Иванов Вяч. Потом и опытом

Иванов Вяч.

Потом и опытом

М.: ВГБИЛ, 2009

Перед нами книга избранных эссе и стихотворений известного филолога Вячеслава Всеволодовича Иванова. Большинство из них уже выходили в различных сборниках и периодике. Издание их отдельной книгой лишний раз представит читателю все грани таланта одного из самых заметных современных отечественных интеллектуалов.

Ряд эссе Иванова носит мемуарный характер. В первом из них, "О стихотворце, его читателях и слушателях", автор рассказывает о том, как сокрушался его отец, что так неудачно выбрал имя сыну, которого все время путают то с ним - прозаиком и драматургом Всеволодом Вячеславовичем Ивановым, то с поэтом-символистом Вячеславом Ивановичем Ивановым.

Глазами мемуариста мы видим литературную жизнь и быт 1940- 1960-хгодов. С беспощадной откровенностью автор рассказывает о своей юности, восстанавливает историю взаимоотношений его семьи с Б. Л. Пастернаком, повествует о преследованиях поэта со стороны властей во времена Н. С. Хрущёва. Читателю предстоят встречи со знаменитыми деятелями науки и культуры второй половины прошлого столетия: физиком Л. Д. Ландау, филологами Ю. М. Лотманом, В. Н. Топоровым, поэтом В. Берестовым и другими. Немало страниц посвящено работе Иванова в академическом Институте славяноведения, его интересу к математическим методам в лингвистических исследованиях.

Автор предстает перед нами носителем универсальных знаний, гуманитарием, не боящимся точных наук, настоящим "человеком эпохи Возрождения". В статье "Русский Космос" Иванов рисует уникальную картину связи отцов-основателей отечественной космической программы Цандера и Королёва с деятелями Серебряного века (Волошиным и Фёдоровым).

Дополняют книгу статьи автора о творчестве Мандельштама и Маяковского, стихи Вячеслава Всеволодовича и его поэтические переводы.

Максим Батшев

Я продолжал писать для себя стихи, никому кроме брата-художника их не показывая. Перелом наступил после знакомства в конце зимы 1944 года с Валей Берестовым. Мы встретились в доме Пешковых - внучек Горького, которых я хорошо знал с детства. Его стихи сразу показались созвучными мне. Валя только что приехал в Москву из Ташкента, где он, как и многие эвакуированные дети без отцов (его отец был на фронте, в плену и в лагере), бедствовал. Валя болел пеллагрой и мог бы умереть с голоду, если бы К. Чуковский не открыл его незаурядный поэтический талант и не добился бы включения Вали в число тех одаренных детей, которым официально оказывалась помощь. Корней Иванович потом говорил, что Валя независимостью поведения по отношению к покровителям напоминал ему Бернса.