Судьбы скрещенья

Берковская Е.

Судьбы скрещенья

М.: Возвращение, 2008

Некоторое время назад в Библиотеке иностранной литературы можно было встретить вечно озабоченную, обремененную кипой карточек сотрудницу. Мало кто знал тогда, что эта скромная женщина - человек необычной, причудливой судьбы и немалого литературного дара.

Елена Николаевна Берковская (1923 - 1998) - дочь известного русского философа-эмигранта, "евразийца" Н. А. Сетницкого, издающегося ныне в "Библиотеке духовного возрождения". Она выросла в Харбине, центре дальневосточной эмиграции, где девочкой слушала Вертинского, видела Несмелова и других писателей и поэтов. После возращения в середине тридцатых на родину переживала вместе со всеми репатриантами репрессии 37-го года. Жила и училась в школе сначала в подмосковном Пушкине, затем в провинциальной Ахтырке на Украине. Поступила на истфак МГУ. Человек пытливый и увлеченный гуманитарными предметами, искусством, она не пропускала ни концертов, ни публичных лекций известных учёных, ни выступлений знаменитых поэтов. Пробовала писать сама. Свела дружбу с такими корифеями полуподпольной литературы, как Борис Пастернак, Максимилиан Волошин, Сергей Дурылин, Алексей Кручёных. Как-то эти, в её глазах, "старцы" чувствовали подспудную незаурядность девочки и откликались на её порыв.

Время было насыщено и яростным энтузиазмом, и небывалой трагедией. На этом фоне, может быть, резче воспринимались даже самые простенькие детали эпохи. Музейное (она работала долгое время в музее Скрябина) и библиотечное дело позволяло многое увидеть со своей, "культурной", колокольни. Увидеть, запомнить и, как ныне выяснилось, запечатлеть. Воспоминания Берковской теперь неотъемлемая часть мемуаристики этой притягивающей взоры всего мира эпохи.

В книге нет особых литературных претензий. Если сравнивать её, например, с мемуарами Надежды Мандельштам, то это всего-навсего наивный рассказ простой, хоть и начитанной школьницы, искренне пытающейся что-то постичь - и в себе самой, и в окружающем мире. Но в этом и особое очарование книги. Тут не кокетливый "роман без вранья", лгущий на каждом шагу, приукрашивающий прошлое, себя в прошлом. Здесь исповедь дочери сложного века, что и определяет огромную ценность этого документа. Искусных вралей среди писателей много. А вот документов, внушающих доверие, - единицы.

Юрий Архипов

В 1935 году продали японцам КВЖД. Возник вопрос о нашем отъезде. Пуна (домашнее прозвище Н. А. Сетницкого. - Ю. А.) с мамой безоговорочно хотели возвращаться в Москву. Пуне и Николаю Васильевичу Устрялову было предложение читать лекции в каком-то университете в Америке. Я помню, как они обсуждали это предложение и решили, что нужно возвращаться на родину. Они не исключали возможность репрессий. Кто-то из них сказал: "Ну придется, может быть, отсидеть пару лет на Соловках, зато - на родине". Никто не мог предположить, чем все это закончится.