РАССВЕТ У ОКНА. Рассказ

Дата публикации: 26 мая 2023
Автор: Гаде АС-САММАН →
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ЗАРУБЕЖНАЯ ПРОЗА →
Источник: (c) Азия и Африка сегодня 2005 № 2 →
Номер публикации: №1685095572 / Жалобы? Ошибка? Выделите проблемный текст и нажмите CTRL+ENTER!

(Сирия)

Она поставила графин с лакричной водой перед мужем на маленький столик, придвинув вплотную к нему один бокал, и собиралась тихонько выйти из комнаты. Только один бокал. Она не станет сама приносить еще один для соседки, являющейся к ним каждый вечер непрошеной гостьей.

Послышался громкий плач ее маленького сына Гассана. Он сливается с приглушенным голосом дикторши телевидения.

Ей кажется, что эта красавица насмешливо улыбается ей всякий раз, как она нарочно входит в комнату. Гассан плачет, он болен, как ей отойти от его кроватки? Она уже повернулась, чтобы выйти из комнаты, пока муж не заметил ее и не окликнул, как услышала его громкий голос.

Она замирает на месте, потом медленно оборачивается и смотрит на него: бледные отсветы экрана мягким касанием ветерка играют на его шее и щеках. Как она любит это молчаливое, застывшее лицо, на котором не отражаются ни переживания, ни покой. И эти зеленые глаза с их весенней тягой к чему-то неведомому. К жатве смуглого лета. Она всматривается в него, будто видит впервые, а он между тем продолжает:

- Почему ты не посидишь с нами, не посмотришь телевизор? Липкий пот выступает у нее на лбу. Она отвечает:

- Гассан болен...

Он прерывает ее с мрачной злобой:

- А до Гассана Фаузи обжег руку, а до Фаузи Аднан заболел тифом, и Сальва никак не засыпает до часу ночи. Ты не замечаешь, что я живу один с тех пор, как у нас родились дети?

* Из сборника "Твои глаза - моя судьба". "Издания Гаде ас-Самман", Бейрут, изд. 10, 1993, с. 151 - 158.

стр. 63

Она зарыдала в голос:

- А что ты от меня хочешь? Чтобы я оставила их умирать, как умер Мазен? Наш старший сынок Мазен... Ты хочешь, чтобы мы сидели и разговаривали, а потом вошли в его комнату и увидели, что он умер, а служанка сидит и спит возле его кровати?

Примирительно, чтобы успокоить ее, он сказал:

- Но к тебе в гости приходит наша соседка. А ты не посидела с нами ни одного вечера с тех пор, как появился телевизор.

Она ответила с ревнивой издевкой:

- Но теперь она твоя гостья. Вот уже несколько недель как твоя.

Он замолчал: что толку с ней спорить. Она вышла и торопливо направилась в детскую. Последние слова мужа то уплывали из памяти, то вновь возвращались, как упрямая волна: "К тебе в гости приходит наша соседка". К ней в гости! Да она ненавидит эти черные волосы, это тело, пышущее молодостью! К ней в гости! Как же! Она пригласила ее всего один раз посмотреть у них телевизор после того, как соседка пожаловалась ей, что ее муж, водитель, из-за своей работы возвращается домой только к полуночи. Она также поделилась, что мужу не удалось приобрести телевизор, который мог бы развлечь ее в вечерние часы одиночества и тревоги. Она и представить себе не могла, что соседка воспользуется приглашением и станет приходить к ним каждый вечер, чтобы безотлучно сидеть в кресле рядом с ее мужем вплоть до полуночи. Она и думать не думала, как дорого ей обойдется ее доброта. А все эта вспышка тщеславия и чувство превосходства.

Она приближается к двери детской, тихо входит. Ее черты разглаживаются, как расправляются ветви мимозы, когда ее касаются лучи солнца. Ее мальчик по-прежнему громко плачет. Она удивляется, как это его братья не проснулись. Может ли так случиться, что все они однажды умрут, как умер Мазен: не издав ни звука? Она с истерическим ужасом, как в лихорадке, подходит к ним и наклоняется над каждым по очереди, чтобы ощутить тепло его дыхания. Слава Аллаху! С ними все в порядке. Все осталось так, как было несколько минут назад, когда она вышла от них. Кожаное кресло возле кровати Гассана в своих углублениях сохранило форму ее тела, будто оно с нетерпением ждало свою хозяйку, чтобы на долгие бессонные часы заключить ее в свои объятия. Слабый свет проник в стоящий поблизости шкаф с игрушками и, словно с детской жадностью, старается охватить их все своими лучами. Фаузи спит, забыв на груди свои забинтованные руки. Сальва лежит с открытыми глазами: ведь часа ночи еще не пробило. Аднан - со своим круглым ротиком и пухлыми губками, как на детских рисунках в журналах, которые она ему покупает. Как же она их любит! Она наклоняется к Гассану и целует его. Он перестает плакать и открывает глаза. Она видит их при слабом свете: они такие же, как у его отца, зеленые, ненасытно жаждущие, подобно весне, ожидающей урожайной жатвы. Такие же были у его брата Мазена, который умер несколько лет назад в то время, как его родители сидели и разговаривали. Но это ее дитя не умрет. Она будет терпеть вспышки недовольства и приступы скуки его отца до тех пор, пока сын не вырастет и не станет юношей. Тогда она снова наденет ради супруга свое прозрачное небесно-голубое платье. Да только это платье больше ей не подойдет. Оно рассчитано на тонкую, стройную девушку. Как их соседка, например... Она снова подумала об этой женщине. У нее красивое лицо. Ее негритянские глаза горят победным блеском. Как же все это мучительно! Однажды она позволила себе критическое замечание в ее адрес:

- Ты что, не видишь, у нее в глазах красные прожилки? Это так портит ее.

С рвущим душу безразличием он ответил:

- Глаза у нее колдовские, а красные прожилки напоминают о ночах, проведенных без сна, полных восторгов и наслаждений.

Эта женщина, напоминающая ее мужу о ночах без сна, полных восторгов и наслаждений, причиняет ей страдания. Что они делают там, в темноте? В самом деле они так сильно любят смотреть телевизор? Неужели он не чувствует притягательного тепла ее женственности, подсвеченной во тьме мерцанием телеэкрана? Угощает ли он ее лакричной водой, которую она так любит, из своего бокала, потому что его жена не принесла ей другого?

Сколько раз она внезапно заходила к ним, преследуемая желанием увидеть что-нибудь такое, что подтвердило бы ее опасения и избавило от подозрительности. Однако все оставалось как и прежде: муж на своем привычном месте с застывшим лицом, которое когда-то загоралось страстью от прикосновений кончиков ее пальцев. А соседка по-прежнему сидела в своем кресле. Ее красота теряла четкие очертания в слабо освещенной комнате. Она казалась цветком нарцисса, вокруг которого кружит стайка любопытных бабочек.

Если она когда-нибудь обнаружит, что они обманывают ее, что они не слушают и не смотрят телевизор, если она что-нибудь заметит...

Стук в дверь. Это ее манера: три легких удара. Явилась! Кажется, будто в паническом страхе загомонили птицы в девственных лесах и разлетаются испуганными стаями: пришли по их душу... Нехотя она идет открывать и видит, что муж опередил ее. Что означает это его нетерпение. Ведь он сам сказал, что соседка - ее гостья.

Соседка стоит на пороге смуглая, теплая, как летний вечер на Востоке, дарующий благодатную тень, наполненный легкими, нежными, как в сказке, чарующими призывами. Пришла со своими короткими черными волосами, торчащими надо лбом, как у озорной девчонки-непоседы и одновременно обольстительной женщины! Но почему на ней надето это просвечивающее небесно-голубое платье? Бессознательным движением она трогает свои длинные волосы, которые когда-то были живыми, белокурыми, но без внимания и заботы потускнели и приобрели запущенный вид, подобно печальным ресницам, утративших былой блеск глаз. Стараясь сохранить самообладание, она подходит, холодно здоровается с ней за руку. Соседка не обращает на это внимания и, направляясь с ее мужем в гостиную, весело говорит:

- Я много пропустила?

Он с подъемом, совсем как девять лет назад, отвечает ей:

- Я все-все тебе расскажу. Звук их приглушенных голо-

стр. 64

сов удаляется, когда они входят в комнату. Слышно, как она громко, радостно смеется, как звонко хлопает себя по щекам. Вот сейчас она пойдет и сядет вместе с ними.

Вдруг снова закричал Гассан. Бедняжка Гассан, он болен, как болел его покойный брат Мазен. Она спешит к нему, забыв обо всем на свете. Она укачивает ребенка в то время, как у самой в голове гудят жуткие голоса. Она не может избавиться от них и тогда, когда плач Гассана стихает и вдруг наступает тишина. "Он мой муж. Он не может обходиться без меня. Ведь моя усталость, мои растрепанные волосы, поблекшее лицо - это часть его самого. Я как одна из его шерстяных рубашек, я неотделима от него и в болезнях, горе, и в радостях. Я словно погрузилась в его глубины, разлилась там и перемешалась, как в устье сливаются воедино воды реки и волны моря".

Она не знает, сколько времени прошло после того, как Гассан закрыл свои удивительные зеленые глаза, которые так напоминают глаза Мазена. Аллах услышал ее молитвы и воскресил их в Гассане. И она не оставит своего сына умирать во второй раз. Это ее последний шанс.

Волны безмолвия идут от ресниц Сальвы, которая еще не спит, стекают с белого потолка, в который она, уставившись, смотрит. Даже свет кажется утомленным, с неровными, распадающимися тенями, как будто он сам болен уже многие века. Сальва закрывает глаза. Слава Аллаху, все с миром уснули.

Она вздрагивает. Она вдруг чувствует себя ревнивой женщиной. Ее обломанные ногти жаждут брани, как у дикарей, а пальцы распрямляются, и их начинает бить сильная дрожь: ее муж в соседней комнате наедине с этим смуглым искушением.

Она вдруг почувствовала, как у нее задергались веки. В глазах отразились красные огненные блики. Лицо напряглось, словно придя в ужас от этих бликов. Сейчас она выйдет и застанет их врасплох.

Она тихо выходит из комнаты, неслышно минует прихожую и направляется к ним. Вот эта ужасная комната. Она внезапно входит и пристально смотрит на них. Ничего нового! Муж на своем привычном месте, соседка тоже сидит, как и прежде, со своими взлохмаченными волосами шаловливой девчонки и волнующей женщины.

При ее появлении муж высказывает замечание, полное одобрения, как он делает это всякий раз, когда она неожиданно входит к ним. Если бы он знал, что именно эти замечания и вызывают у нее подозрения вместо того, чтобы успокоить! Разочарованная, но и обрадованная, что потерпела неудачу, она собирается уходить, как вдруг ее взгляд падает на телевизор, чтобы посмотреть, что вызвало его одобрение на этот раз. И что же? На экране поперечные полосы, как в панике, бегут от одного края к другому и поворачивают обратно, да рассеянные между ними истерически прыгающие светящиеся точки!

Ее взгляд перебегает с экрана на их лица и обратно. Мука подозрительности ушла, ее место заняла мука уверенности.

Это и вызвало его одобрение? Или он отпустил свое замечание по привычке, не видя, что экран пуст, потому что в это время был занят не экраном, а... Она не хочет верить. Да скажи хоть что-нибудь!

Он со смехом восклицает: "Ну и не везет же тебе! Как только ты присоединилась к нам, телевизор сломался".

Но она знает, что это ложь. Девять лет совместной жизни -достаточный срок для того, чтобы уловить легкую дрожь в голосе, когда он пытается сфальшивить, стараясь казаться естественным и прикрываясь шуткой. А может быть, может, он не лжет. О если бы он не лгал! Она подходит к телевизору, но прежде, чем успевает дотронуться дрожащими пальцами до переключателя программ, на экране появляется красавица-дикторша, которая с язвительной насмешкой улыбается ей и иезуитски сладким голосом объявляет: "Мы приносим свои извинения за получасовой перерыв в работе в связи с неисправностью, возникшей на нашем телеканале. А сейчас мы предлагаем вашему вниманию..."

Больше она ничего не слышала. Полчаса они даже не замечали бессмысленного серебристого мерцания телеэкрана. Наверное, он увлекся ее глазами, сверкавшими в темноте и напоминавшими ему ночи без сна, полные восторгов и наслаждений. Тысячи слов, заготовленных ею для такого случая, превращаются у нее в горле в стоны обреченного на заклание жертвенного животного.

Тысячи слезинок, пролитых ею по поводу и без повода, осели холодной массой у нее в груди. Что бы она ни сказала, все будет глупо и ничтожно по сравнению с той мукой, которая тяжелым камнем ворочается у нее в сердце и предвещает ей настоящее горе. Воровка! Надо дать ей пощечину! Она видит страстную, испуганную мольбу в глазах мужа. Нечего обращать на него внимание! Она все равно даст ей пощечину. Что это? Кто кричит? Гассан, ее любимый мальчик, плачет. Мазен умер, а она и не слышала его крика. Что может быть прекраснее улыбки ее сына. Она уйдет и оставит их одних.

Безмолвная, как горная вершина, величественная, как могучая дождевая туча, она выходит и закрывает за собой дверь. Она спешит к плачущему Гассану, баюкает его. Она чувствует, что в силах противостоять армиям всего мира за его улыбку, за радостный блеск глаз. Он умолкает и смотрит на нее своими глазами, в которых ей видится весна, утешающая ее в горе и наполняющая чистым счастьем самопожертвования.

И вдруг она заплакала. Беззвучно, как не плакала никогда в жизни. Впервые ей не захотелось, чтобы муж заметил ее слезы и попытался ее успокоить. Впервые она чувствует, что плачет искренними, чистосердечными слезами. Она в изнеможении падает в кресло и с наслаждением обводит взглядом своих детей и словно погружается вместе с ними в сладкие ребяческие мечтания.

Захлопнулась входная дверь. Что, ушла? Первый раз она убралась восвояси еще до полуночи.

Слышатся шаги мужа, направляющегося в комнату, где спят их дети, усталого, одряхлевшего, неповоротливого. Как будто это ковыляет подстреленный орел, пробирающийся к своей вершине, скрытой далеко в тумане.

Она поглубже усаживается в своем кресле, устремляет взгляд на бледный, будто больной, свет, идущие от него неровные тени, потом сосредоточенно смотрит в окно, за которым каждое утро рождается новая заря.

Перевод с арабского Н. ШУЙСКОЙ

Опубликовано 26 мая 2023 года