Э. Листер, член Исполкома ЦК Компартии Испании

Горячий июль

[Республиканцы в Брунетском сражении (июль 1937 г.) преследовали две цели: во-первых, оттянуть войска мятежников с севера, где они вели успешное наступление в Басконии, и, во-вторых, попытаться заставить противника уйти из предместий Мадрида. В этом сражении Э. Листер командовал 11-й дивизией, снискавшей себе заслуженную славу.]

Брунетское сражение длилось с 6 по 26 июля 1937 года. Это было наиболее жестокое сражение за всю войну. Равнина Брунете превратилась в ад. В течение 20 дней более 120 тыс. человек сражались днем и ночью на сравнительно ограниченном пространстве, где рвались сотни тонн бомб и снарядов. Обе стороны понесли большие потери - более 60 тыс. человек. 11-я дивизия, насчитывавшая в своих рядах 10 тыс. бойцов, вступила в бой 6 июля и сражалась двадцать дней, несмотря на беспощадное солнце, ад картечи и авиацию врага, бомбившую днем и ночью. К 27 июля в дивизии осталось менее 4 тыс. человек: потери составляли 65 процентов; большая часть бойцов была убита. Из командного состава дивизия потеряла: в штабе - 7 человек, в кавэскадроне - 5, в специальном батальоне - 23, в противотанковом управлении - 5, в 1-й бригаде - 212, в 9-й - 168, в 100-й - 206, а также более 40 комиссаров. Вот имена некоторых погибших в этом сражении:

Гонсало Пандо, командир 9-й бригады. Он был не только смелый командир, но и хороший товарищ, пользовался доверием и любовью солдат, смело шедших с ним в бой. Пандо родился в Вильявисиоса (Астурия). Мятеж застал его в Раскафриа, где он работал врачом. За несколько дней до мятежа он собрал живших в долине Раскафриа мужчин, придерживавшихся левых убеждений, и организовал отряд, который оборонял этот район. С этими людьми, вооруженными несколькими пистолетами и охотничьими ружьями, он вскоре захватил Пико дель Неверо, выступив против фашистов, продвигавшихся по Сьерре на Мадрид. Затем совместно с Барсана, впоследствии павшим на войне, Модесто и Ортисом - великолепным аргентинским товарищем, окончившим войну командиром дивизии, Пандо принимал участие в создании батальона "Тельман", а с сентября командовал им. После Сьерры Пандо воевал под Талаверой, Сесеньей, Торрехоном де Веласко, Вильяверде, Серро Рохо. В труднейших боях под Ла Мараньоса и на Хараме, уже будучи командиром бригады, он был ранен, но вскоре вернулся на фронт. Пандо принимал активное участие в боях под Гвадалахарой, где его бригада взяла деревни Трихуэке, Гаханехос и Леданка.

Альберто Санчес, командир 1-й бригады. Этот герой-кубинец являл собой пример солидарности с борющейся Испанией. Он был убит в расцвете сил, едва достигнув 21 года. На Кубе Альберто боролся против диктатуры Мачадо¹ . Из-за преследований властей ему пришлось покинуть родину и переселиться в Испанию. Когда вспыхнул мятеж, Альберто Санчес находился в Мадриде и в первые же дни отправился воевать на Сьерру, где благодаря недюжинным военным способностям и героизму получил свое первое офицерское звание. В нескольких сотнях метров от того места, где он погиб, его жена, капитан Энкарнасион Луна, командуя ротой, продолжала бить врага из пулеметов. Убит был и Эмилио Конехо, начальник штаба 1-й бригады, а также лейтенанты его штаба Морено, Лафуэнте и Угарте. Луис Фернандес Флуитерс, уроженец Куатро Каминос, одним из первых поднялся на Сьерру де Навасеррада в колонне милисиас Барсана. Сержантом он сражался под Талаверой; в 5-м полку получил чин младшего лейтенанта, в Вильяверде - лейтенанта; в Пингарроне был повышен до капитана; погиб под Брунете, будучи командиром батальона. Другой его брат, лейтенант 11-й дивизии, был убит раньше; двадцатичетырехлетний Сигизмундо Поланко, командир батальона "Хосе Диас", до войны был учителем. Мятеж застал его в Мадриде, где он принимал участие в штурме казармы Монтанья. Вскоре Сигизмундо отправился на Сьерру. В На-

Окончание. Начало см. "Вопросы истории", 1968, N 10.

вальперале получил звание капрала, позже стал сержантом. В бою под Сесеньей он геройски сражался, уже будучи капитаном. В этом бою Поланко был ранен, однако на следующий день сбежал из госпиталя и вернулся на передовую линию, а спустя два дня был назначен командиром батальона и вел бои за Вильяверде, на Хараме, под Гвадалахарой, Гарабитес и на юге Тахо. Альберто Галего, начальник санитарной части 1-й бригады, с первого дня мятежа находился на фронте. Франсиско Муньес Асорин родился в Иекла 20 ноября 1919 года. Студент. В борьбу включился с первого дня мятежа и сражался в роте "Хуанита Рика" на Гвадарраме и под Талаверой, а затем в первой бригаде 11-й дивизии, командуя пулеметной ротой. Хуан Хосе Уэрта - уроженец Санта Крус де Мудела, где руководил организацией ССМ² . Этому лейтенанту было всего 17 лет, когда его убили. Офицер штаба 100-й бригады, лейтенант Сатурнино Мурильо был убит, защищая ручными гранатами штаб. Среди раненых был капитан Филиппе Ортуньо. После окончания войны в Испании он эмигрировал в Советский Союз и во время Великой Отечественной войны сражался против гитлеровцев. Позже вернулся в Испанию, где продолжал борьбу в рядах партизан; погиб на родине в 1946 году.

Важную роль в Брунетском сражении играли политработники. Они как бы соревновались между собой в героизме. Вот некоторые из них: комиссар 1-й бригады Севиль был ранен в бою под Брунете; рабочий-механик Хосе дель Кампо, комиссар 9-й бригады, а затем комиссар 46-й дивизии. В октябре 1934 г. его батальон был послан в Астурию, где Хосе наладил контакт с местной организацией Коммунистической партии в Саме и проводил большую политическую работу среди солдат. После героического участия в нашей войне дель Кампо с таким же энтузиазмом сражался в рядах Советской Армии во время Великой Отечественной войны, затем отправился в Испанию, к себе, в родную страну, и погиб там в 1962 году. Пали Рамирес, комиссар 100-й бригады, Менор, комиссар санитарной службы дивизии. Аурелио Мартин, крестьянин из провинции Толедо, стал комиссаром 9-й бригады. После войны эмигрировал в Советский Союз и был убит, сражаясь против гитлеровской армии. Погиб под Брунете и Прадаль, комиссар батальона. И сколько еще других!.. Вот имена некоторых комиссаров, тоже павших в бою: Алехандро Гарсиа, Хулио Родригес, Гонсало Вильямайор, Хосе Антонио Мартинес, Франсиско Приэто, Хосе Перес, Мануэль Гарон, Рафаэль Гонсалес.

Вместе с кровью испанцев лилась кровь сынов других народов. В боях под Брунете пали американец капитан Оливер Лау, немец капитан Отто Хургенсен, югослав комиссар Владохе Парович, англичанин доктор Соленберг и многие другие. Всех невозможно здесь перечислить. Большую лепту внесли солдаты, капралы и сержанты. Сколько пролито ими крови, сколько энтузиазма и героизма проявили они, защищая свободу и демократию! Короткая военная история этих людей, павших в боях, была историей создания Народной армии и обороны Мадрида. Они без устали сражались, многие из них стали командирами или комиссарами благодаря героизму, умению командовать и руководить. Следует отдать должное различным родам войск и служб за их великолепное ведение военных операций. Действия нашей авиации были замечательными на протяжении всего Брунетского сражения: и в первый период, когда она господствовала в воздухе и систематически бомбила коммуникации врага и его войска, и тогда, когда ей пришлось сражаться против авиации противника, переброшенной с севера и других фронтов. Что касается действий наших танкистов, то не хватит слов, чтобы все о них сказать. Их танки представляли собой раскаленные печи, и, несмотря на это, танкисты геройски сражались. Их самоотверженность превосходила всякое воображение. Санитарная служба, которой руководили Вилья Ланда и комиссар Менор, неустанно заботилась о раненых.

В условиях, когда дороги днем и ночью находились под ударами авиации и артиллерии врага, наш транспорт прекрасно справился со своей задачей. Им руководили Анхело Серрано и комиссар Лобо. Безотказно действовала и связь, которой руководили капитан Анхел Санчес и комиссар Альваро Карбахос. Снабжение осуществлялось людьми капитана Вильясанте и комиссара Лукаса Нуньо. Ни на один день они не оставляли войска без горячей пищи. Войну в Испании Лукас Нуньо окончил комиссаром интендантской службы 5-го армейского корпуса. Эмигрировав в Советский Союз, он воевал в рядах Советской Армии, затем вернулся в Испанию и продолжал борьбу в подполье, был арестован франкистской полицией и казнен в Мадриде в 1947 году. До последней минуты Нуньо мужественно держался, не склонив головы перед своими палачами. О Брунетском сражении франкисты пишут много лжи, но они не могут не сказать и правды, а именно - эта операция могла изменить ход войны. Брунете была первой военной операцией большого масштаба, спланированной республиканским командованием. Необходимо вместе с тем отметить, что перед Брунете выявился целый ряд недостатков, которые затем повторялись в большей или меньшей степени во всех наших крупных наступательных операциях. Вот, на мой взгляд, некоторые из этих недостатков: не накапливались необходимые силы и средства, которые можно было бы сосредоточить для проведения планируемой операции; войск, предназначенных для проведения операции, было недостаточно для захвата намеченных объектов; наблюдалась значительная разбросанность воинских частей и боевых средств, их неправильное распределение между главным и второстепенным направлениями в ущерб первому...

В течение двух дней мы нервничали, не видя противника впереди, но зная, что он на флангах и в тылу у нас. Я отчаянно просил прислать войска и средства для закрепления достигнутых в первые дни успехов, но в ответ - одно молчание. А в это время

под Кихорной и в других секторах фронта расходовались силы и средства в бессмысленных фронтальных атаках. То, что не были использованы первые успехи, объяснялось тем, что при планировании операции в целом совершенно отсутствовала мысль об уничтожении противника и намечался в конечном счете лишь разгром его Центрального фронта с тем, чтобы заставить врага отступить. Первые три дня сражения были исключительно важными; противник с трудом приходил в себя от неожиданности и очень медленно сосредоточивал свои войска. В первые два дня он тщательно подбирал резервы в ближайших секторах и усиливал ими пункты сопротивления. Только на третий день на вражеские позиции стали прибывать силы и средства в больших количествах. В течение этих первых дней, а затем на протяжении всего сражения враг не сумел использовать слабость наших флангов. Почти все время франкистские войска атаковали Брунете с фронта. В первые три дня республиканские части имели большие возможности для наступления, но наше командование было еще более медлительным, чем франкистское. В эти дни резервы в бой не вводились и серьезные возможности завершить разгром противника на Мадридском фронте не были использованы.

Мысль, появившаяся у меня во время атаки у Серро Рохо (январь 1937 г.), ставшая под Гвадалахарой еще более отчетливой, под Брунете превратилась в уверенность: нашим начальным успехам в наступлении удивлялись в первую очередь высшие инстанции республиканской армии. Вообще планы наступательных операций составлялись хорошо, но не учитывались такие моменты, как обеспечение их выполнения и использование боевого успеха. Ряд высших командиров-профессионалов, лояльно относившихся к республике, всю войну помнил о сумятице в ополченческих колоннах в первые дни мятежа, то продвигавшихся вперед, когда это было наименее уместно, то беспорядочно отступавших, когда можно было сопротивляться, в колоннах, не имевших ни военной техники, ни дисциплины. Эти военные, да и некоторые командиры из ополченцев не понимали и не хотели понять на протяжении 32 месяцев борьбы и, по-моему, продолжают и сейчас не понимать характера войны, которую мы вели. Они не уяснили себе, какая армия соответствовала этой войне. Существует довольно распространенное мнение (на нем сходятся военные и из франкистского и из республиканского лагерей), что в нашей армии слабыми были низшие командные кадры. Это абсолютно не соответствует действительности. Поистине слабыми были именно командиры, занимавшие высшие посты. Они не всегда верили в способности командиров, вышедших из глубин народа. В то же время они испытывали чрезмерный пиетет к командирам вражеской армии. Им не хватало веры в народ и в победу нашего дела. Примерами такого отношения к военным кадрам были, в частности, полковники Хурадо и Касадо (последний позже восстал против республики), являвшиеся последовательно командирами 18-го корпуса, чьи действия в Брунетском сражении были из рук вон плохими. Правда, в этом сражении действия некоторых высших командиров, вышедших из ополченцев, таких, как Кампессино, Картон и Мера (последний позже предал защитников Мадрида), скорее заслуживали разбирательства в военном трибунале, но и эти командиры продолжали оставаться на своих постах.

И, наоборот, за один год тяжелой школы боев десятки тысяч людей поняли, что такое война: они научились умело пользоваться картой и тактически грамотно передвигаться на поле боя. Кроме того, они верили в победу, а в войне, какую вели мы, это было главным. Несмотря на указанные слабости, успех, достигнутый республиканскими силами, оказался очевидным. Наступление противника на севере было резко остановлено, и планы врага закончить там войну летом рухнули. Уже сам по себе этот факт является стратегическим успехом. Месяц передышки, полученный в силу сложившихся обстоятельств на севере, не был использован мятежниками должным образом. Но это - другая тема, и мы ее здесь не касаемся. Наши военные планы разрабатывались в большой тайне. Илья Эренбург в своих мемуарах писал, что подготовка Брунетской операции осуществлялась недостаточно скрытно. Домысел допустим в литературе, но в данном случае жаль, что мой старый друг Эренбург так сказал о Брунетской операции, разработка которой велась именно втайне. Сосредоточение войск и боевых средств для этой операции осуществили таким образом, что франкистские шпионы, проникшие в штаб нашей Центральной армии, до последнего момента не знали о характере и месте операции, и для противника наш удар явился полной неожиданностью,

Брунетское сражение показало, что республика уже располагает армией, способной атаковать серьезные силы противника и навязать ему поле боя. Так понимали свою задачу наши войска, боевой дух которых еще более закалился после этой битвы, что они и продемонстрировали месяц спустя на Арагонском фронте. И, чтобы закончить повествование о Брунете, расскажу об одном случае. Однажды мне позвонил командир 100-й бригады и сообщил, что два батальона марокканцев начали атаку в его секторе. Он просил, чтобы наша артиллерия открыла по ним огонь. С командного пункта я следил за ходом боя и увидел, что атака противника отбита. Немного позже мне вновь позвонил командир бригады и сказал, что наши части контратаковали врага и в одной из лощин взяли в плен 50 марокканцев, которых он направляет ко мне. В его голосе было что-то странное, но я не придал этому значения. Примерно через полчаса прибыли пленные. Все они оказались не марокканцами, а моими земляками. (В конце июля 1936 г. в Галисии³ был установлен франкистский режим.) Поскольку у Франко было уже мало настоящих марокканцев, он одел в марокканскую одежду галисийцев, чтобы произвести впечатление на наших солдат.

Арагонские анархисты

[Немалый интерес представляет освещение Э. Листером событий, связанных с роспуском Арагонского совета, который был создан анархистами, грабившими население и создавшими обстановку жестокого террора. Автор показывает попытку тогдашнего министра обороны Индалесио Прието путем интриг и провокаций вызвать вооруженное столкновение между коммунистами и анархистами и тем самым подготовить обстановку для капитуляции перед Франко.]

За годы, прошедшие с конца войны, анархисты неоднократно повторяли, что режим "анархистского коммунизма", установленный ими в Арагоне, является наиболее революционным. В анархистских книгах и газетах утверждается, будто большое революционное дело было уничтожено "коммунистическими батальонами Листера". Господа анархисты, будьте же посерьезней!

11-я дивизия, прибывшая в Арагон, насчитывала около 7 тыс. человек; вы же кичитесь тем, что имели там три анархистские дивизии, "правительство" с гражданским аппаратом и, по вашим уверениям, "счастливый народ", следовавший за вами. Как же оказалось возможным, чтобы "коммунистические батальоны Листера" при таком соотношении сил смогли совершить столь разрушительную "работу", уничтожить "большую анархистскую революцию" в Арагоне? Сие невозможно было осуществить, господа анархисты, хотя бы потому, что в Арагоне не существовало никакой революции, а была только контрреволюция. Но обратимся к действительному ходу событий, ибо считаю, что после моего более чем двадцатилетнего молчания в ответ на клевету и ложь анархистов я имею право высказать свое мнение в отношении этих событий. В ночь на 5 августа 1937 г. я получил в Мадриде приказ генерала Рохо явиться к нему в Валенсию, где находились правительство и Главный штаб. В 10 часов утра я прибыл к Рохо, который сообщил мне, что министр обороны Прието хочет меня видеть. Он проводил меня к нему в кабинет. В приемной министра находилось двадцать пять - тридцать человек. Как только мы вошли, ординарец министра доложил ему о нашем прибытии, и Прието немедленно вышел к нам. Улыбаясь, он подал мне руку и в то же время сказал Рохо, что тот может уйти. Затем, положив мне руку на плечо, проводил в кабинет и усадил в кресло. Сам он сел напротив меня. Я был насторожен такой любезностью. Мои подозрения подтвердились, как только он объяснил, зачем я вызван.

Правительство решило распустить Арагонский совет, объяснил Прието, но оно опасается, что анархисты будут противиться выполнению приказа. Поскольку Арагонский совет, кроме своих полицейских сил, имеет три армейские дивизии, Прието, по его словам, предложил Совету министров, а последний согласился с его предложением, отправить туда военные силы, способные обеспечить выполнение правительственного решения. Далее он сказал, что выбор пал на 11- ю дивизию. Ее боеспособность, моя энергия как командира и, как он выразился, беспристрастность по отношению к различным партиям являются гарантией тому, что приказ правительства будет выполнен. Он добавил, что я не получу никакого письменного приказа для выполнения изложенного им задания и в дальнейшем не будет никаких сообщений по этому поводу. Таким образом, речь шла о секретном государственном задании, возложенном на меня, и я без церемоний и бюрократической волокиты мог отстранить любого человека, если сочту нужным, так как мои действия санкционированы правительством. Пока я был в Валенсии, Рохо уже отправил приказ начальнику штаба моей дивизии о переброске ее в Каспе - столицу Арагонского совета. Согласно официальной версии, дивизия отправлялась туда якобы на отдых и переформирование. О предпринятых мною мерах по выполнению решения о роспуске совета я должен был доложить генералу Посасу, командующему Восточной армией, условной фразой - мои части "уже расквартированы". Тогда он сообщит мне дату опубликования декрета, сказав: "Завтра это выйдет". Такой ответ будет означать - декрет опубликуют в правительственном вестнике на следующий день.

Серьезность этого поручения была для меня очевидной. Также было ясно, что необходимо покончить с национальным позором, который представлял собой Арагонский совет. И все же я еще не представлял полностью ту трагическую обстановку, в которой жили крестьяне Арагона в эти тринадцать месяцев "анархистского коммунизма". Мне предстояло к тому же узнать, до какого предела мог дойти Прието в своем коварстве. Выйдя от министра и уточнив с Рохо вопросы военного характера, я отправился проинформировать руководство партии о полученном мною задании (я не раскрывал никаких секретов, так как в состав правительства, принявшего это решение, входили два коммуниста). Товарищи подтвердили, что такое решение действительно существует, и посоветовали мне соблюдать особую осторожность при его выполнении. Заявление Прието о моей "беспристрастности" вызвало общий хохот, и товарищи рассказали мне, что на другом заседании Совета министров, где предлагалось назначить меня командиром корпуса, Прието, выступая против моей кандидатуры, заявил, что я "применяю методы Панчо Вилья"⁴ . Я отправился в Каспе, куда начали прибывать части моей дивизии, а также приданный мне танковый батальон. 6 августа дивизия была на месте. Свой командный пункт я расположил в Паласио де Чакон, в четырех километрах от Каспе, и стал подготавливать два варианта плана атаки и захвата Каспе (в случае не-

обходимости) и отражения военных действий со стороны анархистов, если они возникнут. Накануне я посетил в Альканьисе полковника Санчеса Пласа, командира 12-го корпуса, которому официально была придана теперь моя дивизия. Мой визит преследовал две цели: необходимо было обязательно представиться по субординации и выяснить, знает ли полковник что-либо о моей истинной миссии. У меня создалось впечатление, что он не в курсе событий. 7 августа был опубликован приказ о включении 11-й дивизии в состав 12-го корпуса. В нем после восхвалений по поводу заслуг дивизии отмечалось: "Этим приказом я хочу выразить свое личное и общее чувство 12-го армейского корпуса и отдать дань уважения 11-й дивизии. Мы должны самым возвышенным образом почтить всех ее командиров, офицеров, сержантов и солдат, павших в боях. Они служат нам примером и указывают путь, по которому мы должны идти, когда родина потребует этого от нас, иначе мы не будем достойными продолжателями дела павших! Я призываю вас поднять кулаки* и вместе со мной воскликнуть с волнением в сердцах и на устах: "Да здравствует Испания! Да здравствует Республика! Да здравствует 11-я дивизия!" Командующий полковник Санчес Пласа".

7 августа, приехав в Лериду, где находился командный пункт генерала Посаса, я проинформировал его о принятых мерах для обеспечения выполнения правительственного задания и спросил, каково его мнение на этот счет. С ангельской наивностью он сказал, что я прибыл в Арагон только с одним заданием - переформировать свои войска и дать им заслуженный отдых. Я ответил, что такое объяснение является формальным и не отражает сути истинного задания, о котором он осведомлен. Однако генерал продолжал упорствовать в своем неведении. Затем, на минуту покинув террасу, где происходил наш разговор, он вернулся в сопровождении советского военного советника и ординарца, несшего бутылку шампанского. Советский полковник спросил меня по-русски, о чем мы беседовали. Когда я объяснил ему позицию генерала, советник сказал, что Посас в курсе всего плана. Я продолжал поэтому настаивать в разговоре с Посасом, что командующий армией осведомлен обо всем, но тот придерживался принятой им линии. Не вступая в дальнейшие рассуждения, я сказал ему, что он может сообщить министру о принятии всех необходимых мер, а затем, распрощавшись, уехал.

Начальником штаба Восточной армии был подполковник Антонио Кордон. Когда начался мятеж, он, тогда еще капитан артиллерии в отставке, немедленно стал на сторону республики и сыграл значительную роль в войне. На различных постах он проявил себя человеком, разбирающимся в военных проблемах, обладающим ясным умом и наделенным организаторскими способностями. Я мало знал Кордона, но все же пошел к нему домой, так как он в то время был болен. На мой вопрос, знает ли он о моей истинной миссии, он ответил, что она ему известна так же, как и генералу Посасу. 11 августа в 11 часов вечера меня вызвал к телетайпу генерал Посас. Телетайп, находившийся в распоряжении Арагонского совета, обслуживал совет и военную комендатуру. Когда я явился для переговоров, дежурившая у телетайпа девушка соединила меня с Посасом. После того, как я назвал себя, командующий армией сказал условную фразу: "Завтра это выйдет". Я ответил: "Мой генерал, можете сообщить министру обороны, что все меры приняты. Артиллерия установлена, танки и пехота на своих исходных рубежах; если кто-либо двинется, я раздавлю их..." Во время паузы генерал произнес: "Хорошо, хорошо, желаю удачи". На этом связь прервалась. У дежурной я потребовал ленту с записью нашего разговора. Она возразила, заявив, что лента должна остаться в архиве. Я повторил свое требование настойчивее. Лента была мне отдана. Уходя, я приказал одному из сопровождавших меня офицеров проследить, выйдет ли девушка из здания и пойдет ли в помещение совета. Спустя минуты три после нашего ухода она это сделала. Сигнал тревоги был дан, и началось беспорядочное бегство членов "анархистского правительства" и их соратников. Наши контрольные пункты, установленные в 3 - 4 км на дорогах вокруг Каспе, задерживали их одного за другим. План психической атаки, осуществлявшийся на протяжении нескольких дней (маневры пехоты в окрестностях Каспе, артиллерийская стрельба, прохождение по улицам Каспе батальона танков, демонстративно вращавших пушечными башнями, движение моторизованных частей), дал свои результаты. Ненавистный народу Арагонский совет развалился без единого выстрела. И когда на следующий день декрет о его роспуске появился в правительственном вестнике, совета уже не существовало. Все министры "анархистского правительства", за исключением председателя Аскасо, еще днем уехавшего в Валенсию, были арестованы при попытке к бегству, так же как и четыре члена национального комитета НКТ⁵ . Из всех задержанных на контрольных пунктах было арестовано 120 человек, остальные освобождены.

На следующий день я получил приказ Рохо явиться в Валенсию. Как и в первый раз, генерал проводил меня до кабинета Прието. Но теперь министр не улыбался дружески: не было ни руки на плече, ни предложения сесть. Стоя посреди комнаты, как искусный комедиант, Прието начал так громко отчитывать меня, чтобы тридцать или сорок человек, находившихся в приемной, могли все слышать: "Что вы наделали в Арагоне? Вы убили анархистов! И теперь они требуют вашей головы. Я должен ее им выдать или начать новую гражданскую войну!" Я дал ему возможность разыграть эту

* Поднятый к голове кулак - воинское приветствие, принятое в республиканской армии.

комедию до конца, и, когда он остановился, чтобы перевести дух, и голосом, еще более громким (надеясь, что меня тоже услышат в приемной), ответил: "Господин министр, прошу извинить меня за то, что не выполнил ваших указаний в части расстрелов анархистов; дела сложились так, что не было необходимости в применении каких-либо крайних мер. Арестовано сто с лишним человек. Они будут преданы суду или освобождены, как вы прикажете". В этот момент Прието пустил в ход главный козырь: "В кабинете Сугасагойтия, министра внутренних дел, - сказал он, - в настоящий момент находится делегация национального комитета НКТ, утверждающая, что четыре члена национального комитета были убиты и их трупы обнаружены на дороге Каспе - Альканьиса и что НКТ готовит всеобщую забастовку". Я ответил, что это ложь, так как члены национального комитета были арестованы, но не расстреляны. Все сказанное мною можно проверить на месте. Прието позвонил по телефону Сугасагойтия и передал ему только что сказанное мною. Со своей стороны, министр внутренних дел сообщил, что находящаяся в его кабинете делегация НКТ сожалеет о своих словах, ибо мнимо расстрелянные в действительности живы и находятся в руках 11-й дивизии. Наконец договорились, что я отдам приказ об освобождении всех арестованных. Прието потребовал, чтобы я составил приказ тут же с тем, чтобы Рохо смог немедленно отправить его по назначению. Так и было сделано. Но приказ я составил таким образом, чтобы начальник моего штаба понял, что выполнять его до моего возвращения не следует. При таком положении дел, освобождая анархистов, я хотел принять все меры, чтобы избежать их расстрела какими-либо другими лицами, пожелавшими взвалить ответственность на 11-ю дивизию. 13 августа все арестованные были освобождены, а здания, находившиеся во власти "анархистского правительства", перешли в распоряжение комитета Народного фронта. Прието ненавидел анархистов, но не меньшую ненависть он питал и к коммунистам. Он не верил в успех нашего дела и был сторонником поражения в войне. Если бы его арагонский план удался, то одним выстрелом он убил бы двух зайцев: вызвал новую гражданскую войну между коммунистами и членами НКТ (Прието сделал бы все, чтобы столкнуть их между собой и чтобы они уничтожили друг друга), и таким образом, по его представлению, был бы положен конец войне. На практике Прието был предвестником Касадо⁶ и компании. Если бы его планы осуществились, то разгром республики произошел бы на два года раньше, чем того добились касадисты. Прието полагал, что лучшим инструментом для выполнения этого плана явится 11-я дивизия во главе со мною. Однако осуществить этот план ему не удалось.

Но вернемся к Арагонскому совету и расскажем о его создании и деятельности. Тотчас после начала фашистского мятежа анархисты создали комитет, названный Комитетом нового социального устройства Арагона, Риохи и Наварры, и провозгласили в этих районах так называемый "анархокоммунизм". Комитеты НКТ превратились в органы власти "Анархистской коммуны", наделенной законодательной и исполнительной властью, включая право выпуска денег и ввода их в обращение в каждой местности. Вначале эти обязательные для всех деньги появились в виде сертификатов в одну, две, три и десять песет. В результате этой операции анархисты похитили у населения республиканские деньги, запретив их обращение и присвоив их в обмен на свои сертификаты. На региональной конференции 12 августа 1936 г. НКТ одобрил все мероприятия анархистского правительства: обобществление частной собственности, роспуск комитетов Народного фронта, запрещение деятельности других политических партий (они объявлялись вне закона, а их членов преследовали). После полного провала этого первого анархистского "государства" ФАИ и НКТ решили усовершенствовать правительственные формы руководства и органы власти и создали Арагонский совет под председательством Хоакина Аскасо. Это правительство премьер республики Ларго Кабальеро признал законным. В нем было двенадцать министерств ("консехериас"): обороны, общественного порядка, снабжения, финансов, общественных работ, транспорта, коллективизации, сельского хозяйства, здравоохранения, социального обеспечения, культуры и юстиции. Их главы получали такое же жалованье, как и министры Басконии и Каталонии. После роспуска совета выяснилось, что у Аскасо был заготовлен декрет о создании в рамках совета "президентской палаты", которая должна была присвоить ему звание президента республики. Эти на словах "враги" почестей и различий между людьми в действительности в Арагоне особенно усердно придерживались их. Аскасо и министры анархистского правительства жили в большей роскоши, чем древние арагонские короли. Каждая поездка Аскасо в Барселону, Валенсию или Мадрид являла собой необычное зрелище: десятки роскошных автомобилей, банкеты. Всего было в изобилии, только не достоинства. Похищенный в Арагоне и проданный ими за границу шафран давал не только средства для такой жизни, но и возможность положить изрядные суммы в банки Франции и других стран.

Трудовой же народ жил в Арагоне в нечеловеческих условиях. Во время "Анархистской республики" он познал, что такое террор, организованные преступления, грабежи и другие действия, направленные против интересов рабочих и крестьян. "Враги" всякой диктатуры, анархисты установили здесь режим, который ни в чем не уступал режимам самых реакционных правительств. Пытки и расстрелы, особенно расстрелы "при попытке к бегству", широко применялись министерством общественного порядка, именуемым "консехерия по расследованиям". Трудно сказать, население какого пункта Арагона страдало больше всего: всюду свирепствовал террор, всюду преследовались те, кто оказывал сопротивление диктатуре анархистов. При режиме "анархистского

коммунизма" крестьяне жили неизмеримо хуже, чем до "анархистской революции". Для них ни в коей мере не гарантировалась личная безопасность; достаточно было решения комитета убрать какого-либо крестьянина или всю его семью, как она внезапно исчезала, а комитет заявлял о ее "переходе" к противнику. В действительности же не один труп этих якобы "перешедших к противнику" людей был выкопан после роспуска Арагонского совета! Большая часть руководителей сельскохозяйственных коллективов не была ни арагонцами, ни крестьянами, а являлась грабителями, обычными наемными убийцами - "пистолерос". Многие из них скрывались в Арагоне после провала контрреволюционного барселонского путча в мае⁷ . Их метод руководства заключался в "убеждении" пистолетом, тюрьмой и концентрационным лагерем, где работали по 10 - 12 часов в день, не получая ни сантима. "Анархистское государство" в Арагоне, отражавшее диктатуру ФАИ, по существу, было реакционнейшим буржуазным государством со всеми государственными и политическими атрибутами такой власти.

Анархисты в Арагоне, как, впрочем, и в других местах, под видом конфискации частной собственности забирали все: землю, скот, оружие, деньги, кольца, медали, продукты, вино, домашнюю утварь. В Альканьисе во время обыска помещения, где расположились организации анархистской молодежи, в одной из комнат мы нашли 294 окорока, украденные у крестьян этого района, а также миномет, два станковых пулемета с большим количеством патронов и 1000 ручных гранат. Окорока мы передали алькальду для возвращения владельцам. В другом месте было обнаружено большое количество похищенных продуктов и ценных художественных произведений, таких, как известный крест Вальдероблес⁸ стоимостью более миллиона песет. На наших фронтах мы всегда испытывали недостаток в оружии и боеприпасах. Но в Альканьисе бойцы моей дивизии разыскали очень много оружия. Значительная часть его была закопана в огородах или укрыта в домах анархистов. Об этих, как и о многих других фактах мы рассказали в периодической печати. Газеты писали: "На всех фронтах, в том числе и на Восточном фронте, не хватает оружия. Между тем в тылу этого фронта имеется много вооружения в руках тех, у кого недоставало смелости и отваги стрелять из него на фронте в захватчиков нашей родины. Зато они храбро расстреливали всех, кто не согласен с их диктатурой"; "Любое оружие, которое спрятано в тылу, не оправдывает своего назначения и способствует предателю Франко и интервентам в нашей стране. Тот, кто прячет оружие, доверенное ему народом, и не использует его на фронте против врагов Испании, - тот предатель и заслуживает того, чтобы обращались с ним, как с врагом. Оружие должно служить фронту. В тылу нужны трудолюбивые руки, обрабатывающие землю, изготовляющие на фабриках и заводах продукцию, необходимую тем, кто сидит в окопах. Только так должна вестись война. Так она ведется в Центре, на Севере и на Юге, но отнюдь не в Арагоне. Здесь она является частным предприятием кучки врагов трудового, антифашистски настроенного народа Арагона, извлекающих из нее необычайные прибыли. Поэтому на этом фронте не было ни наступлений, ни действий в унисон с другими фронтами; не проявлялись какое-либо беспокойство или смелость. Эти верховоды не хотели менять сладкую и постыдную жизнь на жизнь в окопах, полную героизма и достоинства!" Почему же в то время анархисты не опровергали наших заявлений в их адрес и не обвиняли нас в клевете на них? Они не сделали этого потому, что все жители Альканьисы, Каспе и других населенных пунктов Арагона могли подтвердить нашу правду. "Анархистское государство", отягощенное грузом преступлений и грабежей, ненавидимое народом, развалилось само, и нам фактически не было необходимости распускать его.

Крестьяне Арагона могли сравнивать поведение командиров и солдат 11-й дивизии с поведением анархистов. В течение тринадцати месяцев хозяйничанья анархистов крестьяне постоянно подвергались грабежам и оскорблениям. И только теперь они увидели людей, готовых в свободное время помочь им в полевых работах, создававших солдатские бригады и спасавших от гибели национальное богатство страны - плантации оливок. Трудящиеся Арагона воочию убедились, что наше оружие направлено на их освобождение и защиту, а не на их угнетение. К сожалению, жители многих населенных пунктов не только Арагона, но и Куэнки, Кастельона и Валенсии страдали от действий печально знаменитой "Железной колонны". За этим громким названием скрывались несколько тысяч злодеев, носивших длинные бакенбарды и черно- красные платки. Они были храбры с безоружными рабочими в тылу, но трусливы, как зайцы, когда сталкивались с вооруженным врагом. Эта не участвовавшая ни в одном бою с фашистскими войсками анархистская колонна на протяжении ряда месяцев господствовала во многих населенных пунктах Востока, пока рабочие Валенсии с коммунистами во главе не покончили с ними, отправив значительную часть на кладбище, а остальных разогнав.

С роспуском Арагонского совета мы не считали нашу миссию оконченной. Мы продолжали военно-политическое обучение частей, устанавливали республиканские порядки в Арагоне, помогали народу налаживать жизнь и работу в условиях свободы и демократии, существовавших на остальной республиканской территории. В Каспе, Альканьисе и в других населенных пунктах разъясняли народным массам цели нашей борьбы. Бойцы 11-й дивизии помогали крестьянам в сельскохозяйственных работах. Из тюрем и концлагерей были освобождены сотни рабочих, крестьян и других антифашистов, в подавляющем большинстве членов ВСТ⁹ и партий Народного фронта, единственным "преступлением" которых являлось неподчинение анархистской диктатуре. Генеральным губернатором Арагона был назначен Хосе Игнасио Монтекон, левый республика-

нец, сражавшийся на Гвадалахарском фронте как политический комиссар, - умный, инициативный, энергичный и смелый человек. Мы оказали ему помощь в его сложной работе. Прилагались усилия к тому, чтобы установить контакт с частями, которыми командовали на Арагонском фронте анархисты. Среди их командиров были всякие люди: и честные, искренние революционеры и разбойники типа Ортиса. Солдаты анархистских частей проявляли большую симпатию к солдатам 11-й дивизии и большими группами переходили к нам. С этим обстоятельством командиры анархистских частей не могли не считаться. Мы же попали в затруднительное положение. Я отправился к генералу Посасу доложить о создавшейся обстановке. Он сказал, что анархисты жаловались ему на нарушение с нашей стороны военной этики; но мне не стоит обращать внимание на их протесты. Солдаты, перешедшие в 11-ю дивизию, хотели сражаться за республику; возвращение же их в свои части означало бы для них расстрел.

Мы продолжали нашу работу по упрочению солидарности между истинными антифашистами и укрепляли единство фронта с тылом. Благодаря хорошей работе комиссаров Альвареса (из 11-й дивизии) и Эхарке (анархиста, из 25-й дивизии), а позднее Аугусто Видаля (комиссара 21-го корпуса) отношения между военными частями и местным населением постепенно улучшились, а оголтелые анархистские элементы оказались в значительной степени изолированными. Проводились митинги, в которых принимали участие воинские части и гражданское население. Для населения устраивались футбольные матчи и другие спортивные состязания, совместные обеды, обмен делегациями. Во время этих мероприятий, в одних случаях организованных 25- й дивизией, в других - 11-й, часто выступали Альварес и Эхарке, а также другие командиры и комиссары дивизий: Виванкос-анархист, командир 25-й дивизии, я и другие лица, среди них - комиссар и командир корпуса, Крессенсиано Бильбао (комиссар Восточной армии) и Антонио Кордон (начальник штаба армии), генеральный губернатор Арагона Монтекон, представители Народного фронта, партий и организаций, а также местных властей. Эти массовые собрания обычно открывались политической частью, а затем следовала художественная. Совместно мы отпраздновали 7 ноября - годовщину Великой Октябрьской социалистической революции и начала обороны Мадрида. Большое собрание прошло 8 ноября в театре "Олимпия" в Барселоне, где с речами выступили Крессенсиано Бильбао, Антонио Кордон, Аугусто Видаль, Виванкос, боец интербригады, представитель 45-й дивизии, представитель НКТ и я. Хочу добавить, что на протяжении всей войны я знавал многих анархистов и членов НКТ. Среди них имелись и способные, великолепные и дисциплинированные военные командиры и бойцы. Одни были моими боевыми товарищами, другие находились в моем подчинении. Многие из них сражались в 11-й дивизии и по прибытии в Арагон первые возмущались преступлениями своих товарищей по организации.

Мои действия не были направлены против членов той или иной политической организации. Я ополчался только против тех, кто осуществлял политику методами, вредившими борьбе народа против фашизма. Например, секретарь регионального комитета Коммунистической партии в Арагоне Хосе Дуке был человек с серьезными изъянами для коммуниста. После роспуска Арагонского совета он полагал, что 11-я дивизия станет поддерживать его действия: он хотел взять личный реванш у анархистов. Я пригласил его в штаб своей дивизии и посоветовал больше заботиться о проведении политики партии, не проявляя излишнего любопытства там, где этого не требовалось. Я говорил ему, что партия должна проводить напряженную политическую работу по разъяснению сложившейся обстановки и поддерживать мероприятия правительства. Таковой была политика нашей партии, и она осуществлялась партией в Арагоне, ее региональным комитетом, в который входила группа прекрасных товарищей. Из них я помню Исмаила Сина, Хесуса Асеро, Рамона Асина, Леонсио Ройо, Хосе Перрухо. В конце концов Центральный Комитет партии отстранил Хосе Дуке от руководства региональным комитетом, а позже исключил его из рядов партии. Как бы ни неистовствовали сейчас анархисты, они не смогут зачеркнуть свои чудовищные преступления в Арагоне и в других местах, не смогут свести на нет восхищение арагонского народа справедливыми действиями 11-й дивизии. Народ проверил нас на деле, он видел одних и других, и перед его судом мы находимся сейчас, как находились и тогда.

На Теруэль!

[Э. Листер описывает четвертое крупное сражение - наступление на Теруэль (декабрь 1937 г. - февраль 1938 г.), начавшееся по инициативе республиканской армии с целью срыва подготавливаемого франкистами и интервентами нового наступления на Мадрид.]

7 декабря Рохо вызвал меня в свой штаб и сообщил о решении предпринять наступление на Теруэль. Он сказал, что через 3 - 4 дня объяснит мне эту операцию в деталях, а пока я должен переместить свои силы в район Орриос - Альфамбра - Эскорихуэла, и добавил, что из 11-й и 25-й дивизий создается 22-й армейский корпус под командованием подполковника Ибаррола. 11 декабря Рохо опять вызвал меня в Вильяальба Баха, откуда мы вместе проехали в Альтос де Селадас. Там он объяснил мне сущность операции и конкретизировал задачу 22-го армейского корпуса, будущее поле

сражения которого с места, где мы находились, было видно как на ладони. В ночь на 12 декабря я отправил разведывательный отряд, который прошел менаду деревнями Конкуд и Каудет и, продвинувшись дальше Сан-Бласа, вернулся с необходимыми сведениями об организации вражеской обороны. Используя данные разведки, мы разработали план боевых действий 11-й дивизии. Этот план предусматривал ночную вылазку в расположение врага, чтобы на рассвете неожиданно атаковать позиции противника. Общая же цель операции сводилась к взятию Теруэля и к срыву наступления противника на Мадрид. Перед Северной группой, в которую входил 22-й армейский корпус, ставилась задача начать наступление на Конкуд и прорвать фронт противника, после чего 11-я дивизия должна захватить Сан-Блас, соединиться с 18-м армейским корпусом и перейти к обороне на линии Конкуд - Сан-Блас. 25-я дивизия атакует Теруэль с севера, Центральная группа - 20-й армейский корпус, сформированный из 40-й и 68-й дивизий, атакует Теруэль с юго-востока, Юго- Восточная группа - 18-й армейский корпус, созданный из 34-й, 64-й и 70-й дивизий и двух бригад 41-й дивизии, прорывает фронт противника в направлении Кампильо - Сан-Блас. Позже 64-я дивизия организует оборону на линии Сан-Блас - Лаос, а 34-я и 70-я дивизии продолжают наступление на Теруэль с запада.

Согласно переданному мне Ибарролой приказу по Восточной армии, 11-я дивизия, как и другие соединения, должна была участвовать в атаке; утром намечалось провести артиллерийскую подготовку и авиационную бомбардировку Конкуда. Ночью 13 декабря я объяснил Ибарроле свой план операции 11-й дивизии. Он не согласился со мной, сказав, что это создаст путаницу, а противник получит время и к рассвету мобилизует резервы. Поскольку наши точки зрения на проведение операции не сошлись, мы договорились, что Ибаррола доведет до сведения Рохо о наших разногласиях. На следующий день он сообщил, что Рохо предложил дать мне возможность осуществить свой план, в основном известный ему и внесенный в общий план операции. Когда начался мятеж, Хуан Ибаррола был капитаном гражданской гвардии и, верный своему слову, занял позицию против мятежников. Впервые я встретился с ним после нашего поражения на Севере, где он воевал все это время. В конце ноября Ибаррола вместе с моим старым другом Кристобадом Эррандоноа приехал ко мне в Кастельоте, где провел неделю. У меня сложилось о нем самое лучшее впечатление. Он, ни на минуту не скрывавший своих религиозных верований католика, тем не менее простодушием и сердечностью быстро завоевал наше уважение. Оно возросло еще больше, когда мы увидели, как он храбр с врагами и дружелюбен, лоялен к своим подчиненным. Наше общение, хотя и непродолжительное, осталось в моей памяти как одно из лучших воспоминаний.

Из этого рассказа видно, что почти все боевые операции, в которых я принимал участие, от Гвадалахары до сражения на Эбро, начинались ночью (речь идет лишь о воинских частях под моим командованием). Но это не значило, что я предпочитал только такую форму боя. К этому вынуждала нас обстановка. Ночной бой был боем бедных: противник хорошо закреплялся на местности, умело организовывал огневую систему; во время боя его командный состав находился на своих местах, а солдаты держали линию обороны. Чтобы преодолеть все это, одного героизма было недостаточно. На протяжении всей войны нам не хватало мощного огня артиллерии и авиабомбардировочного воздействия. Поэтому мы использовали внезапность наступления, чтобы по возможности избежать людских потерь и добиться максимального успеха. Для ночных боевых действий необходимы были силы, обладавшие большой выдержкой, смекалкой, натренированные и дисциплинированные, а сама операция должна была быть хорошо подготовленной. Каждый командир, от самого высшего до самого низшего чина, обязан прекрасно знать свою задачу и задачу своих соседей. Необходимо было обоюдное доверие: командира - к подчиненным и подчиненных - к своему командиру. Солдаты и командиры должны были быть уверены, что их не толкнут на авантюру, что операция всесторонне обдумана, хорошо подготовлена и что ответственные руководители предприняли все меры для обеспечения успеха.

В последующие дни кольцо нашего окружения в окрестностях Теруэля смыкалось все больше и больше. Части противника отходили к городу, а потом прекратили сопротивление. Теруэль был занят республиканскими войсками. Между тем 11-я и 64-я дивизии продолжали усиливать внешнюю линию окружения в шести километрах к северо-востоку и западу от Теруэля, отражая контратаки противника. Мигель Эрнандес (поэт, казненный Франко в 1942 г., боец 11-й дивизии и участник боев за Теруэль) в статье, опубликованной в те дни, писал о первой неделе боев: "В эти решительные переживаемые нами дни мы словно на наковальне, на которой испытывается моральное и физическое качество людей, поставивших перед собой задачу победить фашизм. В теруэльской Сьерре, где на высотах держится самая низкая температура в Испании, солдаты 11-й дивизии вели себя как несокрушимый металл. Истекшая неделя была для них победоносной. Снег, мороз, ветер - все это обрушивалось на солдат в декабрьские дни в суровых горах Сьерры, стремясь перехватить их дыхание и заморозить их. Но ни снег, ни ветер, ни мороз, ни противник не сломили их непоколебимого духа. Солдаты 11-й дивизии стойко и мужественно переносили трудные бои с фашистами в эти суровые дни зимы. Они заняли деревни Конкуд, Сан-Блас и расчистили дорогу к Теруэлю, отражая многочисленные атаки противника, стремящегося прорвать окружение. Они были полны стремления идти вперед и победить. Это желание росло по мере того, как

усиливались попытки врага прорваться к окруженному городу. Воля к победе достигла у солдат апогея к вечеру 19 декабря. С пением "Интернационала" и криками "Мы - листеровцы" они выдерживали натиск колонн легионеров и фалангистов, атаковавших их при поддержке сильного артиллерийского огня. Противник вынужден был отступать, неся большие потери. Если вы будете искать этих солдат, вы найдете их под пулями и разрывами: они твердо стоят на своих постах! Если вы будете их искать, вы найдете их в снегу, который они растапливают своим энтузиазмом: они твердо стоят на своих постах! Если вы будете их искать, вы найдете их среди зимы, ветра, мороза горячими, как костры: они твердо стоят на своих постах! Если вы будете их искать, вы найдете их отвоевавшими деревни у фашистов, захватывающими оружие у врага, спасающими женщин, детей, Испанию от фашизма. Они твердо стоят на своих постах!"

Несмотря на суровые бои первой недели и холод, моральный дух и героизм наших бойцов были несоизмеримо выше в течение второй недели боев. В поддержании высокого духа решающую роль играла активная деятельность комиссаров под руководством Сантьяго Альвареса и Хосе Фузиманья, а также работа партийных организаций, руководимых Хосе Сандовалем¹⁰ , бойцом 1-й бригады 11-й дивизии с первого дня ее существования. Во время Великой Отечественной войны он сражался в рядах советских партизан, а когда вернулся в Испанию, продолжал борьбу за свободу народа и попал в руки франкистской полиции. В ночь на 31 декабря 11-я дивизия передала 68-й дивизии те позиции, которые завоевала 15 декабря, укрепив их солидным количеством оборонительных сооружений. У 18-го армейского корпуса в целом в те дни дела были не столь хороши: врагу удалось изрядно приблизиться к городу. 11-я дивизия была переброшена в район Куевас - Лабрадас - Альфамбра - Орриос, где обосновался штаб дивизии. Туда вечером 31 декабря приехал Ибаррола, который сообщил, что 68-я дивизия сдала завоеванные 11-й дивизией позиции, что противник захватил Конкуд и положение на фронте очень тяжелое. В секторе 18-го корпуса враг продвинулся вперед и, заняв Муэла де Теруэль, оказался у ворот города, отделенный от него лишь рвом Альфамбры. Ибаррола предложил мне послать одну из своих бригад в Альтос де Селадас.

Я ответил, что не сделаю этого в тот же день, ибо люди, в течение 15 дней отражавшие яростные атаки врага при морозе в 18 - 20 градусов, физически совершенно измотаны. У 58 бойцов были ампутированы ноги или руки, отмороженные во время страшных холодов. Кстати, франкисты, пытаясь объяснить свое поражение под Теруэлем, всю вину сваливали на холод, предвосхитив таким образом своих гитлеровских покровителей, которые четырьмя годами позже также винили мороз в своем поражении под Москвой. Как будто республиканцы сражались под тропическим солнцем! Я попросил Ибаррола пойти посмотреть на бойцов и решить, возможно ли с военной и человеческой точки зрения отправить их в бой. Я повторил, что этого не сделаю, а на мое место он может назначить другого командира дивизии. Он ответил, что это приказ и я не могу не подчиниться ему. На это я возразил, что доказательством возможности невыполнения такого приказа и будет его невыполнение. На этом мы расстались. Он отправился посмотреть одну из бригад, находившуюся в Альфамбре, и убедился, что все сказанное мною было чистой правдой.

К полудню 1 января 1938 г. я получил следующий приказ: "Специальный приказ 11-й дивизии. I. На основании полномочий, данных мне правительством, и принимая во внимание блестящее поведение соединения, находящегося под его командованием, я присваиваю чин подполковника майору ополчения Энрике Листеру за примерное поведение как командира. Это должно явиться поводом и стимулом для морального удовлетворения соединения, которое он многократно приводил к победам. II. 11-я дивизия переводится в резерв и реорганизуется, оставляя две бригады в районе Альфамбры; одна же, более многочисленная и менее утомленная, перемещается сегодня ночью в район Пуэрто де Эскандон, чтобы прикрыть завтра утром первую линию позиций, отвоеванную у противника. Командный пункт. 31 декабря 1937 г. Начальник Главного штаба В. Рохо". К приказу было приложено следующее письмо: "Друг Листер, с большим удовольствием посылаю тебе этот приказ, отданный мною первым во исполнение полученных от правительства полномочий. Ты справедливо заслужил это. Просьба, с которой я обращаюсь к тебе: необходимо выделить одну бригаду, и сделать это надо самым срочным порядком. Из-за Теруэля началась было паника. Мне нужны войска, на которые можно положиться и которые смогут удержать позиции. Сейчас обстановка нормализовалась, но завтра может стать "деликатной". Обнимаю тебя. Рохо". И штаб и я были удивлены этим беспредельно. После разговора, состоявшегося накануне с командиром корпуса, мы менее всего ожидали моего повышения в звании. Особенно нас беспокоила задержка с доставкой приказа, так как переброска одной бригады в Пуэрто де Эскандон уже затягивалась. Мотоциклист объяснил это тем, что тот, кто в прошлую ночь вез приказ, заблудился, обморозился и с доставкой приказа запоздал. Когда мы начали принимать меры к отправке бригады, то получили другой приказ, аннулирующий предыдущий, А спустя несколько дней нам приказали перебросить всю дивизию в район Сегорбе.

5 января я получил копию следующего декрета: "Блестящее поведение майора ополчения Энрике Листера на протяжении всей войны дошло до кульминационного пункта в зоне Восточной армии. Он достоин повышения в чине, который ранее ему нельзя было присвоить потому, что декрет от 16 февраля 1937 г. предусматривал ограничение чином майора гражданских лиц в Народной армии. Когда же этот декрет

был отменен и вступил в силу другой, упразднивший это ограничение, Совет министров считает возможным вознаградить названного командира. В силу вышеизложенного, согласно решению Совета министров и по предложению министра национальной обороны, я присваиваю чин подполковника майору ополчения Энрике Листеру. Валенсия, 4 января 1938 года, Президент Республики Мануэль Асанья, министр национальной обороны Индалесио Прието". Этим решением правительство положило конец несправедливой и постыдной дискриминации, когда запрещалось командному составу, не принадлежавшему к старой армии, переступать чин майора,

На новом этапе

Во второй половине января 1938 г. моя дивизия была переброшена в Мадрид: этого требовал генерал Миаха. Это делалось для того, чтобы дать возможность включить 46-ю дивизию в состав Теруэльского фронта. Как бы нелепо это ни выглядело, но подобные вещи происходили, и их терпели. Миаха действовал как сеньор-феодал. 46-я дивизия находилась далеко от фронта (в Алькала де Энарес) с 26 июля 1937 г., со времени ухода с фронта из-под Брунете. Спустя полгода ее решили бросить в бой. Взамен этой дивизии генерал Миаха потребовал 11-ю дивизию. Прието с ним согласился. Обстановка в Мадриде в штабе Миахи и в штабах других командиров, где мы побывали, неприятно поразила нас. Полгода пассивности создали атмосферу, очень отличавшуюся от той, которую мы оставили, уходя отсюда в середине прошлого года. Я понял, насколько пагубны могут быть для моих войск бездействие и обстановка бесконечных военных парадов. Перед Миахой я поставил вопрос о своем желании вернуться на фронт. Но он ответил, что мое место в Мадриде, и добавил: Наполеон имел свою личную гвардию, он тоже имеет право иметь свою, и я, по его словам, должен считать за честь для себя и своих войск выполнять эту роль. Я возразил, что мы находимся не в империи, да и он не Наполеон, а я не из тех, кто годится на роль командира личной гвардии, и вообще мои солдаты непригодны для этой цели. Спустя день или два тяжелая обстановка в Теруэле привела к осуществлению моего желания: мы получили разрешение вновь отправиться на этот фронт. Нас направили в Куэнку, где мы пробыли несколько дней. Затем дивизия была переброшена в район Коньете и Либрос, юго-западнее Теруэля. Там мы оставались до 19 февраля, а потом переместились в район Альдеуэла, на юг от Теруэля, перейдя в подчинение 5-го армейского корпуса. Положение на фронте было неясным. 11-я дивизия получила задание занять позиции у южного выхода из города на тот случай, если сопротивление 46-й дивизии, защищавшей город, будет сломлено.

[К марту 1938 г. франкистам удалось выйти на побережье Средиземного моря, южнее города Тортосы. Республиканская территория оказалась разрезанной на две части: Центральную зону с Мадридом, Валенсией и Андалусией (под общим названием Центр - Юг), отрезанную от границы с Францией, и Каталонию, прикрытую естественным рубежом - большой и многоводной рекой Эбро.

11-я дивизия под командованием Э. Листера оказывала врагу упорное сопротивление и не дала Итальянскому корпусу захватить Тортосу и мосты через реку Эбро. Начальник Главного штаба генерал Висенте Рохо и председатель Совета министров д-р Хуан Негрин приняли решение подготовить самое крупное сражение в национально-революционной войне - на Эбро. Большая часть республиканской армии находилась в зоне Центр - Юг, в основном на Мадридском фронте. Почти все командные посты в ней занимали тогда генералы и офицеры, участвовавшие в заговоре против республики и готовившие капитуляцию перед Франко. Во главе заговорщиков стояли Миаха, Касадо, Мера и другие. Все они выжидали только удобного момента для выполнения своих предательских замыслов. В Каталонии тем временем было создано два воинских объединения: "Каталонская армия" и "армия Эбро". Э. Листер был назначен командиром 5-го армейского корпуса в армии Эбро. В планируемой операции корпусу Листера отводилась роль ударной силы. Он должен был форсировать р. Эбро и, стремительно продвигаясь, выйти в тыл армиям врага, чтобы пометать ему захватить Валенсию и обойти Мадрид с востока. Вначале наступление у Эбро проходило успешно: франкисты прекратили атаки на Востоке. С этим наступлением республиканской армии были связаны последние надежды республики. Оно готовилось особенно тщательно, и для обеспечения успеха мобилизовались все средства и резервы.]

Серьезная обстановка, создавшаяся в результате наступления противника, заставила нас произвести смотр войскам. Организация Объединенной социалистической молодежи (ОСМ) в это время призвала молодежь к созданию дивизий волонтеров. Эта организация, объединившая в своих рядах социалистическую и коммунистическую молодежь и руководимая двумя генеральными секретарями - Сантьяго Каррильо и Трифоном Медрано, мобилизовала на фронт и на производство сотни тысяч молодых людей. Они воспитывались в духе горячего патриотизма, героизма и верности народу. ОСМ явилась настоящей кузницей кадров не только для пехоты, но и для танковых частей, авиации. Городская и деревенская молодежь с энтузиазмом восприняла решение о создании двух молодежных дивизий. Бойцы 11-й дивизии постановили взять шефство над одной из этих дивизий. От имени нашего соединения мы с комиссаром обратились к Исполнительной комиссии ОСМ с таким письмом: "Уважаемые товарищи! Гордясь гигантскими усилиями, проявленными для оказания помощи родине организацией дивизий молодых волонтеров, мы приветствуем вас за такое удачное и пользующееся доверием народа дело. Этим вы еще больше укрепляете непреложную волю испанской молодежи к победе. Для лучшего выражения нашей солидарности мы предлагаем вам шефство 11-й дивизии над одной из формируемых вами дивизий молодых волонтеров. По возможности мы всегда готовы помочь вам, а также ждем от вас помощи в продолжении борьбы с фашизмом на нашей родине до победного конца. Примите наш горячий антифашистский привет. Командир дивизии Листер. Военный комиссар Фузиманья".

Ответ товарища Каррильо: "Дорогие товарищи! Ваше приветственное письмо по поводу инициативы создания дивизий молодых волонтеров является одной из лучших наград, которую мы могли ожидать за свое стремление помочь борьбе нашего народа за победу над врагом в создавшейся обстановке. С огромной радостью мы принимаем ваше шефство над одной из дивизий и обещаем вам отправить несколько тысяч молодых волонтеров в славную 11-ю дивизию, которая со свойственным ей героизмом и энергией под твердым руководством своего командира впишет еще новые страницы в эпопею защиты демократической республики. Товарищ Мельчор посетит вас в один из ближайших дней, чтобы подготовить соглашение о форме, которую должно принять шефство. Шлем лично вам и вашей дивизии сердечный антифашистский привет. Генеральный секретарь Сантьяго Каррильо".

В процессе формирования дивизий организация ОСМ решила, что будет лучше пополнить молодыми бойцами уже сформированные и бывшие в боях части. К нам они направили три тысячи молодых людей, влившихся в состав тех трех дивизий, которые входили в 5-й корпус. Этим корпусом тогда командовал я. Трогательно было видеть энтузиазм ребят и уловки, к которым, многие из них прибегали, чтобы быть зачисленными в армию. Тринадцати- и четырнадцатилетние уверяли, что им шестнадцать или семнадцать лет. В одно из моих посещений учебных лагерей, организованных нами вблизи Салоу, я обнаружил на гауптвахте 30 арестованных. Я стал выяснять у них, кто за что арестован, и мне нужно было сделать немалое усилие, чтобы не расхохотаться. Один бросил камень в собаку; другой залез в сад, чтобы нарвать фруктов; третий без разрешения отправился купаться в море. Это были поступки малых детей! Но эти же самые "малые дети" спустя несколько месяцев великолепно сражались на Эбро, где они получили боевое крещение. Начав битву на Эбро солдатами, закончили ее капралами, сержантами, лейтенантами и политическими делегатами. Трое из этих "малых детей", Рубен Руис Ибаррури, Сантьяго Пауль Нелькен и Антонио Урибе, сражаясь на Эбро, получили именно там свои первые галуны. Спустя несколько лет, находясь в рядах славной Красной Армии и став советскими офицерами, они пали как настоящие герои на полях сражений в Великой Отечественной войне Советского Союза.

Май, июнь и июль 1938 г. были месяцами напряженной работы. Так как новым направлением вражеского наступления стал Восток, мы начали стягивать силы против врага на правом берегу реки Эбро и спешно организовывать оборонительную систему на порученном нам участке фронта, стремясь максимально укрепить этот участок с тем, чтобы использовать для его обороны по возможности минимальное количество войск, оставляя основную массу бойцов для обучения по форсированию реки и действий на левом берегу. С конца апреля все без исключения проходили специальное обучение. Практические занятия были весьма разнообразны, но преследовали одну общую цель: форсирование реки. Особое внимание уделялось подготовке каждого человека; многих бойцов обучили грести и плавать. Активно действовали школы капралов, сержантов и офицеров. Много сил и времени уделялось боевым упражнениям и ночным маршам. Здесь помог нам большой опыт 11-й дивизии. В то же время собирались данные о лучших для переправ местах, о концентрации войск, маскировке вооружения, огневых позициях артиллерии. Это позволило незаметно для противника сосредоточить войска, подготовить лодки, закончить наведение мостов, установить артиллерию. Особое внимание было обращено на сбор сведений о противнике и занятой им территории, о системе его обороны, количестве и качестве его сил. Эти данные мы получили от агентов наших разведывательных служб и местных крестьян. Ценнейшую помощь во всех этих приготовлениях оказывал нам своими советами полковник Туманов¹¹ . Это был неутомимый человек. Его сопровождала не менее неутомимая переводчица Люба. Их можно было встретить в любое время дня и ночи обходящими

части, в окопах, на огневых позициях. Сердечные, с ровным характером, они создавали атмосферу уверенности и оптимизма. В осуществлении операции по форсированию реки и в укреплении боевого духа войск огромную роль сыграла политическая подготовка людей. Большую работу провели политработники под руководством комиссара армии Эбро Луиса Дельгадо, "милисиас де культура", группы писателей и бойцов-художников. С боевым кличем "За Мадрид!" солдаты 5-го корпуса атаковали окопы противника. Это тоже явилось результатом большой политической работы в наших войсках.

Чувство солидарности с бойцами Востока и пламенное желание прийти к ним на помощь были закреплены на тысячах собраний, в разговорах, беседах, на митингах, в стенных газетах воинских частей. Тысячи бойцов обучались в те месяцы в школах комиссаров батальонов, бригад, дивизий и корпусов. В этой напряженной воспитательной политической работе важную роль сыграла речь д-ра Негрина в кортесах с изложением так называемых "13 пунктов"¹² . Из этой речи комиссары 5-го корпуса почерпнули убедительные аргументы для разъяснения бойцам характера и целей нашей борьбы. Голос правительства национального единения воплотился в выступлении Х. Негрина, достиг берегов Эбро и передавался из окопа в окоп, из блиндажа в блиндаж, в места расквартирования готовившихся к наступлению войск. Душой всей этой политической работы была Коммунистическая партия. В большинстве своем комиссары 5-го корпуса являлись членами Коммунистической партии и Объединенной социалистической молодежи. Партийные активисты под руководством ротных и батальонных комитетов, направляемых инструкторами из бригад и дивизий, такими, как Саес Ортельи и другие, которых возглавлял, в свою очередь, товарищ Сеферино Рей, партийный инструктор 5-го корпуса, развернули разъяснительную работу среди бойцов. Эта работа (незаметная, не дающая ни чинов, ни славы тем, кто ею занимался) на протяжении всей войны оказывала огромную помощь в деле создания Народной армии, в укреплении дисциплины и боеспособности, воспитании бойцов в духе политики Народного фронта. Для поднятия морального духа войск большое значение имело посещение наших частей политическими руководителями. В частности, Долорес Ибаррури несколько раз выступала перед войсками 5-го корпуса. В новом правительстве, созданном 8 апреля, д-р Негрин, кроме поста премьера, взял на себя и обязанности министра национальной обороны. Это усилило моральный дух и повысило доверие бойцов к правительству. 12 мая д-р Негрин пробыл в нашем корпусе весь день, а затем приезжал еще три раза. В июне нас посетил Луис Кампанис, президент Каталонии, который также весь день провел с солдатами. Часто приезжал Висенте Урибе, министр сельского хозяйства, имевший большой авторитет у бойцов. Нас посещали также выдающиеся иностранные деятели, передававшие нам привет от своих народов. Это еще больше поднимало настроение воинов. В конце июня мы принимали господина Неру и Кришну Менона. Они интересовались нашей борьбой и разъясняли солдатам и командирам отношение их народа к испанским событиям. Среди поздравлений, полученных во время сражения на Эбро и воодушевлявших наших бойцов на дальнейшую борьбу, было послание Неру: "Дорогой подполковник Листер! С большим интересом и восхищением мы следим за победами, одержанными республиканскими войсками на Эбро и на других фронтах, и вместе с индийским народом с удовольствием направляем вам самые искренние поздравления. Приветствуем ваших бесстрашных бойцов и выражаем свое преклонение перед храбрецами Листера, павшими в этой борьбе. Войска республики двигают мировую свободу вперед. Мы предвосхищаем конечную победу республики! Ваш самый искренний друг Джавахарлал Неру". Когда в 1961 г. я посетил г-на Неру в его стране, он вспоминал в кругу друзей о том глубоком впечатлении, какое произвело на него посещение Испании, особенно поразил его вид вооруженных масс народа.

Из эпилога

[Части под командованием Э. Листера находились в центре военных событий, происходивших на фронтах республиканской Испании. Его штаб осаждали иностранные корреспонденты, представители буржуазных газет из разных стран мира, среди которых в то время многие являлись агентами различных капиталистических разведок, в том числе и разведки Франко. Э. Листеру приходилось идти на всевозможные хитрости, чтобы не показывать им боевой диспозиции своих войск. Это было совсем не просто, так как журналистов часто сопровождали чиновники из министерства иностранных дел, или же корреспонденты имели соответствующие письма от министра, в которых предлагалось показать им все, что их интересует. Так было и с одним французским журналистом, в котором Листер распознал военного разведчика и без особых церемоний отправил его в тыл. Вторая встреча с этим журналистом состоялась уже после поражения республики, когда Э. Листер находился во Франции.]

Когда война закончилась, французские власти определили местом моего пребывания город Жьен (департамент Луарэ). На следующий день после прибытия туда, в дверь моей комнаты в отеле "Буклис", где я поселился с женой и дочерью, постучался мой милейший "журналист" с Эбро, превратившийся в капитана французской армии. Он предложил мне необходимую помощь. Я ответил, что нуждаюсь лишь в том, чтобы меня оставили в покое, и, не приглашая его войти, закрыл перед ним дверь...

Чтобы закончить этот рассказ, думаю, что лучше всего воспроизвести письмо столь великого испанца, каким был дон Антонио Мачадо¹³ . В отличие от интриганов и пораженцев, пребывавших в полном здравии, прогуливавшихся в тылу и занимавшихся поисками наших недостатков, он, будучи больным, написал вдохновляющее письмо бойцам Эбро: "Солдатам 5-го армейского корпуса. С самым искренним волнением, товарищи, я направляю вам привет в эти окопы, выкопанные на земле нашей родины, где вы защищаете целостность нашей территории и право нашего народа располагать своим будущим. Вы, вчерашние трудящиеся города и деревни, посвятившие себя святому делу мира и культуры, сегодня - все солдаты, когда этот мир и эта культура под угрозой. Вы все встали под знамена свободы и социальной справедливости. Вы, будучи трудящимися и воинами, в своем двойном качестве рабочих и солдат являетесь созидателями, строителями и опорой цивилизации и в то же время героями и самоотверженными защитниками ее. Я имею в виду подлинных испанцев наших дней... Но простите меня, если я задену вашу скромность чрезмерной похвалой, - вы значительно выше, потому что не только Испания, обязанная благодарить вас за ваши усилия, за продолжение своего существования в истории, но весь мир, сегодня смотрящий на вас, ожидает от вас победоносного и вдохновляющего опыта. Вы - светлая надежда рабочих всего мира и всех честных людей, населяющих нашу планету. Защищая Испанию, которую предали и продали, вы боретесь с фашизмом, с этой волной цинизма, угрожающей затопить все, поставившей силу оружия на службу несправедливым привилегиям, накопленным на протяжении истории, чрезмерной собственности и праву на безделье. У вас, дорогие друзья, сила оружия служит защите созидательного и плодотворного труда, защите права, установлению справедливости среди людей. Привет, рабочие и солдаты, бойцы 5-го корпуса нашей великой Армии Победы! Я надеюсь, что никто не сможет отнять у вас победу; я уверен, что никто не может лишить нас славы заслужить ее! Антонио Мачадо".

[После почти четырехмесячных беспрерывных боев на Эбро республиканская армия отошла на левый берег реки. Дальнейшее сопротивление могло быть успешным только при условии перехода в наступление всех армий Центр - Юг, но это не входило в планы генералов-капитулянтов, делавших ставку на полный разгром республиканских войск в Каталонии и затем на открытый сговор с Франко. Два с половиной месяца республиканские войска вели упорные бои с превосходящими силами противника, постепенно отступая к французской границе. Части Листера были в арьергарде, прикрывая отход во Францию десятков тысяч беженцев и раненых. С горечью описывает Листер, как французские власти отправляли ветеранов боев с франкистами в концлагеря и разоружали. Для таких людей, как Листер, потеря Каталонии не означала конца войны, и спустя три дня он самолетом перелетел в окруженную зону Центр - Юг, чтобы продолжить борьбу. Там он встретился с председателем Совета министров д-ром Негрином, который говорил о назначении Листера командующим Эстремадурской армией, но затем, не найдя в себе сил решительно расправиться с генералами-заговорщиками и дав им тем самым возможность осуществить свой предательский план, покинул Испанию.

Перед Коммунистической партией стояла сложная задача. После открытого предательства командующего Центральным фронтом полковника Касадо, генерала Миахи, командира 14-й дивизии (анархистов) Мера и правого социалиста Бестейро Коммунистическая партия вынуждена была уйти в подполье. Позднее многие коммунисты эмигрировали. Мера, верный директиве руководства анархистской партии, снял свои войска с Гвадалахарского фронта и повел их на Мадрид, чтобы подавить сопротивление коммунистов. Тысячи республиканцев были убиты или переданы Франко, не замедлившему расправиться с ними. Генералы-капитулянты предали республиканские войска на всех фронтах зоны Центр - Юг. За их предательство Франко подарил им жизнь и дал возможность уехать из Испании. Много горьких и гневных слов сказано Листером и в адрес так называемых западных демократий. Свою книгу он заканчивает словами: "Менее чем через пол-

года по окончании войны в Испании началась вторая мировая война. Первыми жертвами в этой войне стали народы тех самых "западных демократий", чьи правители так цинично предали раньше испанскую демократию. Пусть народы не забывают этого урока!"]

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Херардо Мачадо-и-Моралес - президент Кубы (1925 - 1933 гг.).

² ССМ - Социалистический союз молодежи, руководимый КПИ.

³ Галисия - область на северо-западе Испании, родина Э. Листера. Галисийцы отличаются от других испанцев происхождением и обычаями, а их язык "гальего" близок к португальскому.

⁴ Панчо Вилья (Франсиско), настоящее имя - Доротео Аранго (1877 - 1923 гг.) - один из популярных руководителей партизанского движения мексиканских крестьян в начале XX века.

⁵ НКТ - Национальная конфедерация труда, одно из профсоюзных объединений, находившееся под влиянием анархистов.

⁶ Семисхундо Касадо - полковник, командовавший войсками Мадридского фронта со второй половины 1938 года. Находясь в сговоре с анархистами и правыми социалистами, поднял в марте 1939 г. восстание против республики и сдал Мадрид войскам Франко, что означало поражение Испанской республики.

⁷ Анархо-троцкистский мятеж, после которого правительство Кабальеро вышло в отставку.

⁸ Крест Вальдероблес - национальная религиозная реликвия в Арагоне.

⁹ ВСТ - Всеобщий союз трудящихся - профсоюзное объединение, находившееся под влиянием коммунистов и социалистов.

¹⁰ Один из героев-коммунистов, вождей испанских трудящихся.

¹¹ Полковник Туманов - советский военный советник при штабе 5-го армейского корпуса Э. Листера.

¹² Выдвинутая в то время программа, нацеленная на победу в войне и торжество революции.

¹³ Антонио Мачадо-и-Руис (1875 - 1939 гг.) - видный испанский прогрессивный поэт, враг фашизма, друг СССР.