Под ред. проф. В. И. Лебедева. Том третий. Стрелецкий розыск. Воронежское кораблестроение. Городская реформа 1699 года. Карловицкий конгресс 1698 - 1699. Огиз. Госполитиздат. 1946. 502 стр. 12 руб.

Обширный труд покойного акад. М. М. Богословского "Пётр I" начал выходить ещё до Великой Отечественной войны. Первый том (М. 1940) посвящен детству и юности Петра, второй (М. 1941) - его первому заграничному путешествию 1697 - 1698 гг. Рецензируемый, третий, том отведён событиям последующего периода, начиная с возвращения Петра в Москву из-за границы 25 августа 1698 г. и кончая Карловицким конгрессом и возвращением на родину русского представителя на конгрессе Прокопия Возницына в октябре 1699 года. Изложение по-прежнему ведётся в виде подробного рассказа, полного бытовых деталей, однако содержание настоящего тома далеко выходит за пределы биографии Петра I. Только теперь, после третьего тома, раскрывается более полно замысел автора. М. Богословский понимает свою задачу как биографа Петра весьма широко и включает в его жизнеописание не только события, в которых он принимал самое близкое и непосредственное участие, но и явления, получившие от него лишь первый толчок, но которые вместе с тем характерны для него как политического деятеля и реформатора. При таком понимании биография Петра, как центрального к руководящего лица эпохи, превратилась в известной мере в историю его царствования. В первом томе, где описывается детство и юность Петра, ещё не столь ясно могла проявиться широта замысла автора, так как личное участие Петра в политических событиях начинается с азовских походов, которые уже подробно излагаются М. Богословским. Во втором томе, в рассказе о первом заграничном путешествии Петра тесно переплетаются политические события и личная его жизнь. В событиях, излагаемых в настоящем, третьем, томе лишь в отношении розыска по стрелецкому бунту Пётр занимал такое же положение, в городской же реформе 1699 г. Петру принадлежала только инициатива, а разработка и проведение реформы осуществлялось без его личного участия. Между тем автор детально останавливается на всех сторонах подготовки реформы, на выборах бурмистров от городов и т. п. Излагая далее все перипетии дипломатических переговоров русского представителя на Карловицком конгрессе, автор имеет возможность говорить о роли Петра лишь в тех случаях, где он ссылается на словесные инструкции Петра русскому дипломату Возницыну. Таким образом, биография Петра I в третьем томе "Материалов" М. М. Богословского превращается в историю эпохи Петра. Эти существенные стороны общего замысла отчётливо проявляются в третьем томе, но их не следует, однако, рассматривать как недостаток. Напротив, читатель нисколько не посетует на автора за расширение темы его труда: по обилию материала и значительности сделанных наблюдений и выводов третий том не только не уступает предыдущим, но, скорее, превосходит.

Настоящий том открывается рассказом о приезде Петра из-за границы и о последовавшем следствии по стрелецкому бунту, который вспыхнул в его отсутствии. "Всё было необычайно в возвращении царя в столицу из его необычайного путешествия", - говорит автор. В первый день Пето не повидался с семьёй и не заехал в Кремль, а ночевал у Лефорта и на следующий день, принимая поздравления бояр, сам стал обрезывать им длинные бороды. В последующие дни он сослал опостылевшую ему жену, царицу Евдокию, в монастырь и распорядился егозить в Москву стрельцов, уже сосланных по монастырям и городам.

Насколько подробно М. М. Богословский освещает повторный стрелецкий "розыск", видно из того, что он посвящает этой теме в первом разделе книги более ста страниц,

кроме того он возвращается к ней в других разделах.

До выхода в свет труда М. М. Богословского наиболее полный рассказ об этих событиях был дай Н. Устряловым в "Истории царствования Петра Великого" (т. III. СПБ. 1858), где он занимает 47 страниц. После Устрялова следственное дело Преображенского приказа о стрелецком бунте изучал только С. Соловьёв, который дал ещё более сжатое, хотя, по обыкновению, точное и ясное его изложение. М. М. Богословский подробно излагает допросы стрельцов и распоряжения Петра, достигал исключительной конкретности в изложении фактического хода бунта и следствий о нём.

Что же нового вносит автор в понимание этих бурных событий? Внимательное изучение архивного материала подтвердило, во-первых, то, что уже отмечалось предыдущими исследователями: прикосновенность к бунту царевны Софьи, отправившей к стрельцам своё послание, намерения стрельцов перебить в Москве бояр и иноземцев, не пустить Петра к царской власти при возвращении его из-за границы и передать власть царевне Софье. Кроме того далеко идущие политические планы стрелецких заправил, их замыслы, раскрываются теперь более полно и можно сказать, с несколько неожиданной стороны. Одновременно с распространившимися среди стрельцов слухами о смерти Петра за границей в их среде обсуждался вопрос о его преемнике. Автор показывает, что в стрелецких кругах устойчиво держалась мысль о выборной монархии. Они говорили, что "на царство выберут" малолетнего сына Петра, царевича Алексея, а царевна Софья будет при нём правительницей. Стрельцы на следствии показали, что "если б де сни во управление не пошли, и они хотели мыслить с народом, кого им выбрать на царство". Они думали даже о перемене династии, некоторые стрельцы при этом имели в виду популярного среди них кн. М. А. Черкасского (стр. 51 - 52, 99). Они предполагали также вернуть из ссылки В. В. Голицына и других сторонников Софьи.

М. М. Богословский приводит другие, чем Устрялов, и притом меньшие цифры казнённых и привлечённых к следствию стрельцов: в первый розыск, осенью 1698 г., казнено было 799 чел., оставлено в живых 222, всего привлечено к делу 1021 (Устрялов сообщает о 973 казнённых и 207 стрельцах, оставленных в живых); позднее, в январе-феврале 1699 г., был произведён новый розыск, в результате которого было казнено 342 чел. (стр. 223 - 224). Малолетние стрельцы были помилованы.

Представляют интерес замечания автора об юридической стороне стрелецкого розыска: имелось в виду не столько установление вины каждого из стрельцов (все стрельцы уже были осуждены согласно "статьям", написанным Петром), сколько вскрытие связей восставших с царевнами Софьей и Марфой Алексеевными.

Картина стрелецкого бунта, так конкретно восстановленная М. М. Богословским, несмотря на отсутствие у него общей оценки.

полностью подтверждает мысль, выраженную в постановлении жюри правительственной комиссии по конкурсу на лучший учебник для средней школы, о реакционности стрелецкого бунта, "как направленного против попыток Петра цивилизовать современную ему Россию".

Следует остановиться также на недостатках этой части труда М. М. Богословского. Читатель его книги ничего не узнаёт о глубоких причинах стрелецкого мятежа, автор не ставит вопроса о классовой сущности бунта, с том, чьи интересы представляли стрельцы и царевны. На советских историках лежит обязанность восполнить то, что не сделано автором; они должны подвергнуть эти события марксистскому анализу и отчётливо показать классовую природу стрелецкого бунта.

Следует также отметить, что издательство сделало некоторые сокращения в авторском тексте. В результате этих сокращений выпущены известия, сообщаемые австрийским послом в Москве Гвариентом и его секретарём Корбом о личном участии Петра в казнях стрельцов. Об этом писал ещё С. Соловьёв в соответствующем месте своей "Истории России".

В следующем разделе труда М. М. Богословского освещено воронежское кораблестроение. Для сооружения морского флота организованы были "кумпанства" из дворян, купечества и представителей монастырского землевладения. Отмечу ценное указание на корпорацию из крупнейших купцов или гостей, созданную для корабельной постройки; во главе её стояла комиссия из пяти членов - гости Панкратьев, Филатьев и др. Комиссия эта стала называться Корабельной палатой. Автор видит в ней предшественника Ратуши, или Бурмистерской палаты, ставшей впоследствии центральным органом купеческого самоуправления. Гость Иван Панкратьев, возглавлявший Корабельную палату, стал затем президентом Бурмистерской палаты (стр. 150 - 151).

В связи с воронежским кораблестроением автор останавливается на отголосках стрелецкого бунта среди азовских стрельцов и казаков. Источником для этого служит дело азовского монаха Дня (оно было прежде известно лишь по краткому упоминанию Устрялова). Среди азовских стрельцов и казаков шли также разговоры о том, чтобы побить полковников и бояр и идти к Москве. В деле монаха Дня содержится множество ценных черт народного быта; противоправительственные разговоры шли то в торговой бане, то в монастырской келье или велись приказными подьячими. Среди них бродили также воспоминания о восстании Степана Разина.

Самостоятельным и оригинальным исследованием является раздел о городской реформе 1699 г., занимающей 15 глав, объёмом в сто страниц. Частично это исследование было напечатано ещё при жизни автора в одном из сборников трудов института истории. М. М. Богословский справедливо отмечает недостаточность наших сведений о первой городской реформе Петра, в связи с чем он подробно проследил по архивным данным начальный момент реформы, свя-

занный с перепиской правительства с городами для выяснения отношения посадского населения к основным положениям реформы. Сущность реформы заключалась в создании новых органов самоуправления торгово-промышленного класса как в центре, в Москве, так и на местах с освобождением его от воеводской власти и суда. Изученная М. М. Богословским переписка с городами и протоколы выборов бурмистров позволили ему сделать также интересные наблюдения о составе населения Москвы и относительно грамотности её посадского населения. В столице в 1699 г. было: 34 гостя, 280 чел. гостинной сотни и кроме того 36 сотен и слобод, дворцовых и чёрных. О степени грамотности свидетельствуют подписи под протоколами о выборах в новые учреждения. Из 18 гостей, участвовавших в выборах, лишь двое оказались неграмотными, а один был слепым, за них подписались другие лица; в гостинной сотне из 100 участников выборов 91 подписался лично. В московской Кадашевской слободе неграмотных было 37%, в Мещанской слободе - далее 530%.

М. М. Богословский останавливается на причинах городской реформы и усматривает их в неудовлетворительности воеводского управления, притеснявшего посадское население и его органы самоуправления. Вместе с тем ещё в середине XVII в. остро ощущалась потребность в едином центральном управлении, которое объединило бы всё торгово-промышленное управление. Эту мысль высказывал ещё Ордин-Нащокин. В качестве предшественника Бурмистерской палаты М. Богословский называет уже упомянутую выше Корабельную палату. Большое значение он придаёт заграничным впечатлениям Петра Великого, а также частным встречам его с гостями. "И вот в уме Петра возник проект указов... Итак инициатором указов 30 января был сам Пётр", - заканчивает автор.

С таким объяснением психологического характера трудно согласиться полностью, так как остался непривлечённым к неизученным основной фактор - экономическое положение посада в конце XVII столетия. Исследователям предстоит ещё выяснить, в какой мере на городскую реформу 1699 г. повлияло строительство крупных промышленных предприятий, мануфактур, как раз строившихся в эти годы (например Хамовный двор на Яузе в Москве и др.), а также развитие ремесла, рост торговли и проявления классовой борьбы в городе. Только выяснив экономическую жизнь русского города за эти годы и его классовую структуру, можно подойти к правильному объяснению возникновения первой петровской городской реформы.

Последний раздел книги посвящен Карловицкому конгрессу, завершившему для России азовские походы. В этих главах автор выступает как историк русской дипломатии. При этом он отмечает неизученность этого европейского конгресса в западноевропейской исторической литературе. Здесь изложение автора также изобилует множествам конкретных и бытовых деталей. Особенно удалась автору фигура русского представителя на конгрессе П. Б. Возницына, который выступает как живой, начиная с внешности и кончая его взглядами на задачи внешней политики. В трудных условиях П. Возницын проявил большие дарования дипломата, отличное понимание международных отношений и добился значительных успехов, заключив перемирие на условии перехода к России Азова. Интересным является его стремление уже в то время выдвинуть мысль о защите Россией интересов славян - турецких подданных.

Автор подчёркивает роль Петра в дипломатических успехах на конгрессе: "За Возницыным стоял сам Пётр... Возницын, по сути дела, был только неуклонным исполнителем данных ему решительных и твёрдых повелений, и этим определяется личное участие Петра в делах конгресса. Русское дело было решено именно так, как распорядился Пётр" (стр. 434).

Подводя итоги, следует сказать, что третий том труда покойного академика обнаруживает уже знакомые по предыдущим томам черты: ту же подробность и конкретность, почти художественность изложения, дающие широкую картину быта и нравов эпохи на основании свежего, извлечённого из архивов материала. Наряду с тем в этом томе биография Петра переросла в историю эпохи в целом, личность Петра Великого выступает лишь по временам, как бы давая первый толчок, после чего сцена занимается другими лицам. Труд этот не лишён вместе с тем недостатков, указанных выше. Изложению стрелецкого розыска не хватает углублённого анализа причин и классовых условий стрелецкого бунта. Городская реформа осталась вне связи с экономикой посада и т. п.

Историческая наука, пользуясь методом марксизма-ленинизма, исходя из указаний товарища Сталина о значении петровских преобразований, должна дать углублённое объяснение вопросов, затронутых в разбираемой работе. Третий том "материалов для биографии" Петра акад. М. М. Богословского вносит много нового в понимание эпохи, расширяет наши знания я является крупным вкладом в историческую науку.