В конце 1946 года я поступил в аспирантуру Института истории АН СССР. До Отечественной войны я учился в Московском государственном институте истории, философии и литературы им. Н. Г. Чернышевского (ИФЛИ): окончил четыре курса. В 1945 - 1946 годах доучивался в МГУ, где начал заниматься историей Германии в XX веке. Предпосылкой было хорошее, даже свободное знание немецкого языка. Но главный интерес к данному сюжету был в событиях, происходивших в Германии - возвышении нацисткой партии и взятии ею власти в стране, где традиционно была сильна социал-демократия (первым президентом в Веймарской республике был социал-демократ Фридрих Эберт) и существовала наиболее сильная в Западной Европе компартия. Поступив в аспирантуру, я пришел в сектор новейшей истории, где моим научным руководителем стал зав. сектором академик А. М. Деборин. Он был не историком, а философом, причем очень известным, но в конце 1929 г. вынужден был прекратить занятия философией, ибо был объявлен воинствующим идеалистом. Деборин нашел прибежище у историков, но и здесь, как увидим, у него также возникли осложнения.

У Деборина был аспирант, поступивший за год до того, как в институте появился я - А. М. Некрич. В то время он еще был не известен, слава пришла к нему много позднее. Он специализировался нп истории Англии в новейшее время. Некрич был участником Великой Отечественной войны, и ничего не предвещало того, что случилось с ним в 1960-е годы, и завершилось его иммиграцией в США.

Вспоминается эпизод, относящийся к 1949 г., в период так называемой борьбы с космополитизмом - антисемитской кампании, проводившейся во всех идеологических учреждениях, включая Институт истории, и приведшей к многочисленным увольнениям. Такого рода шельмование в виде заседания Ученого совета состоялось и в Институте истории АН СССР, где главными являлись академики А. М. Деборин и И. И. Минц. На этом заседании мы сидели вместе с Некричем. Он уже защитил диссертацию, но она еще не была утверждена Высшей аттестационной комиссией и, могли последовать серьезные неприятности. Я же еще не закончил работу над диссертацией. Мы были в панике. Воспоминания об этом дне преследовало нас многие годы.

Вместе со мной в аспирантуру поступила Л. В. Поздеева, с которой вместе мы оканчивали МГУ. И ее научным руководителем также стал А. М. Деборин. В последующие годы Поздеева стала одним из крупных ученых - специалистов по истории Англии, ее перу принадлежит в частности двухтомный труд по истории англо-американских отношений в новейшее время. С Поздеевой мы были связаны многолетней дружбой, которую скрепляло близкое знакомство с одним из выдающихся ученых-

Гинцберг Лев Израилевич (1916 - 2006) - доктор исторических наук.

Свои воспоминания он передал в редакцию журнала "Вопросы истории" незадолго до своей кончины.

стр. 138

германистов - А. С. Ерусалимским. После его смерти мы совместно написали большой биографический очерк, который был опубликован в 1990-х годах.

В эти годы в аспирантуре учился и Ю. А. Писарев, специализировавшийся по истории стран, которые после первой мировой войны составили Югославию. Спустя годы он тоже стал академиком. Сектор, в котором он находился, перешел в Институт славяноведения, и после этого мы виделись редко. Это происходило большей частью в Библиотеке имени В. И. Ленина, где он часто бывал, уже будучи академиком. Должен сказать, что других академиков я не видел ни в этой библиотеке, ни в Исторической, ни в Институте научной информации по общественным наукам АН СССР. Встречаясь с Писаревым, я выражал удивление тем, что он ходит в библиотеку, хотя как академик он мог свободно получать книги на дом, что ему явно льстило.

Одним из примечательных персонажей, учившихся в аспирантуре, был Е. Б. Черняк. Он уже тогда был очень активен, а в дальнейшем еще более. Занимался Черняк" тогда историей Англии в 20-х - 30-х годах XIX в. и защитил диссертацию по этой проблематике, которая спустя короткое время была опубликована в виде книги. Довольно скоро после этого он в соавторстве с Поздеевой выпустил другую книгу, посвященную истории американской конституции. Спустя ряд лет Черняк обзавелся семьей, понадобилось больше денег, и он стал писать и выпускать книги облегченного содержания, темами для которых служили различные исторические казусы. Эти издания пользовались успехом и расходились большими тиражами. Черняк охотно презентовал их друзьям, в том числе и мне. Иногда это были переиздания, если они в чем-то отличались от прежних. Черняка постигло несчастье: он потерял супругу. Сын, уже выросший, эмигрировал в Америку и отец, оставшись один, вскоре последовал за ним. Назад он уже не возвратился.

Среди аспирантов, с которыми я познакомился, обращал на себя внимание А. Я. Гуревич. Нас многое сближало, и наша дружба длилась долгое время. С Гуревичем связано одно воспоминание, которое не относится к науке, но достаточно характеризует тогдашнее состояние общества. Я жил тогда в непосредственной близости от Арбатской площади. Выйдя как-то на площадь, я встретился с Гуревичем. Мы поговорили и решили вместе пойти к станции метро "Библиотека им. Ленина". Путь лежал по Воздвиженке. Дело было накануне одного из главных праздников того времени - 1 мая или 7 ноября. Проходя мимо здания Военторга, мы обнаружили, что портрет в одной из рам, установленных на здании, отсутствует. Стали лихорадочно восстанавливать, кого же там не было, и вскоре поняли, что отсутствует Н. А. Вознесенский, один из тех деятелей, которые руководили в годы войны промышленностью и сельским хозяйством. После войны он написал книгу "Военная экономика СССР в период Отечественной войны", за что получил Сталинскую премию. Мы тогда не знали, в чем дело, и лишь потом стало известно, что он был связан с так называемым ленинградским делом. Это было одно из тягчайших преступлений И. В. Сталина и его режима. Город, который так чудовищно пострадал в годы блокады, был теперь наказан неизвестно за что, а уцелевшие его активные деятели теперь погибали, но уже не от немцев, а от своих.

Сотрудники Института истории были в массе своей мне не знакомы, но там я встретился с некоторыми из тех, кого знал по ИФЛИ. Среди них была медиевистка О. Г. Чайковская, уже близкая к защите диссертации. Ее научным руководителем был выдающийся ученый и несравненный лектор А. И. Неусыхин. После аспирантуры ее интересы значительно расширились, и на какое-то время она занялась журналистикой. Очень популярны были ее судебные очерки, которые публиковались в "Литературной газете". Ольга Чайковская была тесно связана с правозащитниками, в частности, с Ф. Вигдоровой, которая осуществила запись известного судебного процесса над Иосифом Бродским. Не так давно я увидел новую книгу О. Г. Чайковской - биографию Екатерины II и порадовался широте ее интересов и творческому долголетию.

Встретились и другие знакомые по ИФЛИ. Одним из них был М. И Михайлов, занимавшийся историей марксизма, но главным талантом этого человека было ораторское искусство. Он умел абсолютно доходчиво доносить до слушателей содержание практически любой темы. Михайлов являлся лектором ЦК КПСС. По заданию последнего он ездил по стране, читая лекции на различные научные и политические темы, и отзывы на эти его выступления всегда были восторженными. Михайлов был прекрасным товарищем.

Знакомым по ИФЛИ был также А. В. Гулыга, который там изучал философию, но позднее увлекся историей и поступил в аспирантуру нашего института. Он был участником Великой Отечественной войны, а после ее окончания служил в Советской военной администрации в Германии и свою диссертацию посвятил созданию

стр. 139

Социалистической единой партии Германии. Я, как германист по призванию, помогал ему советами. Наша дружба продолжалась много лет, но ей пришел конец, когда после начала перестройки Гулыга начал печатать в газетах статьи, в которых имелось антисемитское содержание. В эти годы он вернулся к философии и создал ряд интересных работ.

В первые же месяцы пребывания в аспирантуре я познакомился с Михаилом Гефтером. Мы раньше не встречались, - он учился в МГУ, я в ИФЛИ. В тот момент М. Я. Гефтер еще не приобрел того значения, которое пришло к нему позднее, когда он стал одним из авторитетнейших членов коллектива института. Но уже было ясно, что он прирожденный оратор.

В институте было несколько ученых старше нас, начавших свою научную деятельность на три-четыре года раньше и уже достигших определенного положения. Они опекали и поддерживали нас. Одним из них был Н. А. Ерофеев, тогда секретарь Ученого совета, что было немаловажно. Специалист по истории Англии он создал ряд содержательных работ по этой проблематике.

Другим старшим товарищем у начинающих был В. М. Турок-Попов. Он приехал в СССР из Австрии и работал над монографией по истории этой страны в новейшее время. Турок-Попов был не в чести у сотрудников, пришедших в Институт истории из Академии общественных наук при ЦК КПСС и стоявших на страже идеологической "чистоты" и партийности в работах института. Рукопись Турока-Попова по новейшей истории Австрии обсуждалась в секторе новейшей истории не один раз и всегда вызывала разносную критику со стороны ревнителей "чистоты теории". Работу не утверждали в течение шести-семи лет и она была издана лишь после смерти Сталина.

В те годы я познакомился также с А. П. Кажданом, который также учился в аспирантуре, но в другом месте. Из бесед с ним было совершенно очевидно, что он очень талантлив. И действительно, в последующие годы он стал одним из ярких специалистов по средневековой истории. Но условия работы в СССР не устраивали его и, в конечном счете, он иммигрировал в США, где его заслуги в науке были высоко оценены.

Летом 1950 г. я защитил кандидатскую диссертацию на тему "Германская социал-демократия и ее роль в фашизации Германии". В выборе темы в определенной степени сыграли роль мои научные интересы. Но было и другое соображение, более важное. Речь идет о ненависти советских властей к немецкой социал-демократии, ненависти, длившейся ни один год. После Ноябрьской революции 1918 г. германские коммунисты пытались овладеть властью, но социал-демократия воспрепятствовала этому, что и породило эту ненависть. Эта вражда усилилась в годы Веймарской республики, в частности в связи с тем, что социал-демократы разоблачали военное сотрудничество СССР и Германии. Резкой критике с нашей стороны подвергалась политика социал-демократии в период наступления фашизма в Германии. Это имело основания, но при этом замалчивалась сектантская политическая линия коммунистов, которая в свою очередь способствовала приходу Гитлера к власти. Об этом в те времена писать не полагалось.

Ненависть к немецкой социал-демократии распространилась и на ее левое крыло во главе с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург, которые контактировали и до и в ходе первой мировой войны с В. И. Лениным. В 1931 г. Сталин опубликовал статью "О некоторых вопросах истории большевизма", в которой подверг германских левых разносной критике. После этого труды К. Либкнехта и Р. Люксембург долгое время не издавались, так же как и работы о них. Прорывом стала биография К. Либкнехта, написанная автором этих строк и изданная 100-тысячным тиражом в 1959 г. к 40-ой годовщине зверского убийства К. Либкнехта и Р. Люксембург (в процессе работы над ней я познакомился с вдовой К. Либкнехта Софьей Борисовной, которая была родом из России, и его сыном Вильгельмом, дружба с которым продолжалась более 20 лет)

Первым оппонентом по моей диссертации выступил академик И. М. Майский. Прошло то время, когда я с величайшим почтением смотрел на него, одетого в мундир замнаркома иностранных дел с большими звездами на погонах. Вспоминается фотография, сделанная на Потсдамской конференции 1945 г., где Майский сидел рядом со Сталиным, переводя ему и давая необходимые пояснения. Спустя несколько лет после моего знакомства с ним он оказался в заключении.

В институте я оставлен не был: еще слишком близка была "борьба с космополитизмом". Мог быть еще вариант референта академика Деборина и вакансия эта была свободна, но ее занял А. М. Некрич - и совершенно справедливо, ибо он и поступил в аспирантуру раньше меня, и защитил диссертацию раньше. Работу я нашел лишь

стр. 140

летом 1955 г. в Исторической библиотеке. Должность моя называлась "главный библиограф", но таких было несколько. В библиотеке были, конечно, интересные люди, но более или менее тесно сдружиться с кем-либо не удалось, ибо я проработал там только около полутора лет. В конце 1956 г. я поступил в редакцию создававшегося тогда журнала "Новая и новейшая история", где стал заведовать отделом критики и библиографии. Кроме сотрудников редакции, появилась масса новых знакомых - авторов статей и рецензий, а также книг, которым посвящались эти рецензии.

Среди сотрудников мое внимание привлек В. И. Зуев, занимавшийся проблемами стран народной демократии. Я знал его еще до того, как мы встретились в редакции журнала. Институт истории находился в известном доме по Волхонке, 14, где размещались и другие гуманитарный институты, а также издательство АН СССР, где тогда работал Зуев. Он был очень молод, но уже прошел войну, где потерял ногу. Я об этом узнал лишь позднее, когда увидел Зуева танцующим. Он был человеком незаурядным, очень активным и любознательным. После нескольких лет работы в журнале В. И. Зуев вернулся в издательство, заняв там пост главного редактора по общественным наукам. Благодаря его усилиям увидела свет книга Некрича "1941. 22 июня", которая принесла и автору, и главному редактору большие неприятности. Зуев вынужден был вернуться в журнал, но уже без прежнего энтузиазма в работе.

Другим человеком, с которым сложились добрые отношения, был также участник Отечественной войны Г. Я. Рудой. С ним я был знаком ранее, он учился в ИФЛИ на литературном факультете, но в ИФЛИ связь между факультетами была очень крепка. Кроме того, нас сближал интерес к Германии, ее истории и литературе. Дружеские отношения сохранялись в течение десятков лет. После ухода из редакции "Новой и новейшей истории" Г. Я. Рудой стал одним из лучших переводчиков с немецкого, специализируясь на общественно-политической литературе.

Еще одним "немцем" был историк Я. С. Драбкин. Он занимался Ноябрьской революцией 1918 года в Германии. Вскоре после прихода в редакцию журнала он издал книгу на эту тему, в центре которой находился спор по вопросу, была ли эта революция пролетарской или буржуазной. Проблема эта была одной из главных в тогдашней историографии. Но наши с Драбкиным интересы привлекла тема антифашистской борьбы в гитлеровской Германии. Работ на эту тему у нас в стране тогда практически не было. И мы совместно написали книгу о мужественных немецких борцах против гитлеровской диктатуры и развязанной ею мировой войны. Тема была разделена так: первую часть написал я, будучи более осведомлен о начальном этапе истории нацистской партии, вторую, где речь шла о периоде войны, - Драбкин, работавший с солдатами и офицерами вермахта, попавшими в плен и перешедшими на антифашистские позиции.

Среди авторов журнала, о которых следует сказать, первое место принадлежит М. И. Семиряге. В те годы он еще служил в армии, и даже не в Москве, но был очень активен. Он писал тогда об оккупационной политике гитлеровской Германии, и его работы уже тогда выделялись высоким научным уровнем. Позднее Семиряга переехал в Москву и работал в Институте военной истории, будучи главным редактором одного из томов 12-томной истории второй мировой войны. Но ему было тесно в рамках этого издания. Взгляды Семиряги на ключевые проблемы новейшей истории особенно ярко воплотились в его работах, вышедших в период перестройки и более поздние годы. В своей книге он изложил свою концепцию внешней политики СССР, резко отличавшуюся от официальной версии, и вызвавшую ненависть со стороны апологетов сталинского режима. Последней работой М. И. Семиряги (она вышла уже после его смерти) стала очень большая по объему книга - "Коллаборационизм", в которой автор дал глубокий научный анализ этого социального феномена. Труды Семиряги - существенный вклад в изучение новейшей истории.

Другим ученым, с которым установилось тесное сотрудничество, был В. Чубинский, живущий в Ленинграде, автор биографии О. фон Бисмарка, позднее переизданной. Тема меня занимала в связи с тем, что я издавал раннюю монографию А. С. Ерусалимского. Одна из наших бесед с В. Чубинским происходила в Центральной партшколе в Ленинграде, где он работал, - в Таврическом дворце; я тогда впервые побывал в актовом зале, где происходили заседания царской Думы.

Дружеские отношения сложились с А. Д. Колпаковым, который занимался историей Ирландии. Научные интересы молодого талантливого ученого лежали в истории достаточно экзотической тогда страны. К великому сожалению, жизнь его оборвалась очень рано.

Вспоминается проходившая в Центральном доме литераторов защита диссертации М. М. Кораловым, лучшим знатоком литературных и эстетических воззрений К. Либкхнета, Р. Люксембург и К. Цеткин. В числе гостей был Н. Эйдельман, весьма

стр. 141

популярный тогда автор. На банкете после защиты состоялся оживленный разговор, в котором особенно ярко показал себя Эйдельман, который был знаком и с эстетикой германских левых социал-демократов.

Часто выступал в журнале "Новая и новейшая история" специалист по историографии В. И. Садов. Его знания в этой области были особенно полезны в период становления журнала, который, по существу, впервые стремился глубоко анализировать выходящую литературу по проблемам современной истории.

Ряд ученых представлял американистику. Среди них выделялся Н. Н. Болховитинов, главные научные интересы которого касались русских открытий в Америке. Н. Н Болховитинов вырос в крупного ученого и был заслуженно избран действительным членом Академии наук.

Приятельские отношения сложились с преподавателем Пермского университета П. Ю. Рахшмиром, активно изучавшим западногерманскую литературу о гитлеризме. Его работы часто появлялись в журнале, и позднее я привлек его как автора историографической главы в книге "История фашизма в Западной Европе", которая создавалась в Институте истории АН СССР.

Чувства симпатии - помимо общих научных интересов - связали меня с преподавателем Свердловского университета В. А. Бухановым, изучавшим оккупационную политику гитлеровской Германии в Европе. В отличие от других историков он не ограничивался описанием оккупационных зверств, а стремился раскрыть потаенные замыслы нацистских главарей, представить карту Европы в случае победы гитлеровского вермахта. Когда Буханов завершил работу над докторской диссертацией, он попросил меня выступить оппонентом на защите. Я ответил согласием и с этой целью ездил в Свердловск. К великому сожалению, В. А Буханов вскоре после этого тяжело заболел и скончался.

Многолетние дружеские отношения связывали меня с воронежским историком В. А. Артемовым, у которого я выступал оппонентом на докторской защите по теме из истории Германии периода до первой мировой войны. Он заведовал кафедрой в Воронежском университете и ряд лет занимался в основном подготовкой молодых специалистов. Но где-то с конца 1980 годов Артемов стал выпускать одну за другой свои работы, касавшиеся и истории Германии, но также и других исторических сюжетов. Среди созданного им за прошедшие годы - биографии Ф. Эберта и К. Радека, одной из жертв сталинского террора, в 1920 годы игравшего значительную роль во взаимосвязях СССР и Германии. В 2005 году В. А. Артемов скончался, но остались его многочисленные ученики и книги.

Приятелями моими были не только соотечественники, но и некоторые историки из ГДР. В 1957 г. была создана Комиссия историков ГДР и СССР, которая ежегодно устраивала конференции - попеременно в ГДР и СССР. Благодаря этому установились дружеские связи между историками двух стран. Назову некоторых из новых друзей. Один из них - человек высоких моральных качеств, профессор Берлинского университета Г. Розенфельд, крупный специалист по истории советско-немецких отношений. Дружеские отношения сложились с Э. Штекер, автором биографии А. С. Ерусалимского, у которого она, как и ряд других молодых историков ГДР, училась во время его годичного пребывания в Берлине в 1950-х годах. Тема этой книги особенно сближала меня с фрау Штекер. В. Руге принадлежал к другому поколению. Это был человек больших знаний и доброжелательности к людям. В 1930-х годах он эмигрировал в СССР, где был репрессирован. После Великой Отечественной войны переселился в ГДР и стал одним из наиболее известных историков ГДР; в СССР была переведена его книга о президенте Веймарской республике П. Гинденбурге.

Хотя я с лета 1950 г. не состоял более в Институте истории, но связи с ним не порывал. А. С Ерусалимский, который был рецензентом моей дипломной работы "Компьенское перемирие 1918 года", показавшейся ему интересной, предложил мне сотрудничество. Ерусалимский был назначен главным редактором одного из томов "Всемирной истории", который охватывал период с 1870 по 1905 год. Он поручил мне написать для этого тома пять глав - общую характеристику периода, историю международных отношений и историю Германии, Австро-Венгрии и Франции. Работа была длительной, и все главы были одобрены и опубликованы.

Журнал "Новая и новейшая история" был детищем XX съезда КПСС, когда пересматривались взгляды на многие события прошлого, отвергались традиционные для той поры точки зрения. В литературе, выходившей в то время, ставились вопросы, которые ранее замалчивались или решались неверно. Эта работа доставляла удовольствие и приносила пользу ее исполнителям.

В начале 1960-х годов в Институте истории СССР приступил к работе над двухтомником по истории Германии в новое и новейшее время. Директором института

стр. 142

был в то время известный германист В. М. Хвостов. Работа по подготовке этого издания была поручена А. С. Ерусалимскому, который хорошо зная меня в связи с работой над VII томом "Всемирной истории", добился у директора института моего перевода туда. Это произошло весной 1964 г., но случилось несчастье: А. С. Ерусалимский внезапно скончался, и я стал заниматься подготовкой двухтомника по германской истории один. Я часто советовался с В. М. Хвостовым, и его помощь была важным подспорьем в работе.

Определенные трудности представлял подбор авторов этой книги. В конце концов, удалось создать коллектив, состоявший из наиболее квалифицированных специалистов в изучении тех или иных аспектов данной темы. В числе авторов были крупные ученые, такие как, например, академик Сергей Данилович Сказкин. Книга вышла в 1970 г. и получила положительную оценку научной общественности, но она называлась не "История Германия в новое и новейшее время", а "Германская история в новое и новейшее время". Таково было предписание директивных органов, которые объяснили нам, что Германия как единая страна не существует, и по-видимому полагали, что она уже не объединится.

После выхода этой книги возникла мысль подготовить коллективный труд, посвященный истории фашистских организаций и государств в Европе. В создании этого труда участвовали наиболее эрудированные специалисты, в основном сотрудники Института истории, использовалась новейшая зарубежная литература вопроса. Всю организационную и редакционную работу по подготовке данного издания выполнил я, но главным редактором был назначен крупный специалист по истории итальянского фашизма Г. Г. Филатов, а я был его заместителем. Книга сохранила ценность и до наших дней; другого издания на данную тему не выходило.

Вновь оказавшись в институте, я продолжил участие в создании многотомника "Всемирная история". Главный редактор IX тома этого издания Г. Н. Севостьянов попросил меня написать главу по истории Германии в 1920 - 1930 годах XX века. Затем я участвовал в работе над X томом, посвященном второй мировой войне. Главным редактором тома был мой давний приятель Некрич. Моей задачей было дать описание внутреннего положения Германии на различных этапах войны и охарактеризовать движение Сопротивления гитлеровской диктатуре, в частности, военного заговора 20 июля 1944 года.

Я вернулся в Институт истории после 14-летнего перерыва. Мои аспирантские приятели все были на месте, но появились новые сотрудники и с некоторыми из них установились дружеские отношения. Среди них была германистка Г. Н. Горошкова. Она пришла из Академии общественных наук, о воспитанниках которой и их нравов говорилось выше, но в отличие от них стремилась познать истину в науке. Ее научные интересы сосредотачивались на истории фашистской Германии и при работе над монографией "История фашизма в Западной Европе", что была возложена на меня, авторство центральной главы, посвященной гитлеровской диктатуре, было поручено Г. Н. Горошковой. С этой задачей она в основном справилась.

Подлинную симпатию вызывал испанец Х. Гарсиа. Он был одним из тех испанских детей, приехавших в СССР после начала гражданской войны в Испании. Он стал здесь историком. Очень красивый человек и надежный друг. После несчастья, постигшего Некрича, мы втроем собирались на квартире последнего и обсуждали ситуацию. Вскоре после начала перестройки Х. Гарсиа покинул СССР и вернулся на родину.

В Институте истории был избран партком, состоявший в своем большинстве из сторонников пересмотра многих аксиом в исторической науке. Его секретарем был В. Данилов, который по своей специализации (истории коллективизации сельского хозяйства) противостоял заведующему отделом науки ЦК КПСС Трапезникову. Их точки зрения были диаметрально противоположны.

Значительное влияние на работу парткома оказывал М. Я. Гефтер, который решительно выступал за обновление, за то, чтобы покончить с несостоятельными версиями, бывшими в ходу в прежние времена, высказывавший смелые идеи, в частности о необходимости подкрепить политические преобразования серьезными реформами в экономическом строе страны.

Но в октябре 1964 г. в отставку был отправлен Н. С. Хрущев, и политическая конъюнктура существенно изменилась. Сторонники прежних порядков брали реванш, и прогрессивный партком Института истории АН СССР был для них бельмом в глазу. Начались гонения, венцом которых оказался раздел института на Институт истории СССР и Институт всеобщей истории. Так мятежного парткома не стало. Обстановка в исторической науке значительно ухудшилась. Первым свидетельством этому стало исключение Некрича из партии в связи с выходом его книги "1941. 22 июня",

стр. 143

которая правдиво излагала историю начального периода Великой Отечественной войны. Случилось так, что я одним из первых узнал об этом от него самого. Утром следующего дня, я приехал для беседы с А. В. Гулыгой в дом, в котором жил и Некрич, и когда спустился вниз, то натолкнулся на последнего, и он рассказал мне в деталях о том, как шло заседания Комиссии партийного контроля, на котором председательствовал А. Я. Пельше. В это время Некрич являлся членом парткома Института истории АН СССР, но это совершенно не повлияло на отношение к нему членов комиссии, которые осуждали бывшего фронтовика, написавшего правду о начале войны.

В Институте всеобщей истории, где после раздела оказался и я, атмосфера была совершенно иная. О "завиральных" идеях уже не заикались. Только М. Я. Гефтер, который возглавил сектор историографии и привлекал многих своим ораторским искусством, еще позволял себе некоторые вольности (позже сектор был расформирован). В 1972 г. недоброжелателям-сталинистам удалось "обработать" тогдашнего секретаря МГК КПСС по пропаганде Ягодкина, который явился в институт и подверг резкой критике вышедшую незадолго до того мою книгу "На пути в имперскую канцелярию" причем главное обвинение было то же, что и в 1949 г. во время "борьбы с космополитизмом", - не раскрыт был в нем в должной степени "общий кризис капитализма" (которого вообще не было). Спустя некоторое время в институте состоялось обсуждение книги; выступавшие - М. И. Михайлов, Г. Н. Горошкова, Г. Г. Филатов и другие - высказались положительно, хотя и сделали некоторые замечания. Моего друга и соавтора Драбкина среди них не было; на судьбоносное для меня заседание он не пришел.

После этого работа в Институте всеобщей истории потеряла свою привлекательность. Среди прочего имел место запрет участвовать в научной конференции в ФРГ, на которою я получил приглашение. В 1973 - 1974 годах ко мне не раз обращались коллеги из Института международного рабочего движения (ИМРД) АН СССР с предложением перейти к ним на работу. Дело в том, что в этом институте началась работа над многотомником по истории международного рабочего движения, и им нужен был ученый, обладавший соответствующей подготовкой для такого рода издания. Речь шла о томе, посвященном периоду 1870 - 1905 годов, то есть том самом, которым я занимался при подготовке нескольких глав VII тома "Всемирной истории". Я раздумывал несколько месяцев, летом 1974 г. принял это предложение и перешел в Институт международного рабочего движения.

В этом институте я встретился с рядом интересных людей. Наиболее близким из них стал М. А. Заборов, один из крупнейших специалистов по истории крестовых походов, занимавшийся впрочем теперь совершенно иной проблематикой. Это был интеллигент в подлинном смысле этого слова, который стремился как в своем прежнем амплуа, так и в новом, к объективным суждениям и выводам. Заборов был истинным другом, который всегда был готов оказать помощь. Но к несчастью, он заболел и сравнительно рано умер.

Давнее знакомство связывало меня с А. А. Галкиным, заведовавшим отделом, в котором я стал работать. Это чрезвычайно талантливый человек, автор книги о германском фашизме, в которой наиболее глубоко проанализирована сущность этого феномена XX века. А. А. Галкин блестящий журналист, способный адекватно представить самый сложный вопрос. Меня связывала с ним прежде всего общность проблематики, хотя в институте приходилось заниматься другими вопросами.

Одним из них явилась деятельность партии "зеленых" в ФРГ, которая возникла из движения гражданских инициатив, выступавшего с резкой критикой политического руководства этой страны. Работа над этой темой привела к появлению книги "Массовые демократические движения в ФРГ и партия "зеленых"". Она до сих пор осталась единственной работой на эту тему в нашей литературе, хотя эта партия в течении многих лет играла значительную роль в истории Германии.

Разносторонним исследователем показал себя Р. Я. Евзеров. Его интересы охватывали не только вопросы рабочего класса и рабочего движения, но и другие проблемы современной истории. Так, он выступил соавтором (вместе с И. С. Яжборовской) биографии Р. Люксембург, появившейся после огромного перерыва в несколько десятилетий. Р. Я. Евзеров продолжает активно работать и в наши дни.

Интересными людьми также были Э. В. Клопов и Л. С. Гордон. С первым из них я сотрудничал в работе над вторым томом многотомника "Международное рабочие движение". Клопов был автором главы о революционном движение в России 1870- 1890-х годов. Она была написана нестандартно, ряд акцентов не вполне соответствовал господствующим канонам. К сожалению, сохранить главу в первозданном виде не удалось. Директор института Т. Т. Тимофеев, который неусыпно соблюдал "генеральную линию", воспротивился и убрал все "вольности" автора. (О Тимофееве со-

стр. 144

трудники рассказывали, что перед явкой в институт он заглядывает в ЦК КПСС, чтобы познакомиться с самыми последними инструкциями.) В ЦК КПСС обсуждался данный труд; этим руководили заместители заведующего Международным отделом ЦК КПСС А. С. Черняев и В. В. Загладин. Работа была в целом одобрена.

Тимофеев командовал в ИМРД более тридцати лет и превратился в своего рода царька, не терпящего чужих мнений и предложений. Вот наглядный пример. В конце 1970-х годов я завершил исследование всего пути нацистской партии с момента ее создания в начале 1919 г. и до 30 января 1933 года. Рукопись была представлена Тимофееву, и он распорядился назвать ее "Рабочее и коммунистическое движение Германии в борьбе против фашизма 1919 - 1933гг." Это была явная глупость: конечно, в книге освещалась и антифашистская борьба, но главное заключалось не в этом, а в самой истории возвышения нацизма и его прихода к власти, включая фашистский путч 8 - 9 ноября 1923 г. с позорным бегством Гитлера с места расстрела фашистской демонстрации, когда он оставил лежать на земле своих убитых и раненых соратников, в том числе Геринга. Тимофеевский заголовок дезориентировал читателей и существенно снижал интерес к книге. Еще один эпизод характеризует моральный уровень этого деятеля. В годы перестройки Ученый совет института принял решение о моем переводе на должность главного научного сотрудника. Это решение нуждалось в утверждении директора. Однако, Тимофеев, который был во многом обязан мне лично, отказался дать свое согласие.

Что касается книги, которой Тимофеев дал такой "удачный" заголовок, то на этом ее история не закончилась. Спустя много лет, после того, как открылись архивы, и вновь обнаруженные документы позволили гораздо полнее представить картину происходившего, я решил книгу переработать, сильно сократив материал об антифашистской борьбе и дополнив ее новыми данными на основную тему. Работа вышла в 2004 г. под названием "Гитлер. Путь к власти".

В 1960-е годы я интенсивно работал над докторской диссертацией, тема которой в определенном смысле продолжала кандидатскую. Речь шла о пути, пройденном германским фашизмом в годы, предшествовавшие его приходу к власти. Но материалы, фигурирующие в новой работе, были несравненно шире и богаче. В новой работе были использованы архивные документы, главным образом из хранилищ ГДР, особенно Потсдамского архива. Здесь были не только материалы самого архива, но и микрофильмы, переданные в Потсдам из американских хранилищ, в том числе - и это представляло особый интерес - протоколы заседаний правительств Германии за годы, предшествовавшие приходу фашистов к власти, тогда еще не опубликованные и практически неизвестные историкам. В 1967 г. вышла моя книга "Тень фашистской свастики", в которой речь шла о последнем годе перед приходом Гитлера к власти, когда во главе правительств находились фон Папен и Шлейхер. Работа над диссертацией была завершена в начале 1968 г., но защитить ее тогда я не смог, ибо, как уже говорилось, в том же году Институт истории был разделе на два. И новый состав Ученого совета появился лишь в конце 1969 года. Официальными оппонентами выступили Г. Л. Розанов, автор первой в нашей литературе монографии о фашистской диктатуре в Германии, не утратившей своего значения и в наши дни, А. А. Галкин, автор важнейшей книги о социальной природе германского фашизма, и М. И. Семиряга, автор ценных работ о политике Германии во второй мировой войне. Защита диссертации состоялась в феврале 1970 г., она была издана в 1972 г. под заголовком "На пути в имперскую канцелярию".

В 1970 г. произошло еще одно событие, имевшее существенное значение для исторической науки, - в Москве состоялся Всемирный конгресс историков. Одним из центральных вопросов, обсуждавшихся на нем, был вопрос о фашизме, его природе и практической политике. По этому вопросу проявились существенные разногласия между учеными СССР и некоторых других стран. Я участвовал в дискуссии по этому вопросу, в том числе и на пленарном заседании конгресса, состоявшемся в Актовом зале Московского университета на Ленинских горах, когда советские участники конгресса убедительно отстояли свои позиции по этому вопросу.

Параллельно я продолжал исследовать историю антифашистской борьбы в Германии. Были, в частности, написаны очерки о видных деятелях движения Сопротивления. Эта книга вышла тремя изданиями под заголовком "Герои Сопротивления". Центральным из них был очерк о мюнхенских студентах, брате и сестре Шолль, которые создали организацию "Белая роза", а в 1943 г. были казнены. Итогом работы над темой стала монография "Борьба немецких патриотов против фашизма (1939 - 1945)".

О борьбе против фашизма шла речь и в работе, посвященной участию немецких антифашистов в гражданской войне 1936 - 1939 годов в Испании. Они здесь были очень активны. В конце 1936 г. республиканскими войсками в районе Мадрида ко-

стр. 145

мандовал генерал М. Штерн, который сумел отразить бешенные атаки Франко и итало-германских интервентов на испанскую столицу. И в последующем немецкие антифашисты являлись одной из наиболее значительных сил республиканского лагеря. Работа была опубликована в двух номерах журнала "Новая и новейшая история".

Выходили также статьи, посвященные малоизученным проблемам истории Германии, в том числе об экономике и о науке в нацистской Германии.

Но были и "проколы". В те годы издавались "Очерки истории исторической науки в СССР". Я публиковал обзоры журналов и рецензии на новые советские и зарубежные книги по новейшей истории, и поэтому мне была заказана статья на эту тему для соответствующего тома данного издания. Статья была написана и принята редакцией, но уже накануне сдачи в набор мне сообщили, что она не получилась. Выяснилось, что такое решение исходило от П. Н. Поспелова, который в то время являлся академиком-секретарем Отделения истории Академии наук СССР. Этот человек не имел никакого отношения к науке, если не считать того, что он одно время являлся директором Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Принимая решение о моей статье, Поспелов руководствовался своими кондовыми взглядами на существо рассматривавшихся в ней проблем, не изменившимися со времен, когда он был главным редактором "Правды".

В те же годы я занимался подготовкой к печати незавершенных работ А. С. Ерусалимского, который незадолго до своей кончины обратился ко мне с просьбой об этом. Речь шла, прежде всего, о монографии "Бисмарк. Дипломатия и милитаризм" - первой в нашей литературе биографии немецкого канцлера. Другая книга состояла из работ, посвященных разным сюжетам - истории колонизации Африки в XIX веке и великих держав в Китае в конце XIX века. Обе книги вышли в издательстве "Наука". При подготовке книги о Бисмарке я попросил М. Я. Гефтера написать предисловия, зная, что он был очень близок к А. С. Ерусалимскому и разделял его взгляды на международную ситуацию и политику России в конце XIX века. Когда книга появилась, то вскоре последовало резкое возражение со стороны А. З. Манфреда, который придерживался иных взглядов на данную проблематику. Ерусалимский подвергал критике тогдашнюю политику России, Манфред же идеализировал ее. Этот протест не был поддержан директором института В. М. Хвостовым.

Друзья и ученики А. С. Ерусалимского ежегодно в день его рождения собирались у него дома. Здесь бывали М. Я. Гефтер, Я. С. Драбкин, профессора МГУ К. Ф. Мизиано и Н. Е. Застенкер и др. Вспоминали учителя, говорили о его заслугах, как крупном ученом и блестящем публицисте, а в Великую Отечественную войну возглавлявшем международный отдел газеты "Красная звезда". Гефтер произнес проникновенные слова о покойном, которому все присутствующие были многим обязаны.

В 1990-е годы открылись раннее почти недоступные архивы. Главным из них был так называемый бывший Центральный партийный архив, в котором хранились документы ЦК КПСС, Коминтерна и зарубежных компартий, в том числе и КПГ. Эти материалы позволили совершенно по-новому оценить важные политические события как в СССР, так и в других странах. Это касалось, в частности, событий 1920-х - начала 1930-х годов в Германии. Документы подтверждали значительную долю вины германской компартии в трагическом исходе борьбы демократов против фашизма. Об этом свидетельствовали и письма Э. Тельмана в Москву конца 1932 - начала 1933 годов, посвященные практически полностью перипетиям внутрипартийной борьбе в КПГ. Кроме того, мне посчастливилось работать в Амстердамском институте социальной истории, где хранится архив Социал-демократической партии Германии.

На основании этих материалов мною опубликован ряд статей по вопросу о причинах и обстоятельствах прихода нацистов к власти. Я даже вышел за пределы этой проблематики и на основании материалов бывшего партархива опубликовал ряд статей по внутренней истории, в том числе о бедствиях крестьян связанных с коллективизацией сельского хозяйства, о репрессиях 1930-х годов, о вывозе хлеба за рубеж, несмотря на острую нехватку его в стране и т.д.

На моем жизненном пути было многое - удачи и невезения, было доброжелательное отношение со стороны корифеев германистики XX века А. С. Ерусалимского и В. М. Хвостова, сотрудничество с ними, выступление на Всемирном конгрессе историков, участие в создании журнала "Новая и новейшая история", и работа в его редакции, состоявшей из первоклассных журналистов - историков. Было соавторство с замечательным историком и человеком С. Д. Сказкиным в двухтомнике "Германская история в новое и новейшее время". Но было и другое - злоба и мстительность некоторых псевдоученых, которые использовали обстановку 1970-х годов для сведения научных счетов. Общий итог - одиннадцать книг и несколько сот научных работ в журналах, сборниках и других изданиях.