Российские и зарубежные авторы уделяют значительное внимание радикальной трансформации режима нераспространения ядерного оружия (ЯО)1, унаследованного от прошлого века. В этой обширной и крайне важной теме остается много аспектов (содержательных и даже терминологических), требующих упорядочения нового эмпирического знания, полученного в специфических и быстро изменяющихся условиях стратегической ситуации последних полутора десятилетий.


1

Исторически словосочетание «нераспространение ядерного оружия» (non-proliferation) связывалось в зарубежной литературе почти исключительно с понятием стратегии нераспространения (non-proliferation strategy). Эксперты определяли ее как укрепление международно-правовых режимов с целью «сковать» действия потенциальных нарушителей комплексом контролирующих условий и мероприятий2. Подобная стратегия была, условно говоря, скорее оборонительной. Она, конечно, ориентировала на применение санкций против «неблагонадежных» государств. Но для запуска механизма подобных репрессалий требовалось наличие более или менее убедительной базы свидетельств о нарушениях режима нераспространения, а сами санкции, как правило, фактически ограничивались рамками политико-экономического и морально-политического давления (на Бразилию, Аргентину, ЮАР, Израиль, а косвенно – и на Японию). Случай бомбежки Израилем ядерного реактора в Ираке (в 1981 г.) был в этом смысле явным исключением, а слухи о существовании планов «ядерной кастрации» Китая силами США (при администрации Дж. Кеннеди) или СССР (в 1969 г.) никогда так и не были достоверно подтверждены3.
В начале нового века на смену политике нераспространения приходит стратегия контрраспространения (counter-proliferation strategy). Эта политика по смыслу является наступательной и ориентирует на активное противодействие распространению расщепляющихся материалов – «агрессивную профилактику» этого процесса при помощи превентивных действий, среди которых применение силы является не «последним резервным средством», а по сути – рядовым инструментом воздействия на потенциальных (или формально потенциальных, как Северная Корея) нарушителей4.
Очевидно, меняются представления. Противодействие распространению больше не рассматривается как набор правовых норм, полугласных правил, дипломатических инициатив и технической документации, на зыбкой основе которых фактически держался соответствующий международный режим. В нем начинают видеть конкретные силовые действия – разоружение потенциально опасных субъектов, борьбу с транснациональными криминально-террористическими сетями5. Международные отношения в «параядерной» сфере становятся сферой взаимодействия, в которой размывается грань между политическими резолюциями и применением силы.
Концепция контрраспространения начала складываться в США в 1990-х годах – при демократах. Но до уровня официальной установки американской администрации она была повышена только в 2002-2005 годах – при республиканцах. Единого понимания этого термина среди американских экспертов нет. Можно говорить только о формировании трех различных подходов к его трактовке.
Сторонники первого рассматривают контрраспространение предельно конкретно и практически – как своего рода военно-силовую составляющую традиционной стратегии нераспространения. Именно так его определяют аналитики Центра Военно-воздушных сил США по изучению проблем контрраспространения (Air Force Counterproliferation Center) и Национального университета обороны (National Defense University)6. В рамках данного подхода контрраспространение выступает как комплекс превентивных мер для предотвращения угрозы распространения.
В рамках второго подхода интересующее нас понятие определяется гораздо шире – как новый элемент системы ядерного сдерживания в целом. Смысл контрраспространения оказывается не просто в модернизации и расширении инструментария дипломатии. Речь идет о выделении нового, вполне прикладного, то есть не теоретически, а практически реализуемого, силового направления в традиционной политике ядерного сдерживания7.
Если, несмотря на все усилия, потенциально опасный режим не удалось заставить следовать нормам нераспространения переговорным путем, то тогда, по мнению аналитиков второй группы, его следует подвергнуть «принудительной денуклеаризации». Если расщепляющиеся материалы попали в руки террористических сетей или неблагонадежных стран, то контрраспространение предполагает применение незамедлительного удара по опорным пунктам или ядерным центрам последних8. Доктрина упреждающей (preemptive) войны (ударов для нейтрализации прямой, реально надвигающейся, конкретной опасности) сменяется концепцией войны превентивной (preventive)9, которая предполагает устранение потенциальной или гипотетической угрозы*.
В годы биполярной конфронтации военные доктрины СССР и США допускали возможность упреждающего удара по изготовившемуся к применению ядерных сил противнику10. Однако администрация Дж. Буша настаивает на возможности упреждающих ударов по инфраструктуре предполагаемых террористических анклавов и даже потенциально опасных режимов, стремящихся получить доступ к ядерным секретам. Cамо понятие «контроль над вооружениями» (arms control) начинает осмысливаться как попытка предотвратить (prevent) распространение ядерного оружия, расщепляющихся материалов, а также биологического оружия или его компонентов11.
Для третьей группы трактовок характерен акцент на политико-психологической роли контрраспространения. Подобная практика способна разрушить мощные политико-психологические запреты на ядерные конфликты любого рода, которые выработались с середины 1960-х годов в стратегической и политической культурах прежде всего «старых» ядерных держав.
Классик американской политической науки Артур Шлезингер полагает в этой связи, что контрраспространение в том виде, в котором его утверждают администрации республиканцев, фактически способствует возрождению представлений об ограниченной войне с потенциально ядерным измерением как о «нормальном» элементе межгосударственного взаимодействия12. К сходным мыслям склоняются некоторые эксперты Гарвардского университета13.
Несмотря на различия, все три подхода согласуются друг с другом. С одной стороны, многие американские эксперты признают, что в основе контрраспространения лежат идеи (1) профилактического изъятия ядерного оружия у потенциально опасных режимов и (2) предотвращения попадания расщепляющихся материалов в руки криминальных сетей. С другой стороны, эксперты рассматривают контрраспространение как новый вариант доктрины, пригодной для использования в качестве основы новой системы нераспространения ядерного оружия. По сути, все три группы ученых понимают контрраспространение как систему откровенно принудительных мер (превентивных и/или упреждающих) по разоружению субъектов, недружественных по отношению к США, и/или пресечению попыток приобретения ими ОМУ.
В 1996 г. администрация У. Клинтона создала при Министерстве обороны США специальный Совет по проблемам контрраспространения (Сounterproliferation Сouncil) под руководством заместителя министра. По инициативе этого совета в ноябре 1997 г. была издана директива президента США, которая санкционировала возможность применения ЯО для уничтожения хранилищ и производств оружия массового уничтожения (ОМУ) за пределами американской территории14. Вслед за тем в 1998 г. США и Великобритания провели операцию «Лис в пустыне» – четырехдневные бомбардировки Ирака, которые некоторые специалисты предлагают считать первой акцией стратегии контрраспространения. Формально ее целью тогда провозглашалось уничтожение возможных точек производства ОМУ в Ираке.
Однако до уровня целостной концепции контрраспространение поднялось только в 2002-2003 годах, когда в `нем стали видеть силовую альтернативу традиционной дипломатии нераспространения. Под изъятием ОМУ у нарушителей стали подразумеваться удары по их ядерным объектам или по тому, что такими объектами считалось15. В ключевых документах того периода – «Стратегия национальной безопасности США» (сентябрь 2002 г.) и «Национальная стратегия борьбы с распространением ОМУ» (декабрь 2002 г.)16 – американская политика в области ядерного нераспространения была «расщеплена» на три равноправных компонента:
1) контрраспространение (counterproliferation), которое предполагало ограничение или пресечение распространения ОМУ посредством превентивных действий;
2) нераспространение (nonproliferation) – усиление многосторонних режимов в сфере нераспространения, контроль над оборотом ядерных материалов, санкции против «распространителей»;
3) меры борьбы с последствиями распространения (consequence management), подразумевавшие шаги для уменьшения негативных последствий от возможного использования ОМУ против американских вооруженных сил или в ходе диверсий на территории Соединенных Штатов.
В годы первой администрации Дж. Буша (2001-2004) в США появилась серия публикаций о возможных «разоружающих» ударов против Ирана и КНДР и даже о создании арсенала упреждающих действий – сверхмалых ядерных боезарядов, приспособленных для поражения подземных бункеров, пещер и высокозащищенных хранилищ ОМУ17. Шли дискуссии о возможности обезоружить потенциально опасных субъектов с помощью развертывания над территорией США системы ПРО. Некоторые авторы полагали, что факт наличия у Америки системы защиты от хотя бы ограниченного нападения противника сможет убедить «режимы-изгои» в бесперспективности их потенциально агрессивных посягательств18.
В 2004-2005 годах смысл термина «контрраспространение» стал меняться. В феврале 2004 г. Дж. Буш в речи о мерах по борьбе с распространением ОМУ наряду со словами о необходимости лишить Иран и КНДР потенциала развития ядерных программ сказал о потребности наладить противодействие транснациональным криминальным сетями и усилить международный контроль за оборотом расщепляющихся материалов19.
Борьба с транснациональными сетевыми субъектами стала занимать более значительное место в работе американских силовых структур20. Последовало оглашение новой стратегии боевых разведывательных операций (fighting for intelligence), предусматривающей сбор данных о потенциально опасных производствах расщепляющихся материалов, их возможной ликвидация с помощью специальных групп стратегической поддержки21.
В целом, содержательные аспекты политики контрраспространения можно представить в следующем виде:
– формирование режима универсальной отчетности и контроля в ядерной области;
– создание нового органа (американского или международного) для ведения мониторинга и укрепления контроля над мировым оборотом расщепляющихся материалов;
– введение нового экспортного режима, предполагающего, что закупать расщепляющиеся материалы смогут только те неядерные страны, которые подписали Дополнительный протокол Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ) 1997 года, предусматривающий ужесточение режима инспекций для выявления случаев «необъявленной ядерной деятельности»22;
– усиление международного контроля над поставками расщепляющихся материалов;
– изменение режима работы рынков «оружейного» урана и плутония (ужесточение условий торговли на неамериканских рынках);
– разработка международных мер по охране транспортировки и хранения отработанного ядерного топлива и уранового концентрата.
Ключевой идеей этой политики является лишение любых стран, реально или теоретически претендующих на приобщение к «ядерному клубу», всех возможностей осуществить эту задачу, оставить продвижение к ней на возможно более ранних этапах этого процесса, причем, если понадобится и окажется возможным, то при помощи силы.


2

С середины 1990-х годов военных аналитиков США привлекала идея «освоить» и начать «тиражировать» сценарий «ядерного саморазоружения» пороговых стран. В этом смысле особый интерес вызывал пример Южно-Африканской Республики23. В свое время эта страна начала тайную разработку ядерного оружия якобы в ответ на возможную угрозу со стороны соседних стран (Анголы и Мозамбика), активно сотрудничавших с Советским Союзом24. Однако в результате ослабления международной напряженности в конце 1980-х годов, распада СССР и глубокой политической эволюции самой ЮАР, отказавшейся от режима сегрегации, потребность в ядерном оружии – даже и формальная – отпала. Новое руководство страны согласилось «разоружиться» на основе компромисса с МАГАТЭ. В 1991 г. уже созданные компоненты для производства южноафриканских ядерных боезарядов были ликвидированы самими южноафриканскими властями до прибытия международных инспекторов, которые зафиксировали прекращение ядерной программы ЮАР25. Трудно точно сказать, в какой мере добровольное разоружение Южной Африки было результатом международного давления, а в какой – отражало либерализацию южноафриканского режима. Во всяком случае, впервые целая страна согласилась отказаться от приобретения ядерного оружия под международным контролем26.
Однако африканский опыт «ядерного саморазоружения» остался уникальным. Между тем требовалось найти средства пресечения попыток тех или иных стран приобрести ядерный статус. Поэтому американское руководство еще при демократах стало рассматривать варианты разрешения подобных задач при помощи силы. В СМИ проблему распространения стали помещать в контекст дискуссии о «неудавшихся/несостоятельных государствах».
Имелось в виду, что окажись у таких государств ядерное оружие, то в случае внутренних кризисов оно могло легко оказаться в руках террористов. Стали высказываться предположения о необходимости и уместности введения для «несостоятельных государств» того или иного варианта частичного или полного «внешнего управления»27. Говорилось о создании специальных институтов ООН, которые осуществляли бы принудительный контроль за работой государственных органов соответствующих государств. Применять подобные режимы авторы этих сценариев предполагали в отношении «диктаторских стран» (Куба, Ирак, Северная Корея)28.
На рубеже 2003-2004 годов кампания за принудительное разоружение авторитарных режимов дала неожиданные результаты не в этих странах, а в Ливии. Существует как минимум две версии объяснения причин резкого изменения ситуации вокруг этой страны. Американские политики уверяют: ливийское правительство «просто испугалось», что США нападут на Ливию, как они напали на Ирак весной 2003 года под предлогом борьбы с распространением ОМУ (относительно Ливии давно существовали весьма серьезные основания подозревать ее в попытках создать ЯО). Западноевропейские дипломаты утверждают, что позиция Триполи стала меняться главным образом в результате упорных усилий Евросоюза «интегрировать» Ливию в выгодные для нее торгово-экономические связи с европейскими государствами (прежде всего – средиземноморскими).
Но как бы то ни было, в результате комбинации давления и экономических стимулов после шестимесячных секретных переговоров29 к концу 2003 г. ливийское руководство заявило о готовности сотрудничать с МАГАТЭ и ликвидировать под международным контролем программы создания ОМУ и баллистических ракет. 6 января 2004 г. Триполи ратифицировал Договор о всеобъемлющем запрете ядерных испытаний а в марте 2004 г. – подписал Протокол о проведении дополнительных инспекций МАГАТЭ на ливийских ядерныx объектах. Таким образом, успешно осуществился довольно сложный сценарий принудительного, но мирного ядерного разоружения Ливии.
Окрыленные успехом европейские дипломаты по согласованию с американскими предприняли серию попыток применить оправдавшую себя тактику такого «сдвоенного воздействия» в отношении Ирана. В 2002-2004 годах ситуация вокруг ядерных экспериментов этой страны резко обострилась. Чиновники МАГАТЭ говорили о том, что Тегеран открыто нарушает условия соглашения с агентством от 1974 года30. Используя эти заявления, американская администрация, полагала, что победа в Ираке развязывает Вашингтону руки для новой силовой акции на Среднем Востоке, и стала вести дипломатическую подготовку войны против Ирана.
Однако страны ЕС, самые влиятельные из которых выступали против нападения США на Ирак, также критически относились и к планам войны с Тегераном. Они настаивали на применении к Ирану переговорного подхода, несмотря на чрезвычайную сложность ведения диалога с иранским руководством31. Желая представить политическую альтернативу американской силовой версии контрраспространения, европейские страны предложили довольно спорную идею фактического «выкупа» у Ирана его ядерной программы.
Консультации между ЕС и Ираном начались еще в конце 2002 года. В августе 2003 г. Евросоюз обратился к Тегерану с призывом возобновить нормальное сотрудничество с МАГАТЭ, подписать Дополнительный протокол 1997 г. или заключить специальное соглашение с этой организацией. Спустя три месяца Франция, Великобритания, ФРГ и Иран опубликовали совместное коммюнике, в котором говорилось о согласии Тегерана подписать этот документ и свернуть деятельность по обогащению урана. Со своей стороны, Евросоюз подтвердил признание права Тегерана на мирное использование атомной энергии и пообещал облегчить ему доступ к соответствующим современным технологиям. 7 ноября 2004 г. ЕС и Иран заключили в Париже Предварительное соглашение на уровне экспертов, согласно которому Тегеран обязался приостановить работы по обогащению урана, а Европейский Союз вновь подтвердил готовность к техническому сотрудничестве, в том числе – поставкам реактора на легкой воде. 22 ноября 2004 г. Иран заявил о прекращении работ по обогащению урана, а спустя несколько дней этот факт официально подтвердили представители МАГАТЭ.
Первоначально США относились к подобным инициативам скептически: официальный Вашингтон не исключал, что в крайнем случае вполне возможны даже разоружающие удары по первым ядерным объектам Ирана. Но по мере продвижения успехов европейской и российской дипломатии (и одновременно – растущих неудач Соединенных Штатов в Ираке) в Америке все настойчивее заговорили, что иранскую проблему невозможно решить силой. Появились специальные работы, авторы которых утверждали, что иранский пример должен трансформировать всю систему нераспространения ЯО в пользу усиления кооперативных действий всех «ответственных» государств32. В целом, к началу 2005 г. заявления американской администрации по Ирану стали менее угрожающими, чем в период 2003-2004 годов.
Поворот в иранской политики Соединенных Штатов наступил, когда Вашингтон перешел от угроз в адрес Тегерана к попыткам «надавить» на него через ЕС. В ходе европейского турне в начале февраля 2005 г. госсекретарь США К. Райс заявила, что «удары по Ирану не стоят в повестке дня Соединенных Штатов». Было пояснено, что США заняты выработкой совместного с Евросоюзом подхода к урегулированию кризиса вокруг иранской ядерной программы33.
Вскоре с аналогичными заявлениями выступил в ходе визита в страны Европы и президент США Дж. Буш. «В иранском вопросе я получаю очень хорошие советы от европейских лидеров, – подчеркнул он на пресс-конференции в Брюсселе 22 февраля 2005 года. В конце концов, Великобритания, Германия и Франция ведут переговоры с аятоллами, чтобы достигнуть общей цели – отказа Ирана от приобретения ядерного оружия»34.
Спустя несколько дней, 26 февраля канцлер ФРГ Г. Шредер подтвердил, что Соединенные Штаты и «евротройка» сумели достичь договоренности о совместных действиях в отношении Ирана. В начале марта 2005 г. представитель президента США С. Маклеллан, а затем и госсекретарь США К. Райс заявили, что Соединенные Штаты готовы принять участие в европейском проекте «выкупа» ядерной программы Тегерана35. В обмен на свертывание ядерной программы Вашингтон предложил Ирану: (1) разрешить закупки американских авиационных двигателей и авиационного электронного оборудования и (2) поддержать вступление Тегерана во Всемирную торговую организацию. Соединенные Штаты присоединились к ЕС в попытках добиться от Тегерана согласия на прекращение разработки технологий полного ядерного топливного цикла и допуск международных инспекторов на все иранские ядерные объекты.
В связи с происходящими событиями свою стратегию в иранском вопросе весной 2005 г. стала модифицировать и Россия. В конце февраля 2005 г. Москва подписала соглашение с Тегераном о строительстве иранского ядерного реактора в Бушере при условии возвращения в Россию отработанного ядерного топлива. А во время визита в Иерусалим 28 апреля 2005 г. В. Путин официально заявил, что Россия выступает за отказ иранской стороны от создания технологий полного ядерного цикла и постановку под контроль МАГАТЭ ядерных объектов Ирана36. Возникла перспектива компромисса по иранской проблеме между ЕС, США и Россией37.
Это могло подвигнуть Тегеран к уступкам. Однако в Иране произошла смена власти. В июне 2005 г. президентом страны был избран радикальный политик М. Ахмадинежад, вскоре после чего Тегеран не только отказался от рассмотрения новых пожеланий ЕС, но и от выполнения достигнутых ранее договоренностей38.
Власти Тегерана заговорили о том, что на переговорах с Евросоюзом речь идет только о более широком сотрудничестве с МАГАТЭ, а не о свертывании иранских ядерных исследований. В августе 2005 г. Тегеран заявил, что рассматривает переговоры с «евротройкой» как бесперспективные, и возобновляет работы по конверсии урана. 24 сентября 2005 г. Совет управляющих МАГАТЭ проголосовал за возможность передачи «иранского досье» Совету Безопасности ООН. А 20 ноября 2005 г. иранский парламент принял резолюцию, согласно которой Тегеран возобновит ядерные исследования в случае передачи его досье в СБ ООН. Аналогично и МАГАТЭ требует открыть для инспекций иранские военные объекты. Возникла опасная ситуация, породившая новую волну разговоров о введении санкций и даже возможности военной операции США и Израиля против Ирана.
Правда, пока стороны считают, что есть шанс вернуться за стол переговоров. Иран придерживается моратория на обогащение урана в ядерном центре Натанзе и не исключает создания для этих целей международного консорциума. США и ЕС согласились предоставить Тегерану дополнительное время для поиска дипломатического компромисса. Мирный вариант контрраспространения в случае с Ираном не сработал.


3

На фоне дискуссии о приоритетности силовых или дипломатических вариантов контрраспространения в американском аналитическом сообществе стала обсуждаться идея введения «внешнего управления» над ядерными арсеналами «проблемных стран» (failing / failed states). Смысл дискуссии состоял в том, чтобы оценить, насколько полезно и реалистично попробовать поставить под международный, прежде всего американский, контроль атомные объекты (склады ядерных боеприпасов, полигоны, пусковые установки, АЭС и сопряженные с ними научные и промышленные производства) зарубежных государств. Имелись в виду, конечно, страны, в силу разных причин (политических, финансовых или иных) не способные самостоятельно обеспечить прочную безопасность собственных атомных объектов.
В начале 2000-х годов к числу таковых относился прежде всего Пакистан, ставший де-факто ядерным государством в 1998 году, но остававшийся политически весьма неустойчивым. Но эта страна пользовалась симпатиями США, и ее руководителей нельзя было компрометировать введением «внешнего управления», поэтому сама по себя эта ясная (для американцев) и полезная (для них же) идея не могла служить основой официальной позиции Вашингтона. Требовались более тонкие решения, как, например, вариант своего рода «дозированного участия» Америки в управлении ядерными объектами иностранных государств. По сути дела, речь шла о том, что, не имея возможности заставить Пакистан отказаться от уже приобретенного им ядерного статуса, Соединенные Штаты стремятся максимально девальвировать его.
С весны 2004 г. американские аналитики стали высказывать опасения по поводу возможности территориального распада Пакистана под давлением внутренних противоречий – антиправительственной борьбы местной радикальной исламской оппозиции, добивающейся свержения поддерживаемого США президента П. Мушарафа. Часть территории Пакистана была фактически вне контроля правительства. На пакистанской земле действовали формирования талибов, вытесненных из соседнего Афганистана в ходе «Второй афганской войны» 2001- 2002 годов. Базировавшиеся в Пакистане талибы и местные пакистанские экстремисты были связаны с международными террористическими сетями и сами представляли собой их ячейки. Пакистанские радикалы не раз заявляли о намерении силой захватить ядерные объекты Пакистана (некоторые из них были расположены недалеко от пакистано-афганской границы) и получить доступ к ядерному оружию. Остро встала проблема физической защиты пакистанских ядерных объектов.
Тревогу вызывали и сообщения о «коррупционных утечках» из Пакистана – случаях незаконной передачи пакистанских секретных технологий, оборудования и материалов атомного профиля в другие страны. Скандал вокруг «дела Хана» (относительно нелегальных поставок пакистанских ядерных технологий в Иран, Ливию и КНДР)** показал, что подобные опасения обоснованы. Американские специалисты стали вести речь о необходимости «помочь П. Мушарафу сохранить контроль над пакистанским ядерным арсеналом»39.
В исследовательской литературе циркулировало несколько вариантов оказания подобной помощи. Во-первых, говорилось об обеспечении допуска американских специалистов и инспекторов к пакистанским ядерным объектам. Во-вторых, о разработке и заключении американо-пакистанского соглашения о принятии совместных мер для противодействия распространению ядерного оружия в случаях чрезвычайных ситуаций (возможно, с подключением к подобному соглашению антикризисных механизмов НАТО). В-третьих, о формировании правовых основ для оказания военной помощи Пакистану в случае нападения на его ядерные объекты. В-четвертых, о воздействии на Исламабад с целью убедить его ужесточить нормы контроля над экспортом расщепляющихся материалов и технологий40.
Ни один из названных вариантов не реализован. Но их разнообразие свидетельствует о несомненном интересе американских специалистов к самой проблематике участия США в разработке стандартов физической защиты ядерных объектов за пределами своей территории и применении этих стандартов на практике – при участии американских представителей, если не под их руководством.
Ситуация вокруг Пакистана, впрочем, стала нормализоваться сама по себе: пакистанское правительство оказалось сильнее, чем казалось, а его умелое лавирование в отношениях с США и Индией позволило П. Мушарафу ослабить напряженность на индо-пакистанской границе, сосредоточив внимание на урегулировании внутренних проблем.
Более сложно развивалась ситуация вокруг Северной Кореи. Еще летом 2003 г. американская администрация стала добиваться не только свертывания северокорейской ядерной программы, но и ликвидации уже созданной в КНДР ядерной инфраструктуры. Главным средством давления на Пхеньян в Вашингтоне избрали угрозы, которые временами звучали довольно грозно и вызывали серьезные опасения в соседних для Северной Кореи странах – Китае, России, Южной Корее и даже Японии. По настоянию четырех последних вопрос о северокорейской ядерной программе был помещен в фокус внимания специально созданного для этого переговорного механизма – нерегулярно собиравшейся конференции шести держав. Одним из вариантов, который рассматривался (но не был принят) в ее рамках, предусматривал ликвидацию ядерных материалов, имевшихся в КНДР, под контролем комиссии шести держав41.
США добивались замораживания работы северокорейского ядерного реактора в Йонбоне и проведения на нем международных инспекций с целью установления характера ядерного топливного цикла42. В обмен на свертывания программы использования атомных материалов в Йонбоне США были готовы дать гарантии безопасности КНДР и оказать экономическую помощь Пхеньяну, поставив ему, в частности43, два легководородных реактора.
19 сентября 2005 г. после нескольких неудачных попыток США и Северная Корея подписали в Пекине рамочное соглашение, предусматривающее отказ Северной Кореи от продолжения ядерной программы и обязательства Соединенных Штатов и Южной Кореи вывести ядерное оружие с территории Корейского полуострова. Кроме того, США и Республика Корея согласились заявить об отсутствии у них намерений нападать на КНДР и подтвердили обещание поставить КНДР реактор на легкой воде44.
Правда, не вполне ясно, насколько осуществимы выработанные условия. Между сторонами сразу же выявились разногласия. Американская сторона утверждает, что поставка реактора будет возможна только после фактического прекращения Пхеньяном своей ядерной программы. Северная Корея заявляет о согласии свернуть программы только после фактического получения американского реактора. Кроме того, Вашингтон требует от Пхеньяна передать имеющиеся к него ядерные материалы под контроль МАГАТЭ, что неприемлемо для КНДР.
Важно отметить, что Вашингтон говорит именно о разоружении Северной Кореи, а не о контроле за ее ядерными программами. О контроле речь шла в 1994 году, когда Пхеньян обязался постепенно вернуться в режим Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) и поставить свои ядерные материалы под контроль МАГАТЭ45. Напротив, с мая 2005 г. представители США вновь заговорили о необходимости лишить атомных технологий такие страны, как Иран и КНДР46.
Механизмом для воплощения этого «лишения» могли бы стать замораживание и последующий демонтаж ядерной инфраструктуры КНДР под наблюдением инспекторов МАГАТЭ.
В ноябре 2005 г. появились сообщения, что на очередном раунде шестисторонних переговоров в Пекине Северная Корея предложила план поэтапного отказа от ядерного оружия. Пхеньян предлагает действовать по схеме: (1) не проводить ядерных испытания, (2) не передавать ядерные материалы другим государствам, (3) приостановить свою ядерную программу, (4) вновь присоединится к ДНЯО и (5) выполнить все требования МАГАТЭ47. Однако в этом плане почти ничего не говорится о контроле за действиями КНДР. Кроме того, северокорейские представители утверждают, что добровольное разоружение может начаться только после поставок легководяных реакторов. США и другие участники шестисторонних переговоров не согласились с предложениями КНДР.


4

Проведение стратегии контрраспространения осложнено действиями международных компаний, специализирующихся на разработке месторождений атомного сырья и его сбыте, а также продажах технологий и оборудования для мирного использования расщепляющихся материалов. Рост напряженности на мировом рынке традиционных энергоносителей (нефти и газа) закономерно стимулировал спрос на атомную энергию и соответствующее сырье48. В таких условиях стал заметен явный рост цен на урановом рынке. С января 2004 по май 2005 г. они увеличились с 14 до 29 долларов за фунт, достигнув высшей отметки с 1981 года.
Отчасти рост цен объяснялся сокращением коммерческих запасов урана, которые, по данным Массачусетского технического института, в 1985-2003 годах сократились наполовину. Уровень добычи стал отставать от роста текущих потребностей49. Слухи о «нехватке урана» провоцировали ажиотажный спрос на него, что формировало исключительно благоприятную среду для заключения «полулегальных» сделок на урановом рынке.
Захватившие на нем преобладающие позиции транснациональные корпорации США, Канады, Австралии, ЮАР и Франции – такие гиганты, как, например, «Камеко» (Cameco), «Когема» (Cogema), «ЭРА» (ERA), «ВМС» (WMC) – все меньше руководствуются в своей коммерческой деятельности интересами государств, которые были для них «исходно родными». Интересы корпораций перестают совпадать с национальными интересами, становясь в этом смысле подлинно транснациональными, то есть не знающими границ. Бизнес выходит из-под контроля «своих» правительств и начинает отстаивает собственные коммерческие приоритеты. Правительства пытаются «урезонить» бизнес и заставить его (что не просто) руководствоваться интересами государства. Именно в этом столкновении базовых устремлений власти и бизнеса – причина громких скандалов 2003-2005 годов.
Во-первых, речь идет о нелегальных поставках международными компаниями пакистанских ядерных технологий. В связи с «делом Хана» упоминались и такие компании как китайская «Шэньян эркрафт корпорэйшэн» (Shenyang Aircraft Corporation), турецкая «Электроник контрол алетлери» (Elektronik Kontrol Aletleri), европейский концерн «Юренко» (Urenco), а также некоторые компании Малайзии и ЮАР50. Во-вторых, в марте 2004 г. США обвинили дубайскую компанию «Эс-Эм-Би компьютерз» (SMB Computers) в незаконном транзите пакистанских ядерных технологий51. Партнерами этой фирмы оказались компании «Эпсон» (Epson), «Палм» (Palm), «Асер» (Acer) и «Самсунг» (Samsung). В-третьих, в январе 2005 г. появились признания генерального управляющего транснациональной компании «Россинг ураниум лимитид» (Rossing Uranium Limited) Г. Дэвидсона, что 15% ее акций принадлежит Ирану52. Более того, контрольный пакет ее акций контролируется англо-австралийским урановым гигантом «Рио Тинто» (Rio Tinto), что позволяет подозревать «капитанов» международного уранового бизнеса в теневом сотрудничестве с «режимами-изгоями».
Наконец, в-четвертых, с 2003 г. в Америке разворачивается скандал вокруг возможных поставок урана из Нигера для ядерной программы Ирака. Правда, пока все больше аналитиков склоняются к выводам, что речь шла всего лишь о закулисной провокации, к которой возможно был причастен даже аппарат вице-президента Р. Чейни. Однако тот факт, что в качестве объекта был выбран именно Нигер, показывает: в Вашингтоне всерьез обеспокоены возможностью нелегального выброса африканского урана на международный «черный рынок». Эта возможность тем более вероятна, так как южноафриканские компании упоминались в связи с «делом» об утечке пакистанских ядерных технологий.
Острота столкновений вокруг этих громких дел лишь оттеняла сложности установления реального контроля международных организаций и правительств ведущих ядерных держав на рынке ядерного топлива53. Сомнения на этот счет усилились особенно после разоблачений в 2004 г. по «делу Хана», до которого в США, западноевропейских странах и России в целом было принято думать, что государственный контроль в сфере обмена ядерными материалами, технологиями и атомным сырьем более или менее надежен. Теперь подозрения вызывают и сделки о продажах ядерных материалов даже в такие, казалось бы, доказавшие свою благонадежность, страны, как Япония и Южная Корея54.
Расширение интереса к использованию расщепляющихся материалов происходит в результате технологического прогресса, достижения которого позволяют резко повысить эффективность расходования атомного топлива в мирных целях. В России эксперты размышляют о возможности перехода от атомных к более рентабельным термоядерным электростанциям, действующим на основе магнитной системы удержания плазмы. В Японии возобновлены прекращенные в 1995 г. работы по введению в строй нового экспериментального реактора на быстрых нейтронах «Мондзю», производительность которого теоретически может оказаться многократно больше, чем у реакторов, действующих в этой стране сегодня. Строительство новых, более современных реакторов для АЭС запланировано и ведется в Китае, Индии и Японии. Технический прогресс в сочетании с повышением цен на сырье делает рентабельными труднодоступные месторождения в странах Африки, Австралии и Канаде, которые ранее не вызывали интерес. Итогом становится увеличение оборота ядерных материалов, что повышает риск их утечки. В известном смысле развитие всего цикла производств ядерного профиля (от добычи сырья до вторичной переработки атомных отходов и продаж полученного в ее результате плутония) объективно работает на ядерное распространение – в той мере, в которой все атомные производства сопряжены с возможностью нелегальных сделок в интересах осуществления атомных программ военного профиля.
В мире фактически происходит становление сетевого «черного рынка» расщепляющихся материалов. Распространение ядерного оружия приобрело новое – сетевое – измерение. В литературе даже возник специальный термин «сети распространения» (proliferation networks), которым обозначаются нелегальные транснациональные сети, которые (в том числе через Интернет) занимаются коммерческим распространением расщепляющихся материалов.
Остается высоким уровень угрозы их хищения при железнодорожных или морских перевозках. 8 июля 2005 г. Венская конференция МАГАТЭ одобрила поправки к соглашению 1980 г. «Об усилении охраны обогащенного урана и других опасных ядерных материалов, которые могут быть использованы террористами». Новые правила предусматривают усиление международного взаимодействия для выявления и перехвата похищенных радиоактивных материалов и предотвращения последствий диверсий55. За несколько месяцев до этого американские эксперты представили администрации Дж. Буша рекомендации усилить контроль над прохождением коммерческих ядерных сделок и увеличить ассигнования на обеспечение физической безопасности объектов ядерной индустрии56.
В годы биполярной конфронтации мировой атомный рынок был относительно узок. На нем действовало ограниченное число крупных компаний, деятельность которых более или менее тщательно (но, конечно, не идеально) контролировалась правительствами ядерных держав. И поставщики, и потребители ядерных материалов и технологий были связаны между собой сетью обязательств, которые резко снижали возможность утечки расщепляющихся материалов.
Однако оказалось, что транснационализация производств стала разрушать эту систему. «Старые» компании были гораздо менее транснациональны, чем нынешние. И «старые» механизмы ограничений были прежде всего рассчитаны на регулирование силами отдельных государств. В условиях современного уровня транснационализации рынка расщепляющихся материалов прежние ограничители начинают действовать по-другому или перестают действовать вообще. В итоге, хотя «корень зла» от распространения ядерного оружия привычно искать в Тегеране или Пхеньяне, на самом деле центрами ядерного распространения делаются Йоханнесбург, Сидней и Амстердам – города, в которых заключается основная масса сделок по продажам расщепляющихся материалов.
Возникла и совсем новая проблема. В ряде регионов Австралии и Африки добыча природного урана происходит в труднодоступных пустынных или горных районах, причем зачастую открытым способом. Такие разработки уязвимы для нападения террористов или просто плохо защищены от угрозы хищения расщепляющихся материалов57.
Адекватных современной ситуации на атомным рынке механизмов контроля над ним нет. Международные режимы ограничения экспорта и институты (Группа ядерных поставщиков, Комитет Цангера, Вассенаарские соглашения) не подкреплены механизмами принуждения. Силовые санкции за их нарушения фактически нельзя применить ни к странам, ни, тем более, к независимым международным компаниям. Надежды, возлагавшиеся в этом смысле на созданную в 2001 г. Всемирную ядерную ассоциацию, тоже оказались преувеличенными. В ее состав вошли компании, доля которых в мировом производстве атомной энергии и урана составляет 50% и 90% (производители ядерного топлива, компании, специализирующиеся на транспортировке радиоактивных отходов и выводе из эксплуатации атомных объектов). Но за истекшие четыре года с момента ее основания выяснилось, что ассоциация способна осуществлять мониторинг ядерного рынка, но не его регулирование в интересах международной безопасности58. Любые попытки предложить ужесточение международного экспортного режима или ввести обязательную отчетность урановых корпораций перед международными институтами вызывают энергичное противодействие уранодобывающих государств и влиятельных лоббистских групп прежде всего в самих ядерных державах, включая США и Россию.
Тем не менее, возникновение в мировой экономике целого сектора «полулегального» производства и продаж расщепляющихся материалов способно оказаться своего рода глобальным вызовом ближайшего десятилетия. Стратегия контрраспространения при всей ее «спазматичности» и противоречивости, возможно, является закономерным интеллектуальным и политическим ответом самой сильной державы мира на угрозы, которую она, по всей видимости, правильно диагностировала, но очень часто пробует побороть явно неверными политическими действиями.
Сложившаяся ситуация объективно может означать нарастание предпосылок для частичной «деприватизации» (как ни крамольно это может звучать) мирового уранового рынка и всей сферы обмена расщепляющимися материалами и соответствующими технологиями. Однако попытки в иной или иной мере восстановить контроль государств за ядерными рынками экономически явно противоречит рыночной логике и тенденциями глобальной хозяйственной транснационализации.


* * *

Стратегия контрраспространения складывается как доктрина превентивного изъятия ОМУ у потенциально опасных (с точки зрения США) режимов. Фактически речь идет о «принудительном разоружении» государств, которые стремятся получить доступ к ядерным, химическим и биологическим технологиям. Контрраспространение превратилось в широкий комплекс мер, в число которых входят и военно-силовые акции, и дипломатическое принуждение к отказу от ядерных программ, и контроль над поставщиками расщепляющихся материалов, и борьба с криминальными сетями «черного рынка» ядерных технологий. Все это означает очень серьезную трансформацию традиционной системы нераспространения ядерного оружия, если понимать под таковой совокупность международных режимов второй половины ХХ века.
Проблема, однако, состоит в том, что механизм контрраспространения нацелен в основном на борьбу с «государствами-изгоями». Между тем в 2000-е годы распространение расщепляющихся материалов все больше связано с деятельностью нелегальных «сетей-распространителей» и транснациональных корпораций. Одним из ключевых вопросов ближайших десятилетий станет проблема «перенастраивания» механизмов и потенциала контрраспространения на борьбу с негосударственными субъектами.
Само международное сообщество не едино и зачастую делится на несколько «групп интересов». Правовая база контрраспространения спорна и уязвима, а грань между переговорами и силовыми демонстрациями узка и проницаема. Это увеличивает вероятность непросчитываемых ситуаций, каждая из которых чревата использованием силы как минимум в «параядерной» области.

Примечания

1См., например: Michael A. Levi, Michael O’Hanlon. The Future of Arms Control. Washington: Brookings Institution Press, 2005; Chaim Braun, Christopher F. Chyba. Proliferation Rings: New Challenges to the Nuclear Nonproliferation Regime // International Security. 2004. Vol. 29. No 2. P. 5-49; George Perkovich. Bush’s Nuclear Revolution. A Regime Change in Nonproliferation // Foreign Affairs. 2003. P. 2-8; Кокошин А.А. Ядерные конфликты в XXI веке (типы, формы, возможные участники). М.: Медиа-Пресс, 2003; Ядерное сдерживание и нераспространение / Под ред. А. Арбатова, В. Дворкина. М.: Московский центр Карнеги, 2005.
2См.: Ariel E. Levite. Never Say, Never Again: Nuclear Reversal Revisited // International Security. Winter 2002 – 2003. Vol. 27. No 3. P. 59-88; A Quiet Year for Arms Control // Strategic Survey. 1996 – 1997. London – Oxford, 1997. P. 41-52.
3Системная история международных отношений. В четырех томах. 1918 – 2003 / Под ред. А.Д. Богатурова. М.: НОФМО, 2003. С. 334-335.
4International Counterproliferation Program. См.: http://www.nti.org/e_research/cnwm/interdicting/customs.asp?print=true; дата посещения: 31.10.2005; UN Under-Secretary-General for Disarmament Affairs Jayantha Dhanapala Speaks to CNS: «Can Counterproliferation Work?» (http://cns.miis.edu/pubs/reports/ dhana.htm; дата посещения: 20.10.2005); Lee Feinstain, Ann-Marie Slaughter. A Duty to Prevent // Foreign Affairs. 2004. Vol. 84. No 1. P. 136-150.
5См.: John Deutch. A Nuclear Posture for Today // Foreign Affairs. 2005. Vol. 84. No 1. P. 49-60.
6См.: The Origin of U.S. Counterproliferation Policy. Air Force Counterproliferation Center (http://www.au.af.mil/au/awc/awcgate/xon/ definition.htm#whatis; дата посещения: 21.10.2005); Jason D. Ellis. The Best Defense: Counterproliferation and U.S. National Security // The Washington Quarterly. 2003. Vol. 26. No 2. P. 115-133 (http://www.twq.com/ 03spring/ docs/03spring_ellis.pdf; дата посещения: 21.10.2005).
7George Perkovich, Jessica T. Methews, Joseph Cirincione, Rose Goetemoeller, Jon B. Wolfstall. Universal Compliance. A Strategy for Nuclear Security // Carnegie Endowment for International Peace. March 2005. P. 71-78; Ivo H. Daalder, James M. Lindsay, James B. Steinberg. The Bush National Security Strategy: An Evaluation // Policy Brief. October 2002. No 109 (http:// www.brookings.edu/comm/policybriefs/pb109.pdf; дата посещения: 04.11.2005);
8John M. Spratt, Jr. Stopping a Dangerous Drift in U.S. Arms Control Policy (http://www.armscontrol.org/act/2003_03/spratt_mar03.asp; дата посещения: 07.11.2005). См.: Helen Caldicott. The New Nuclear Danger. New York – London: The New York Press, 2004.
9См.: Arthur M. Schlesinger. War and the American Presidency. New York – London: W.W. Norton & Company, 2004. P. 23; Троицкий М.А. Трансатлантический союз. 1991 – 2004. Модернизация системы американо-европейского партнерства после распада биполярности. М.: НОФМО, 2004. С. 202 – 203; Pre-emptive policy still being debated (http://www.usatoday.com/news/politicselections/nation/president/2004-08-31-bush-do; дата посещения: 29.09.2004).
10Кокошин А.А. Указ. соч. С. 10.
11Michael A. Levi, Michael O’Hanelon. Op. cit. P. 9.
12Arthur M. Schlesinger. Op. cit. P. 21 – 29.
13Matthew Bunn, Anthony A. Wier. Securing the bomb. An Agenda for action. Commissioned by nuclear threat initiative. May 2004 (http://www.nti.org/e_research/analysis_cnwmupdate_052404.pdf; дата посещения: 25.12.2004); Graham T. Allison. Nuclear terrorism. The Ultimate Preventable Catastrophe. New York Times Book: Henry Holt and Company, 2004.
14Полный текст изданной в ноябре 1997 г. президентской директивы № 60 (Presidential Decision Directive 60) остается закрытым до настоящего времени. Однако в американской печати появились публикации том, что в директиве может содержаться санкция, подтверждающая возможность применения Соединенными Штатами ядерного оружия не только в случае прямой военной агрессии против Америки, но даже при угрозе использования против Соединенных Штатов химического и биологического оружия. См., например: Jeffrey Smith. Clinton Directive Changes Strategy on Nuclear Arms // Washington Post. December 7, 1997. Официальных подтверждений эта версия не получила. См. об этом: Gotz Neunneck. The U.S Presidential Decision Directive 60: New Targets, Old Policy (www.ineasp.org/bulletin15/bul15art16.htm; дата посещения: 01.12.2005); PDD/NSC 60 Nuclear Weapons Employment Policy Guidance. November 1997 (http://www.fas.org/irp/offdocs/pdd60.htm; дата посещения: 01.12.2005).
15См.: Remarks to Proliferation Security Initiative Conference. Remarks as delivered by Deputy Secretary of Defense Paul Wolfowitz, National Defense University, Washington. December 17, 2003 (http://www.defenselink.mil/speeches/2003/sp20031217-depsecdef0802.html; дата посещения: 01.08.2005); National Security Advisor Dr. Rice Remarks to National Legal Center (http://www.whitehouse.gov/news/releases/2003/10/20031031-5.html; дата посещения: 04.10.2005); President Bush Discusses North Korea (http://www.state.gov/p/eap/ rls/rm/2003/16637.htm; дата посещения: 12.09.2005).
16The National Security Strategy of the United States of America. September 2002 (http://www.whitehouse.gov/nsc/nss.pdf; дата посещения: 03.11.2005); National Strategy to Combat Weapons of Mass Destruction (http://www.whitehouse.gov.news/releases/ 2002/12/WMDStrategy.pdf. P. 4-5; дата посещения: 05.10.2005).
17См: Henry .C. Kelly, Michael A. Levi. Nix the Mini-Nukes // The Christian Science Monitor. March 28, 2002 (http://www.csmonitor.com/2002/ 0328/p09s01-coop.htm; дата посещения: 01.10.2004); Charles D. Ferguson. Mini-Nuclear Weapons and the U.S. Nuclear Posture Review (http://www.cns.miis.edu/pubs/week/020408.nhtml, дата посещения: 01.10.2004).
18Подробный анализ этой проблемы см.: Charles L. Glaser, Steve Fetter. National Missile Defense and the Future of U.S. Nuclear Weapons Policy // International Security. 2001. Vol. 26. No 1. P. 40-92
19President Announces New Measures to Counter the Threat of WMD (http://www.whitehouse.gov/news/releases/2004/02/print/20040211-4.html; дата посещения: 18.04.2005).
20Промежуточные итоги деятельности США на этом направлении см.: President Bush Administration Actions to Implement WMD Commission Recommendations (http://www.whitehouse.gov/ news/releases/2005/06/20050629-5.html; дата посещения: 18.11.2005).
21Алексеев В.Л. Реформа разведывательной системы США // Международные процессы. 2005. № 2. С. 76-77.
22Речь идет о выработанном в сентябре 1997 г. «Типовом дополнительном протоколе между [...государствами] и Международным агентством по атомной энергии о применении гарантий». При этом его восприятие в России и США различно. Российские авторы уделяют ему не более одной-двух страниц. Напротив, в Соединенных Штатах он рассматривается как одно из ключевых соглашений в сфере нераспространения ядерного оружия. А в феврале 2004 г. его распространение было провозглашено одним из приоритетов ядерной политики США.
23Scott Sagan. Why Do States Build Nuclear Weapons? // International Security. Winter 1996/1997. Vol. 21. No 3. P. 54-86; Peter Liberman. The Rise and Fall of the South African Bomb // International Security. Fall 2001. Vol. 26. No 2. P. 45-86.
24К 1977 г. эксперты МАГАТЭ зафиксировали следы ядерных испытаний в пустыне Калахари. В середине 1980-х годов ЮАР, по оценкам российских исследователей, произвела примерно шесть ядерных взрывных устройств, хранящихся, правда, в разобранном состоянии. См.: Ядерное нераспространение / Под ред. В.А. Орлова. M.: ПИР-центр, 2002. Т. I. C. 256; T. II. C. 6.
25В рамках этого компромисса МАГАТЭ зафиксировало прекращение военной ядерной программы ЮАР до того, как были закрыты предприятие по обогащению урана в Восточном Пелиндабе и исследовательский реактор в ядерном центре Пелиндаба. Официально их закрытие произошло только в 1995 году. См.: Joseph Cirincione, Jon B. Wolfstal, Miriam Raykmar. Deadly Arsenals. Tracking Weapons of Mass Destruction. Washington: Carnegie Endowment for International Peace, 2002. P. 368.
26Peter Liberman. Op. cit. P. 78-82. Дискуссию о возможности «силового» решения проблем ядерного нераспространения см.: Peter D. Feaver, Scott D. Sagan, David J. Karl. Proliferation Pessimism and Emerging Nuclear Powers // International Security. Fall 1997. Vol. 22. No 2. P. 185-207.
27См.: Jeffrey Herbst. Responding to State Failure in Africa // International Security. Winter 1996/1997. Vol. 21. No 3. P. 120-124; Herbert Howe. Lessons of Liberia. ECOMOC and Regional Peacekeeping // International Security. Winter 1996/1997. Vol. 21. No 3. P. 145-176.
28Jeffrey Herbst. Op. сit. P. 143. Интересный анализ возможной постановки КНДР под международный контроль в случае, если ее режим действительно рискнет начать войну см.: Michael O’Hanelon. Stopping a North Korea Invasion // International Security. 1998. Vol. 22. No 4. P. 135-170.
29См.: Ежегодник СИПРИ – 2004. Вооружения, разоружения и международная безопасность. М.: Наука, 2005. С. 673-675.
30Там же. С. 657, 663-664.
31 Хроника событий вокруг иранской ядерной программы воссоздана на основе данных информационного портала агентства «Regnum». См.: http://www.regnum.ru.news.
32См., например: Al J. Venter. Iran’s Nuclear option. Tehran’s Quest for the Atom Bomb. Rhiladelphia: Casemate, 2005.
33Secretary Condoleezza Rice. Remarks With German Chancellor Gerhard Schroeder After Meeting (http://www.state.gov/secretary/rm/ 2005/ 41845.htm; дата посещения: 29.11.2005).
34President Meets with E.U. Leaders (http:// www.whitehouse.gov/news/releases/2005/ 02/20050222-8.html; дата посещения: 29.11.2005).
35 Press Briefing by Scott McClellan (http:// www.whitehouse.gov/news/releases/2005/ 03/20050301-6.html#2; дата посещения: 28.11.2005); Secretary Condoleezza Rice. U.S. Support for the EU (http://www.state.gov/ seretary/rm/2005/43276.htm; дата посещения: 29.11.2005).
36Заявление для прессы и ответы Президента России В.В. Путина на вопросы по итогам переговоров с Президентом Израиля М. Кацавом, Иерусалим, 28 апреля 2005 (http://www.ln.mid.ru/ brp_4.nsf/sps/C25AE78B4B13A88FC3256FF20026AED5; дата посещения: 28.11.2005).
37Интересный анализ этой проблемы см.: Вся надежда на Россию? // The Wall Street Journal (http://www.inosmi.ru/223927.html; дата посещения: 01.12.2005).
383 августа 2005 г. министры иностранных дел Великобритании, ФРГ и Франции предъявили Ирану ноту, в которой указывалось, что возобновление работ по переработке урана будет означать конец переговоров по иранской ядерной программе. См.: Иранское ядерное досье может войти в повестку СБ ООН (http//www.regnum.ru/ news/492284.html?forprint; дата посещения: 28.11.2005). В ответ 10 августа 2005 г. Тегеран снял пломбы с ядерного центра в Исфахане и возобновил работы по конверсии урана.
39См.: Asley G. Telli. U.S. Strategy: Assisting Pakistan Transformation // The Washington Quarterly. Winter 2004-2005. Vol. 28. No 1. P. 97-116; Universal Compliance. A Strategy for Nuclear Security. Washington: Carnegie Endowment for International Peace, 2005. P. 159-169; Paul Kerr. New Details Emerge on Pakistani Networks // Arms Control Today. May 2005 (http:// www.nci.org/ind-pak.htm; дата посещения: 29.06.2005). Анализу этой проблемы автор посвятил особую статью: Фененко А.В. «Избирательное разоружение» по Бушу // Политический журнал. 2005. № 23. С. 40-43.
40См., например: Pakistan’s Nuclear Proliferation Activities and the Recommendations of the 9/11 Commission: U.S. Policy Constraints and Options / Congressional Research Service, 25 January 2005 (http://www.fas.org/spp/starwars/crs/ RL32745.pdf; дата посещения: 30.01.2005).
41См.: Seligg S. Harrison. Did North Korea Cheat? // Foreign Affairs. 2005. Vol. 84. No 1. P. 99 – 110; Richard N. Haas. Regime Change and Its Limits // Foreign Affairs. 2005. Vol. 84. No 4. P. 66-78; Евстафьев Д.Г. Ядерный кризис на Корейском полуострове: возможные сценарии развития //Ядерный Контроль. 2003. № 2.
42 Keynote speeches made at sixway talks, KCNA, 30 August 2003, URL (http://www.ksna.co.jp/ item/ 2003/200308/news08/30.htm#5; дата посещения: 30.05.2005).
43Подробный анализ хода шестисторонних переговоров в 2002 – 2003 гг. см.: Dean Nowowiejski, Tamotsu Nakano, Richard Bus. Crisis on the Korean Peninsula // Brookings Northiest Asia Survey. 2002 – 2003. P. 1-17.
44См.: Мамев Ш. Урок тэквондо в японском танце // Политический журнал. 2005. № 32 (http://www.politjournal.ru/index.php?action= Articles&dirid=40&tek=4260&issue=122; дата посещения: 15.10.2005).
45Ядерное распространение в Северо-Восточной Азии / Под ред. А. Арбатова, В. Михеева. М.: Московский центр Карнеги, 2005. С. 12.
46США требуют лишить Иран и КНДР ядерных технологий (http://russianboston.com/common/arc/story/php/191368?id_cr+17; дата посещения: 28.11.2005).
47КНДР предложила план отказа от ядерного оружия (http://www.strana.ru/print/264834. html; дата посещения: 29.11.2005).
48См., например: Energy Security. Toward a New Foreign Policy Strategy / Jan H. Kalicki and David L. Goldman (eds.). Washington – Baltimore: Woodrow Wilson Center Press, The Johns Hopkins University Press, 2005. Cм. также аналитические обзоры Оксфордского энергетического института (http://www.oxfordenergy.org/pdfs/GW7.pdf; http://www.oxfordenergy.org/pdfs/SP16.pdf) и «РЭНД корпорэйшен» (http://www.rand.org/ publications/MR/MR1245/MR1245.ch3.pdf).
49http://www.mineral.ru/Chapters/News/ 18078.html; дата посещения: 04.10.2005.
50Chaim Braun, Christopher F. Chyba. Op. cit. P. 11-20.
51 См.: США продолжают расследовать деятельность «урановой» компании SMB в Азербайджане и Казахстане (http://www.centralasia.ru/ newsA.php?st=1078734540; дата посещения: 19.04.2005).
52Иран владеет 15% акций уранового рудника в Намибии (http://iran.ru/rus/print_news.php? news_id=27251; дата посещения: 20.04.2005).
53О коммерциализации этого рынка также см.: http://wna.nuclear.ru/digest/full.html?id=57; Paul L. Leventhal. A Pox on Mox // Bulletin of the Atomic Scientists. March/April 1998 (http://www.nci.org/ index.ht; дата посещения: 07.11.2005).
54Ядерное распространение в Северо-Восточной Азии. С. 22.
55 МАГАТЭ усиливает защиту ядерных материалов после терактов в Лондоне (http://antiterror.ru/news/91334361; дата посещения: 23.09.2005)
56Shankar Vedabtam. Storage of Nuclear Spent Fuel Criticized // The Washington Post. 28 March, 2005.
57См.: Uranium Mining in Australia and Canada (http://world-nuclear.org/Templates/ mining.htm; дата посещения: 20.11.2005).
58 Подробнее о деятельности Всемирной ядерной ассоциации см. ее официальный сайт: http://www.world-nuclear.org.
*Разницу в понятиях можно уяснить при помощи исторических сравнений. Если бы в 1941 г. США нанесли упреждающий удар по японскому флоту за два-три дня до Перл-Харбора, то такую операцию можно было бы обозначить словом «preemptive». Но если бы в 1961 г. США подвергли бомбардировке создававшиеся тогда объекты ядерной инфраструктуры КНР, то это было бы «превентивным» (preventive) действием – по сути дела «профилактическим». Ведь Китай, в отличие от императорской Японии, не собирался наносить удар по Соединенным Штатам. Значит, с их стороны речь могла идти лишь о предупреждении потенциальной угрозы, которой мог оказаться (или не оказаться) для США ядерный Китай. Дискуссия о «профилактических» или «упреждающих» ударах – это спор о том, какие методы следует считать легитимными для обороны: (1) применение силы только по готовящемуся к агрессии противнику или (2) уничтожение даже потенциальных угроз, которые могут перерасти или не перерасти в угрозу реальной военной агрессии через несколько лет или десятилетий.
**Эти скандальные разоблачения названы «делом Хана» по имени ведущего физика Пакистана Абдул Кадыр Хана, директора исследовательской лаборатории при Пакистанском институте ядерных исследований и технологий. Хан считается «отцом» ядерной программы Пакистана. Вместе с тем именно он с середины 1990-х годов организовал целую систему нелегальных поставок пакистанских ядерных материалов и технологий в Иран, Ливию и КНДР. В начале 2004 г. разоблачение этой сети вызвало международный скандал и показало, что «сетевое распространение» расщепляющихся материалов уже стало реальностью.