Рейтинг
Порталус

Загадки истории. КТО НАПРАВИЛ КИНЖАЛ РАВАЛЬЯКА?

Дата публикации: 07 ноября 2016
Автор(ы): Б. Е. ЖУРАВЛЕВ
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ
Источник: (c) Вопросы истории, № 9, Сентябрь 1968, C. 209-215
Номер публикации: №1478542434


Б. Е. ЖУРАВЛЕВ, (c)

К концу XVI в. в испанских владениях никогда не заходило солнце. И тем не менее с полной очевидностью выявилась несбыточность испанских планов создания "универсальной" европейской монархии с центром в Мадриде, планов, которые поддерживала в той или иной степени почти вся католическая контрреформация. Рухнули надежды короля Филиппа II задушить буржуазную революцию в Нидерландах, вновь подчинив себе это некогда богатейшее владение испанской монархии. В 1588 г. была разгромлена "Непобедимая армада", отправленная Филиппом для покорения Англии. Полной неудачей окончилась также посылка новых флотилий к британским берегам. Господство на море было утрачено, оно перешло в руки голландских и английских "еретиков". В то же время планы Мадрида в течение долгих десятилетий были связаны с религиозными войнами во Франции (1562 - 1594 гг.), не только резко ослабившими международные позиции этой страны, но в конце века даже создавшими шансы для включения ее в той или иной форме в мировую державу Габсбургов. Окончание войн между гугенотами и католиками после занятия французского престола Генрихом IV в 1594 г. изменило положение. Франция постепенно становится центром, объединявшим антигабсбургские силы в Европе. В этих условиях ясно проявилось отсутствие единства в лагере контрреформации. Римские папы, начиная с Сикста V (1585 - 1590 гг.), отнюдь не отождествляли свои интересы с планами расширения влияния Габсбургов. Напротив, в Ватикане казалось, что неудачи Испании приближают "святой престол" к овладению Неаполем, находившимся в руках испанской короны. Даже иезуитский орден, наиболее верный союзник Мадрида, перестал вполне разделять горделивое убеждение Филиппа II и его преемников, что "бог - испанец по национальности". В 1598 г. Филипп II, убедившись в крахе всех своих великодержавных проектов, был вынужден пойти на мир с Генрихом IV, а через несколько месяцев после этого умер. Однако мадридский двор, несмотря на постигшие его разочарования, был еще далек от мысли отказаться от притязаний на европейскую гегемонию.

 

Испания владела тогда большой частью Италии, Бельгией, обширными областями в Западной Германии, необъятными колониями в Новом Свете, снабжавшими метрополию золотом и серебром. Представители другой, австрийской ветви династии Габсбургов занимали трон Священной Римской империи германской нации. Таким образом, хотя уже закладывались основы упадка испанской державы, этот факт был еще недоступен пониманию большинства его современников. По-прежнему Испания оставалась опорой и центром католических интриг. Недовольным французским вельможам предстояло заключить в первой половине XVII в. многие десятки изменнических секретных соглашений с Испанией против власти французской короны. И вместе с тем в годы правления Генриха IV окончились религиозные войны, обессилившие Францию. Французский король и его главный министр Рони, получивший титул герцога Сюлли, провели ряд мер, несколько повысивших платежеспособность крестьян. Экономически истощенная страна начала приходить в себя, став на путь экономического подъема. Отсюда та несомненная популярность Генриха IV. В народной памяти сохранился полусказочный образ "короля Анри", будто бы не очень притеснявшего народ, смелого полководца и веселого гуляки, любившего доброе вино и красивых женщин, - совсем как герои Рабле. Коренастый, могучий, с густой шевелюрой, не тронутой временем, с кривым носом, со сверкающим взором, звучным голосом и окладистой бородой, окаймлявшей живое лицо, которое часто озаряла хитроватая усмешка, Генрих IV привлекал внимание. Временами казавшийся беззаботным прожигателем жизни, делившим свои часы между охотой и любовными приключениями, он справедливо считался одним из лучших военачальников эпохи (это доказывали многочисленные сражения, которыми он проложил себе путь к престолу), проницательным политиком, опытным администратором и, что особенно важно, дальновидным дипломатом, умело использовавшим выгоды своего положения. Генрих твердо знал свою цель - ликвидация гегемонии испанских и австрийских Габсбургов, зажавших в клещи Францию. Ему было отлично известно, что для достижения этой цели можно и нужно мобилизовать такие разнородные силы, как английский король Яков I ("самый умный дурак христианского мира", как говорили тогда), голландские Генеральные штаты и протестантские князья Германии, швейцарские кантоны и римский папа, не порывая до поры до времени связей с Мадридом. Генрих IV выступал арбитром при разрешении споров между европейскими странами, накапливая силы и поджидая удобный момент для решительной схватки, которая должна была увенчать все дело его жизни.

 

Однако в самой Франции было далеко не спокойно. Побежденные сторонники Католической лиги продолжали с настороженностью смотреть на короля, уже неизвестно сколько раз менявшего свою религию и введшего веротерпимость. Остряки утверждали, что Генрих, бывший попеременно то католиком, то протестантом, "имел больше веры, чем все его предшественники". Однажды он иронически спросил одного из

 
стр. 209

 

своих приближенных, проделавших с ним бесчисленные суровые походы: "Почему я обладал таким аппетитом, когда был королем Наварры и у нас почти не было что поесть, а теперь, когда я король Франции, мне ничто не по вкусу?" "Это потому, государь, - отвечал находчивый придворный, - что Вы тогда были отлучены от церкви и в качестве отлученного ели, как дьявол". И оба собеседника громко расхохотались. Такой государь был не по нраву иезуитам. В 1604 г. Генрих допустил иезуитов обратно во Францию, а влиятельный член ордена, медоточивый интриган отец Коттон, стал даже одним из духовников короля. Этот иезуит был своего рода послом от католической партии, внимательно следившей за маневрами и планами недавнего еретика, занявшего трон. Однако, быть может, и Генрих держал при себе Коттона, чтобы дурачить "общество Иисуса"? По просьбе Генриха орден иезуитов осудил ряд сочинений, написанных усердными фанатиками, в которых содержались оправдания идеи убийства монарха, если он выступает против интересов католической церкви. Но не все такие сочинения оказались осужденными, да и воздействие этих книг, во множестве появлявшихся в прошлые годы, нельзя было уничтожить лишь формальным актом. А в искренности действий ордена можно было усомниться хотя бы потому, что святые отцы по-прежнему берегли как реликвию зуб Жана Шателя, который ранее пытался убить Генриха. Отдельные иезуиты продолжали демонстративно осуждать распутную жизнь короля. Да к тому же нельзя обязательно приписывать только иезуитам организацию всех политических убийств той эпохи. Были ведь еще и доминиканцы, и капуцины, и другие монашеские ордена, каждый из которых легко мог направить руку убийцы. Однако король, несмотря на козни иезуитов, стремился сохранить, хотя бы внешне, хорошие отношения с орденом. Ему это удалось в том смысле, что разведка иезуитов не была уже, как прежде, простым ответвлением тайной дипломатии Габсбургов. Однако секретная служба нового испанского короля Филиппа III нисколько не ослабила своей активности. Ею руководил в те годы энергичный испанский губернатор Милана граф Фуентес, решительный сторонник продолжения великодержавной политики Филиппа II. Не было ни одного из нередких заговоров во Франции против Генриха, нити которого не тянулись бы в Милан, во дворец испанского наместника. В ответ на это Генрих пытался в 1605 г. организовать в Валенсии восстание морисков (испанских мавров, принявших католицизм), которых должны были поддержать их соплеменники из Африки. Но в последние годы своего правления Генрих IV сам создал дополнительные возможности для действия неутомимого герцога Фуентеса. Волокитство Генриха, по-прежнему, как и в молодые годы, не пропускавшего ни одной красивой женщины при дворе, не раз превращало его, теперь уже пожилого человека, в персонажа комедии. Конечно, не стоило бы обращаться к этой теме, с таким рвением изученной французскими буржуазными историками, если бы не одно обстоятельство. Амурные дела неисправимого селадона чем дальше, тем больше приобретали немаловажное политическое значение.

 

Французские историки насчитали у Генриха IV 57 любовниц и 19 покушений на его жизнь. Обе эти жизненные линии, неизменно сопутствовавшие Генриху до конца его жизни, часто оказывались тесно связанными друг с другом. Некоторых из королевских фавориток (например, Габриэль д'Эстре), вероятно, отравили католики. В истории не раз случалось, что враждебные политические силы выступали под знаменем защиты прав соперничавших представителей правящей династии. В соответствии с обстановкой такие враждовавшие группировки в годы правления Генриха стали формироваться вокруг наиболее влиятельных королевских фавориток. К их числу относилась надменная Генриетта д'Антрег. Она, ее мать Мария Туше, бывшая некогда любовницей Карла IX, и их жадное семейство постарались извлечь все возможные выгоды из увлечения короля. 100 тыс. экю и титул маркизы де Верней были лишь началом. В пылу страсти Генрих, потеряв обычную осторожность, дал письменное обещание жениться на Генриетте. (Его первый брак с Маргаритой Валуа оказался бездетным и в 1599 г. был расторгнут.) Разумеется, король и тогда не собирался выполнять это обязательство, однако оно легко могло быть использовано против него. Первый жар чувств вскоре угас, и Генрих, не принимавший своего обещания всерьез, поручил министрам вести переговоры о своем браке с племянницей великого герцога Тосканского. Когда же новоиспеченная маркиза, узнав об этих переговорах, потребовала от своего возлюбленного выполнения данного когда-то обещания, король предложил ей временно отдать драгоценный документ на сохранение знакомому капуцину, отцу Илеру, который должен был переслать бумагу папе римскому. Получив ее, вкрадчиво уверял маркизу ее лукавый любовник, церковь решительно выступит против тосканского брака, что обречет его на неудачу. На деле Генрих надеялся как раз на противоположное: письменное свидетельство, выпущенное из рук маркизы, не попадет в цепкие длани "наместника христова". Ведь Генрих намеревался добиться через своего посла, чтобы калуцина арестовали у ворот Рима и отобрали роковую бумагу. Однако фаворитка оказалась хитрее, чем это предполагал Генрих, и, не попав в подготовленную ловушку, отказалась передать королевское обязательство монаху. Более того, несколько позднее король сам едва не попал в расставленную им западню: по поручению маркизы отец Илер все же отправился в Рим к папе, чтобы добиться от него запрещения брака короля с флорентийкой, дочерью герцога Тосканского. С трудом французскому послу, кардиналу д'Осса, удалось добиться того, чтобы беспокойного капуцина упрятали в монастырь.

 

Семейство Генриетты д'Антрег, ее отец и

 
стр. 210

 

сводный брат - сын Карла IX граф Овернский, приняло участие в заговоре происпански настроенного Шарля де Гоню (маршала Бирона), а в 1604 г. было инициатором нового заговора против Генриха IV. Они ставили целью убить короля и возвести на трон малолетнего Генриха-Гастона, сына фаворитки. Заговор был раскрыт, отец и брат маркизы брошены в Бастилию и приговорены к смерти, а сама она заточена в монастырь. Однако вскоре желание уладить ссору с любовницей взяло верх, и Генриетта вернулась в Париж, отец ее был выпущен на свободу, а граф Овернский тоже помилован, но оставлен в Бастилии. Произошло внешнее примирение. Но упрямая маркиза не оставила своих планов. Она с помощью родных взялась за создание собственной группировки, вербуя в нее феодальных вельмож, недовольных усилением королевского абсолютизма. Секретная служба маркизы Верней, как и надо было полагать, установила связи с Испанией, которая тайно признала Генриха-Гастона законным наследником французского престола. Маркиза имела своих агентов и среди приближенных новой королевы.

 

Новую королеву звали Мария Медичи. Это имя было столь же хорошо знакомо во Франции, как во Флоренции. С портрета Марии смотрит крупная, белотелая, почти тучная женщина с круглыми невыразительными глазами, в которых очень трудно было усмотреть ее всем известный характер: сварливость, леность мысли, взбалмошность, надменное упрямство. Лощеных придворных коробили ее грубые манеры и вульгарность. Флорентийка привезла с собой целую армию слуг и служанок, вплоть до авантюристов всех мастей, астрологов, соглядатаев и брави - наемных убийц, привлеченных надеждой сделать быструю карьеру при французском дворе. Среди них наибольшим влиянием пользовалась молочная сестра королевы карлица Леонора Галигаи, со смуглым лицом, покрытым ранними морщинами и обезображенным пятнами. Болезненная, подверженная истерическим припадкам, убежденная, что ее заколдовали, Галигаи пыталась скрываться под черной вуалью от "дурного глаза". И тем не менее именно на ней женился красавец Кончини, прибывший в Париж в числе других искателей приключений. Супруги Кончини могли, как хотели, распоряжаться по своему усмотрению недалекой супругой короля, значение которой сильно возросло после рождения дофина, ставшего позже французским королем Людовиком XIII. Она с восторгом слушала рассказы, которыми развлекал ее Кончини, и щедро делилась с Леонорой тем золотом, которое настойчиво вымогала у скуповатого супруга.

 

Между Марией Медичи и маркизой Верней шла открытая война. Однако от внимательных наблюдателей не укрылось, что супруги Кончини были готовы за спиной у своей повелительницы завязать связи и с группировкой маркизы. Семейство фаворитов королевы, как и фаворитка короля, могло только выиграть от устранения Генриха. Генриетта постаралась заслать своего человека в окружение королевы. То была пожилая придворная дама Шарлотта дю Тилле, которая в молодости была любовницей, да и позднее сохранила тесную дружбу с герцогом д'Эперноном. Этот знатный вельможа, всесильный временщик при правлении последнего Валуа - Генриха III, в конце религиозных войн переметнулся на сторону Генриха IV, сохранив свои огромные владения и должность королевского губернатора многих важных крепостей. Он с 1595 г. был тайным агентом Испании, участвовал в заговорах против Генриха, но у короля не имелось прямых доказательств виновности герцога. Герцог втайне презирал выскочку- короля, ненавидел Сюлли, мечтал о первом месте в государстве, которое он мог бы получить как регент при малолетнем дофине. Это был еще один участник пока молчаливого союза между главными силами, надеявшимися выиграть от смерти короля. Их объединяла и установленная по разным каналам связь с Мадридом. Кончини обеспечивали испанский двор подробной информацией, пересылая ее через великого герцога Тосканского. Однако было ли действительно лишь безмолвным соглашение между Кончини, маркизой Верней и герцогом д'Эперноном?

 

...В Париже жила в то время некая Жаклина - "демуазель д'Эскоман". Так именовали ее, чтобы подчеркнуть, что она не принадлежит к дворянскому сословию, хотя и носит дворянскую фамилию мужа. Эта уроженка деревни Орфеи, с небольшим горбом и прихрамывающей походкой, умела, несмотря на природные недостатки, нравиться мужчинам. У нее был дар вести приятную, остроумную беседу. Впрочем, замужество Жаклины оказалось неудачным. Ее муж, гвардейский солдат, не только жестоко избивал женщину, но и принуждал заниматься проституцией, а потом бросил ее с ребенком без всяких средств к жизни. Отдав ребенка на воспитание, Жаклина сумела устроиться в дом к сестре маркизы Верней и быстро стать незаменимым человеком в организации любовных свиданий и выполнении других секретных поручений своей хозяйки. А та вскоре уступила столь полезную служанку самой маркизе. Неожиданно для себя Жаклина оказалась в центре оживленных политических интриг, которыми продолжала деятельно заниматься бывшая фаворитка Генриха.

 

В конце 1608 г., на рождество, толпа народа заполнила церковь св. Иоанна на Гревской площади Парижа. Здесь были и маркиза, которая ежедневно в сопровождении Жаклины посещала эту церковь, и герцог д'Эпернон. Между ними завязался однажды негромкий разговор, который для всех присутствовавших казался привычной светской беседой случайно встретившихся знакомых. Для всех, кроме Жаклины, которая внимательно следила, чтобы ни одно слово из этого разговора не донеслось до толпившихся неподалеку прихожан. Она была потрясена услышанным: маркиза и герцог самым деловым тоном обсуждали планы убийства Генриха IV. Эти планы ужаснули Жаклину, и ей стало казаться, что она предназна-

 
стр. 211

 

чена самой судьбой спасти короля и государство. Маркиза уехала из столицы, а к Жаклине вскоре явился мрачного вида мужчина, принесший лаконичное письмо от герцога д'Эпернана, в котором значилось: "Я Вам его рекомендую. Позаботьтесь о нем". Незнакомец разъяснил, что ему поручено ведение одной тяжбы, для разрешения которой герцог просил содействия маркизы Верней. Жаклина впоследствии утверждала, что этот человек назвался Равальяком... А когда в руках у нее очутилось письмо, адресованное Государственному совету в Мадриде, она решила действовать и сумела добиться аудиенции у герцога Сюлли, ближайшего друга короля. Сюлли в очень осторожных выражениях рассказал Генриху о новом заговоре, о котором стало известно из столь сомнительных уст. А Генрих, не желавший ссориться с фавориткой, лишь мимоходом, вручая ей очередные драгоценности, упрекнул за бесполезные интриги. Хотя он и не упомянул об источнике своей осведомленности, маркиза заподозрила Жаклину. Но потом фаваритка сочла, что у ее служанки не хватило бы ума и смелости для того, чтобы донести на свою госпожу. Поэтому маркиза лишь удалила Жаклину от себя и отдала на выучку к своему агенту в придворном штате королевы - Шарлотте дю Тилле. Подозрение постепенно исчезло, и Жаклина осталась в курсе дальнейших действий заговорщиков, став ближайшей наперсницей дю Тилле.

 

Пока зрел заговор, в который оказались вовлеченными окружение королевы и главная фаворитка, Генрих IV коротал время среди многих других привязанностей. И Мария Медичи и маркиза Верней обходили презрительным молчанием эти мимолетные связи, не оказывавшие влияния на тайную борьбу за власть. Однако всему приходит конец. В январе 1609 г. король оказался у ног Шарлотты, дочери коннетабля Монмаранси. Генрих был человеком действия. Он быстро расстроил намечавшийся брак Шарлотты с одним из своих приближенных, по-дружески разъяснив тому: "Если ты женишься и она тебя полюбит, я тебя возненавижу. Если же она полюбит меня, тогда ты меня возненавидишь. Поэтому я решил выдать ее замуж за моего племянника Конде и сделать приближенной моей жены... Моему племяннику, который молод и предпочитает женщинам охоту, я буду ежегодно выдавать сто тысяч ливров на развлечения".

 

Принц Конде, первоначально согласившийся на брак, стал подумывать, как об этом донесли королю, не сбежать ли ему в Испанию. Генрих прибег к новым заманчивым обещаниям, потом перешел к угрозам, и принц капитулировал. Бракосочетание состоялось. Однако после свадьбы Конде неожиданно снова взбунтовался и окружил супругу неусыпным надзором, а потом вдруг увез из Парижа. Генриху лишь один раз удалось увидеть Шарлотту, поехав для этой цели в Амьен, где на короткое время остановились молодожены. А еще через несколько дней Конде увез Шарлотту во Фландрию1 . Испанский наместник эрцгерцог Альберт, противник войны с Францией, не знал, что делать со знатными беглецами, выдачи которых стал требовать Генрих. Потерявший голову любовник на время победил в Генрихе осторожного политика. Он открыто обвинял Испанию в заговорщических связях с принцем. Это был один из тех редких случаев, когда обвинение против Мадрида не вполне соответствовало действительности, и посол Филиппа III дон Иниго де Карденас заявил резкий протест. Отношения между Парижем и Мадридом заметно обострились. На решение эрцгерцога не выдавать принцессу явно повлияли тайные просьбы, шедшие от Марии Медичи и маркизы Верней. Ни ту, ни другую не привлекала перспектива утверждения влияния новой фаворитки. Это отлично поняли и Кончини. Между тем специальный королевский уполномоченный в Брюсселе после неудачных попыток добиться выдачи принцессы предложил Генриху организовать ее похищение. С Шарлоттой поддерживался постоянный контакт через супругу французского посла де Берни и фрейлин принцессы. В ночь на 14 февраля она должна была переодетой незаметно выйти из дворца и в сопровождении двух десятков вооруженных всадников пересечь французскую границу. Но накануне Конде предупредили о побеге. Были приняты чрезвычайные меры предосторожности. Похищение не удалось. Генрих объявил, что Шарлотта - это новая прекрасная Елена, из-за которой может начаться война...

 

Даже в эти месяцы, когда разыгрывалась подобная мелодрама, часто граничившая с фарсом, в котором Генрих-человек выступал в роли престарелого фавна, другой Генрих - король, тонкий политик и дипломат - продолжал осуществлять свой план подрыва габсбургской гегемонии в Европе. Под руководством Сюлли формировался артиллерийский парк для невиданной по масштабам, более чем двухсоттысячной армии. Полки подтягивались к границам Фландрии и испанских владений в Италии, куда успел перебраться Конде. Некоторые исследователи, будучи не в состоянии отождествлять потерявшего голову селадона с дальновидным политиком и полководцем, начали задумываться над тем, не путают ли они причину и следствие. Быть может, попытки вызволить принцессу Конде не усилили воинственность короля, а были лишь благовидным прикрытием широко задуманных политических планов? Как бы то ни было, эти попытки на деле только усилили тревогу тех, кому угрожали далеко идущие намерения Генриха, и кто мог выиграть от его устранения2 .

 

...Город Ангулем, что на юго-западе

 

 

1 Принцу помогла осуществить побег испанская разведка. См. J. Lolseleur. Ravaillac et ses complices. P. 1873, p. 21.

 

2 На вопрос испанского посла, против кого направлены французские вооружения, Генрих IV ответил почти неприкрытым вызовом. См. J. et J. Tharand. La Tragedie de Ravaillac. P. 1913, pp. 98 - 99.

 
стр. 212

 

Франции, немало испытал в годы религиозных войн между католиками и протестантами, когда герцог д'Эпернон как генерал Генриха III был осажден в этом городе местными буржуа - сторонниками Католической лиги. Эти войны и сопровождавшие их лишения укрепили фанатический католицизм его жителей, враждовавших с протестантами, которые населяли окрестные места. В числе пострадавших был писец городской ратуши Равальяк. Его сыну, Жану-Франсуа, с детства привили ненависть к гугенотам и их вождю, ставшему под именем Генриха IV королем Франции. С 18 лет, работая стряпчим, Равальяк-младший не раз бывал по делам в Париже. Этот мрачный, богатырского вида детина, с рыжей шевелюрой, собирался вступить в иезуитский орден, но не был принят "святыми отцами". Потом он был брошен за долги в тюрьму. Равальяк жадно внимал проповедям, осуждавшим королевскую милость, оказываемую гугенотам, и читал произведения сторонников Лиги, объявлявшие богоугодным делом убийство "антихриста" на троне. Уже тогда к Равальяку приглядывались, понимая, что он может послужить отличным исполнителем чужой воли. Впоследствии вскрылась одна чрезвычайно важная деталь: мадемуазель дю Тилле, которой маркиза Верней поручила шпионить за королевой, призналась, что знала Равальяка и несколько раз делала ему различные подачки. А д'Эскоман утверждала, что все это происходило весной 1609 г. и что в разговорах с нею Равальяк открыто говорил о своем намерении убить короля.

 

Как раз в то время должен был отправиться из Франции очередной курьер в Испанию. Жаклина д'Эскоман сделала еще одну попытку сообщить о подготовляемом заговоре. На этот раз она решила обратиться к Марии Медичи. Жаклина попросила королевскую камеристку сообщить своей госпоже, что она, д'Эскоман, задержала на сутки письма, адресованные Государственному совету в Мадриде. Ответ, который дала камеристка, сводился к тому, что королева на три дня уезжает в Шартр и только после возвращения сможет поговорить с Жаклиной. Д'Эскоман не могла, не возбуждая подозрений, задержать письма на столь долгий срок, и они были отправлены в Мадрид. Однако через три дня Жаклина вновь явилась в апартаменты Марии Медичи. Время приема не было указано. Потекли томительные часы ожидания. Под вечер Жаклине сообщили, что королева забыла о своем обещании принять ее и уехала в Фонтенбло. Через несколько недель Жаклина надумала известить обо всем королевского духовника, отца Коттона. Так как д'Эскоман не застала его дома, она отправилась в резиденцию иезуитов и попросила свидания с Коттоном. Назавтра - та же картина: оказывается, отец Коттон тоже отбыл в Фонтенбло. По настоятельному требованию д'Эскоман ее принял другой ответственный иезуит. Жаклина, изложив ему то, что было ей известно о заговоре, попросила сообщить об этом королю. "Я сделаю все, что посоветует мне господь, - последовал ответ. - Иди с миром и молись богу". Жаклина попыталась напомнить, что королю грозит опасность. "Короля хорошо охраняют, занимайтесь своими делами, или вас обвинят как участницу заговора", - угрожающе заметил "святой отец". Он, видимо, "смягчился" лишь после того, как Жаклина заявила, что сама поедет в Фонтенбло и обвинит иезуита в том, что он желает смерти короля. Монах ласково пообещал исполнить ее просьбу и, должно быть, принял кое-какие меры. От д'Эскоман неожиданно потребовали уплаты значительной суммы за содержание ее сына. У Жаклины не было таких денег, и ей пришлось взять ребенка. Она приняла отчаянное решение подбросить малыша, но, даже не успев этого осуществить, была арестована и посажена в тюрьму, а затем и отправлена в монастырь. Была ли эта снисходительность результатом мягкосердечия или платой за молчание, негласным требованием, чтобы д'Эскоман ни одним словом не обмолвилась о заговоре против Генриха IV? Судьи ведь не могли знать, что Жаклина и в тюрьме сумела поговорить с аптекарем королевы, поведав ему о готовившейся измене.

 

Эта весть, вероятно, не достигла Генриха. Французского короля неоднократно предупреждали о готовившихся на него покушениях. Так "поступил прибывший во Францию из Италии Пьер де Жарден, именуемый капитаном Лагардом. Генрих получил также известие из Рима, что граф Фуентес, рассуждая о том, что желательно вновь разжечь религиозную войну во Франции, и отвечая на замечание, что это нелегкая задача, сказал: "Напротив, это очень простое дело, король часто ездит в открытой карете..." Из Мадрида французский посол доносил, что его флорентийский коллега знает в деталях все намерения Генриха и что секретные гонцы постоянно пересекают испано-французскую границу. Испания и Австрия были уверены, что со смертью Генриха IV будет проложен путь к союзу с Францией, равнозначному резкому укреплению преобладающего положения Габсбургов. Папа римский, не желавший такого усиления Испании и императора, не менее страшился, однако, надвигавшегося конфликта этих держав с Генрихом, при котором союзниками Франции выступили бы Англия, Голландия и протестантские князья Германии. Этот конфликт (каждый - исходя из собственных интересов) пытались предотвратить и различные фракции происпанской партии - Мария Медичи, Кончини, маркиза Верней, герцог д'Эпернон. В Париже и других частях страны кем-то усиленно распространялись слухи о намерении короля свергнуть римского папу, о зловещих знамениях, даже о готовящейся "гугенотской Варфоломеевской ночи" для католиков. Эти слухи, ежедневно повторяемые, с жадным вниманием ловил Равальяк. И вот ангулемец снова в Париже. Он дважды пытается проникнуть в Лувр, чтобы попытаться спасти заблудшую душу Генриха. Стража не пропускает мрачного верзилу, требовавшего свидания с королем. Когда Равальяк приходит в третий раз, ка-

 
стр. 213

 

раульные приводят его к своему начальнику, лейтенанту де Кастельно. У Равальяка к ноге, ниже колена, привязан нож. Кастельно в нерешительности; он вызывает своего отца де Лафорса, капитана гвардии. Тому, истовому протестанту, тоже кажется подозрительным мрачный рыжеволосый великан, требующий допустить его к королю. "Откуда ты родом?" - спросил Лафорс. "Из Ангулема". "Знаком ли ты с герцогом д'Эперноном?" - задал новый вопрос капитан, зная, что герцог является губернатором этого города. "Да, - ответил Равальяк и прибавил: - Это католик, позволяющий себе многое, запрещенное церковью". Лафорс доложил Генриху о незнакомце. "Обыскать его, - приказал король, - и если у него ничего не найдут, прогнать и запретить, если он не желает быть высеченным, приближаться к Лувру и к моей особе". Обыск не вызвал никаких подозрений, и тогда Равальяка отпустили. Еще раз, уже на улице, он попытался приблизиться к королевской карете с возгласом: "Во имя господа нашего Иисуса Христа и девы Марии я обращаюсь к Вам, государь!" Но слуги оттолкнули Равальяка, а карета скрылась из вида. По-видимому, именно в это время Равальяк получил деньги от дю Тилле, приятельницы д'Эпернона. Правдоподобно ли, что у нее, в отличие от капитана Лафорса, не возникло никаких подозрений при разговоре с этим человеком? В начале мая 1610 г. обстановка во Франции еще более накалилась. Война близка; король не скрывает намерения вскоре покинуть Париж, чтобы возглавить армию в предстоявшей кампании. Идет война и внутри королевского семейства: Мария Медичи демонстративно обличает Генриха IV в неверности. Чтобы восстановить домашний мир, Генрих готов на уступку: короновать Марию Медичи, надеясь, что это сделает еще более проблематичной возможность развода с ней и женитьбы на Шарлотте де Монморанси. Однако это же мероприятие повысило права Марии Медичи стать регентшей при своем малолетнем сыне в случае смерти короля. 13 мая происходит коронация. "Она будет причиной моей смерти",3пророчески заметил Генрих. Он, конечно, не мог знать, что Равальяк решил отложить осуществление своего плана до коронации. Ему было неизвестно также, что уже несколько дней в различных французских городах и за границей, в Брюсселе, Кельне, Аахене, циркулировал слух об убийстве короля Франции. На 15 мая была назначена королевская охота, на 16-е - торжественное вступление в столицу королевы, в последующие два дня - празднества по случаю свадьбы герцога Вандома. А 19 мая король должен был отправиться на войну. Только придворным были известны эти планы. 14 мая король отправился в большой карете на прогулку. На узкой улице путь карете неожиданно преградили какие-то телеги. Равальяк успел вскочить в экипаж и трижды нанести королю удары кинжалом. Раны оказались смертельными... В первые же часы после убийства д'Эпернон предпринял лихорадочные усилия, чтобы захватить власть. Напрасно! Она ускользает от него. Правительницей Франции становится Мария Медичи, а ею, в свою очередь, управляют супруги Кончини. Несколько суток после смерти Генриха д'Эпернон держит Равальяка под своим контролем. Именно в это время его посетили несколько священников и многозначительно увещевали: "Сын мой, не обвиняй добрых людей!" Судья парижского парламента и следователи приложили особые усилия, чтобы нечаянно не обнаружить сообщников убийцы: это было невыгодно всем власть имущим. Поэтому сознательно не расспрашивали свидетелей, которые больше всего могли пролить свет на мотивы преступления. Согласно официальной версии, Равальяк действовал в одиночку, по собственному почину. Да и самому фанатику-убийце кажется, что так было на самом деле: ведь прямо его никто не подбивал на убийство короля! "Признание" в таком смысле, сделанное убийцей во время пытки, не было занесено в протокол, где лишь значилось, что оно является "секретом суда". Об этом же Равальяк заявил на эшафоте, за минуту до начала казни. Ему отказали в отпущении грехов, так как он не назвал сообщников. "Дайте мне отпущение, действительное при условии, если я сказал правду, уверяя, что не имел сообщников", - промолвил осужденный. Как правильно замечает французский исследователь Ф. Эрланже, слова Равальяка доказывают только то, что он сам верил, будто действовал в одиночку. Стоит напомнить, что сказал руководитель испанской разведки граф Фуентес еще в 1602 г.: "Первое дело - убить короля. Надо устроить это так, чтобы уничтожить всякие следы соучастия". Однако все следы уничтожить не удалось. В январе 1611 г. Жаклина д'Эскоман покинула монастырь, где ее содержали после тюрьмы, и возобновила попытки вывести заговорщиков на чистую воду. На этот раз она обратилась за помощью к королеве Маргарите, первой жене Генриха. Маргарита, выслушав Жаклину, попросила ее прийти на следующий день. Когда та явилась и сообщила дополнительные подробности, ее, помимо Маргариты, внимательно слушали скрывавшиеся за портьерой д'Эпернон и несколько лиц, посланных Марией Медичи. По словам Жаклины, Равальяк часто встречался с дю Тилле; маркиза Верней надеялась провозгласить своего сына королем и выйти замуж за герцога Гиза; герцог д'Эпернон должен был стать коннетаблем Франции. Д'Эпернон, не выдержав, выскочил из-за укрытия, обрушившись с бранью и угрозами на Жаклину. Д'Эскоман была снова брошена в

 

 

3 Некоторые историки считают, что супругам Кончини было слишком рискованно или даже просто невыгодно искать в тот момент смерти Генриха. Они, завоевав положение при дворе, могли легко все потерять во время тех событий, которые должны были последовать за устранением короля (см. F. Hayem. Le Marechal d'Ancre et Leonora Galigai. P. 1910, p. 66. ss).

 
стр. 214

 

тюрьму. За ложные показания ей грозила по тогдашним законам смертная казнь. Вызванный в качестве свидетеля слуга дю Тилле сообщил, что не раз видел Равальяка у своей госпожи. Процесс стал принимать нежелательное для властей направление. В конце концов его прервали, "учитывая достоинства обвиняемых". Президент суда был заменен ставленником двора. Несмотря на давление со стороны двора, голоса судей разделились поровну: приговор был вынесен девятью против девяти голосов. Д'Эскоман была приговорена к вечному заключению. Ее продолжали держать в темнице даже после падения Марии Медичи (1616 г.), столь опасались показаний этой "лжесвидетельницы". Она так и умерла в тюрьме. Не избегнул заключения и другой человек, пытавшийся раскрыть заговор: в 1616 г. был брошен в Бастилию капитан Лагард. Падение Марии Медичи сопровождалось убийство! Кончини и казнью его жены: их объявили участниками убийства Генриха IV4 .

 

О свидетельстве Лагарда мы знаем из составленных им мемуаров, которые ныне хранятся в Национальной библиотеке в Париже. Капитал написал их, находясь в Бастилии, откуда был впоследствии выпущен на свободу. К этому времени Мария Медичи, отстраненная от регентства, стала главным противником маршала де Люиня, любимца молодого короля Людовика XIII. Люинь оставался у власти до своей смерти в 1621 г., после чего настало время для герцога Ришелье. Мария Медичи в союзе с тем же д'Эперноном подняла мятеж против нового временщика. Поэтому в своих показаниях Лагарду могло быть выгодно обвинить бывшую регентшу и д'Эпернона в причастности к заговору, приведшему к убийству Генриха IV. В показаниях Лагарда есть пункт, что он видел Равальяка в Неаполе вместе с бывшим секретарем маршала Бирона, неким Эбером, которому будущий убийца привез письма от герцога д'Эпернона. Свидетельства д'Эскоман пока не подкреплены другими прямыми данными. Они были опубликованы еще в правление Марии Медичи, когда ее правительство также боролось с мятежом крупных вельмож и было заинтересовано обратить против них народный гнев. Но свои показания Жаклина сделала явно до 1616 года. Наконец, не исключено, что существовал "испанский заговор". В пользу этого говорит тот безусловный факт, что в Испании и в ее владениях ожидали в мае 1610 г. со дня на день убийства короля и даже сообщали о нем раньше, чем оно произошло. Вряд ли это было лишь случайным совпадением желаемого и действительного5 . Смерть Генриха IV задержала активное включение Франции в антигабсбургский лагерь. Однако борьба Франции против Габсбургов порождалась слишком глубокими объективными причинами, чтобы эта отсрочка могла быть особо длительной. Открытое столкновение возобновилось в правление сына Генриха - Людовика XIII, когда фактическим правителем Франции стал кардинал Ришелье. В конечном счете и во Франции испанская интервенция потерпела столь же полное крушение, как ранее в Англии и в Нидерландах. Платой за великодержавную политику оказалась утеря Испанией положения великой державы и постепенное превращение ее со второй половины XVII в. во второразрядное государство.

 

 

4 О судьбах всех возможных участников заговора см. Ph. Erlanger. Mort de Henry IV, ou les jeux de l'amour et de la guerre. P. 1957.

 

5 R. Moasnier. L'Assassinat d'Henry IV. 14 mai 1610. P. 1964, pp. 25 - 31. Еще в прошлом веке исследователи пытались найти ключи к делу в государственных архивах Испании и других стран габсбургского блока. Архивы Брюсселя, перевезенные в Вену, содержат лакуну с конца апреля по 1 июля 1610 года. В испанских архивах и в Турине также в неизвестное время были изъяты все документы, относящиеся к этим месяцам. Характерно, что и Сюлли и впоследствии Ришелье утверждали, что Генрих IV пал жертвой заговора, руководимого из-за границы. Ср. Ch. Merki. La marquise de Verneuil (Henriette de Balzac d'Entragues) et la mort d'Henry IV, P. 1912, p. 332 - 333.

Опубликовано на Порталусе 07 ноября 2016 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?


КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА (нажмите для поиска): Равальяк



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама