В начале XX в. в России закладывается фундамент классического востоковедного литературоведения. Формируется плеяда ученых, которые создают свои научные школы: В. В. Бартольд, Н. Я. Марр, Б. Я. Владимирцов, С. Ф. Ольденбург, И. А. Орбели, Ф. И. Щербатской, И. Ю. Крачковскш, В. М. Алексеев, А. П. Баранников, Е. Э. Бертельс, В. В. Струве, В. А. Гордлевский, Н. И. Конрад. Их труды характеризуются фундаментальностью, высоким профессионализмом, универсализмом, а также основательностью, цельностью, добротным анализом исследуемого фактического материала, а главное - в них заложены импульсы для дальнейших исследований.

Ключевые слова: монголоведение, средневековая монгольская литература, историческая поэтика, анализ художественной литературы.

Монголоведение наибольшие успехи делает в традиционных центрах востоковедной науки - Москве и Ленинграде. В Институте востоковедения Академии наук и его Ленинградском филиале, на восточном факультете ЛГУ, в Институте мировой литературы появляются ученые, занимающиеся исследованием литературы монгольских народов. Монголоведение развивается также в научных центрах и в вузах Бурятии и Калмыкии.

Безусловно, весом вклад в востоковедную науку петербургской школы востоковедов. Именно ее представителями были заложены основы классического востоковедения в России. Начало XX в. можно отметить как время расцвета петербургского монголоведения, связанного с именами А. М. Позднеева, В. Л. Котвича, А. Д. Руднева, Б. Я. Владимирцова, Н. Н. Поппе, Б. Барадина. В Монгольском кабинете Института востоковедения АН СССР плодотворно трудились Н. Н. Поппе, Ц. Ж. Жамцарано, В. А. Казакевич, С. А. Козин, Г. Н. Румянцев, С. Д. Дылыков, Б. И. Панкратов, Л. С. Пучковский, которые представляли основные направления монголоведной науки. К этой замечательной категории ученых относится крупнейший монголовед академик Борис Яковлевич Владимирцов (1884 - 1931). Его по праву можно назвать основателем литературоведения и фольклористики монгольских народов как науки. Оставленные им фундаментальные исследования, публикации литературных и фольклорных текстов, а также переводов способствовали становлению и развитию монгольского литературоведения. В своих трудах, посвященных литературе общемонгольского периода, Б. Я. Владимирцов не только уделял внимание исследованию важнейших проблем истории литературы, но и обозначил перспективу их дальнейшего изучения.

Б. Я. Владимирцов прошел фундаментальную подготовку, как теоретическую, так и практическую, для которой были характерны широта и систематичность. Еще в студенческие годы он принимал участие в экспедиционной работе, а в 1925 г. возглавил этнолого-лингвистическую экспедицию в Хэнтэйский и Ургинский аймаки Монголии, в 1926 г. - экспедицию АН СССР в Монголию и Китай. Теорию он изучал не только

в Санкт-Петербургском университете, но и в Коллеж де Франс, в Сорбонне. В 1912 - 1913 гг. работал в библиотеках и музеях Парижа и Лондона. Владимирцов принадлежал к тому поколению востоковедов, которые в силу недостаточной исследованности их науки должны были работать в нескольких направлениях, не замыкаясь в рамках какой-нибудь узкой специальности.

В своих работах, посвященных монгольской литературе и фольклору, Владимирцову удалось поднять актуальные для литературоведения проблемы: соотношения фольклора и литературы, взаимопроникаемости этих двух эстетических систем, традиций и новаторства, периодизации монгольской литературы, эволюции и функционирования жанровой системы, специфики монгольской литературы, определения ее места в литературном процессе индо-тибетского ареала, влияния буддизма на литературу, перевода и литературных связей. Заслуга Владимирцова в том, что он показал пути перехода от текстологических и филологических изысканий к анализу литературного материала, умению их обобщать.

В ряду литературоведческих работ своей фундаментальностью выделяется статья "Монгольская литература" (1920), где впервые в истории монгольской литературы автор попытался обобщить весь имеющийся к тому времени материал и рассмотреть эволюцию монгольской литературы, причем в неразрывной связи с историческими изменениями в монгольском обществе. Вслед за А. М. Позднеевым Владимирцов поднимает вопрос о "малой известности монгольской литературы", "об отношении монголов к своей письменности, литературе", более того, именно с этих вопросов начинает статью, отметив, что в течение сорока лет монгольская литература серьезно не изучалась. Причину этого он видит, во-первых, в том, что монгольские народы исторически "разбросаны на огромном пространстве от Дона до Великого океана, от реки Лены до тибетской столицы, войдя в состав нескольких государственных организаций" [Владимирцов, 2003, с. 59]. Во-вторых, Владимирцов указывает на обстоятельство, повлиявшее на всю духовную жизнь и культуру монгольских народов, - принятие буддизма, благодаря которому они были вовлечены в индо-тибетский культурный мир. Исследователя в данном случае волнуют вопросы, которые можно определить как ключевые: существует ли монгольская литература, можно ли признать за произведениями монгольской письменности право называться литературными? Размышляя над этими актуальными для развития монголоведения того времени проблемами, Владимирцов пишет, что "внимательный наблюдатель откроет любопытный мир, откроет особую литературу, и именно литературу, а не письменность кочевого народа, развивающуюся в совершенно особых, незнакомых культурным народам Европы и Азии, условиях" [Владимирцов, 2003, с. 60].

Высоко оценивая "Сокровенное сказание монголов" (1240) с точки зрения художественной, Владимирцов подчеркнул, что это "настоящее литературное произведение, и притом самое интересное, самое яркое, с которым не может сравниться ни одно создание последующей монгольской литературы" [Владимирцов, 2003, с. 60 - 61], так как ни один кочевой народ не оставил такого памятника, который "так образно и детально рисует подлинную жизнь" [Владимирцов, 1934, с. 8 - 9]. Безусловно, чрезвычайно важно его предположение о том, что "быть может, в эпоху расцвета монгольского народа, большего подъема его национальных сил, в эпоху создания могучей, железной и организованной империи и обширных завоеваний богатейших стран Востока, монголы создали и еще что-нибудь, быть может, у них появлялись и другие литературные произведения, определялись известные навыки, направления..." [Владимирцов, 2003, с. 61].

Необходимо отметить, что Владимирцовым был сделан по существу серьезный шаг, вслед за О. М. Ковалевским, в разработке проблемы периодизации истории монгольской литературы.

Первый период назван им эпическим и совпадает со временем появления и существования Великой Монгольской империи (XII-XIV вв.). К эпическому роду монгольской литературы автор относит исторические предания, героические и дидакти-

ческие поэмы, а также пишет о существовании определенного литературного течения, "которое сумело блестяще выявиться в литературных произведениях" [Владимирцов, 2003, с. 62]. Совершенно справедливо утверждение ученого о том, что заложенные в XIII-XIV вв. литературные традиции продолжали развиваться на протяжении всех последующих периодов не только в собственно литературных произведениях, но и в дидактических, а также в исторических сочинениях, летописях. Показательно еще и то, что именно в этот период вырабатывается и развивается монгольский литературный язык, обогатился его словарь, и даже была научно исследована грамматика монгольского литературного языка.

Второй период, вслед за историками, Владимирцов именует "темным" (XV-XVI вв.) и, по его мнению, в это время замирает всякая литературная деятельность, ибо этот период тесно связан с падением монгольской династии в Китае.

Третий период (с XVII в. до революции) обозначен им как буддийский, ибо связан с распространением тибетского буддизма и маньчжурского господства. Конец XVI в. связан с укреплением монгольских ханств и племенных союзов и, как следствие, начинается возрождение монгольского общества, вызывая новые духовные потребности. Практически все монгольские племена ко второй половине XVII в. приняли тибетский буддизм, и Тибет становится для них обетованной страной, источником духовного света: с новой силой возрождается монгольская письменность, активно возобновляется литературная, переводческая деятельность. Именно в этот период формируется, по мнению Б. Я. Владимирцова, самобытный национальный характер монгольской литературы, выделяя ее среди других литератур кочевых народов, других буддийских литератур.

Литература монголов вызывает "особый, специальный интерес", еще и потому, по мнению Б. Я. Владимирцова, что "народная монгольская душа, ее чаяния, идеалы и вкусы выявляются не только в тех или других оригинальных литературных произведениях, но и в подборе переводов, в переложении на свой родной язык, усвоении и уподоблении заимствованного чужого", еще и потому, что "к монголам попали из Тибета и Китая ряд памятников мировой литературы, ряд литературных произведений, которые в других формах, в других редакциях и вариантах стали широко известны во многих странах Запада и Востока. Затем монгольская литература сохранила несколько памятников индийской литературы, которые в самой Индии или исчезли совершенно, или сохранились уже в совершенно другой форме, почему монгольские версии оказываются чрезвычайно важными для восстановления первоначальных черт" [Владимирцов, 2003, с. 66 - 67].

Дальнейший обзор конкретных произведений монгольской литературы "буддийского периода", переводной литературы индийского, тибетского и китайского происхождений и в связи с этим постановки проблем литературных связей и влияний, проблем взаимоотношений фольклора и литературы, а также анализ им литературного процесса дают возможность указать на появление калмыцкой (сер. XVII в.) и бурятской (конец XVIII в.) литератур, которые в целом можно рассматривать как убедительное доказательство Владимирцовым того, что средневековая монгольская литература имела все черты национальной литературы, имеющей свою специфику и самобытность. "Фундаментальные работы Б. Я. Владимирцова, - как пишет Н. Н. Поппе, - вызывали живой отклик других исследователей, побуждая их заниматься рядом выдвинутых в них проблем" [Поппе, 1937, с. 1298].

С августа 1931г., когда скоропостижно, в возрасте 47 лет, ушел из жизни Б. Я. Владимирцов, во главе советского монголоведения становится Николай Николаевич (позже - Николас) Поппе (1897 - 1991)¹. После своего учителя он стал заведовать Монгольским кабинетом Института востоковедения АН СССР, в котором

¹ О противоречивой судьбе ученого, о котором долгие годы предпочитали умалчивать даже в специальной научной литературе, - крупнейшего монголоведа, чл.-корр. АН СССР, Николая Николаевича Поппе, а впоследствии - профессора американского университета штата Вашингтон в г. Сиэтле Николаса Поппе, см.: Алпатов В. М. Николай-Николас Поппе. М.: Вост. лит-ра, 1996.

работали специалисты по основным направлениям монголоведения: Ц. Ж. Жамцарано, С. А. Козин, Г. Н. Румянцев, В. А. Казакевич, Г. Д. Санжеев, С. Д. Дылыков и др. Затем в 1932 г. заменил Владимирцова и в Академии наук, где был избран самым молодым членом-корреспондентом в возрасте 35 лет. В 1933 г. была создана Ассоциация монголоведения, возглавляемая Н. Н. Поппе, куда вошли ведущие сотрудники Института востоковедения АН СССР, Института языка и мышления АН СССР, Ленинградского восточного института им. т. Енукидзе и Ленинградского института философии, истории и лингвистики. Одной из задач научно-исследовательской деятельности Ассоциации считалось изучение литератур монгольских народов. Исследованию бурят-монгольской литературы Н. Н. Поппе посвящает две статьи: первая выходит в 1930г. в "Литературной энциклопедии" [Поппе, 1930], вторая - фундаментальная, крупная по объему статья посвящена исследованию проблем бурят-монгольского литературоведения [Поппе, 1934, с. 13 - 37]. Эти и другие работы по фольклористике, шаманизму, языкознанию явились итогом, обобщением собранного им материала в научных экспедициях по Бурятии и Монголии с 1926 по 1932 г.

Рассматривая творчество Н. Н. Поппе в области литературоведения, должна обратить внимание на его весомый вклад в разработку методологии историко-литературного исследования литератур монгольских народов. В статьях "Проблемы бурят-монгольского литературоведения", "Итоги исследования монгольского языка и монгольской литературы в СССР за 20 лет", "Современное состояние изучения монгольской литературы за границей" [Поппе, 1937, с. 1281 - 1301(1); Поппе, 1937, с. 185 - 202(2)] он продолжил заложенные Владимирцовым научные основы монгольского литературоведения. Анализируя становление и развитие монголоведения как науки, он подчеркивал его ярко выраженный "лингвистический уклон" и наиболее отсталым считал изучение монгольской литературы, причину которого видел в неподготовленности почвы для исследовательской работы. В связи с чем он констатировал, что "до настоящего времени мы не имеем ни одного литературоведческого исследования в точном смысле этого слова, ибо то немногое, чем мы располагаем, представляет собой отчасти филологические работы, критические издания текстов с переводами и филологическими комментариями и отчасти общие обзоры отдельных видов литературных произведений" [Поппе, 1934, с. 13].

В ряду наиболее актуальных проблем монгольского литературоведения Н. Н. Поппе в статье "Проблемы бурят-монгольского литературоведения" выделяет проблему отношений переводной и оригинальной литератур. По его мнению, большинство переводов художественных произведений на монгольский язык является не просто переводами, а переработками, своего рода особыми версиями, вызывая в новой среде местные литературные явления, национальные отклики и влияя на национальную литературу. Серьезное внимание Поппе уделял исследованию шаманской поэзии. В частности, ему удалось показать ее неразрывную связь с эпической литературой, впервые поднять вопросы влияния буддизма, особенно элементов тантризма² на шаманскую литературу, а также определить жанровые разновидности шаманской поэзии и проблемы, как он пишет, книжных произведений шаманской литературы. Как характерную особенность монгольской литературы, Поппе отмечает ее неразрывную связь с устным народным творчеством, а также для него небезынтересно влияние литературных произведений на устное творчество. В частности, на конкретном примере он показал пути проникновения авторского текста в фольклор и его дальнейшую судьбу.

Заслуживает особого внимания обращение Поппе на два серьезных недостатка исследовательских работ по изучению литератур монгольских народов. По существу он первым поднял вопрос общетеоретического характера, весьма актуальный для того времени - что является предметом литературоведения. Размышляя по этому поводу,

² Тантризм - одно из центральных направлений философской концепции буддизма в его тибетской интерпретации.

он приходит к выводу, что "первый недочет прежних литературоведческих попыток монголистов (как справедливо замечает сам Н. Поппе, кроме Б. Я. Владимирцова. - Е. Б.) заключается в неразличении истории литературы и истории письменности, в подмене литературы письменностью в широком смысле этого слова и в непонимании задач литературоведения как науки, имеющей своим объектом лишь художественные произведения" [Поппе, 1934, с. 14]. Его замечание, что объектом литературоведения должны быть только художественные произведения, художественная литература в целом, сегодня воспринимаемое как аксиома, для того периода развития литературоведения монгольских народов имело принципиальное значение. Второй недостаток Поппе сформулировал как "стремление рассматривать литературы всех монгольских народностей как единую литературу, как одну литературу" [Поппе, 1934, с. 14]. Действительно, отечественные монголоведы, как, впрочем, и зарубежные, не делали разницы между литературными произведениями, созданными монголами, живущими во Внутренней Монголии (Китай), а также халха-монголами (Монголия), бурятами или калмыками (РФ) вплоть до 30-х гг. XX в. Совокупность произведений всех этих народностей рассматривалась как монгольская литература.

Перечитывая сегодня статью Поппе, невольно начинаешь размышлять о путях развития литературы монгольских народов и, естественно, возникают вопросы, на которые трудно дать однозначные ответы. Актуальными и требующими осмысления являются на сегодняшний день проблемы, которые были обозначены в той или иной степени еще в статье Н. Н. Поппе, - в чем художественная специфика, национальное своеобразие каждой из монгольских литератур, в чем отличие одного периода литературы от другого и т.д. Чтобы ответить на эти и другие вопросы современного литературоведения, нужно, безусловно, изучить движение литературы на каждом этапе ее развития, начиная с истоков и определить ее национальное своеобразие. Безусловно, в таком случае кардинальным является опора на движение литературы во времени и на особенности тех изменений, которые происходят в ее бытии. То есть выдвигается диахронический аспект исследования, дающий возможность отличить такую историю литературы от ее синхронного среза, который изучает литературу как некое состояние, лишенное изменений во времени. Однако эти два аспекта взаимосвязаны и влияние их друг на друга плодотворно. Подлинно синхронный срез имплицитно содержит в себе следы эволюционного развития, а ценность диахронического аспекта определяется полнотой каждой опорной точки синхронного среза. Подытоживая сделанное Н. Н. Поппе в области исследования литератур монгольских народов, отметим, что во всех вышеназванных работах ученого дается широкий обзор и анализ средневековой монгольской литературы рубежа XIX-XX вв. Изучена и проанализирована литература бурят-монголов советского периода вплоть до Великой Отечественной войны и намечены проблемы ее дальнейшего исследования.

Неоценим вклад в становление и развитие монголоведения в России и Монголии Цыбена Жамсарановича Жамцарано (1880 - 1942) - замечательного сына бурятского народа. Он известен не только как ученый-филолог, собиратель уникальных рукописей и музейных коллекций, переводчик шедевров мировой классической литературы, но и как организатор науки, общественный деятель. Н. Н. Поппе, который работал вместе с Ц. Ж. Жамцарано, высоко ценил его как "доктора литературоведения" и считал "одним из наиболее известных монголистов" своего времени. О незаурядной личности Жамцарано, о его жажде знаний свидетельствует тот факт, что он, будучи студентом Санкт-Петербургского университета, в 1902 - 1907 гг. в качестве вольнослушателя учился на юридическом, физико-математическом, историко-филологическом факультетах, а также на факультете восточных языков, что позволило ему получить действительно универсальные и в то же время прочные и глубокие знания. Он сразу и легко вошел в круг петербургских востоковедов [Решетов, 1998, с. 5, 8 - 9].

С 1903 г. активно начал заниматься научно-исследовательской работой, для сбора материала он ежегодно до 1912 г. ездил в экспедицию в Бурятию и Монголию от

Императорской Академии наук, Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии, Этнографического отдела Русского музея, Азиатского музея, Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого, где до сих пор хранятся собранные им разнообразные материалы. В 1905 г., будучи еще студентом, был награжден серебряной медалью Русского географического общества. Все, собранное Жамцарано, вызывало и вызывает удивление и восхищение специалистов тогда и сегодня, кажется невероятным, что это собрал, записал и обработал один человек. Тексты представляют разные жанры более чем на десяти монгольских языках и наречиях. Широк спектр представленных им материалов: рабочие тетради, дневники, статьи, заметки, тексты по фольклору, шаманизму, буддизму, по различным культам, в том числе Чингисхана, по письменной литературе и др. - все это бережно хранимый в архивах, рукописных отделах и библиотеках Санкт-Петербурга, безусловно, представляет бесценное научное достояние, до сих пор еще мало введенное в научный оборот. И все же главной заслугой Ц. Жамцарано было открытие для научного мира богатого бурятского героического эпоса, при том не только "Гэсэра"*.

Несомненно, проделанная работа ученого может быть оценена как научный подвиг, ибо собрать, записать многотысячные строки более десятка эпических произведений, а тем более, шаманские поэтические тексты дело невероятно сложное, мучительное и даже небезопасное. Во-первых, при записи, например, шаманских текстов, надо заслужить полное доверие поэтически настроенного шамана, так как во время произнесения им текста нет возможности обратиться к нему, уточнить или переспросить. Во-вторых, записывающий человек мог вызвать недоверие не только самого шамана, но и тех людей, которые пришли на совершение обряда, ведь не только тексты, но и все действо носит сакральный характер (в своем "Дневнике" он отмечал, что такого человека могли даже побить). Ц. Жамцарано записывал скорописью старомонгольского письма, а затем переписывал на кириллице. Известный российский монголовед А. Руднев, высоко оценивая вклад ученого, на одной из папок фонда Ц. Жамцарано записал следующее: "Бурятскому ученому удалось собрать такое изумительное количество текстов, которого не собрал, кажется, ни один другой собиратель, ни у какого другого народа..." Другой ученый Н. Н. Козьмин выразился так: "Пред взором европейских ученых вскрылась колоссальная работа поэтического творчества и картины вековых дум над национальным прошлым и народными судьбами" (цит. по: [Решетов, 1998, с. 12]).

В 1936 г. издана крупная работа Ц. Ж. Жамцарано "Монгольские летописи XVII в." - первое исследование, положившее начало научному изучению монголоведами летописей, в составе которых большое место занимают художественные тексты разных жанров монгольской средневековой литературы. В этой работе впервые была предпринята попытка изучения генезиса и эволюции монгольской летописи как литературного жанра. Вся научно-исследовательская работа Жамцарано, его напряженные изыскания по сбору фольклорных и письменных памятников, их публикации были направлены на сохранение и передачу того важного национально-культурного "кода", утрата которого несла в себе неизбежную опасность культурного обеднения, о чем он высказывался не раз в той или иной форме [см.: Жамцарано, 1918, с. 11 - 34].

Примечательно его замечание о том, что летописи, исторические хроники писались на классическом литературном старомонгольском языке, понятном для всех монгольских народов (это своего рода "наднациональный" язык, носящий "универсалистский" характер, роднящий его с латынью), в периоды политического и духовного подъема монголов - в эпоху Чингисхана и его преемников (XIII-XIV вв.) и в век Лэгдэн-хана чахарского (XVI-XVII вв.). Известно, монгольская литературная традиция начинается с "Сокровенного сказания монголов" - основополагающего историко-литературного памятника раннего средневековья, вобравшего традиции более древнего периода.

* Или "Гесера". Встречаются оба написания.

Далее идет, так называемый, "темный период" (конец XIV - начало XVI вв.) монгольской истории, в течение которого не обнаружено ни одного письменного памятника. "Нет всех тех летописей, - пишет Ц. Жамцарано, - которые были использованы Рашид ад-Дином, нет также следов монгольских летописей, которыми пользовался хивинский историк XVII в. Абуль Гази. Трудно предположить, чтобы за этот период не было составлено на монгольском языке никаких исторических произведений. Вероятно, в разных местах разными лицами велись записи событий, происходивших в XIV-XVI вв. в самой Монголии. Эти записи и легли в основу рассказов упомянутых выше хроник XVII в." [Жамцарано, 1936, с. 9].

Ц. Жамцарано считает, что только со второй половине XVI в., в связи с проникновением буддизма из Тибета, или, вернее, с возобновлением тесных сношений с Тибетом, которые были прерваны с падением Юаньской династии³, и борьбой за политическую и культурную независимость, среди монголов постепенно проявляется интерес к книгам и литературным занятиям. Более того, XVI-XVII вв. он определяет как эпоху Возрождения, в течение которого была создана "громадная литература", и это время он называет "эпохой великих литературных работ" [Жамцарано, 1936, с. 10].

Думается, не случайно Жамцарано, анализируя эти два века монгольской истории и культуры, вспоминает эпоху Возрождения, ибо в какой-то степени начинает работать на монгольской почве теория, выдвинутая А. Н. Веселовским: если Ренессанс родился из диалога национальной культуры и некой другой культуры, близкой к национальной и одновременно чужой, внедрившейся в национальную культуру и в то же время остававшейся по отношению к ней внешней, то с этого времени судьба монгольской культуры уже тесно связана с тибетской (через ее посредство и с индийской); появляются не только переводы, но и активно используется монгольскими авторами тибетский язык, оказывая оплодотворяющее значение на всю последующую культуру монгольского мира.

Жамцарано предпринял попытку сравнительного анализа, сличения четырех монгольских летописей XVII в.: ""Золотого сказания" (Altan tonbči) неизвестного автора (1627) и Лубсан Данзана (1655), "Драгоценного сказания" (Erdeni-yin tobči, 1662) Саган-Сэцэна, "Желтой истории" (Sira tuγuji, сер. XVII в.) неизвестного автора и, как он пишет, "присоединив к ним одно сочинение XIII в., а именно "Белую историю"". Жамцарано одним из первых определил, что текст "Золотого сказания" Лубсан Данзана на две трети состоит из "Сокровенного сказания монголов" и других летописей времени Чингисхана. Это обращение к культурным ценностям прошлого можно рассматривать, с одной стороны, как свидетельство покончить с "темным веком", угрожавшим, безусловно, национальному самосознанию. С другой стороны, это попытка возрождения и продолжения традиций "золотого века" и своеобразный диалог со своими истоками. Здесь мы можем говорить об определенном методе, близким к тому, который Д. С. Лихачев назвал "нестилизованным подражанием". Этот метод вызван определенной исторической необходимостью, требовавшей восстановления утраченных связей с творениями эпохи расцвета монгольской культуры.

Таким образом, в творчестве Ц. Жамцарано выделим два крупных этапа - сохранение устно-поэтического наследия, с одной стороны, с другой - книжного наследия монгольских народов и установление целостности монгольской средневековой литературы, изучая летописи в ее исторической эволюции - которые соответствовали уровню развития монголоведения начала XX века. Ц. Жамцарано, как неординарной творческой личности, не удалось избежать трагических реалий своего времени. В августе 1937 г. он был арестован с обвинениями в организации контрреволюционной шпионско-диверсионной деятельности в пользу Японии и приговорен к пяти годам тюрем-

³ Юаньская империя монголов в Китае просуществовала с 1271 по 1368 г. Фактически монголы правили в Китае сто тридцать с лишним лет, если считать со времени свержения династии Цзинь и до падения империи Юань в 1368 г.

ного заключения, которое отбывал сначала в тюрьме г. Орла, а с началом Великой Отечественной войны в Соль-Илецкой тюрьме Оренбургской области, где и закончилась его жизнь в возрасте 62 лет в апреле 1942 г. Реабилитирован в декабре 1956 г.

Особое место среди монголоведов начала XX в. принадлежит Сергею Андреевичу Козину (1879 - 1956), блестящему знатоку монгольских языков, их истории, культуры, фольклора и литературы.

В академических изданиях друг за другом выходят фундаментальные труды С. А. Козина по изучению крупных героических эпосов монгольских народов - "Гесериада" (1935), "Джангариада" (1940), "Эпос монгольских народов" (1948). По существу Козин впервые положил начало научному изучению эпоса монгольских народов. Им была проделана большая кропотливая работа по текстологическому анализу, переводу, научному комментированию этих памятников. Например, изучая "Гэсэриаду", изданную на старомонгольской письменности в Пекине в 1716 г., он пересматривает существовавшее в монголоведении мнение (Б. Лауфер, Б. Я. Владимирцов) о том, что литературные версии "Гэсэриады" возникли на тибетской основе; он доказал, что данный героический эпос является "коренным, а не переводным монгольским произведением, и притом произведением литературного эпоса" [Козин, 1935, с. 12]. Многие выдвинутые положения ученого явились импульсом для дальнейших изысканий, тем фундаментом, на котором до сих пор базируется филологическая наука в области монголоведения.

Издание С. А. Козиным "Сокровенного сказания монголов" (Монголын нигучатобчиян) в 1941 г. явилось настоящим событием в мировом монголоведении, триумфом самого ученого. Козин включил в текст транслитерацию китайско-монгольского письма памятника, параллельные тексты из "Золотого сказания" (Altan tobči nova), транскрипцию китайско-монгольского письма, переложенного им на уйгуро-монгольское в таком виде, в каком они могли быть в оригинале, переданные знаками академической латинизированной транскрипции. Приложил также словари сначала в порядке следования параграфов текста, затем в порядке старомонгольского алфавита. Во Введении, помимо общей характеристики, подробно изложил способы перетранскрибирования "Юань чао би ши"⁴, написанного монгольским письмом китайской системы в систему уйгуро-монгольского письма; обосновал, что это памятник монгольской художественной литературы и провел сравнительно-сопоставительный анализ с позднейшими произведениями монгольского эпоса.

Издание полного текста, его перевода, научное исследование "Сокровенного сказания монголов" - это плод упорного напряженного труда С. А. Козина в течение пятнадцати лет и свидетельство уникальности и бесценности его труда. Во Введении, определяя основную цель работы, конкретизировал: "...Интересы мои в отношении памятника лежат, главным образом, в области чисто литературоведческой" [Козин, 1941, с. 11] и, исследуя памятник, пришел к выводу, что это произведение литературное, в частности он писал: "Уже из обзора памятника с этой, чисто технической стороны необходимо заключить, что авторами или автором ему придавалось, прежде всего, литературное значение" [Козин, 1941, с. 34]. Далее, он отметил, что это произведение является "универсальным по своему синкретизму произведением монгольской литературы, включая в себя многоразличные элементы: и документально-исторические и эпические, и элементы литературной лирики, и повести, и даже зачатки драмы и трагедии" [Козин, 1941, с. 46].

Действительно, на сегодня нет никаких сомнений в том, что художественно-эстетический канон литературы общемонгольского периода в наиболее полном и завершенном виде оформился в средние века, сыграв ключевую роль в истории монгольской цивилизации. Именно в эпоху раннего феодализма, отличающейся сложной

⁴ "Юань чао би ши" - это китайское название "Сокровенного сказания монголов". Иногда употребляется данное название подлинного монгольского текста, написанного китайскими иероглифами, так как "Сокровенное сказание монголов" на языке оригинала до сих пор не найдено.

политической ситуацией и характеризующейся так называемой пассионарностью (Л. Н. Гумилев), художественная словесность дала свой лучший образец под названием "Сокровенное сказание монголов" - основополагающий историко-литературный памятник средневековья, вобравший традиции более древнего периода и свидетельствующий о возникновении и утверждении поэтических традиций и сложении определенных поэтологических концепций. Отличительной особенностью произведения является сочетание исторического и художественного, прозаического и поэтического, документального и вымышленного, реального и мифологического, которое наложило на все произведение отпечаток самобытности и неповторимости. Главное в этом произведении то, что оно представляет художественное творчество, не затронутое влиянием ни буддизма, ни других идеологических систем и инолитературных традиций.

В изучении монгольских летописей огромна заслуга Нины Павловны Шастиной (1898 - 1980). Из четырех известных монгольских летописей XVII в. Н. П. Шастина изучила и выпустила в свет две летописи на языке оригинала с переводом их на русский язык и с добротным научным аппаратом. Это - "Желтая история" (Sira tuγuji, сер. XVII в.) неизвестного автора и "Золотое сказание" (Altan tobči, 1655) Лубсан Данзана. Помимо этого она ввела в научный оборот еще одну, пятую, летопись XVII в. под названием "История, именуемая Спасителем" (Asaraγči neretü-yin teüke, 1677) Шамба Эрхэ Дайчина. Во всех трех исследуемых летописях Шастина обратила внимание на многообразие жанров средневековой монгольской поэзии. Так, в "Золотом сказании" она провела сравнительный анализ поэтических жанров, вошедших в летопись, с произведениями, имеющимися в "Сокровенном сказании монголов". Более того, к некоторым образцам средневековой поэзии предпринята попытка литературоведческого анализа. Анализируя вступление и колофон к летописи "История, именуемая Спасителем", написанной стихами, Шастина называет его автора, Шамба Эрхэ Дайчина, поэтом.

Н. П. Шастиной написаны две статьи, где анализируются произведения средневековой монгольской литературы, это - "Образ Чингисхана в средневековой литературе монголов" и "Повесть о споре мальчика-сироты с девятью витязями Чингиса". Рассматривая литературу общемонгольского периода XIII-XVII вв., выделяет в их развитии два этапа. К первому она относит произведения XIII-XIV вв., отражающие жизнь и деятельность Чингисхана: "Сокровенное сказание монголов" (Шастина придерживается прямого перевода памятника и переводит его как "Тайная история монголов"), "Сказание об Аргасун-хурчи", "Беседа мальчика сироты с девятью витязами Чингиса", "Встреча с тремястами тайчжиутами". Ко второму - все пять летописей XVII в. Анализируя произведения первого этапа, Шастина отмечает объективность авторов в освещении личности Чингисхана. С одной стороны, показывают его как талантливого, умного и дальновидного государственного деятеля, с другой, не скрывают недостатки, свойственные Чингисхану, более того, открыто пишут даже о проступках, которые граничат с преступлением. Обращаясь к произведениям второго этапа, автор акцентирует внимание на изменениях, которые произошли в трактовке образа Чингисхана. В частности, она приходит к выводу, что для авторов летописей XVII в. важно было показать Чингисхана как объединителя всех монгольских племен, как создателя Великого Монгольского государства. Интересно отметить тот факт, что Н. П. Шастина, начавшая работать над летописями как историк, постепенно, следуя внутренним законам жанра, приходит к литературоведческим методам исследования.

Литературному творчеству монгольских народов с древнейших времен по XX в. посвятил всю свою научную творческую деятельность Георгий Иванович Михайлов (1908 - 1986). Привлекая широкий фактический материал, Г. И. Михайлов в двух монографических работах - "Литературное наследство монголов" (1969), "Монгольская литература" (в соавторстве с К. Н. Яцковской, которая осветила современный период, 1969) - рассмотрел обзорно весь многовековой путь монгольской литературы, начиная с устного народного творчества. Эти работы явились крупным достижением монголоведения второй половины XX в.

По существу, "Литературное наследство монголов" является первой серьезной научно-исследовательской работой литературоведческого характера. Благодаря именно этой работе литературоведческое монголоведение заявило о себе в полной мере. Впервые в одной работе, причем монографического характера, был прослежен процесс зарождения, становления и развития средневековой монгольской литературы, начиная с древнейшего периода до первых десятилетий XX в. В разделе "Древняя поэзия" проанализированы все известные к тому времени образцы древней поэзии монголов. Далее, исследуя "зарождение литературы", рассмотрено формирование и становление основных литературных видов и жанров на примере анализа конкретных произведений. Заслуживает внимания сравнительно-сопоставительный анализ произведений, относящихся к светской и духовной литературе, обращение к проблемам литературных взаимосвязей и взаимовлияний, а также выявление основных предпосылок возникновения литературы реалистического направления. Г. И. Михайловым написан ряд статей, отличающихся основательностью и глубиной рассматриваемых проблем, сохраняющих значимость и по сегодняшний день. Среди них: "Сокровенное сказание" и "Алтан тобчи" (1962), "К вопросу о шаманизме и шаманской поэзии" (1969), "О терминах шастар, намтар, тууж и судар в монгольской литературе" (1970), "Мифы в исторических сочинениях XIII-XIX вв. монгольских народов" (1983), "Мифы в героическом эпосе монгольских народов" (1984) и др.

Вслед за Б. Я. Владимирцовым, Г. И. Михайлов внес вклад в разработку проблем периодизации истории монгольской литературы. В статье "О периодизации истории монгольской литературы" (1968) внося коррективы в периодизацию Владимирцова, он отмечает, что литературовед, ориентируясь на историческую периодизацию, не должен принимать ее безоговорочно. Соглашаясь с формулировкой первого периода, Михайлов считает, что "темный" период, возможно правомерный в исторических исследованиях, неприемлем в отношении к монгольской литературе, так как в XV-XVI вв. в ней появляются такие значительные произведения, как "Легенда о Мандухай хатун", "Магтал шести монгольским тумэнам Даян-хана", "Повесть о походе Убаши хун-тайжи на ойратов", "Золотая книга Чингисхана", а также легенды и предания, которые вошли в летописи последующих веков. Далее Михайлов отмечает, что характеристика периода, названная "буддийским", страдает однобокостью, так как, выдвигая на первый план переводные сочинения, она оставляет в тени произведения подлинно монгольской литературы. В свою очередь, Михайлов предлагает предпослать "эпическому периоду" период устного поэтического творчества.

Периодизация Г. И. Михайлова, на наш взгляд, имея в целом верные наблюдения, все же страдает некоторой незаконченностью и нечеткостью формулировок и доказательств. В пределах статьи, конечно, нереально пытаться разрешить все вопросы, возникающие в связи с проблемой периодизации средневековой монгольской литературы. Главное, очертить возможные контуры ее решения. Все же, думается, важно на основе учета реальных фактов истории монгольской литературы средневекового периода взглянуть на нее еще раз как на сложный, многоступенчатый эволюционный процесс. Объективность любой устанавливаемой системы периодизации зависит, как известно, от правильности выбора критериев. Поэтому необходимо избрать методологически верные принципы подхода к решению проблемы. В данном вопросе гарантией верности, безусловно, будет историзм подхода: периодизация литературы, включающая несколько крупных этапов, должна основываться на фактах, отражающих сущность движения свойственных ей форм литературного сознания. При этом обязательно должны учитываться роль и место каждого из этапов в общем процессе исторического развития национальной литературы.

Все вышесказанное позволяет мне выделить в развитии средневековой монгольской литературы четыре основных периода, различающихся вполне определенной спецификой культурного исторического сознания и обусловливаемых ею стилевых и жанровых форм: первый период - "Литература формирования и становления монгольской

литературы (XIII-XIV вв.)"; второй период - "Литература периода феодальной раздробленности (XV-XVI вв.)"; третий период - "Литература периода распространения буддизма (конец XVI - XVII в.)"; четвертый период - "Литература периода распада общемонгольской государственности и формирования калмыцкой, бурятской национальностей (II пол. XVII - XVIII в.)".

На протяжении всего XX в. было продолжено и в большей степени доминировало "традиционно филологическое" направление в изучении средневековой монгольской литературы. Основная исследовательская задача, стоящая перед отечественными монголоведами, включала публикацию источников по литературе средневекового периода с переводом на русский язык и научным аппаратом, включающим комментарий и примечание. Помимо рассмотренных выше монгольских памятников, введенных в научный оборот классиками-монголоведами, отметим публикации Л. С. Пучковского - "Течение Ганги" Гомбоджаба (1960), П. Б. Балданжапова - "Золотого сказания" Мэргэн гэгэна и А. Г. Сазыкина - "История Чойджид-дагини" (1990). Всего Сазыкиным было издано более тридцати памятников монгольской словесности с переводами и комментариями, среди них произведения жанра "хождений" или путевых заметок, а также работа, посвященная монгольской рукописной традиции.

Во второй половине XX в. была продолжена работа по каталогизации монгольских рукописей и ксилографов, начатых еще до войны. Часть рукописной коллекции была описана и опубликована Л. С. Пучковским. Огромная работа по завершению описания и каталогизации собрания рукописей и ксилографов проделана А. Г. Сазыкиным, которым изданы три тома каталога. Изучением архивных материалов по монголоведению занимался И. И. Иориш, которым изданы "Материалы о монголах, калмыках и бурятах в архивах Ленинграда"(1966).

Вопросы стихосложения монгольских народов рассматривались в работах А. М. Хамгашалова "Опыт исследования бурят-монгольского стихосложения" (1940), Г. О. Туденова "Бурятское стихосложение" (1958), в которых определяются общие ритмические нормы и законы как фольклорной, так и литературной системы стихосложения. В монографии Л. К. Герасимович "Монгольское стихосложение" (1975) впервые в отечественном монголоведении было проведено экспериментально-фонетическое исследование системы монгольского стихосложения, с помощью которого прослежена эволюция монгольского стиха.

Теоретическому осмыслению наиболее важных актуальных проблем литературоведения монгольских народов посвящены ряд коллективных трудов: "Литературные связи Монголии" (1981), "Книга Монголии" (1988), "Монгольская литература: очерки по истории XIII - первой половины XX в." (1997), которые внесли весомый вклад в изучение средневековой монгольской литературы в свете общих тенденций мирового литературного процесса. Безусловно, сделано немало, однако проблема осмысления средневековой монгольской литературы в ее генетическом, типологическом и др. аспектах, а также создание академической истории литературы классического периода остается актуальным для литературоведения XXI в.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Владимирцов Б. Я. Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм. М., 1934.

Владимирцов Б. Я. Монгольская литература // Владимирцов Б. Я. Работы по литературе монгольских народов / Ред.: В. М. Алпатов и др. М., 2003.

Герасимович Л. К. Монгольское стихосложение. Опыт экспериментально-фонетического исследования. Л., 1975.

Жамцарано Ц. Ж. Введение. О собирании памятников монгольской народной словесности // Образцы народной словесности монгольских племен. Тексты. Т. 1. Произведения народной словесности бурят / Собрал Ц. Ж. Жамцарано. Вып. III. Эпические произведения эхирит-булагатов. Ха-Ошир хубун. В 2-х редакциях. Пг., 1918.

Жамцарано Ц. Ж. Монгольские летописи XVII века (Труды Института востоковедения АН СССР. Т. XVI). М.-Л., 1936.

Книга Монголии. Альманах библиофила. Вып. XXIV. М., 1988.

Козин С. А. Гесериада. М.-Л., 1935.

Козин С. А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. под названием Mongol-un nigyča tobčiyan. Юань чао би ши. Монгольский обыденный изборник / Введение в изучение памятника, пер., тексты, глоссарии С. А. Козина. М.-Л., 1941.

Литературные связи Монголии. М., 1981.

Михайлов Г. И. "Сокровенное сказание" и "Алтан тобчи" // Материалы по истории и филологии Центральной Азии. Улан-Удэ, 1962.

Михайлов Г. И. О периодизации истории монгольской литературы // Проблемы периодизации истории литератур народов Востока. М., 1968.

Михайлов Г. И. Литературное наследство монголов. М., 1969.

Михайлов Г. И. К вопросу о шаманизме и шаманской поэзии // Теоретические проблемы восточных литератур. М., 1969.

Михайлов Г. И. О терминах шастар, намтар, тууж и судар в монгольской литературе // Теоретические проблемы изучения литератур Дальнего Востока. М., 1970.

Михайлов Г. И. Мифы в исторических сочинениях XIII-XIX вв. монгольских народов // Фольклор и историческая этнография. М., 1983.

Михайлов Г. И. Мифы в героическом эпосе монгольских народов // Краткие сообщения Института народов Азии АН СССР. N 84 (Монголоведение и тюркология). М., 1984.

Монгольская литература: Очерки по истории XIII - пер. пол. XX в. / Сост. К. Н. Яцковская. М., 1997.

Поппе Н. Н. Итоги исследования монгольского языка и монгольской литературы в СССР за 20 лет // Известия АН СССР. Отделение общественных наук. N 5. М.-Л., 1937.

Поппе Н. Н. Бурятская литература // Литературная энциклопедия. Т. I. M., 1930.

Поппе Н. Н. Проблемы бурят-монгольского литературоведения // Записки Института востоковедения АН СССР. JAW. Л., 1934.

Поппе Н. Н. Итоги исследования монгольского языка и монгольской литературы в СССР за 20 лет // Известия АН СССР. Отделение общественных наук. N 5. М.-Л., 1937.

Поппе Н. Н. Современное состояние изучения монгольской литературы за границей // Записки Института востоковедения АН СССР. Т. VII. М.-Л., 1937.

Пучковский Л. С. Монгольские, бурят-монгольские и ойратские рукописи и ксилографы Института востоковедения. М.-Л., 1957.

Решетов А. М. Наука и политика в судьбе Ц. Ж. Жамцарано // ORIENT: Альманах. Вып. 2 - 3. Исследователи Центральной Азии в судьбах России. СПб., 1998.

Сазыкин А. Г. Рукописная книга в истории культуры монгольских народов: Очерки // Рукописная книга в культуре народов Востока. Кн. 2. М., 1988.

Сазыкин А. Г. Каталог монгольских рукописей и ксилографов ИВ АН СССР. Т. 1. М., 1988; Т. 2. М., 2001; Т. З. М., 2004.

(Сазыкин А. Г.) История Чойджид-дагини. Факсимиле рукописи / Транслитерация текста, пер. с монг., исслед. и коммент. М., 1990.

Хамгашалов А. Опыт исследования бурят-монгольского стихосложения. Улан-Удэ, 1940.

(Шастина Н. П.) Шара туджи. Монгольская летопись XVII века / Сводный текст, пер., введ. и примеч. Н. П. Шастиной. М.-Л., 1957.

Шастина Н. П. Монгольская летопись XVII в. // Народы Азии и Африки. 1961. N 4.

Шастина Н. П. Образ Чингис-хана в средневековой литературе монголов // Татаро-монголы в Азии и Европе. М., 1970.

Шастина Н. П. Повесть о споре мальчика-сироты с девятью витязями Чингиса // Страны и народы Востока. Вып. XI. М., 1971.

(Шастина Н. П.) Лубсан Данзан. Allan tobci ("Золотое сказание") / Пер. с монг., введ., коммент. и прилож. Н. П. Шастиной. М., 1973.

Яцковская К. Н. Монгольская литература // Изучение литератур Востока: Россия, XX век. М., 2002.