Литература Китайской Республики на Тайване практически неизвестна в России. Два рассказа тайваньских писателей Лю Дифаня и Ку Лина, представленных в этом номере нашего журнала, свидетельствуют и о таланте авторов, и о том, что дальнейшее знакомство с творчеством представителей КР может принести российскому читателю прикосновение к самобытному искусству и новые радостные открытия.

КРАСОТКИНЫ ДРУЖКИ

ЛЮ ДИФАНЬ

Красотке тридцать, а она все еще на выданье - "гордячка- холостячка", как теперь принято говорить, но бабенка крутая - квартирка у нее "хай-класс", к конторе на импортной тачке подкатывает, в отпуска по заграницам гудит, и пара-тройка ухажеров всегда вокруг вьется.

В клуб покейфовать Красотку обычно приглашают не какие- нибудь там унылые клерки, высидевшие свои пятьдесят тысяч в месяц и годовую премию в размере восьмимесячного оклада (один тайваньский доллар = 0,03 доллара США. - Прим. пер .) - обхаживают ее парни бравые, легкие, сладострастные.

Красоткой Красотка, признаться, вовсе и не была: невесть откуда взялся греческий нос, веки как отрезаны, глаза вечно таращит, будто с недосыпу, но мужики говорили о них - мечтательные, ну фигурка, правда, ничего. Все это сердило и огорчало ее не столь ярких, но кое-чего уже добившихся приятельниц, и, поджимая губки, они бросали ей:

- Берегись, Красотка! Не тот нынче мужик пошел, однозначно на твои денежки зарятся!

Красотка не издавала в ответ ни звука, лишь слегка улыбалась, чем сильно раздражала приятельниц, а потом произносила:

- Любовь - театр, верно?

Что ни месяц, к Красотке прилипал новый дружок. Ежедневно ее провожали на работу, встречали, доставляли цветы из магазина, каждый час кто-то звонил с излияниями чувств. Вся контора, что холостяки, что семейные, кипела и ерзала на своих стульях.

- Ах, до чего же приятно быть холостым, - думали, возможно, семейные.

- Ну, стерва! - кипели, вероятно, холостяки. - И чего липнут к этакому дерьму!

А кое-кто из сослуживиц, напрочь погрязших в семейных буднях, закрученных водоворотом риса да масла, соли да спичек, подгузничков да молочного порошка, завистливо урезонивал Красотку:

- Женская весна, барышня Ху, имеет свои пределы, истинный покой женщине несет лишь замужество. Не пропустите последней электрички, не то, как сказал поэт, "станет глухо у ворот, экипажей не видать"!

Но человеческая природа не была тайной для Красотки, и она вполне невинно, будто брачные свечи уже зажжены, отвечала:

- Вот потому-то и надо спешить, что весна имеет предел. Разве вы - с мужем, семьей, детьми - живете?

И, не успевала собеседница погрузиться в сладостные воспоминания, исчезала, демонстрируя гибкую талию.

Другие холостячки побушуют, покрасуются - и стихают, возвращаются к одиноким трапезам в молчании своих квартир.

Красотка же не смолкала, она позволяла любви заполнить пустоту жизни без остатка, эта женщина обитала за облаками, отдаваясь богу любви. Так думали другие, так думала и сама Красотка.

Каждое четвертое воскресенье месяца Красотка шлепается с облаков на землю. Ее начинают теребить телефонными звонками:

- Здравствуйте, барышня Ху! С Вами говорит менеджер Хуан из компании "Вы останетесь довольны любовью". Пожалуйста, запишите расходы за месяц... Доставка цветов - пять тысяч, любовные звонки - двадцать тысяч, любовные услуги - еще двадцать, итого - сорок пять тысяч. Прошу перевести эту сумму на счет компании в течение трех дней. И еще, в следующем месяце, как и раньше, обслуживание по разряду "страстный вздыхатель"?

Красотка чуть колеблется, тут недавно рухнула одна фирма, куда она вложила деньги, судорожно сжимает пальцы и сквозь зубы выдавливает:

- В следующем месяце, господин Хуан, переведите во второй разряд, ладно?

Любовь по второму разряду означает уменьшение телефонных звонков с излиянием чувств, а Красотка не из тех, кто теряет лицо, и она все воскресенье прикидывает, как преподнести эту бредятину сослуживцам.

ЛЮБОВЬ СЕРДЦА

КУ ЛИН

Так она и не успела узнать, за что же он полюбил ее.

По-детски упоенно прильнув к ней, он прижимался лбом к груди, чтобы, склонивши ухо, слушать сердца стук.

Еще в той давней, изначальной жизни она написала в одном стихотворении - "склонивши ухо, слушать сердца стук": уже в детстве ей стало казаться, что сердце бьется так быстро, будто, разгоряченное движением, вот-вот выскочит через горло наружу, но и когда подросла, она все так же слышала стук своего сердца и внезапную боль, внезапную боль на лестнице, уже на втором этаже.

Внезапная боль, внезапная боль... Она поворачивалась к родителям, массируя бурно пульсирующую подложечку, но папа со вздохом опускал голову, а мама роняла слезы.

И сама она расплакалась, узнав, в конце концов, что у нее врожденный порок сердца. Но потом взяла себя в руки, и больничная койка, высоко подвешенная капельница, белая маска медсестры больше не страшили ее, и даже на дисплей кардиографа, где мерцание сердца не могло сказать ей, когда же эти зигзаги превратятся в ровную линию смерти, она научилась смотреть без дрожи.

Вероятно, Бог пока не заинтересован в ее возвращении: к тридцати годам она, наконец, дождалась человека, готового отдать ей свое сердце. Ночь накануне операции провела в слезах, оросив белую простыню и подушку, оплакивая свою жизнь, куда ей предстоит возвратиться заново, и того человека, что своей жизнью спасает ее.

Она только знала, что эта женщина одного с ней возраста вышла замуж - и попала в автокатастрофу. Свои чувства к ней она смогла выразить лишь тем, что вырезала из газеты сообщение об этой операции, где были помещены фотографии их обеих.

А потом он и появился. Как-то неуверенно потоптался в палате, репортер, решила она, а он зачастил к ней, и в своей болезненной пустоте она, бывало, ожидая его на больничной койке, причесывалась да подкрашивалась. На нее обрушилось счастье первой любви, ведь она и не целовалась-то никогда.

Настал час, когда ей разрешили осторожный поцелуй. Чужое сердце в груди стучало четко, и она действительно "осторожно" прижала его, полусклонившегося над ней, и согласилась на свадьбу.

Но она все еще не ведала, откуда же возник человек, полюбивший ее, ущербную, такую слабую телом, с вечным шрамом на груди... А он не исчезал, страстно любя ее, но когда она принималась допытываться, за что, - всякий раз со смехом уходил от ответа, возможно, как все, кто прошел сквозь житейские бури, а ей стало известно, что он уже был женат, но очень быстро остался один.

То, чего она еще не знала, он хранил в маленькой коробочке на самом дне шкафа, и однажды она наткнулась на нее, с удивлением открыла и увидела его свадебную фотографию. Смеющееся лицо невесты что-то ей напомнило, вроде бы... Она вздрогнула и бросилась искать старую, газетную вырезку. Что сравнивать! Сразу видно, это та самая женщина, что отдала ей свое сердце.

И это сердце в ее груди судорожно дернулось. Внезапная боль, внезапная боль...

Перевел с китайского С. ТОРОПЦЕВ