Три древних города юго-запада современной Ленинградской области интересны уже тем, что имеют точные даты возникновения, а это встречается не так уж часто.

Шлиссельбург - город у истока Невы из Ладожского озера и крепость на соседнем острове. История крепости ведет свое начало с 1323 года, когда "ходиша новгородци с князем Юрьем [Юрий Данилович - брат Ивана Калиты и внук Александра Невского. - А. Ш.] и поставиша город на усть Невы на Ореховом острове" [1. С. 97]. Впоследствии в летописях город (крепость) назывался Орехов, Ореховый, Ореховец, Орешек, а жители его - ореховцы.

Его именование, как мы видим, произведено из названия острова, на котором он был построен. Оно не исконно русское, а является переводом карельского Pahkina saari "Ореховый остров". Доказательством этого может служить запись под 1300 годом шведской "Хроники Эрика", составленной между 1320 и 1335 годами: "когда они [шведы. - А. Ш. ] вернулись на Pekkinsaar, там стоял их передовой отряд" [2. С. 115].

В свое время А. И. Попов обратил внимание на запись в писцовой книге Водской пятины 1500 года: "у города у Орешка остров Пешков" и отметил, что Пешков "отражает чрезвычайно старую форму (с позднейшим русским формантом -ов ) пешк, представляющую слово орех чуть не в древнейшем виде (из финно-угорских языков только язык мордвы-эрзя сохранил эту форму: эрзянское пешке - "орешник"" [3. С. 80]. Особый интерес здесь представляет следующее обстоятельство: в языке прибалтийских финнов (карел, води, ижоры) переход *s > h произошел еще до начала новой эры. Так от кого же новгородцы могли услышать в XV веке название Орехового острова в этой архаичной финно-угорской форме? Ответ будет на первый взгляд неожиданным: от саамов. Сейчас саамы живут на Кольском полуострове и на севере Финляндии, Швеции и Норвегии. Но область их былого обитания была намного шире. И в окрестностях Орешка жили не только прибалтийские финны, но и саамы (лопь в русских документах).

стр. 94

Папские буллы 1171 и 1229 годов называют саамов (lappie) в перечне язычников (paganas) западного и южного Приладожья, наряду с карелами, ижорой и водью. Волостка Лопца Ладожского уезда на реках Лава и Кобона описана в упомянутой нами писцовой книге 1500 года. Там же приводится описание Егорьевского Лопского погоста Ореховецкого уезда по течению рек Лава, Назия и Шельдиха. Одна из "сторон" Орешка в этой книге названа Лопской, другая - Корельской [4]. О былом проживании саамов к югу от Невы и Ладожского озера свидетельствует и топонимия этих мест.

Известно, что древнему финно-угорскому *s соответствуют современные прибалтийско-финское h и саамское s. Мы же видим не s, а s (Пешк-, а не Песк-)! Дело в том, что на раннем этапе развития саамского языка в нем как раз сохранялось древнее s, не перешедшее еще в s. Это надежно доказано на обширном материале топонимии Вологодской и Архангельской областей А. К. Матвеевым [5. С. 232 - 242]. Теперь же мы имеем аналогичный пример и с территории Южного Приладожья. Он ценен еще и тем, что в современном саамском языке вовсе не сохранилось соответствующее слово, обозначающее орех, ибо в Северной Фенноскандии, где ныне живут саамы, лещина не растет.

Но вернемся к истории Орешка. В 1348 году шведы захватили было город, но новгородцы вскоре отбили его: "Магнушь король взя Ореховець... Той же осене сташа новгородци под Ореховым и... взяша город" [1. С. 360 - 361]. В 1352 году крепость была перестроена в камне и список "А се имена градом всем русскым далним и ближним", составленный в 1375 году (впоследствии корректировался; окончательную форму приобрел в первой половине XV в.) указывает: "Орешек камен" [1.С. 477]. Крепость устояла против набега шведов в 1392 году: "пришедши из моря разбойнице Немце в Неву, взяша села по обе стороне реке за пять верст до города до Орешка" [1. С. 385]. В 1410 году каменные укрепления окружили и городской посад на острове. Со временем город разросся настолько, что вышел своими предместьями на материковый берег.

В 1611 году крепость была захвачена шведами и стала называться по-шведски Нотеборг (not "орех", borg "город, крепость"). В 1702 году была взята русскими штурмом и переименована в Шлиссельбург "Ключ-город" (нем. Schlussel-Burg ), ибо Петр I считал ее ключом к обладанию невскими берегами. В народе это чуждое русскому уху название трансформировалось в Шлюшин.

Находившееся на материке напротив крепости селение Спас-Городенка или Спас-на-Неве в 1755 году стало уездным городом, также получившим название Шлиссельбург и образовавшим с крепостью единое целое в административном отношении. В XIX веке крепость была превращена в политическую тюрьму. В 1941 году Шлиссельбург был

стр. 95

захвачен фашистами, но крепость на острове устояла и осталась в руках советских войск.

В 1944 году с целью устранения немецкого названия город был переименован в Петр о крепость (в честь царя Петра). Название Шлиссельбург городу и крепости было возвращено в 1992 году. Жаль, что при этом была упущена возможность восстановления названия Орешек (или Ореховец ). В конце концов, при нежелании утрачивать историческое название Шлиссельбург, можно было его оставить за городом, а крепости вернуть старинное ее имя Орешек.

Кингисепп - райцентр на западе Ленинградской области. Возник как крепость Яма на реке Луга в 1384 году: "поставиша новгородци город камен на Луге на Яме" [1. С. 397]. Так он и значится в упомянутом нами списке "А се имена градом...": "Яма камен на Луге".

Летописи фиксируют неоднократные попытки шведов и ливонских рыцарей в XIV-XV веках овладеть крепостью, но они были безуспешными: "Приходиша Немци Свея к новому городку к Яме и поихаша прочь и князь Констянтин с городцаны иных изби и инии убежаша" (1395): "той же осени пришедше Немци взяша семь сел у Ямьского городка и пожгоша" (1397); "той же осени пришедше Немце у Яме города посад пожьгоша" (1444); "того же лета... Немьци... пришедше под город под Яму... а города не взяша а самых Немець много паде под городом" (1445) [1. С. 387, 389, 423 - 424].

Со временем все более устойчивой становится форма Яма город (вместо свободного порядка употребления компонентов названия), подчас - уже в слитном написании: с Ямыгорода; отчину свою Ямогород; старцы ямогородские; на Ямугород (1592) [6. Ч. 3. С. 102]. Написание Jamgorodt мы видим у Исаака Массы (начало XVII в.).

В 1583 - 1595 и 1617 - 1703 годах город, как и всё южное побережье Финского залива, находился под властью шведов, будучи центром округа Jamo Lahn. Под власть России он вернулся уже с онемеченным названием Ямбург.

В 1922 году город был переименован в Кингисепп - по фамилии организатора эстонской компартии В. Э. Кингисеппа (1888 - 1922). Остается только сожалеть, что в период массового восстановления исторических имен городов (в конце 80-х - начале 90-х гг. XX в.) было обойдено вниманием исконное название Ямгород.

О происхождении названия имеется несколько версий. Наиболее ранняя из них восходит к воззрениям историка Ф. В. Туманского (1746 - 1810), который именем ямы называл финноязычную этническую группу низовьев Луги и Курголовского полуострова. Эта версия воспринята В. А. Никоновым [7] и Е. М. Поспеловым: "Название крепость Яма получила по местности, где она находилась: на южном побережье Финского залива, между финскими племенами ижора (ср. р. Ижора близ Санкт-Петербурга) и чудь (ср. Чудское оз.), размещалось

стр. 96

финское племя ямь; так же называлась и земля, где оно проживало, а по ней назвали и крепость Яма " [8]. Но А. И. Попов по поводу этой этимологии писал: "не подлежит ни малейшему сомнению, что название г. Яма не имеет никакого отношения к племенному имени Ямь или Емь (финск. Hame )" [3. С. 83]. Действительно, история застает племя Нате (Ямь Лаврентьевской летописи под 1042 г.) в районе группы крупных озер центральной Финляндии - к северо-западу от Карельского перешейка. К тому же в новгородской традиции употребительным было не Ямь, а Емь, Емьская земля (см. географический указатель к [1]). Наконец, если бы подобный этноним действительно существовал в В о декой земле, то летописная запись об основании Ямы должна была бы выглядеть следующим образом: "поставиша новгородци город камен на Луге в Ямах".

А. И. Попов считает, что "первоначальное название города -Яма- произошло, вероятнее всего, от слова ям, заимствованного в русский язык из тюркско-монгольской лексики (jam "почтовая станция"), по-видимому, уже в XIII в." [3. С. 82]. Но и эта версия вызывает серьезные возражения. Во-первых, почему в названии Яма (если из ям ) произошло рассогласование морфологического оформления по роду не только с этимоном, но и с родовым термином (город), определяющим вид объекта?

Во-вторых, русские названия населенных пунктов, при которых размещались почтовые станции - ямы, обычно назывались не просто Ям, а были осложнены аффиксами - Ямское, Ямщина, либо являлись составными: Николо-Ям (Тверская обл.), Устьянский ям (на р. Жижице; позднее - Ямище), Ям-Ижора (ряд названий последнего типа указан А. И. Поповым). Е. М. Поспелов подчеркивает: "Названий Ям, состоящих из одного лишь термина ям, по-видимому, не встречалось - ямы было нужно как-то различать между собой. И если современные списки названий указывают село Ям (Домодедовский р-н Московской обл.), то можно быть уверенным, что это название не первичное. Действительно, в документе 1480 г. это Фроловский ям, в 1862 г. Старофроловский Ям, затем Старый Ям и только с 1977 г. просто Яле" [9].

Эту версию следует, видимо, отвергнуть. Но существует еще одна версия, на первый взгляд наивная, данная "по сходству звона" (выражение В. К. Тредиаковского). Недаром по поводу нее А. И. Попов высказался таким образом: "Не очень убедительно также предположение о связи названия со словом "яма" (на Луге)" [3]. К народной этимологии относил эту версию и Э. М. Мурзаев [10. С. 349].

Тем не менее, на наш взгляд, именно она не только имеет право на жизнь, но и весьма правдоподобна. Чтобы доказать это, обратим внимание на этимологию названия реки Луга. Финны называют ее Laukaan joki. Для формы родительного падежа laukaan Й. Миккола вое-

стр. 97

станавливает форму именительного падежа lauas, реконструируя более древнее *laugas [11. С. 16]. Этой древней форме (laugas) близко современное водское название реки - naugaz-jeci или просто лаидаz, род. пад. лайка [12].

Наиболее же близким фонетически к водскому (и древнему финскому) названию реки является эстонское слово laugas, род. пад. lauka "лужа в болоте" [13]. Большинство авторов и ограничивается указанием, что название реки Дуга связано с эстонским laugas "болото" [12, 8, 14].

Однако А. И. Попов, апеллируя к тому же эстонскому слову laugas, справедливо указывает более широкий его семантический спектр: "отверстие", "углубление", "лужа", "яма" [3. С. 86 - 87]. Финский этимологический словарь для эстонского laugas дает значения "отверстие", "углубление, впадина", "яма на болоте" [15]. Как видно, эти значения несводимы к понятию "болото". Если же попытаться передать все указанные значения одним русским словом, то, пожалуй, лучше всего этой задаче отвечает слово яма - о разнообразии его толкований говорил В. И. Даль [16], а о географическом употреблении - Э. М. Мурзаев [10].

Таким образом, мы полагаем, что в летописном "на Луге на Яме" содержится русская калька прибалтийско-финского названия реки Луга. Калькирование (точное или приблизительное) иноязычных названий - не редкость в русской топонимии с древнейших времен, в летописях для того же региона находим и подтверждение этому: Венець Земли (1300) - шведское Landskrona на Неве; Новый Городок (1341) - немецкое Neuhausen на Пивже; Синя Река (1464) - латышское Zilupe; Кедипив (эст. Kadepaiva "рука-солнце") - сирень Солнца Рука (1054); Медвежья Голова (1116) - эстонское Otepaa; город Воробиин (1214) -эстонское Varbola; Островская земля (1344) - эстонское Saaremaa. Ну, и наконец - наш Орешек.

Заметим, что слово яма активно и в собственно русском топонимическом творчестве, например, названия населенных пунктов Ямка на о. Кижи, Ямны под Новгородом (с 1386 г.), Ямки, Ямна, Ямное, Ямница, Ямы [10], рек Яма, Ямка, Ямна, Ямница, озер Ямно, Ямное [14], Круглая Яма, Черная Яма и т.д. Неудивительно поэтому, что название местности (пусть и переводное) по реке Луга, а затем крепости Яма естественным образом вошло в русскую топонимическую систему.

Копорье - поселок на западе Ленинградской области на речке Копорка, в двенадцати километрах к югу от Копорской губы Финского залива. Являлся административным центром Водской земли Великого Новгорода. Возникновение города (т.е. укрепления) датируется 1240 годом "придоша Немци [ливонские рыцари. - А. Ш. ] на Водь с Чюдью и повоеваша и дань на них възложиша а город учиниша в Копорьи погосте". Новгородцы посягательства на земли подвластных им племен

стр. 98

не стерпели и в следующем году "поиде князь Олександр на Немци на город Копорью... и взя город" [1. С. 78].

Надо сказать, что впоследствии летописи не говорят об осаде или взятии Копорья врагами. Другое дело, что каменные укрепления Копорья, возведенные "для себя" князем Дмитрием в 1280 году, были в 1282 году разрушены самими новгородцами, не желающими, чтобы приглашенный князь имел в Новгородчине собственные земельные владения, тем более - укрепленные. Впрочем, в 1297 году укрепления Копорья были новгородцами восстановлены в противовес основанию шведами в 1293 году крепости Выборг на западе Карельского перешейка [1. С. 323, 324, 328].

Это не значит, что военные действия вовсе не велись в окрестностях Копорья. Так, под 1338 годом летопись сообщает о набеге немцев на Вод скую землю, но копоряне отбили их нападение [1. С. 349]. Еще раз военная угроза появилась в 1349 году, когда мимо Копорья проходили войска шведского короля Магнуса Эриксона после несостоявшегося нападения на Орешек. Об этом мы узнаем из русского "Рукописания короля Магнуша" (сочинения во многом фантастичного, но опиравшегося на русские и шведские известия о реальных событиях), имеющегося во многих русских летописях, и "Шведской рифмованной хроники" XV века [2. С. 125 - 126]. В последнем документе говорится, что Магнус был окружен новгородцами, но спасся, прокопав путь к морю в стороне от устья реки Lowka, т.е. Луги.

В свете сказанного чрезвычайно интересно сообщение новгородской берестяной грамоты: "в другы ряд рать ударила подо Копорию а я без другого коня живот пометаль" [17]. Стратиграфическая датировка грамоты (по глубине залегания): 70-е - начало 80-х годов XIV века. С ней согласуется палеографическая (по особенностям написания букв) датировка: 1360 - 1380 годы. Однако в указанном временном интервале наши летописи ничего не говорят о военных действиях в районе Копорья. Поэтому В. Л. Янин полагает, что известие берестяной грамоты может относиться к походам новгородцев на Новый Городок немецкий в 1370 или 1377 годах. Но поход новгородцев и псковичей 1370 года был направлен на немецкий Новый Городок (Нейгаузен) на реке Пивже. Поход же 1377 года имел целью шведский Нейшлосс (по-русски тоже Новый Городок) на финской реке Оулу (Овла наших летописей). В обоих случаях военные действия велись далеко от Копорья, да и нападающей стороной были не "немьци", а новгородцы.

В "Ливонской Хронике" конца XIV века [18] под 1367 годом мы находим сообщение о том, что ревельский командор Гельмих Дебенборгский по распоряжению магистра Ливонского Ордена перешел реку Нарову в Ватланд (Водскую землю) и опустошал эту страну огнем пять дней кряду. Об аналогичном набеге говорится в "Хронике" и под 1369 годом. Это подтверждают как предложенная датировка берестя-

стр. 99

ной грамоты, так и ее содержание: ведь в ней говорится о том, что "рать ударила" под Копорьем вторично: "в другы ряд".

Теперь обратимся к очень непростому вопросу о происхождении названия Копорья. Можно, конечно, строить предположения (в силу географического положения селения) о его прибалтийско-финских истоках, например - из kuoppa-jarvi "яма-озеро", тем более, что относительно недалеко от Копорья находятся озера Копанка и Глубокое. Но этому препятствует наличие названия Копорья на Порозе в упомянутом списке "Асе имена...", локализуемого нами у Венского порога на Верхней Волге, близ которого нет никаких озер.

Более правдоподобным видится славянское происхождение названия. Вслед за С. В. Кисловским [19] В. П. Нерознак [20. С. 92 - 93] связал его с древнерусским копоти, приводя диалектные копарига "род кирки, мотыги", копаруля "ральник на крюку". Г. П. Смолицкая [21. С. 62] в рамках этой версии указывает диалектные копорушка "орудие для рыхления, прополки почвы", копорило "инструмент для окучивания почвы", допуская, что копорье может обозначать "разрыхленный, распаханный участок земли". Е. М. Поспелов [8. С. 214] данную версию отводит как малообоснованную. Действительно, слово копоръе в русской земледельческой лексике неизвестно.

М. Фасмер [22] трактовал Копоръе как образование с собирательным суффиксом -bje- от копёр "укроп", т.е. копорье - "место с зарослями укропа". Равным образом название Копоръе можно связывать и с копорка "кипрей узколистый, иван-чай". Связь названия Копорье с копоркой, кипреем, видимо, интуитивно предполагал известный художник Орест Кипренский (1782 - 1836). Он родился в деревне Нежново Ямбургского уезда, а крещен был в Копорье, потому и получил фамилию Копорский, которую впоследствии сменил на Кипренский [23. С. 109].

Подобные образования хорошо представлены в восточнославянской топонимии: Берестье (ныне Брест) - от берест "вяз". Олешъе - от ольха, Черемошье - от черемуха, Сокорье (в берестяной грамоте середины XIV в.) - от осокорь "тополь" и др. Но названия травянистых растений (в отличие от названий древесных пород) чрезвычайно редко служат источниками названий населенных пунктов. К тому же, Копорье - достаточно поздняя форма (среднего рода) обсуждаемого названия. В летописях, берестяной грамоте, списке "А се имена..." мы видим название в форме женского рода - Копорья, у И. Массы - Kopuria. Чрезвычайно выразительна и запись Сигизмунда Герберштейна [24. С. 152], довольно точно передававшего звучание русских названий: Coporoia. А эта форма отсылает нас к совсем иному пути образования названия и, соответственно, к иному его значению.

Формы Копорья, Копороя очень походят на сложные топонимы, издавна хорошо известные в западно- и восточнославянских землях:

стр. 100

русские Черторый, Черторой, Черторье, Свинороя, Свинорье, Свинорои, Свинорой, Свиноройка; украинские Чорторий, Черторыя; польские Czartoryja, Zlotoryja; чешские Reporyie, Brehoryje.

Второй их компонент происходит из слав. *ryti "рыть"; первый же называет субъект (черт, свинья) или объект (золото, берег) действия. К названиям этого типа и причислил Копорье О. Н. Трубачев, выводя его из древнего сложения *kopo-ryje [25]. Компонент kopo- О. Н. Трубачев выводил из *кора или *коръ с вероятным значением "земляная насыпь, холм". В русских диалектах известны термины копа "большая куча сена, снопов хлеба, копна", коп "углубление, вырытое в земле; искусственный проток", копец "межевой знак, курган, насыпь, могила" [26. Вып. 11; 10. Т. 1. С. 297].

О. Н. Трубачев подчеркивал, что реальность сложения *kopo-ryje на апеллятивном уровне не подтверждается и реконструируется лишь на основании существования названия "нашего" Копорья (уже упоминаемое верхневолжское Копорья на Порозе прошло, видимо, мимо внимания Олега Николаевича). Можно допустить, что слово копорье все же существовало реально, отразившись в диалектном фразеологизме уйти в копорье "умереть", зафиксированном в Олонецкой губернии в конце XIX века [27. Вып. 14]. Здесь копорье выглядит как эвфемизм слова могила "вырытое углубление, яма", либо если выражение пришло из давних, языческих времен - (могильный) курган, т.е. насыпанная, "нарытая" над покойником груда земли.

В заключение затронем вопрос, имеющий к нашей теме лишь косвенное отношение, но небезынтересный для русской диалектологии. На Русском Севере в свое время был распространен термин копорский чай. Так назывался напиток, получаемый из сушеных листьев кипрея (иван-чая). В словарях В. И. Даля, М. Фасмера и во многих популярных изданиях этот термин возводится не к названию растения кипрей, копорка, а прямо к названию Копорье. Случаи образования названий товаров, продуктов от названий местностей их первоначального производства хорошо известны, представляя собой языковую универсалию, ср. индейский петух "индюк" в записях Р. Джемса (1619 г.); греческий боб "фасоль" в берестяной грамоте 1-й половины XII века и т.д. Но мог ли топоним Копорье послужить источником названия суррогата чая, используемого малоимущими слоями жителей северной России (копорское крошево и кисло и дешево)? Копорье, хоть и являлось в XIII-XVI веках административным центром Водской земли, не имело торгово-промышленного значения. Писцовая книга Водской пятины 1500 года отмечает на посаде Копорья лишь 16 дворов, по сравнению с 209 дворами на посаде города Ямы. Показательно, что Лаврентьевская летопись по Суздальскому списку вовсе не знает Копорья. Иное дело, если традиция употребления копорского чая возникла именно на западных окраинах древней Новгородской

стр. 101

земли, символом которой в народном сознании и было название Копорье. Но это вопрос уже к специалистам по этнографии.

Литература

1. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М., 2000.

2. Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия в IX-XIV вв. М., 1978.

3. Попов А. И. Следы времен минувших: из истории географических названий Ленинградской, Псковской и Новгородской областей. Л., 1981.

4. Кирпичников А. Н. Приладожская лопь // Новое в археологии СССР и Финляндии. Л., 1984.

5. Матвеев А. К. Субстратная топонимия Русского Севера. Екатеринбург, 2004. Ч. 2.

6. Сборник документов по истории СССР. М., 1972. Ч. 3.

7. Никонов В. А. Краткий топонимический словарь. М., 1966.

8. Поспелов Е. М. Географические названия мира: Топонимический словарь. М., 1998.

9. Поспелов Е. М. Названия подмосковных городов, сел и рек. М., 1999.

10. Мурзаев Э. М. Словарь народных географических терминов. М., 1999. Т. 2.

11. Mikkola J.J. Die alteren Beruhrungen zwischen Ostseefinnisch and Russisch. Helsinki, 1938.

12. Ariste P. Uber wotische Oktsnamen // Советское финно-угроведение. 1967. N 2; Posti L. Vatjan kielen kukkosin musteen sanakirja Helsinki, 1980.

13. Tamm J. Eesti-vene sonoraamat. Tallinn, 1962.

14. Агеева Р. А. Гидронимия русского Северо-Запада как источник культурно-исторической информации. М., 2004.

15. Suomen kielen etymologinen sanakirja. Helsinki, 1955 - 1978.

16. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1991. Т. VI.

17. Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 1995.

18. Die livlandische Chronik Hermann's von Wartberge. Aus dem Lateinischen ubersetzt von Ernst Strehlke. Berlin und Reval, 1864.

19. Кисловский С. В. Знаете ли Вы? Словарь георграфических названий Ленинградской области. Л., 1974.

20. Нерознак В. П. Названия древнерусских городов. М., 1983.

стр. 102

21. Смолицкая Г. П. Топонимический словарь Центральной России // Русская речь. 1996. N 3.

22. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1967. Т. П.

23. Федосюк Ю. А. Русские фамилии. Популярный этимологический словарь. М., 1996.

24. Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988.

25. Трубачев О. Н. Етимологічні споспереження над стратиграфією ранньої східнослов'яньскої топонимії // Мовознавство. 1971. N6.

26. Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд. М., 1984.

27. Словарь русских народных говоров. М., 1978.

стр. 103