Полная версия публикации №1579438568

PORTALUS.RU МЕМУАРЫ, ЖИЗНЕОПИСАНИЯ Я БЫЛ АДЪЮТАНТОМ ГИТЛЕРА. 1937-1945 гг. → Версия для печати

Постоянный адрес публикации (для научного и интернет-цитирования)

По общепринятым международным научным стандартам и по ГОСТу РФ 2003 г. (ГОСТ 7.1-2003, "Библиографическая запись")

Николаус фон БЕЛОВ, Я БЫЛ АДЪЮТАНТОМ ГИТЛЕРА. 1937-1945 гг. [Электронный ресурс]: электрон. данные. - Москва: Научная цифровая библиотека PORTALUS.RU, 19 января 2020. - Режим доступа: https://portalus.ru/modules/historical_memoirs/rus_readme.php?subaction=showfull&id=1579438568&archive=&start_from=&ucat=& (свободный доступ). – Дата доступа: 29.03.2024.

По ГОСТу РФ 2008 г. (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка")

Николаус фон БЕЛОВ, Я БЫЛ АДЪЮТАНТОМ ГИТЛЕРА. 1937-1945 гг. // Москва: Научная цифровая библиотека PORTALUS.RU. Дата обновления: 19 января 2020. URL: https://portalus.ru/modules/historical_memoirs/rus_readme.php?subaction=showfull&id=1579438568&archive=&start_from=&ucat=& (дата обращения: 29.03.2024).

Найденный поисковой машиной PORTALUS.RU оригинал публикации (предполагаемый источник):

Николаус фон БЕЛОВ, Я БЫЛ АДЪЮТАНТОМ ГИТЛЕРА. 1937-1945 гг. / Новая и новейшая история, №4, 2001.



публикация №1579438568, версия для печати

Я БЫЛ АДЪЮТАНТОМ ГИТЛЕРА. 1937-1945 гг.


Дата публикации: 19 января 2020
Автор: Николаус фон БЕЛОВ
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: МЕМУАРЫ, ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
Источник: (c) Новая и новейшая история, №4, 2001
Номер публикации: №1579438568 / Жалобы? Ошибка? Выделите проблемный текст и нажмите CTRL+ENTER!


ПРЕДИСЛОВИЕ

В ближайшее время смоленское издательство "Русич" в своей продолжающейся серии "Мир в войнах" впервые на русском языке выпускает написанные еще в 1981 г. воспоминания адъютанта Гитлера по ВВС полковника Николауса фон Белова "Я был адъютантом Гитлера. 1937-1945 гг."

Хорошо осведомленный автор знакомит нас с некоторыми мало или совсем не известными фактами и событиями не столь отдаленного, но уже уходящего в недра истории периода, расширяет и дополняет в личном плане наши представления о том, что происходило тогда в логове Гитлера. В книге раскрываются и некоторые побудительные мотивы его действий, показывается (зачастую стихийно-спорадический и субъективный) механизм принятия фашистской верхушкой важнейших политических и военных решений.

При очевидной фактической достоверности описываемых автором фактов и событий именно к их интерпретации следует отнестись критически в свете уже накопленной исторической наукой суммы объективных знаний. Фон Белов, хотя и не был по своим классово- кастовым понятиям рьяным нацистом и считал себя традиционно стоящим "вне политики" профессионалом-военным, в силу присяги добросовестно выполнявшим свой долг аристократа в духе старопрусского образца, дисциплинированно служил преступному фашистскому режиму и вплоть до разгрома нацистской Германии оставался убежденным сторонником Гитлера (пусть даже и не одобряя его отдельных действий и поступков). Отсюда - и неизменное усилие автора "очеловечить" и "облагородить" образ этого фашистского монстра и преступника N 1 против мира и человечности, на совести которого десятки миллионов жертв кровавой войны, геноцида (в частности, Холокоста) и массовых расовых и политических репрессий.

Примечательна сама личность автора. Полковник геринговской "люфтваффе" Николаус фон Белов получил первоначальную летную подготовку в СССР, в специально созданном Липецком авиационном училище. В этих среднерусских краях (в обход Версальского мирного договора 1919 г., запрещавшего побежденной Германии иметь собственную военную авиацию, танковые войска, военно-морской флот и химическое оружие) в 1920-х - начале 1930-х годов, с согласия советского правительства и при активном содействии командования Красной Армии было создано несколько секретных военно-учебных центров, которые готовили офицерские кадры для будущего многомиллионного вермахта 1 .


Below Nicolaus von. Als Hitlers Adjutant. 1937-1945. Mainz, 1980. Перевод Г. Я. Рудого.

1 О подготовке немецких элитных военных кадров в 1920 - начале 1930-х гг. в этих спецучилищах подробно см.: Дьяков Ю. Л., Бушуева Т. С. Фашистский меч ковался в СССР. Красная армия и рейхсвер. Тайное сотрудничество. 1922-1933. М., 1998; Страница немецкой истории: легенды, факты, имена. По материалам радиостанции "Немецкая волна". Koln, Deutsche Welle, 1999; Аргументы и факты, 1999, N 18.

стр. 163


Аристократу по происхождению, принадлежавшему к прусской военной касте (его дядя еще в первую мировую войну был генералом от инфантерии), фон Белову довелось быть свидетелем, а отчасти и непосредственным участником исторических событий, в той или иной мере определивших лицо первой половины ушедшего века. По своему официальному военному положению он принадлежал к самому узкому кругу непосредственных военных сотрудников и приближенных Гитлера как Верховного главнокомандующего вооруженных сил. Это позволяло ему, человеку, не лишенному наблюдательности и рассудительности, быть постоянно в курсе замыслов, планов и дел военной верхушки рейха. Фон Белов хорошо знал нравы, традиции, повадки и амбиции этой среды, в которой, поистине, был своим среди своих. Ему были знакомы неоднократно вспыхивавшие разногласия с фюрером высшего генералитета (главным образом, сухопутных войск и нового, привилегированного вида вооруженных сил - авиации) по некоторым кадровым и оперативно-техническим вопросам. Но, несмотря на эти частные распри и личное соперничество, в вопросах оперативных и карьерных, а также по части осуществления агрессивных захватнических планов вся военно-политическая верхушка, по сути дела, шла в фарватере преступных деяний Гитлера.

Будучи по натуре своей вдумчивым и наблюдательным, способным к анализу и самостоятельным суждениям, а также обладая цепкой памятью, фон Белов с педантичностью хорошо вышколенного генштабиста и немецкой основательностью, в лапидарной, почти дневниковой и чуждой эмоциям форме, скрупулезно фиксировал все виденное, а также непосредственно слышанное им от своего высокого и притом весьма словоохотливого шефа, любившего пооткровенничать с подчиненным собеседником, вышагивая взад-вперед по холлам своей баварской виллы "Бергхоф" или уныло-казенным коридорам Имперской канцелярии. Таким образом, фон Белов имел возможность не только общаться со своим шефом в служебной или полуприватной обстановке, но и порой даже обоснованно возражать тому по специальным вопросам развития люфтваффе, приобретавшим все более важное значение в результате нараставшего господства в воздухе англо-американской авиации.

Документальная доказательность книги фон Белова, доведенной до последних дней пребывания автора в обреченной цитадели Имперской канцелярии, основана на том, что фон Белов текстуально приводит, по частично сохранившимся или восстановленным записям, не предназначавшиеся для огласки предельно откровенные высказывания и поступки Гитлера.

Так, фон Белов на материале своих многочисленных конфиденциальных бесед с Гитлером подтверждает: основной движущей силой всех дипломатических акций нацистского главаря служили его грубо окрашенный в расистские и антисемитские тона махровый германский шовинизм, программный антикоммунизм, навязчивая идея борьбы против "еврейского большевизма". Запугивая Запад раздутой до предела "большевистской опасностью", Гитлер призывал принципиально враждебные ему своей буржуазной демократией западные державы к созданию единого идеологического и военного фронта против СССР. Он мыслил сделать это прежде всего при активном участии Англии, которая, однако, не пошла на это, боясь нарушения в пользу рейха традиционно оберегавшегося ею "баланса сил" в Европе, что могло бы привести к установлению гитлеровской гегемонии не только на Европейском континенте.

В таком контексте автор приводит и циничные оценки Гитлером советско-германского пакта о ненападении от 23 августа 1939 г. с приложенным к нему (заметим, как зафиксировано в документах, по инициативе советской стороны) секретным дополнительным протоколом о разделе сфер влияния в Восточной Европе и расправе с Польшей. Характерно, что и этот пакт, и этот коварный политический шаг Гитлер считал "браком не по любви, а по расчету", супружескую верность которому он готов был нарушить в любой момент, когда ему это потребуется.

стр. 164


Автор книги неоднократно подчеркивает, что война против СССР издавна и исконно носила для Гитлера программный характер, а не характер обычной, пусть и крупной единовременной военной акции. Гитлер мнил себя орудием Провидения и спасителем не только Германии, но и всей Европы от большевизма. Он провозглашал уничтожение социалистического государства делом всей своей жизни, которое не может передоверить своим менее решительным преемникам. Но в данном случае перед ним стояла цель гораздо более прагматическая и непосредственная - в непродолжительной кампании разгромить Россию, как "последнюю английскую шпагу на Европейском континенте", чтобы с помощью продовольственных и материальных ресурсов СССР успеть сокрушить неприступный Альбион еще до вступления во вторую мировую войну американских вооруженных сил.

Фон Белов неоднократно свидетельствует, что Гитлер уже не теоретически-умозрительно, а вполне конкретно обдумывал нападение на СССР еще с марта (!) 1940 г., т.е. до начала французской кампании. Летом-осенью того же года по его приказанию генштаб сухопутных войск приступил к детальной разработке плана "Барбаросса", а 18 декабря 1940 г. он дал директиву N 21, предписывавшую вермахту "разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии" 2 .

Вот что сообщил фон Белов о подлинных планах и намерениях Гитлера именно летом 1941 г. (а не раньше и не позже): превратить германо- советский договор о ненападении в надежное средство для почти беспрепятственного удара по Советскому Союзу. Еще в октябре 1940 г. "Гитлер не раз заводил с Кейтелем (начальником штаба Верховного главнокомандования верхмахта - ОКВ) и Йодлем (начальником штаба оперативного руководства ОКВ) разговоры, в которых выражал свою мысль достаточно ясно: он должен был начать борьбу против России в следующем году. Свое намерение фюрер подкреплял убеждением, что Россия будет в состоянии выступить против Германии в 1942 г., а потому он хочет сам напасть на нее в 1941 г. Гитлер придерживался взгляда, что значительная часть России может быть захвачена за срок с мая по сентябрь, ибо в 1942 г. он должен быть опять готов к борьбе против Англии. Меня эта ясная и четкая формулировка решения не поразила: в последние недели я не раз слышал его высказывания на эту тему".

Задавая риторический вопрос: "Как пришел Гитлер к решению напасть на Россию, еще не победив Англию?", автор констатирует: "Это, казалось мне, - главный вопрос войны. Он [Гитлер] был убежден в том, что Англия ожидает помощи в своей борьбе за Европу и, судя по ходу войны в эти зимние месяцы [1940-1941 гг.], видит ее в лице Америки и России [...]. Положение же в России Гитлер оценивал так: русские смогут вмешаться в ход войны уже осенью 1941 г. Германо-русский союз он отнюдь не рассматривал как гарантию мира на многие годы. Сталин хочет дождаться того момента, когда германские силы окажутся ослабленными боями на Западе, и тогда без всякой опасности для себя вмешаться в европейские сражения. В любом случае, фюрер хотел русское наступление [стратегически] упредить, ибо знал, что одновременно Германия на все стороны сражаться не сможет. Поэтому план его состоял в том, чтобы убирать одного противника за другим, будь то переговорами, будь то войной. [...] 1941 году (то есть, независимо от якобы готовившегося на лето 1941 г. сталинского нападения на "беззащитный" рейх - Г. Р. ) предназначалось стать исключительно годом столкновения с Россией". Гитлер построил приготовления к нему так, что был готов напасть примерно в середине мая, о чем, кстати, Сталина своевременно предупредил Рихард Зорге. Таким образом, продолжает фон Белов, "фюрер намеревался ослабить русских настолько, что они прекратят свои действия и он сможет опять направить все силы против Англии".

Отсюда следует: агрессия Гитлера против СССР в июне 1941 г. никоим образом не


2 Цит. по: Дашичев В. И. Банкротство стратегии германского фашизма. Исторические очерки. Документы и материалы. М., 1973, т. 2, с. 86.

стр. 165


являлась спонтанной, вынужденной чрезвычайными и безотлагательными обстоятельствами акцией, а тем более - "упреждающей", "превентивной войной". Отмороженные, слишком резвые "резунцы-суворовцы" преподносят уже давно забытой всеми нацистской пропаганде изрядно заплесневевший "подарочек".

Гитлер, по утверждению фон Белова, уже летом 1944 г., после сокрушительного разгрома группы армий "Центр" в Белоруссии, перестал верить в победу, но, потеряв чувство реальности, маниакально продолжал безнадежно проигранную войну, а облик его приобрел "мрачные черты".

Что касается самого Белова, то он на рубеже 1943-1944 гг., по его словам, "больше уже не верил в победу, но еще не верил в поражение", будучи убежден в том, что Гитлеру все же удастся найти политическое и военное решение. Но еще гораздо раньше, сразу после нападения на Польшу и начала второй мировой войны, как признает фон Белов, у него самого возник некий страх, в котором он как офицер сам себе не хотел сознаться, ибо чувствовал себя связанным присягой на верность лично Гитлеру. С осени же 1944 г., сознается сам фон Белов, "единственный выход я видел только в смерти Гитлера".

Но осознание необходимости избавиться от Гитлера не привело связанного своей ложно понимаемой присягой полковника к активному действию против губителя Германии. Ведь имея прямой доступ к фюреру, он вполне мог даже ценою своей жизни уничтожить тирана. Что же остановило его? Трусость? Нерешительность? Нет, оправдывается он: "меня спрашивали, нет ли какого способа отстранить Гитлера от власти, иначе говоря - убить. Я категорически отрицал. Вот уже шесть лет я служил адъютантом фюрера и замечал, что его доверие ко мне постоянно росло. Я был полон решимости выполнять свою задачу, что бы ни произошло. Пусть поворота добиваются другие, раз считают его неизбежным", - мрачно заключает он, чувствуя приближающуюся безысходность.

Вот почему прусский офицер фон Белов (его типично восточнопрусскую фамилию следует произносить с ударением на первом слоге, как и канцлера фон Бюлова) не встал в ряды таких своих сотоварищей по офицерскому сословию и социальной принадлежности, как истинный патриот своего народа, потерявший в боях в Северной Африке правую руку и глаз, полковник Клаус Шенк фон Штауффенберг, взорвавший 20 июля 1944 г. бомбу в "Волчьем логове".

Ниже публикуются отрывки из мемуаров Н. фон Белова, относящиеся к предыстории и началу второй мировой войны.

Г. Я. Рудой

член Союза писателей Москвы

Гитлер: Московский пакт - "брак по расчету"

РУССКИЙ ВОПРОС

Во время железнодорожной поездки через Моравию в марте 1939 г. между Гитлером и мною произошел примечательный разговор. Он умиротворенно взирал на ландшафт за окном и, казалось, устремился своими мыслями куда-то вдаль - ситуация, которую мне доводилось нередко наблюдать и раньше. Я выжидал, пока он заговорит; мне было любопытно услышать, что именно занимало его теперь, после завершения истории с Чехословакией 3 . В своих ожиданиях я не ошибся.

Фюрер заговорил об экономическом и сельскохозяйственном приросте рейха: прирост этот значителен и избавляет его от многих забот. Вооружение и оснащение чешской армии дают ему возможность сформировать новые дивизии. Мы должны позаботиться теперь о том, чтобы чешский народ был доволен и


3 Имеется в виду присоединение к рейху "остаточной Чехии" и создание протектората Богемия и Моравия.

стр. 166


чувствовал себя под защитой Великогерманского рейха хорошо. Нейрат 4 - вот кто пригоден на пост имперского протектора Богемии и Моравии! Он быстро приобретет доверие чехов. Его задача - установить там спокойствие и порядок, иначе он, фюрер, не знает, что принесут ближайшие недели. Изолировать поляков стало делом трудным. Они упрямо стоят против соглашения по Данцигу и транспортной связи с Восточной Пруссией через коридор и ищут защиту у англичан.

Но заклятым врагом Польши является не Германия, а Россия. И нам тоже однажды грозит огромная опасность с ее стороны. Однако почему послезавтрашний враг не может стать завтрашним другом? И Гитлер продолжил свою мысль: этот вопрос следует продумать весьма основательно. Главная задача - найти сейчас новый путь для новых переговоров с Польшей. Сначала он желает добиться возвращения Мемельской области, а затем на продолжительное время удалиться на Оберзальцберг 5 . Там он сможет спокойно поразмыслить.

Как я установил потом, о России Гитлер до тех пор говорил только с Риббентропом, поскольку ни от кого, включая военных, я ничего на эту тему не слышал. Сам же о ней ни с кем не разговаривал. Казалось даже, что Гитлер от этих планов отказался, ибо только летом я впервые снова услышал кое-что о новой торговой политике и России.

Когда мы прибыли в Берлин, Имперская канцелярия была полна любопытствующими. Возникшая ситуация давала достаточный повод для того. Во время поездки имперский шеф печати д-р Дитрих раздавал свои информационные "белые листки". Кроме того он поддерживал связь с министерством иностранных дел и получил оттуда сообщение о речи Чемберлена, произнесенной в Бирмингеме 17 марта. В противоположность своей речи 15 марта в палате общин, в которой он заявил о незаинтересованности Англии в делах между Берлином и Прагой, британский премьер-министр теперь обличал Гитлера за нарушение договоров и вероломство. Он охарактеризовал предпринятый фюрером шаг как попытку силой добиться мирового господства. Гитлер увидел в этой речи еще одно подтверждение своего предположения. Теперь уже не Чемберлен, а другие люди и другие силы определяли в Англии политику. К ним принадлежал круг тех политических деятелей, в центре которого стояли Черчилль, Идеи и Дафф Купер. Англия и Франция в знак протеста направили Берлину соответствующие ноты, а затем отозвали своих послов. Гитлер ответил такой же контрмерой. Я не забыл одного предположения, которое услышал в те дни. Среди сопровождавших Риббентропа лиц говорили о том, что Чемберлен проводил свою тактику незаинтересованности в Чехии со злонамеренным умыслом. Он хотел поощрить Гитлера на этот шаг, чтобы тем самым заполучить в свои руки средство создать у английского народа антигерманские настроения. Знал ли, и насколько полно, фюрер об этой идее, мне неизвестно.

Гитлеровский шаг против "остатка Чехословакии" популярным среди немецкого народа не стал. Большинство людей, с которыми я говорил, так отзывались о нем: "А было ли это необходимо?". Приходилось часто слышать и ссылку на формулировку фюрера в его речи в "Спортпаласте" 26 сентября 1938 г. в связи с Судетами: это - его "последнее территориальное требование". Гитлера обвиняли в нарушении слова. Это недовольство не осталось незамеченным и им самим. В застольных беседах, в разговорах с партийными чинами, а также в рамках военных совещаний он постоянно возвращался к данной теме. Он обвинял англичан в извращении фактов. Мол,


4 Барон Константин фон Нейрит (1873-1956) - имперский министр иностранных дел с 1932 до февраля 1938 г., когда был заменен на этом посту Иоахимом фон Риббентропом и назначен председателем формально созданного Имперского тайного совета. С марта 1939 г. по август 1944 г. - протектор Богемии и Моравии. В 1946 г. Международным военным трибуналом в Нюрнберге приговорен как один из главных немецких военных преступников к 15 годам тюремного заключения; освобожден в 1954 г. Умер в ФРГ в августе 1956 г.

5 Гора в Баварских Альпах, на которой вблизи курортного городка Берхтесгаден находилась личная резиденция Гитлера - вилла "Бергхоф".

стр. 167


"последнее территориальное требование" распространялось на всю Чехословакию, а не только на Судетскую область, и его следовало понимать лишь во взаимосвязи с мирным решением всех проблем национальных меньшинств в этой стране. Чехи же с этими проблемами не справились, а что касается англичан и французов, то в предложенном ими же самими дополнении к Мюнхенскому соглашению никакой гарантии границ Чехословакии они не давали.

В осуществлении своих планов Гитлер сбить себя с толку не позволил. Только действуя быстро, мог он достигнуть собственных целей без войны - так аргументировал он предпринятые им шаги. Поэтому мы были ошеломлены, когда фюрер дал указание Риббентропу начать политические переговоры с Литвой о возвращении Мемельской области. Кейтелю было поручено принять соответствующие подготовительные меры военного характера. Никаких трудностей не предвиделось. А потому Гитлер, даже не дождавшись результатов переговоров, решил выйти в море вместе с военным флотом. 22 марта он отправился в Свинемюнде 6 на борту броненосца "Дойчланд". 23 марта мы на Мемельском рейде перешли на торпедный катер и прибыли в Мемель на заранее подготовленное в порту празднование его освобождения. Ликование было не очень-то велико, но все же впечатляло. Люди казались уверенными в себе и симпатичными. Гитлер держался на удивление спокойно.

ПОЛЬША

А тем временем в Берлине внешняя политика поднималась на новую большую внешнеполитическую волну. В январе Риббентроп возобновил переговоры с Польшей, и у него состоялся обстоятельный разговор с польским послом Липским по оставшимся висеть в воздухе вопросам. Поляк все еще находился в шоке от последних событий в Праге и Мемеле и лишь против своей воли выехал в Варшаву с предложениями Риббентропа. Из Лондона дошли известия о том, что поляки стараются получить от англичан заверения насчет более тесного контакта между обеими странами. Подробнее никто ничего об этом не знал, было известно только то, что в палате общин Чемберлен загадочно обмолвился о каких-то переговорах. По поведению Гитлера и Риббентропа можно заметить: что-то шло не так, как им хотелось. Мы были удивлены тем, что несмотря на это Гитлер уехал на несколько дней в Мюнхен и Берхтесгаден: он захотел присутствовать на похоронах имперского фюрера медицины Вагнера.

Но до того состоялся разговор Гитлера с [главнокомандующим сухопутными войсками] Браухичем. Инициатива исходила от последнего. Фюрер согласился с желанием командования сухопутных войск передислоцировать их части из Чехословакии в свои прежние гарнизоны. Гитлер переговорил с Браухичем и о политической обстановке. С Польшей надо выждать. Он не хочет решать вопрос о Данциге и коридоре с применением силы. Это только бросило бы поляков в объятия англичан.

30 марта Гитлер вернулся в Берлин и сразу же возобновил беседы с Риббентропом. В воздухе чувствовалась какая-то напряженность. Но обострения ситуации не ожидалось, ибо Геринг не был отозван из Сан- Ремо, где он безмятежно проводил свой отпуск. Это служило хорошим градусником политического климата.

ОПЕРАЦИЯ "ВАЙС"

К 11 апреля [1939 г.] новая "Директива о единой подготовке вермахта к войне на 1939-1940 г." была уже готова. Она отражала самые последние выводы из позиции Польши. Соответственно, целый раздел в ней посвящался "плану Вайс" 7 - таково


6 Ныне Свиноунсьце (Польша).

7 "Белый" (нем.).

стр. 168


было кодовое наименование подготовки операции против Польши. Этот раздел привлек к себе внимание не большее, чем год назад "план Грюн" 8 , который отнюдь не привел (как того боялся генеральный штаб сухопутных войск) к войне. Прочтя новую директиву, Гитлер не счел намеченные в ней меры какими-то из ряд вон выходящими. Датой завершения всех оперативных приготовлений он установил день 1 сентября. Эта директива не вызвала ни внезапного удивления, ни беспокойства.

РЕЧЬ В РЕЙХСТАГЕ 28 АПРЕЛЯ

Гитлер велел созвать 28 апреля рейхстаг, чтобы выступать на его заседании с правительственными заявлениями. Актуальным поводом явилось письмо Рузвельта, которое еще до отправки его в Берлин было опубликовано в Вашингтоне. Тем самым американский президент избрал не только необычный для международной дипломатической практики, но и вполне определенный тактический способ. Гитлер получил это письмо совершенно неожиданно и с раздражением высказался насчет такого бесцеремонного обращения с ним, к какому прибег Рузвельт. Мнимое намерение последнего содействовать данным письмом делу мира опровергалось его формой и тоном. Рузвельт требовал от Гитлера заверения, что тот не нападет ни на одну европейскую страну. Перечислялось примерно 30 таких стран. Далее президент США предлагал переговоры о разоружении, таким образом задев самое чувствительное для Гитлера место. Со времени Версальского мирного договора 1919 г. вопрос о разоружении служил для фюрера наиболее привлекательным лозунгом в его политической борьбе. Лига Наций, мол, создана державами-победительницами лишь для того, чтобы надзирать за разоружением Германии и не допускать ее нового вооружения. Однако все остальные государства не только не разоружились, но, наоборот, вооружились. Гитлер обвинял западные демократии в том, что они на вечные времена хотят обречь немецкий народ быть парией. Особенно клеймил он Рузвельта за его "лживую политику". С одной стороны, американский президент осуждает государства с тоталитарными режимами, а с другой - ищет более тесных отношений с Россией.

Речь Гитлера была подобна взрыву политической бомбы. По выражению чиновников имперского министерства иностранных дел, фюрер "лягнул" всех, кого следовало; сам же он воспринял эту оценку как похвалу. В Германии широко распространилось мнение, что речь эта - одна из его самых лучших. На меня лично произвело впечатление искусство Гитлера высказывать свои мысли просто и понятно, да к тому же убедительно. За сарказм, с каким он дал по 21 пункту ответ американскому президенту, фюрер был вознагражден бурными аплодисментами всего рейхстага. Касаясь актуальной внешней политики, он заявил: своими последними соглашениями с Англией Польша нарушила германо-польский договор 1934 г., а потому для Германии этот договор больше не существует 9 . Что же касается Англии, из ее переговоров с Польшей он сделал вывод: английское правительство приступило к новой политике окружения Германии, а тем самым уничтожило предпосылки германо-английского соглашения о военно-морских флотах 1935 г. Это соглашение, мол, тоже потеряло теперь силу.

В узком кругу в Имперской канцелярии Гитлер высказался серьезно и озлобленно. Теперь ему ясно: враждебность западных демократий направлена не только против


8 "Зеленый" (нем.) - план нападения на Чехословакию.

9 Имеется в виду заключенный в 1934 г. Германией и Польшей договор о ненападении. Выступая несколькими месяцами позднее, 22 августа 1939 г., перед нападением на Польшу, на секретном совещании высшего генералитета вермахта, Гитлер цинично заявил: "Мой пакт с Польшей был задуман просто как выигрыш времен". И затем добавил о подлежавшем подписанию на следующий день германо-советском договоре о ненападении: "А впрочем, господа, с Россией ведь проделывается то же самое, что я уже освоил на примере Польши !" (выделено нами. - Г. Р .). - Цит. по сб. Откровения и признания. Нацистская верхушка о войне "третьего рейха" против СССР. Секретные речи. Дневники. Воспоминания. М., 1996, с. 95-96.

стр. 169


национал-социалистического правительства Германии, но и против всего немецкого народа. Поэтому он чувствует себя лично задетым. В день празднования своего дня рождения [20 апреля], подчеркнул фюрер, он снова ощутил любовь всего немецкого народа, и это дает ему силу не ослаблять усилий во имя Германии.

Я понимал реакцию Гитлера на послание Рузвельта, пришедшее в самый неблагоприятный для этого момент. Уже в речи фюрера перед рабочими в берлинском парке Люстгартен 1 мая можно было услышать его ожесточение. Как и часто во время своих речей, ему в тот день удалось установить контакт с аудиторией. Восторг был нужен ему точно так же, как актеру - аплодисменты. Одну из типичных для него мыслей фюрер сформулировал так: "Ни один вождь не может иметь силы большей, чем та, которую дают ему его приверженцы". Однако дальше следовали такие слова: сам он "вооружается всеми средствами", а возводимый немецкими рабочими Западный вал - "куда больший гарант нашей свободы, чем любое заявление Лиги Наций". Денонсация договоров с Польшей и Англией тревожно подействовали на широкие слои народа и на окружение Гитлера.

СОВЕЩАНИЕ 23 МАЯ

Совершенно неожиданно через несколько дней после возвращения из инспекционной поездки на строительство Западного вала 23 мая 1939 г., Гитлер провел в Имперской канцелярии совещание главнокомандующих составными частями вермахта вместе с начальниками их генеральных штабов. Присутствовали: Геринг, [главнокомандующий ВМФ] Редер, Браухич, Кейтель, Мильх 10 , [постоянный представитель Геринга при фюрере] Боденшатц [начальник штаба ВМФ] Шнивинд, Ешоннек 11 и Варлимонт 12 , а также мы - четыре адъютанта от вермахта. Всем присутствующим были известны директивы от 4 и 11 апреля 13 . Все мы предполагали, что Гитлер обсудит дальнейшие детали, особенно касающиеся "плана Вайс" - нападения на Польшу. Но никакого обсуждения не состоялось. Просто фюрер опять дал, как 5 ноября 1937 г. и 28 мая 1938 г., ретроспективный обзор политического положения. При этом он впервые недвусмысленно высказал две идеи: Польша всегда будет стоять на стороне наших противников, а Англия - это мотор, движущий ее против Германии. Выразив сомнение насчет возможности мирного взаимопонимания с Великобританией, он считал важнейшей задачей сначала изолировать Польшу, а затем при первом же наилучшем случае напасть на нее. Нельзя рассчитывать на то, что конфликт с поляками можно решить подобно тому, как это было сделано с чехами. Но нельзя вступать и в одновременный конфликт с Англией и Францией. Об Америке Гитлер


10 Эрих Мильх (1892-1971) - впоследствии генерал- фельдмаршал, заместитель командующего ВВС Геринга, ранее в качестве его заместителя по министерству авиации занимавшийся преимущественно вопросами самолетостроения и авиационного вооружения. В 1947 г. был приговорен Международным военным трибуналом в Нюрнберге к пожизненному тюремному заключению, но в мае 1954 г. освобожден. Умер в ФРГ.

11 Ганс Ешоннек (1889-1943) - впоследствии генерал- полковник авиации. Участвовал в первой мировой войне в качестве летчика. 1 февраля 1939 г. назначен начальником генерального штаба ВВС в чине генерал-майора, а в апреле 1942 г. уже произведен в генерал-полковники. 19 августа 1942 г. покончил в Восточной Пруссии жизнь самоубийством из-за чрезмерных требований, предъявляемых Гитлером к авиации и неправильного, с его точки зрения, командования Геринга.

12 Вальтер Варлимонт (род. в 1895 г.), генерал-майор, впоследствии - заместитель начальника штаба оперативного руководства вермахта генерал-полковника Йодля. 6 декабря 1940 г. Гитлер поручил ему совместно с Йодлем подготовить план нападения на СССР, впоследствии ставший известным под кодовым названием "Барбаросса".

13 Речь идет, в частности, об упоминавшейся выше подписанной Гитлером совершенно секретной "Директиве о единой подготовке вооруженных сил к войне на 1939-1940 гг.", в которой говорилось: "Будущие задачи вооруженных сил и необходимые для их выполнения подготовительные меры будут мною изложены в особой директиве". - Цит. по: Дашичев В. И. Банкротство стратегии германского фашизма, т. 1, с. 360.

стр. 170


не сказал ни слова. Россию же он непосредственно в число возможных в данный момент врагов не включил. Однако долго говорил о ведении войны против Англии, о необходимости ошеломляюще неожиданных действий и предпосылках для них, а также о сохранении в тайне всех его намерений и планов. ОКВ должно создать исследовательский штаб из самых квалифицированных офицеров всех составных частей вермахта, который возьмет на себя генштабистскую подготовку мер и операций против Англии.

Высказывания и указания Гитлера позволяли сделать вывод: крупный конфликт с Западом он считал возможным лишь в 1943 г. или 1944 г. Таким образом, фюрер назвал те же самые годы, что и 5 ноября 1937 г. Все присутствовавшие находились под впечатлением, что в нынешнем году Гитлер хочет навязать полякам свою волю, как ранее - австрийцам и чехам. Никто не сомневался в его словах, что при этом он ни на какой риск идти не намерен.

Во время заседания Шмундт 14 непрерывно вел записи, которые на следующие дни оформил в виде протокола. Вместе с другими своими заметками он положил этот документ в сейф. В дальнейшем Шмундта заменил в качестве "уполномоченного по историографии" генерал Шерф. В его архиве сразу после войны союзники и обнаружили тот "Отчет о заседании 23 мая 1939 г.", который фигурировал в 1946 г. на Нюрнбергском процессе в качестве ключевого обвинительного документа под названием "Малый Шмундт". Вполне понятно, что ряд обвиняемых пытался поставить под сомнение подлинность этого документа, а отдельные данные изобразить ложными.

Сам я в качестве свидетеля на процессе в Нюрнберге тогда осторожно высказался в таком же духе. Но сегодня, когда я пишу эти мемуары, никакой причины устанавливать подлинность записей Шмундта больше нет. Все названные в нем лица (в том числе Геринг и тогдашний полковник Варлимонт) на совещании действительно присутствовали. Совершенно исключено предположение, будто свой протокол Шмундт написал только гораздо позже - скажем, в 1940 г. или 1941 г. Я знал его привычку оформлять такие записи как можно быстрее прямо после соответствующих событий. Шмундт как офицер генерального штаба был достаточно добросовестен и сознавал свою ответственность, чтобы правильно понимать историческое значение таких записей. Свидетельствую, что содержание данной записи полностью отвечало мыслям Гитлера в то время, известным мне не только по совещанию 23 мая, но и из отдельных других высказываний фюрера в кругу военных.

Как известно, находясь на Оберзальцберге, Гитлер постоянно предавался в те дни размышлениям о путях осуществления своих политических замыслов. Его собеседниками были попеременно Шпеер 15 и я. Целыми часами вышагивая по большому холлу, фюрер давал свободу собственным мыслям. В словах его звучало желание как можно быстрее создать базу для манящего мирного труда, а базой этой должен был служить именно Великогерманский рейх, не оспариваемый и признанный народами Европы и всего земного шара. Мне казалось, что главную роль здесь играло для него


14 Рудольф Шмундт (1894-1944) - в дальнейшем генерал- майор, с 1944 г. - генерал пехоты. Адъютант Гитлера по сухопутным войскам, с февраля 1938 г. - шеф-адъютант, в качестве какового присутствовал на всех секретных военных совещаниях и вел подробные записи, фигурировавшие как документы обвинения на Нюрнбергском процессе. С октября 1942 г. до июля 1944 г. возглавлял Управление личного состава сухопутных войск. Во время взрыва бомбы полковника фон Штауффенберга 20 июля 1944 г. в восточнопрусской ставке Гитлера "Волчье логово" получил тяжелые ранения, от которых скончался 1 октября того же года.

15 Альберт Шпеер (1905-1981) - приближенный архитектор Гитлера, автор проекта Новой Имперской канцелярии, построенной перед войной, в которой в ноябре 1940 г. фюрер принимал Молотова. С 1942 г. - имперский министр вооружения и боеприпасов. В последние недели второй мировой войны старался противодействовать приказу Гитлера о полном разрушении германской промышленности и превращении территории страны в зону выжженной земли. Единственный из подсудимых на Нюрнбергском процессе полностью признавший свою вину. Был приговорен к 20 годам тюремного заключения в западноберлинской тюрьме Шпандау, откуда был освобожден по отбытии срока в 1966 г. - См. его кн.: Шпеер Альберт. Воспоминания. Смоленск - М., 1997.

стр. 171


даже не территориальное расширение, хотя он и делал утрированно звучащие намеки насчет такого расширения на Восток. В сущности, для него дело преимущественно заключалось в уничтожении "европейского большевизма" как величайшей опасности для Германии и Европы. Под этой угрозой немецкий народ, мол, не может жить мирной жизнью и выполнять предписанную ему историей задачу: оберегать те культурные ценности, которыми он обладает, и создавать новые - так аргументировал свою политику Гитлер. Сознаюсь, эти идеи производили на меня впечатление. Якобы ясная оценка положения убеждала меня в правильности его планов.

Но прежде всего я верил его словам, что предпосылкой конфликта с Россией и Польшей должна быть единая Европа. Он не сомневался, что кампания против Польши будет короткой и победоносной - это для него было бесспорно. Но он бы предпочел получить Данциг и часть коридора без применения вооруженной силы и установить с Польшей новые прочные отношения. Он не может себе представить, чтобы шовинизм поляков зашел столь далеко, что они недооценивали силу германского вермахта и переоценивали возможность помощи со стороны Англии. Такая ложная оценка, считал он, означала конец Польши. Гитлер не верил в активное вмешательство Англии, ибо исходил из того, что англичанам, чтобы вооружиться для войны, потребуются еще минимум два года. Вот это время он и хочет использовать, ибо такой случай снова не предоставится, а именно: решением польской проблемы создать базу для неизбежной вооруженной борьбы против России.

Во время одного такого вечернего хождения по холлу виллы "Бергхоф" я спросил Гитлера, верит ли он в то, что англичане признают гегемонию Германии в Европе. Фюрер ответил: им не останется ничего другого, если они хотят сохранить свою мировую империю. С Польшей они еще до конца не определились. Осторожные англичане пока выжидают. Они наверняка станут совсем тихими, когда он заключит союз с Россией. Тогда, несомненно, полякам придется перестать задаваться, ибо русских они боятся сильнее, чем нас 16 .

ГЕРМАНО-РУССКОЕ СБЛИЖЕНИЕ

Тем временем определенные знаки из Москвы позволили сделать вывод о заинтересованности Сталина в изменении советской политики в отношении Германии. Министр иностранных дел Литвинов, еврей, пользовавшийся особенным авторитетом у западных держав, в мае 1939 г. был заменен Молотовым. В ответ на мой вопрос, какой интерес у Сталина вступать с нами в связь, Гитлер указал на испытываемые Россией экономические трудности. Потом добавил: "эта хитрая лиса Сталин" таким образом хочет ликвидировать фактор отсутствия безопасности из-за Польши. В наших же интересах достигнуть взаимопонимания и договоренности с Россией, ибо так мы сможем изолировать Польшу и одновременно отпугнуть Англию. Его главной задачей остается: избежать войны с Англией. Германия тоже, с точки зрения своего вооружения, к такой борьбе не на жизнь, а на смерть не готова. Гитлер надеялся после заключения германо-русского союза возобновить переговоры с Польшей и отстранить от них Англию.

ПОСЛЕДНИЕ НЕДЕЛИ ПЕРЕД ВОЙНОЙ

Итак, отныне мне предстояло одно: включиться в подготовку "операции Вайс", поскольку я снова должен был сопровождать Гитлера в его очередной поездке как дежурный адъютант. На основе общей директивы ОКВ, составные части вермахта


16 Свои истинные цели, связанные с нападением на Польшу и заключением 23 августа 1939 г. германо-советского договора о ненападении ("пакт Молотова - Риббентропа") с дополнительным секретным протоколом о разделе сфер влияния, Гитлер с предельной откровенностью и цинизмом изложил на секретном совещании высшего генералитета вермахта на Оберзальцберге 22 августа 1939 г. См. Откровения и признания..., с. 91-96.

стр. 172


были обязаны издать собственные оперативные приказы. Штабы и войска работали в условиях наивозможнейшего сохранения тайны. Но отделаться от впечатления, что готовится что-то из ряда вон выходящее, все-таки было нельзя. Я находил удивительным, что между Гитлером и командованием сухопутных войск неожиданно воцарились мирные отношения. Год назад, когда опасность большой войны была минимальной, главнокомандующий и начальник генерального штаба этих войск пытались убедить Гитлера отказаться от его плана нападения на Чехословакию. Правда, тогда, в 1938 г., начальником генштаба был еще Бек 17 , но негативное в принципе отношение к фюреру со стороны Браухича как главнокомандующего и [начальника генерального штаба сухопутных войск] Гальдера как преемника Бека с тех пор не изменилось. Теперь, когда после оккупации Чехословакии напряженное политическое положение не разрядилось и нападение на Польшу могло вызвать европейскую воину, командование сухопутных войск, казалось, никаких опасений больше не испытывало. Эта позиция внушала мне неуверенность и одновременно недоверие, ибо в генеральном штабе люфтваффе тоже были озабочены и оптимизма Геринга в оценке обстановки не разделяли. Теперь Гитлер тщательно занимался оперативным планом сухопутных войск для похода на Польшу. Браухич и Гальдер обсуждали с ним подробности и получали его одобрение.

Итак, предстояло решить, предпринимать ли сосредоточение и развертывание сухопутных войск для назначенного на 26 августа нападения на Польшу. К середине месяца становилось все яснее: Польша окажет вступающим германским войскам сопротивление. В эти дни мне удалось переговорить с двумя нашими посетителями:

Бемом-Теттельбахом и Карлом Ханке. Последний был до недавнего времени статс-секретарем геббельсовского министерства пропаганды и имел мобилизационное предписание в танковые войска. Оба они не верили в то, что при германском нападении на Польшу Англия останется нейтральной, и считали, что это будет означать одновременное военное столкновение с Францией. Ханке полагал, что германо-русский союз не произведет на британцев никакого впечатления. Это отвечало и моим представлениям, но я все-таки никак не мог поверить в то, что Польша рискнет пойти на сопротивление двум превосходящим ее по мощи державам - Германии и России. Пожалуй, это все же было бы последним шансом на новые переговоры с нею.

ОБОСТРЕНИЕ СИТУАЦИИ

22 июня меня сильно обеспокоила информация с Оберзальцберга. Я услышал оттуда, что после бесед Гитлера с Браухичем и Кейтелем военные меры, принятые на основе указаний от начала апреля, вступили в такую стадию, когда их сохранение в тайне становилось все более трудными. Фюрер весьма заботился об этом, ибо сухопутным войскам и военно-морскому флоту было нелегко маскировать становящиеся все более обширными меры. Следовало призвать резервистов, что в данный момент было необычным, поскольку маневры как правило проводились не раньше сентября. Сельское хозяйство приступило к сбору урожая и, как и промышленность, нуждалось в каждом человеке, чтобы выдержать сроки поставок готовой продукции по возросшим заказам. В связи с этим не удалось избежать в деревне разговоров о пред-


17 Людвиг Бек (1888-1944) - участник первой мировой войны, генерал-полковник (с 1938 г.), один из организаторов и руководителей германских вооруженных сил. В 1933-1938 гг. - начальник генерального штаба сухопутных войск. Сторонник сохранения верховного главнокомандования вооруженными силами в руках консервативного генералитета, а потому выступал против сосредоточения всей командной власти в руках Гитлера как их Верховного главнокомандующего. 30 мая 1938 г., мотивируя неготовностью вермахта к крупномасштабной европейской (а возможно, новой мировой) войне, выступил против намеченного Гитлером нападения на Чехословакию, в связи с чем 18 августа 1938 г. был уволен в отставку. Активно участвовал в антигитлеровском заговоре 20 июля 1944 г., в случае успеха которого предусматривалось его назначение на пост рейхспрезидента. В результате провала заговора был арестован и после неудачной попытки самоубийства был пристрелен в здании бывшего военного министерства на Бендлерштрассе.

стр. 173


стоящих военных событиях. Нетрудно было разгадать и цель этих мер после ранее предпринятых акций. Гитлер хочет вернуть Данциг и польский коридор в собственность рейха! Оставалось только узнать, когда и как. Настроение в народе пока царило оптимистическое. Войну считали исключенной: "Уж Адольф-то сумеет ее не допустить!".

Да и я сам не мог полностью поверить в возможность военного конфликта. Разговоры с Гитлером на Оберзальцберге и перспектива союза с Россией, собственно, успокоили и меня. И все-таки мне становилось все труднее отвечать на вопросы атаковавших меня друзей. Будет война или нет? Можем мы уезжать в отпуск?

Хорошо помню мои тогдашние размышления, поскольку мне пришлось подолгу беседовать с племянником, который, будучи офицером в первую мировую войну, теперь был призван в люфтваффе. Я старался успокоить его сильную тревогу из-за новой войны, не упоминая притом о планах Гитлера насчет России. В тот момент я действительно еще думал, что расчет фюрера на мирное решение оправдается. Но совсем скоро все уже выглядело по-иному.

С первых дней июля график "плана Вайс" уже играл для вермахта важную роль. Я знал: 12 августа Гитлер должен принять решение, следует ли проводить сосредоточение войск против Польши, дабы суметь 26 августа начать назначенное нападение. Итак, в начале июля ход политического развития привел меня к выводу: война с Польшей все же может произойти.

ГЕРМАНО-РУССКОЕ СОГЛАШЕНИЕ

Как и ожидалось, 12 августа Гитлер дал приказ о сосредоточении и развертывании вермахта против Польши и назначил "день X" (день нападения) на субботу 26 августа. 14-го в "Бергхофе" побывали Браухич и Гальдер, имевшие продолжительный разговор с фюрером. Шмундт полагал, что Гитлер вызвал их дабы еще разочек "всадить им здоровенный шприц в одно место". По мнению фюрера, Польша совершенно изолирована и через недели две после нападения рухнет. За этот срок Англия и Франция никакой ощутимой помощи ей оказать не смогут. А если Англия все-таки вмешается, тем самым она поставит на карту существование своей мировой империи.

В этом случае Гитлер хотел напасть на Польшу, несмотря ни на что. Россия будет держаться нейтрально. Ее интересуют только прибалтийские государства и Бессарабия. Хевель (постоянный представитель МИД в ставке фюрера. - Перев .) подтвердил, что Риббентроп форсирует кажущиеся благоприятными переговоры с русскими о торговом соглашении. Недоверие вызывает лишь поведение итальянцев. Довольно продолжительный визит итальянского министра иностранных дел графа Чиано в конце прошлой недели имел целью удержать Гитлера от войны против Польши из-за опасения вмешательства Англии. У Хевеля сложилось впечатление: Гитлеру не удалось убедить [итальянского министра иностранных дел] Чиано в том, что опасение насчет большой войны необоснованно.

Тем не менее Гитлер продолжал доверять Муссолини. По мнению Хевеля, итальянцы весьма точно знали не только германские намерения против Польши, но и английскую точку зрения. Гитлер очень откровенно высказал Чиано свои идеи и планы насчет Польши, но, как и обычно в своих беседах с итальянцами, многое изобразил утрированно, а это отчасти не соответствовало его мыслям. На сей раз для фюрера гораздо важнее, чем когда-либо, являлись цель и воздействие его слов. Ему необходимо было привлечь итальянцев на сторону своих планов против Польши и, будучи уверенным в том, что все сказанное им дойдет через Рим и до Лондона, он считал возможным таким образом внушить англичанам представление о своей военной мощи и решимости.

Пресса почти ежедневно сообщала об учащающихся эксцессах поляков против немецкого меньшинства в бывших германских областях Восточной Пруссии и Верхней Силезии. Поступавшие в "Бергхоф" донесения нашего посольства в Варшаве

стр. 174


и германских консульств в Польше выглядели не только пропагандистскими, но и носящими серьезный характер, становясь день ото дня все тревожнее. Гитлер, так же и в кругу своих приватных гостей, много говорил о "невыносимых" условиях для немцев в Польше и о большом числе беженцев. Поток немцев, бегущих из Польши, по данным наших органов, уже превысил 70 тыс. человек. "Заграничная организация НСДАП", которая в Австрии и Судетской области действовала в качестве "agent provocateur", в Польше была запрещена. Поведение польских властей и населения было подобно террору против немцев, совершенно независимо от их политических взглядов и вероисповедания. Все это не могло не оказывать воздействия на Гитлера. Как и в июне, из последовательно антинемецкой позиции польских официальных органов он сделал вывод о готовности поляков вступить в борьбу. Мол, объяснить это можно только польским шовинизмом. Ведь Польша - изолирована. Теперь дело только за нашими быстрыми успехами в первые же дни наступления.

Все это служило причиной тех многих тактических соображений, которые во всех подробностях занимали Гитлера в те дни. Особенное значение он придавал овладению неразрушенными мостами через Вислу, прежде всего, в районе Грауденца 18 , а также внезапности действий в верхнесилезской промышленной области, чтобы не допустить возможных разрушений поляками. Он утвердил использование формирований СС и ударных групп, действующих в польской военной форме.

Эти первые впечатления в "Бергхофе" позволили мне ясно понять: Гитлер больше уступать не желает. Но тут произошло еще одно чудо, начало которому было, как казалось, положено 19 августа. Германо- русское торговое соглашение было уже подписано. Однако переговоры снова и снова затягивались, ибо фюрер не хотел пойти навстречу советскому желанию насчет политических договоренностей.

Только после визита Чиано и осознания в его результате того обстоятельства, что в нападении Гитлера на Польшу Англия усмотрит для себя casus belli 19 , Риббентропу удалось переубедить фюрера. Гитлер позволил Риббентропу убедить себя в том, что заключение с русскими пакта о ненападении - последний шанс в случае германо-польского конфликта не допустить вмешательства в это столкновение Англии. Вот тогда-то фюрер и предложил Сталину как можно скорее принять Риббентропа. Согласие Сталина принять Риббентропа 23 августа было получено в "Бергхофе" 21-го вечером. Гитлер знал, что уже довольно продолжительное время англо- французская военная миссия ведет в Москве переговоры с высшим командованием Красной Армии. В этот вечер он долго совещался со своим министром иностранных дел и дал ему последние указания для бесед со Сталиным. Риббентроп видел себя уже у цели своих многомесячных усилий, стоящим у истоков новой мировой эры в Европе.

Считая разрядку политической напряженности достигнутой, Гитлер 22 августа в 12 часов дня выступил перед собравшимися в большом холле его резиденции генералами и адмиралами20 , чтобы проинформировать их о ходе событий на данный момент. По указанию фюрера на совещание были вызваны главнокомандующие трех составных частей вермахта со своими начальниками генеральных штабов и важнейших управлений, а также предусматривавшиеся на случай мобилизации командующие групп армий и армий (тоже с их начальниками штабов), соответствующие командующие люфтваффе и военно-морского флота. Явились они в штатском и прибыли по разработанным нами точным планам различными путями и в разное время.

Гитлер говорил почти два часа по написанному им самим краткому конспекту-памятке. Главная цель его речи состояла в том, чтобы заручиться доверием генералов к его решению напасть на Польшу. Он с большой убедительностью дал свою оценку положения с учетом всех политических, военных и экономических факторов отдель-


18 Немецкое название польского города Грудзенс.

19 Повод для войны (лат.).

20 О выступлении Гитлера на этом секретном совещании высшего командования вермахта см. выше.

стр. 175


ных европейских государств. Величайшее удивление вызвало его сообщение о том, что Риббентроп уже находится на пути в Москву с целью заключить со Сталиным пакт о ненападении; все были ошеломлены. После этого заявления объявили перерыв на обед. Союз с Россией был встречен высшими офицерами вермахта (все они знали Красную Армию по сотрудничеству с нею во времена рейхсвера) с пониманием и симпатией. Чувствовались своего рода разрядка и облегчение.

Во второй половине дня Гитлер говорил о некоторых тактических и оперативных подробностях. Он потребовал от командного состава войск суровых действий и гибкой тактики и подчеркнул свою веру в германского солдата и быструю победу в Польше. Пусть весь мир возымеет уважение к боевой силе германского вермахта, ибо огромное столкновение позднее - неизбежно!

Хотя я знал, что некоторые генералы настроены против Гитлера и его политики войны, а отдельные пункты в его оценке обстановки так и остались открытыми (например, насчет возможного влияния США на различные правительства в Европе), никаких вопросов или контраргументов не последовало. Несомненно, союз с Россией заткнул рот некоторым скептикам.

Заключительное слово произнес Геринг. От имени всех собравшихся генералов и офицеров он поклялся фюреру в верности, повиновении и безоговорочном следовании за ним. После отъезда приглашенных Гитлер еще какое-то время беседовал с Герингом, а когда удалился и тот - со Шмундтом, который вышел от него с озабоченным лицом. Причина у него имелась: сказанное ему фюрером о командовании сухопутных сил звучало угнетающее. По словам Гитлера, генералы рейхсвера занимались политикой куда больше, чем своим исконным ремеслом, а вовсе не стояли "вне политики", А Бек плыл в том же фарватере. Он, Гитлер, знает, что генералы хотели держать его вдали от всех командных вопросов и задач сухопутных войск, чтобы оставить все по-старому. Вот почему, дабы убедить генералов, ему приходится выражаться резче и определеннее, чем хотелось бы. Он вынужден считаться с тем, что лишь часть сказанного им генералами понимается и делается. Гитлер бичевал "малодушие" командования сухопутных сил.

Я мог понять отчаяние Шмундта, ибо по своим взглядам и образу мыслей он принадлежал к тому кругу офицеров, которые резко критиковали Гитлера. Мы стояли перед фактом, что через несколько дней Германия окажется в войне, которую фюрер считал неизбежной и которой он хотел, не имея притом доверия генералов, поскольку те видели в ней несчастье. Тем не менее ничего против Гитлера они не предпринимали.

Когда Гитлер на следующий день, 23 августа утром, ранее обычного появился на террасе "Бергхофа", где его ожидал личный штаб, он прежде всего задал Хевелю вопрос, есть ли известия от Риббентропа. Хевель смог доложить только то, что министр иностранных дел находится в пути из Кенигсберга в Москву. Первое сообщение из Москвы он рассчитывал получить только во второй половине дня.

День прошел во множестве разговоров на военную и политическую тему. Перед обедом Гитлер принял английского посла Гендерсона, передавшего ему письмо Чемберлена. В присутствии Хевеля состоялась продолжительная беседа с послом. Во второй половине дня фюрер продиктовал ответное письмо и лично вручил его Гендерсону.

Шмундт получил решение Гитлера о дне нападения. Оно было назначено на 26 августа в 4 часа 30 минут. Германское посольство в Москве сообщило о прибытии Риббентропа в советскую столицу. Встреча в Кремле начнется в 18 часов. Настроение у Гитлера в тот день менялось в зависимости от того, с кем он разговаривал или какие донесения получал из министерства иностранных дел, а также от сообщений прессы. Особенно взвинтила его беседа с Гендерсоном. Он обвинил англичан в том, что уже в апреле они дали Польше карт-бланш на ее сопротивление его правомерному требованию отдать рейху Данциг и предоставить коммуникации через коридор. С этого

стр. 176


момента и стали усиливаться эксцессы против фольксдойче 21 в Польше. Поляки не сделали бы этого без одобрения англичан. Сами же англичане предпочитают начать новую войну против Германии, но не согласятся на пересмотр Версальского договора, между тем как он, Гитлер, ничего во вред Англии не предпринимал. У нас создалось впечатление, что в эти дни фюрер был особенно резко настроен именно против Англии.

К вечеру напряжение усилилось. Гитлер всеми мыслями и помыслами был вместе с Риббентропом в Москве и час от часу становился все беспокойнее. Около 20 часов он приказал запросить посольство в Москве, но получил лишь лаконичный ответ: переговоры идут. На Оберзальцберге подходил к концу великолепный теплый летний день. Двери на террасу были широко распахнуты, и Гитлер со своей свитой часто прогуливался на воздухе. Чтобы скоротать время ожидания, он, разговаривая (в частности со мной), то появлялся на террасе, то уходил.

Эти часы впечатляющих встреч с ним навсегда остались в моей памяти. Поводом для разговора послужил, казалось бы, его безобидный вопрос о силе и вооружении польской авиации - в состоянии ли она совершать воздушные налеты на Берлин. Ведь в конечном счете расстояние от польской границы до столицы рейха не составляет и 150 км. Я считал исключенным, чтобы польские авиационные соединения после неожиданных германских атак в день нападения были бы еще в состоянии совершать воздушные налеты на германские города. На это Гитлер ответил: наши первые удары в воздухе и на земле должны быть эффективны и поразить весь мир.

Затем Гитлер перешел к теме дня: после обнародования германо- русского пакта о ненападении у всего мира замрет дыхание. Я сказал фюреру, что отношусь к готовности Сталина пойти на это соглашение с недоверием. Могу себе представить, какие у него при этом недобрые задние мысли! На это Гитлер ответил: он считает договор своего рода браком по расчету. Разумеется, со Сталиным надо всегда быть начеку, но в данный момент он в пакте с советским лидером видит шанс устранить Англию из конфликта с Польшей.

Пока мы вышагивали по террасе взад-вперед, вся северная часть неба за горой окрасилась сначала в цвет топаза, затем стала фиолетовой, а потом внушающей мистический ужас багрово-красной. Первоначально мы подумали, что где-то вспыхнул огромный пожар. Но когда все небо на севере озарил красный цвет, мы поняли, что имеем дело с весьма редким для Южной Германии природным явлением. Я сказал Гитлеру: это - предзнаменование новой кровавой войны. В ответ он произнес: если это так, то пусть она наступит скорее! Чем больше теряется времени, тем больше будет крови. Альберт Шпеер, которому я рассказал этот эпизод в 1967 г., после его освобождения из тюрьмы Шпандау, воспроизвел его в своих воспоминаниях неточно, вложив мои слова в уста Гитлера.

Вскоре после этого разговора Гитлера позвали к телефону. Риббентроп сообщил о позитивном ходе переговоров и задал конкретный вопрос насчет разграничения сфер обоюдных интересов. Сталин претендует на Прибалтийские государства - Литву, Эстонию и Латвию. Гитлер бросил взгляд на быстро поданную ему карту и уполномочил Риббентропа принять советскую точку зрения. Прошло еще несколько часов, прежде чем Риббентроп в новом телефонном разговоре, состоявшемся в 2 часа утра 24 августа, сообщил о подписании пакта о ненападении 22 . Гитлер поздравил своего министра иностранных дел и сказал нам, окружавшим его: "Эта весть разорвется, как бомба!".


21 Нацистское наименование этнических немцев, проживавших за пределами рейха ("народные немцы", т.е. "принадлежащие к немецкому народу").

22 О подготовке и заключении германо-советского договора о ненападении от 23 августа 1939 г. с дополнительным секретным протоколом подробно см.: Риббентроп Иоахим фон. Мемуары нацистского дипломата. М., 1998, с. 178-192. См. также письменное заявление заместителя статс-секретаря министерства иностранных дел Германии посла Фридриха Гауса от 15 марта 1946 г., сделанное для Международного военного трибунала в Нюрнберге. - Откровения и признания..., с. 150.

стр. 177


Так оно и произошло. Ошеломление, удивление, ужас, недоверие и осуждение - так отреагировала общественность в Германии и во всем мире. Гитлер велел постоянно докладывать ему об откликах, пытаясь составить себе представление о том, какое именно действие произвело это соглашение на Англию, Францию и Польшу.

Во второй половине дня 24 августа Гитлер вылетел в Берлин, где ожидал в Имперской канцелярии возвращения Риббентропа из Москвы. Сразу же по приземлении Риббентроп явился к нему. Он шагал как триумфатор, и Гитлер сердечно приветствовал и поздравил его. Затем фюрер вместе с ним и Герингом удалился к себе для продолжительной беседы. Риббентроп рассказал о Москве и положил подписанный им договор на стол перед Гитлером. Вырисовался новый раздел Польши.

В течение вечера я слышал много всяких мнений насчет возникшего положения. Риббентроп был твердо убежден в том, что германо-русский договор создал новую базу для успешных переговоров с Польшей. Но в первую очередь он воспринимал подписанный сроком на 10 лет пакт о ненападении с Россией совершенно всерьез. Риббентроп находился под большим впечатлением от Сталина и переговоров с ним. По его описаниям, Сталин был личностью более крупной, чем "чванливые" британские политики. Германия должна искать вновь стык своей политики там, где нашел его Бисмарк, когда его политика в отношении Англии застряла на мертвой точке. Из сообщений Риббентропа о его переговорах в Кремле мне бросилось в глаза то, что здесь проявилась совершенно другая сторона его личности. Рассказывал он обо всем непринужденно, свежо, просто и естественно. А стоило ему заговорить об англичанах, как лицо его становилось холодным и непроницаемым.

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ПЕРЕД ВОЙНОЙ

Внешнеполитические взгляды Гитлера не изменились. Несмотря на трудности с англичанами и кое-какие резкие слова против "заносчивых" британских политиков, он все еще испытывал симпатию к этому "народу господ". Он лишь резко критиковал их за присущее им непонимание большевистской опасности, грозившей европейским государствам. Но позиция Англии, как и прежде, определялась ее островным положением. Будучи островной метрополией, она никогда не испытывала непосредственной угрозы со стороны какого-либо европейского государства. Она и сейчас чувствовала себя за Ла-Маншем в безопасности. Комбинирование своего географического положения со своей политикой вот уже многие столетия давало ей такой объем безопасности и суверенитета, что можно было просто позавидовать. Гитлер испытывал по отношению к англичанам уважение и зависть, а по отношению к русским -отвращение и страх. Эйфорию Риббентропа насчет договора о союзе с русскими он не разделял. Этот договор служил фюреру только тактическим маневром в рамках его политики; он надеялся, что и для Сталина - тоже. Если Гитлер в те дни не высказывал этого открыто, то по его репликам все же можно было отчетливо понять: вся его внешняя политика и дальше служит только одной цели: разгромить большевиков. В этом пункте он и тогда, и потом выступал против воззрений Риббентропа.

Своеобразную, но типичную для него позицию занимал Геринг. Успех Риббентропа в Москве он воспринял с ревностью, упрекал его в том, что тот недостаточно добивался германо-английского взаимопонимания. Геринг много говорил с Гитлером об Англии. Гитлер усвоил точку зрения Риббентропа, что в суровой политической борьбе Англия пойдет на уступки лишь до определенного предела. По его мнению, этот предел был достигнут еще в марте. Согласно этому, дальнейшие планы Гитлера могли успешно осуществляться впредь с учетом новой расстановки сил в Европе. Поэтому Риббентроп и искал и нашел контакт с Россией. Поскольку фюрер от своей политической концепции отказываться не желал, он, хотя и очень поздно, все же присоединился к плану Риббентропа. Герингу же, по словам Боденшатца, Гитлера переубедить не удалось. Конечно, Геринг соглашение с Россией приветствовал, но боялся новой опасности, а именно, что влияние Риббентропа на фюрера снова усилилось. Геринг и Риббентроп, утверждал Боденшатц, друг друга просто терпеть не могли.

стр. 178


Я был свидетелем того, сколь роковое влияние личные симпатии и антипатии между "великими людьми рейха" оказывали на подход к важнейшим политическим событиям, а также на сам их ход и исход. Особенно отрицательную роль играл при этом Геринг. Пока речь шла о внутренних делах вермахта, средства и пути для компромисса на других уровнях все-таки еще находились. Но теперь вопрос стоял по-иному: мир или война. И мне казалось, что все ответственные лица должны руководствоваться только германскими интересами, забыв все личные соображения. Но как из штаба Геринга, так и из окружения Риббентропа я слышал, что оба они оценку Гитлером политического положения и базирующихся на ней его решений не разделяют. Я не сомневался в том, что каждый из них отстаивал перед фюрером свои взгляды, но добиться успеха в этом не мог. Только совместный прорыв этих обоих вот уже полтора года главных внешнеполитических советников фюрера имел бы перспективу оказания на него действенного влияния. В тогдашней ситуации следовало бы посредством доверительного единства между Герингом и Риббентропом побудить Гитлера отказаться от действий вермахта против Польши и расчистить путь к новым переговорам с нею. Но каждый из них жаждал славы только для себя и только сам хотел быть ближайшим и лучшим советником фюрера.

Как один из офицеров узкого штаба Гитлера я знал, что вечером 24 августа от нападения на Польшу нас еще отделяют всего 36 часов. После беседы с Гендерсоном накануне фюрер уже не был полностью убежден, что Англия останется нейтральной. К моменту этой беседы английский посол хотя и знал о поездке Риббентропа в Москву, результат этой поездки ему еще не был известен. Гитлер полагал, что из слов Гендерсона он может заключить, что британское правительство находится под впечатлением нового хода развития. Поэтому настроение посвященных лиц вечером 24 августа все более склонялось к пессимистическому. Сам фюрер видел теперь единственный выход из политического тупика лишь в быстротечной кампании против Польши, в успехе которой он был абсолютно уверен.

Однако ужин вместе с Гитлером прошел еще полностью под знаком мира. Московский договор оценивался всеми как новая ошеломляющая неожиданность в его политике, а Геббельс с помощью прессы способствовал истолкованию этого шага как нового доказательства гениальности фюрера. Он сидел за большим круглым столом напротив Гитлера и всячески подначивал вернувшихся из Москвы командира самолета Баура и личного фотографа Гитлера Генриха Гофмана поделиться своими впечатлениями и подробно поведать обо всем виденном. Оба они стали "героями" этого вечера. Оказалось, Гитлер отправил Гофмана, по его просьбе, сопровождать Риббентропа против воли министра. Более того, фюрер даже поручил своему лейб- фотографу передать Сталину привет от себя лично. Гофман обрисовал интересный облик русского диктатора, а также атмосферу в его окружении. Рассказы всех участников поездки звучали положительно, как будто они старались повлиять на изменение представления Гитлера о большевизме в лучшую сторону. Фюрер слушал внимательно, но повлиять на себя не дал. Геббельс же воспользовался случаем, как это часто бывало, атаковать Гофмана со свойственным ему цинизмом: мол, тот нашел в "папаше" Сталине хорошего собутыльника!

Весьма знаменательно, в смысле момента изменения курса Гитлера по отношению к Сталину, прозвучала для меня реплика Риббентропа. Тот, вне всякого сомнения, хотел подчеркнуть ею, сколь правильно он разглядел еще весной политические намерения Сталина. Из всего лишь одной фразы Сталина, произнесенной 10 марта 1939 г. на [XVIII] съезде партии, Риббентроп заключил, что советский диктатор заинтересован поставить свою политику в отношении "третьего рейха" на дружественную базу. Теперь же Сталин подтвердил ему: именно в этом и состояло его намерение. Эта реплика Риббентропа объяснила мне те намеки Гитлера насчет его новой установки в отношении России, которые я услышал от него 16 марта при возвращении из Праги. Очевидно, Риббентроп уже тогда переговорил с фюрером и заручился его согласием на новый курс. Однако недоверие, которое питал Гитлер

стр. 179


к планам Риббентропа и к поведению Кремля, у него осталось и не покидало его на протяжении всего существования союза с Россией с 1939 до 1941 г.

В первой половине 25 августа я прежде всего поинтересовался в генштабе люфтваффе состоянием мобилизационных приготовлений и получил от него данные об окончательном числе готовых к боевым действиям авиационных соединений и их заданиях на первый день нападения. Затем я со своими коллегами по адъюнктуре отправился на совещание относительно организации и ближайших задач ставки фюрера.

В последний момент Гитлер все же сподобился на неприятное для него дело: сообщил Муссолини письмом о нападении на Польшу в ближайшие дни и о Московском договоре. Нам казалось, что сделать это - самое время, ибо итальянцы уже не раз выражали свое раздражение по поводу того, что Гитлер всегда информирует своих союзников постфактум. Но фюрер считал это недовольство меньшим злом по сравнению с тем вредом, который могла ему причинить, как он выражался, "итальянская болтливость". Японцы тоже были поставлены в известность о переговорах Риббентропа с русскими только по их окончании и высказали свое раздражение имперскому министерству иностранных дел. Но японцы и сами были мастерами утаивания.

В полдень Гитлер снова пригласил английского посла. У него имелся к тому неотложный повод. Накануне вечером Чемберлен в палате общин и британский министр иностранных дел Галифакс в палате лордов произнесли речи, о которых с большой шумихой сообщила в утренних выпусках английская пресса. В центре их выступлений стояли резкие обвинения по адресу Гитлера: он хочет завоевать весь мир. В своей беседе с Гендерсоном фюрер опровергал это, но без обиняков заявил, что желает решить германо-польскую проблему, а затем будет готов на далеко идущие соглашения с Англией. Хевелю этот состоявшийся, по его словам, в хорошей атмосфере разговор пришелся по душе, и он был настроен на оптимистический лад.

В первые послеполуденные часы Гитлер дал окончательный приказ о нападении на Польшу утром следующего дня. Жребий, казалось, брошен. Фюрер провел еще одну встречу с французским послом Кулондром, чтобы затем принять Риббентропа. Эта встреча означала вступление событий в новую стадию. Об отдельных фазах последовавших драматических часов мы постепенно узнавали в течение всего вечера.

Из сообщений прессы и от министерства иностранных дел стало известно заявление о ратификации британо-польского пакта о взаимопомощи от 6 апреля 1939 г. Одновременно, примерно ранним вечером 25 августа, итальянский посол Аттолико передал ответ Муссолини: Италия к войне еще не готова. На это Риббентроп предложил Гитлеру отозвать приказ о нападении на Польшу следующим утром, чтобы выиграть время и заново обдумать положение. Вызвали Кейтеля. Фюрер спросил его, может ли приказ об отмене достигнуть самых передовых частей до момента начала наступления. Кейтель запросил командование сухопутных войск и относительно быстро получил ответ: можно, если приказ об отмене будет дан немедленно. Гитлер принял решение запретить всякое передвижение войск, что вызвало в генеральном штабе сухопутных войск настоящий шок. Геринг и Браухич ввиду столь сенсационного поворота в ситуации срочно направились в Имперскую канцелярию. Браухич тоже считал, что приказ о приостановке нападения дойдет до авангарда наступающих войск своевременно. Тем не менее ближайшие часы были очень напряженными. Гитлер приказал до глубокой ночи докладывать ему, доведен ли приказ до самых передовых частей, уже изготовившихся к атаке. Несмотря на все зловещее каркание и на всю критику насчет "порядка" и "беспорядка", неразберихи сумели избежать. Казавшееся почти невозможным удалось осуществить. Правда, один или два патруля все-таки предупредить не успели 23 , но это не дало противнику повода что-то заподозрить.


23 Об одном таком эпизоде с диверсионной командой абвера см. в кн.: Мадер Ю. Гитлеровские генералы абвера дают показания. - В сб. Империализм: шпионаж в Европе вчера и сегодня. М., 1985, с. 18- 19.

стр. 180


День закончился триумфом Риббентропа, которому все же удалось с успехом повлиять на Гитлера. Браухич был горд тем, что войсковая связь при передаче "стоп-приказа" сработала хорошо. Геринг счел, что теперь настал час, как это уже случалось во многих критических ситуациях, вызволить фюрера из казавшегося безвыходным положения. Гитлер попрощался с ним, бросив реплику, что хочет заново обдумать обстановку. Настроение множества собравшихся в квартире фюрера было различным. Некоторые верили, что война, благодаря искусности Гитлера, снова предотвращена. Другие полагали: ничего не изменилось и противостояние углубилось настолько, что никакого выхода, кроме войны, нет. К последним принадлежал и я.

События 25 августа, без сомнения, повергли Гитлера в шоковое состояние. Его план был разрушен внешними обстоятельствами, никакого влияния на которые он оказать не мог. Но он быстро овладел собой. Когда в следующий полдень фюрер вышел в нижние помещения своей квартиры, он уже прочел все сообщения иностранной прессы и казался успокоенным тем, что на германо-польской границе действительно ничего не произошло. Оба события вчерашнего дня он теперь видел в тесной взаимосвязи. Отказ Муссолини - результат влияния Лондона. Итальянский посол в Лондоне граф Гранди, хотя и является членом фашистского Большого совета в Риме, - насквозь англофильский монархист, близкий друг Чиано и, по убеждению Гитлера, сыграл в этом деле решающую роль, побудив Муссолини написать ему такое письмо. Гранди, мол, был информирован англичанами о ратификации британо-польского пакта о взаимопомощи и предостерег Рим. Однако фюрер не исключал, что Рим, пожалуй, и сам решил остаться в стороне от войны. В пользу такой версии говорила реплика Чиано во время последнего визита в "Бергхоф": Италия еще не готова, она уже при заключении "Стального пакта" давала понять, что ее участие в военном конфликте станет возможным не ранее 1942 или 1943 г. Но Гитлеру было безразлично, кто именно сказал тут первое слово, для него главное значение имел сам факт тесного обмена информацией между Римом и Лондоном.

Хотя Гитлер и не подвергал сомнению верность Муссолини, на резкие слова по адресу своего итальянского союзника он не поскупился. Но всю вину фюрер возложил на монархические круги итальянской армии и итальянских дипломатов, в руках которых сходились при дворе антигерманские и проанглийские нити. Началось гадание, какие выводы из этой ситуации он сделает. Даже в самой Имперской канцелярии сотрудники Риббентропа высказывались за итальянскую политику в надежде на то, что она сможет удержать Гитлера от его похода на Польшу.

Однако из разговоров Гитлера на военную тему явствовало: от своего плана нападения на Польшу он определенно уже не откажется. Конечно, фюрер все еще не расстался с надеждой политическими шагами урегулировать этот конфликт. Все хотели услышать что-нибудь новое, и из слов Гитлера нетрудно было понять, что он готов "так или иначе" решить польскую проблему. Как и всегда партайгеноссен все действия своего фюрера встречали с одобрением. На основе многолетнего опыта никому из партийных друзей Гитлера и в голову не могла прийти мысль перечить его принципиальным политическим решениям. Лично я находил, что (учитывая царившее в Имперской канцелярии лихорадочное возбуждение, а также оказываемое на него влияние со стороны партийных функционеров) было бы лучше, если бы фюрер после своего "стоп-приказа" от 25 августа удалился на Оберзальцберг. Там он в покое и уединении смог бы поразмышлять о своих далеко идущих решениях. Наверняка там имели бы большую возможность сказать свое слово и те советники, которые не поддерживали решение Гитлера; я имею в виду Геринга. Его интенсивные усилия через Далеруса добиваться мира служили достаточным доказательством того, что он не доверял политике фюрера. Из его окружения я слышал о том, в каких грубых и полных озабоченности выражениях Геринг оценивал ход политического развития. Но самому Гитлеру он это столь же открыто не высказывал. Перед фюрером и партийными сановниками он в Имперской канцелярии показывать свое слабое место не хотел. Браухич и Гальдер тоже были в данном случае против Гитлера, но своего

стр. 181


мнения не высказывали. Даже сам Риббентроп в эти кризисные дни наглядно показывал ему решимость английских политиков. Но он менее, чем кто-либо другой был способен (за исключением 25 августа) оказать на фюрера влияние. Ведь его не звали ни на одно заседание по военным вопросам, а, следовательно, он не имел никакого представления о том, как Гитлер мог и желал продолжать свою политику "другими средствами".

В кругу близких единомышленников из окружения Гитлера мы совершенно откровенно говорили о безвыходном положении. К ним принадлежали Хевель, Боденшатц, Путткамер и [личный врач Гитлера] д-р Брандт. Мы досадовали на параллелизм действий советников фюрера в эти дни. Геринг и Риббентроп почти не разговаривали между собой и встречались только в присутствии Гитлера. Доверительного разговора с глаза на глаз для них не существовало. Такими же были и отношения между главнокомандующими составных частей вермахта. Ни один из них не отваживался даже перед равными по рангу откровенно высказать свое мнение. Ключевой фигурой обсуждений подобного рода мог бы явиться Геринг. Но в своих отношениях с фюрером он ставил себя на ступень выше, чем положено просто министру авиации и главнокомандующему люфтваффе. Таким образом, вопрос о том, какое влияние смогли бы оказать на Гитлера Геринг, Риббентроп, Редер и Браухич, если бы они единодушно высказали ему свое взаимно согласованное мнение насчет политического положения на 31 августа, остается чисто гипотетическим. Гипотетическим остается и предположение, что Геринг как N 1 в этой ситуации решил бы дело совсем по-другому, нежели Гитлер. Но на роль "кронпринца" он не сгодился. Тщетно надеялись мы на Геринга в этот критический час, на то, что он сумеет воздействовать на Гитлера и докажет свою безоговорочную верность фюреру в качестве его первого паладина даже тем, что займет противоположную позицию.

Вечером Гитлер выступил по радио с кратким освещением важнейших событий трех последних дней, изложив также и 16 пунктов германских предложений. Передача закончилась констатацией: польское правительство не пошло на германские "лояльные, честные и выполнимые" требования. Тот, у кого есть уши, понял из этого радиовыступления, что именно произойдет на следующий день.

Прежде всего ранним утром 1 сентября 1939 г. из обращения фюрера и рейхсканцлера к вермахту, немецкому народу и всему миру стало известно: Гитлер дал германским вооруженным силам приказ о нападении на Польшу. Дальнейшее мир узнал из его речи в рейхстаге 24 , которую он произнес, впервые надев серый военный мундир. Эсэсовские слуги фюрера еще в связи с прежними поездками на маневры и Западный вал приготовили ему, без его ведома, серый полевой мундир. Однако он категорически отказывался в мирное время сменить на него свою коричневую партийную форму. Теперь Гитлер вспомнил об этом сером мундире и надел его, чтобы, как заявил в своей речи, снять "только после победы". На левом рукаве у него была не повязка со свастикой, а нашивка с эмблемой СС.

Рейхстаг встретил Гитлера бурной овацией и еще более громкими, чем обычно, выкриками "Хайль!", в течение всей речи вновь и вновь вспыхивали аплодисменты. Сначала он обрисовал развитие отношений с Польшей от "Версальского диктата" до наших дней. Жизнь немецкого меньшинства в бывших германских областях под польским господством с каждым годом становилась все более невыносимой. Возможность для изменения этих невыносимых условий имелась еще до взятия им власти. Сам он неоднократно делал предложения насчет пересмотра их путем мирной договоренности, но тщетно. Фюрер отверг утверждение, будто нарушит договор тем, что ревизует его по собственной инициативе. Этими словами Гитлер желал сказать, что Англия и Франция тоже совершали "прегрешения" против Версальского договора, поскольку не разоружились сами.

Все действия германских правительств с 1919 г. против Версаля, а особенно против


24 Текст этой речи см. в сб.: Откровения и признания, с. 96-97.

стр. 182


существования "польского коридора", пользовались в стране популярностью. Но наступавшее в течение этого дня постепенное осознание того факта, что Гитлер начал на Востоке настоящую войну, отрезвляло умы, и немцы повсеместно прежде всего задавали вопрос: а что же теперь будут делать Англия и Франция? Несмотря на это фюрера на пути в рейхстаг встречали с ликованием. На Вильгельмсплаце собралась большая толпа.

В помещениях Имперской канцелярии наплыв любопытствующих усиливался с каждым часом. Все с напряжением ожидали последних известей от службы зарубежной прессы. Разговоры вертелись только вокруг одного вопроса: объявит ли Англия войну или нет? Высшие партийные функционеры придерживались взгляда, что Англия снова "блефует", иначе фюрер против Польши не выступил бы. Они еще не знали, что Гитлер дал приказ о нападении, полностью сознавая возможность войны с Англией. Однако из его слов в эти три напряженных дня можно было уловить, что, несмотря на всю трезвую и правильную оценку политической обстановки, он в глубине души все- таки еще верил в то, что англичане дрогнут. Первые сообщения с Восточного фронта и уже обозначавшиеся успехи подкрепили нежелание Гитлера считаться с предостережениями и угрозами англичан и французов, частично поступавшими в течение этого дня через послов, и частично звучавших в речах парламентариев в Лондоне и Париже.

Вечером 1 сентября послы Англии и Франции один за другим вручили ноты своих правительств, в которых те заявляли о готовности выполнить данные Польше обязательства по взаимопомощи в том случае, если германские войска не будут отведены с ее территории. Положение становилось все серьезнее.

2 сентября прошло в дальнейших предположениях и надеждах. Фронт докладывал об успехах. Муссолини предпринял последнюю попытку созыва конференции для прекращения военных действий. Но было уже слишком поздно.

3 СЕНТЯБРЯ

3 сентября в 9 часов утра Гендерсон передал в имперское министерство иностранных дел ультиматум: с 11.00 Англия будет считать себя в состоянии войны с Германией, если к этому часу германское правительство не даст удовлетворительного заверения о прекращении военных действий и отводе своих войск из Польши. Несколькими часами позже аналогичный ультиматум вручил и французский посол. И тот, и другой ультиматум были объявлением войны.

Переводчик Шмидт, ответственный сотрудник бюро Риббентропа, немедленно отправился в Имперскую канцелярию, где Гитлер вместе со своим министром иностранных дел ходил взад-вперед по Зимнему саду. Они уже знали, что Гендерсон намеревался передать ноту. Но Риббентроп, под предлогом своего отсутствия, лично принять ее отказался, ибо ему было ясно, что это могло быть только объявлением войны. Когда Шмидт вошел в Зимний сад (однако это было не так, как он рассказывает в своей книге "Статист на дипломатической сцене"), он увидел Гитлера стоящим рядом с Риббентропом и передал документ. (Геринг появился позже.) Я наблюдал эту сцену через стеклянную дверь. У меня сложилось впечатление, что оба они были скорее разочарованы, нежели обескуражены. Но озадаченность и растерянность распространились также среди собравшихся в Имперской канцелярии лиц, ожидавших фюрера; они давили на всех.

Во второй половине этого судьбоносного дня, когда идти на попятный стало уже невозможно, Гитлер, вышагивая вместе со мной взад-вперед по Зимнему саду, дал себе волю и с озлоблением бросал слова насчет "близорукого поведения" британского правительства. Вдруг он прервал свое словоизвержение и спросил меня, при мне ли этот документ. Я подумал, что сейчас он даст мне какое-то поручение для ОКВ или люфтваффе. Но фюрер сказал, что должен написать обращение к немецкому народу. Не успел я даже предложить позвать одну из секретарш, всегда находившихся наго-

стр. 183


тове, как Гитлер начал: "Партайгеноссен и партайгеноссиннен!" 25 . Мне пришлось прервать его и спросить, предназначено ли это обращение только для членов партии. Мгновение помолчав, он бросил: Пишите "К немецкому народу!". Затем фюрер стал диктовать, и я с трудом успевал записывать, так как стенографировать не умел. Заметив это, Гитлер стал диктовать медленнее, и главное мне зафиксировать удалось. Тем не менее я был рад, когда он закончил и стал по моим обрывочным записям диктовать уже машинистке. Напечатанный набросок я сразу передал ему, и он, подойдя к столу в курительной комнате, сразу же принялся его править. Я стоял рядом с фюрером и глядел через его плечо. Эту сцену запечатлел Генрих Гофман, и я был неприятно поражен, когда на следующий день на первой странице берлинского издания "Фелькишер беобахтер" 26 увидел этот снимок, который после войны принес мне немало неприятностей.

Воззвания к партии и вермахту на Востоке и Западе Гитлер позднее диктовал секретарше, так же как и пространные ответы британскому и французскому правительствам, в которых он отказывался принимать их ультимативные требования. Во всех своих прокламациях он во главу угла ставил вину англичан. Таково, кстати, было и широко распространенное мнение немецкого народа. Статья 125-я Версальского договора, приписывавшая исключительно немецкому народу вину за развязывание войны в 1914 г., с мая 1919 г. приобрела невероятную взрывную силу. Она отравляла атмосферу и отягощала отношения с державами-победительницами. "Ложь о вине за войну", еще задолго до прихода Гитлера к власти, оказывавшая влияние на политику и историографию, стала эффективнейшим средством его борьбы. Все больше и больше стало осознаваться, что вина за такое фундаментальное событие, каким явилось начало [первой] мировой войны, никоим образом не могла быть приписана только одному народу. Этот факт, несмотря на все недоверие к политике Гитлера, играл роль и теперь. Во внутригерманской дискуссии о начале новой войны на первом месте стоял вопрос о роли английской политики balance of power - "равновесия сил" в Европе - как ее причине. За ним следовал второй вопрос: о "неразумном" и "чванливом" поведении поляков. И уже затем говорилось о том, что Гитлер в результате своей искусной политики, как это имело место при прежних кризисах, мог и должен был избежать войны. Но первые же успехи вермахта в Польше быстро заткнули рот "скептикам" и "критиканам", приведя к выводу: "Гитлер знает, что делает!".

РАССУЖДЕНИЯ В МОМЕНТ НАЧАЛА ВОЙНЫ

Для меня было несомненно одно: причина начала войны заключалась в решимости Гитлера уничтожить большевизм. Находясь вот уже более двух лет рядом с фюрером, я познакомился с его мыслями и взглядами по вопросам жизни вообще, народа, государства, партии, политики и ведения войны. На основе целого ряда пережитых мною событий я смог нарисовать себе картину тех причин, которые привели Гитлера к ошибочным решениям в последние недели перед тем, как разразилась война.

В 1933 г. Гитлер вышел из внутриполитической борьбы победителем коммунизма в Германии. Свою единственную жизненную задачу как канцлера Германского рейха он видел в уничтожении "еврейско- большевистской власти" в России. Там, на его взгляд, существовала единственная опасность для мирного будущего немецкого народа. Все политические решения Гитлера были ступенями на этом пути. В области внутренней политики для него главной целью в начальный период его успехов являлись социальный порядок и безопасность.

Внешняя политика Гитлера с самого начала была нацелена на создание и охрану территориальной базы для борьбы против России таким образом, чтобы ни одна


25 Множественное число женского рода от нем.: die Papteigenossin.

26 Центральный орган нацистской партии.

стр. 184


другая сила не смогла ударить ему в спину. Он верил, что найдет у держав, подписавших Версальский договор, понимание в том, что предписания и положения этого договора не могут действовать на вечные времена. Франция питала наибольший страх перед новым усилением рейха и не проявляла никакой охоты считаться с желанием Германии пересмотреть Версальский договор, хотя Гитлер и заявлял, что Эльзас-Лотарингия его не интересует - для борьбы на Востоке она ему не была нужна. Но фюреру нужны были для этого равноправие Германии среди других государств Европы, прекращение ее унижения и осуществление записанного в Версальском договоре всеобщего ограничения вооружений. Именно это служило для Гитлера основными предпосылками безопасности с тыла. Когда же Франция в январе 1935 г. ввела двухлетнюю воинскую обязанность, он расценил это как доказательство провала всех планов разоружения. Поэтому фюрер 16 марта 1935 г. издал закон о создании германских вооруженных сил и ввел всеобщую воинскую повинность. Франко-советский пакт о военной взаимопомощи от 2 мая 1935 г., считал Гитлер, создал новую опасность окружения Германии. Когда французский парламент 27 февраля 1936 г. ратифицировал это соглашение, Гитлер 7 марта того же года приказал вермахту вступить в демилитаризованную Рейнскую область. Фюрер, как он сам говорил, теперь постоянно выжидал своего часа.

Но он знал и то, что следующие шаги по ревизии Версальского договора выйдут за пределы Германского рейха и потому должны быть подготовлены в политическом и военном отношении весьма тщательно. А посему в речи в рейхстаге 30 января 1937 г. фюрер прежде всего успокоил мир такими словами: "Время неожиданностей миновало". Сам же он еще интенсивнее разрабатывал свои планы борьбы с большевизмом. Для этого Гитлер нуждался в безопасности своего тыла на Западе, дабы избежать войны на два фронта, а также в сильном вермахте и надежном плацдарме для сосредоточения и развертывания войск на Востоке.

Гитлеру нужны были Австрия, Чехословакия и Польша. Австрию он считал германской землей. Ее присоединение для него проблемой никогда не являлось. Что касается Чехословакии, то он критиковал эту страну за антигерманскую и прорусскую установку ее правительств, независимо от вопроса о судетском немецком меньшинстве. Добровольно Прага к союзу с германским соседом не присоединится. Поэтому весной 1938 г. Гитлер планировал применение вермахта для давления на нее. Он добивался от Праги свободы судетским немцам и союза с Германией. Следовало исключить любую возможность, что в Чехословакии твердо закрепится какая-либо другая европейская держава. Пусть прилежный чешский народ поставляет рейху продовольствие и военные материалы. Этой цели Гитлер достиг в марте 1939 г.

Иным было отношение Гитлера к Польше. Исходя из германо-польского пакта о ненападении 1934 г. и зная о старинной вражде Польши к России, Гитлер видел в ее лице союзника по борьбе с большевизмом. Он считал, что страх Польши перед русскими послужит исходной базой для германо-польского компромисса. Поэтому его территориальные требования к ней не переходили приемлемых пределов. Но события мая 1938 г. впервые напугали Гитлера. Англия предприняла тогда окружение Германии в контакте с Прагой. Второй удар нанесло ему 31 марта 1939 г. британское обещание гарантий Польше.

Этот ход развития нарушал планы Гитлера, которые он вынашивал против России. Он осознавал, что ему придется сначала сражаться из-за Польши. Он испытывал все большее недоверие к Англии и боялся, что британские политики в борьбе Германии против большевизма видят лишь ее усиление, а отнюдь не спасение Европы от последнего. Таким образом внешняя политика Гитлера с весны 1938 г. принципиально изменилась. Теперь он включил в свои планы и войну с Западом, прежде чем пойти на Россию. Но фюрер надеялся быстрыми действиями все- таки упредить Англию. Спешка гнала его от успеха к успеху сквозь 1938 и 1939 годы, пока не стала для него роковой в ту самую неделю с 25 августа до 1 сентября. Гитлер оказался перед лицом новой ситуации, которая определялась не только политикой, но и военной силой.

стр. 185


Планы же Гитлера как политика и Верховного главнокомандующего тяготели не к быстрым решениям и скоропалительным приказам. Ему, как художнику, требовалось время и чувство меры, чтобы создать новое произведение. Этого времени он себе не обеспечил, а вместо того варился в дьявольском котле в Берлине, испытывая множество всяких влияний, и в результате пришел к ошибочным решениям. Все его прежние подготовительные меры были направлены только на столкновение с Польшей. Наличного вооружения вермахта было для этого достаточно. Но с того момента, когда Гитлеру уже пришлось твердо принимать в расчет вмешательство Англии и Франции, ему требовалось заново обдумать положение и сделать далеко идущие новые выводы. На это времени у него теперь не имелось.

Как можно было объяснить, почему Гитлер именно в эти критические дни, когда он видел надвигающееся на него сейчас, но ожидавшееся им лишь позднее огромное столкновение, не вернулся к своему принципу "я могу ждать"? На это имелись две причины. Переговоры со Сталиным и требования советского диктатора, которые Гитлер широким жестом выполнил, подтвердили ему опасность большевизма. Надежда же фюрера на то, что Англия предоставит ему на Востоке свободу рук для защиты Европы, а тем самым и для сохранения британской мировой империи, оказались разрушенными. Обе эти опасности Гитлер считал возможным отвратить быстрыми действиями. Уже сама по себе победа над Польшей могла бы изменить положение. Насколько трезво и реалистически оценивал фюрер позицию своих противников, настолько же непонятны были его надежды на поддержку со стороны европейских держав в том случае, если он начнет борьбу с большевизмом. Это было такой же ошибкой, как и тот факт, что Гитлер недооценивал возможность экономической и военной помощи Англии со стороны Америки. Когда же его внимание обращали на данное обстоятельство, он, в зависимости от собеседника, отвечал, что еще задолго до вмешательства США разрешит все проблемы в Европе, ибо "горе, если он не справится с этим ранее". Первая часть ответа носила пропагандистский характер, между тем как вторая, с другим вариантом, предназначалась только тем, кому он доверял.

Однако оба ответа подчеркивали его утверждение, что он "ждать больше не может", и способствовали тому, что Гитлер принял тяжелейшее в своей жизни решение второпях. Некоторые утверждали, что ему не давало покоя его тщеславие. Другие заявляли, будто Гитлер считал, что долго не проживет, а потому обязан спешить. Эти объяснения звучали неубедительно, хотя кое-что верное в них было. Я полагаю, что в своем решении фюрер слишком руководствовался "внутренним голосом". Он часто говорил: положение Германии будет с 1943 г. до 1945 г. наитяжелейшим, а потому ему необходимо осуществить свои политические планы до указанного срока. Впервые фюрер упомянул об этом 5 ноября 1937 г. С тех пор он не раз поражал свое окружение прогнозами, которые мы объяснить не могли, но в целом относили на счет его острого ума, а также основательного и логичного продумывания им всех проблем. Зачастую в рассуждениях Гитлера деловая трезвость переплеталась с неправдоподобными предположениями. По моему мнению, живость ума и сильно выраженная фантазия рисовали ему фантасмагорические картины будущего.

Тесно связанной с его предрасположенностью к иллюзорному видению мира была его самоуверенность, доходившая до утверждения собственного мессианства. Еще до моего назначения в штаб фюрера мне доводилось с чувством неловкости слышать в публичных речах Гитлера его слова: он горд тем, что именно его Провидение предназначило быть фюрером немецкого народа. Позже и в более узком кругу, а также среди генералов он не раз говорил, что обязан выполнить поставленные перед ним задачи, ибо после него это сделать не сможет никто. Это заносчивое самомнение находилось в противоречии с его внутренней скромностью. Подобные противоречия проявлялись и тогда, когда он высказывал хорошо продуманные и проверенные взгляды: например, намерение считаться с возможностью войны на два фронта, т.е. идти на тот риск, за который его всегда наиболее резко критиковали.

стр. 186


В разговоре Гитлер часто цитировал служивших ему образцом Фридриха Великого и Бисмарка. Ведь они, по его словам, стояли перед такими же грандиозными задачами и лишь своим мужеством и волей привели к величию Пруссию и Германию. Однако он не упоминал о том, что оба они, будучи выдающимися личностями, кроме того, имели сильное, хорошо вышколенное и вооруженное сухопутное войско. Фридрих II унаследовал его от своего отца Фридриха I, а Бисмарк, прежде чем пустить эту армию в действие, сумел ее увеличить вопреки всем препятствиям. Но прежде всего оба они знали, что могут положиться на офицерский корпус, начиная от самого старшего по чину генерала и кончая последним фенрихом [кандидат в офицеры]. К началу войны в 1939 г. Гитлер значение этой безоговорочной верности и безусловного повиновения недооценивал.

Летом 1939 г. Гитлер повторял: "Я разучился ждать, не говоря уже о том, что времени ждать у меня нет". Это нетерпение стало для него, а тем самым для германского рейха, в последнюю неделю перед войной роковым. Гитлер недооценил своих врагов в Европе, но переоценил самого себя и совершенно непригодный для длительной войны на истощение вермахт.

В памяти моей сохранились некоторые разговоры с моими добрыми друзьями в те бурные недели перед началом войны. Мы считали трагическим, что правители вступивших в нее стран в той критической фазе политики недостаточно осознавали и уважали точки зрения своих противников. Англия не желала признать, что пересмотр Версальского договора стал для Германии политической необходимостью. Гитлер же не желал признать, что английское требование "равновесия сил" в Европе является жизненно важным для сохранения британской мировой империи. Однако, несмотря на этот трагический и, по моему разумению, вовсе не неизбежный ход событий, я тогда был далек от мысли, что Гитлер должен потерпеть поражение. Но, несомненно, с началом войны у меня в мозгу засел некий страх, в котором я как офицер сам себе не хотел сознаться. Ведь 2 августа 1934 г., после смерти фельдмаршала фон Гинденбурга, я принял присягу на верность Адольфу Гитлеру и чувствовал себя связанным ею.

 

Опубликовано 19 января 2020 года

Картинка к публикации:



Полная версия публикации №1579438568

© Portalus.ru

Главная МЕМУАРЫ, ЖИЗНЕОПИСАНИЯ Я БЫЛ АДЪЮТАНТОМ ГИТЛЕРА. 1937-1945 гг.

При перепечатке индексируемая активная ссылка на PORTALUS.RU обязательна!



Проект для детей старше 12 лет International Library Network Реклама на Portalus.RU