Петр Акимович Пальчинский (1875 - 1929 гг.) - крупнейший российский инженер и видный общественный деятель первой четверти XX в., в царское время - организатор журнала "Поверхность и недра", член Правлений Акционерного общества "Лысьвенский горный округ", Азово-Донского банка, Совета Съездов горнопромышленников Юга России, в 1915 - 1916 гг. - заместитель председателя правительственного Комитета по военной промышленности, товарищ министра и торговли во Временном правительстве, комендант и начальник обороны Зимнего дворца во время октябрьской революции 1917 г., в советское время - сотрудник-консультант более чем 50 государственных организаций, в том числе - Госплана, ВСНХ и т.д., с 1918 г. - председатель Русского технического общества (РТО), в 1922 г. - организатор Клуба горных деятелей (КГД), активнейший член Президиума Всероссийской ассоциации инженеров (ВАИ), автор многочисленных статей и проектов по различным технико-экономическим вопросам угольной, транспортной, нефтяной, химической, геологической, машиностроительной и ряда других отраслей, а также - финансовой сферы, промышленной статистики, горнотехническому образованию и т.д.

При большевистском режиме Пальчинский трижды арестовывался по политическим мотивам (в октябре 1917, в 1922 и 1928 гг.).

Ленин и другие лидеры большевиков в 1917 г. зачисляют Пальчинского в разряд крупнейших и опаснейших врагов партии. Так, в июне 1917 г. Ленин с нескрываем раздражением пишет следующее: "Правительство, поддержанное эсерами и меньшевиками, прямо тормозит борьбу с разрухой. Сандомирский сообщает как факт, что Пальчинский, товарищ министра торговли, фактически коллега Церетели и Черновых, по жалобе промышленников, запретил (!!) "самочинные" (!!) контрольные комиссии в ответ на анкету Донецкого комитета о количестве металла.

Подумайте только, что это за дом сумасшедших получается: страна гибнет, народ накануне голода и краха, угля и железа не хватает, хотя добыть их можно, Донецкий комитет через Советы солдатских и рабочих депутатов производит анкету о количестве металла, т.е. разыскивает железо для народа. А слуга промышленников, слуга капиталистов министр Пальчинский, в товариществе с Церетели и Черновыми, запрещает анкету. И кризис продолжает расти, катастрофа надвигается еще ближе"¹.

В работе "Грозящая катастрофа и как с ней бороться", написанной накануне октябрьской революции, Пальчинский - одна из самых излюбленных "мишеней" Ленина. Лидер большевиков пишет, в частности, так:

Делицой Анатолий Иванович - кандидат исторических наук, доцент Сургутского государственного университета.

"Пальчинский тормозил и срывал всякие серьезные меры самочинных демократических организаций, ибо ни одна серьезная мера не могла состояться без "ущерба" безмерных прибылей и самодурства Кит Китычей. А Пальчинский именно верным защитником и слугой Кит Китычей и был. Доходило до того, - и этот факт был опубликован в газетах - что Пальчинский прямо отменял распоряжения самочинных демократических организаций!!

Вся история "царствования" Пальчинского - а он "царствовал" много месяцев и как раз тогда, когда Церетели, Скобелев, Чернов были "министрами", - есть один сплошной, безобразный скандал, срыв воли народа, решения демократии, в угоду капиталистам, ради их грязной корысти. В газетах могла появиться, разумеется, лишь ничтожная доля "подвигов" Пальчинского, и полное расследование того, как он мешал борьбе с голодом, удастся осуществить только истинно демократическому правительству пролетариата, когда он завоюет власть и на суд народа отдаст, без утайки, дела Пальчинского и подобных ему. Возразят, пожалуй, что Пальчинский ведь был исключением и вот его же ведь удалили... Но в том-то и дело, что Пальчинский - не исключение, а правило, что с удалением Пальчинского дело ничуть не улучшилось, что его место заняли такие же Пальчинские с иной фамилией, что все "влияние" капиталистов, вся политика срыва борьбы с голодом в угоду им осталась неприкосновенною"².

Г. Е. Зиновьев, вспоминая в 1918 г. события октября 1917 г., писал: "Не возьми мы власть в октябре, нас раздавили бы Савинков и Пальчинский в ноябре..."³.

В то же время имеются сведения, что именно Ленин, отдавая дань инженерным и организаторским талантам Пальчинского, содействовал его выдвижению на самые высокие хозяйственные посты. Так, летом 1919 г. на VIII Всероссийском съезде Советов он предлагал кандидатуру Пальчинского на пост Председателя ВСНХ, но большевистское руководство этому категорически воспротивилось. Впоследствии, в 1921 г., на IV съезде Совнархозов, Ленин предлагал его кандидатуру в Президиум ВСНХ, но и на этот раз она также была отвергнута⁴. Пальчинский активно привлекался к таким проектам, как ГОЭЛРО, Днепрогэс, концессионный план и т.д. В ВСНХ он был Председателем Уральской секции. Л. Р. Грэхэм даже пришел к выводу о том, что в 1920-х годах Пальчинский "разрабатывал свою собственную программу индустриализации Советского Союза"⁵.

Как почти любая крупная фигура в истории, Пальчинский вызывал крайне неоднозначные оценки даже среди своих коллег-инженеров. Работая с материалами уральских и столичных архивов, можно встретить самые разные и даже полярно-противоположные высказывания о Пальчинском - от восхищенных признаний вроде "Пальчинский - инженерный гений" или "наш баян" (оценка его лекторского таланта), до ехидных замечаний вроде "Пальчинский - болтун". Однако при всей разности данных оценок бесспорным является одно - талант и способности данного инженера признавали и широко задействовали при любой власти - как в царской России, так и при Временном Правительстве и Советской власти. Гигантский вклад, внесенный Пальчинским в развитие отечественной промышленности конца XIX - 20-х гг. XX в., в настоящее время уже не подвергается сомнению, а напротив, подробно раскрывается в научных работах (наиболее системно - в двух недавно вышедших монографиях И. А. Гараевской и Л. Р. Грэхэма).

Усилиями исследователей возвращено и честное имя П. А. Пальчинского, запятнанное в свое время обвинениями во вредительстве. Однако при этом некоторые нюансы последних месяцев его жизни, на наш взгляд, исследованы еще недостаточно полно.

Сидя в тюрьме по обвинению во вредительстве, осознавая реальную вероятность скорой гибели, он пишет развернутую автобиографию, в которой подводит итоги всей своей жизни. Чрезвычайный интерес для исследователей представляют и протоколы допросов Пальчинского. Кроме того, как будет показано ниже, ряд важных материалов, имеющих к нему отношение, оказался в других следственных делах. К сожалению, даже Гараевская и Грэхэм в своих работах уделяют мало внимания данным материалам (возможно, значительную роль здесь сыграли внешние обстоятельства, затруднявшие работу - дело Пальчинского впоследствии было пристегнуто к так называемому "вредительскому инженерному делу в золотоплатиновой промышленности" и отправлено на хранение не в Москву, а в уральский ведомственный архив).

Как известно, Пальчинский был арестован 21 апреля 1928 года. К этому моменту с санкции экономотдела ОГПУ в тюрьме находился уже целый ряд видных инженеров Донбасса, столичных регионов, Урала и других регионов СССР. Фабрикуя вредительские дела ИТР конца 1920 - начала 1930-х гг., карательная машина советского режима не могла не затронуть такую фигуру, как Пальчинский. Крупнейший инженер того времени, признанный лидер инженерной корпорации России, он, по мысли органов ОГПУ, просто обязан был "стать" главарем инженерной вредительской организации общесоюзного масштаба (то есть выступить после соответствующей обработки в роли, которую впоследствии, на процессе "Промпартии", сыграл Л. К. Рамзин).

И. А. Гараевская в своей работе приходит к выводу, что практически до самого конца следователи, "привлекая арестованных по шахтинскому делу и уральскому золото-платиновому..., пытались построить обвинение, однако... их построения разбивались о железную логику Пальчинского"⁶. Такая точка зрения представляется нам не совсем точной.

До конца октября 1928 г. инженер действительно ведет себя именно так. Более того, 22 октября, когда начался седьмой месяц заключения, он пишет даже специальную записку, имеющую характер острого политического памфлета, в которой главной силой экономической контрреволюции называется экономуправление ОГПУ⁷.

Однако в материалах следственного дела имеются материалы, говорящие о том, что к ноябрю 1928 г. следователям ОГПУ удалось сделать определенные успехи в "обработке" Пальчинского. После целого ряда очных ставок с арестованными инженерами, сознающимися во вредительстве, он, похоже, был в значительной степени дезориентирован.

По крайней мере, на одном из допросов в ответ на вопрос следователя: "Давайте установим - для Вас стало очевидным, что вредительская организация существует, что она охватила аппарат почти целиком и что она подкрепляла свои действия денежными средствами", ответил: "Да"⁸. Чуть позже последовал следующий вопрос: "За эту практическую деятельность инженерства Вы берете на себя моральную ответственность?", после чего Пальчинский был вынужден ответить: "Как честный человек, да, я должен считать себя ответственным... Здесь ошибка моей деятельности и теперь я это сознаю"⁹.

Пальчинский даже советует следователям продолжать расследование "в том же духе". Он по-прежнему отрицает свое участие в данной организации. Но иезуитский план следователей выстроен достаточно четко - они полагают, что брешь в сознании инженера уже пробита, а потому постоянно наталкивают его на мысль: как же могло быть, чтобы признанный вожак российского инженерства оказался непричастен к вредительской организации, если последняя носила тотальный характер? Пальчинский верит этим обвинениям и самооговорам, проявляя тем самым очевидную политическую наивность. Впрочем, данное качество он демонстрировал не раз. Вот как, например, он описывает в своей тюремной автобиографии события октября 1917 г. в Петрограде): "Когда 25 октября днем меня опять позвали защищать временное правительство, я не отказался, предупредив, что уже поздно и, что я согласен, если не будет сдачи. Получив ответ, что сдачи не будет, я согласился и пошел в это обреченное дело, рассчитывая, что взрыв может быть впустую. История покажет, что я был прав, когда будет широко известно то настроение, которое было у тех, кто взрыв готовили и что частично опубликовали в 1-ом Красном Календаре на 1918 год... Что это так, довольно вспомнить, что у осаждавших не было жертв, так как пулеметы мною были поставлены (подчеркнуто мною. - А. Д.) по крышам, а не по площади и дан соответствующий приказ, видно и из недоумевающего вопроса одного из моих охранителей... о том, почему мы не перебили их. Когда они толкались на площади на пустом месте, а мы были за баррикадами из дров. Видно и из того, что у меня было взято больше 100 пленных, причем большинство было взято мною лично, голыми руками, людей вооруженных до зубов с ручными гранатами, револьверами и т.д., штук по 6 - 7 на человека... Видно и из того, что, когда двери внизу были открыты по глупой телефонограмме Прокоповича... и Верхний коридор запружен толпой, я, в сопровождении юнкеров только что отбив без всяких жертв атаку через верхний этаж очистил коридор одной командой "на изготовку", не дав ни одного выстрела"¹⁰.

Нетрудно убедиться в том, что большой инженер, описывая события октябрьского переворота, мгновенно превращается в политического дилетанта-толстовца. Кста-

ти, интересно отметить, что такая интерпретация событий определенно отличается от той, что была опубликована под его именем уже после расстрела инженера¹¹.

Впрочем, материалы следственного дела позволяют утверждать, что состояние Петра Акимовича в данный период времени было крайне противоречивым. Очевидно, его все-таки не оставляли постоянные сомнения в факте существования вредительской инженерной организации. Так, 5 ноября 1928 г., в ответ на очередной самооговор коллеги-инженера, Пальчинский, не выдержав, просто воскликнул: "Вы покаялись; причем, из того, что Вы говорите, я даже не вижу доказательств того, что Вы вредили и поражен этим"¹².

Однако моральный прессинг делал свое дело. Очевидно, в тот же день Пальчинский написал следующее важное для ОГПУ признание: "Связываясь с иностранцами и пытаясь привлечь иностранный капитал в СССР, я исходил - помимо моего желания помочь русским техническими силами - также из моей установки на изменение советских экономических форм и советского режима с помощью вливания в страну иностранного капитала в соответствии с моей прошлой антисоветской позицией"¹³. За два дня до этого инженер отметил, что "за выявленную следствием практическую антисоветскую деятельность инженерства - поскольку она определилась для меня как результат моей деятельности - несу моральную ответственность"¹⁴. Наконец, 10 ноября 1928 г. Пальчинский написал такое признание: "Я организовывал Клуб горных деятелей, как организацию, с помощью которой я оформлял и проводил в жизнь свои взгляды на промышленность"¹⁵.

Можно только догадываться о той степени психологического давления, которой, очевидно, подвергался в это время Пальчинский. Кстати, зная пристрастие советского режима к прорывам, приуроченным к красным датам календаря, можно предположить, что следователи многократно усилили натиск в данный период времени дабы отчитаться наверх об успехе в деле разоблачении главаря "вредительской организации" к очередной годовщине Октября. Возможно, поведение Пальчинского давало им определенные основания считать, что еще немного - и он окончательно сломается, подпишет полное признание. По крайней мере, именно это лихорадочное желание во что бы то ни стало "додавить" Пальчинского, на наш взгляд, проглядывается в последующих действиях следственных органов.

ОГПУ готовило для Пальчинского все более изощренные ловушки-провокации. Одну из них удается реконструировать по уцелевшим каким-то чудом документам.

18 ноября 1928 г. в руках следователей оказалась письмо, написанное Пальчинскому одним из арестованных по делу о вредительстве в золотоплатиновой промышленности - инженером X. (по этическим причинам его фамилия в данной статье не называется). Исследователям жизни Пальчинского данный документ до сих пор неизвестен, поскольку он остался в личном деле X. В письме, в частности, говорилось следующее:

"Петр Акимович!

Нелегкой дорогой я пришел к тому, о чем пишу. Я предвидел, что придет этот невыразимо тяжелый момент. Я хотел избежать его, покончив счеты с жизнью, но не удалось: меня вынули из петли, перевязали вскрытые вены и вернули к жизни и к необходимости встретиться здесь с Вами и свидетельствовать против Вас...

Много лет Вы были идейным вожаком большого круга инженеров... В частности, Вы не подозревали, может быть, какое огромное влияние Вы оказали на мою жизнь и деятельность за эти последние 6 - 7 лет... Но, вот, мы пришли с Вами туда, где сейчас находимся. Как и почему это случилось? Теперь, когда я под впечатлением обрушившегося на меня и моих товарищей несчастья оглянулся на пройденный под Вашим идейным руководством путь, я понял, что Вы, с Вашим неотразимым влиянием на других, собрали около себя нас, - инженеров старой идеологии, колебавшихся в своих отношениях к Советской власти, и повели не по пути признания ее и примирения с ней и дружбы с ней, работы на благо страны, а по дороге враждебного к ней отношения... вместо творческой работы мы повели работу вредительскую". Далее в письме приводятся конкретные разговоры и указания Пальчинского, якобы понятые как стимулирование вредительской работы, приводятся даже цифры полученных от Пальчинского денег от некой заграничной организации бывших владельцев горными предприятиями России, "имевших целью якобы оказание помощи нуждающимся инженерам в Союзе, но в действительности, конечно, поддержку вредительства".

Заканчивалось письмо следующим призывом: "Петр Акимович, облегчите и свою и Ваших товарищей участь: сознайтесь, раскайтесь во всем до конца, сойдите с прежнего пути и, с целью загладить и свою и нашу общую вину..."¹⁶.

Нетрудно догадаться, что данное письмо было настоящей находкой для органов ОГПУ.

Инженера X. связывали с Пальчинским долгие годы знакомства (оба в одно и то же время учились в Санкт-Петербургском Горном институте, славившимся корпоративностью), в 1927 г., во время командировки в Свердловск, Петр Акимович побывал на квартире X. Кроме того, X. входил в инициативную группу инженеров, выступившую в 1922 г. с идеей создания Клуба горных деятелей¹⁷.

В документах следственных дел по вредительству в золотоплатиновой промышленности нами был найдены любопытные подробности этой "спецоперации".

Согласно официальной версии, 10 октября сидящий в тюрьме инженер X., очевидно, после соответствующей обработки органов, совершил попытку самоубийства. Кстати, как свидетельствовал тюремный врач, осмотревший после этого X., на теле арестованного были найдены три свежих раны, причем "все раны нанесены тупым орудием, например, стеклом, так как края их неровные, рваные. Никакого ущерба для здоровья раны не представляют". В то же время врач отметил, что верхняя половина шеи и лицо X. "заметно отличаются по окраске от соседних частей тела, имеется значительный прилив крови"¹⁸.

Реальную подоплеку данного происшествия, конечно, установить очень сложно. Возможно, что X. сам совершил суицидальную попытку, возможно, что она была просто инсценирована работниками ОГПУ. Но одно очевидно - в любом случае, органы использовали эти события в своих интересах, заставив X., находящегося в состоянии психологического стресса, написать (или подписать) письмо Пальчинскому.

Кстати, интересно, что уже в 50-е гг. уральский инженер Б. С. Дунаев, также арестованный по вредительскому делу "Промпартии", писал в прошении о реабилитации, что инженер X. "сумел как-то передать жене, что его заставили в ГПУ под дулом револьвера написать какое-то письмо Пальчинскому"¹⁹.

В деле Пальчинского содержится свидетельство того, что в отношении инженера следователями ОГПУ на определенном этапе стало применяться и такое средство, как запугивание (пресловутая "третья степень") - а именно угроза расстрела. 15 февраля 1929 г. Пальчинский пишет своему экзекутору следующее: "В случае ухода моего из жизни, что обещано Вами (подчеркнуто мною. - А. Д.), все ценные для жизни мысли, проекты и изобретения пропадут без пользы вместе со мною"²⁰.

Учитывая доверие инженера к самооговорам, звучащим из уст коллег, проявляемое прежде, мы полагаем, что первоначально следователи прямого запугивания в отношении Пальчинского не допускали. В то же время, можно предположить, что органы, по-видимому, не рискнули применять в данном случае меры физического воздействия - Пальчинский был фигурой чрезвычайно волевой, на публичном судебном процессе он скорее всего вышел бы из-под контроля "кукловодов".

Из этого же документа можно сделать вывод, что с некоторых пор (инженер говорит "о трех месяцах" ожидания приговора) Пальчинский был также лишен возможности пользоваться бумагой и чернилами²¹.

Кстати, В. Серж в своих воспоминаниях сообщает о том, что Пальчинский "едва не был застрелен судебным следователем, которому дал пощечину"²², но возможно, что это не более чем фольклорная история.

Итак, по нашему мнению, у следствия были определенные основания предполагать, что в случае усиления психологического прессинга на Пальчинского инженер может быть окончательно сломлен. Однако именно здесь работников ОГПУ ждало главное разочарование. Окончательно "расколоть" Пальчинского не удалось. Единственным последствием разыгранной операции с письмом X. было следующее признание инженера, датированное 31 ноября: "Я признаю, что моя политическая платформа, деятельность и выступления за время существования Советской власти были явно антибольшевистскими, а если отождествлять советскую власть с диктатурой пролетариата, то и антисоветскими"²³. Нетрудно убедиться, что по смыслу оно мало что добавляет к его заявлениям от 3 и 5 ноября. Между тем, именно это признание вошло в обвинительное заключение. И. А. Гараевская, на наш взгляд, совершенно справед-

ливо отметила, что именно эта фраза дала повод следствию утверждать, что Пальчинский признал вину лишь частично²⁴.

Более того, сразу после этого инженер наоборот замолчал. По крайней мере, в его следственном деле больше не зафиксировано ни одного письменного документа, написанного его рукой (по сравнению с предшествующим периодом заточения - контраст просто разительный). Очевидно, Петр Акимович только теперь понял абсолютную бесперспективность всех своих попыток ведения диалога с властью. Возможно, только тогда ему наконец-то стала окончательно ясна и та страшная, действительная причина фантасмагорических "признаний" коллег-инженеров, с которыми он сталкивался на допросах (то, чему он до этого момента отказывался верить до конца). Отказавшийся "играть" по правилам, заданным сверху, упорно не признающийся в своей "вредительской" деятельности, Пальчинский становился бесперспективной в глазах режима фигурой. Это предрешало его участь.

Из сообщений в "Правде" и "Известиях" можно установить, что Пальчинский был расстрелян в период между 22 и 24 мая 1929 года.

Незадолго до своей казни, в феврале 1929 г. инженер обращается с последней просьбой - разрешить... "в ожидании приговора получать бумагу и чернила с пером, чтобы я мог записать проработанные мысли"²⁵. Кстати, круг научных тем, перечисленных Пальчинским, поражает своей широтой - здесь и работы о государственном земельном фонде, об индустриализации страны, о человеке как производительной силе, о дорожном строительстве, по мелиорации Заволжья, ограждению Ленинграда от наводнений, о Волжском канале, о применении нового асфальтобетона, а также по ряду "других вопросов"²⁶. О том, что серьезные наработки по многим из этих тем были созданы Пальчинским еще раньше, свидетельствует исследование Л. Р. Грэхэма²⁷.

Однако, по всей видимости, даже эта последняя просьба великого российского инженера не была удовлетворена. По крайней мере, каких-либо свидетельств о существовании научных трудов Пальчинского, созданных им в тюрьме в 1928 - 1929 гг., исследователям обнаружить не удалось.

Примечания

1. ЛЕНИН В. И. Полное собрание сочинений. 5-е изд. М. 1967. Т. 33, с. 396 - 397.

2. Там же, т. 34, с. 183 - 184.

3. ЗИНОВЬЕВ Г. Е. Ленин. В. И. Ульянов. Очерк жизни и деятельности. Пгр. 1918, с. 60.

4. Государственный архив административных органов Свердловской области (ГААОСО), ф. 1, оп. 2, д. 43929, т. 1, л. 119; ГАРАЕВСКАЯ И. А. Петр Пальчинский. Биография инженера на фоне войн и революций. М. 1996, с. 95.

5. ГРЭХЭМ Л. Р. Признак казненного инженера. Технология и падение Советского Союза. СПб. 2000, с. 60.

6. ГАРАЕВСКАЯ И. А. Ук. соч., с. 158 - 159.

7. ГААОСО, ф. 1, оп. 2, д. 43929, т. 1, л. 209 - 218.

8. Там же, л. 292.

9. Там же, л. 294.

10. Там же, л. ПО.

11. ПАЛЬЧИНСКИЙ П. А. Последние часы временного правительства. - Красный архив. 1933, N 56, с. 136 - 138.

12. ГААОСО, ф. 1, оп. 2, д. 43929, т. 1, л. 333.

13. Там же, л. 338.

14. Там же, л. 336.

15. Там же, л. 340.

16. Там же, т. 6, л. 166 - 168.

17. Там же, л. 84.

18. Там же, л. 42.

19. Там же, д. 43927, т. 3, л. 207.

20. Там же, д. 43929, т. 1, л. 345.

21. Там же.

22. СЕРЖ В. От революции к тоталитаризму. Мемуары революционера. М. -Оренбург. 2001, с. 303.

23. ГААОСО, ф. 1, оп. 2, д. 43929, т. 1, л. 184.

24. ГАРАЕВСКАЯ И. А. Ук. соч., с. 161.

25. ГААОСО, ф. 1, оп. 2, д. 43929, т. 1, л. 345.

26. Там же.

27. ГРЭХЭМ Л. Р. Ук. соч., с. 65 - 71, 170 - 171.