Рейтинг
Порталус

Из истории первого мая. ВЕДДИНГ

Дата публикации: 28 ноября 2013
Автор(ы): Андор ГАБОР
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ИНТЕРЕСНО ОБО ВСЁМ
Источник: (c) Борьба классов, № 2, Май 1931, C. 108-111
Номер публикации: №1385588869


Андор ГАБОР, (c)

Кровавое майское дерево взросло на берлинском асфальте в 1929 г.

Но его корни тянутся к первому мая предыдущего года. Маевка 1928 г. была последней, на которой социал-демократы и коммунисты выступали совместно под знаком профсоюзного единства. Социал-демократы и коммунисты демонстрировали отдельно под собственными знаменами, лозунгами к плакатами, направляясь к общему месту собрания, на так называемый Трептовский луг, в пролетарском квартале Нейкельне. Эти отдельные процессии явились для вождей профсоюзов и социал-демократической партии весьма знаменательным симптомом. Несмотря на статистические данные и результаты выборов, доказывавшие, что большинство берлинских рабочих, повидимому, принадлежит социал-демократической партии, социал-демократическая демонстрация была очень жидкой, а лозунги о "промышленной демократии", об "эволюции", о "мире в промышленности под руководством коалиционного правительства и союза рабочих предпринимателей" - встретили более чем холодный прием. Массы были с коммунистами, и население Нейкельна приветствовало коммунистические лозунги классовой борьбы.

Здесь впервые в широком масштабе обнаружилось начинающееся революционизирование и радикализация германского рабочего класса, сделавшие такие гигантские шаги с тех пор. Здесь впервые социал-демократы увидели, что началось расслоение германского пролетариата, что совершается переход не только в кругах трудящихся, бывших до сих пор нейтральными, но и среди радикальных социал-демократических элементов, перелом в сторону классовой борьбы под коммунистическим руководством.

Профсоюзные вожди объявили после 1 мая 1928 г.:

- Больше не будет майских демонстраций в Берлине!

После первого мая 1928 г. в том же месяце происходили выборы. Благодаря выдвинутым заведомо демагогическим лозунгам, как например, "Против постройки броненосца", "Против коалиции с буржуазными партиями" - социал-демократии удалось одержать "видимый" успех, она собрала свыше 9 миллионов голосов, но эта победа была не ровной, а с изумительными скачками и изгибами; в Берлине число голосов рабочих в крупных промышленных районах, поданных за коммунистов, возросло, число полученных социал-демократами - снизилось. Берлин, бывший до сих пор цитаделью социал-демократии, сдал позиции. С тех пор Берлин является центром радикализации и с тех же пор он является центром социал-демократического нажима.

После выборов социал-демократия образовала коалиционное правительство. Герман Мюллер сделался канцлером, Гильфердинг, Зеверинг и Виссель получили портфели в кабинете. Социал-демократия начинает проводить в жизнь противоположное тому, что она выставила в своей программе. Не только был принят проект постройки броненосца "А", не только были исполнены все желания правящих классов, но "социальные завоевания" рабочих очутились под ударом благодаря ряду новых законов, направленных против рабочих.

Разочарование и возмущение масс росли необычайно. Особенно высоко поднималась волна протеста в Берлине. Одна за другой следуют массовые демонстрации насчитывающие свыше полумиллиона участников. Социал-демократия лихорадочно вооружается против бунтующего города. Под руководством бывшего профсоюзного лидера Цергибеля реорганизуется берлинская полиция. Ядро ее набирается из враждебных рабочему классу сыновей провинциальных кулаков, фашистски настроенные офицерские кадры обучают этих полицейских тактике уличных боев. Десять миллионов марок стоит вооружение полиции крупноколиберными револьверами, пулеметами, минометами, особо сконструированными броневиками, большими и маленькими боевыми автомобилями.

Несмотря на то, что демонстрации революционных рабочих проходили спокойно и производили большое впечатление только благодаря своей многочисленности и революционному подъему, 13 декабря 1928 г. Цергибель издал приказ о запрещении демонстрации.

Уже с самого начала это запрещение было ярко выраженной провокацией. План сводился к тому, чтобы благодаря грубым полицейским налетам создать напряженную атмосферу и затем создать предлог для роспуска пролетарских организаций и принятия репрессивных мер. Союз красных фронтовиков должен был быть разогнан, коммунистическая партия - загнана в подполье.

В течение лета и осени 1928 г. полицейщина делала всякие попытки спровоцировать массы. Все было напрасно. Пролетарии проявляли образцовую дисциплину, и все чаще можно было на улицах Берлина во время полицейских атак слышать громкие призывы:

- Товарищи, не давайте себя спровоцировать!

Но именно, потому что провокация не удавалась, потому что популярность компартии в Берлине росла со дня на день, социал-демократия сделала последнюю попытку вызвать серьезные беспорядки. Это было весной 1929 г. Цергибель распространил запрещение демонстрации и на 1 мая.

стр. 108

--------------------------------------------------------------------------------

Это явилось неожиданностью.

Первое мая 1929 г. было как раз сороковой годовщиной майского празднования. Таким образом 1 мая, - правда, уже как мелкобуржуазный, мещанский, "кофейный" праздник, - все же считалось одной из неотъемлемых традиций германской социал-демократии. Еще в вильгельмовские времена, в кровавых - стычках с полицией Ягова, рабочий класс завоевывал себе право выйти на улицу. Еще в 1910 г. после нелегальной уличной демонстрации в Мэабите, где был убит один рабочий, "Форвертс" в N от 11 апреля выступал за свободу уличных демонстраций.

"Этот день утвердил нашу победу, которая подготовлена нашими прежними "незаконными" демонстрациями. В то же время блестящий успех этого дня является резкой критикой прусской системы, которая хочет полицейскими атаками запретить то, что является правом народа".

А в 1929 г., именно под социал-демократическим господством, рабочему классу было запрещено выйти на улицу!

Резкий протест берлинских рабочих прозвучал с небывалым единодушием. Агитация компартии за майские демонстрации, невзирая на запрещение Цергибеля, всколыхнула широчайшие массы населения вплоть до боевых слоев социал-демократии. На предприятиях возникли майские комитеты, в которых заседали рабочие различных партийных направлений, в том числе и социал-демократы. У всех - была общая цель - расчистить 1 мая улицы для демонстрации.

Буржуазия и часть социал-демократии ожидали снятия запрещения под нажимом рабочей общественности. "Левая" социал-демократия обращала внимание "товарища Цергибеля" на то, что он своим упорством подготовляет кровавую баню.

Но полицей-социалисты работали в противоположном направлении. Им нужна была такая баня, и они хотели подготовить ее возможно старательнее. С помощью буржуазной желтой прессы во главе с "Форвертсом" велась в течение недель погромная агитация против коммунистов. Сообщалось, что предстоит всеобщее восстание коммунистов в Западной Европе по приказу из Москвы; 1 мая в Берлине явится прологом к этим событиям; повсюду действуют "московские эмиссары".

Наиболее ярким проявлением травли надо считать статью "Форвертса" с "достовернейшим" извещением о том, что районное руководство Берлин-Бранденбургской организации компартии решило, во что бы то ни стало уложить двести человек во время уличных боев 1 мая. В полицейской школе в Бранденбурге, "ученики" которой были вытребованы в Берлин на этот день, офицеры муссировали слухи, что целью коммунистического восстания является в первую очередь уничтожение полицейских. Предыдущие стычки рабочих с полицией были изображены как страшные "зверства", рассказывали о том, как коммунисты выкололи глаза одному полицейскому (!).

28 апреля Цергибель раскрыл свои настоящие замыслы в следующих строках своего приказа:

"К мирному населению Берлина, особенно к женщинам и детям, обращаюсь с настойчивой просьбой воздержаться без особой нужды от хождения по улицам".

Итак, во что бы то ни стало полиция решила стрелять.

Еще в последнюю минуту, 30 апреля, центральный орган компартии обратился с прямым воззванием к полицейским:

"Мы, коммунисты, говорим вам, полицейским, что классово-сознательные рабочие, которые выйдут завтра на улицу под знаменами компартии, не имеют никакого желания вызвать столкновения; поэтому они будут демонстрировать без оружия. Вам предстоит показать, что вы тоже не являетесь безвольными орудиями военщины. Не стреляйте!".

1 мая выпало на будний день, на среду. Серые фасады домов пролетарского квартала нарядились по-праздничному в красное. Просто красный цвет-это цвет социал-демократических знамен. Красное с серпом и молотом - коммунистическое убранство. В рабочих кварталах оно преобладало.

Несмотря на штрейкбрехерские лозунги социал-демократов, предприятия остановились, и с 9 часов утра рабочие были на улице. Невероятное количество полицейских - 15 тыс. вооруженных! - запрудило город; полиция была вполне снаряжена для ведения войны. Каждый полицейский имел не только резиновую дубинку и револьвер, но и винтовку за плечом.

Для проведения запрещенной демонстрации революционные массы ввели новую тактику так называемых "летучих колонн". Эта тактика потом привилась по всей стране.

В течение утра составились в различных частях Берлина быстро и неожиданно отдельные демонстрации. Знамена и плакаты с лозунгами были сперва припрятаны под пальто. Все утро Берлин был взволнован пением революционных песен и стройным шагом демонстрантов.

Несмотря на всю свою многочисленность, полиция не могла сорвать демонстраций. Но по телефонным вызовам шпиков и доносчиков полиция появлялась повсюду, где только обнаруживались демонстранты, и с необычайным напором набрасывалась на массы. Атаки и избиения были более жестоки, чем когда либо. До полудня полицейские отряды рыскали по всему городу, с севера на юг, с востока на запад. Гнусность этих избиений не поддается описанию. Но демонстрировавшие массы соблюдали дисциплину, не оказывали никакого сопротивления, рассеивались для того, чтобы на следующем углу вновь собраться и шагать дальше. Они не хотели дать себя спровоцировать.

В течение часов офицеры наускивали своих полицейских и солдат на безоружных демонстрантов, в сумасшедшем темпе носились по городу полицейские грузовики, доотказа набитые людьми. В результате лихого налета инвалидов войны, женщин, детей, избитых до

стр. 109

--------------------------------------------------------------------------------

потери сознания, волокли к врачам, к родным, в больницы.

Вот только один случай. Свидетельница, мелкая служащая, "барышня" из бюро, дает показания:

"Неподалеку от меня стоял господин. Он вышел из универсального магазина Тица, - это было на Александерплац, "в аристократической" части города, - и в тот же момент он получил удар по голове, от которого совершенно остолбенел. Когда он открыл рот, чтобы сказать что-то, он получил второй удар, от которого свалился без сознания. Другой полицейский хотел его поднять, но первый сказал ему: "Пусть собака валяется здесь, это одно притворство!". В заключение он получил еще пинок ногой, от которого перевернулся на другую сторону. Я охотно бы помогла бедняге, но у меня не хватило сил. Рядом лежал старик, точно так же избитый..."

Так досталось "господину". Можно себе легко представить, что выпало на долю рабочих!

Несмотря ни на что, провокация не удалась. Полиция возобновила свои атаки, но массы прорвались в центр города и мирно закончили там демонстрацию. Затем они направились обратно в рабочие кварталы.

Тут для социал-демократов возникла "опасность", что первое мая, несмотря на предпринятую погромную агитацию, не закончится кровавой баней, и поэтому они не стяжают славы усмирителей вооруженного восстания.

Надо было начать убивать с холодным расчетом.

И они начали там, где можно было это проделать решительней: в "самых красных" частях города, где все население бурлило на улице.

Техника убийства, тоже вновь изобретенная, но узаконенная с тех пор, свелась к следующему: полицейский автомобиль проезжает мимо. Полицейские соскакивают с него, бегут по улице, выхватывают револьверы, кричат: "Очистить улицу"! и прежде, чем кто-нибудь двинется с места, начинают стрелять. Падают убитые и смертельно раненые. Это случалось так неожиданно, что участники демонстрации даже не понимали, каким образом произошло нападение.

От неожиданности массы заколебались. Улицы опустели. Только в окнах появились головы любопытных, напуганных стрельбой. Под предлогом, что стреляют из окон, полиция начала обстреливать фасады домов.

"Закрыть окна"! - раздавался приказ, и в ту же секунду гремел ружейный залп. Первой жертвой этой новой военной техники явился старый социал-демократ, верный член организации "имперского флага". Это было в Веддинге, на Кезлинерштрассе.

Еще один случай. Свидетель из Нейкельна дает показания:

"Я подошел со своей сестрой к окну, чтобы выглянуть на улицу. Мы заметили броневик, за которым шел грузовой автомобиль с 15 - 16 полицейскими. Моя мать подошла к другому окну, чтобы закрыть его. Когда полицейский автомобиль проехал мимо окна, моя мать упала от выстрела. Пуля убила ее наповал. Я видел, что полицейские держали револьверы наготове. У них не было ни малейшего повода к стрельбе, потому что улица была совершенно пуста".

Среди убитых были старушки, маленькие девочки, одноногие инвалиды!

Один из городских врачей дал показания:

"Из четырех мертвых, привезенных в анатомический музей, было два инвалида. У одного была ампутирована конечность ноги, у другого бедро. Оба были убиты выстрелами в спину".

Так как полиция все время повторяла свои налеты, рабочие должны были что-то предпринять. Под вечер на улицы вышли массы, готовые к обороне.

В Веддинге и Нейкельне на улицах, населенных исключительно революционным пролетариатом, возник "баррикадный квартал". Рабочие строили преграждения для полицейских автомобилей.

Так Кезлинерштрассе в Веддинге и Принц-Ханджериштрассе в Нейкельне стали центром пролетарской обороны.

Баррикады возникли главным образом там, где удалось достать свободные строительные материалы у рабочих, бастовавших в майский день. Камни для мостовой, балки, канализационные трубы, перевернутые афишные колонны и фонарные столбы были нагромождены поперек улиц.

Находившиеся на баррикадах рабочие были вооружены только камнями, и только потоком камней могли они встретит атакующую их полицию. Как только обнаружились первые признаки сопротивления, трусливая орда полицейских с воем стала отступать, убирая пулеметы и минометы. Но оружие нападавших и оборонявшихся было неравно; все же взятие баррикад продолжалось до поздней ночи.

Затем последовали дни борьбы. С четверга до воскресенья, со второго до пятого мая происходило "умиротворение" бунтующих рабочих кварталов. Снова прибегли к испытанному средству военной лжи: хотя полиция первого мая не потеряла ни одного человека убитым, а если и были раненые из ее числа, то только благодаря полицейским случайным выстрелам, были пущены по городу фантастические слухи о множестве полицейских трупов, подобранных на улице, о стрельбе коммунистов с крыш разрывными пулями.

Цергибель ввел "осадное положение" для этих улиц.

Он приказывает жителям двух наиболее населенных частей Берлина:

"С 9 часов вечера до 4 часов утра воспрещается всякое движение по улицам; выходящие на улицу окна должны быть плотно закрыты, свет в комнатах, расположенных к улице, должен быть потушен. Владельцы квартир подвергают себя опасности, так как их окна могут быть обстреляны полицией с улицы".

Это распоряжение, касающееся ночного времени, а вот и для дневного:

"Днем никто не может стоять на улицах, в подворотнях и у парадных подъездов. Полиции поручается следить за тем, чтобы никто не находился на улице больше, чем ему это не-

стр. 110

--------------------------------------------------------------------------------

обходимо. Лица, которые без определенной цели будут ходить по улицам, будут арестовываться... Все лица, которые не будут соблюдать этих правил, ставят под удар свою жизнь".

Три дня и три ночи вела полиция охоту за населением в баррикадных кварталах. Обстрел окон сделался своеобразным спортивным занятием, а головы пролетариев - удобными мишенями. Не трудно было добиться того, чтобы улицы сделались безлюдными. Каждого, кто появлялся в воротах, убивали. Каждого, кто открывал окно для проветривания, убивали. Три женщины, развешивавшие белье на балконе, потому что жизнь шла своим чередом, были убиты хорошо прицелившимися стрелками.

Свидетели дали показания:

"3 мая в Нейкельне были убиты три женщины полицейскими выстрелами на балконе их жилища: сорокалетняя Мария Репнер и той же пулей двадцатишестилетняя Эрна Кеппен и шестидесятилетняя Елизавета Шейбе. Все три женщины выполняли домашнюю работу. Полиция обстреливала не только балконы, но и закрытые окна, как только за стеклом был виден какой-либо человек. Так, 3 мая в Нейкельне была убита сорокалетняя Клара Лахинская".

Об этом дне сообщал "Форвертс":

"Вчера улицы весь день держались полицией под обстрелом в целях самозащиты".

Всякое движение на улицах, обращенных в театр военных действий, прекратилось. По улицам слонялись только полицейские шпики и репортеры буржуазных газет.

6 мая полиция могла сообщить итоги своей победы:

31 - убит, 81 - тяжело ранен, 2.000 - арестованных.

-----

Берлинские события вызвали во всем мире громкое эхо. Рабочие всех стран прониклись уважением к бойцам и презрением к зачинщикам террора и их марионеткам-полицейским.

Эти дни убийств рабочих имели большое значение для судеб германской социал-демократии. Выстрелы Цергибеля помогли расшатать основы партии во всем государстве. Выборы 14 сентября 1930 г., на которых почти во всех промышленных городах Германии социал-демократы отдали большинство голосов компартии, явились расплатой рабочего класса и за кровавую маевку.

Радикализация рабочего класса, отход масс под знамена советской Германии пошли ускоренным темпом, тогда как социал-демократы хотели задержать это революционизирование при помощи расстрелов.

В прологе зреющей германской пролетарской революции кровавая маевка 1929 г. занимает выдающееся место.

Опубликовано на Порталусе 28 ноября 2013 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама