Данный текст посвящен современному состоянию проблем эволюции ранней государственности в свете социокультурной или политической антропологии. Эта наука до сих пор не имеет устоявшегося наименования и предстает в различных трудах как антропология «социальная», «структурная», «культурная», «историческая», «эволюционная» и т.д. Подобный терминологический хаос обусловлен переносом акцентов при исследовании различных аспектов одного объекта, а так же связью антропологии с философией истории (М.Блок и школа «Анналов») и ее переплетением с неоэволюционизмом (в вариантах Дж. Стюарда и Л. Уайта).
В широком смысле эта наука ориентируется на изучение структуры конкретных этносоциальных организмов и их культуры, понимаемой как совокупность признаков отличающих человека от животных. На основании такой постановки вопроса формируется ряд теорий социо- и политогенеза, основанием которых выступили наиболее универсальные понятия «вождества» и «раннего государства».

Во-первых, проблема раннего государства в целом упирается в проблему обобщения частных явлений конкретных обществ, выливающуюся в какое-либо историческое понятие.
Таким образом, само понятие раннего государства представляет собой синкретический синтез событий периода реорганизации общественных отношений, периода перехода к государственным структурам. Этот период, как мы увидим в дальнейшем, при зависимости от комплекса определенных внешних и внутренних условий, может вовлекать в свою орбиту самые разные содержательные части, достаточно серьезно видоизменяясь таким образом.
Такое положение вещей ставит вопрос: что представляется в данном случае общим для различных систем и как это общее определяется.

Само общее in vitro не имеет отдельного бытия. Это идеальная конструкция разума, выраженная во что-то частное, а не выводимая из такового. Нельзя разграничить свое видение частного и реальность; свои иллюзии и номинальное бытие, поэтому даже использование исторического анализа (особенно в постпроцессуальных схемах) представляется беспочвенной тратой времени бытия для обоснования фикции бытия.
Тем не менее, общее всегда самообосновывается частным. Это - ложный процесс, создающий ложные закономерности, развлекающие и обособляющие наше сознание в его чистом величие, в общем и целом, форменное позерство...
Отдельное считается отдельным постольку, поскольку мы терминологически расчленяем реальность, отделяя одно явление от другого, т.е. сознательно создаем микромодель общего, интегрируемую в более обширные системы общего (микрообщее внутри конструкта всеобъемлющего общего), т.е. факты поступательно умерщвляются жесткими стенками микрообщего, становящегося отдельной субстанцией на следующей ступени обобщения.
Рамки же создаются в самом начале. Социокультурная среда предъявила ультиматум, внутри которого фиксируются сами модели организации фактов, способы обобщения, типологии и классификации – это данность, от которой не уйти.
Социоры, общества, культуры, государства суть нормальные формы ассоциации человечества. Представленные как данность они являются типологическими доминантами в ужасно трансцендентальном выражении категорий исторического процесса.
Путь вытравления частного и соответственного очищения общего – тупик, не приводящий к пониманию реальности, но дающий нам представление о структурах сознания общества, в недрах которого вызревала данная типологическая схема.
1.краткий историографический очерк
В историографическом разрезе у истоков постановки проблемы перехода от догосударственных систем к государственным стоят труды Люиса Генри Моргана. В своих книгах "Лига ходеносауни, или ирокезов" (1851; рус. пер. 1983) и "Древнее общество" (1877; рус. пер. 1934) он выделяет две стадии политической эволюции, которые являются скорее формами организации человеческого коллектива –это структуры 1.социальные, основанные на родовых принципах и 2.политические, вызревающие на базе территориальных отношений и частной собственности. Таким образом, два принципиально различных способа организации общества включаются в общую модель линейного развития, где форма «военной демократии» видится в качестве переходной, промежуточной ступени от родоплеменной структуры к государству.
Здесь присутствует детерминация исторического процесса в качестве ступенчатой и прогрессивно ориентированной цепочки узловых точек, одной из которых является переход к государству. Такие определения просты и поэтому будут проходить красной нитью через все дальнейшее историографическое полотно данной проблематики. Единственно возможным потенциалом этих схем является бесконечное дробление процесса стейтогенеза, ограничение его сущности все меньшими и меньшими определеньицами.

Работы Л.Г.Моргана оказали огромное влияние на Ф.Энгельса, опубликовавшего собственную книгу "Происхождение семьи, частной собственности и государства" (1884), ставшую, по сути, пересказом основных положений «древнего общества» со смещением акцента в сторону марксизма. Последовательное рассмотрение эволюции ряда обществ от родовых структур через военную демократию к классовым государствам происходит здесь в максимально упрощенном ключе. Причем, в предыдущих работах Ф.Энгельса мы не найдем таких ярко выраженных однозначных высказываний, относящихся к процессу генезиса государства, в частности, в «Анти-Дюринге» (1878) выдвигается функциональная версия генезиса государств на Востоке, т.е. государство возникает «только в целях удовлетворения своих общих интересов (например на Востоке - орошение) и для защиты от внешних врагов…». Классы же появляются позднее (и во многом как следствие) появления государства, которое в таком случае превращается в институт, обязанный «посредством насилия охранять условия существования и господства правящего класса против класса угнетённого» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.20, с.152). Похожие идеи были высказаны Ф.Энгельсом в работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» (Т. 21, с. 311-312).
Таким образом, по представлениям раннего Энгельса не только классовое общество может формировать государство, а напротив само государство в процессе своей деятельности способствует возникновению классов, превращаясь впоследствии в орудие классового угнетения. Иными словами возможно существование доклассовых государств. Этот тезис никогда не был популярен в советской науке и поэтому не приобрел такой широкой известности, как хрестоматийная позиция «происхождения семьи…», но, в рамках развития доклассового определения государства, возможна интерпретация многих современных теорий. В целом, ничего нового, относительно того, что называется модным словечком стейтогенез, современным ученым выделить не удалось.

Итак, мы имеем две основные идеи Ф.Энгельса, лежащие в разных хронологических промежутках его деятельности. Идея доклассовости стейтогенеза была выброшена под действием исследований Л.Г.Моргана и, возможно, спенсеровской теории социальной эволюции, что позволяет относить последние работы Энгельса к историческому этапу, когда в обществе четко оформляется господство однолинейных схем эволюционного процесса, зацикленных узловой точкой (в данном случае - классообразования), становящейся собственно началом государства.
Таким положением в идейной плоскости завершился 19век.

В ходе ХХ века основные методологические ракурсы антропологии оформлялись в образах трех основных школ. Это англо-американскоий функционализм, французский структурализм и американский неоэволюционизм.
Но, методологический посыл – только основа для отражения проблематики перехода к государству, основа, которая получила применение далеко не сразу.
Функционализм только породил такое явление как политическая антропология, путем рассмотрения культуры (хоть и в синхронном аспекте) как целостной системы, где каждый элемент имеет свою функцию.
Если обратиться к стейтогенезу, то функционалисты, как кажется, не пошли дальше уже известного нам деления всех обществ на две группы: акефальные(догосударственные) и государственные (Фортес, Эванс-Притчард). Причем, рассмотрение разнообразных обществ проводится in vitro, а значит, динамикой исторического процесса здесь даже не пахнет.


Согласно структуралистской концепции сегментарного государства А. Саутхолла, каждое раннегосударственное образование состоит из слабо связанных сегментов. Сегменты структурно подобны друг другу, их границы нечетки и особенно размыты на периферии. Саутхолл разработал свою концепцию на материале алуров - одного из нилотских народов Африки. Однако он полагает, что подобным образом были организованы многие архаические общества Европы, Африки и Азии (Саутхолл 1953; 1988; 1991). При использовании такой концепции возникает вопрос потенциальной возможности усиления централизованной связи сегментов, которые объединены исключительно в рамках ритуального сюзеренитета (Саутхолл), а понятия, основанные на расплывчатой идее потенциалов, в принципе, не дают возможности четкого своего отделения от понятий догосударственных образований, типа «вождеств», функционирующих, в том числе, вокруг сакрального статуса вождя.
Схемы неоэволюционистов (Сервис, Фрид) представляли собой расширенную социально-этапную классификацию форм догосударственной общественной организации, в которую позже начнут встраиваться такие понятия как «архаическое общество» или «раннее государство».

Первые работы, посвященные собственно проблематике раннего государства (в советской медиевистике – государства «варварского», дофеодального и раннефеодального, а также государства «азиатского способа производства»), появляются в конце 60-х – начале 70-х гг.
Термин впервые используется К.Поланьи в 1966, а первая коллективная монография, специально посвященная исключительно этой проблеме вышла в 1978 (Классен, Скальник).
В этой монографии выделяются факторы, приводящие к возникновению института «раннего государства», а также формулируется его минимальное определение в рамках структуралистско-интегративного синтеза интегративного и конфликтного подходов. Согласно Х. Классену и П. Скальнику раннее государство предстает организацией социальных отношений сложного стратифицированного общества, которое должно быть поделено как минимум на два социальных класса — управителей и управляемых. Господство первых и данничество последних обуславливается единой идеологией, возникающей из недр принципа взаимного обмена услугами. К факторам возникновения раннего государства относились: численность населения, война, идеология, производство избыточного продукта, влияние уже существующих государств и др.
Типология основывается на 10 критериях, в числе которых: наличие рынков и профессиональных торговцев; способ занятия постов через назначение, а не по наследству; наличие должностных лиц, получающих за свою работу жалованье (оклад); кодифицированное право; наличие официальных судей; кодифицированные наказания; личная собственность аристократов на землю и личная собственность общинников. При этом зачаточное раннее государство не имеет ни одной из вышеперечисленных характеристик (кроме как в потенциале); переходное обладает всеми.

В этой концепции умозрительная конструкция, представляющая возникновение раннего государства как комбинацию факторов (социальный формат, идеология, экономика), помноженную на своеобразный катализатор (стресс), осуществляется без определения роли и соотношений её составных элементов, а предложенная типология ранних государств не позволяет разделять понятия зачаточного раннего государства и сложного вождества ничем, кроме как с помощью расплывчатой постановки вопроса «наличия потенциальных характеристик»…

В разработке интерпретации постпервобытных процессов на основе понятий «вождества» и «раннего государства» принимали участие не только зарубежные ученые, предложившие данные термины (Э. Сервис, К. Поланьи, Х. Й. М. Классен, П. Скальник и др.), но и (в конце 60-х–70-х годов – не афишируя их связь с «буржуазной» наукой, а с середины 80-х годов – открыто) ряд советских этнографов, востоковедов, медиевистов. Среди работ этого направления особенно выделяются теории полилинейности и этапности государствогенеза Ю. Бромлея, регионально-типологические и стадиальные исследования медиевистов и востоковедов и, главное, целостные разработки школ Л. Е. Куббеля и В. М. Мисюгина в рамках «потестарно-политической этнографии» и «этносоциальной истории». Последние видели специфику ранних государств в неполном наборе государствообразующих признаков (Куббель, 132–133), соотнесенных с известной энгельсовской триадой (налоги; публичная власть и аппарат внутреннего подавления; территориальное деление), помноженной на закрепление права и судопроизводства, в любой возможной форме и степени, за государственными структурами, в лице правителя и его представителей на местах. Подобная «неполнота» ранних государств определяется асинхронностью и местной спецификой проявления упомянутых элементов, характеризующих «сложившееся» государство.
Однако, большинство выводов на основе понятия «раннего государства», введенного в советский научный оборот в ходе последней волны дискуссий по поводу азиатского способа производства 1971-1991 гг., было сделано позже - в первом сборнике серии «ранние формы» - «ранние формы социальной стратификации» (1993) и, отчасти, во втором – «Ранние формы политической организации» (1995). С этого же времени начинается своеобразный раскол интересов (условно «петербургская» и «московская» линии).
В Санкт-Петербурге проявляют особый интерес к организации власти и властвования в доклассовом обществе («потестарность»), к начальным моментам становления власти и государства (работы В. А. Попова, В. В. Бочарова, П. Л. Белкова). Уже здесь продолжают издаваться сборники серии «Ранние формы» (под ред. В. А. Попова).
А в Москве (РГГУ, Институт Африки и Институт востоковедения РАН), привлекшей к научно-организационному сотрудничеству и специалистов разных профессий из крупнейших научных центров России (Волгоград, Владивосток), с 2000 г. начинают проводиться международные конференции «Иерархия и власть», издаваться (формально – в Волгограде) журнал Social Evolution & History. Основное внимание в пределах этой «линии» уделяется процессам социо- и политогенеза, их соотношению и этапам (Бондаренко, Крадин, Гринин, Коротаев).
Формально-тематическим продолжением монографии Х.Классена на отечественной почве стали сборники «Раннее государство, его альтернативы и аналоги» (Волгоград 2004, 2006) и «Альтернативные пути к цивилизации» (М., 2000), в которых, следуя традициям, проявившимся с середины 90-х, отчетливо прослеживается тенденция к особому выделению гетерархических безгосударственных линий эволюции.
Историографически типы раннего государства выделяются согласно использованием исследователями тех или иных подходов. Имеется в виду основополагающее значение либо количества линий перехода к государственности, каждая из которых представляется особенной (в этом ключе чаще всего идет противопоставление Востока и Запада), либо понятия нелинейности исторического процесса (формирующего определения аналогов и альтернатив государству).
2. раннее государство и эволюционные процессы.

2.1 Общее содержание социальной эволюции
Формирование государственных институтов, точнее, процесс перехода к сложным формам социальной организации, идет параллельно разложению первобытного общества, и постепенному замещению присваивающих форм хозяйства производящими. Этот процесс сопровождается разноплановыми движениями эволюционного процесса, как то: рост населения и его плотности, увеличение прибавочного продукта и борьба за него, урбанизация, усиление плотности контактов между социумами и пр.
И хотя многофакторность полито- и стейтогенеза признается практически всеми, до сих пор превалируют односторонние модели, делающие основной упор или на потребности в хозяйственной кооперации и обмене услугами между управляющими и управляемыми (Сервис); или на социальных конфликтах и эксплуатации (Фрид); или на демографическом давлении, внешнем окружении и войнах (Карнейро). Есть теории, которые в качестве главной причины формирования институтов управления выдвигают религию, торговлю или что-то иное.
Таким образом, современные односторонние теории, занимая доминирующие позиции, не всегда осознают свое реальное положение, замазанное модными фразами насчет «множественности факторов», «разнонаправленности эволюции» и т.д.
Иными словами, даже интерпретация развития общества, как суммы его ответов на объективные условия, представленные сходными эволюционными задачами, может перерасти в интерпретацию схожести ответов и создание очередной вертикальной схемы с обрезанными тупиковыми ветвями. По сути, все упомянутые выше причины возникновения государства существуют в качестве базы для постановки нового условия выживания общества - замены разреженной социальной субстанции на более плотную и слабо соотносятся с вариантами дальнейшей реакции социума.

Такая односторонность большинства теорий также является следствием, во-первых, однобокого рассмотрения эволюции социальных институтов с позиций центрального положения политогенеза, который сам по себе, как элемент упомянутой эволюции, должен быть представлен в контексте параллельных ему внешних процессов ;

Эволюция государственности «вольно или невольно как бы «изымается» из общего социокультурного контекста, что затрудняет исследование, не позволяя охватить процесс во всем многообразии участвующих в нем компонентов и выявить все существенные для него связи» (История первобытного общества. Эпоха классообразования. С. 5)

и, во-вторых, частого редуцирования содержания политогенеза до стейтогенеза, более узкого понятия, не включающего в себя догосударственный период, а, следовательно, ту эволюционную среду, в которой происходило формирование государственной организации в качестве одного из вариантов.

Если рассматривать социальную эволюцию как совокупность структурных изменений (Классен), возможно перенесение аналогичной системы биологической эволюции (СТО, Северцов) на социальные комплексы, в которых, как и в биологии, отбор опирается на многообразие стадиально-равных форм (в большинстве своем эволюционно подпадающих под идиоадаптацию) связанных внутри определенного межобщественного поля.
Но, подобное многообразие приводит к медленной и необходимо дискретной перестройке системы общественных отношений, поэтапно вводимых в новую организацию, чем объясняется характеристика постпервобытности в качестве эпохи дифференциальной эволюции (Карнейро).

«хотя возникновение раннего государства имело далеко идущие последствия в социально-политической сфере, другие социальные институты, например, организация системы родства или же экономика, развивались по другим эволюционным траекториям, то есть налицо была так называемая дифференциальная эволюция, пользуясь выражением Карнейро» (Кочакова. Раннее государство и Африка. С. 10.)

С другой стороны прогрессивные эволюционные формы определяются только на обширных хронологических плоскостях, тогда как в данной конкретно-исторической ситуации действуют временные приспособления, обуславливаемые временными факторами, перерастающими себя возможной перспективой трансформации временного в доминирующее, а значит, прогрессивное.

Тем не менее, социальная эволюция не всегда может быть соотнесена с эволюцией биологической. Социальные формы более обращены на себя, в том плане, что это, скорее, видовое, а не межвидовое разнообразие функции социального бытия, обусловленное конкретными внешними условиями с одной стороны, и общей моделью сознательной деятельности коллектива, перенесенной из структур первобытной общины, с другой. Борьба за существование, в таком случае, обретает более четкие границы и обуславливается не только самоорганизацией систем, но и сознательной их организацией, на уровне отдельных коллективов, которая, конечно, не осознается как таковая.

Переход к государству происходил в многомерном поле структурных изменений, связанных с процессом апробации вариантов реорганизации социальных институтов в контексте внешних условий и внутренних движений.

2.2 Характеристика термина «раннее государство».

В контексте подобного определения эволюционных процессов трудно ответить на вопрос, имеет ли смысл введение в терминологический аппарат самого понятия «раннее государство», выделенного на основе линейных неоэволюционистских представлений о двух стадиях развития постпервобытного доиндустриального общества.
К первой относились общества, характеризующиеся отсутствием частной собственности на средства производства, при наличии централизованной организации производственно-редистрибутивных связей. Данные признаки интерпретировались в пределах одной эволюционной линии (вождество-государство) как «ранняя», «архаическая» государственность.
Вторая стадия характеризуется известным развитием частной собственности, накладывающимся на формирование государственного аппарата – это уже «развитое» или «зрелое» государство.
В принципе, понятия «вождества» и «зрелого государства» имеют субстантивные различия, в качестве противопоставления структур первобытности (в строгом смысле этого слова) структурам древности, цивилизации. Ясно, что переход к новой структурной организации сопровождался многовариантными изменениями общественных основ и органично вписывался в сложное эволюционное поле.
Линейный подход, в приложении к переходным этапам, продолжит дробление своих составляющих, соответственно степени углубления исследований, так как линейность принципиально ориентируется только на обширные плоскости времени, заключая разнородные эволюционные потоки в процессуальные рамки. Несоответствие линейной абстракции реальному положению дел доказывается и отсутствием корреляции между основными одномерными показателями социокультурной эволюции.

При общей работе с переходными периодами, на наш взгляд, следует использовать категории стадийного порядка, а типологическое разнообразие обнаруживать в приложении к конкретным целям и задачам, не создавая лишний раз лишней абстракции. К тем же абстракциям, в последнее время, присоединился термин «раннее государство», четко осознававшийся в линейных исследованиях неоэволюционистов, но теряющий четкие границы и значение в альтернативных вариантах эволюционного поля.























Глава 3. Альтернативы, синхростадиальные раннему государству.

Понимание процесса трансформации социальных структур в ключе его многомерности и многонаправленности необходимо ведет к дроблению применяемой к нему терминологии, которая, тем не менее, основываясь на всеобщностях, не может отразить данный процесс в полной мере.
Выделение раннегосударственных форм происходит на основе уже сформированных институтов, а чаще в отношении потенциальных возможностей последних, что не является маркером дальнейшего развития, так как формирование зрелого государства не обязательно происходит в потенциально прогрессивных структурах коэволюционного бульона одной из стадий социальной эволюции.

Альтернативы и аналоги государства рассматриваются как неопределенное допущение на конкретном этапе эволюции социальной организации, и определяются, во-первых, путем соотнесения их с обществами, синхростадиальными раннегосударсвенным, а во-вторых, негативными дефинициями по отношению к последним. Синхростадиальностью здесь детерминируется единство функций обозначенных политий.

3.1-Аналоги
Синхростадиальность раннему государству выводится из достижения обществом объективных предпосылок к трансформации политического устройства. Но само по себе, достижение определенного уровня организации не обуславливает образование государства, процесс возникновения которого происходит путем наложения субстанции количественных характеристик общества (размер, численность населения, уровень социокультурной или политической сложности) на комплекс благоприятных внешних и внутренних условий. Последние формируют структурно-функциональные отличия раннего государства от аналогов, которые представлены Л.Е. Грининым как «особые свойства верховной власти; новые принципы управления; новые формы регулирования жизни общества; редистрибуция власти» (РГАА, 342). Такое абстрактное выражение признаков, тем не менее, линейно, что позволяет определить понятие раннего государства с отнесением прочих линий эволюции к аналоговым.
Четкая демаркация понятий, тем не менее, затруднена довольно широкой формальной идентичностью многих элементов раннегосударственных и аналоговых форм, обусловленной единством факторов социальной эволюции данной стадии, как то: однотипные проблемы, стоящие перед синхростадиальными обществами; эволюционные ограничения на появление функционально эффективных форм организации и примеры соседних обществ (Классен). Такие условия снижают, до известной степени, вариативность исторического процесса, позволяя создавать развернутые в абстракцию конкретного исследования классификации аналогов. Например, структурно-типологические и стадиально-этапные разработки Л.Е.Гринина, основанные на аналитическо-классификаторском и систематизационном подходах. В его классификации выделяется семь типов сложных безгосударственных организмов уровня «раннего государства» и стратифицированного (по М. Фриду) общества. В их числе – примеры объединений кочевников и некоторых полисов (однако большинство полисов Гринин считает ранними государствами), гавайские сложные вождества и Исландия.

3.2 –Альтернативы
Альтернативные формы социальной организации базируются на горизонтальном типе иерархической системы, что принципиально отличается от основ раннегосударственных и аналоговых обществ, развивающихся путем поступательного встраивания горизонтальных связей в вертикальные и превращения последних в доминирующие.
Процесс формирования социальных структур может происходить только в иерархических моделях (в данном случае не важна её пространственная ориентация), но в любом случае горизонтальные и вертикальные схемы будут вступать в конкурентные отношения, дополняя или замещая друг друга в различных общественных сферах.
Поэтому, на наш взгляд, в приложении к исследованию ранних форм иерархичности следует использовать термины, введенные Д. М. Бондаренко и А. В. Коротаевым для дихотомизации процесса образования иерархий - «гетерархия» и «гомоархия».
Необходимо помнить, что первый из них принципиально противостоит государствообразованию, а второй может служить базой как для вождества (РГАА, 167) и раннего государства (РГАА, 171), так и негосударственных, но уже иерархически организованных и самоуправляемых обществ.
Такое мнение основывается на кросс-культурном анализе по базам данных Мёрдока и STDS, которые показывают достаточно высокий уровень корреляции гомоархических обществ с жесткими надобщинными структурами, родовой организацией и большесемейной общиной, тогда как гетерархические коррелируют с территориальной организацией, территориальной общиной и малыми формами семьи (Бондаренко, Коротаев 1999; Коротаев 2003).
При кросс-культурных исследованиях необходимо помнить об их ограниченности и соответствующих проблемах, заданных спецификой всех существующих баз данных. Стандартная выборка Мёрдока включает не только изолированные народы, а значит, велика вероятность того, что анализируемый признак заимствован в другом обществе (т.н. проблема Гэлтона). Эта проблема снимается при использовании базы данных STDS, в которую, однако, при увеличении числа показателей, внесены значения не для всех обществ. Следующим минусом любой базы данных является отсутствие динамики, иными словами, база реально функционирует при расчетах, связанных со временем сбора сведений, так что возможные хронологические проекции необходимо тщательно проверять другими источниками.
И наконец, жесткая (100%) корреляция между любыми двумя признаками отсутствует (коэффициент Пирсона в пределах 0,3-0,8 это уже очень хороший результат).
Исходя из вышеперечисленного, нам кажется, что кросс-культурные исследования, на данном этапе, совершенно не применимы для изучения ранних форм организации политических структур общества. Однако, их плюс, заключенный в возможности наглядной демонстрации многонаправленности эволюционного поля, позволяет откинуть однолинейные образы исторических макропроцессов. Для создания же полнофункциональной модели многомерного пространства, отражающего стадию существования ранних государств необходимо выявить основные социологические показатели и произвести максимально точные их замеры внутри обществ, которые на данный момент не существуют. В целом не понятно, почему современные исследователи так часто аппелируют к кросс-культурному подходу.
Возвращаясь к проблеме синхростадиальных раннему государству альтернатив можно сформулировать их минимальное определение. Это негосударственные, но уже гетерархически организованные и самоуправляемые общества, к которым относят кастовые системы, мегаобщины (типа Бенина), рэмиджи Полинезии (Д.М.Бодаренко, РГАА, 167), суперсложные вождества кочевников (Н. Н. Крадин) (РГАА, 171–172), античный полис и цивитас (в трудах Е.М. Штаерман и М.Берент).

Альтернативные варианты политической организации представлены основным массивом эволюционных форм переходной к государству стадии, которые определяются с помощью эволюционного соотнесения с раннегосударственной стадией и дальнейшей последовательной негации по отношению к государственным и раннегосударственным стандартам. Необходимо помнить, что переход к государственному уровню возможен с любого синхростадиального раннему государству образования – ещё один факт к вопросу о функциональной значимости устоявшейся терминологии.
Заключение:
Любая классификация и типология создаются для конкретной цели и конкретного исследования, поэтому, их универсальное применение невозможно. В этом же плане стоит рассматривать определение раннего государства и синхростадиальных ему политий. Основными проблемами являются методы соотнесения с одной стадией, методы выделения признаков отличающих собственно раннегосударственную организацию от ее альтернатив и аналогов и методы типологизации внутри структуры определенной вышестоящими методами. Получается очень сложное наслоение субъективных мнений, основанное понятиями многомерности эволюционных процессов. Последнее хорошо отражается в кросс-культурных исследованиях, которые, несмотря на все свои недостатки и отсутствие динамизма, всё же позволяют оперировать категориями эволюционного поля и сформулировать его общие черты. Данный подход перспективен, но, его будущее связано только с более точным измерением эволюционно важных показателей, а значит, расширением эволюционного поля. Такая трактовка возможна только при антропологическом подходе к изучению общества, переходного к государству типа, в то время как, собственно исторический подход более действенен на больших хронологических пластах, включающих несколько стадий эволюции. Имеется в виду то, что антропологический подход не акцентирует основного внимания на понятие прогрессивности, считая все культурные типы равноправными.
Дальнейшие исследования в категориях эволюционного поля будут продуктивны при расширении базы показателей, более четком выделении основных эволюционных факторов и более точном расчете вероятностей того или иного исторического движения, с отказом от банального поиска корреляций методами формального кросс-культурного анализа.
Поиск единой формы для раннего государства в таком контексте бесполезен, так как в непосредственной зависимости от тех или иных конкретных условий эволюционного поля возникают различные типы раннегосударственных образований. При этом нельзя забывать особый характер эволюции переходного периода, которая представляла собой картину непрерывных идиоадаптаций в структурах многовариантного процесса.
Таким образом, термин «раннее государство» не отражает объективной действительности, ссылаясь, по сути, на абстракцию своих потенциальных возможностей стать зрелым государством.
Нужны ли определения раннего государства?Лао-цзы говорил, что определения создают путаницу, поскольку редуцируют понимание единого процесса жизни до отдельных микросистем разного уроня. Он писал, что определения статичны, а жизнь есть движение. Движение же, в свою очередь, есть способ функционального выражения жизни.
Здесь важен контекст стадийного отнесения организации к переходному (субстантивно) качеству. Поэтому, мне кажется, что терминологическое отнесение какой-либо организации к данному эволюционно-стадиального уровню (т.е. грубо говоря, отнесение, соответственно набору материальных предпосылок и факторов) должно заменить в антропологических науках линейно-прогрессивистскую динамическую модель, которая разработана для конкретных задач