Составной частью архивного наследия академика М. В. Нечкиной является дневниковый комплекс, сохранившийся в ее личном фонде в Архиве Российской академии наук. С юношеских лет Милица Васильевна вела личные дневники (1911 - 1924 гг.), со студенческих - деловые (1919 - 1984 гг.). Такое деление принадлежит ей самой. Отличительной особенностью деловых дневников является то, что со временем классическая форма подробных ежедневных записей с описанием внешних событий и анализом своего внутреннего мира уступает место лапидарному фиксированию результатов профессиональной деятельности.

Насколько полноценное внутреннее наполнение получает в дневниках внешняя история жизни Нечкиной? Какой образ историка, человека и гражданина встает перед нами? Каков познавательный потенциал этого наследия? О чем умолчал автор дневников? Такие вопросы возникали перед публикаторами при изучении первоисточника и на них в процессе его археографического освоения на страницах журнала "Вопросы истории" в 2004 - 2006 гг. мы пытались найти ответы.

Публикация дневниковых записей М. В. Нечкиной обогащает наши представления о ней как о яркой личности. Это, по сути, персонифицированная история отечественной исторической науки со вкраплениями социально-политической истории страны и истории личной жизни автора. Дневниковый комплекс в архивном наследии М. В. Нечкиной является достаточно своеобразным звеном. Мы имеем дело с феноменом. В фонде Милицы Васильевны кроме классических дневниковых записей имеются и другие материалы дневникового характера, которые позволяют составить более полное представление о ее жизни и научной деятельности. Приступая к изданию деловых дневников М. В. Нечкиной, мы отмечали, что они велись до 1970-х годов, однако в процессе работы столкнулись с тем, что степень полноты и сохранности записей за разные годы различна. Например, деловые дневники за 1919 - 1923, 1931 - 1933, 1953, 1964 - 1967, 1976 - 1977 гг. велись Милицей Васильевной достаточно регулярно и довольно подробно. За вторую же половину 1920-х и 1930-х годов в записях имеются существенные пробелы, а за вторую половину 1940-х и первую половину 1970-х годов дневники в личном фонде Нечкиной вообще отсутствуют. Однако, в этом фонде академика имеется планово-отчетная картотека за 1954 - 1984 годы. Она присутствует в личном фонде и воспроизведена в публикации в том виде, в каком поступила в архив. Анализ ее содержания позволяет говорить, что это те же дневниковые записи, только в карточной форме. Здесь фиксировались события научной жизни, давалась их оценка и делались вкрапления личного характера. Учитывая, что Милица Васильевна, начиная с 1920-х годов увлекалась вопросами научной организации труда (НОТ), возможно именно эта форма дневниковых записей в период особо интенсивной научной и организационной работы была признана ею наиболее целесообразной. Не случайно свои многочисленные лекции она готовила в виде кратких тезисов на карточках, а в дневниках нередко отмечала, что фиксировать события нет

Курапова Елена Рудольфовна - кандидат исторических наук, заместитель директора Российского государственного архива экономики.

стр. 136

времени. Поэтому иногда свои записи о ряде событий и их оценку она давала спустя некоторое время. Особенно это характерно для планово-отчетной картотеки. Учитывая очевидную близость содержания деловых дневников и планово-отчетной картотеки, мы сочли возможным использовать материалы последней для пополнения пробелов дневниковых записей. Использование картотеки помогло закрыть бреши в дневниковых записях, расширить комментарии, а также продлить публикацию дневникового наследия до 1984 г. включительно. В итоге в дневниковых записях представлен весь период активной научной и организационной деятельности М. В. Нечкиной, что позволяет увидеть известного ученого за пределами его официальной биографии.

Университетские дневники 1919 - 1923 гг. содержат систематические записи с фиксированием формирующимся и взрослеющим человеком внешних событий окружающего мира и анализом своего внутреннего "Я". При знакомстве с ними поражает масштабность чтения начинающего ученого, интенсивность нагрузок, способность к размышлению, упорная нацеленность на результат. Вероятно, именно этот юношеский фундамент позволит в будущем столь ярко развиться исследовательскому таланту Милицы Васильевны. Московские записи середины 1920-х - начала 1930-х годов можно охарактеризовать как историю труда и досуга: информация о научных занятиях перемежается с упоминанием о театрах и увиденных спектаклях.

При этом в записях этого времени зарождается история трех сквозных тем, ставших ключевыми в творческой жизни Милицы Васильевны: "Марксизм", "М. Н. Покровский", "Декабристы". Первая в этом ряду - отношение к марксизму. В 1916 г. гимназистка Нечкина путала К. Маркса с издателем дореволюционного журнала "Нива" А. Ф. Марксом. Затем у нее возник серьезный вопрос: "кто Маркс по своим экономическим убеждениям? Он написал "Капитал", так, наверное, он капиталист по убеждениям?". Обращение за ответом к энциклопедическому словарю результата не дало: "Может быть, я невнимательно прочла там о Марксе, но прямого ответа на свой вопрос не нашла, зато нашла косвенный <...> Маркс оказался другом Энгельса, который, как я знала, был социалист по убеждениям, откуда и я вывела, что Маркс - социалист". В свой дневник она занесла пророческую фразу: "Влияние моего знакомства с социализмом скажется, как мне думается, после особенно сильно" ¹. Через четыре года, в 1920 г. за подписью "М." Милица Васильевна, тогда еще начинающий историк, публикует статью "Взгляд Маркса и Энгельса на историю: (Исторический материализм)". В 1922 - 1923 гг. после ознакомления с гуманитарной советской периодикой того времени профессорский стипендиат по истории Нечкина оставит в дневнике такие записи: "Боже, до чего убого в науке все то, что исходит от марксизма", "снова мои марксистские муки", "очень тяжелое впечатление". Но уже в начале 1924 г., являясь преподавателем рабфака, она читает с М. К. Корбутом лекцию для рабочих "Что такое марксизм?" ("поделили так: я первая - "Марксизм как научная система", второй Миша - "Революционная тактика марксизма")". Но уже в начале 1931 г. старший научный сотрудник Института истории Комакадемии Нечкина зафиксирует в дневнике результат своей редакторской работы при подготовке 1-го издания Большой советской энциклопедии: "Пыталась редактировать статьи [М. А.] Гудошникова - Земские соборы, Жалованная грамота городам - пришла в ужас! Это просто никуда не годится, марксизм и не ночевал! Придется писать самой, а первую перезаказать" ². В 1932 - 1933 гг. выходят уже упоминавшиеся статьи о "Капитале" К. Маркса. Итоговый сборник статей Милицы Васильевны "Читая Маркса..." выйдет незадолго до ее смерти к 100-летию со дня кончины К. Маркса.

Следующая тема - "М. Н. Покровский". Личное знакомство с ним, согласно дневникам, состоялось в ноябре 1923 г. во время первого приезда Милицы Васильевны в Москву в качестве казанского делегата I Всероссийского съезда научных работников. Далее в дошедших до нас дневниках 1920-х годов его фамилия почти не фигурирует. Но записи 1929 г., оформленные автором в несколько беллетризированной форме ³, поражают своей откровенностью. Личностный момент, выраженный в пронзительных строках - "встретила на лестнице свою любовь - последнюю в жизни, наверное, любовь. Идет по-стариковски, согнулся, видимо, трудно по ступенькам", дополнен возмущением отношения к учителю его учеников - "делят наследство", не дожидаясь, в уверенности близкой его смерти. Подлецы" ⁴. В феврале 1932 г. разыгрывается "История с примечаниями", также получившая эмоциональное отражение в дневниковых записях. В "Правде" был опубликован одноименный фельетон Г. Рыклина на подготовленные к печати Нечкиной "Записки декабриста Н. И. Лорера" (М. 1931) с критикой издания и примечаний к нему. Редактором издания значился М. Н. Покровский, который в письме руководителю издательства А. Б. Халатову отказался от редакторства: "никогда этих записок не редактировал, глупых нечкинских примечаний и введения не видал" ⁵. Реакция Нечкиной: "Покровский - человек, которого я так любила, оказался лжецом и самым подлым лицемером" ⁶. С просьбой о совете она обратилась к А. М. Панкратовой. Вот ответ Анны Михайловны на записку Нечкиной: " <...> фельетон, видимо, не случайный. Но я думаю, что Вам не нужно ни в

стр. 137

коем случае форсировать этот вопрос <...>" ⁷. Спустя два месяца М. Н. Покровского не стало. Милица Васильевна узнала об этом от О. Ю. Шмидта, на похоронах она не присутствовала. Редакция журнала "Каторга и ссылка" в лице Б. П. Козьмина обратилась к ней с просьбой о написании некролога. Она ответила: "Глубокоуважаемый Борис Павлович! Некролог о М. Н. Покровском я написать не могу. Уважающая Вас М. Нечкина" ⁸. Через 7 лет вышел сборник статей "Против исторической концепции М. Н. Покровского". М. В. Нечкина приняла в нем участие статьями "Восстание Разина и Пугачева в концепции М. Н. Покровского" и "Восстание декабристов в концепции М. Н. Покровского". Что повлияло на решение Милицы Васильевны принять решение об участии в этом сборнике? Более того, по свидетельству известного советского историка, архивиста СВ. Житомирской, чьи воспоминания использованы публикаторами в комментариях к дневникам, "каждый, кто тогда или потом держал их [сборники. - Е. К.] в руках, хорошо знал, что именно она [М. В. Нечкина. - Е. К.] взяла на себя задачу разоблачения своего учителя"⁹. Дневниковые записи 1939 г. не обнаружены, в кратких суммарных строках дневников января-марта 1938 гг. упоминания о сборнике нет. Возможно, вкупе с другими причинами на это повлияли семейные события.

В 1937 г. были арестованы и впоследствии расстреляны близкие родственники как самой Милицы Васильевны, так и ее мужа Давида Аркадьевича. Старший брат М. В. Борис Васильевич в 1920-х - середине 1930-х годов жил с семьей в Харбине. После продажи КВЖД в 1935 г. он планировал вернуться в СССР, обсуждались адреса возможного места жительства - Казань, Москва, Саратов. Согласно дневникам Нечкиной, летом 1931 г. Борис впервые после эмиграции в конце 1910-х годов приехал в Россию. Для того, чтобы увидеться с ним, из Казани к дочери в Москву приехала его мать Надежда Николаевна. Краткое описание встречи содержится в дневниках Милицы Васильевны¹⁰. Дальнейшая судьба Бориса Васильевича сложилась трагически. Он был расстрелян в 1937 году. В том же году был арестован и расстрелян муж средней сестры Милицы Васильевны Ксении - Петр Бродовский, работавший в журнале "Фронт науки и техники".

На то же время приходятся аресты братьев ее супруга Давида Аркадьевича - старшего Якова и младшего Ильи, жены Якова Аркадьевича Е. К. Соколовской. В 1938 г. все они были расстреляны. Муж Милицы Васильевны исключен из партии. Упоминания имен Я. А. Яковлева и его жены Е. К. Соколовской в ноябре 1937 г. приводятся в дневнике Георгия Димитрова: "7 ноября 1937 г. Парад и демонстрация. Из разговора со Сталиным: <...> Жена Яковлева оказалась французской шпионкой. В 18 году предала военный рев. комитет в Одессе. <...> 11 ноября 1937 г. <...> Частный разговор со Сталиным. Мы, вероятно, и Стасову арестуем. Сволочь оказалась. Кирсанова связана очень близко с Яковлевым. <...>" ¹¹. На фоне этих событий обращает на себя внимание сотрудничество Нечкиной в 1937 - 1938 гг. с редакцией газеты "Правда". Кто разрешал печатать ее статьи? И не были ли они для нее самой своего рода "охранной грамотой"? Может быть, трагические события семейной истории конца 1930-х годов, которые столь тесно переплелись с социально-политическими событиями того времени в СССР, также повлияли на решение Нечкиной участвовать в сборнике "Против исторической концепции М. Н. Покровского"?

Тема "М. Н. Покровский" еще раз появится на страницах дневников в 1962 г., когда Милица Васильевна работала над докладом "Вопрос о М. Н. Покровском в постановлениях 1934 - 38 гг. о преподавании истории и исторической науке. (К источниковедческой стороне вопроса)", планируя выступить с ним на заседании Группы истории исторической науки в Институте истории АН СССР. Доклад был прочитан

7 февраля 1962 г., а статья опубликована только в 1991 г., спустя 6 лет после смерти Милицы Васильевны. Сбылось пророчество Нечкиной 1962 г.: "Статья и текст доклада - все готово, но публикация задержана запретом Л. Ф. Ильичева упоминать о тех весьма обширных поисках "постановления о Покровском М. Н." в архивах ЦК КПСС, которое было тщательно проведено и дало отрицательный результат!" и вывод - "Все сделано, текст готов, но... (Очевидно, останется в моем архиве!)" ¹².

Следующая тема - "Декабристы". Ее практически единственное в самом начале 1920-х годов упоминание на страницах дневников связано, как выясняется, с увлечением автора не историей, а психологией. Оказывается, в молодости Нечкина довольно серьезно занималась изучением психоанализа и психологии. Был даже момент, когда она колебалась, какой из научных дисциплин - психологии или истории отдать предпочтение при выборе специальности. Обращает на себя внимание ее интерес к статье Б. Л. Модзалевского в "Русском историческом журнале" "Декабрист Батеньков. Новые данные для его биографии". После прочтения статьи появилась запись - "Прямо потрясающая статья о душевной болезни Г. Батенькова", с просьбой о консультации статья была передана знакомому сотруднику психиатрической клиники при Казанском университете М. П. Андрееву. Его ответ нам не известен.

Буквально через два - три года, в 1925 - 1927 гг. декабристская тематика станет ключевой в творчестве Нечкиной. Важные, неизвестные ранее, сведения по этой теме

стр. 138

содержатся в дневниковых записях 1936 - 1937 годов. Выясняется, что к марту 1936 г. Нечкина завершила работу над монографией "Последний председатель Тульчинской управы. (Из истории Южного общества декабристов)" и "отослала ее в Академию наук", в январе 1937 г. она "работала в архиве над материалами, связанными с монографией "Пушкин и декабристы", а в феврале того же года работала "в архиве над бумагами Пестеля" (тема монографии "Пестель и Пушкин")" ¹³. Информация о двух последних исследованиях больше нигде не подтверждалась.

Что касается первой упомянутой монографии, то здесь ситуация иная. Все началось со статьи о А. П. Барятинском. В дневнике М. В. Нечкиной имеется запись от 25 марта 1931 г.: "Очень много работала над статьей о Барятинском, перерастает в работу о Южном обществе декабристов", 21 мая того же года: "Работа над ст[атьей] о Барятинском (если "ст." - "статья", то хорошенькая статья! Уже идет 340 страница!!" ¹⁴. Весной 1932 г. Нечкина вела переговоры с издательством относительно этой работы - "еще не выяснена ее судьба, хотя она и числится в портфеле Партиздата". Последнее на сегодняшний день известное упоминание о монографии встречается в списке научных трудов в личном деле Нечкиной в архивном фонде "ЦК. КПСС" (опись "Личные дела на руководящих работников номенклатуры ЦК."). В заверенном 10 мая 1958 г. списке научных трудов под номером 22 значится: "Последний председатель Тульчинской управы. (Из истории Южного общества декабристов)", 1935,457 стр.". Имеется примечание: "Рукопись, подготовлена к печати" ¹⁵. Можно предположить, что в конце 1950-х годов рукопись имелась у автора. Но среди документов личного архива историка в Архиве РАН она не зафиксирована. Вводная глава к этой монографии была опубликована в том же 1935 г. и, скорее всего, материал этого исследования был использован автором в других работах по теме.

В свое время не стала достоянием научной общественности и другая работа - под названием "Восстание декабристов. Исторический очерк" (ОГИЗ, Госполитиздат. 1941, 240 с). Она значится в том же списке научных трудов под номером 30 с таким примечанием: "Издание не вышло в свет, так как в заматрицированном виде было во время войны эвакуировано в Томск, где матрицы испортились от сырости во время хранения и погибли. Имеется один оттиснутый экземпляр книги в целом" ¹⁶. Этой работой в составе личного архива М. В. мы располагаем ¹⁷.

Наконец, нельзя не остановиться на дневниковых записях, связанных с фундаментальным исследованием М. В. Нечкиной - двухтомной монографией "Движение декабристов". Выясняется, что ей пришлось отстаивать термин "движение декабристов". Из записи 22 мая 1953 г.: "Утром разговор с Сыроечковским - заглавие они сняли" ¹⁸. Речь идет о заглавии сборника статей под редакцией Н. М. Дружинина и Б. Е. Сыроечковского. Борис Евгеньевич хотел назвать сборник "Движение декабристов". Поскольку именно так называлась монография Милицы Васильевны, с рукописью которой он был знаком, то Нечкина полагала такое решение неправильным. Об этом она говорила с Сыроечковским и писала Н. М. Дружинину 24 мая 1953 г.: "Если сборник выйдет из печати раньше монографии, то каждый читатель вправе будет предположить, что я заимствовала название сборника. <...> Если же монография выйдет раньше сборника, то зачем сборник ставить в такое же положение? <...>" ¹⁹. В итоге сборник статей был издан в 1954 г. под названием "Очерки из истории движения декабристов", а монография М. В. Нечкиной под названием "Движение декабристов" вышла в 1955 году. В конце 1960-х годов она планировала переиздание этой монографии, но замысел не был осуществлен.

В 1934 г. Милица Васильевна начинает преподавать на восстановленном историческом факультете МГУ. Упоминание об этом и темы лекций содержатся в дневниковых записях 1936 - 1938 годов. Удивляет скудость информации в дневниках по теме "М. В. Нечкина и Истфак МГУ", при том, что она преподавала на факультете в течение 20 лет - до 1954 года. Почему так получилось? Несколько расширяют наши представления о теме мемуары бывших студенток первых наборов факультета Е. В. Гутновой, С. В. Житомирской, отзыв преподавателя А. В. Шестакова о лекциях Нечкиной, использованные при комментировании дневникового текста.

Тема педагогической деятельности тесно связана с темой учебников, которая была актуальной и значимой в творческой судьбе Нечкиной. В ее дневниках обращают на себя внимание два периода: 1934 - 1936 гг. и 1951 год. В первом случае речь идет о "конкурсной эпопее" середины 1930-х годов, в которой Нечкина активно участвовала. Первый учебник авторского коллектива в составе И. И. Минца, М. В. Нечкиной, Е. А. Мороховца, Б. Е. и В. Е. Сыроечковских в конкурсе 1934 г. не понравился партийному руководству страны ²⁰. Второй учебник И. И. Минца, М. В. Нечкиной и Э. Б. Генкиной в конкурсе 1936 г. получил при подведении итогов в 1937 г. поощрительную премию. Новой информацией, содержащейся в дневниках, является то, что Нечкина самостоятельно написала еще один учебник - по совету А. А. Жданова. Запись 3 марта 1936 г.: "Написала для Соцэкгиза популярный курс (совет Жданова!) по истории СССР с древнейших времен до конца 18 в. (до Павла) - 22 п.л. (или 24).

стр. 139

Сдала в Соцэкгиз 12 июля 1935 г." ²¹. Сохранившийся черновик письма Милицы Васильевны Жданову от 12 июля 1935 г. содержит многочисленную правку, касающуюся как построения текста, так и формулировок фраз, предложений, вычеркивания или добавления отдельных слов. Из письма выясняется, что летом 1934 г. на даче Е. К. Соколовской в Сосновке у Нечкиной состоялся разговор с секретарем ЦК ВКП(б), в ходе которого ей был дан совет "обязательно писать" учебник. Сама Милица Васильевна вначале колебалась, "т.к. учебник уже был поручен группе авторов", но в итоге совет реализовала. Рукопись этого учебника с замечаниями редактора сохранилась в личном фонде Нечкиной. Можно предположить, что появление в январе 1936 г. в центральной печати правительственных материалов "Об учебниках по истории" и "О положении в исторической науке и преподавании истории" явилось неожиданностью не только для М. В. Нечкиной, но, может быть, и для Я. А. Яковлева. На такое соображение наталкивает та же дневниковая запись 3 марта 1936 г.: "<...> 2 половину 1935 мы мирно ждали результатов. Вела курс в МГУ, выпустила 2 выпуска библиографии истории пролетариата. Наконец - разговоры с Яковом, все стало предварительно известно и - трах!!! - 27 января 1936 г. постановление ЦК и СНК об учебниках, 1/II 1936 - статья [В. А.] Быстрянского. Вся старая работа - к чорту! Все, никуда не годится. Катастрофа. (Подробностей не пишу). <...>". Интересно при этом отметить, что с 3 марта 1934 г. по 3 марта 1936 г. Нечкина дневника не вела. Объяснение - "более всего по причине интенсивнейшей работы, некогда было" ²².

Второй сюжет этой темы относится к 1951 году. В журнале "Большевик" была опубликована рецензия Л. М. Иванова на 2-е издание 2-го тома учебника "История СССР" под редакцией М. В. Нечкиной (М. 1949). Обсуждение состоялось 1 - 2 октября 1951 г. на объединенном заседании секции по истории СССР Ученого совета Института истории АН СССР и кафедры истории СССР МГУ под председательством А. М. Панкратовой. Стенограмма этого обсуждения сохранилась, что позволило дать развернутый комментарий. Дневниковые записи характеризуют восприятие ситуации Милицей Васильевной с упоминанием участия в ней А. А. Новосельского, А. В. Пясковского, Л. М. Иванова, М. Я. Гефтера, Б. П. Козьмина. В стенограмме привлекает внимание та часть выступления Б. П. Козьмина, где он указывает на фактическую ошибку в главе Ш. М. Левина, "под которой кроется неправильная концепция революционного движения 60-х гг. Речь идет о тайной революционной организации "Земля и Воля". Говорится, что Герцен и Огарев были членами ее ЦК". Далее Козьмин выразил удивление тем, как "такой компетентный человек, как Шнеер Менделевич, мог написать такую несообразную вещь. В ЦК Герцен и Огарев никогда не входили, а в Совет общества они входили. Нельзя сливать две эти организации для того, чтобы преувеличивать роль Герцена и Огарева в революционном движении той эпохи". Согласно стенограммы в ответном слове Ш. М. Левин, выразив слова благодарности Милице Васильевне за "энергию и организационное умение", благодаря которым "учебник, хоть в таком состоянии, мы получили вовремя", отметил, что "полновластным хозяином" глав является редактор. При этом было подчеркнуто, что "концепция М. В. по вопросу о периоде революционной ситуации" для выступающего "во многом неприемлема" ²³.

Здесь уместно отметить, что тема профессиональной полемики в сообществе советских историков на страницах дневников М. В. Нечкиной получила свое персонифицированное отражение. При этом исследовательские позиции оппонентов автора дневников (например, Б. П. Козьмина, И. С. Миллера, Е. Г. Плимака, Н. Я. Эйдельмана) публикаторы попытались выявить с помощью как архивных документов - личной переписки и научно-организационных материалов, так и литературы - монографической и мемуарной. В то же время некоторые дискуссионные моменты истории советской исторической науки не получили освещения на страницах дневников. Так, например, в дошедших до нас записях начала 1950-х годов просто нет слов "мюридизм" или "движение Шамиля", нет упоминания получившей резонанс статьи Милицы Васильевны "К вопросу о формуле "наименьшее зло" (историческое значение присоединения национальных окраин к России)". Информационно скупы записи об обсуждении в 1964 г. знаменитого исследования А. А. Зимина, фиксирующие только сам факт обсуждения; несколько шире, но не содержат прямых оценок, записи начала 1970-х гг. по теме "нового направления" во главе с П. В. Волобуевым. Своего рода - история "умолчания". Ее осмысление может быть отнесено к одной из задач изучения дневникового наследия Милицы Васильевны.

Годы Великой Отечественной войны нашли отражение в дневниках Нечкиной: московские записи июня - июля, октября 1941 г., ташкентские записи января 1942 - мая 1943 гг., иранские записи июня - июля 1943 года. В самом их начале, перед 22 июня 1941 г. автор отмечает: "Хочу только составить канву, удержать для будущей работы хотя бы самые основные ассоциации, которые что-то скажут мне, но, вероятно, будут непонятны для других" ²⁴. Надо сказать, что данный стиль был выдержан автором в полной мере и дневники 1942 - 1943 гг. трудны для комментирования. События 22 июня 1941 г. оформлены в беллетризированной форме. Привлекают внима-

стр. 140

ние акценты - "Речь Молотова я слышала трижды. Я решительно против сравнения с Наполеоном", телефонный звонок из редакции журнала "Пропагандист" по поводу статьи о 1812 г. с требованием ускорить ее написание охарактеризован такой записью: "у меня стала останавливаться рука. Второй день войны, а я буду объяснять план отступления? Говорить - Смоленск сдали и это правильно? <...> Все мое гражданское чувство против". 8 октября Нечкина записала: "Гитлер, очевидно, прорвал фронт. <...> Я думаю, что эти дни решат все. <...> Совершенно не могу работать над брошюрой о Денисе Давыдове". Запись следующего дня - практически последняя запись московской части военных дневников: "Очень странные передовые - в "Правде" - "Отрешиться от настроений благодушия и успокоенности" <...> Кто благодушен? Более всего - кто это успокоен? Только мертвецы. Страна мечется в крови и ужасе. Кто "успокоен"? И практических предложений - никаких" ²⁵. В ташкентских дневниках 1942 г. подобных оценочных записей социально-политического плана уже нет, только фиксация проделанной работы, выполненная почти в телеграфном ключе. Но собственно дневник при этом ведется почти ежедневно, выпадают только ноябрь и декабрь 1942 года. Под датой 6 февраля 1942 г. у Милицы Васильевны записано: "Лидия Корнеевна. <...>" (речь идет о Л. К. Чуковской). Именно она познакомила Милицу Васильевну с Анной Ахматовой в декабре 1941 года ²⁶. Поэзией А. Ахматовой Нечкина была увлечена с юности, многое знала наизусть. Учитывая также, что Милица Васильевна сама писала стихи, встреча с давно любимым поэтом, как представляется, была для нее событием. К сожалению, в ее ташкентских дневниках об этом нет упоминания.

10 апреля 1942 г. Нечкина записала: "Писала отзыв на Виппера "Иван Грозный"". Речь идет о рецензии на книгу Р. Ю. Виппера. При этом в дневниках нет никаких упоминаний, что ей пришлось рецензировать еще одну работу на ту же тему. В марте того же года из Алма-Аты ей прислал сценарий своей кинокартины "Иван Грозный" СМ. Эйзенштейн, сопроводив его просьбой о "консультационной помощи". "Общие установки по решению темы" он получил от А. А. Жданова лично и полагал, что "в этом направлении вещь выдержана правильно". Он также старался "освоить и материал и дух истории. Насколько удалось - судить Вам" ²⁷. Ответом Милицы Васильевны мы не располагаем. 1-я серия картины вышла на экраны в 1945 г., в начале 1946 г. была удостоена Сталинской премии.

Запись 11 апреля 1942 г.: "Работала дома над Андижанским восстанием" ²⁸. Речь идет о работе Нечкиной под названием "Андижанское восстание 1898 года", написанной в годы эвакуации в Ташкенте по архивным материалам Узбекской ССР. Работа в силу каких-то причин осталась неопубликованной и рукопись ее пока не обнаружена. В дальнейшем в дневниках нет о ней упоминаний. Комментарий к этой дневниковой строке удалось дать, используя документы архивного фонда "Академия общественных наук при ЦК КПСС", хранящего в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ).

Заключительная часть дошедших до нас военных дневников Нечкиной - "Иранский путевой дневник" поражает сложным эмоциональным состоянием автора: высокая степень нервного напряжения, практически перманентное недовольство окружающим прорываются сквозь "схематический конспект", как она определила записи этого периода. Безусловно, ситуация была для гражданского историка крайне непривычной. Но, видимо, какие-то еще причины, связанные с прежними внешними обстоятельствами или событиями личной жизни оказывали свое влияние. Для публикаторов задача комментирования записей "Иранского путевого дневника", связанных с историей Ирана, идентификации упоминаемых персоналий дипломатического корпуса, ученых-востоковедов потребовала обращения к соответствующей, тематически новой, литературе. Очевидно, что в археографическом плане здесь имеются исследовательские резервы.

Первые послевоенные годы представлены записью-размышлением от 10 февраля 1947 г. - "На следующий же день после выборов. Мое мнение о выборах 1947 г. и о наших выборах вообще". Текст интересен возможностью проследить ход мысли автора и ее откровенностью. Ключевые слова: "Наши выборы это утверждение народом кандидата, предложенного диктатурой. Это условно называемое выборами явление безусловно существует уже десять лет (1937 - 1947), и существует в силу сложных исторических причин и с безусловного согласия народа. <...> Народ желает участвовать в управлении страной именно пока вот в такой форме" ²⁹. Сама Милица Васильевна участвовала в деятельности выборных органов в конце 1940-х - 1950-х годов, хотя записей об этом в дневниках, в сущности, нет. К этой теме пришлось дать обобщенный комментарий ³⁰.

В записях начала 1960-х годов привлекает внимание 1963 год, который начинается с темы "Общественная работа", что практически не встречается в записях других лет. При этом записи интересны и сами по себе, и как материал для комментирования. Начав с упоминания о подготовке своего выступления в печати - "отклика на открытое письмо ЦК о Китае", Нечкина переходит к общей теме - Н. С. Хрущев и художественная интеллигенция. При этом имя руководителя государства все-таки не

стр. 141

упоминается. Но, очевидно, что энергичные образные высказывания советского лидера о творчестве Э. Неизвестного и Е. Евтушенко произвели сильное впечатление на академика АН СССР ³¹.

В целом дневниковые записи периода 1960-х - 1970-х годов оставляют впечатление небывалого ранее по масштабам размаха редакторской деятельности Милицы Васильевны. Статьи для сборников под ее редакцией, доклады для заседаний под ее председательством прочитывались, оценивались и отдавались авторам с подробными замечаниями. Кроме того, Нечкина была востребована как автор внутренних рецензий. Подобная деятельность требует значительного времени и в определенной степени самоотречения, а с другой стороны, способствует распространению концептуальных взглядов самого рецензента.

В заключение хотелось бы отметить, что дневники Милицы Васильевны Нечкиной можно рассматривать как еще один вклад историка в историю отечественной исторической науки. Это своего рода уникальный историографический труд. "Познание прошлого связано с процедурой его реконструкции. Ученый, равно как и любой интересующийся историей человек, не просто исследует какой-то объект, но, по существу, воссоздает его" ³². Именно это и пытались сделать публикаторы дневников академика М. В. Нечкиной.

Примечания

Работа выполнена при поддержке РГНФ, проект 04 - 01 - 00219а.

1. Отечественные архивы. 1997. N 5, с. 77.

2. Вопросы истории. 2005. N 5, с. 129.

3. ЕГОРОВ О. Г. Русский литературный дневник 19 в. История и теория жанра. Исследование. М. 2003, с. 253.

4. Вопросы истории. 2005. N 3, с. 134 - 135.

5. Там же. 2005. N 6, с. 147.

6. Там же, с. 130.

7. Там же, с. 147.

8. Там же.

9. ЖИТОМИРСКАЯ С. В. Просто жизнь. М. 2006, с. 132 - 133.

10. Вопросы истории. 2005. N 5, с. 134.

11. Политбюро ЦК РКП(б) - ВКП(б) и Коминтерн: 1919 - 1943 гг. Документы. М. 2004, с. 752, 755. Следует отметить, что авторы именного указателя этого сборника Российского государственного социально-политической истории (РГАСПИ) не идентифицируют упоминаемую И. В. Сталиным "жену Яковлева". Это - Е. К. Соколовская. См.: РГАСПИ. "Картотека Крылова", конверты 1 - 3 "Соколовская Е. К."; "Вопросы истории", 2005, N 5, с. 143.

12. Вопросы истории. 2005. N 10, с. 125.

13. Там же. 2005. N 6, с. 142, 144.

14. Там же. N 5, с. 131, 133.

15. РГАСПИ, ф. 100, оп. 17, д. 356397, л. 21.

16. Там же, л. 23.

17. Архив РАН, ф. 1820, оп. 1, д. 18.

18. Вопросы истории. 2005. N 8, с. 128.

19. Там же, с. 141.

20. См. на эту тему: АРТИЗОВ А. Н. Школа М. Н. Покровского и советская историческая наука. М. 1998, с. 144.

21. Вопросы истории. 2005. N 6, с. 142.

22. Там же.

23. Вопросы истории. 2005. N 8, с. 123 - 124, 136 - 137.

24. Вопросы истории. 2005. N 7, с. 121.

25. Там же, с. 121 - 123.

26. КРЮЧКОВ П. Звучащие альманахи, собрания и приложения к книгам. - Новый мир. 2006. N 4, с. 188 - 189.

27. Полностью письмо С. М. Эйзенштейна М. В. Нечкиной см.: Исторический архив. 2005. N 2.

28. Вопросы истории. 2005. N 7, с. 124.

29. Там же, с. 133.

30. Вопросы истории. 2005. N 8, с. 134.

31. Там же. N 11, с. 115.

32. История исторического знания. М. 2004, с. 9.