Рейтинг
Порталус

ВЕРАСАЛЬСКО-ВАШИНГТОНСКАЯ СИСТЕМА МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ: СТАНОВЛЕНИЕ, ХАРАКТЕР, НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД РАЗВИТИЯ (2 часть)

Дата публикации: 25 декабря 2018
Автор(ы): Горохов В.Н.
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ
Номер публикации: №1545743065


Горохов В.Н., (c)

Третье. Своего рода вспомогательным средством осуществления стратегических целей стала французская политика баланса сил. Она предполагала образование на восточных границах Германии военно-политического блока малых европейских государств под эгидой Франции (будущая Малая Антанта). Этот блок рассматривался французским правительством как противовес Германии, с одной стороны, и Советской России — с другой. Особые надежды в этой связи возлагались на Польшу как на традиционного и верного союзника Французской республики. Не случаен поэтому тот помпезный прием, который оказали французы прибывшему на мирную конференцию премьер-министру Польской республики, одновременно музыканту и композитору Игнацы Падеревскому. Англичане иронично отметили: «О чем только думают эти поляки, прислав пианиста в качестве полномочного представителя?» Таким образом, правительство Франции, исходя из собственного понимания баланса сил, стремилось организовать союз восточно-европейских стран, способных проводить профранцузскую политику на континенте.
Четвертое. Отношение Франции к попыткам США и Великобритании ввести либеральные начала в систему послевоенных международных отношений можно охарактеризовать как снисходительное и по большей части отрицательное. Ж. Клемансо, будучи ярким представителем старой дипломатической школы, считал все рассуждения о «новом, более справедливом мировом порядке» и сопутствовавшие им предложения «вредной утопией» и демагогией.
Центральная идея либералов о создании Лиги Наций в принципе не отвергалась Клемансо, но при двух существенных оговорках. Во-первых, проектируемая миротворческая организация, по убеждению французского премьер-министра, должна обладать силой, иначе ее деятельность будет неэффективной. Эту силу в первые послевоенные годы могла предоставить только Франция, имевшая миллионную сухопутную армию. Иначе говоря, только под французским руководством Лига Наций могла превратиться из утопии в реально действующий орган. Во-вторых, Клемансо категорически отказывался признавать какую-либо связь между Лигой Наций и решением колониального вопроса. Тем более, что Франция после войны претендовала на масштабное расширение своих колониальных владений. В краткой форме требования французского правительства можно сформулировать следующим образом: либо Лига Наций будет содействовать укреплению международного положения Франции, утверждению ее руководящей в Европе, либо ей суждено остаться химерой, причудливой фантазией, не имеющей ничего общего с международными реалиями. (с.38)
Другим примером негативного отношения Франции к либеральным изысканиям Англии и США стал ее подход к советской проблеме. Клемансо, в отличие от Ллойд Джорджа и Вильсона, выдвинул не либеральную, а консервативную альтернативу социалистической угрозе. Он был решительным противником каких-либо переговоров с большевиками, одним из инициаторов крестового антисоветского похода. Такая позиция во многом объяснялась огромными финансовыми потерями, понесенными Францией от социалистических преобразований в России.
В послевоенных планах двух других держав-победительниц — Италии и Японии — затрагивались не общемировые, а региональные проблемы.
Италия стремилась добиться международно-правового оформления территориальных приобретений на Адриатике, что значительно укрепляло ее позиции в Средиземном море. Итальянское правительство, обосновывая свои требования, ссылалось на текст секретного Лондонского договора со странами Антанты от 26 апреля 1915 г. По этому договору в обмен на вступление Италии в войну предполагалось передать ей Южный Тироль, всю Истрию, Адриатическое побережье Австро-Венгрии с портом Фиуме и ряд других территорий.
Однако полностью реализовать свои собственные программные установки для Италии было крайне затруднительно по причине очевидной слабости и неустойчивости ее международного положения. Не случайно в политических карикатурах тех лет Италию чаше всего изображали в виде шакала на пиру у крупных хищников, а один из обозревателей язвительно отметил, что она соединяла «честолюбие и притязания великой державы с методами малой».
Главная внешнеполитическая задача Японии состояла в том, чтобы сохранить и юридически закрепить все приобретенное в годы войны, а именно: захваченные у Германии тихоокеанские острова, оккупированную китайскую провинцию Шаньдун, «особые права» и привилегии в Китае, обозначенные в «21 требовании».
Наиболее серьезным оппонентом Японии были Соединение Штаты, выступавшие против нового раздела мира на сферы влияния, за политику «открытых дверей» и за признание территориальной целостности и независимости Китая. Японское правительство надеялось преодолеть сопротивление США при помощи Англии, с которой было связано союзным договором от 13 июля 1911 г. К тому же Япония имела правовое обоснование «справедливости» своих притязаний, содержавшееся в секретных соглашениях 1917 г. со странами Антанты. Это обеспечивало ей поддержку не только со стороны Англии, но и Франции. (с.39)
Сравнительный анализ общих программ и конкретных планов держав-победительниц показывает, что сходство позиций общность интересов не могли заслонить принципиальных разногласий и глубоких противоречий. Это и предопределило острую борьбу ведущих держав на Парижской мирной конференции практически по всем вопросам послевоенного устройства мира.

ПАРИЖСКАЯ МИРНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ: ЗАДАЧИ, ОРГАНИЗАЦИОННАЯ СТРУКТУРА, ПРОТИВОРЕЧИЯ ВЕЛИКИХ ДЕРЖАВ

18 января 1919 г. в Зеркальном зале Большого Версальского дворца в торжественной обстановке была: открыта Парижская мирная конференция. Это был самый крупный международный форум со времен Венского конгресса 1814-15 гг. В конференции приняли участие представители 27 стран-победительниц, воевавших или объявивших войну Германии.
Важнейшая задача Парижской конференции состояла в создании и правовом оформлении новой системы международных отношений. Причем эффективность и действенность этой системы напрямую зависела от того, как и в какой степени в ней будут учтены главные итоги мировой войны и послевоенная расстановка сил. Фактически речь шла о переделе сфер влияния между великими державами, о решении судеб народов Европы и мира, об учреждении нового мирового порядка.
Историческая значимость решаемой задачи предопределила выделение следующих основных вопросов: 1) мирное урегулирование германской проблемы; 2) разработка и заключение мирных договоров с бывшими союзниками Германии — Австрией, Венгрией, Болгарией и Турцией; 3) территориально-государственное переустройство в Центральной, Восточной и Южной Европе; 4) определение статуса бывших колоний Германии и владений Османской империи; 5) создание первой в истории человечества международной организации по обеспечению мира и безопасности народов; 6) особое место занимал русский вопрос, без разрешения которого невозможно было серьезно говорить о всеевропейском мирном урегулировании.
Каков был состав и организационная структура конференции?
Ведущую роль в принятии решений играли пять великих держав-организаторов конференции: США, Англия, Франция, Италия и Япония. Это были страны, «имевшие интересы общего рактера». Иными словами, от их планов, действий и воли зависело, каким будет послевоенный международный порядок. Все другие (с.40) участники форума назывались государствами, «имевшими интересы частного характера», и привлекались к обсуждению вопросов, только их касавшихся.
В полном соответствии с упомянутой расстановкой сил были сформированы руководящие органы конференции.
Формально «верховные права» были закреплены за пленарными заседаниями конференции, на которых присутствовали делегаты всех стран-участниц. Фактически все серьезные вопросы решались в «Совете десяти», куда входили главы правительств и министры иностранных дел пяти держав: президент США В. Вильсон и государственный секретарь Р.Лансинг, премьер-министр Англии Д. Ллойд Джордж и министр иностранных дел А. Бальфур, премьер-министр Франции Ж. Клемансо и министр иностранных дел С. Пишон, премьер-министр Италии В. Орландо и министр иностранных дел С. Соннино, глава японской делегации пожизненный советник императора князь К. Сайондзи и министр иностранных дел Н. Макино. Важные функции по руководству комитетами экспертов и подготовке основополагающих документов выполнял «Совет пяти», состоявший из министров иностранных дел держав-победительниц. Вскоре после открытия конференции круг «вершителей судеб народных» стал все более сужаться. Весной 1919 г. был образован «Совет четырех», в котором заседали лидеры ведущих государств без японского представителя по причине незаинтересованности Японии в обсуждении европейских проблем. На деле все рычаги управления работой конференции, равно как и выработка всех основных ее решений сосредоточились в официально незарегистрированном «Совете трех», или в «большой тройке», которую составили Вильсон, Ллойд Джордж и Клемансо.
Могущественное трио собиралось каждое утро и во второй половине дня в отеле «Бишофсгейм» или в кабинете Клемансо. Английский дипломат (в будущем автор крупных трудов по истории дипломатии и дипломатическому искусству) Г. Никольсон красочно описывал, как, склонившись над расстеленной на полу географической картой, в спорах и сомнениях «великая троица» делила европейские и неевропейские территории, «словно три ведьмы в "Макбете"». Оценивая ту роль, которую играли лидеры Антанты и США в процессе мирного урегулирования, один из корреспондентов справедливо отмечал: «Никакие три короля или императора никогда не имели такой власти над судьбами народов, как "большая тройка" в Париже».
Несмотря на пафосные декларации об отмене тайной дипломатии и «открытых мирных переговорах», работа конференции имела неравноправный и по большей части закрытый характер, о чем свидетельствовали следующие факты. (с.41)
Во-первых, гласными могли считаться только пленарные заседания, проходившие в торжественной обстановке в старинном здании французского МИДа на набережной Кэ д'Орсе. Но они созывались всего 6 раз и, главное, на них лишь официально утверждались уже принятые великими державами решения. В то время как деятельность «Совета десяти», «Совета пяти» и особенно «Совета четырех», где и разрабатывались эти решения, проходила в обстановке строгой секретности. Совещания «большой тройки» следует признать не просто секретными, а сверхсекретными (на них допускался один постоянный переводчик П. Манту, а иногда обходились и без него, так как Клемансо хорошо знал английский язык).
Во-вторых, вопросы мирного урегулирования с побежденными государствами обсуждались без участия их представителей. Так, делегация Германии приглашалась на Парижскую конференцию всего три раза: 7 мая — для ознакомления с первоначальным вариантом мирного договора; 16 июня — для вручения уточненного варианта, который мало чем отличался от первоначального; и 28 июня — для подписания окончательного варианта, который совсем не отличался от уточненного. При этом между вторым и третьим «вызовами» на конференцию державы-победительницы предъявили Германии ультиматум с требованием в пятидневный срок признать условия составленного без ее ведома договора. В противном случае, говорилось в ультиматуме, союзники примут все необходимые меры для того, чтобы «силой провести и выполнить эти условия». В результате глава делегации Германии министр иностранных дел У. фон Брокдорф-Ранцау, не желавший подчиниться диктату, подал в отставку, а Национальное собрание и правительство Веймарской республики под весьма ощутимым давлением Антанты (маршал Фош был уже готов двинуть войска через Рейн) приняли решение подписать Версальский договор.
Подобным же образом были «урегулированы» отношения с бывшими союзниками Германии. Отличие состояло лишь в том, что их представители не так «часто» приглашались на конференцию, как германская делегация.
В-третьих, еще одним ярким доказательством полного несоответствия лозунга «открытых переговоров о мире» реальному положению дел на конференции стало отсутствие в рядах ее участников полномочных представителей Советской России, которая по всем правовым канонам относилась к числу держав-победительниц. Причина общеизвестна — непризнание организаторами Парижской конференции советско-большевистской власти. Как следствие сложилась парадоксальная ситуация: проблемы послевоенного устройства мира рассматривались без участия страны, (с.42) которая уже внесла кардинальные изменения в это устройство. Что касается обсуждения «русского вопроса» без ведома и согласия России, какой бы режим там не существовал, то его следует признать юридически неправомерным и политически ущербным,
И, наконец, в четвертых. Разрекламированный принцип гласности широкого и демократического освещения работы конференции в известном смысле приобрел пародийное звучание. 150 официально зарегистрированных журналистов допускались только на пленарные заседания, где их оповещали о готовых решениях и принятых постановлениях. Спрос на информацию, таким образом, значительно превышал ее предложение.
Парижская мирная конференция стала ареной ожесточенной борьбы, развернувшейся между странами-победительницами, и прежде всего между ведущими мировыми державами: США, Англией и Францией. Эта борьба была обусловлена столкновением интересов и глубокими противоречиями, отраженными в планах послевоенной организации мира. Такова была первопричина необычайно острой дискуссии между тремя крупнейшими политическими деятелями того времени: В. Вильсоном, Д. Ллойд Джорджем и Ж. Клемансо. Отмечая ту большую роль, которую они сыграли в процессе мирного урегулирования, необходимо хотя бы кратко охарактеризовать их внешнеполитические взгляды, стратегию и тактику в ведении дипломатических переговоров.
28-й президент США 63-летний Вудро Вильсон являлся ярким представителем американской интеллектуальной элиты, написал ряд работ по истории и государственному праву, был ректором Принстонского университета. Будучи глубоко религиозным человеком, он никогда ни в чем не сомневался, считая, что служит орудием самого Бога. Отсюда известная склонность к мании величия. Торжественная встреча, оказанная ему в Париже, окончательно вселила в Вильсона уверенность, что всесильный доллар и собственная воля президента делают его вершителем судеб мира, речах и выступлениях Вильсона было много абстрактного и заоблачного, весьма далекого от реальной действительности. Так, в общественном мнении (а затем и в исторической литературе) откладывался образ ограниченного идеалиста и фанатичного пацифиста. Созданию этой легенды (разумеется, в своих интересах) умело подыгрывали Ллойд Джордж и Клемансо, называвшие американского президента политиком, «оторванным от реалий сегодняшнего дня».
Не отвергая полностью эти не очень лестные оценки, следует отметить их излишнюю односторонность. Вильсон, несмотря на весь свой идеализм, хорошо осознавал «земные», практические цели США. В этом смысле его можно считать «идеалистом- (с.43)прагматиком», или, как он сам себя называл, «практические идеалистом». Парируя обвинение в беспочвенном пацифизме, Вильсон однажды заявил: «Я не противник пацифистов, но я противник тупости. Мое сердце с ними, но разум против них. я тоже хочу мира, но я знаю, для чего и как его достичь, а они – нет». Выступая в роли поборника мира, демократии и справедливости и завоевывая тем самым широкую популярность, американский президент никогда не скрывал, что в основе этих выступлений лежит стремление укрепить и защитить глобальные интересы Соединенных Штатов. Никак нельзя назвать «идеалистическими» и предлагавшиеся Вильсоном методы борьбы за мировое лидерство США. Еще в 1917 г. он предрекал: «Англия и Франция имеют в виду совершенно другой мир. По окончании войны мы заставим их думать по-нашему, ибо к тому времени они, кроме всего прочего, окажутся в полной финансовой зависимости от Соединенных Штатов. Они будут в наших руках...», Выступив с идеей либеральной реконструкции послевоенного миропорядка. Вильсон верно и раньше других государственных деятелей уловил новые тенденции мирового развития. В этом он проявил себя как дальновидный политик, настолько дальновидный, что во многом опередил свое время.
Чем же объясняются неудачи, постигшие американского президента на Парижской мирной конференции?
Историки-американисты справедливо указывают на целый ряд серьезных тактических ошибок Вильсона. В частности на его отказ включить в состав американской делегации видных деятелей оппозиционной Республиканской партии, что усилило сопротивление его курсу в самих Соединенных Штатах. Длительное пребывание в Париже привело к тому, что образ «апостола мира» стал все более тускнеть и меркнуть. Вильсон был вынужден спуститься с небес на землю, перейти от общих деклараций о мире и справедливости к ежедневной практической работе, где он чувствовал себя далеко не так уверенно. Как следствие — череда уступок и компромиссов, отход от им же самим провозглашенных принципов.
Однако главное состояло не в тактических ошибках, а в стратегических просчетах. Президент США не учел трех решающих факторов, воспрепятствовавших реализации его внешнеполитических установок. Во-первых, им не были приняты во внимание очевидные слабости международного положения Соединенных Штатов. Как оказалось, промышленное и финансовое могущество не могло компенсировать общую неподготовленность к роли мирового политического лидера. Во-вторых, уверовав истинность и праведность своего курса, Вильсон рассчитывал на (с.44) поддержку внутри страны, но по всем статьям проиграл изоляционистам. Уже в марте 1919 г. изоляционистски настроенный сенат категорически отклонил центральную идею программы президента об участии США в Лиге Наций, что существенным образом ослабило позиции Вильсона на конференции.
В-третьих, американский президент явно недооценил силу своих оппонентов Ллойд Джорджа и Клемансо, которые единым фронтом выступили против гегемонистских притязаний США, не желая отдавать плоды столь тяжело доставшейся победы в руки самозванного учителя человечества. Учитывая популярность предложений Вильсона, они избрали единственно верную тактику, которая, по словам одного из американских экспертов, заключалась в том, чтобы «признавать и одобрять их принципиально и отвергать фактически». В этом контексте известное изречение другого современника описываемых событий В.И.Ленина о том, что «Вильсон там (на конференции) оказался совершенным дурачком, которым Клемансо и Ллойд Джордж вертели, как пешкой», несмотря на чрезмерную жесткость и даже грубость, не было лишено определенного смысла.
56-летний Дэвид Ллойд Джордж был самым молодым и, пожалуй, самым мудрым из лидеров «большой тройки». Воспитанный в семье деревенского сапожника, он получил возможность называть себя выразителем интересов простого народа, был либералом и сторонником реформ. Адвокатская практика сменилась стремительной карьерой политического деятеля: с 1905 г. он возглавлял различные министерства, став в 1916 г. премьер-министром Великобритании. Ллойд Джордж отличался динамизмом, твердостью воли, талантом полемиста, гибкостью мышления. Опытный государственный деятель и искушенный дипломат, он был, без всякого преувеличения, великим мастером компромисса. Английский премьер предлагал такие компромиссные решения, которые с воодушевлением принимались всеми участниками дискуссий, хотя на деле в наибольшем от них выигрыше почти всегда оставалась Великобритания. Это и следует определить как высокое дипломатическое искусство. Гибкость и осторожность Ллойд Джорджа сочетались с твердостью и непреклонностью, когда речь шла о защите британских государственных и имперских интересов.
Жорж Клемансо, избранный председателем парижской мирной конференции, имел огромный опыт политической деятельности (стал депутатом Национального собрания Франции еще в 1871 г.). Являясь приверженцем традиционной дипломатической практики и противником каких-либо либеральных «фантазий и утопий», он был полон решимости отстаивать международный престиж и мировые позиции Франции любыми средствами. Клемансо (с.45) неоднократно повторял, что посвятил всю свою жизнь борьбе за реванш и отмщение Германии за унизительное поражение во Франко-прусской войне. За настойчивость и упорство в достижении поставленных целей его прозвали «тигром». Правда, в 1919 г. это был уже престарелый, 78-летний «тигр», но все еще сохранивший тигриные повадки. Клемансо был необычайно колоритной и разносторонней личностью: серьезно занимался медициной, философией, историей, написал книгу по анатомии человека, работы о своем друге художнике-импрессионисте Клоде Моне. Убежденный атеист, он доводил своими богохульными замечаниями глубоко верующего американского президента до крайней степени раздражения, в связи с чем Ллойд Джордж однажды заметил; «Старый тигр хочет, чтобы медведь гризли вернулся в Скалистые горы». Французский премьер снискал себе славу блестящего оратора, утонченного, язвительного и находчивого полемиста. Помимо всего прочего, он надеялся переиграть «пророка» Вильсона тем, что считал себя знатоком Америки, так как прожил там четыре года и был женат на американке. Государственный секретарь США Р. Лансинг так описывал Клемансо: «Поразительный тип человека, в котором ощущается огромная сила интеллекта, самообладание, холодная, непреклонная воля... Красноречие премьера было его главным оружием».
В ходе работы конференции к спорам и дискуссиям между лидерами ведущих мировых держав подключались руководители делегации Италии и Японии, а также малых европейских стран и английских доминионов. Наибольшего накала борьба договаривавшихся сторон достигла при решении следующих проблем послевоенного урегулирования.
Уже первая из обсуждаемых тем, включавшая в себя два взаимосвязанных вопроса — об Уставе Лиги Наций и об очередности рассмотрения основных пунктов повестки дня — привела к возникновению конфликтной ситуации.
Острые разногласия великих держав были обусловлены различной трактовкой роли и значения проектируемой организации в системе послевоенных международных отношений. Англия и Франция изначально отводили Лиге Наций второстепенное место, выдвигая на первый план задачи мирного урегулирования' Германией и ее союзниками и акцентируя внимание на распределении германских колоний и турецких владений. При этом Клемансо вообще отрицал какую-либо связь между Лигой Наций и мирными договорами, а Ллойд Джордж, эту связь признавая, отдавал приоритет решению конкретных международных проблем. По этой причине оба премьера настаивали на первоочередном их обсуждении. (с.46)
С категорическими возражениями против подобного регламента работы конференции выступал президент Вильсон. Для него было принципиально важно начать с разработки Устава Лиги Наций – основного инструмента обеспечения главенствующего положения США в мире. Только после этого, руководствуясь положениями, изложенными в «Четырнадцати пунктах» и зафиксированными в Уставе, он предлагал заняться судьбой побежденных государств и их колониальных владений. Чутко уловив общественные настроения, Вильсон в защиту своей точки зрения привел весьма убедительный аргумент: «Мир справедливо скажет, что великие державы поспешили поделить между собой беззащитные части света, а уж потом стали рассуждать о Лиге Наций и союзе народов». И действительно, идея создания всемирного арбитражного института для избавления человечества от военных катастроф получила всеобщее признание. К открытию конференции во многих странах на правительственном и неправительственном уровнях было подготовлено более 50 проектов новой международной организации. И с этим лидеры европейских держав не могли не считаться.
Тогда Ллойд Джордж выдвинул более хитроумный план: он предложил создать специальную комиссию по выработке Устава из 15 человек {по 2 представителя от великих держав и 5 — от малых стран). По форме это было выражение бескорыстной заботы о «правах и интересах больших и малых народов», по существу — тонкий расчет на то, что столь представительная комиссия надолго увязнет в спорах и дискуссиях, а за это время европейцы успеют решить более насущные и более важные для них международные вопросы.
Однако Вильсон был исполнен решимости идти до конца. Неожиданно для Ллойд Джорджа и Клемансо он поддержал предложение английского премьера и, более того, сам вызвался возглавить эту комиссию, чтобы сделать ее работу максимально эффективной. Ему удалось достичь, казалось, невозможного: провести обсуждение за рекордно короткий срок — с 3 по 13 февраля (за 11 дней и 10 встреч). И уже 14 февраля на пленарном заседании конференции Вильсон, представляя подготовленный комиссией проект Устава, произнес торжественную речь. Это был «звездный час» американского президента, мгновение триумфа «практического идеалиста». Вильсон много говорил о «победе добра над силами зла», о претворении в жизнь «идей демократии и справедливости». Слезы умиления у расчувствовавшейся публики вызвала заключительная фраза из речи президента: «С созданием Лиги Наций спадет пелена недоверия и интриг. Люди могут смотреть другу в лицо и говорить: мы — братья, у нас — общая цель. (с.47)
Устав Лиги Наций означает для нас заключение договора о братстве и дружбе». Как отмечали современники и как показала историческая практика, Вильсон давал не просто завышенную, а идеализированную оценку Лиге Наций. Складывалось впечатление, что он говорил не о ней, а о какой-то другой, неземной организации. В выступлении президента отчетливо выявилось то высокое предназначение, которое он отводил себе в качестве творца нового мирового порядка и спасителя Европы, погрязшей в конфликтах и раздорах. В своих воспоминаниях под названием «Правда о мирных договорах» Ллойд Джордж с неподражаемым сарказмом описывает эту сцену: «Я думаю, что идеалистически настроенный президент действительно смотрел на себя как на миссионера, призванием которого было спасение бедных европейских язычников... Особенно поразителен был взрыв его чувств, когда, говоря о Лиге Наций, он стал объяснять причины неудачи христианства в достижении высоких идеалов. «Почему, — спрашивал он, − Иисус Христос не добился того, чтобы мир уверовал в его учение? Потому что он проповедовал лишь идеалы и не указывал практического пути их достижения. Я же предлагаю практическую схему, чтобы довести до конца стремление Христа. Помню, — продолжал Ллойд Джордж, — что, услышав эти слова, Клемансо широко раскрыл свои темные глаза и медленно обвел ими собравшихся вокруг стола христиан, как бы любуясь впечатлением, которое произвело на них разоблачение ошибок их учителя».
После одобрения в целом Устава Лиги Наций, который газетчики окрестили «евангелием XX века», началось его постатейное обсуждение. В отличие от канонов Евангелия многие положения Устава вызвали новую волну дискуссий, что отразилось на его окончательном варианте.
Под давлением европейских держав Соединенные Штаты отказались от двух важных пунктов Устава: организации Международного арбитража и Международного суда. Это была существенная уступка, имея в виду неоднократные указания Вильсона, что США через Лигу Напий превратятся в мирового «суперарбитра».
Поддавшись нажиму со стороны республиканского конгресса, американский президент включил в Устав дополнение, резервировавшее за США право руководствоваться в своей политике доктриной Монро с ее основополагающим принципом «Америка для Соединенных Штатов». Тем самым Вильсон собственными подложил мину замедленного действия под саму идею Лиги, добиваясь от европейских держав признания главенствующей роли США в Западном полушарии, невозможно было одновременно требовать от них отказаться от аналогичных притязаний в Европе, в том числе и от создания военных союзов и группировок. (с.48)
Англия и США сплоченным фронтом выступили против французского предложения об организации при Лиге Наций международных вооруженных сил, понимая, что единственным результатом этого нововведения будет чрезмерное усиление позиций Франции на европейском континенте. Англосаксонские державы похоронили и еще одну французскую поправку к Уставу — о жестких санкциях против его нарушителей и государств-агрессоров. Вильсон и Ллойд Джордж настояли на том, чтобы применение силы предписывалось лишь в крайних случаях. Как показали дальнейшие события, англо-американская трактовка этого пункта заведомо снижала эффективность практической деятельности Лиги Наций.
Сказали свое слово и делегации малых стран, отклонив большинством голосов предложенный США пункт о «свободе торговли» и «равных возможностях» в эксплуатации мировых природных ресурсов. Американское предложение было воспринято ими (и во многом справедливо) как попытка поставить их государства в экономически зависимое и подчиненное положение.
В шоковое состояние делегации европейских держав и США привело выступление японских представителей, потребовавших внести в Устав Лиги Наций статью о «равенстве рас». Помимо нравоучительных деклараций в ней говорилось о беспрепятственной иммиграции с Востока в Европу и Америку. С большим трудом европейцам и американцам удалось уговорить руководство японской делегации снять это предложение, пообещав сохранить за Японией Шаньдун.
Если ограничиться самой общей оценкой исхода борьбы по вопросу о создании Лиги Наций, то следует отметить, что это был первый и, пожалуй, последний крупный успех президента Вильсона на конференции. Ему удалось добиться первоочередного рассмотрения этого вопроса, в кратчайший срок разработать Устав, включить его во все мирные договоры. Вместе с тем успех Вильсона можно назвать относительным по трем причинам. Во-первых, благодаря оговоркам и поправкам к Уставу, внесенным Англией и Францией, а также другими участниками конференции. Лига Наций значительно отличалась от «идеального» американского проекта, приняв более приемлемые для европейских держав реальные очертания. Во-вторых, европейцы дали согласие на американский приоритет в деле основания Лиги Наций, рассматривая его как аванс за плату за будущие существенные уступки США в решении всех других важнейших проблем мирного урегулирования. В-третьих, отказ американского сената от участия в Соединенных Штатов в Лиге Наций превратил триумф Вильсона в драму, так как был поставлен крест на центральной идее его (с.49) программы и основной цели его дипломатической деятельности Затем эта драма уступила место трагикомедии, когда в созданной — во многом благодаря усилиям американского президента — международной организации ведущую роль стали играть главные оппоненты США (в том числе и по «опросу о создании Лиги Наций) —Англия и Франция.
Еще большим накалом страстей сопровождалось обсуждение колониального вопроса. Столкнулись дна политических курса: традиционно-аннексионистский и либеральный. Первый представляли ведущие колониальные державы Англия и Франция, хотя и действовали они по-дипломатически осторожно, озвучивая свои идеи при помощи делегатов от доминионов и зависимых стран. Этой по своей сути империалистической политике противостоял так называемый «либеральный колониализм» Вильсона. Американский президент справедливо полагал, что очередной передел колоний мог спровоцировать широкое общественное недовольство.
Подчеркивая необходимость выработки новых принципов решения колониальных проблем. Вильсон обосновывал свое мнение тремя причинами: ростом национально-освободительного движения; популярностью лозунга «национального самоопределения», содержавшегося в послевоенных программах мира ведущих держав, в том числе и в «Четырнадцати пунктах»; особой привлекательностью для колониальных стран и народов национальной политики Советской России, первой провозгласившей «право наций на самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства».
Отсюда и появление идеи об учреждении так называемой мандатной системы, зафиксированной в Уставе Лиги Наций. Это означало передачу бывших колоний Германии и владений Турции под управление создаваемой международной организации в качестве ее подмандатных территорий.
Однако либеральные установки Вильсона страдали противоречивостью и непоследовательностью. Призывы к освобождении) колониальных стран и народов сочетались с рассуждениями об их неготовности к самоуправлению и необходимости установления над ними опеки. Подобные рассуждения сближали либерально-демократическую концепцию Вильсона с классическими обоснованиями колониализма. В этом контексте отличие взглядов Вильсона и Ллойд Джорджа состояло лишь в том, что первый выступал за колониальную опеку со стороны Лиги Наций, а второй – со стороны держав-метрополий. Этой очевидной слабостью в позиции американского президента умело воспользовались лидеры крупнейших колониальных держав. Показательно в этом смысл выступление Клемансо на одном из заседаний «большой тройки» (с.50), в котором он вволю поиздевался над антиколониальными планами Вильсона, а заодно и над его пацифистскими декларациями, о частности французский премьер заявил: «Здесь было много разговоров о мире, который навсегда положит конец войнам... Очень, очень важно то, что Вы сказали, господин президент, то, о чем так много говорили. Но подсчитали ли Вы цену подобного мира? Если мы больше не будем вести войн, если мы их не допустим, мы должны будем отказаться от наших империй и всяких надежд на их сохранение. Вы, господин Ллойд Джордж, вы, англичане, должны будете уйти, к примеру, из Индии. Нам, французам, придется покинуть Северную Африку. А вы, американцы, Вы, господин президент, должны будете уйти с Филиппин и из Пуэрто-Рико и оставить в покое Кубу и Мексику. О, мы все сможем отправится в эти и другие страны, но лишь как туристы. торговцы и путешественники. Но мы больше не будем иметь возможность управлять ими и эксплуатировать их... Мы не сможем дальше держать в своих руках торговые пути и сферы влияния... Это очень дорогостоящий мир. Мы, французы, готовы, а Вы готовы уплатить эту цену, с тем, чтобы на свете больше не было войн?» Услышав в ответ, что ни Ллойд Джордж, ни Вильсон не собираются отказываться от колониальных владений и привилегий своих стран, Клемансо в духе античных ораторов подвел итог собеседования: «Тогда Вы имеете в виду не мир, а войну».
В дискуссиях о судьбе колоний можно выделить несколько этапов.
На начальном этапе главной темой обсуждения стал вопрос о создании мандатной системы. Франция, Италия, Япония и доминионы (при незримой поддержке Великобритании) выступили против принципа мандатов, за прямую аннексию германских и турецких владений. Вильсон обвинил делегации этих стран в «отсутствии веры в Лигу Наций». Президенту ответили жестко: нельзя доверять судьбы народов «еще не созданной и не проверенной в деле организации». Апогей конфликта пришелся на конец января. Конференция могла закончить свою работу, так и не приняв ни одного решения. Именно в этот момент в целях примирения противоборствовавших сторон Ллойд Джордж предложил компромиссный выход из кризиса. Он призвал согласиться с идеей мандатов и включить ее в Устав Лиги Наций, а колонии разделить на три группы, или класса соответствии с уровнем их развития и «подготовленности к самоуправлению», установив над ними мандатную опеку различных видов: от фактической аннексии до протектората. В одночасье был достигнут если не мир, то перемирие. Каждая из сторон считала победителем в споре: США — по причине признания участниками конференции мандатной системы, европейские державы — поскольку де-факто сохранялись колониальные режимы. (с.51)
В «группу А» вошли «наиболее развитые» районы — бывшие владения Османской империи: Сирия, Ливан, Палестина, Транс, Иордания и Ирак. Формально эти страны провозглашались независимыми, но одновременно утверждалось, что и они еще не готовы к самостоятельному управлению и поэтому нуждаются в опеке той или иной цивилизованной державы. Эта держава получала мандат Лиги Наций на срок, необходимый для подготовки подмандатной территории к полному самоуправлению и независимости. По существу для них утверждался статус протектората.
«Группу В» составили германские колонии в Восточной и Центральной Африке: Танганьика, Руанда-Урунди, Того и Камерун. Эти территории передавались под непосредственное управление государства-мандатария на условиях запрещения торговли рабами, оружием, алкоголем, а также обеспечения таких прав подмандатного населения, как свобода совести и религиозных убеждений. Иными словами, в странах этого «класса» с незначительными оговорками сохранялся колониальный режим.
«Группу С» образовали германская Юго-Западная Африка и тихоокеанские острова: Маршалловы, Марианские, Каролинские, Науру, Новая Гвинея, Западное Самоа и др. Эти «наименее развитые» районы фактически аннексировались и должны были управляться в соответствии с законами страны, обладавшей мандатом, как составная часть ее территории.
Руководители конференции не жалели слов, восхваляя столь мудрое решение, которое позволит ранее «беззащитным народам» стать на путь прогресса и процветания под опекой держав-«благодетелей». На самом деле система мандатов представляла собой международно-правовое оформление колониализма. Не случайно автор «колониального компромисса» Ллойд Джордж цинично, но зато правдиво заявил: «Мандаты являются просто маскировкой аннексии».
На втором этапе обсуждения колониальной тематики центральным стал вопрос, кто получит мандаты и будет осуществлять опеку над подмандатными территориями,
Американский президент настаивал на том, чтобы мандаты на управление колониями были предоставлены Лиге Наций. Его концепция включала в себя следующие положения: опекун — это не владелец колонии, он выражает интересы сообщества нации верховным собственником колониальных владений является Лига Наций; она передает мандаты на временное управление ими (до провозглашения независимости) малым странам; что касается природных богатств этих территорий, то они объявляются доступными для всех членов Лиги Наций. Такой вариант распределения колоний, разумеется, не устраивал ни Ллойд Джорджа, ни (с.52) Клемансо. При поддержке Италии, Японии и доминионов Англия и Франция в категорической форме потребовали передачи мандатов великим колониальным державам, т.е. им самим, так только они имели богатый многовековой опыт «подготовки населения колоний» к независимому развитию. Под этим мощным давлением Вильсон отступил.
На третьем этапе колониальных споров решался вопрос, кто будет распределять мандаты.
Идея американского президента возложить эту почетную обязанность на руководимую Соединенными Штатами Лигу Наций была решительно отвергнута англичанами и французами. Они заставили Вильсона согласиться с тем, что это право должно принадлежать конференции, а фактически «большой тройке», в рамках которой президенту противостоял объединенный фронт Ллойд Джорджа и Клемансо. За Лигой Наций, таким образом, закреплялась другая и единственная «почетная обязанность» — официально вручать от своего имени уже распределенные без ее участия мандаты. Вильсон потерпел очередное дипломатическое поражение.
Общие итоги обсуждения колониальных проблем были весьма далеки, если не противоположны заявленным целям. В этом вопросе победа оказалась на стороне традиционного колониализма, а более «цивилизованные» колониальные планы, выдвинутые Вильсоном, во многом были выхолощены и фактически приняли форму декларации о благих намерениях.
Важное место в работе конференции заняла полемика по вопросам мирного урегулирования с Германией.
При обсуждении германской проблемы в «большой тройке» произошла перегруппировка сил. Максималистской позиции Франции противостоял умеренно-осторожный курс Англии и США. Острые разногласия сторон определялись тем, что несмотря на единое стремление к сокрушению военной и экономической мощи Германии, будущее ее место в европейской системе международных отношений виделось по-разному. Политика англосаксонских держав, направленная на сохранение достаточно сильной Германии, была обусловлена желанием обеспечить традиционное равновесие сил как гарантию европейской стабильности. При этом Веймарской республике отводилась роль противовеса как Франции, так и Советской России. Французский вариант максимального ослабления Германии представлялся лидерам Англии и США недальновидным и даже опасным — в условиях распада Австро-Венгрии, неопределенности дальнейшей исторической судьбы России и революционного подъема в Европе. В знаменитом «Меморандуме из Фонтебло» Ллойд Джорджа, обращенном к Вильсону и Клемансо, говорилось: «Если мы будем (с.53) благоразумны, мы предложим Германии такой мир, который, будучи справедливым, покажется всем мыслящим людям предпочтительнее, чем другая альтернатива — большевизм». Помимо запугивания Франции большевистской угрозой в «Меморандуме» приводился еще один аргумент в пользу английского плана урегулирования: если Германия «почувствует, что с ней обошлись несправедливо при заключении мира в 1919 г., она найдет средства отомстить своим победителям». Далее Ллойд Джордж, отвергнув наиболее жесткие требования Франции, изложил свои предложения по решению германского вопроса гораздо более умеренного характера. Эти предложения были поддержаны президентом Вильсоном, заявившим: «Мирный договор не должен быть грабительским миром. Если бы он стал таковым, это было бы историческим наказанием».
В борьбе с англоамериканским блоком Франция была вынуждена пойти на серьезные уступки по целому ряду направлений.
Прежде всего, англосаксонские державы решительно отвергли французскую идею о расчленении Германии. Ллойд Джордж еще в своем программном выступлении от 5 января 1918 г. твердо заявил: «Мы не намерены разрушать Германию и уничтожать ее государственность». Недовольный «прогерманской» позицией Англии, Клемансо уже на Парижской конференции упрекал Ллойд Джорджа: «Я должен Вам сказать, что на следующий день после перемирия я нашел в Вашем лице врага Франции». Английский премьер спокойно ответил: «Это всегда было нашей традиционной политикой».
Вскоре было снято и еще одно из главных требований Франции — проведение границы по Рейну и образование Рейнской республики. Взамен Англия и США предложили другое решение: левый берег Рейна и 50-километровая зона вдоль его правого берега получали статус демилитаризованных. В качестве компенсации Ллойд Джордж и Вильсон пообещали обиженной Франции подписать с ней гарантийные договоры о предоставлении военной помощи в случае нападения Германии.
Не получили полного удовлетворения претензии Франции на присоединение Саара. Ей передавались саарские угольные копи, а сам район переходил под управление Лиги Наций.
Объясняя причины своего отступления от им же разработанного «Карфагенского мира», Клемансо отмечал, что при решении германского вопроса ему, к сожалению, пришлось иметь дело «с Ллойд Джорджем, возомнившем себя Наполеоном, и Вильсоном, изображавшим из себя Иисуса Христа».
Особой остротой отличалось обсуждение репарационного вопроса. Правда, на начальной стадии его рассмотрения державы-(с.54)победительницы проявили редкое единодушие: все они были согласны с тем, что Германия несет ответственность за развязывание мировой войны и поэтому должна заплатить за нанесенный странами Антанты ущерб. Сообразно с веяниями времени, говорилось о взыскании контрибуции (от лат. contributio — взимание дани, налогов), а о репарациях (от лат. reparatio — восстановление). Новая терминология как бы подчеркивала, что речь шла не о грабеже побежденных государств, а о выделении ими средств на восстановление разрушенных районов. Разногласия проявились сразу же, как только начался подсчет общей суммы репараций, во-первых, и доли, приходящейся на каждую страну-получателя, во-вторых.
И вновь главными противоборствующими сторонами оказались Франция, с одной стороны, Англия и США — с другой. Причина уже названа — различие в базовых подходах к решению германской проблемы. Исходя из своей концепции максимального ослабления Германии французская делегация определила сумму германских репарационных платежей в 480 млрд. золотых марок, включив в нее «необходимые средства» для возмещения как материального ущерба, так и военных расходов. Англия и США, выступавшие против чрезмерных репарационных обязательств Германии, оценивали только компенсацию за нанесенный ущерб — в пределах от 50 до 100 млрд. Интересно, что по подсчетам известного экономиста Дж. М. Кейнса и группы экспертов их английской делегации Германия была в состоянии за 25–30 лет выплатить от 40 до 60 млрд., само же германское правительство считало приемлемой и выполнимой уплату 30–36 млрд. золотых марок. Ллойд Джордж в своем «Меморандуме из Фонтебло» констатировал: «Репарационные требования союзников, несомненно, превышают то, что может заплатить Германия при любом подсчете».
Полемизируя с Клемансо, Вильсон и Ллойд Джордж, помимо вышеперечисленных аргументов, пытались доказать невыгодность экономического и финансового истощения Германии для самих западных держав и мировой экономики в целом. Американский президент несколько раз стращал французскую делегацию лозунгом «Мир без репараций!» Соединенные Штаты смело выдвигали столь радикальный лозунг, так как они вообще не могли претендовать на репарации. К тому же существовала и еще одна специфическая причина: в американских правительственных кругах понимали, что крупные репарационные платежи, основными получателями которых являлись Англия и Франция, привели бы к ослаблению финансовой зависимости этих держав от США.
Шли споры и о долевом распределении германских репараций. Франция претендовала на 58%, оставляя для Англии 25%. (с.55)
Англия ограничивала долю Франции 50%, увеличивая свою долю до 30%. США предлагали компромиссный вариант: 56% — Франции и 28% — Англии.
Согласовать столь противоречивые мнения на конференции так и не удалось. Поэтому было решено создать специальную Репарационную комиссию, которой поручалось до 1 мая 1921 г. после тщательного исследования проблемы установить окончательную сумму репараций и сроки их выплат. До этого времени Германию обязывали уплатить 20 млрд. золотых марок.
Из малых европейских стран активное участие в процессе мирного урегулирования германской проблемы приняла Польша. Ее участие свелось к требованиям расширения своей территории за счет территории германской. Премьер Падеревский рассчитывал на поддержку великих держав, особенно Франции, которая рассматривала Польшу как противовес Германии и Советской России. Отсюда масштабные территориальные притязания польской делегации, которые Ллойд Джордж назвал «экстравагантными и недопустимыми». Тем не менее, значительная часть польских «пожеланий» была удовлетворена. Самое серьезное противодействие поляки встретили, когда потребовали передачи Данцига (Гданьска) и так называемого Гданьского коридора. В этой связи Ллойд Джордж, выступавший против чрезмерных требований к Германии как со стороны Франции, так и со стороны Польши, прозорливо отметил: «Мы не должны сами сеять зерна новой войны». Английского премьера поддержал Вильсон. В результате «Совет четырех» передал Польской республике Гданьский коридор, но отклонил просьбу Падеревского в отношении Данцига.
Правительство Веймарской республики, будучи самой заинтересованной стороной в решении германского вопроса, предприняло попытку включиться в процесс его обсуждения. 29 мая 1919 г. оно направило в Париж «Замечания к условиям мира». Этот документ включал в себя следующие наиболее важные положения: категорически отрицалась ответственность Германии за развязывание мировой войны: говорилось о возможности возвращения Польше «только безусловно польской части» Познани; передача Франции Эльзас-Лотарингии и Саарской области, а Дании Северного Шлезвига оговаривалась требованием проведением на этих территориях плебисцитов по вопросу об их государственной принадлежности; выражалось согласие на установление контроля Лиги Наций над германскими колониями, но с предоставлением Германии прав мандатария. Частично уступив лишь в трех пунктах (по вопросу о Сааре и незначительном уменьшении территорий, отходивших к Польше и Дании), союзные державы отвергли (с.56) как «абсолютно неприемлемые» германские «Замечания», после чего ультимативно потребовали безоговорочного принятия условий мирного договора.
Еще одна группа вопросов, вызвавшая существенные разногласия не только между великими державами, но и среди других участников конференции, была связана с подготовкой и обсуждением мирных договоров с бывшими союзниками Германии. Особая сложность решения этих проблем определялась по крайней мере двумя обстоятельствами. Во-первых, территориально-государственное переустройство Австро-Венгрии и Османской империи на основе национального принципа провести было чрезвычайно трудно ввиду большого числа районов со смешанным населением. Во-вторых, в образовании новых государств и изменении старых границ отражались противоречивые устремления великих держав по созданию зон собственного влияния. Все это и породило множество споров и конфликтов.
Первое крупное столкновение по территориальным вопросам произошло при обсуждении мирного договора с Австрией. Италия добивалась выполнения Лондонского соглашения 1915 г., по которому страны Антанты обещали передать ей ряд австрийских и южнославянских земель. Однако в условиях 1919 г. удовлетворение этих требований Италии означало ущемление интересов вновь образовавшегося Королевства сербов, хорватов и словенцев. Поэтому «большая тройка», сочтя итальянские притязания чрезмерными, своим волевым решением уменьшила их до реально возможных. В частности Италии было отказано в праве на стратегически важный город-порт Фиуме, что возмутило итальянскую делегацию.
Затем территориальные споры стали возникать один за другим, охватывая все большее число малых стран. Наиболее острыми из них были конфликты между Польшей и Чехословакией (из-за Тешинского округа), между сербо-хорвато-словенским государством и Румынией (из-за Баната и Тимишоары), между Болгарией и Королевством сербов, хорватов и словенцев (из-за Македонии), между Румынией и Болгарией (из-за Южной Добруджи), между Венгрией и Румынией (из-за Трансильвании), между Чехословакией и Венгрией (из-за некоторых районов Словакии), между Турцией и Грецией (из-за Восточной Фракии) и др. Ллойд Джордж позднее признавал, что при установлении новых границ вместо одного эльзас-лотарингского вопроса в Европе появились десятки подобных проблем.
Особенно ярко отход от принципов «национального самоопределения» и «учета интересов местного населения» проявился при составлении территориальных постановлений мирного договора с (с.57) Турцией. Решающую роль в разработке и окончательном типе этих постановлений сыграл дипломатический компромисс, достигнутый между Англией и Францией — главными претедентами на «османское наследство». В качестве иллюстрации можно привести следующие примеры.
Пример первый. На конференции выявились острые англо-французские разногласия о судьбе Сирии. Поскольку на управление этой территорией от имени Лиги Наций претендовали обе союзные державы, было решено направить туда специальную комиссию из «нейтральных» американских экспертов, дабы выяснить мнение местного населения. Вильсон, ознакомившись с составом комиссии, заявил, что вошедшие в нее дипломаты «очень хорошо подготовлены к поездке в Сирию, так как не знают о ней ничего». Через месяц компетентная комиссия представила «Совету четырех» отчет о проделанной работе, в котором констатировалось, что сирийцы выступают либо за полную независимость, либо за установление английского протектората, но категорически возражают против предоставления мандата Франции. «Учтя» это мнение, «большая тройка» высказалась за передачу сирийского мандата французам. В основе столь парадоксального решения лежала кулуарная англо-французская договоренность о «полюбовном разделе» бывших владений Османской империи. Ллойд Джордж кратко прокомментировал результаты урегулирования сирийской проблемы: «Для Англии дружба Франции стоит десяти Сирий».
Второй пример. Еще в 1917 г. правительство Великобритании при определении своей политики в Палестине выдвинуло идею о создании на этой территории «национального очага для еврейского народа». Впервые эта идея была сформулирована в так называемой Декларации Бальфура от 2 ноября 1917 г. (министр иностранных дел изложил ее в письме на имя одного из руководителей Международного сионистского союза английского банкира барона Ротшильда). В Палестину также была направлена комиссия, которая по возвращении доложила конференции, что арабское население категорически возражает против переселения евреев на палестинскую территорию. Однако после непродолжительной борьбы с Францией, напомнив ей о решении сирийского вопроса и получив ее вынужденное согласие, Англия добилась получения мандата на Палестину, а вместе с ним и права на претворение в жизнь Декларации Бальфура.
По инициативе Японии на конференции был поднят дальне восточный вопрос, хотя он и отсутствовал в официальной повестке дня. Его обсуждение привело к новому всплеску полемических эмоций. (с.58)
Центральной темой дискуссии стали притязания Японии на оккупированную ею китайскую провинцию Шаньдун и на международное признание ее «особых прав» в Китае в соответствии с «21 требованием». Японская делегация в качестве условия подписания мирного договора с Германией и участия в Лиге Наций выдвинула ультимативное требование о реализации секретных соглашений 1917 г., заключенных Японией с державами Антанты. В свою очередь китайская делегация, рассчитывая на поддержку США, поставила вопрос о пересмотре политики «сфер сияния» и в этом контексте потребовала восстановления суверенитета Китая над Шаньдуном.
Вильсон оказался в крайне трудном положении. С одной стороны, согласиться с ультиматумом Японии означало, что Соединенные Штаты отказываются от своей политики покровительства Китаю и от доктрины «открытых дверей и равных возможностей». С другой стороны, неожиданно для президента Англия и Франция солидаризировались с позицией Японии. К тому же советники Вильсона напомнили ему, что в ноябре 1917 г. США уже подписали с Японией договор о признании японских «особых интересов» в Китае (соглашение Лансинг-Исии). Американский президент, сославшись на принцип легализма, т.е. примата международного права и священности международных договоров, заявил, что этот конфликт в соответствии с уже имевшимися соглашениями должен быть разрешен в пользу Японии. Максимум, чего ему удалось добиться, это устного обещания японской делегации на «Совете четырех» вернуть Шаньдун Китаю «в будущем». Клемансо не удержался от очередного язвительного замечания в адрес президента США, а заодно и премьер-министра Англии, отметив, что Вильсон при урегулировании японо-китайского конфликта «говорил как Иисус Христос, а действовал как Ллойд Джордж».
Таким образом, в решении дальневосточного вопроса Вильсон потерпел двойное поражение. Во-первых, уступив Японии, он фактически признал приоритет империалистической политики «сфер влияния» над либеральной политикой «открытых дверей». Во-вторых, назвав секретные соглашения по разделу Китая легитимными, президент по существу перечеркнул им же провозглашенный лозунг «отмены тайной дипломатии». Что касается Японии, то, добившись осуществления всех поставленных целей, она одержала первую крупную дипломатическую победу в ранге мировой державы.
Из других дискуссионных вопросов можно выделить проблему экономического восстановления Европы. (с.59)
Европейские державы выдвинули широкомасштабную программу финансово-экономического сотрудничества, в которой ведущая роль по оказанию помощи Европе отводилась Соединенным Штатам. Наиболее четко основные положения этой программы были сформулированы группой английских экспертов во главе с Дж. М. Кейнсом (предложения Кейнса в чем-то предвосхитили будущий план Маршалла).
Однако США отказались принять европейскую долгосрочную программу по целому ряду причин: негативное к ней отношение со стороны американских изоляционистов; приверженность к традиционной концепции невмешательства государства в дела экономики, тем более экономики мировой; убежденность американских правительственных кругов в том, что подобное сотрудничество приведет к усилению экономических и финансовых позиций европейских держав за счет США. Отказ Соединенных Штатов от планов послевоенного экономического возрождения Европы лишний раз свидетельствовал об их неподготовленности к роли безусловного мирового лидера как в политике, так и в экономике.
Острые противоречия великих держав, ярко проявившиеся на Парижской конференции, придавали дискуссиям скандальный характер. Работа конференции не раз оказывалась под угрозой срыва. Страсти разгорались до такой степени, что поочередно Ллойд Джордж, Клемансо и Вильсон грозились покинуть заседания. Последний даже заказал теплоход для отъезда в США. После одного из совещаний «большой тройки» на вопрос корреспондентов, как прошли переговоры, Вильсон пробурчал: «Блестяще, мы разошлись по всем вопросам». Показательно, что эту фразу приписывают и Ллойд Джорджу, и Клемансо. После другой встречи «триумвирата» уже точно Клемансо заявил: «Легче вести войну, чем заключать мир». Всех удивил премьер-министр Италии В. Орландо. Сначала он заплакал на заседании «Совета четырех», когда Италии было отказано в удовлетворении ее завышенных территориальных требований. Затем по той же причине он демонстративно покинул Париж. Его отъезд остался незамеченным. Когда же в Рим сообщили, что «большая тройка» обсуждает вопрос о предоставлении Италии американского займа, Орландо тихо вернулся и включился в работу, как будто и не уезжал.
Несмотря на крайнюю степень ожесточения, с которой проходили дискуссии, державам-победительницам удалось прийти к консенсусу и принять согласованные решения. Компромисс стая возможным в результате действия следующих факторов. Для лидеров великих держав были характерны не только разногласия, но и единство мнений по целому ряду вопросов, что отразилось в (с.60) программных заявлениях накануне открытия конференции. Немаловажную роль сыграло сотрудничество английской и американской делегаций на уровне советников и экспертов. В этой и особо следует отметить совместную работу главных советников президента США и премьер-министра Англии Э.М. Хауза сэра Р. Сесила. Главная же причина заключалась в другом: к поиску компромиссов лидеров великих держав подталкивало мощное движение в мире за создание нового, более справедливого миропорядка. В этих условиях медлить с решением насущных международных проблем и тем более не прийти ни к какому решению означало дискредитировать себя в глазах мировой общественности, потворствовать росту революционных настроений и «усилению большевистской угрозы». Эту альтернативу имел в виду член американской делегации, будущий президент США Г. Гувер, когда говорил: «Призрак большевистской России почти ежедневно бродит по залам мирной конференции». Еще четче выразился государственный секретарь США Р. Лансинг: «Мы должны без всякой задержки пойти на заключение мира. Если мы будем продолжать колебаться и медлить, пламя большевизма перекинется в Центральную Европу и создаст серьезную угрозу разрушения нашего социального порядка».
Итогом работы Парижской мирной конференции стало принятие компромиссных решений, которые легли в основу Версальской системы международных отношений.

Опубликовано на Порталусе 25 декабря 2018 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама