Рейтинг
Порталус

Рецензии. ЕКАТЕРИНА ДАШКОВА. ЗАПИСКИ 1743-1810

Дата публикации: 13 января 2019
Автор(ы): А. И. РОГОВ, Е. В. АНИСИМОВ
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: МЕМУАРЫ, ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
Номер публикации: №1547400447


А. И. РОГОВ, Е. В. АНИСИМОВ, (c)

Л. Наука. Ленинградское отделение. 1985. 250 с.

История допетровской Руси знала немало имен замечательных женщин - напомним хотя бы княгиню Ольгу, Евфросинию Суздальскую и Евфросинию Полоцкую, Марфу Посадницу, царевну Софью Алексеевну. И все же только XVIII век мог породить такую фигуру, так Е. Р. Дашкова, Всеми сторонами своей деятельности она связана с той эпохой, ее обмирщением, просветительским характером, тягой к мировой культуре, органически спаянной у лучших людей России с чувством гордости за свою родину. Литературная, журналистская, научная и научно-организационная деятельность Екатерины Дашковой

стр. 128


неизменно находится в поле зрения исследователей русской культуры второй половины XVIII - начала XIX века.

"Записки" Дашковой, несомненно, - лучшее из ее сочинений и одновременно немаловажный источник. Вместе с избранной перепиской они впервые увидели свет в английском переводе в 1840 году1 . В 1859 г. в Лондоне А. И. Герценом был издан перевод "Записок" на русский язык. И только в 1907 г. появился их русский перевод с рукописного французского подлинника с предисловием Н. Д. Чечулина (кем был сделан перевод, не выяснено).

В рецензируемом издании использован тот же перевод с небольшими коррективами (они касаются почти исключительно терминологии), внесенными после сверки с оригиналом, хранящимся в Ленинградском отделении Института истории СССР АН СССР. Книга снабжена комментариями и послесловием доктора филологических наук Г. Н. Моисеевой (Пушкинский Дом АН СССР), подготовившей это издание. В приложении перепечатана статья А. И. Герцена "Екатерина Романовна Дашкова", содержащая блестящую характеристику "Записок" и их автора.

При чтении "Записок" бросается в глаза патриотическая настроенность их автора. "Любящее родину сердце" (с. 6) Дашкова сохраняла во все дни своей жизни - и в триумфально радостные, и в преисполненные горьких разочарований. Как пишет она сама, еще в юности у нее "составилась репутация искренней и твердой патриотки" (с. 18). Когда Екатерина II, во многом обязанная Дашковой своим восшествием на престол, спросила у нее, чем она может ее отблагодарить, Дашкова ответила: "Доставьте счастье моей родине" (с. 52). И, завершая свои "Записки", Дашкова продолжает мечтать "о счастьи родины" (с. 206).

Патриотизм Дашковой, как вся ее натура, деятелен. Именно с его позиций рассматривает она пользу своей деятельности как директора Академии Наук и Российской Академии (с. 155). Когда княгиня встречает за рубежом что-либо порочащее родину, она протестует. Увидев, например, в одной из гостиниц Данцига (ныне Гданьск) картины, изображающие битвы, якобы проигранные русскими во время Семилетней войны, она распоряжается переделать их (с. 74 - 75)2 .

Дашкова знала и любила русскую историю, которая вызывала в ней чувство гордости. Критически и не во всем справедливо относясь к деятельности Петра I, она восхищалась могуществом Древней Руси, высоко ценила ее культуру. Значительно опережая историков XVIII в., Дашкова считала, что Древняя Русь через посредничество Византии была причастна к античной культуре в отличие от Западной Европы эпохи средневековья (с. 126, 72).

Она любила и знала искусство - живопись, архитектуру, музыку, отдавала ему почти все свое время, когда путешествовала по Западной Европе. В беседах с его знатоками Дашкова высказывала свои суждения, к которым, судя по "Запискам", они относились со всем вниманием (с. 90). Ее привлекали русские народные песни и сочинения композиторов на народные темы. Как свидетельствует недавно найденный составленный ею музыкальный альбом, Дашкова хорошо знала и современную ей западноевропейскую музыку3 .

Ей был свойствен жадный интерес к книгам, и в России, с самой ранней юности (с. 6, 31), и за рубежом, когда она попадала в герцогские, публичные или монастырские библиотеки (с. 115). "Я установила целую систему чтения в хронологическом порядке и по предметам чтения", - пишет Дашкова (с. 115), и, судя по ее знаниям и суждениям, нет оснований сомневаться в этом.

Просветительство, стремление поддержать развитие науки, возвысить роль периодической печати, как научной, так и общественно-политической, - такие идеалы преследовала она, когда в 1783 г. стала во главе как Петербургской Академии Наук, так и Российской Академии. "Собеседник любителей российского слова", "Невинное упражнение", "Новые ежемесячные сочинения", "Российский театр" - издания, задуманные и энер-


1 Memoirs of the Princess Dashkaw. Vol. 1 - 2. Lnd. 1840.

2 См. также: Корнилович-Зубашова О. Е. Княгиня Е. Р. Дашкова за чтением Нестора. В кн.: Сборник статей по русской истории, посвященных С. Ф. Платонову. Пг. 1922.

3 Прянишникова М. П. Музыкальный альбом Е. Р. Дашковой. В кн.: Памятники культуры. Новые открытия. 1982. М. - Л. 1984.

стр. 129


гично осуществляемые директором двух академий. Выпущенный в свет по ее почину и при непосредственном участии "Словарь Академии Российской" был высоко оценен Н. М. Карамзиным и А. С. Пушкиным.

Деятельность Дашковой была созвучна просветительским устремлениям лучших людей эпохи, хотя это просветительство весьма далеко от тех демократических направлений, которые представлены творчеством А. Н. Радищева и Д. И. Фонвизина. Слов нет, Дашкова могла способствовать публикации трагедии Я. Б. Княжнина "Вадим Новгородский", в которой воспевалось свободолюбие, однако с развязкой, утверждающей "торжество русского государя" (с. 172); могла ненавидеть и, действительно, ненавидела А. А. Аракчеева как "самое надежное орудие тирании и деспотизма Павла I" (с. 190); могла не сочувствовать судьбе плененного Е. И. Пугачева и представлять его "жалостным предметом"4 . Ее политические убеждения, однако, были совершенно определенными. "Человек, знакомый с изменчивостью и легкомыслием толпы, не может желать иного правления, кроме ограниченной монархии с определенными ясными законами и государем, уважающим самого себя и любящим и уважающим своих подданных" (с. 29), - таково было ее кредо.

Дашкова много и доброжелательно пишет о революциях и даже об изучении их теорий (с. 32, 48), но ничего, кроме дворцовых переворотов, она за этим понятием не усматривала, а о действительной революции писала: "Во Франции было перевернуто все вверх дном" и торжествовали "клевета, неприличие и разнузданность" (с. 108); книгу Радищева она считала "преступным сочинением"5 .

Крепостнический строй представлялся Дашковой благим для крестьян, которые без добрых помещиков могли бы погибнуть от чиновников, злоупотребления которых она осуждала (с. 80). Отношения же с собственными крестьянами Дашкова рисует в идиллических тонах (с. 197, 136), хотя действительное положение было иным. На жалобы крестьян она со всей решительностью отвечала: "Впредь же своими глупыми и неосновательными отписками меня не беспокоить, ибо уже сей вздор наскучил"6 .

Стоило бы отметить эту политическую и социальную систему воззрений автора "Записок" в послесловии к изданию и, вероятно, выделить соответствующие места в комментариях. Это способствовало бы более объективной всесторонней оценке сочинения Дашковой, при всех ее дарованиях остававшейся человеком своего времени и своей социальной среды. Обычный в мемуарах субъективизм, стремление оправдать, выгородить себя, если не прославить, свойственны и "Запискам" Дашковой. Все, что она предпринимает, относится ли это к государственным делам, ее культурной деятельности или к устройству своей усадьбы, представлялось ей "верхом совершенства" (с. 198).

При всем значении ее деятельности в двух академиях, при ее активной поддержке таких ученых, как Л. Эйлер и другие, о чем с законной гордостью говорится в "Записках", Дашкова делала все, чтобы помешать работе И. П. Кулибина7 . Крайне пренебрежительно относилась она к трудам географа П. С. Палласа, ставя ему в упрек изучение малых народов Сибири и Камчатки как ненужное дело (с. 156)8 . Питая "особое пристрастие" к архитектуре (с. 120), Дашкова мелочно вмешивалась в деятельность Дж. Кваренги, возводившего главное здание Академии Наук (1783 - 1789 гг.)9 .

Комментарий к изданию, в целом четкий и обстоятельный, не лишен пропусков и нуждается в уточнениях. Совершенно не ясно, какой университет наряду с академией "в Киеве давно были" (с. 72). Как известно, Киевский университет был основан в 1834 году. Очевидно, Дашкова имела в виду ученое сообщество, которое она называла академией, и учебное заведение при нем ("коллегиум"). Следовало бы дать разъяснение, когда речь идет о Я. Штелине, ко-


4 Е. Р. Дашкова - брату А. Р. Воронцову, 8.I.1775 г. В кн.: Архив князя Воронцова. Т. 5. М. 1872, с. 183.

5 Там же, с, 221.

6 Цит. по: Краснобаев Б. И. Глава двух академий. - Вопросы истории, 1971, N 12, с. 91.

7 Там же.

8 О нем см.: Берг Л. С. Очерки по истории русских географических открытий. М. - Л. 1949.

9 История русского искусства. Т. 6. М. 1962, с. 202.

стр. 130


торого Дашкова называет "профессор аллегории" (с. 145), что не вполне понятно. Штелин был довольно известным филологом и музыковедом. Даллас прославился наиболее не как естествоиспытатель (прим. 164, с. 283), а как географ. Стоило бы раскрыть имена некоторых деятелей, которых но каким-то причинам не называет в своих "Записках" Дашкова (например, новгородского архиепископа Д. Сеченова, отличавшегося "кротким и мужественным красноречием" - см. с. 36). Заслуживали комментария создание Ново-Сербии и грабительские действия Й. Хорвата10 . Вероятно, хоть что-то надо сказать и о том, кем был этот генерал, против которого восстали сербские солдаты, находившиеся на русской службе (об этом Дашкова даже не обмолвилась), кто такие были переселившиеся в Россию вместе с сербами "некоторые венгерцы и другие народы, исповедывавшие греческую веру" (с. 37). Не были ли это валахи или, может быть, закарпатские украинцы?

"Записки" Дашковой - замечательный памятник эпохи, рассказ о жизни незаурядного человека, страстное публицистическое сочинение - ценный материал для изучения отечественной истории и культуры.

-----

10 См. Бажова А. П. Русско-югославянские отношения во второй половине XVIII в. М. 1982, с. 127 - 129, 151 - 154.

А. И. Рогов

* * *

Повторением банальной истины будет утверждение о том, что издание источников XVIII в., в том числе и мемуаров, является важной задачей. Между тем эту истину приходится повторять - так мало и такими небольшими тиражами публикуются у нас источники. Напомним, что последний, 12-й том "Писем и бумаг Петра Великого" вышел еще в 1977 г., а "Гистория Свейской войны" несколько раз фигурировала в планах "Науки", да так и не увидела света. Удручает ситуация и с мемуаристикой XVIII в., без которой трудно представить изучение этого периода отечественной истории. Записки К. де Бруина вышли в свет 70 лет назад, Екатерины II - 79, И. Г. Корба - 80, А. В. Храповицкого - 85, И. Г. Фоккеродта и леди Рондо - 416, К. Г. Манштейна - 117, Х. Ф. Вебера - 114, Г. Ф. Бассевича - 120 лет назад!

Поэтому можно представить, какое оживление среди любителей истории вызвало появление впервые за советское время, да еще большим тиражом, такого ценнейшего источника, как "Записки" Дашковой. Отдавая должное усилиям Г. Н. Моисеевой, подготовившей текст, статью об авторе записок и комментарии, мы не можем не коснуться источниковедческих аспектов издания. Историк, взяв в руки публикацию, сразу же задается вопросом: что является ее источником или, проще, что публикуется? Уже на этот простор вопрос ответить непросто. Ответ - в краткой сноске на с. 210, из которой узнаем, что публикуемый текст представляет собой воспроизведение "Записок" "издания 1907 г., сверенного с авторизованной рукописью на французском языке", хранящейся в Архиве Ленинградского отделения Института истории СССР АН СССР.

Такой подход к выбору источника публикации, как нам представляется, противоречит современным принципам издания источников. Возможно, не следует требовать от публикатора передачи оригинального текста на французском языке, но требование его современного перевода, как и археографического анализа, правомерно, тем более что перевод 1907 г., изданный Н. Д. Чечулиным, делался не с подлинной рукописи "Записок" (которые, кстати говоря, имеют и название, данное автором, - Mon histoire - "Моя история"), а с публикации на французском языке1 .

Таким образом, вместо современного научного перевода прекрасно сохранившегося и доступного подлинника нам предлагают устаревший перевод с еще более устаревшей публикации, которой


1 Записки княгини Дашковой. Пер. с франц. по изданию, сделанному с подлинной рукописи. Под ред. и с предисл. Н. Д. Чечулина. СПб. 1907. Ср. Архив князя Воронцова. Кн. 21. М. 1881.

стр. 131


исполнилось 106 лет. Фраза же "сверено с авторизованной рукописью" ни о чем не говорит: публикуемый перевод никак не соотнесен с текстом подлинника, не отмечены особенности последнего и, прежде всего, работа с текстом самой Дашковой. А это имеет не только археографический интерес. Воспроизводя сноски издания 1907 г., публикатор никак не объясняет их происхождение, хотя они, сделанные рукой Дашковой, как и другие поправки, могут многое рассказать об истории мемуаров. Более того, публикатор внес в корпус сносок свои сноски (с. 43, 112), не оговорив их, что, в целом, еще более затрудняет восприятие текста.

Не предъявляются ли здесь чрезмерные требования к изданию источника, вышедшего массовым тиражом? Такая постановка вопроса представляется неверной: не может быть двух сортов издания источников - для специалистов и для массового читателя. Примером правильного, проверенного жизнью подхода в этом случае является серия "Литературные памятники". Она пользуется заслуженным признанием в большой мере именно благодаря почти всегда последовательно проводимым строго научным принципам издания.

В приложение к публикации входят: статья А. И. Герцена о Дашковой, статья Г. Н. Моисеевой "О "Записках" Е. Р. Дашковой" и комментарии. Таким образом, публикация не содержит указателей, без чего издание источников в наше время, как правило, не осуществляется. Вместе с тем представляется сомнительной необходимость перепечатывать интересную, но широко известную статью Герцена (заметим попутно, что источник публикации ее не указан). Неясно, почему при этом исключены из материалов, вошедших в приложение, ценные документы, сопутствующие рукописи и отчасти опубликованные вместе с переводом в 1907 году. Обойдено молчанием и предисловие самой Дашковой к первому (английскому) изданию, а также примечания, сделанные мисс Уильмот со слов Дашковой, - все это воспроизводится в русских переводах с английской публикации, вышедших в 1906 и 1907 годах.

Читая статью Г. Н. Моисеевой, помещенную после текста мемуаров и статьи Герцена, содержащей их пересказ, читатель в третий раз знакомится с биографией Дашковой, что при издании автобиографического источника вряд ли оправдано. Статья о "Записках" написана так, будто не существует отечественной и зарубежной литературы о Дашковой и ее сочинении2. Ничего не сказано автором о проведенной его предшественниками (Н. Д. Чечулин, Б. И. Краснобаев, М. И. Гиллельсон и др.) работе. Лишь в одной сноске кратко упомянута требующая серьезной критики книга Л. Я. Лозинской3 . Но более всего огорчает то, что статья не содержит необходимейшей для правильного восприятия мемуаров критики их содержания, а также анализа взглядов их автора. В статье справедливо отмечается, что, "обрисовывая события прожитой жизни на склоне лет, Дашкова пропускала их сквозь призму впечатлений последующих событий, которые "высвечивали" эти факты по-иному, представляли их взаимосвязь, недоступную взору современника". Далее говорится, что "не следует забывать о некоторой пристрастности оценок государственных деятелей России", и ставится под сомнение преувеличение Дашковой личности Екатерины II и принижение личности Петра I (с. 259). И это все об авторской позиции Дашковой!

Между тем важно подойти к разбору многих описанных ею эпизодов критически. Так, события, предшествовавшие перевороту 1762 г., и роль самой Дашковой в них поданы в мемуарах в необъективном, искаженном виде. Из текста же статьи (с. 261 - 262) создается впечатление, что автором без всякой критики принята версия Дашковой о ее выдающейся роли в возведении Екатерины II на престол. Исследования историков показывают, что заговор зрел давно, в него были вовлечены серьезные силы, а Дашкова все время оставалась на его периферии. Утверждать вслед за Дашковой, что юная подруга Екатерины "привлекла к заговору" Н. И. Панина - воспитателя Павла - значит слишком мало знать о той роли, которую с давних пор играл в событиях тех лет опытнейший царедворец, связывавший с возведением на


2 Предисловие Н. Д. Чечулина в кн.: "Записки княгини Дашковой", с. I - VIII; Краснобаев Б. И. Глава двух академий. - ВИ, 1971, N 12, с. 88, 96 - 98.

3 Лозинская Л. Я. Во главе двух Академий. М. 1978.

стр. 132


престол Екатерины далеко идущие политические планы. Стоит ли удивляться, что в конце концов Дашкова фактически проспала переворот и лишь после него узнала, какие отношения связывали Г. Орлова с Екатериной.

Невозможно не вспомнить здесь предисловие Н. Д. Чечулина к изданию 1907 г., в котором он предупреждал легковерного читателя "Записок": "Осторожнее надо относиться к тем страницам, где Дашкова говорит о своем непосредственном участии в том или другом событии, вообще - о чем-либо живо непосредственно ее затрагивающем..." "С раннего детства я жаждала любви окружающих меня людей и хотела заинтересовать собою моих близких". Эта черта сохранилась навсегда в характере княгини и даже, с течением времени, развилась в высшей степени: княгиня Дашкова не только все более и более хотела интересовать собою своих близких, но привыкла считать себя чем- то совершенно особенным, центром совершавшихся на ее глазах событий"4 .

К сожалению, воспроизведя устаревший перевод издания 1907 г., публикатор отбросил его, может быть, самую ценную пасть - статью Н. Д. Чечулина, глубоко изучившего время Дашковой и ее мемуары. Не менее важно было бы знать и позицию А. С. Пушкина. Анализируя его ремарки при чтении "Записок", Гиллельсон писал: "Итак, можно не сомневаться в том, что Пушкин читал "Записки" с неослабным интересом и с явной настороженностью. Несправедливая оценка личности Радищева, сокрытие от потомства всей сложности своих отношений с Екатериной II, идеализация своих побуждений и поступков - все это должно было вызвать раздумья, стремление досконально проверить сообщенные ею факты, ее характеристики и оценки. Порой подобное строгое аналитическое чтение источника наталкивало даже на возражения"5 . Все эти цитаты, содержащиеся в них мысли, позволяющие более объективно оценить мемуары Дашковой, отсутствуют в статье.

Неровными, подчас ничего не объясняющими читателю, а ставящими его в тупик представляются и комментарии. Например, мемуары начинаются сакраментальной фразой: "Я родилась в 1744 г. в Петербурге". В первом же комментарии утверждается: "По уточненным данным, год рождения Е. Р. Дашковой - 1743" (ср. с. 3 и 273). В данной ситуации оспаривать мнение человека, пишущего о дате своего рождения, следовало более пространно и с фактами в руках - речь идет не о мелочи. Но эти факты в комментарии не приводятся. Зато комментируется огромное количество известнейших событий и имен - таких, которые явно в этом не нуждаются.

Если взявший в руки "Записки" читатель не знает, кто такие Вольтер, Суворов, Павел I, Александр I, Мазарини, Ньютон, Рафаэль, Руссо, Мария Стюарт, Меншиков, Цицерон, Демосфен и многие другие, то вряд ли он сможет понять сами мемуары. И наоборот - если он в состоянии это сделать, то он должен непременно знать, кто такие Наполеон I, Николай I, Иван Грозный, Владимир Мономах, быть в курсе и того, что такое Киево-Печерская лавра и что Троянская война воспета Гомером в "Илиаде" и "Одиссее" (с. 286).

Некоторые комментарии вызывают удивление. В статье Герцена говорится: "Нас вводят в заблуждение бармы Мономаха, трон царя Иоанна Васильевича, Успенский собор - но разве Наполеон не рядился в мантию Карла Великого и не надевал на свою голову железной короны в Милане". Г. Н. Моисеева, оставляя в стороне малоизвестную широкому читателю железную корону Карла, комментирует имена Наполеона, Ивана Грозного и Мономаха. Особый интерес представляет комментарий к имени последнего: "Владимир Всеволодович Мономах (1053 - 1125) - великий князь киевский (с 1113 г.). Все украшения царского сана - корону греческих императоров и бармы - ему прислал греческий царь Алексей Комнин (правил с 1081 по 1118 г.) как знак венчания царем всероссийским" (с. 285). Неужели комментатор придерживается концепции "Москва - третий Рим" и разделяет точку зрения старца Филофея (XVI в.), убежденного, что регалии царской власти действительно были привезены на Русь из Царьграда?

После столь ошеломляющего "комментария" кажутся пустяками неверное отчество генерал-прокурора Сената Вязем-


4 Записки княгини Дашковой, предисл., с. IV - V.

5 Гиллельсон М. И. Пушкин и "Записки" Е. Р. Дашковой. - Прометей. Т. 10. М. 1975, с. 143.

стр. 133


ского (с. 283) и даже странные даты (1743 - 1810) на обложке и титуле издания, поставленные после слова "Записки" и заставляющие думать, что они велись с самого дня рождения до смерти Дашковой.

Заключая, скажем: публикация денного источника вышла в свет с существенными дефектами.

 

Опубликовано на Порталусе 13 января 2019 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама