Исследование различных аспектов социальной психологии прошлого, как справедливо полагает автор рецензируемого труда кандидат исторических наук, доцент Кубанского государственного университета С. С. Минц, диктуется потребностями общества, логикой развития науки, стремлением "представить себе природу историчности деяний индивида и социума, понять роль различных проявлений сознания в человеческой культуре" (с. 4).

Социально-психологический аспект, полагает Минц, позволяет, во-первых, полнее осветить проблему личности в истории; во-вторых, изучить конкретные состояния психологии различных социальных общностей, в том числе и в масштабах сословий и классов. Такой подход позволяет вписать личность в рамки конкретного окружения, увидеть ее индивидуальность, и рассмотреть как часть данной исторической эпохи.

Один из источников, где содержится соответствующая информация - мемуары, в которых четко определена личностная оценка излагаемых событий прошлого. В основу данного исследования положены мемуары российского дворянства последней трети XVIII - первой трети XIX века. Выбор мемуаров обусловлен не только стремлением показать их потенциал для изучения социальной психологии, но и опытом изучения этой проблематики в отечественной историографии. В историографическом обзоре (гл. I и II) скрупулезно исследована практически вся литература 60-х - 90-х годов по проблемам социальной психологии и ее историческим аспектам.

Цель своего исследования автор вполне правомерно видит в определении путей использования содержащейся в мемуарах информации для изучения социально- психологических явлений, происходивших в сознании русского дворянства на рубеже веков, создании условий для накопления конкретных исторических фактов, характеризующих психологию дворянства в переходное время (с. 71). Автор исследует мемуары, написанные в переходную от феодализма к буржуазному строю эпоху. Минц права в том, что для выявления рамок социально-психологических процессов и их отражения в источниках следует использовать материалы не всей переходной эпохи, а только той ее части, "когда новые элементы уже оформились в достаточно устойчивые образования, но еще не вступили в непримиримый конфликт со старыми" (с. 73).

Центром исследования становится "образованное русское дворянство", которое, как подчеркивает автор, не составляло единой социальной группы, но включало в себя людей, наиболее восприимчивых к идее общественной значимости личности и определявших культурный уровень эпохи. Изучение социально- психологического облика дворянства России дает возможность показать роль дворянства в усилении или либерализации самодержавного режима.

Весь комплекс мемуаров рассматривается в монографии как качественное единство. В существующей историографии много говорится о субъективной природе и субъективизме оценок мемуаров. Автор же полагает, что субъективная природа мемуаров является основой для их сопоставления, так как именно она отражает самосознание мемуаристов, осознание мемуаристом себя в системе межличностных и общественных отношений. Оно позволяет, в свою очередь, выявить эволюцию мемуаров, определить этапы развития психологических процессов, критерии группировки мемуарных источников.

Группировка по уровням развития самосознания, предложенная автором, - не

стр. 155

единственная и не вполне совершенна (кстати, и Минц сама это признает), но мы склонны поддержать автора в том, что признак, выбранный для группировки, "отражает социально обусловленную внутреннюю сущность источников мемуарного характера и показывает объективно складывающуюся взаимосвязь между творческой активностью субъекта и объективными процессами развития культуры и общества" (с. 87), позволяет выявить информативные возможности мемуаров и судить об их достоверности.

Изучая структуру мемуаров, Минц показала, что структура текста и организация его содержания позволяют получить достаточную информацию об исторических и психологических особенностях времени, описываемого в источнике. Способы, которыми строится авторский образ, характеризуют вид источника, а сопоставление образа мемуариста с образами лиц, описываемых в мемуарах, является информативным и дает материал для их сравнения.

Выявление способов и приемов изображения авторского образа позволило Минц выделить в изучаемых мемуарах две группы: первая, где больше показаны события жизни мемуариста и в меньшей степени его внутренний мир, вторая, где первостепенное место занимает внутренний мир автора, его душевное состояние, объяснение его поступков. Анализ способов и приемов изображения современников в мемуарах позволил автору выявить восприятие мемуаристами социальной реальности, как отражение "вертикальности" этого восприятия, "иерархизированности жизни и быта позднефеодального общества" (с. 213). В работе прослежена связь между способом подачи информации о современниках и соотношением социального положения мемуаристов и описываемых ими лиц. Эта проблема важна не только в плане источниковедческого аспекта социально-психологического исследования, но и для изучения менталитета российского дворянства. Минц определила, что взаимосвязанные группы современников получали в мемуарах близкие характеристики.

Между способами подачи информации об окружающих лицах, их социальным статусом и мемуариста имеется, подчеркивает автор, непосредственная связь. Сознание мемуариста, полагает она, было подчинено сословно-корпоративной психологии, если речь шла о людях более низкого социального положения. При характеристике же людей своего круга мемуарист проявлял способность к осмыслению и общественных связей и социальной иерархии (с. 148-159). Анализ способов и приемов изображения современников в мемуарах и их характеристики позволяют судить о системе социальных норм, ценностных ориентациях, надеждах и разочарованиях, сложившихся и действовавших на уровне индивидуального сознания, формировавшегося под влиянием определенной группы.

Представляется весьма важной глава "Идентичность и идентификация: отражение в источниках уровней и механизмов сплоченности". Эта линия анализа мемуарных источников "в сочетании с изучением отражения общегрупповых особенностей социальной психологии, характеризующих группу с точки зрения наиболее общих черт, определяемых социальными функциями и положением в системе социальных связей своего времени", может быть более эффективной (с. 172). К проблемам классовой и внутриклассовой психологии Минц подходит с позиций определения уровней и природы механизмов сплоченности субъектов.

Для выявления черт социально-психологического облика дворянства России, подчеркивает автор, необходимо изучение форм идентичности, отразившихся в мемуарах. Именно через идентичность реализуется самосознание класса. Важно и изучение самоидентификации, то есть представлений мемуариста о сущности и значимости своей личности. Социальные самоидентификации дворянства имели четко выраженный сословно-корпоративный характер и не свидетельствовали об осознании мемуаристами-дворянами своей классовой общности. Понятие "дворянин" еще не наполнялось классовым содержанием. Изучение социальных самоидентификаций чиновного дворянства позволяет говорить о том, что чиновное дворянство привязывалось к самодержавию, зависело от него, ощущало сопричастие правительственной политике, что в свою очередь способствовало усилению корпоративной сплоченности дворянского класса-сословия, в то время как идейная общность дворянства оставалась слабой.

Минц показала, что феодальная природа российского дворянства определяла особенности его социально-психологического облика. Немалую роль играла иерархизация сфер общественной жизни, зависимость от монарха, патерналистская форма, в которую облекались отношения угнетения и подчинения, связь сознания дворянина с сознанием, характерным для всего дворянства как сословной общности. Не меньшее значение имело внимание к социальному статусу, предоставляющему дворянину определенные права и привилегии, признание безусловно

стр. 156

истинными внешних признаков социального статуса.

Иногда создается впечатление, что автор излишне увлекается теоретизированием. Это несколько мешает ему более выпукло показать методику работы с источниками и методы их обработки. Временами создается впечатление, что автор иллюстрирует свои теоретические рассуждения примерами из мемуаров. Но не лучше ли было бы идти от исследования источника к постановке теоретических проблем и их решению? Хотелось бы видеть в исследовании больше внимания к конкретно-историческим сюжетам, хотя Минц и оговорилась заранее, что они в ее работе будут раскрываться "лишь настолько, насколько это необходимо для характеристики рассматриваемых источниковедческих проблем" (с. 71).

Минц свою работу называет экспериментальны исследованием, задачей которого является показ потенциала нарративных источников для изучения исторической психологии. Думается, эксперимент вышел удачным.