Великий князь Николай Константинович Романов родился 2 февраля 1850 года. Он был первым ребенком в семье великого князя Константина Николаевича и Александры Иосифовны - принцессы Саксен-Альтенбургской. Младший брат царя, великий князь Константин Николаевич принимал активное участие в политической жизни России в начале правления Александра II. За ним прочно закрепляется репутация либерала.

Будущее племянника императора, должно было быть блестящим. Николай Константинович был первым из великих князей, закончивших Академию Генерального штаба. Военный министр Д. А. Милютин вспоминал о нем, как о человеке "кончившим довольно успешно курс Академии"; "пример двух Великих Князей, прошедших курс академии" имел в его глазах "особое значение" ¹ .

Из воспоминаний о Николае Константиновиче, пожалуй, наиболее достоверны воспоминания графини М. Клейнмихель, близкой ко двору вел. княгини Александры Иосифовны. Впоследствии, Николай Константинович был официально объявлен психически больным и мемуаристика добросовестно пыталась найти проявления этой ненормальности в его детстве. С другой стороны, "он хорошо и старательно учился в академии генштаба, был очень красивым юношей, с прекрасными манерами,...хорошим музыкантом и обладал прекрасным голосом" ² .

Его любовница, американка Фанни Лир в мемуарах описывает внешность великого князя: "ростом немного более 6 футов, прекрасно сложенный, широкоплечий с гибким и тонким станом. У него была небольшая, красивой формы голова, овальное лицо и мягкие шелковистые волосы, остриженные под гребенку; ослепительной белизны, широкий и открытый лоб, светившейся умом и проницательностью" ³ .

Став самостоятельным, Николай Константинович окунулся в бурную жизнь света и "полусвета" ⁴ , и, как впоследствии писали медики, "в начале апреля 1872 получил сифилитическую язву. Князь лечился от сифилиса в Петербурге, а затем в Вене и Италии. Излечившись, осенью 1872 г. Николай Константинович вернулся в Санкт-Петербург.

В начале февраля 1873 г. он направился в Среднюю Азию для того чтобы принять участие в Хивинском походе войск Туркестанского военного округа под командованием генерал-адъютанта К. П. Кауфмана. Дни этого похода Николай Константинович вспоминал, как лучшие в своей жизни. Впоследствии ему пришлось провести почти всю жизнь в Средней Азии. Великому князю, с одной стороны, пытались обеспечить полный комфорт, а с другой, не могли оставить без дела. И, видимо, серьезная нагрузка оказалась для него непосильной. Во время похода великий князь "вдруг ослабел до того, что едва мог пройти несколько шагов без посторонней помощи", у

Зимин Игорь Владимирович - кандидат исторических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного медицинского университета.

стр. 131

него поднялась температура до 39, сопровождавшаяся бредом и бессонницей. Именно тогда, в конце апреля 1873 г., как писал в своем отчете от 14 июля 1873 г. лечащий врач великого князя И. Морев, было высказано мнение "в пользу мозговой формы болезни", "явления сифилитические усилились". 11 июля 1874 г. он прибывает в Петербург и уже через три дня выезжает в Вену для лечения, которое с августа до сентября 1873 г. продолжает в Крыму. По возвращении в Петербург князь занимается устройством своего дома и подготовкой к научной экспедиции в бассейн реки Аму-Дарьи.

В апреле 1874 г. Николай Константинович похищает из спальни матери драгоценности. Это событие потом обросло множеством домыслов но, тем не менее, главное мемуаристы передают точно. Так, Е. А. Нарышкина пишет: "независимо от целого ряда похищений, совершенных у лиц царской фамилии, у Великой Княгини Александры Иосифовны пропал из Ея киота богато украшенный драгоценными камнями образ. Великая княгиня вне себя поручила шефу жандармов графу П. А. Шувалову, во что бы то ни стало найти его и открыть дерзкого похитителя. Полиция действительно нашла несколько раз перепроданный образ, и без труда проследила хождение его по рукам до самого несчастного молодого человека. Скандал вышел громадный. Думаю даже, дурные отношения графа с Великим князем Константином Николаевичем содействовали тому, чтобы он не был умерен. Николай Константинович был объявлен страдающим психиатрическою болезнью - клептоманией и отправлен в Оренбург" ⁵ . Государственный секретарь Е. А. Перетц записывает в 1889 г.: "Старший сын Великого Князя Константина Николаевича в 70-х гг. был, по слухам, уличен в краже бриллиантов и какой-то иконы своей матери, после чего был признан сумасшедшим, над ним назначили опеку" ⁶ . С. Ю. Витте вспоминал: князь "украл очень драгоценные бриллиантовые веши у своей матери. Вот тогда и было установлено, что он находится в ненормальном состоянии" ⁷ .

Кленмихель была наиболее информирована, так как слышала подробные рассказы об этой истории от своей сестры, состоящей при вел. кн. Александре Иосифовне: "в Мраморном дворце похищены при помощи какого-то особого орудия три крупных бриллианта с иконы, подаренной Николаем I своей невестке, ...икона находилась в комнате великой княгини, куда имели доступ только врачи, придворные дамы и два главных камердинера" ⁸ . Отец великого князя записал в дневнике 10 апреля: "на одной из наших свадебных икон отодрано и украдено бриллиантовое сияние, и что с другой попробовали то же самое, но безуспешно и только отогнули" ⁹ .

Развитие событий в Мраморном дворце в апреле 1874 г. подробно изложены в "Акте медицинского исследования Его Императорского величества Великого Князя Николая Константиновича по поводу возникшего сомнения в нормальном состоянии умственных способностей Его Величества" ¹⁰ .

Александр II решил передать дело о продаже бриллиантовой звезды шефу жандармов П. А. Шувалову, причем Константину Николаевичу было предоставлено право решать, давать ли делу дальнейший ход или прекратить его производство. Константин Николаевич беседовал с сыном, следует ли продолжать начатое дело и Николай Константинович настаивал на производстве дальнейшем и притом самом строгом и публичном расследовании.

У П. А. Шувалова и вел. кн. Константина Николаевича были серьезные разногласия на политической почве. Однако, как писала впоследствии Клейнмихель, намерения Шувалова в этой щекотливой ситуации "были самые благожелательные ... Весьма бережно сообщил он Великому Князю, что полиция уверена в том, что бриллианты похищены Николаем Константиновичем. Он прибавил, что это обстоятельно должно во что бы то ни стало быть заглажено и, что он нашел лицо, согласившееся за большую сумму даже взять на себя вину". Константин Николаевич не смог смириться с обвинениями в адрес сына, несмотря на всю их очевидность, видел в этом политическую интригу, заявив Шувалову: "Вы все это изобрели лишь для того, чтобы распространять клевету о моем сыне, ваша жажда мести хочет его обесчестить. Я позову Николая и посмейте в его присутствии повторить ваши обвинения" ¹¹ .

После разговора с шефом жандармов Константин Николаевич еще раз приглашает сына и в присутствии Шувалова сообщает ему, что бриллиантовая звезда и медали были заложены в ломбард капитаном Варнаховским по его собственному приказанию. Николай Константинович, несмотря на неопровержимые улики, не изменил своих показаний. В этот же день 15 апреля была арестована Фанни Лир и у нее, по приказу Шувалова, был произведен обыск.

16 апреля Николай Константинович находился уже под домашним арестом. Он слег в постель, жалуясь на "тоску и головную боль". 17 апреля лечащий врач арестованного И. Морев доложил Константину Николаевичу, что некоторые наблюдения из походной жизни во время Хивинского похода и душевные волнения последнего

стр. 132

времен дают повод предположить "существование серьезного нервного расстройства" и просил пригласить для совещания врачей и специалиста по нервным и душевным болезням.

События этих апрельских дней Александр II переживал тяжело, расценивая их как "семейное горе". Милютин упоминает в дневниковой записи за 18 апреля, что император был глубоко огорчен: "он не мог говорить без слез о позоре, брошенном на всю семью гнусным поведением Николая Константиновича". По мнению царя самым неприглядным в этой истории было то, что "он не только упорно отпирался от всех обвинений, но даже сваливал вину на других, не состоящих при нем лиц". В этот день царь еще колебался между намерением исключить Николая Константиновича из службы с заключением его в Петропавловскую крепость и медицинским диагнозом, необходимым для того чтобы "сохранить лицо". "Речь шла о том, чтобы освидетельствовать умственные способности преступника: поступки его так чрезвычайны, так чудовищны, что почти невероятны при нормальном состоянии рассудка. Может быть единственным средством к ограждению чести целой семьи царской, было бы признание преступника помешанным (клептомания)" ¹² . Тяжело переживал эти события и вел. кн. Константин Николаевич. В это день он записал в дневнике: "я могу быть отцом несчастного сумасшедшего сына, но быть отцом преступника, публично ошельмованного, было бы невыносимо и сделало бы все мое будущее состояние невыносимым". Именно в этот день было принято "после долгих колебаний" решение дождаться освидетельствования преступника докторами и затем, "каков бы ни был его результат, объявить его для публики больным душевным недугом" ¹³ .

К 19 апреля 1874 г. решение было уже принято. Николаю Константиновичу "объявлено было, что он лишен чинов и орденов и будет в заточении без срока. И это принял он совершенно равнодушно. Государь в семейном совете решил признать Николая Константиновича психически больным" ¹⁴ .

Современники задавались вопросам, что могло толкнуть Николая Константиновича к похищению бриллиантов относительно небольшой стоимости, когда он сам обладал огромным состоянием. Общественное мнение было единодушным - клептомания. Но в официальных документах это заболевание не упоминается. Речь идет только о "признаках душевного расстройства". По мнению специалиста по нервным болезням И. Балинского, которого А. Ф. Кони называл "отцом русской психиатрии" ¹⁵ , о клептомании не могло быть и речи.

Вел. кн. Константин Николаевич допускал возможность клептомании у сына и поэтому приказал врачам изложить их мнение о состоянии здоровья сына, "не стесняясь никакими соображениями, но руководствуясь при этом одною правдою". Диагноз, составленный медиками в тот же день, гласил: "не замечается признаков какой-либо, ясно определившейся душевной болезни, но Его Величество находится в том болезненном состоянии нравственного растления, которое предшествует развитию многих душеных болезней " ¹⁶ .

Психиатр И. Балинский беседовал и с Ф. Лир. Как она пишет, доктор "старался получить от меня показания о сумасшествии Николая, но я сказала: "Доктор, уверяю Вас, что Великий Князь столько же здоров умом, как и Вы. Я знаю, что он страдает клептоманией, но никакой другой мании у него нет. ...Гм,...гм - промычал он - но чем же тогда можно объяснить Ваше влияние на него. Он днем и ночью требует Вас с криками и воплями?" ¹⁷ . В промежуточном медицинском диагнозе на 12 августа 1874 г. отмечалось, что "Душевная болезнь Его Высочества по причине отсутствия систематического бреда обнаруживается более в действиях, нежели в словах". Версия о клептомании была решительно отброшена медиками: но, они заявили, что у больного "развились явная наследственная форма помешательства" ¹⁸ .

Профессор И. Балинский доложил императору Александру II, что признает Николая Константиновича "действительно больным и считает нужным устроить медицинское наблюдение над состоянием здоровья его величества" ¹⁹ . Ответственными за состояние здоровья Николая Константиновича Александр II назначил лейб-медика Н. Здекауера и проф. И. Балинского, повелев составить инструкцию о порядке лечения и наблюдения за больным, и еженедельно посылать ему бюллетени о состоянии его здоровья, назначить надежного врача для постоянного пребывания при особе Николая Константиновича. 20 апреля инструкция была составлена. Вскоре был подобран и врач, приступивший к своим обязанностям уже с 26 апреля 1874 года.

В это время с Фанни Лир велись переговоры о сумме, за которую она согласилась бы уступить обязательство великого князя на 100 тыс. руб. и его духовную, хранившуюся в американском посольстве. Она пишет, что именно император приказал выполнить все обязательства великого князя полностью, но, тем не менее, переговоры продолжались и она "согласилась получить только половину вышеназванной суммы" ²⁰ .

стр. 133

Для принятия окончательного решения по делу Николая Константиновича 12 сентября 1874 г. было создано Совещание во главе с министром императорского двора графом А. В. Адлербергом. Тогда же было подготовлено окончательное медицинское заключение. В его составлении решающую роль сыграл И. М. Балинский. В заключении подтверждалось психическое расстройство великого князя. Окончательное же признание ненормального состояния здоровья члена императорской фамилии, равно как и установление над ним опеки, зависят "от Державной воли Государя Императора" ²¹ . Виднейшие сановники, собравшиеся в Совещании должны были юридически оформить официальное безумие Николая Константиновича и определить его дальнейшую судьбу. Юридическая оценка событий апреля 1874 г. была подготовлена юрисконсультом Министерства императорского двора М. Баженовым, который подчеркивал, что необходимо назвать поступок Николая Константиновича "действием бессознательным, плодом болезненного расстройства ума" ²² . Великий князь подлежал лечению.

Медики рекомендовали "поместить Его Высочество в южном климате России, где такие физические болезни удобнее подлечиваются и, что для успешного лечения душевных недугов, необходимо дать умственное занятие Его Высочеству". И советовали поручить его управлению "обширную ферму, где можно заниматься пчеловодством, шелководством, скотоводством, опытами". Кроме этого, рядом с великим князем должен был, по их мысли, постоянно находиться священник, "нравственное влияние которого весьма велико" ²³ .

Совещание в целом согласилось с рекомендациями медиков, однако, идею помещения великого князя на юге России министр двора А. В. Адлерберг назвал "неудобною и неосуществимою", так как это слишком было похоже на ссылку и было решено приискать имение "в одной из губерний средней полосы России". Это же совещание подготовило высочайший указ, подписанный Александром II 11 декабря 1874 года. В нем излагалась официальная версия скандала: "признаки душевной болезни, "расстройство умственных способностей". Над великим князем устанавливалась опека "в лице его августейших родителей" ²⁴ . Персональная ответственность за судьбу великого князя была возложена на министра внутренних дел.

Наблюдения медиков за больным продолжались вплоть до декабря 1874 года. В заключении отмечалось, что Николай Константинович написал три записки, озаглавленные: "Из записок нравственно и нервно расстроенного человека". Они сразу придали этому делу некую политическую окраску и стали широко известны. Кленмихель цитирует их: "Безумен я или я преступник? Если я преступник, судите и осудите меня. Если я безумен, то лечите меня, но только дайте мне луч надежды на то, что я снова когда-нибудь увижу жизнь и свободу. То, что Вы делаете - жестоко и бесчеловечно" ²⁵ .

Это событие, широко обсуждавшееся в С. -Петербурге, не обошло вниманием и революционную печать. П. Лавров в своем сборнике "Вперед" писал: "Слух о краже бриллиантов одним из великих князей распространился в Петербурге уже довольно скоро, но лишь в мае он стал совершенно гласным в России". Несколько поторопившись, он высказал убеждение, что "конечно, Император помилует своего племянника. Великих князей не ссылают и не лишают прав и преимуществ. Со временем великий князь Николай Константинович научится у своей родни, что гораздо выгоднее грабить народ легально, чем рисковать европейским скандалом" ²⁶ .

Великого князя в сопровождении генерал-лейтенанта Генерального штаба Витковского и врача Тимофеевского, отправляют в Оренбург, а затем он переезжает в Крым, где за ним тщательно наблюдают и пытаются лечить. Время великий князь проводил за чтением газет, спал до обеда, катался в экипаже, делал гимнастические упражнения на параллельных брусьях, писал записку "об отношениях Императора Павла I к боярству".

Николай Константинович давал все новые поводы для беспокойства. Так, в июне 1878 г. пришлось вновь созывать особое совещание. Поводом для него было тайное венчание великого князя. Милютин записал в дневнике 6 июня 1878 г.: "как недавно только узнали, еще в феврале месяце обвенчался тайно с некою девицей Дрейер (дочерью оренбургского полицмейстера) обманным образом, сделав подложную подпись и выдав себя за какого-то отставного полковника. Государь был крайне (озабочен) затруднен решением вопроса как поступить в таком случае: смотреть ли на Великого Князя (как на сумасшедшего) на основании прежнего акта, которым он признан был в ненормальном состоянии рассудка, иль поступить с ним по всей строгости законов? К совещанию приглашен был в качестве эксперта-юриста князь Сергей Николаевич Урусов. Говорили долго, но ни к какому окончательному решению не пришли". Окончательно этот вопрос был решен только 20 июня 1878 г.: "Решено уже,

стр. 134

что, по существующим законоположениям, брак великого князя с девицей Дрейер не может быть признан и будет расторгнут, но затем все-таки вопрос, как поступить лично относительно самого Николая Константиновича. Государь полагал лишить его звания флигель-адъютанта Я высказал мнение, что такое распоряжение будет иметь явно значение карательной меры и притом наказания оскорбительного; если же смотреть на Великого Князя, как на человека психически больного, то логичнее было бы совсем его уволить от службы и поставить в положение больного, требующего ухода и лечения". Таким образом у участников совещания не было и тени сомнений в действительном состоянии здоровья Николая Константиновича. Его "психическая болезнь" рассматривается только в связи с проблемой сохранения престижа правящей династии.

Впоследствии Николая Константиновича переводят на жительство в г. Самару. Милютин 1 марта 1880 г. пишет: "Вчера был у меня полковник гр. Ростовцев, приставленный дядькой к Великому Князю Николаю Александровичу. Ростовцев говорит, чти он окончательно убедился, во время прошлогоднего путешествия по р. Аму, в ненормальном состоянии умственных способностей Николая Константиновича; но, к сожалению, бывшее; недавно свидание его с отцом, в Твери, принесло скорее вред, чем пользу, потому что Великий Князь Николай Александрович не хочет признавать психическое расстройство в своем сыне и в своих с ним объяснениях внушил ему новые сумасбродства" ²⁷ .

Видимо, отец великого князя Константин Николаевич убедил царственного брата, что шестилетняя ссылка вполне достаточна для совершенного проступка. По его ходатайству в Самару в апреле 1880 г. для личного освидетельствования Николая Константиновича были вновь были направлены врачи-психиатры Балннский и Дюков. После этого Александр II, видимо, под влиянием брата Константина Николаевича, принимает решение о переводе опального князя под Петербург в имение Пустынька, находившееся рядом с д. Саблино, в часе езды от Николаевского вокзала. Причем, Николая Константиновича всячески торопят с переездом, с этой целью проф. Балинский вновь приезжает в Самару 1 ноября 1880 г., Николай Константинович переезжает в Пустыньку в конце ноября 1880 года. Из рапортов охраны следует, что его часто навещает младший брат Дмитрий Константинович и время от времени проф. И. М. Балииский. Великий князь не только принимает гостей, но и "почти беспрерывно занимается разработкою записки о среднеазиатской железной дороге" ²⁸ .

Можно достаточно обоснованно предполагать, что Александр II, переведя вел. князя в ближайшие пригороды Петербурга, хотел помиловать племянника. Постоянные визиты к нему психиатров должны были дать медицинские основания для принятия этого решения. Возможно, это было связано также с изменениями в личной жизни самого императора, который стал терпимее относится к грехам ближайшего окружения, да и шестилетняя ссылка в какой-то мере искупала прегрешения великого князя.

Убийство Александра II 1 марта 1881 г. резко изменило положение Николая Константиновича. Опальный князь обратился к Александру III с просьбой позволить ему приехать в Петербург и "помолиться праху обожаемого мною монарха". На что Александр III, всегда испытывавший антипатию к своему кузену ответил: "Сколько живу, ты не увидишь Петербурга". После того, как ему не было позволено приехать в С. -Петербург на погребение императора, Николай Константинович заявил, что, если его считают сумасшедшим, то он не будет присягать Александру III, так как "сумасшедших к присяге не приводят" ²⁸ . Именно с этого момента вокруг Николая Константиновича возникает ореол некой оппозиционности. Клейнмихель пишет о словах Николая Константиновича: "Я надену Андреевский орден, выйду к народу, и народ восстанет и меня защитит" ²⁹ . Уже 21 марта 1881 г. министр императорского двора А. В. Адлерберг в секретном отношении к министру внутренних дел М. Т. Лорис-Меликову пишет, что необходимо принять меры "к прекращению неудобств и повторяющихся затруднений относительно ненормального положения Его Высочества". Предлагалось послать в Пустыньку благонадежного штаб-офицера, вменив ему в обязанность строго надзирать "как за выходами и выездами из занимаемого им дома, так и за самим домом" и "противодействовать в случае какой-либо попытки" ³⁰ .

В ответ на заявление Николая Константиновича 28 марта 1881 г. он был арестован, перевезен в Павловск и помещен в крепость "Бип". Биографы Александра III отмечают, что царь "с Николой ... дружили с ранних лет, много общих воспоминаний связывало их, но сочувствия к бывшему другу- родственнику он не испытывал никакого... Став императором, он наотрез отказался простить опального кузена и разрешить ему вернуться в Санкт- Петербург" ³¹ .

В апреле 1881 г. были подведены итоги семилетнего "попечительства" над великим князем. Констатировалось: "В эти семь лет его Высочество десять раз перевозил-

стр. 135

ся с одного конца России на другой... более 20 лиц пребывало в это время при Великом Князе в качестве врачей, распорядителей... немало разных взглядов, приемов и даже систем практиковалось в отношении Его Высочества..., но положение ...не только не установилось..., но до невозможности осложнилось и запуталось". И прежде всего "обстоятельствами и соображениями характера политического". В документе рассматриваются различные варианты решения этой проблемы "от строгого заключения до условной свободы". В связи с обширными знакомствами Николая Константиновича, его денежными затратами на изучение среднеазиатских путей, его печатными работами по вопросам "первостатейной важности для нашего Юго-Востока" делался вывод, что будет "неосторожным несвоевременно поставить теперь Великого Князя в положение Государственного узника", так как "при этом создадутся легенды. Они окружат Великого Князя ореолом мученика за правду, может быть народного печальника и заступника, героя демократических учреждений" ³² . Поэтому, предлагалось поселить Николая Константиновича в большом городе, где, если, что и случится, то "странно было бы требовать от человека, признанного врачами ненормальным, безупречной нормальности в образе мыслей и действий", поэтому "лучше пусть сожалеют Николая Константиновича, как несчастного больного, нежели сочувствуют и поклоняются ему, как жертве преступления" и поэтому предлагалось поселить Николая Константиновича в Туркестане. Этот документ не имеет адреса, не указан его автор, он написан хорошим писарским почерком и датирован "Павловск 4 апреля 1881 г.". Документ, видимо, был составлен людьми, отвечавшими на тот момент за Николая Константиновича во время его заключения в крепости "Бип" и предназначен для доклада А. В. Адлерберга Александру III.

Этот доклад, видимо, был полностью одобрен, так как уже в мае 1881 г. П. А. Черевиным (на тот момент товарищем министра внутренних дел) была составлена "Инструкция" в связи с переездом великого князя в Туркестанский край. В ней указывалось, что "обращение с Его Высочеством должно было быть, как с частным лицом, а не с Членом Императорского Дома", прогулки разрешались только в черте города, сопровождать Николая Константиновича надлежало Надежде Александровне Дрейер, в случае неповиновения генерал- губернатору представлялось право ареста "больного".

Николай Константинович, переехав в Ташкент в 1881 г., прожил там с небольшими перерывами более 35 лет, до своей смерти в 1918 году. О его здоровье и поступках регулярно докладывалось министру императорского двора И. И. Воронцову-Дашкову. Например, в январе 1885 г. ему донесли, что "особенно резких суждений он не выказывал. Все время он провел в кровати, занимаясь чтением газет и книг". Такой образ жизни, полный всяческих ограничений сказался на здоровье великого князя. В январе 1885 г. медики сообщали в Петербург, что "боли в груди и области сердца продолжаются. В мокроте появляется временами кровь" поэтому они предлагают рассмотреть вопрос о разрешении великому князю путешествовать и переменить место жительства. Меняются и внешние обстоятельства: серьезно заболел отец Николая Константиновича - великий князь Константин Николаевич. В связи с этим Александр III 14 августа 1889 г. подписал указ об опеке над Николаем Константиновичем, которая передавалась его матери Александре Иосифовне и брату Константину Константиновичу. Узнав о резком ухудшении здоровья отца, Николай Константинович направляет телеграмму Воронцову-Дашкову с просьбой "доложить Государю-Императору о необходимости моего скорейшего и безотлагательного приезда в Павловск" и особо подчеркивает, что "все условия, какие благоугодно будет мне предложить, я считаю священным долгом с точностью исполнить" ³³ . Ответ был категоричен. Указывалось, что "его приезд сюда не желателен и совершенно невозможен". При этом ссылались на мнение младшего брата-опекуна великого князя Константина Константиновича, его сестры Ольги Константиновны и матери Александры Иосифовны. Похоже, что Константиновичи считали Николая своим позором, "паршивой овцой", о которой предпочитали не вспоминать. Это отчасти подтверждается тем, что в опубликованных мемуарах Константина Константиновича ("К. Р.") и его сына Гавриила Константиновича нет ни одного упоминания о Николае Константиновиче ³⁴ .

Все эти годы, Николай Константинович активно занимался ирригационными работами, тратя на них значительные средства. Он организовал несколько научных экспедиций по Средней Азии, в которых принимал личное участие. В 1890-х г. он начинает работы по орошению Голодной степи. На его средства строятся два рабочих городка для прокладки магистрального канала "им. Николая II". На орошаемых землях было построено 12 русских поселков (истрачено 2 млн. руб. личных средств), устроено два имения, которые приносили прибыль. В ноябре 1892 г. туркестанский генерал-губернатор писал в Петербург, что великий князь "прибывший в начале ноября

стр. 136

из Голодной Степи в Ташкент для поправки здоровья, настолько восстановил свои силы, что 15 ноября смог обратно выехать в Голодную Степь для продолжения ирригационных работ" ³⁵ . Клейнмихель писала, что Николай Константинович "был очень любим туземцами за то, что устроил им водопровод" ³⁶ . С. Ю. Витте, сопровождавший министра финансов Вышнеградского во время его поездки в Ташкент, встретил великого князя. Он восклицал: "меня очень удивило, что он, с одной стороны, по-видимому, был человек умный, деловой, так как там в Средней Азии, он делал большие оросительные работы, разводил хлопок, а с другой стороны - было установлено, что Великий Князь находится в ненормальном состоянии". "В крае его признавали человеком умным, толковым и сравнительно простым" ³⁷ . В Ташкенте с именем великого князя связывали открытие бильярдного зала, зоопарка, первого кинотеатра, хлопкоочистительной фабрики. Все эти предприятия приносили неплохой доход. К 1917 г. ежегодный совокупный доход Николая Константиновича составлял 1,4 млн. руб. ³⁸ .

Вместе с тем, он не давал скучать местным властям. Так государственный секретарь А. А. Половцов упоминает в дневнике в ноябре 1888 г.: "Розенбах (в 1884 - 1889 гг. военный губернатор Туркестана. - И. В.) убежден, что этот несчастный, хотя и не может быть назван сумасшедшим, тем не менее страдает расстройством душевных способностей, чему служат доказательством несообразные от времени до времени выходки, как, например, что он однажды отправился к сосланному в Ташкент нигилисту и предложил ему войти с ним в союз. За такую проделку Розенбах посадил виновного под арест на месяц, а затем приставил к нему полковника, который почти не отходит от него. Николай Константинович женат и имеет двух детей, хотя брак его не признан государем. Он получает 12 тыс. руб. в месяц содержания и тратит свои деньги на устройство ирригации в степи. Занятие это его очень интересует, но Розенбах опасается, что занятие это еще надоест и тогда неизвестно, на что он бросится" ³⁹ .

После смерти Александра III в октябре 1894 г. положение Николая Константиновича значительно улучшилось, и он даже получил право распоряжаться своим имуществом. Однако в 1900 г. его имя вновь оказалось в центре внимания сановников Петербурга, императора Николая II и психиатров. Дело в том, что в январе 1900 г. 50-летний Николай Константинович пытался тайно обвенчаться с 15-летней гимназисткой Валерией Хмельницкой. Следствие установило, что 28 февраля 1900 г., несмотря на надзор, обряд венчания все же состоялся. В Петербурге 27 февраля 1900 г. было образовано решением Николая II особое совещание для обсуждения чрезвычайных мер, необходимых "для приведения быта и обстановки Его Императорского Высочества Великого Князя Николая Константиновича в соответствии с настоящим состоянием Его Высочества". Возглавил совещание генерал- адъютант О. Б. Рихтер ⁴⁰ . На заседании 9 марта 1900 г. было подтверждено, что все смягчения содержания Николая Константиновича должны быть отменены и вновь восстановлена инструкция 1874 г. об условиях его содержания. На этом заседании было принято решение направить в Ташкент психиатров для обследования князя, а также перевезти его в другое место проживания, как предполагалось, на территорию Прибалтики.

Врачи-психиатры доктор медицины Розенбах и Хардиш в течении шести недель обследовали Никола Константиновича летом 1900 г. и в результате обобщили свои наблюдения в заключении, в котором говорилось: "в настоящее время обнаруживает явления душевного расстройства в форме дегенеративного психоза с притуплением нравственного чувства", "болезненное состояние по существу тождественно с тем, какое было найдено... при первом психиатрическом исследовании в 1874 г.", "нельзя надеяться на возможность исцеления Великого Князя", "ему не может быть предоставлена полная свобода, так как заболевание приближается по своей форме и степени к попечению над несовершеннолетним субъектом", "желательно оставить Великого Князя на жительство в Туркестанском крае и предоставить ему возможность продолжать ирригационные работы в степи" ⁴¹ .

Николай Константинович пытался сопротивляться. После того как в августе 1900 г. его очередная "жена" была отправлена в Тифлис, он через посредников переписывался с ней и переписка "несмотря на все старания генерал-майора Гейштора, лилась потоком". 3 октября 1900 г. Валерия Хмельницкая бежала из Тифлиса и была задержана на пути в Ташкент. В январе 1901 г. Николай Константинович был помещен под домашний арест, после того как явился к надзиравшему над ним генералу Гейштору "совершенно пьяный" и угрожал убить его. Видимо увлечение Валерией Хмельницкой было нешуточным, так как тогда же зимой 1901 г. он направляет своему опекуну и младшему брату великому князю Константину Константиновичу телеграмму, в которой просит "о снятии титула со всеми прерогативами, и о разрешении жить с Валерией Хмельницкой".

стр. 137

Поскольку подбор имения в Прибалтике затягивался, то особое совещание принимает решение о переезде Николая Константиновича в Тверь. Этот переезд организовывался и планировался как военная операция. Так в телеграмме от 18 марта 1901 г. генерал Гейштор сообщал министру императорского двора, что "Валерия", за доставлением которой в Тверь, снаряжена экспедиция, служит приманкою". 24 марта 1901 г. Николай Константинович выезжает из Ташкента в Тверь, где ему обещана встреча с Валерией Хмельницкой и в это же время Победоносцев сообщает В. Б. Фредериксу, что: "Св. Синод своим определением от 27 февраля - 6 марта 1901 г. за N 837 не признал совершенного священником Свиридовым якобы венчания Великого Князя Николая Константиновича с дворянкою Валерией Хмельницкой таинством брака". В апреле 1901 г. Николай II утверждает в качестве нового места пребывания Николая Константиновича мызу Шриден в Прибалтике. Охрана его была поручена жандармам, а инструкция содержания великого князя была в июне 1901 г. утверждена министром внутренних дел.

Однако до Прибалтики Николай Константинович так и не доехал. Он, привычный к среднеазиатской жаре, не переносил холода и ему было позволено сначала жить в Крыму, а затем в 1904 г. в качестве нового места жительства, решением Николая II, ему утверждают Ставрополь. Опальный князь настаивает на возвращении в Ташкент, и в 1906 г. по приказанию великого князя Константина Константиновича его в Ставрополе вновь посещают психиатры - Розенбах и Чехов. Они поддерживают Николая Константиновича в просьбе о возвращении на постоянное жительство в Туркестанский край. Николай II 15 апреля 1906 г. утверждает решение особого совещания о возвращении Николая Константиновича в Ташкент.

В отчете психиатров от 14 марта 1906 г. был вновь подтвержден диагноз о психической неполноценности великого князя.

Психиатры отметили, что события первой русской революции не прошли мимо Николая Константиновича. Особенно его обнадежил манифест 17 октября 1905 года. Он начинает требовать снятия опеки и восстановления его прав, "для чего требует экспертизы с участием представителей администрации и юриспруденции". В обмен на отказ от этих требований Николай Константинович просил позволить ему вернуться в Туркестанский край, "соглашаясь со всеми возможными ограничениями свободы". Психиатры не видели особых препятствий для этого, так как Валерия Хмельницкая к этому времени вышла замуж и уехала за границу, кроме этого, как отмечали они, "строгий режим охраны является излишним, так как питает тот оппозиционный дух, который присущ Великому князю в зависимости от Его дегенеративного психоза" ⁴² .

После решения Николая II и переписки между В. Б. Фредериксом и П. А. Столыпиным, было принято решение освободить министра внутренних дел Дурново от личной ответственности за наблюдением за Николаем Константиновичем, а так же было решено вернуться к режиму содержания принятому в 1881 году. Для того чтобы "заполнить жизнь" ссыльного министерство императорского двора приобретает в Ташкенте два участка земли для возведения на них хозяйственных построек.

После вступления России в первую мировую войну фактически произошла медицинская и, отчасти, политическая реабилитация Николая Константиновича, (после смерти его младшего брата великого князя Константина Константиновича). 4 декабря 1915 г. в "Правительственном вестнике" было опубликовано высочайшее повеление в котором говорилось: "О принятии Великим Князем Николаем Константиновичем звания Почетного Члена Голодно-Степского местного отдела состоящего под Высочайшим Его Императорского Величества Покровительством общества повсеместной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям".

Николай Константинович прожил в Туркестанском крае до 1918 года. После Февральской революции его имя на короткое время вновь становится известным, так как он послал восторженную телеграмму А. Ф. Керенскому, с выражением радости по поводу наступления свободы. Эта телеграмма была "воспроизведена во всех газетах" ⁴³ . Тогда же осенью 1917 г. в журнале "Аргус" был опубликован портрет забытого великого князя и напечатаны мемуары Ф. Лир.

О конце жизни опального князя даже в серьезной исторической литературе существуют противоположные версии. Так, по одной из них, после начала красного террора в 1918 г. великий князь Николай Константинович, как и другие Романовы был расстрелян ⁴⁴ . Подругой версии, подкрепленной архивными ссылками, Николай Константинович скончался 14 января 1918 г. от воспаления легких. Он был торжественно похоронен в центре Ташкента в специально построенном склепе около Георгиевского собора ⁴⁵ .

Личность великого князя Николая Константиновича весьма противоречива. Однако несомненны его заслуги в утверждении влияния России в Средней Азии.

стр. 138

Примечания

1. МИЛЮТИН ДА. Дневник. Т. 2. М, 1949, с. 33.

2. КЛЕЙНМИХЕЛЬ М. Из потонувшего мира. Пг. -М. 1923, с. 30.

3. ЛИР Ф. Глава "августейшего" романа (Из семейной хроники дома Романовых). - Аргус, 1917, N 8, с. 26.

4. А. С. Суворин записал в дневнике 26 марта 1893 г. разговор с воспитателем Николая Константиновича Григоровичем: "Год и два месяца был воспитателем сына Константина Николаевича Николая Константиновича, которого родители ненавидели. К Николаю Константиновичу (укравшему будто бы ризу с иконы у матери) относился с симпатией... Когда он был юношей и жил в Мраморном дворце, то к нему водили... девок по целым десяткам", (см.: СУВОРИН А. С. Дневник. М. 1992, с. 35.).

5. НАРЫШКИНА Е. А. Мои воспоминания. СПб. 1906, с. 370.

6. ПЕРЕТЦ Е. А. Дневник Государственного секретаря. 1880 - 1883. М. 1927, с. 161.

7. ВИТТЕ С. Ю. Воспоминания. М. 1960. Т. 1, с. 224.

8. КЛЕЙНМИХЕЛЬ М. ук. соч., с. 32.

9. Цит. по: КРАСЮКОВ Р. Г. Великий князь Николай Константинович (опыт биографии). - Историческая генеалогия. Вып. 5. 1995, с. 71.

10. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 472, оп. 66, д. 675, л. 53. И. КЛЕЙНМИХЕЛЬ М. ук. соч., с. 33.

12. МИЛЮТИН Д. А. Дневник. Т. 1. 1873 - 1875. М. 1947, с. 153.

13. Цит. по: КРАСЮКОВ Р. Г. ук. соч., с. 72.

14. МИЛЮТИН Д. А. ук. соч., с. 153.

15. КОНИ А. Ф. И. М. Балинский (1827 - 1902). - Врачебное дело, 1927, N 7, с. 482.

16. РГИА, ф. 472, оп. 66, д. 675, л. 66 об.

17. ЛИР. Ф. ук. соч., с. 46.

18. РГИА, ф. 472, оп. 66, д. 675, л. 169-170.

18. ЛИР. Ф. ук. соч., с. 46.

19. РГИА, ф. 472, оп. 66, д. 675, л. 68.

20. ЛИР Ф. ук. соч., с. 15.

21. РГИА, ф. 468, оп, 46, д. 81, л. 3 об.

22. РГИА, ф. 472, оп. 66, д. 675, л. 200.

23. РГИА, ф. 468, оп. 46, л. 4.

24. Там же, л. 1 - 1 об.

25. КЛЕЙНМИХЕЛЬ М. ук. соч., с. 33.

26. П. ЛАВРОВ. Сборник "Вперед". 1874. Т. III, с. 91 - 92.

27. МИЛЮТИН Д. А Дневник. Т. 3. 1878 - 1880. М. 1950, с. 67, 74, 227.

28. РГИА, ф. 1282, оп. 3, д. 1021, л, 20, 24; ф. 1614, оп. 1, д. 63, л. 12.

29. КЛЕЙНМИХЕЛЬ М. ук. соч., с. 34; ПЕРЕТЦ Е. А. ук. соч., с. 55.

30. РГИА, ф. 1614, оп. 1, д. 63, л. 14.

31. БОХАНОВ А. Император Александр III. М. 1998, с. 331.

32. РГИА, ф, 1614, оп. 1, д. 63, л. 16 об.

33. РГИА, ф. 919, оп. 2, д. 350, л. 3; ф. 468, оп. 46, д. 15, л. 1 - 2.

34. К. Р. Дневники. Воспоминания. Стихи. Письма. М. 1998; Гавриил Константинович. В Мраморном дворце. Нью-Йорк, 1955.

35. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки, ф. 601, д. 28, л. 14.

36. КЛЕЙНМИХЕЛЬ М. ук. соч., с. 36.

37. ВИТТЕ С. Ю. ук. соч., с. 224 - 225.

38. КРАСЮКОВ Р. Г. ук. соч., с. 78.

39. ПОЛОВЦОВ А. А. Дневник Государственного секретаря. Т. 2. М. 1966, с. 107.

40. В его состав вошли обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев, военный министр А. Н. Куропаткин, министр юстиции Н. В. Муравьев, министр внутренних дел Д. С. Сипягин, министр земледелия и государственных имуществ А. С. Ермолов.

41. РГИА, ф. 472, оп. 66, д. 690, л. 2 - 15.

42. Там же, л. 17, 110, 122, 252, 259.

43. КЛЕЙНМИХЕЛЬ М. ук. соч., с. 36.

44. БОХАНОВ А. Российский императорский дом. Дневники. Письма. Фотографии. М. 1992, с. 132.

45. КРАСЮКОВ Р. Г. ук. соч., с. 78.