Побеседовать с этим человеком многие журналисты мечтали уже давно. Удивительные, а то и невероятные события и факты толпились за его спиной. "Мировая" биография, одним словом.

Но встретиться все не удавалось. И вот наконец договорились. С условием, правда: "Газету читаю, о вашем клубе знаю, дело ваше одобряю. Но беседовать люблю на воздухе. Давайте в Тушино, на аэродроме".

Он был пунктуален до секунды. Пришел в куртке - сухонький, невысокий, с виду неприметный старичок. Присел на скамейку в беседке, задымил трубкой необычной формы. Сквозь синеватый, мягко плывущий табачный дымок на трубке мы разглядели... мефистофельский силуэт со светящимися, фосфоресцирующими зубами. В шутку спросили: мол, не с врубелевского ли неоконченного холста "Демон летящий" слетел и приземлился к нему на трубку необычный гость?

- Преклоняясь перед великим художником, в одном с ним не согласен: своих демонов он мучительно и долго искал по ту сторону жизни, а их и в нашей земной предостаточно было. И не только злых, но и духов-хранителей, препятствующих нелюдям в исполнении черных намерений,- серьезно и несколько витиевато ответствовал старик.

Впрочем, давайте знакомиться. Это еще одна великая история, похожая на другие интереснейшие воспоминания летчиков "о той войне".

И была забыта трубка. Улетучился наш шутливый тон. Перед нами сидел человек- музей. Под курткой, на пиджаке - Золотая Звезда Героя Советского Союза, множество боевых орденов и неимоверное количество медалей, а еще что-то заморское, закордонное. Затем он полез в карман, и на ладони его тускло блеснула еще одна, крупных размеров, награда.

- "Рыцарский крест с мечами и дубовыми листьями", фашистский орден, - пояснил старик. - Тоже мой.

Вот каким он оказался, полковник в отставке Иван Евграфович Федоров (см. фото). Боевой летчик и летчик-испытатель большинства наших самолетов до 1960 года.

- Ну что, о чем говорить будем? О жизни, как водится?

- Сегодня за окном другая, не вашей молодости, Иван Евграфович, жизнь. Со своим, другим лицом и своими, иными интересами.

- С иномарками, порнушками-чернушками, баксами... Жалкое зрелище... Я - не философ, не политик. Я - солдат! Я - летчик. По стажу - небожитель, можно сказать. Так же, как и все, - за сытую и богатую жизнь. Но за красивую, светлую, а не за свинскую, скотскую этих так называемых "новых русских". А может, я чего-то не понимаю? Может, не о том говорю, не для того вы меня пригласили? Но раз пригласили, дайте высказаться. Да еще в месте таком. Дорогом для меня месте. Но об этом - потом... Я вот в жизнь самостоятельную вошел малолетним батраком и беспризорником. Двадцатые годы. Холод, голод... Когда появилась возможность учиться, за два года прошел программу пяти классов, за девять месяцев освоил двухгодичное обучение по специальности слесаря-инструментальщика, а через четыре - машиниста паровоза...

Тогда же при заводах организовывались летно-планерные кружки. По выходным занимался там. В пятнадцать взлетел...

- Крутой взлет, однако, от беспризорника до летуна, из грязи да в небеса...

- Время было такое. Стремительное. Навыяснялся народ с дубинами и пулеметами, пора было и за ум браться.

Но что такое настоящая учеба, я познал в Ворошиловградской военно-авиационной школе пилотов, куда был направлен как один из лучших учеников летно- планерного кружка. Там мы не знали ни сна ни отдыха. Зато и благодарен я той науке был потом всю свою жизнь. Как бы ни гнула, ни испытывала меня судьба - всегда мог устоять, не дрогнуть.

Окончил я школу с характеристикой: "Не битый по стрельбами и в бомбометании". То есть никто со мной сравниться не мог.

- Где же потом вам, "небитому", довелось летать?

- Конечно же, в армии. Я с 34-го был участником всех довоенных воздушных парадов над Красной площадью. Вроде бы неплохо летал. От наркома Ворошилова получал золотые часы, маузер и даже мотоцикл. Но самой большой моей наградой тогда стала "командировка" в Испанию, где впервые довелось воевать с фашистами в Интербригаде. Там меня и окрестили "Красным дьяволом". Сначала испанцы, а потом и немцы. В драку с ними я вступил буквально на второй день после прибытия в страну. Тогда-то у меня и открылся счет, первые три подбитых гитлеровских самолета.

Но "дьяволом" меня назвали не за эту схватку, а за мой таран. Когда твой самолет берут в кольцо "мессеры" и трудно выйти из боя живым, тогда и решаешься на "лоб в лоб"" Немцы всегда отворачивали. Типичная история для того времени.

А перед отъездом из Испании мне подарили патефон...

Наша справка:

"За девять месяцев пребывания в Испании боевым летчиком И.Е.Федоровым совершено 286 вылетов. За мужество и мастерство он награжден двумя орденами Красного Знамени"...

- А после Испании куда занесла вас судьба?

Учился на Высших офицерских авиационных курсах. А с 1940 года был на летно- испытательной работе. Буквально до начала войны испытывал самолеты на полигоне под Горьким. Особенно запомнились мне полеты на новом истребителе И-180. Четыре раза я поднимал И-180 в воздух. Сложными и опасными были эти полеты. Самолет был несовершенен. Потому-то и дал я нелестное о нем заключение: "Высоту И-180 набирает медленно, машина тяжелая, выражаясь по-простому, летающий мотор". В серию самолет не пошел.

- А откуда у вас немецкая награда?

- Перед самой войной меня с небольшой группой летчиков-испытателей послали в Германию. У каждой из сторон был свой интерес. Немцы хотели нас ошеломить, потрясти новыми самолетами фирм Мессершмитта, Юнкерса, Хейнкеля и Фокке-Вульфа. У наших - раскрыть возможности этих машин и сравнить их со своими. Немцы почему не боялись нам свои самолеты показывать? Были убеждены, что мы, лапотные, их никогда не догоним.

Мы немецкие самолеты освоили сразу, и это по достоинству оценили гитлеровцы. На торжественном ужине перед нашим отъездом Геринг вручил нам свои награды.

- А по пятам уже шла война...

- И я сбивал фашистских асов уже в родном небе. Начал с "картежников" того же Геринга. У него в любимцах была супергруппа летчиков, которые фюзеляжи машин разрисовывали игральными картами. Как правило, королями да тузами (этот "карточный" образ сейчас во всю эксплуатируется в "леталках" - например, подобные разукрашенные компьютерные самолеты есть на vulkanstavka24.com - онлайн игровые автоматы). А у командира - полковника фон Берга - на стабилизаторе красовался еще и трехглавый дракон. Вот с ним-то, одним из первых, и довелось мне схлестнуться в бою. Мастером он был отменным, слов нет, да вот только проявить выдержку, волю в самый ответственный момент так и не смог. Когда я пошел на таран, фашист дрогнул, взмыл вверх и рассыпался под моим огнем.

А после боя мне принесли награду: кортик и курительную трубку немца, приземлившегося с горящего "дракона" прямо в наши окопы. Она пополнила мою коллекцию трубок.

Наша справка:

"За полтора месяца боев на фронте майор Федоров И.Е. сбил 15 вражеских самолетов. Командир авиакорпуса полковник Н.П. Жильцов подписал представление на присвоение И.Е.Федорова к званию Героя Советского Союза..."

- Но Героя вы получили уже после войны. Почему?

- А откуда я знаю? Но об этом я как-то не задумывался в те дни. Нельзя от судьбы требовать всего сразу, как говорится. Меня она много раз бросала в самое пекло. И я выходил живым. Пусть и с многочисленными ранениями. Одних осколков из тела вытащили более пятидесяти.

- Ну а слава?

- По прошествии многих лет я начал глубже понимать слова Наполеона. Помните его знаменитое изречение: "Моя истинная слава - не сорок выигранных боев, а мой гражданский кодекс". Значит, надо прежде всего быть гражданином. Тогда, может, и героем станешь.

- Но Золотую Звезду, хоть и после войны, вы все-таки получили...

- Вручили ее мне за испытание и освоение новых самолетов. 27 полетов на них были признаны как мировые рекорды. Об этом узнал Сталин, распорядился. А это уже, как понимаете, не просто бумага с представлением. Через пару недель - 5 марта 1948 года - я стал Героем Советского Союза.

- Да, по всему видать, летали вы здорово.

- А вы можете посмотреть, как именно. По фильмам. В картинах "Им покоряется небо", "За облаками небо" самолеты пилотируются мною, а не артистами, разумеется. Детская, в общем-то, для меня работа...

Сейчас уже не летаю. Сейчас мне уже восемьдесят... А с аэродромом этим у меня многое связано. Я небо над ним вдоволь в свое время расчертил, автографами расписал...

Он замолчал. Надолго замолчал. Он смотрел в небо.

"Беседовать люблю на воздухе", - вспомнилось его условие...