим, однако, обобществление исходит в данном случае из обнаружения полного ничтожества каких-либо земных привязанностей. С такой точки .зрения ограниченность окружающих нас вещей вовсе не оправдывает стремления к обладанию и к захвату. И в то же время последовательный отказ от материального мира умеряет стремление к излишней затрате труда в целях производства и обработке материальных вещей.
Аскетический идеал безразлично относится к началу организованного человеческого труда, направленного на обработку вещей в целях их присвоения. Таков смысл известной нормы: не сеять, не собирать в житницы, жить, как птицы небесные. Ошибочно думать, что это есть идеал лености: истинная аскеза требует самой напряженной работы, по работа направлена вовнутрь, на овладение духовным миром, на духовную дисциплину и духовный опыт, а не на производство материальных благ. Аскетический идеал, как мы сказали, не есть идеал богатства, но идеал материальной нищеты. Идеалы аскетического нестяжательства не раз получали действительное воплощение в мире... Идеология нестяжательства родилась, сколько нам известно, в Индии, где и нашла свои первые воплощения. Не без ее влияния родились религиозные общины еврейской секты ессеев, которых принято называть первыми коммунистическими обществами. Филой рассказывает про ессеев, что они не собирали ни золота, ни серебра, не стремились из страсти к приобретению завладеть землей, но производили только то, что необходимо было для самого скудного удовлетворения потребностей. Ни один член общины не владел собственностью, и все жили в полной общности имущества23. Высшего и, пожалуй, самого реальнейшего воплощения своего этот аскетический коммунизм достиг в жизни наших восточных христианских монастырей. "Истинное монашество, - говорит профессор Голу-бянский24,- есть строгое и безусловное общежитие - совершенное отсутствие всякой собственности, одна и та же со всеми положенная уставом пища в общей трапезе, одна и та же со всеми из монастырской казны одежда, один и тот же со всеми и оттуда же весь домашний обиход". Феодор Студит считал, что ничто так не споспешествует единению, как равенство и общность во всем, и он установил в монастырском своем уставе ПОЛНУЮ общность имущества, включая одежды. И сам Феодор, как писал его биограф, не имел у себя ничего своего собственного; в общем одеждохранилище полагал он свой изношенный хитон и брал другой, какой случайно попадется, и наиболее выбирал самый худой, дабы и в сем был образом смирения для тех, которые были под ею властью25.
Идеалы восточного нестяжательства нашли- широкое распространение в жизни русского монашества. И у наиболее замечательных представителей этого направления у нас в России идеалы эти были истолкованы вовсе не в смысле общности имущества и коммунизма, по в смысле воздержания от стремления к приобретению и богатству. Примечательно, что один из русских основоположников учения о нестяжательстве, Нил Сорский26, во главу угла социально-экономической программы иночества поставил норму: "не делая бо, да не ест". Но он учил, что всякий труд похвален в интересах общих и "упорен" в интересах частных, личных. В то же время груд должен быть применяем не для производства излишнего, но только необходимого. "Излишних не подобает нам имети". Решительно был он против стяжания "иже по насилию от чужих трудов собираема", т. е. против "прибавочной стоимости", нетрудового дохода. Однако и собственный труд не должен быть применяем для производства предметов роскоши. Иноческая жизнь Должна быть окружена вещами "немногоценными" и "неукрашенными". Даже храмы Господни не следует украшать, особенно серебром и золотом. "Инокам не подобает сребра стяжание имети".
Аскетическому идеалу нестяжательства иногда делают упреки, что он, хотя и нашел жизненные воплощения, однако неспособен был объединить значительные массы людей, не мог, следовательно, оказать влияние на общество в целом и неспособен был произвести широкую общественную реформу27. Но ведь это и не было задачей идеала нестяжательства. Его основные цели сводились к личному совершенствованию, а не к общественному переустройству. Однако нужно помнить, и особенно в наше время, которое живет почти исключительно идеалами стяжательства, нужно помнить, что нормальный общественный порядок не может быть установлен до тех пор, пока люди не познают ценности идеалов умеренности и нестяжания. Здесь и открывается положительный смысл аскетического отрицания собственности, который нелишне было бы напомнить многим современным поклонникам этого института.
Глава IV.
Виды собственности
Последовательное отрицание института собственности, как мы уже сказали, есть явление довольно редкое. Большинство современных коммунистических и социалистических учений отрицают не собственность вообще, но только некоторые виды собственности, стремясь заменить эти виды другими. Причем но вопросу о том, что отрицается и что предлагается взамен, - по этому кардинальному вопросу у современных коммунистов и социалистов царствует полная путаница понятий. Можно даже с некоторым нравом утверждать, что всякая проблема новейшего социализма в корнях своих и в своих основаниях покоится па этой путанице, и, если бы ее не было, если бы современные реформаторы точно уяснили бы, чего же они хотят, тогда и самая проблема социализма потеряла бы всякую заманчивость и некого стало бы прельщать. Объяснение такой неясности правовых понятий, па которых покоится социализм, нужно искать не только в том, что социалисты пренебрегали до сей норы наукой о праве28. Надо признать, что и в самой современной юриспруденции вопрос о видах собственности не является вполне разработанным. Современная наука о праве тщательно изучила природу и содержание существующих в действующем праве видов собственности, но она, по большей части, игнорирует вопрос о типах собственности возможных, становящихся и будущих. Оттого современный социалист напрасно рылся бы в учебниках действующего гражданского права по вопросу о социалистической собственности: нужного ему он здесь не нашел бы, если бы и имел даже более уважения к науке о праве, чем это свойственно большинству социалистов.
Для уяснения критики современных установлении собственности и для понимания проектов преобразования современных институтов необходимо тщательно продумать учение о видах собственности и построить возможно полную их классификацию. Подобная классификация должна исходить из некоторых общих начал, и эти начала даны были уже нами в вышеизложенном учении об основных категориях права (см. выше, гл. 2). Виды собственности следует различать сообразно этим категориям: 1) по субъектам; 2) по объектам; 3) по содержанию действий, связывающих субъект с объектом; 4) по характеру правоотношений, в которых собственник состоит с другими членами общественного целого.
а) Различия но субъектам
Существеннейшее значение для классификации видов собственности имеет вопрос о том, кому она принадлежит: субъекту ли единоличному (физическому лицу) пли многоличному, коллективному (например, семье, роду, товариществу, кооперативу и т. д.). В зависимости от этого собственность может быть личной или общей (коллективной). Личную собственность обычно смешивают с собственностью частной, между тем их следует строго различать. Частной собственностью может быть не только собственность, принадлежащая одному физическому лицу, но и собственность, принадлежащая коллективам, следовательно, общая собственность. В современной жизни капиталистических обществ личная собственность есть вовсе не преобладающий институт. Собственность принадлежит ныне торговым и промышленным компаниям, товариществам и акционерным обществам. Члены акционерных обществ, владельцы акций, очень часто даже не знают, где находится объект их собственности. Ведь акционерное общество есть частный собственник, однако же не собственник личный, а собственник коллективный. Мы увидим впоследствии, что различение собственности личной и коллективной и смешение личной собственности с собственностью частной составляет основание для многих недоразумений, в которые впадают и защитники современною строя, и его противники. Будь этот вопрос выяснен, не было бы многих споров между сторонниками буржуазного хозяйства и хозяйства социалистического.
Если, в зависимости от субъекта, собственность может быть личной и общей, то необходимо, в свою очередь, различать два вида общей собственности в зависимости от того, какого рода коллектив является собственником. Субъектом собственности может быть коллектив организованный, составляющий некоторое социальное единство, в котором есть свой постоянный состав, свои органы, свой порядок управления и распоряжения. Такой организованный коллектив, подобно физическому лицу, является отдельным субъектом, права и обязанности которого не исчерпываются нравами и обязанностями отдельных его членов. Таковым является, например, какое-либо учреждение (университет) или общество (акционерная компания). Член учреждения или общества не считается собственником принадлежащего ему имущества (профессор и студент не суть собственники университетского здания). Собственность здесь принадлежит учреждению или обществу как целому. Мы имеем здесь дело с одним коллективным субъектом права (с юридическим лицом, как говорят юристы) и с одним объектом права (домом, угольными копями, фабрикой и т. н.). Распоряжение объектом устанавливается на основе известного порядка (устава). В той или иной степени распоряжение это может зависеть от коллективной воли, нашедшей выражение в договоре об образовании общества или в статусе корпорации, осуществляемой посредством особых органов (общее собрание пайщиков, совет, правление, президиум и т. д.).
Но субъектом общей собственности может быть коллектив неорганизованный, например, несколько лиц, получивших в наследство имение или совместно купивших дом. В таком случае перед нами тот вид собственности, которую называют сособственностью или общей собственностью в узком смысле этого слова29. Сособственность полагает наличность одного объекта нрава и нескольких его субъектов. Сособственность может существовать, пока существует согласие сособственников совместно обладать вещью. Обычно такое обладание довольно стеснительно, поэтому в современной хозяйственной жизни сособственность и не принадлежит к числу отношений, обладающих устойчивой природой. Участники сособственности всегда могут требовать раздела, и такому разделу нет принципиальных препятствий, так как каждый сособственник волен распоряжаться принадлежащей ему долей. Очень запутан вопрос, что является объектом права каждого из сособственников. "Каждый из них имеет право не на всю вещь, но на известную долю, и в то же время его право распространяется не на часть вещи, а проникает всюду, - в каждой материальной части он имеет свою долю30.
Отличие сособственности от собственности, принадлежащей некоторому коллективу как целому, имеет принципиальное значение для проблем, связанных с коммунизмом и социализмом. Чего хотят, собственно говоря, социалистические реформаторы - собственности на орудия производства и другие вещи или собственности коллектива (например, государства)? Мы увидим, что этот кардинальный вопрос в теории и практике коммунизма и социализма не приведен в полную ясность, чем обусловлена смутность и самих, предлагаемых коммунистами и социалистами, социальных преобразований.
б) Различия по объектам
Деление видов собственности но объектам восходит к самым древним юридическим представлениям. Таково. прежде всего, различие собственности па движимые вещи и на вещи недвижимые. Там, где, как мы увидим впоследствии (в следующем пункте), преобладают воззрения на собственность как на абстрактный институт, там деление это не приобретает принципиальною характера, распространение же воззрений па собственность как на институт конкретный связано с установлением принципиальных различий на виды собственности в зависимости от ее объектов. В пределе своем воззрение это устанавливает столько видов собственности, сколько имеется различий в объектах, и каждому виду соответствует особое содержание нрав и обязанностей, вытекающих из института собственности. Получается, строю говоря, не одна собственность, а несколько собственностей, как различных установлении31. Принципиальное значение такое деление приобретает в национальных представлениях германского гражданского права, которое и после рецепции римскою права все построено на утверждении особого положения движимостей и недвижимостей32. Такое же деление не чуждо и русскому нраву. Особое значение оно приобретает в современном советском праве, в котором пет единой собственности, но есть ряд собственностей в зависимости от тех или иных объектов33. Следует иметь в виду, что принятое в современной юриспруденции деление собственности но се объектам вытекает из интересов юридической практики и часто лишено бывает значения теоретического. Поэтому им далеко не всегда можно воспользоваться в тех исследованиях, которые имеют в виду не столько практические цели юриста, сколько цели теоретика и политика нрава. С точки зрения положения института собственности в современном социальном движении важно выдвинуть следующие виды собственности но ее объектам: 1) собственность на землю; 2) собственность на орудия производства; 3) собственность на потребляемые вещи34. По отношению к этим видам собственности и различаются основные тины современных социалистических теорий: коммунизм хочет "обобществления" всех названных видов собственности, социалисты удовлетворяются "обобществлением" земли и орудий производства, наконец, некоторые более умеренные социальные реформаторы требуют "национализации" или "социализации" земли.
в) Различие по содержанию
По содержанию тех действий, к которым управомочиваются собственники, собственность может быть или отношением абстрактным, или же отношением конкретным. Понятие о собственности как абстрактном отношении более всего свойственно римскому нраву и послереволюционному французскому праву. Абстрактный взгляд на собственность представляет одинаковым всякое отношение собственности, независимо от того, каковы его субъекты. Право господства и распоряжения потребляемыми вещами, например, имеет такое же содержание, как и право собственника на господство и распоряжение землею. Совокупность этих прав может быть выражена в одной отвлеченной формуле, которой может пользоваться каждый собственник, независимо от того, чем он владеет и па каком основании владеет. Напротив, германские национальные представления считают собственность конкретным отношением, которое может приобретать иное содержание в зависимости от различных объектов. По германским представлениям, существуют "степени" нрав и обязанностей собственника в зависимости от того, владеет ли он землею, домом или движимыми вещами35. Взгляд на собственность как на конкретное отношение свойствен также и русскому нраву - ив законодательстве империи, и особенно в народных представлениях36.
С точки зрения социально-политической нужно подчеркнуть, что абстрактное понятие собственности более всего свойственно тому социальному порядку, который не знает ограничений собственности и который построен на полной свободе оборота, следовательно, буржуазному хозяйству в его чистом виде. Всякие попытки частичной социализации общества необходимо требуют установления особых ограничений для отдельных видов собственности, следовательно, имеют последствием своим превращение воззрений на собственность как на абстрактный институт и воззрения на нее как на институт конкретный.
г) Различие по характеру правоотношений
Наконец, в зависимости от характера правоотношений между собственниками и другими членами общества следует отличать безусловную (абсолютную) собственность от собственности ограниченной (относительной или функциональной). Идея безусловной собственности родилась преимущественно на римской почве, усвоена была народами романской культуры37 и в значительной степени чужда и германцам, и славянам, и народам восточных культур38. Она предполагает, что власть собственника над вещью совершенно безгранична и является выражением отношений между лицом и вещью. Таким образом, право собственности есть исключительное право господства над вещью, которое, так сказать, насквозь пропитывает вещь и исключает возможность оказания на нее какого-либо постороннего влияния. Подобному праву собственника соответствует столь же безусловная обязанность всякого третьего лица, будь то лицо частное или будь то лицо публичное, терпеть всевозможные действия собственника на свою вещь и воздерживаться от всякого вмешательства во власть собственника. Безусловность власти собственника может быть ограничена только в том случае, когда пользование вещью нарушает интересы других собственников. В таком случае собственник должен уже поступиться своими неограниченными нравами, отступающими перед столь же неограниченными нравами другого собственника. Границей собственности может быть только другая собственность, иными словами, ограничения собственности могут быть установлены только и целях ее утверждения.
В противоположность абсолютной собственности относительную собственность можно определить как наиболее обширное или наименее ограниченное право на вещь39; или как такое вещное право, которое объектом господства имеет вещь в целом, применяясь, однако, к различным свойствам вещей и изменяя -характер господства в зависимости от этих свойств40. Германисты считают, что такое относительное понятие собственности свойственно древним правовым представлениям германского народа. По германским представлениям, собственность есть не исключительное право господства над вещью, но одно из вещных нрав, существующее рядом с другими вещными нравами. Оно тире других вещных нрав, которые составляют как бы отдельные моменты собственности (например, право залога, сервитута и т. п.). Относительная собственность включает в себя идею границы и потому выносит различные ограничения. И прежде всего она включает момент публично-правовой ограниченности, т. е. предполагает целый ряд социальных обязанностей, которые лежат на собственнике и его связывают. Подобному праву отнюдь не соответствует безусловная всеобщая обязанность терпеть любые действия собственника. Напротив, в случае явного злоупотребления своим нравом, наносящим вред общественному целому, или в случае неисполнения лежащих на собственнике обязанностей государство может вмешиваться в нрава собственника, может ограничить его свободу и даже лишить его права.
Выражая отличие между абсолютной и относительной собственностью в других понятиях, можно сказать, что первая представляет одностороннюю связь прав и обязанностей, вторая же - связь двустороннюю. В абсолютной собственности с одной стороны - права собственника, с другой стороны - обязанности других лиц. В относительной же собственности на собственнике, помимо его права, могут лежать и обязанности, а другие лица обременены не только обязанностями, но и наделены нравами. Это обстоятельство придаст в относительной собственности обязанностям, лежащим на других лицах, не только отрицательный, но и положительный характер: существуют не только обязанности терпеть и не вмешиваться, но возможно существование и положительной обязанности влияния па собственника в определенном направлении. Возможность такого влияния и создает ограниченный характер нрав собственника...
Глава VIII.
Государственно-частная система хозяйства
Основная ошибка социализма - ошибка, еще очень слабо осознанная современным социально-политическим сознанием, - заключается в том, что все социалистические проекты стремятся реформировать частную собственность путем изменения ее субъектов. Изменение субъектов, отчуждение и переход собственности в другие руки - суть явление, наиболее часто встречающееся в жизни. И от этих явлений отправляется социализм " своих планах общественного преобразования или общественной революции. В социализме есть нечто примитивное, некоторая простота сознания, некоторая элементарность. Наиболее грубые формы социализма сводятся просто к теории и практике передела. Наличные субъекты собственности должны быть экспроприированы, и собственность должна перейти к другим субъектам. При этом в результате передела сохраняется даже старый порядок частной собственности, только с новыми субъектами. Более 'гонкие виды социализма стремятся особым образом обставит!) подобное изменение субъектов: в результате экспроприации собственность переходит к одному - индивидуальному или коллективному - субъекту или к неопределенному количеству всех возможных субъектов, ко всем и каждому. Таким образом достигается уничтожение частного порядка собственности п стоящего над ним публичного порядка государства. Государство уничтожается, или превращаясь в некую единую принудительную организацию, в которой уже пет более сферы частной и публичной, превращаясь в некое сверхгосударство, или же. распадаясь на самостоятельные части, разлагается на ряд независимых общин анархического типа. Однако меняются субъекты, устанавливаются те или иные последствия этой перемены, но собственнocmь остается, собственность торжествует.
Нельзя отрицать хороших намерений социалистов: они борются с эксплуатацией и угнетением, они хотят уничтожить несправедливость неравенства, нищету одних, непомерное 6oгатство других. Но они беспомощны и своей основной задаче: перемена субъектов собственности ничего не может решить, никому не может помочь41. Она есть паллиатив, а не действительное сред-CTI!O борьбы с социальной несправедливостью. II это вытекает из ошибочности основного принципа. Собственность переходит в другие руки, но и тех же существенных чертах, с тем же содержанием, с теми же отрицательными особенностями. Новый собственник рождается на свет с чертами, свойственными старому, а может быть, и еще с худшими чертами. Внутренняя природа института не изменяется, остается старой, и новое преображенное общество вместо социального рая обнаруживает черты старого, иногда еще более старого деспотизма.
Чтобы достигнуть истинного и плодотворного преобразования института собственности, нужно стремиться не к изменению субъектов, по к изменению самой природы института. Это значит, что следует начать как раз с пути, противоположного социализму. Нужно начать с преобразования собственности как правоотношения, нужно перейти к преобразованию содержания собственности и к пересмотру вопроса об отношении субъекта собственности к объектам. И только в последнюю очередь может быть поставлен вопрос о субъектах собственности. Только этот путь способен действительно преобразовать общество и создать реальные условия для успешной борьбы с эксплуатацией и угнетением.
Общее направление пути, которому должно следовать, это преобразование собственности, можно выразить в следующей отрицательной формуле, характеризующей существо преобразованного общества: ни капитализм, ни социализм! Формула эта в положительном выражении требует построения системы, которую можно назвать системой государственно-частного хозяйства.
Раскрывая внутреннее содержание этой формулы, мы приходим к следующим выводам, необходимость которых обоснована внутренней логикой изучаемых под именем собственности явлений:
а) Мы говорили уже, что собственность есть некоторое правоотношение всеобщей природы (ср. гл. 2). Характеризуя ближе это правоотношение, мы установили два вида собственности: собственность абсолютную и относительную (ср. гл. 4). Всеобщность природы собственности означает, что праву собственника соответствует обязанность всякого другого лица, всех людей вообще терпеть это право и не мешать его использованию. Однако можно мыслить это отношение строго односторонним право собственника, с одной стороны, обязанность всякого другого - с другой. Но можно мыслить отношение это и двусторонним: на собственнике лежат нрава, по в то же время на нем лежат обязанности; на всяком другом лице лежат обязанности, но в то же время и нрава. Права ограничиваются обязанностями, получается их взаимная связь; право собственника становится связанным, и связанной становится обязанность общества. Это и есть относительная (или функциональная) собственность, устанавливающая особые отношения между общественным целым и субъектом права собственности.
При абсолютной собственности общество имеет по отношению к собственнику только отрицательные обязанности: терпеть, не вторгаться, воздерживаться от вмешательства. При относительной собственности общество приобретает по отношению к собственнику некоторую положительную миссию. При абсолютной собственности собственник живет в обществе, как па необитаемом острове. При относительной общество живет в его собственности, и собственность живет жизнью общества.
Иными словами, преобразование частной собственности как правоотношения должно сводиться, прежде всего, к преобразованию ее отношения к государству. В Европе отношение это претерпело исторически следующие стадии развития. Эпоха феодализма, которая предшествовала современной капиталистической цивилизации, была построена на широком признании института частной собственности, однако в ее относительном и чисто конкретном понимании. Феодальное общество знало целую серию различных субъектов собственности (главным образом, земельной), права которых были различны. Юристы феодальной эпохи такими субъектами считали народ, короля, феодальных сеньоров и, наконец, самих владельцев земли42. Феодальное право приписывало одним субъектам так называемое dominium eminens или dominium directum, другим - dominium utilc. Король имел dominium eminens, поскольку он обладал правом конечного распоряжения всеми благами в государстве. Dominium eminens имел и любой сеньор, поскольку его права возвышались над нравами любого вассала. Над собственностью, таким образом, тяготела иерархия прав различных субъектов, собственность была условной, иногда почти переходила в узуфрукт. Составляющее содержание собственности право господства было разделено между несколькими субъектами - органическими членами постепенно возвышающейся феодальной иерархии. Один из критиков феодальных порядков насчитал таким образом целых восемь "собственников", тяготевших над одним участком земли во Франции43. Очень трудно было сказать, кто же при таких условиях был действительным "собственником"? Сеньор ли, который обладал dominium eminens, или фактический владелец участка земли? Феодальные юристы много спорили о субъектах собственности феодального права. Одни признавали dominium directum за королем, другие за владельцами земли. Отношения собственности были условными, конкретными и в то же время чрезвычайно запутанными.
Феодальная собственность с ее субъектами была менее всего собственностью какого-либо коллективного, юридического лица; в то же время она и не была собственностью с неопределенным количеством субъектов. Поэтому феодальную собственность ни в каком смысле нельзя назвать "социалистической"44. Ближе всего она подходит к типу сособственности с определенным количеством субъектов - и даже иногда так и называли (со-propriete). Однако дело усложнялось здесь тем, что сособственники в феодальном обществе были также носителями публичной власти. Dominium eminens не только давало право использовать объект в своих, хозяйских, коммерческих интересах, но и давало право на власть и над подлежащим объектом, и над субъектами dominium utilis, над ленными владельцами. Верховный собственник был одновременно землевладельцем-коммерсантом и носителем публичной власти. Таким образом, в феодальном обществе были смешаны функции частные и публичные, право господской власти не отличалось от прав власти, построенной на началах общественного служения. Это являлось показателем недоразвитости, недостаточной дифференцированное феодального общества и служило одной из основ его превращения в общество "буржуазное", капиталистическое.
Уже в эпоху образования западных европейских монархий начала зарождаться глубокая критика фсодальных представлений о собственности. В публицистике XVII века на Западе был поставлен очень определенно вопрос о том, есть ли так называемое dominium eminens право собственности или же оно есть какое-то особое публичное право властвования - imperium, а не dominium. И юристы названной эпохи довольно точно определили отличие собственности от права публичной власти, принадлежащей государству45. Собственность, говорили они, есть право полного распоряжения материальными вещами, публичная же власть есть право распоряжения лицами. Непосредственным объектом собственности является вещь, а непосредственным объектом публичной власти является человек, подданный государства и гражданин, и только косвенно государственная власть может распоряжаться вещами, принадлежащими гражданам. Поэтому целью государственной власти является не простое использование объекта, по сохранение общественного целого, связанное с благом подданных; целью же собственника является простое пользование объектом46. Привлекая в свои рассуждения популярные в то время теории естественного нрава, публицисты XVII века утверждали, что право было установлено Богом в раю, в известных словах: населяйте землю и господствуйте над нею. Но в момент этого установления еще не было никакой государственной власти. Итак, собственность не принадлежит государству, ибо это последнее не создало собственников, а наиию их уже существующими по божественному изволению. Теория эта постепенно начала преобладать в эпоху крушения феодального строя. Утверждению ее весьма содействовали учения естественного права, формулировавшие новые, противоположные феодальному праву правовые принципы, и французская революция, фактически освободившая собственность от лежащих на пей феодальных тягот. Теория эта была официально признана французским законодательством в "Code civil" Наполеона. "Гражданам принадлежит собственность, суверену - государственная власть (I'Empire); такова максима, годная для всех стран и всех пародов", - учили творцы наполеоновского законодательства. "Понятие dominium eminens означает только право публичной власти регулировать распределение благами при помощи гражданских законов, облагать эти блага соответствующими общественным нуждам налогами и располагать этими благами для общественной пользы, не посягая па нрава частных собственников". "Государственная власть, принадлежащая суверену, не включает в себя идеи собственности в точном смысле этого слова. Она состоит только в праве управления. Она сводится к праву предписывать и упорядочивать в целях общего блага и, следовательно, управлять вещами и лицами. Она касается свободного поведения граждан только в том случае, когда они нарушают общественный порядок47. Как видно, право impcrium'a есть право с преимущественно отрицательным содержанием. Теория imperium'a снимает с плеч государства какие-либо положительные функции. Государство должно оставаться пассивным за исключением тех случаев, когда оно нуждается в деньгах, когда частные лица вступают в столкновение и когда какие-либо непреодолимые обстоятельства заставляют его выйти из этого состояния пассивности. Это есть теория либерального государства классическою тина, программу которого и декларировало законодательство Наполеона. Таким образом, феодальная собственность была тягловой, на ней лежали бесконечные тяжести: послереволюционная собственность была объявлена абсолютно свободной. Феодальная собственность была не только институтом частным, но и публичным; послереволюционная собственность точно формулировала права публичной власти, отделила их от прав собственника и превратила собственность в институт частного права.
Преобразование капиталистической собственности можно мыслить двумя путями: 1) в виде возвращения к собственности феодальной; 2) в виде преобразования самой идеи публичной власти (impcrium) из чисто отрицательной в положительную48. Первый путь был бы путем чистой реставрации, второй - путем восхождения института от низшей ступени на ступень высшую, еще намеченную только историей, но вполне не реализованную. Ранее, чем обсуждать вопрос о преимуществах того и другого нуги, небезынтересно остановиться на характеристике воззрений, развиваемых но данному вопросу современными социальными реформаторами несоциалистического или полусоциалистическою толка. Надо сказать, что воззрения эти, как мы сейчас убедимся, отличаются значительной путаницей понятий и отсутствием точной формулировки проблем, имеющих для нас основоположное значение.
В первую очередь, нужно назвать выдающегося экономиста Отмара Шпана, который одним из первых провозгласил в своей книге "Истинное государство" возвращение к феодализму и к институту ленной собственности. Но достаточно внимательно вдуматься в то, что предлагается Шпаном, чтобы убедиться, как зыбки и неточны понятия, которыми он оперирует. "Частная собственность не может быть отменена",- говорит он. "Управление собственностью" должно быть передано отдельному человеку, но она должна находиться под надзором как стоящих на нижних ступенях общественной пирамиды союзов и сословий, так и государственного целого. Это значит, что будет утвержден порядок собственности, ограниченной сословие и государственно49. Когда читаешь эти слова, думаешь, что дело идет о преобразовании идеи imperium'a, о наделении его положительными заданиями в области политики, направленной на регулирование отношений собственности; причем, в порядке организации такого надзора над собственностью, imperium разделяется между государством как централизованной властью и профессиональными частями государства, которым присваиваются некоторые публичные функции. Однако Шпан в своих проектах разумеет нечто совсем иное. Он думает, что в его истинном государстве должна быть восстановлена собственность ленная, причем утверждается это в терминах, свидетельствующих о неразличении автором видов собственности и об их смешении. Формально, - говорит Шпан,- остается частная собственность, по существу же только общая собственность (sic!), ибо над частной собственностью отдельного лица будет стоять собственность общественного целого (сословий), над этой последней будет стоять собственность выше стоящих социальных целостностей (сословных объединений) и еще выше - собственность самого целого, государства. Шпан полагает, что в таком виде институт собственности приобретает внутренний характер ленного владения. ... Для него ленное отношение имеет две стороны:
сторону общего блага, которому должна служить собственность, и сторону частного интереса, па основании которого фактический собственник использует вещь. Другими словами, dominium cminens преследует только публичные функции, а не одновременно публичные и частные, государственные и хозяйские. Цех будущего государства, стало быть. не хозяин и не коммерсант. Так чем же такое нехозяйское право распоряжения - право господства не над объектами собственности, а, скорее, над самими хозяевами, над субъектами, - чем же оно отличается от impcrium'a? Пожалуй, к нему это последнее название подходит гораздо ближе, чем названия лена и феода? Точного ответа на этот вопрос у Шнана найти нельзя, но совершенно ясно, что его ленная собственность не вполне похожа на феодальный лен, а призывы его к феодализму суть не призывы к полной реставрации средневековья, но имеют в виду преобразование публичной власти в смысле наделения ее положительными функциями.
... Уже самые общие соображения могли бы убедить, что полная реставрация феодальных отношений является делом невозможным и нецелесообразным. Развитие институтов не должно идти путем сплошного отрицания тех несомненных приобретений, которые они сделали на прошедших своих ступенях. Капиталистическая собственность была отрицанием собственности феодальной, и в этом отношении институт собственности не подвергался искажению и обнищанию, но обогатился приобретением некоторых новых, правда, односторонне развитых своих сторон. В формах капиталистической собственности нельзя не видеть некоторых приобретений, которые следует не отрицать, а но возможности сохранять. Мы говорили уже, что феодальная собственность была непомерно отягчена и требовала освобождения. Отягощенность ее проистекала не столько от давления государственной власти, которая часто была очень слабой, сколько от давления хозяйских прав феодала на хозяйские права вассала. Хозяйские нрава были в то время и правами публичными, собственность давала власть не только над объектами, но и над людьми. Это слияние частной сферы с государственной доставляло удобнейшую почву для социальной эксплуатации всякого рода. Феодальное общество, с точки зрения социальной, было обществом крепоостным, т, е. таким, которое юридически легализировало эксплуатацию и угнетение. Капитализм стал разрушать феодальное общество во имя свободы. Он раскрепостил феодальный строй, объявил свободу собственников и отделил хозяйское право от публичной власти. Это были его приобретения, которые, в то же время, имели обратную сторону: капиталистическое общество, наряду с свободными собственниками, породило миллионы свободных, но неимущих пролетариев. Оно разорвало органическую связь последних с процессом производства, превратило труд, этот главный производительный фактор, в ничего не значащий юридически придаток производственного процесса. Нелепо было бы стремиться к преобразованию этих отрицательных сторон капитализма путем полного восстановления феодальной собственности. Это значило бы снова нагромождать власть одних хозяев над другими, придав этой власти в то же время публичный характер. Это значило бы, например, в земельных отношениях, что существовали бы частные собственники - землевладельцы или земледельческие коммуны, непосредственно возделывающие землю (dominium utile). Над ними возвышалась бы собственность их объединений - профессиональных или территориальных. Союз огородников был бы собственником каждого из огородников в отдельности. Земля данной волости принадлежала бы не только земледельцам, но и волости в целом. Союз огородников или волость имели бы хозяйские интересы в использовании земли и в то же время были носителями публичной власти. Стоит только конкретно представить этот порядок, чтобы убедиться в его чрезвычайной обременительности и неудобствах. Свобода собственника в нем была бы не только ограничена, но и уничтожена постоянным вторжением хозяйской власти того, кто является субъектом dominium cmincntis. Трудно было сказать. кто же действительно владеет вещью, что делало бы невозможным оборот и обмен. А главное, нижние этажи ленных собственников просто стали бы крепостными. Наивно думать, что такая система сколько-нибудь разрешает проблему эксплуатации и угнетения и является, следовательно, более приемлемой, чем капитализм. Преимущества капитализма должны быть сохранены, частная собственность не может быть обременена хозяйскими тяготами других субъектов, должна быть удержана система разграничения частных нрав и публичной власти. Речь может идти только о том, чтобы дать публичной власти новое содержание.
Проблема преобразования современного социального строя и сводится, в конце концов, к новому пониманию миссии государства. Буржуазное государство уже сошло с точки зрения того полного безразличия, которое было усвоено им под влиянием принципов либерализма. Процесс этот нуждается в заострении и в систематизации. Государство, если оно вообще существует и должно существовать, всегда останется организацией властной. Ему всегда будут присущи, следовательно, задачи народоводительства50, которые для властного союза и являются главными. А если государство признано водительствовать, оно должно наперед сказать: куда и зачем? Оно наперед должно отказаться от безразличия и формулировать положительную программу своей деятельности. И так везде - в религии, нравственности, образовании, внешней политике, санитарном деле - и, стало быть, также и в отношении частной собственности. Нужно понять, наконец, что так поступает каждое государство и иначе не может поступать. Государство, которое считает религию положительной ценностью, не может не выявить своего отрицательного отношения к антирелигиозной пропаганде; государство, не ставящее себя "по ту сторону" вопросов добра и зла, не может быть безразличным к ряду безнравственных деяний; государство, осуществляющее известную, осознанную культурную миссию, не может быть безразличным к системе народного образования. Но, подобно всему этому, государство не может быть безразличным по отношению и к частному собственнику. Государство знает, что частная собственность, особенно на некоторые объекты, есть привилегия. Отказавшись от системы равенства, государство не будет истреблять привилегию, но и не станет к ней в отношение безразличное. Кому много дано, с того много и спросится. Привилегия обязывает, привилегия создает ответственность. Государство должно не только регулировать порядок частной собственности, по оно призвано также сказать частному собственнику: если имеешь привилегию, хозяйствуй хорошо, располагай правами не во вред, а в общую пользу51.
Эти положительные требования государства но адресу собственников не суть права, в свою очередь, вытекающие из высшей собственности государства, не есть следствия dominii emintis. Нужно точно уяснить, что право публичной власти есть совершенно особый но сравнению с собственностью институт. Институт этот отличается от собственности по всем основным категориям: 1) субъектом этих прав является социальное целое как некое особое лицо, стоящее над частно-правовыми субъектами; и даже, когда само социальное целое выступает как субъект частно-правовой (собственник фабрики), оно уравнивает свою частную деятельность с деятельностью других частных субъектов, помещая себя под своей собственной властью, ограничивает себя в правах общегражданскими законами; 2) объектом названных нрав являются не объекты собственности частных лиц, но сами эти частные собственники, сами субъекты; названные публичные права власти суть, следовательно, нрава распоряжения над лицами, а не над вещами; 3) содержанием прав публичного властвования является господство и распоряжение не в хозяйском, а в социально-служебном смысле этого слова; названные нрава являются, следовательно, истечением пришита нейтральности государства как организации, возвышающейся над противоречивыми интересами частных лиц, физических и коллективных; 4) наконец, правоотношение, соответствующее нравам властвования, воплощается в том организованном общественном целом, которое именуется государством; правоотношение это сходно с правоотношением собственности, так как, подобно последнему, связывает всех и каждого, является универсальным; но в отношениях собственности "все и каждый" являются неопределенной суммой ничем не связанных единиц; в данном же случае "все и каждый" становятся членами единого, организованного, властного коллектива; таково государство, мыслимое как совокупность исторических поколений граждан, умерших и неродившихся, как единый народ или организованная совокупность народов.
Таким образом, вытекающая из dominium cminens есть власть общества феодального; власть, вытекающая из imperium, наделенного только отрицательной миссией, есть власть капиталистически-либерального государства; власть, вытекающая из irnperiunra с положительной миссией, есть власть государства, осуществляющего государственно-частную систему хозяйства...
б) Преобразование содержания института собственности имеет две стороны - юридическую и общекультурную. Юридическая сторона не представляет каких-либо затруднений. Законодатель должен избегать издания таких юридических норм, которые имели бы в виду регулировать собственность как абстрактное отношение. Правовая политика должна быть построена на тщательном изучении культурной, социальной и экономической природы тех отношений собственности, которые устанавливаются между различными субъектами и различными объектами, и в зависимости от роли и особого положения этих отношений должны быть изданы различные конкретные законоположения, регулирующие различно ту или иную сторону жизни. Нормы, регулирующие, скажем, государственную собственность, не могут быть во всех случаях такими же, как и нормы, регулирующие, скажем, собственность производительных кооперативов или частных земельных собственников. Само собой разумеется, что при этом нельзя дать никаких общих правил такого регулирования: правовая политика действует всегда в конкретной обстановке, от которой зависит то или иное ее направление. Одно ясно: содержание института собственников не получит еще решительного преобразования от того, что нормы, его регулирующие, из абстрактных станут конкретными. Содержание этого института, как мы видели, сводится к праву господства и распоряжения. Внутреннее существо этого права, самый способ власти собственника, очевидно, зависит не исключительно от юридических норм, но обусловливается общекультурным содержанием жизни субъекта собственности - человека. Характер же власти человека над вещами, самое отношение его к 'вещи не есть производное юридических норм. Поэтому преодоление капитализма принципиально возможно только в том случае, когда, наряду с законодательством, совершится и преобразование идейных предпосылок жизни. Современная промышленная система преобразуется только в результате преодоления индустриализма, составляющего идейное содержание современных европейских обществ. Самый дух индустриализма должен потерпеть крушение, и тогда изменятся и принципы, определяющие отношение человека к вещам. А преображение духа, конечно, возможно только путем религиозного и духовного возрождения. Государство может внешне способствовать подобным процессам, но само не в силах их вызвать. Они совершаются в идейных течениях, овладевающих душами людей. Таким течением и является евразийство, которое призывает к устранению капиталистического строя, исходя из утверждения преобладания духовных начал над материальными. Утверждение это оно черпает из глубоких корней православной веры, для которой идеал нестяжательства был всегда идеалом руководящим и высшим (ср. выше гл. 2).52
в) Что касается до преобразования института собственности в зависимости от ее объектов, то утвержденная нами конкретность института требует, чтобы государственная политика основана была па тщательном признании своеобразия объектов, к которым должны применяться те или иные регулирующие отношения собственности, правовые нормы. Подробное различие этих объектов и сообразных им юридических норм не может быть предметом отвлеченного исследования. Своеобразие объектов устанавливается живым опытом, извлеченным из конкретных условий социально-экономической жизни. Мы вступаем, таким образом, в этой точке нашего изложения в сферу законодательной практики, которая всегда должна быть обусловлена соображениями места и времени. Чтобы изложение наше было плодотворным, мы попытаемся перевести его здесь на живую почву определенной исторической действительности, приурочить к современным требованиям советского государства. Мы попытаемся в самых общих чертах наметить те категории объектов, которые имеют особое значение в современной жизни и которые в первую очередь должен иметь в виду политик, принявший в основе предшествующие наши рассуждения -и поставленный перед сложной задачей ликвидации коммунистического наследства.
1) Наибольшей, пожалуй, специфичностью по сравнению со всеми другими объектами собственности является земля. В отличие от других объектов, она - единственна и невосстановима. Землю нельзя вновь произвести, как всякое другое орудие производства, ее, в некоторых отношениях, можно только поддерживать в известном состоянии, не истощая и не расхищая. Земля есть основной плацдарм, на котором происходит история государства, она есть необходимое естественное условие государственной жизни. Все это вместе не может не поставить законодателя в необходимость относиться к проблеме земельной собственности с особой осторожностью, диктуемой чрезвычайно ярко выраженными особенностями земли как объекта права. К земле более всего неприменимы представления о неограниченной власти собственника и о полном невмешательстве в земельную политику государства. Земля есть как раз такой объект, который требует нарочитого государственного вмешательства. Хотя буржуазная наука и не считает землю объектом власти государства, но только границей власти над подданными, однако и среди буржуазных юристов нередко можно встретить взгляд, указывающий на полное признание специфичности того объекта права, который именуется землей. Особенно признание это чувствуется, когда дело идет об особых родах земли - о землях, богатых минералами, о лесах и т. п. Собственников подобных, квалифицированных, земель справедливо считают лицами, владеющими на основании фидеикомисса всей нации. Но представления эти следует распространить и на землю вообще, владение которой является по природе своей иным, чем владение платьем или деньгами. Здесь и открывается положительный смысл тех мероприятий, которые именуются национализацией земли. Национализацию эту обычно смешивают с социализацией, тогда как их нужно строго различать. Социализация земли означает провозглашение государства большим индивидуальным или коллективным земельным собственником; напротив того, национализация земли есть не что иное, как утверждение права государства на регулирование тех отношений, которые возникают из факта частной собственности на землю. Главными моментами такого регулирования являются распределение земельной ренты и активная государственная политика в направлении интенсификации земледелия. В таком понимании национализация земли совершенно соединима с частной земельной собственностью и даже ее предполагает, что, между прочим, вполне понимали многие сторонники национализации, в частности, Генри Джордж.
Национализация земли не отрицает и свободы земельного оборота, мобилизации земельной собственности, права заклада земли и т. п., однако, ставит все эти отношения под контроль публичной власти. Одним словом, национализация земли означает расширение прав imperium'a (ср. выше), а не превращение государства в земельного собственника.
Прилагая эти общие положения к конкретным задачам русской земельной политики, следует со всей настоятельностью подчеркнуть, что полная отмена принципа национализации земли была бы мерой не положительной, а чисто отрицательной. Русская аграрная политика должна освободиться от наследия социализма, а не от принципа национализации, совершенно справедливо утверждающего особое положение земли как объекта права и требующего но отношению к этому объекту особых государственных мер. Отсюда становится ясной и будущая программа демобилизации коммунистического наследства в области аграрного вопроса.
Мы уже имели случай в общих чертах познакомиться с историей советского законодательства о земле. В теперешней стадии этого законодательства земля является собственностью государства. Но можно спросить: какого? Советская республика является государством федеральным, в котором есть целое (Союз) и части разной юридической природы - республики союзные, автономные, затем автономные области и, наконец, административные части республик, области, округа, губернии и т. д. Кому же принадлежит собственность на землю в этом сложном федеральном целом - Союзу или союзным республикам или еще более мелким частям? Вопрос этот не является простым теоретическим измышлением, напротив, он поставлен практической жизнью самого советского государства при составлении и обсуждении проекта новейшего земельного кодекса. Проект, как известно, исходил от союзных властей, которым по конституции присвоено право определять общие принципы земельной политики. Но значит ли это, что Союз имеет право собственности на всю территорию республики? Проект довольно тщательно старался затушевать этот вопрос, но он всплыл при обсуждении. Автономисты стали говорить, что Союз не имеет права собственности на территории: право государственной собственности принадлежит союзным республикам. Централисты утверждали обратное и требовали, чтобы новый законопроект просто декларировал право собственности Союза на территорию. Наконец, появилось даже и понятие imperium'a как особой категории государственного права. Контр-проект, составленный правительством Белорусской союзной республики, пришел к следующим различиям: 1) земля как категория государственного права; 2) земля как категория земельного права. К чему сводится содержание первого права, - в белорусском проекте не выяснено. Что касается второго, то он предлагает следующую норму: "Вся земля, входящая в состав территорий Союза, составляет в пределах каждой союзной республики государственную собственность этой республики... Кроме этого, проект признает еще какое-то особое "право" Союза на землю как на "категорию земельного права". Объем этого права Союза на землю, по мнению авторов проекта, должен быть точно регламентирован.
Получается в высшей степени запутанная картина, которую необходимо разъяснить в момент демобилизации коммунизма. И последовательное разъяснение этой путаницы возможно при следующих предположениях. Во-первых, можно стать на точку зрения чисто капиталистической частной собственности на землю с признанием за государством права imperium в его отрицательном понимании. Землею распоряжаются исключительно собственники, государство берет налоги и охраняет неприкосновенность собственников. Территория, с точки зрения государственного права, является неотчуждаемой и неделимой, как учит об этом классическая конституционная теория (со времени Фрикера и Незабитовского). Во-вторых, можно начать нагромождать одну собственность на другую как при феодализме: собственность Союза - dominium eminens - будет висеть над собственностью автономных республик и т. д.; внизу пирамиды будут стоять условные владельцы, вроде крепостных. В-третьих, наконец, остается система, последняя, нами предлагаемая: imperium наделяется положительными заданиями - и это есть верховное право Союза на землю в смысле определения общих начал землепользования и землеустройства. Вследствие федеральной структуры imperium делится между Союзом и его членами - это и будет право членов Союза на автономное развитие общих начал землеустройства на своей территории. Деление это может пройти и еще ниже, выражаясь в признании за отдельными административными частями республик частичной автономии в области местного землеустройства. Вместе с тем, восстанавливается право частной собственности на землю. Собственниками могут быть отдельные лица, семьи, общины, сельскохозяйственные коммуны, наконец, само государство. Imperium осуществляется над частными собственниками, т. е. государство ведет активную земельную политику. Этой последней программы и придерживаются евразийцы. Они исходят из исконных воззрений России - Евразии на землю как на объект, конечное распоряжение которым принадлежит всему общественному целому. Интересы же общественного целого, связанные с развитием производительных сил, требуют установления личной собственности на землю в функциональном понимании этой собственности.
Таким образом, евразийская земельная программа не признает социализации земли ни в каком из ее видов. Если понимать под национализацией земли утверждение активной аграрной политики с принципиальным признанием права государства на часть земельной ренты, то евразийцы ничего не имеют против такой национализации. В таком понимании национализация (как это было у Г .Джорджа) ничего не имеет общего с социализмом и всецело допускает институт частной собственности. В указанном смысле понятие национализации земли всецело совпадает с идеей imperium'a, наделенного положительными функциями.
2) Трудно выработать какие-либо общие нормы для собственности на другие "орудия производства" (кроме земли), т. е. на средства труда (или предметы, или комплексы предметов, которые рабочий ставит между собой и обрабатываемым материалом). По своей природе некоторые из них должны стоять под особым наблюдением государства (каменный уголь, нефть и т. п.); другие же, поскольку они вновь производимы, заслуживают меньшего внимания, чем земля и ее недра. Если рассматривать теперь эти объекты в конкретной ситуации современного советского правопорядка, то, в отличие от земли, принцип национализации равносилен здесь социализации в смысле огосударствления. Земля в Советской России, за исключением совхозов, находится в пользовании отдельных лиц, семей и общин. Другие средства производства, особенно же фабрики и заводы, находятся в пользовании самого государства. Поэтому вопрос о ликвидации коммунистического наследства в означенной области прежде всего должен натолкнуться на факт государственной промышленности и стать к этому факту в то или иное принципиальное отношение, Отношение это всецело определяется изложенными выше соображениями о преобразовании института собственности. Мы подчеркивали, что реформа собственности еще не достигается переменой субъектов. Поэтому мы возражали против принципиального значения социалистической экспроприации частных собственников. И в то же время мы не можем не выдвинуть того же аргумента и против сторонников экспроприации государства. В Советской России промышленность огосударствлена, следует ли из этого, что нужно лишать государство собственности, так как в свое время лишили собственности буржуазию? Кто выставит это требование, а такие люди ныне находятся нередко, тот повторит "наизнанку" многие ошибки социалистов. Такое требование не есть стремление к преобразованию, но к простому возвращению утраченной собственности, без всякого рассуждения о влиянии такого возвращения, буде оно состоится, на само общественное целое - на общехозяйственные интересы России-Евразии. Государственная промышленность стоила громадных затрат со стороны государства, и интересы его не могут быть игнорированы. Кроме того, государственная промышленность обладает рядом недостатков, но в ней есть и достоинства. Государственное хозяйство в некоторых областях экономической жизни вполне показало свою жизнеспособность (например, железные дороги). Нет никаких оснований отрицать, что достоинства государственного хозяйства обнаруживаются и в других областях, тем более, что организация государственного хозяйства в России "теснейшим образом связана с совокупностью русских условий и выражает собою необходимость русского месторазвития". Россия-Евразия, "как сухопутный массив", затрудняет "проявления конкуренции" и выдвигает силою вещей "начало монополии". Поэтому и весь современный "коммунистический" хозяйственный строй позволительно рассматривать как "заострение и сгущение черт торгового, промышленного и земельного уклада, наблюдавшихся и в Киевской, и в Московской Руси, и в императорской России". Современная Россия требует не "экспроприации" государства, но создания тех условий, которые могли бы обезвреживать отрицательные стороны, присущие государственной промышленности и, главное, коммунистическому режиму, решительно отрицающему преимущества порядка частной собственности (см. выше). В современной России "наряду с существующей и имеющей развиваться государственной промышленностью должна быть создана соразмерная ей частная промышленность такого же охвата". Существование и возможное соревнование этих двух промышленностей создает наиболее благоприятные условия для быстрого развития производительных сил.
3) Совсем особо стоит вопрос о собственности на обработанный в процессе производства материал. Это есть проблема приобретения собственности, проблема, которая менее всего разрабатывается юристами и политиками права. Система капитализма вся построена на определенных способах такого приобретения, глубоко вошедших в жизнь и считающихся как бы социальными аксиомами. Юристы формулируют наиболее существенную из этих аксиом в следующих выражениях: "Если собственник первоначальной вещи сам изготовил новую вещь, то, конечно, права собственности на эту новую вещь принадлежат ему же. То же самое следует допустить в том случае, если специфрикант действовал по поручению собственника перерабатываемой вещи"53 На второй части этой аксиомы юридически базируется весь современный капиталистический уклад. Предприниматель есть собственник орудий труда и обрабатываемого материала. Он "поручает" рабочим перерабатывать этот материал. Рабочий - простой спецификант; собственность на продукт труда принадлежит не ему, а предпринимателю.
Догма эта никогда не была предметом особого исследования: ее просто признавали как самоочевидную, не ставя вопроса о ее значимости. Юристы исследовали другой, менее принципиальный вопрос - вопрос о том, кому принадлежит вещь, переработанная из чужого материала без поручения собственника. Одна школа римских юристов (сабинианцы) признавала собственником новой вещи собственника материала. Другая (прокулеанцы) признавала собственником новой вещи спецификанта. Разногласия эти объясняются тем, что первые опирались на учение стоиков, по которому главное значение в вещах имела материя, а не форма (в данном случае - оформляющий труд), а вторые следовали Аристотелю, признающему более существенное значение формы перед материалом. Во всяком случае, в учении прокулеанцев было признано принципиальное значение труда в процессе переработки сырого материала, и это учение даже рассматривали как выражение интересов труда в обществе, вышедшем из стадии натурального хозяйства.54
Особо примечательно то, что правосознание народов России-Евразии никогда не было убеждено в правильности основной аксиомы капитализма: что переработанная вещь исключительно принадлежит собственнику материала. В этом отношении народное правосознание не только близко к учению прокулеанцев, утверждая, что потраченный труд имеет ценность и должен быть оплачен даже при ошибке (например, добросовестная запашка чужого поля как своего), но и шло гораздо далее римских юридических представлений, признавая за всяким трудом самостоятельное юридическое значение. Русскому народу чужд взгляд, что, если вещь не принадлежит обрабатывающему, то труд этого последнего служит для него не основанием права собственности, а обуславливает только вознаграждение, вытекающее не из труда, а из юридической сделки между собственником вещи и работником. Правосознание русского народа так высоко ценит труд, что склонно считать рабочего как бы собственником в известной доле обработанною им чужого материала55. Это еще не есть социалистическое "право на полный продукт труда", это есть признание за трудом органически существенного значения в производстве.
В противоположность капитализму социалисты декларировали "право на полный продукт труда". Капитализм говорил рабочему устами предпринимателя: "Мои деньги, мой капитал, мои машины, мое сырье, моя организация - получай ту заработную плату, о которой договорился, и оставайся производству чужим". Социалисты переворачивают эти слова и говорят капиталистам устами рабочего: "Мой труд, - стало быть, мой и продукт, уходи с фабрики, как ей посторонний". Другими словами, если капитализм отрицает самостоятельное юридическое значение труда, то социализм склонен отрицать самостоятельное юридическое значение капитала и организации способностей56. Система, характеризуемая словами: "ни капитализм, ни социализм" (государственно-частная система хозяйства), должна найти синтез между этими двумя крайностями и на этом синтезе построить законодательство о приобретении права собственности на обработанную материю.
Советское государство национализировало все орудия производства, превратило промышленность из частной в государственную, но, что самое замечательное, не только не провозгласило социалистического права на полный продукт труда, но даже и не сделало решительных попыток в направлении признания за трудом органического значения в производстве. Оттого коммунистическая система хозяйства выродилась в "капитал-коммунизм", или государственный капитализм. При такой системе государство всецело условило норму капиталистического присвоения собственности: собственность на перерабатываемый материал принадлежит собственнику орудий производства и предметов труда, рабочий при такой системе, подобно рабочему капиталистического общества, является продавцом своих услуг. Советское право в обычном порядке связывает государственное производство с рабочим посредством особой сделки. Вознаграждение рабочему есть результат этой сделки, а не принципиального признания труда как особого правового начала. Система эта в конечном счете ведет к той эксплуатации рабочего, как и при капитализме. Российское коммунистическое государство говорит рабочему: "Мои средства производства, орудия, машины, сырье, моя организация, ты - случайный элемент в производственном процессе, отработал - получай по условию и иди домой".
Демобилизация современных форм государственного капитализма в Советской России должна идти в направлении признания труда органическим элементом производственного процесса. Капиталистические формы приобретения собственности на обработанный материал должны быть решительно отвергнуты, все равно, утверждаются ли они частным предпринимателем или капитал-коммунизмом, Труд должен быть возведен на место самостоятельного принципа при приобретении собственности. Это можно достигнуть тремя путями: а) Путем утверждения "национализации" производства в смысле наделенного положительными функциями imperium'a. Государство приобретает тем самым право на долю предпринимательского дохода, с тем, чтобы возвращать эту ренту трудящимся; б) Путем организации участия трудящихся в управлении производственным процессом. Дело здесь идет не столько о "рабочем контроле", контроль всегда есть функция отрицательная, обнаруживающая при некоторых условиях разорванность между предпринимателем и рабочим; дело идет о прямом привлечении наиболее выдающихся представителей труда к распорядительным функциям в производстве, о вхождении их в администрацию; в) Путем создания прямой заинтересованности рабочих в производственном процессе. Это достигается привлечением рабочих к участию в прибылях, превращением в акционеров заводов и фабрик.
4) Выделяя таким образом землю, орудия труда, производимый продукт как особые категории объектов собственности, нуждающихся в особом регулировании, мы в то же время вполне признаем, что ряд других объектов такого регулирования не требует и может быть подведен под общие юридические нормы, утверждающие собственность как институт абстрактный. Мы уже говорили, что абстрактность эта облегчает экономический оборот, делая из отношений собственности известный шаблон, наличность которого создает удобные условия для мены, продажи, покупки, залога и т. п. Там, где такой оборот совместим с требованиями социального интереса, там его вполне может допустить государство. Иными словами, утверждение института собственности как института конкретного для одной категории объектов не противоречит тому, чтобы институт собственности был абстрактным для других категорий. В этом отношении евразийские принципы правовой политики лишены всякой узкости, всякого доктринерства.
г) Остается, наконец, вопрос о субъектах реформированной собственности, вопрос, решение которого вытекает из всего предшествующего изложения. Здесь нужно высказать общую истину, касающуюся вопроса о субъектах собственности в экономической жизни: чем разнокачественнее эти субъекты, тем более у хозяйства шансов на успешное развитие. Орудия производства должны принадлежать, таким образом, и государству, и его частям, и частным обществам, и частным лицам, и трудовым кооперативам или коммунам. Состязание всех их покажет, кто более способен к жизни, и заставит каждого напрягать все возможные усилия для обеспечения своего существования. Активная политика государства в очередной области и должна быть направлена на создание наиболее благоприятных условий для развития наиболее качественно разнообразных собственников в области промышленности.
Осуществление всех названных в этой главе мероприятий приведет к социальному строю, характеризуемому формулой: государственно-частная система хозяйства. Близоруко было бы недооценивать громадного идейного значения этой формулы, находящей живой отклик в современной России. В настоящее время завелось немало пророков российского капитализма. Пророчествуют они более по злорадству, чем по искреннему желанию добра будущей России. В России произведен был грандиозный опыт введения коммунистического строя, опыт неудавшийся и ведущий к тому, что он хотел уничтожить, - к капитализму. Поражая неудачливых экспериментаторов, принято их уколоть тем, что они ведут Россию "на выучку капитализму". Если слова эти в конце 90-х годов прошлого столетия звучали грубо и цинично, то теперь звучат они еще и зло. Идите во власть "чумазому", желавшие построить социальный рай! Поделом вам за проекты! И, смакуя бесплодие истории, особое упоение видят в том, что годы жизни народной прошли бесплодно, что приходится ворочаться подлинно вспять. А где же "идеалы"? Они - впереди. Когда на обломках коммунизма водворится новый капитализм, тогда здание капитализма снова будут разрушать новые социалисты и коммунисты. Замечательный исторический план, напоминающий какой-то скверный анекдот.
Убеждение в отвратимости описанных судеб привело нас к вышеизложенным рассуждениям о собственности, которые и завершаются формулой: государственно-частная система хозяйства.

1928
ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА
1 Впервые у Brissot, Recherches philosophique sur la propriete et le vol, вышла во второй половине XVIII века. Цит. по Р. Janet Histoire de la science politique, 3 ed., V. II.
2 Так называемая легальная теория. Ее придерживаются не только юристы, но и многие историки и философы права, напр., Bossuet. Politique tiree de 1'Ecriture. Liv. I, art. 3-4. Montesquieu. Esprit des lois. Liv. 26. Chap. 15. Теории этой придерживались также Гоббс, Бентам, отчасти Руссо и др. Общую оценку воззрений на произвольное установление юридических институтов можно найти у Н.Н.Алексеева, Основы философии права, гл. I, 1-3.
3 Ср. Liebknecht, Zur Grund - und Bodenfrage. 2-te Aufl., 1876, S. 7.
4 Так называемая естественно-правовая теория собственности, защиту которой можно найти у Гуго Гроция, Пуффендорфа, Локка и др.
5 Ср. O. Gierke. Deutsches Privatrecht, I, 1895. S. 256. Изложение категорий права в моих "Основах философии права", С. 74 и след., несколько отличествует от Гирке, что объясняется особыми задачами, которые я ставлю в названной главе моей книги (именно, стремлением отыскать максимально общие предпосылки всякого права вообще).
6 Ср. B. W. Leist, Veber die Hatur des Eigentums, 1859. S. 81.
7 С. В. Пахман. Обычное гражданское право России. СПб, 1877. С. 37 и след.
8 Brinz, Pandektem, 2-tc Aufl., I. S. 470.
9 C. Wirth, Beitrage zur Sustcmatik der romischen Civilrecht. 1856. S. 39.
10 M. A. TIners, De la propriete. Paris. P. 33-34. - Ранее Тьера те же воззрения развивал М. Cousin. Philosophic morale. P. 15 u Destult de Tracy, как его цитирует Прудон, Ou'est-ce que la propriete? Paris, 1868, Librairic internationalc. P. 53.
11 Thiers, ZL. P. 34.
12 Высшее выражение это настроение нашло у Фихте.
13 Название небезызвестной книги Макса Штирнера ("Der Einzige und sein Eigentum").
14 Л. И. Петражицкий. Теория права и государства Т. I,1909. С. 200.
15 И "добрый хозяин" в понимании П. Н. Савицкого призван осуществлять цели общественного служения.
16 См. об этом в "Основах философии права". С 190.
17 R. von nieriiig. Geist des romischen Rechts. 5 Aun 1891.1. S. 110.
18 A. Reinach. Die apriorischen Grundlagen des burgerlichen Rechtes. Sonderdruck aus "Jahrbuch fur Philosophic" hrsg. v. Husseri, 1913. S. 63.
19 М. Ф. Владимирский-Буданов. Обзор истории русского права. Изд. V., 1903 С. 528.
20 Бельфор Бакерн Г. Квелч. Социалистический катехизис. М., 1906. С.25.
21 Цитата заимствована из новейшей книги названного автора "Конструктивный социализм". Свое разочарование в тактике передела В. Чернов основывает на любопытной книге одного из участников коммунистического опыта в Венгрии: Е. Varga. Die wirtschafts-politischen Probleme der proletarischen Diktatur. Wien, 1921.
22 Понимая это не в узко экономическом, а в чисто философском смысле: мы живем в мире, где царствует закон энтропии, где запасы полезной для нас энергии рассеиваются невозвратимо.
23 См. у A. Bertholet. Biblische Theologie des Alten Testaments, 1911. S. 313.
24 Проф. Голубинский. История русской церкви Т I. М., 1881. С. 500.
25 Цит. у Голубинского. С. 503-504.
26 Нил Сорокин. Предание и устав. Памятники древней письменности. Т. 179. СПб., 1912. С. 7.
27 Напр., G. Adier. Geschiehte des Sozialismus und Kommunismus. Lpz., 1923, 3 Aufl. S. 67.
28 Из всех новейших социалистических писателей правовой стороны социализма касался разве что один А. Менгер в его довольно легкомысленно написанной книге "Право на полный продукт труда". Из более старых писателей к правовому рассмотрению социализма более других был склонен Лассалъ.
29 Законодательство Российской империи устанавливало понятие собственности в ст. 543 первой части Х тома Свода Законов.
30 Ср. Г.Ф. Шершеневич. Учебник русского гражданского права. 1909. С.305.
31 Ср. В. И. Синайский. Русское гражданское право. Изд. Русск. Ю. Ф. в Праге. С. 19: "В конкретных условиях жизни нет единого понятия права собственности ни в прошлом, ни в настоящем".
32 См. B.G.B. 903-904; 905-921; также Швейцарское Уложение, ст. 655 и 713. В нашей литературе на принципиальном значении этого деления настаивал покойный Л. А. Кассо. Ср. Синайский. С. 5.
33 На что правильно указывал в своих прочитанных в Берлине и Праге докладах Н. С. Тимашев.
34 На значение этого деления для проблем социализма справедливо указывается в интересной книге: L. Mises, Die Gemeinwirtschaft. lena, 1922. S. 14 и след.
35 Ср. O. Gierke. Deutsches Privatrecht. 1905. S. 356-360.
36 Ср. С. В. Пахман. Цит. соч. С. 14 и след.
37 Римская собственность знала некоторые ограничения, но учение абсолютной, неограниченной собственности культивируется преимущественно романистами. Ср. Wmdscheid-Kipp. Lehrbuch des Pandektenrechts. 1906. Bd. I,S.857.
38 Ср. Gierke. Цит. соч; Владимирский-Буданов. Цит. соч. С. 531-33; Пахман. Цит. соч. С. 7. Следует указать, что большинство наших русских цивилистов отрицало безусловность собственности.
39 Синайский. Цит. соч. С. 16.
40 Определение Гирке.
41 Нельзя не отметить, что сознание этой простой истины постепенно проникает в головы современных социалистов. Ср. А. Пешехонов. Опыт национализации/Воля России, 1927, XII-I. С. 100: "Самое понимание социализма должно измениться. Да, мы раньше думали, что все дело в том лишь, чтобы "экспроприировать экспроприаторов", чтобы сделать средства и орудия производства общественной собственностью. Большевики экспроприировали экспроприаторов и сделали общественной собственностью не только средства производства, но и предметы домашнего обихода. В результате получился ужас. Но затем опытным путем они пошли на другую дорогу, и мы начинаем понимать, что центр тяжести не в собственности, а в управлении народным хозяйством". В. Сухомлин в той же "Воле России" (1927, II) задачи русского социализма сводит в ближайшее время к тому, чтобы "помешать широкому разливу хищнической капиталистической стихии. Государство должно ввести эту стихию в твердые рамки".
42 Ср. Н. Наует. Essai sur le droit de propriete et ses limites. Paris, 1910. P. 100.
43 Ср. "Les inconvennients des droits feodaux", 1776, цитировано у Hayem, L. С. 161.
44 Что совершенно не понимает С. И. Гессен, полагающий, что возврат ленной собственности означает социализацию общества. См. Проблема правового социализма/Современные Записки. Кн.27-30.
45 Напр., W. Leiser. Dissertatio pro imperio contra dominium eminens. Wittembergae, 1673. Сочинение это направлено против Fr. Horn, Peliticorum pars architectonica. De civitate, Lib. II, Cap. 4: "De dominio eminente".
46 Цит. книга Leiser'а, II.
47 Слова Porlalis'a, цитированные у Hayem. L. P. 264.
48 Как следует из предшествующего изложения, мы исключаем ... путь социалистический, критике которого было посвящено все предшествующее изложение. Принципиально на этом ... пути стоит L. Dugiiit. Les transformations gcnerales du droit prive, 1912. В книге этой приведены многочисленные примеры, указывающие, что идея абсолютной собственности совершенно изжила себя в течение XIX и первой четверти XX веков. Дюги полагает, что этот процесс изживания есть процесс социализации, между тем все приведенные Дюги факты свидетельствуют, что названный процесс есть исключительно процесс преобразования идеи imperium'a. Полемизирующий с Дюги Hayem (ср. выше цитир. книга) склоняется явно к первому пути - к возвращению к феодальным началам.
49 O. Spann. Der wahre Staat. 1922.
50 По удачному выражению П. П. Сувчинского.
51 Является вопрос, не есть ли предлагаемый нами путь некий исконный путь России? По-видимому, так называемый "русский феодализм", в отличие от феодализма западного, построен был искони на отличии dominium'a от imperium'a и сводится к наделению публичной власти положительной миссией. Здесь можно сослаться на мнение П. Н. Милюкова того периода, когда его еще не окончательно заела партийность и когда он жил в более благоприятном окружении. По мнению Милюкова, "отделение земельного верховенства от феодального подчинения есть именно тот нормальный порядок, который составляет глубокую черту различия между русским феодализмом и западным". Те же черты, впрочем, Милюков усматривает в византийской пронии и в мусульманском иктахе. Если бы эти мнения Милюкова были правильны, можно было б считать предлагаемую нами программу возвращением к восточным и московским началам. См. Энциклоп. словарь Брокгауза и Эфрона. Т. 70. С.548-549.
52 Следует подчеркнуть, что нестяжательство не идентично безхозяйственности и что оно может быть соединено с величайшим вниманием к вещам, но не во имя корысти, а во имя заповеди труда, любви к ближнему и к Божьему миру. Возможна система хозяйства, построенного на принципе нестяжательства.
53 Д. Д. Гримм. Лекции по догме римского права. Киев, 1919. С. 126.
54 Sokolovsky. Die Philosophic im Privatrecht, I, 4.
55 Ср. А. Ефименко. Исследование народной жизни. Вып. I, M., 1884.
56 Примеры, иллюстрирующие это положение, можно найти у A. Monger. Das Recht auf den vollen Arbeitsertrag, 2-te Aufl., 1891.

Опубликовано 16 ноября 2004 года

Картинка к публикации:

Полная версия публикации №1100598163 →

© Portalus.ru

Главная → ЭКОНОМИКА → Н. Н. Алексеев. Собственность и социализм.

При перепечатке индексируемая активная ссылка на PORTALUS.RU обязательна!

Проект для детей старше 12 лет