Рейтинг
Порталус

ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ТУРЦИИ И ГРЕЦИИ НАКАНУНЕ И В ПЕРИОД МЮНХЕНСКОГО СГОВОРА

Дата публикации: 10 января 2018
Автор(ы): В. К. ВОЛКОВ
Публикатор: Шамолдин Алексей Аркадьевич
Рубрика: МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО
Номер публикации: №1515589061


В. К. ВОЛКОВ, (c)

Советская историческая наука всегда рассматривала мюнхенский сговор империалистических держав в неразрывной связи с проблемой происхождения второй мировой войны. Эта связь нашла глубокое обоснование в ряде коллективных трудов1 . Советские историки показали классовый характер политики умиротворения, попустительства и поощрения агрессоров, проводившейся западными державами. Подталкивая германский империализм к агрессии на Восток, против СССР, западные державы рассчитывали, что это приведет к взаимному истощению Германии и Советского Союза и тем самым - к упрочению мировых позиций Англии, Франции и США. При этом их не смущало, что одновременно жертвами фашизма должны были стать и стали многие европейские народы.

Интерес к изучению истории мюнхенского сговора не ослабевает. В последние годы появились работы советских историков и исследователей европейских социалистических стран, позволяющие на основе новых материалов глубже раскрыть подоплеку мюнхенской политики империалистических держав, шире осветить отдельные стороны их дипломатической тактики2 . Значительно расширилось изучение истории внешней политики малых и средних европейских стран, втянутых в водоворот "чехословацкого кризиса", в частности политики Югославии и Румынии, которых связывал с Чехословакией пакт Малой Антанты3 . Но воздействие мюнхенского сговора, как свидетельствуют эти исследования, шло гораздо дальше, порождая цепную реакцию в системе международных отношений. Оно отразилось, в частности, на всех государствах Юго-Восточной Европы, в том числе на Турции и Греции.

Их внешняя политика накануне и в период мюнхенского сговора до сих пор не подвергалась специальному рассмотрению. Отдельные замечания в общих трудах4 не раскрывают особенностей политики этих двух стран, хотя события того времени оказали большое влияние на складывание их внешнеполитического курса. Отсутствуют оценки отно-


1 "История внешней политики СССР. 1917 - 1976". Под ред. А. А. Громыко, Б. Н. Пономарева. Т. 1. 1917 - 1945. М. 1976; "История второй мировой войны". В 12-ти тт. Т. 2. М. 1974; "История дипломатии". Т. III. М. 1965.

2 В. Я. Сиполс. Советский Союз в борьбе за мир и безопасность. 1933 - 1939. М. 1974; И. Д. Овеяный. Тайна, и которой война рождалась. М. 1975; H. Bаtowski. Zdrada monachijska. Sprawa Czechoslowacji i dyplomacja europejska w roku 1938. Poznan. 1973; V. Kral. Plan "Zet". Praha. 1973.

3 В. К. Волков. Германо-югославские отношения и развал Малой Антанты. 1933 - 1938. М. 1966; Н. И. Лебедев. "Железная Гвардия", Кароль II и Гитлер. М. 1968.

4 А. Ф. Миллер. Очерки новейшей истории Турции. М. 1948; "Новейшая история Турции". М. 1968; В. Алексеев, М. Керимов. Внешняя политика Турции. М. 1961; В. М. Брагинский. Политика Англии в Греции накануне и в первый период второй мировой войны (октябрь 1938 - май 1941). Автореф. канд. дисс. М. 1965.

стр. 42


шения Турции и Греции к мюнхенскому сговору и в специальных трудах по их внешней политике, в том числе в книге турецкого историка А. Эсмера ("Политическая история. 1919 - 1939") и монографиях греческих авторов Г. Дафниса ("Греция между двумя войнами. 1923 - 1940") и П. Пипинелиса ("Георг II")5 . Даже греческий историк С. Линардатос в монографии "Внешняя политика режима 4 августа"6 в параграфе о Мюнхене приводит самые общие сведения об этом сговоре, используя их для характеристики состояния международных отношений в целом. Исключение составляет книга болгарского историка Л. Живковой, в которой на основе документов Форин Оффис показаны отношения двух стран также и в период мюнхенского сговора7 .

Отношения между Турцией и Грецией в XX в. развивались крайне неровно и знали периоды вражды и войн (например, греко-турецкая война 1919 - 1922 гг.8 ) и периоды сближения. Одно из них началось с конца 20-х годов и привело к заключению 31 октября 1930 г. Договора о нейтралитете, добром соседстве и арбитраже, а также военно-морского протокола и торговой конвенции. Эти документы подвели черту под недавним прошлым и урегулировали ряд стоявших между двумя странами острых вопросов (проблема греческих беженцев и переселенцев, признание границ и т. д.)9 . Продолжавшееся улучшение взаимных отношений, за которым стояли интересы буржуазии и правящих кругов Турции и Греции прежде всего в области обеспечения их безопасности, было зафиксировано в Пакте сердечного сотрудничества (сентябрь 1933 г.), по которому обе страны взаимно гарантировали свои балканские границы, обязались консультироваться по внешнеполитическим вопросам и оказывать друг другу взаимную поддержку на международной арене. После образования 9 февраля 1934 г. Балканского пакта обе страны стремились проводить совместную политику в этой региональной группировке, в которую, кроме них, вошли Румыния и Югославия. Во второй половине 30-х годов внешнеполитическое сотрудничество Турции и Греции достигло своего наивысшего уровня. Помимо согласованной линии на Балканах, они занимали сходные позиции по отношению к великим державам и одинаково реагировали на последующие изменения в системе межгосударственных отношений. Поэтому рассмотрение политики этих двух стран в рамках одного международного конфликта ("чехословацкий кризис") представляется вполне обоснованным.

Во время "чехословацкого кризиса", вызванного агрессивными притязаниями гитлеровской Германии при попустительстве западных держав и достигшего своего апогея в мюнхенской сделке, Турция и Греция не были сторонними наблюдателями. Являясь участниками Балканского пакта, они находились в союзных отношениях с Югославией и Румынией, которые, в свою очередь, были связаны с Чехословакией, входя в состав Малой Антанты. Находясь на периферии конфликта10 , Турция и Греция испытывали на себе его влияние и сами оказывали воздействие на обстановку в Юго-Восточной Европе.

К началу 1938 г. во внешней политике Турции и Греции наблюдалось много общих черт, хотя к такому сходству они шли разными путя-


5 E. R. Vere-Hodge. Turkish Foreign Policy, 1918 - 1948. Geneve. 1950; J. Glasneck. Die imperialistischen Grossrnachte und die Ttirkei am Vorabend und wahrend des Zweiten Weltrieges (Inaug. Diss.).Halle (Saale). 1964; T. Ataov. Turkish Foreign Policy, 1939 - 1945. Ankara. 1965; A. S. Esmer. Siyasi tarih (1919 -1939). Ankara. 1953; Г. Дафнис. Греция между двумя войнами. 1923 - 1940. Т. 2. Афины. 1955 (на греч. яз.); П. Пипинелис. Георг II. Афины. 1951 (на греч. яз.).

6 С. Линардатос. Внешняя политика режима 4 августа. Афины. 1975 (на греч. яз.).

7 Л. Живкова. Англо-турецкие отношения 1933 - 1939 гг. М. 1975.

8 См. Н. Г. Корсун. Греко-турецкая война 1919 - 1922 гг. М. 1940.

9 H. J. Psomiades. The Eastern Question: the Last Phase. A Study in Greek- Turkish Diplomacy. Thessaloniki. 1968, pp. 81 - 82, 104, 106 - 109.

10 "Международные конфликты". М. 1972, стр. 49 - 50.

стр. 43


ми. Внутреннее положение в Турции в предшествовавшие годы характеризовалось укреплением позиций национальной буржуазии, но вместе с тем и усилением влияния правых течений в государственном аппарате, что в немалой степени объяснялось тяжелой болезнью основателя и руководителя Турецкой республики Кемаля Ататюрка, приведшей к его фактическому отходу от государственных дел. В области внешней политики конец 1937 - начало 1938 г. отличались постепенным отходом от дружественных отношений с СССР и сближением с империалистическими державами, особенно с Англией. Англо- турецкие отношения строились, по словам английского посла в Анкаре П. Лорэна, на основе "взаимного, но недокументированного признания широкой общности интересов"11 . Принятое в начале 1937 г. турецким правительством решение "согласовывать свою региональную политику с мировой политикой Великобритании", а в случае конфликта с фашистскими державами выступить на стороне Англии12 знаменовало собой превращение Турции в проводника английской политики на Ближнем и Среднем Востоке (Саадабадский пакт от 8 июля 1937 г.), в районе Восточного Средиземноморья и на Балканах.

Изменения во внешней политике Турции вели к усилению в ней антисоветских тенденций13 . Многочисленные заявления государственных деятелей Турции (И. Иненю, Р. Араса, Д. Баяра и др.) о неизменном дружественном характере отношений с СССР только внешне прикрывали происходившие перемены. По доверительным же словам Р. Араса английскому послу, в советско-турецких отношениях образовалась "коварная трещина"14 . В то же время Турция развивала экономические связи с Германией, которая к 1938 г. вышла на первое место в ее внешней торговле15. Характерно, что Англия не препятствовала тогда германской экономической экспансии, рассчитывая, что это будет содействовать дальнейшему отходу Турции от сотрудничества с СССР и обострению советско-германских отношении.

Вместе с тем обострение международной обстановки и начавшееся соперничество между империалистическими державами за влияние на Турцию вызвало у турецких политиков намерение воспользоваться стечением обстоятельств, чтобы поставить как один из самых актуальных в своей внешней политике вопрос об Александреттском санджаке, находившемся под французским мандатом, и добиться его присоединения. В конце 1937 - начале 1938 г. этот вопрос стал особенно злободневным16 . Для его решения Турция прибегла к ряду рискованных дипломатических ходов, в частности заигрыванию с Германией, что отразилось на всем ее внешнеполитическом курсе.

Внутреннее положение Греции имело много общего с положением других балканских стран. Военно-монархическая диктатура, установленная 4 августа 1936 г. генералом И. Метаксасом с благословения короля Георга II, была ответом правящих кругов на усиление политической борьбы, угрожавшей существованию монархии. Во внутренней политике правительство Метаксаса проявляло все более усиливавшиеся тенденции к фашизации общественно- политической и экономической жизни страны. В области внешней политики Греция шла в фарватере английской политики, и принципом ее внешнеполитического курса было никог-


11 Л. Живкова. Указ. соч., стр. 155 - 158.

12 Там же, стр. 159 - 161.

13 П. П. Моисеев, Ю. Н. Розалиев. К истории советско-турецких отношений. М. 1958, стр. 53 - 54; И. Ф. Черников. В интересах мира и добрососедства (о советско-турецких отношениях в 1935 - 1970 гг.). Киев. 1977, стр. 25 - 30.

14 Л. Живкова. Указ. соч., стр. 79.

15 L. Krecker. Deutschland und die Tiirkei im Zweiten Weltkrieg. Frankfurt am Main. 1964, S. 23.

16 А. Ф. Миллер. Указ. соч., стр. 186 - 190.

стр. 44


да не противопоставлять свои интересы английским17 . Тесно связанная с Англией Греция официально занимала позицию нейтралитета и неприсоединения к группировкам великих держав.

Турцию и Грецию сближали во внешней политике как ориентация на Англию, так и опасения относительно агрессивных намерений Италии, которые разделялись обеими странами. Особое место в их сотрудничестве занимали балканские проблемы, с которыми они связывали задачи обеспечения своей безопасности, в том числе Турция - защиту черноморских проливов. И Турция и Греция были обеспокоены югославо-болгарским сотрудничеством и одинаково расценивали его как идущее вразрез с их интересами18 . Совпадение основных внешнеполитических установок вело к проведению ими совместной линии в Балканском пакте, являвшемся для обеих стран единственным соглашением в системе их международных договоров, по которому они несли обязательства, выходившие за рамки сохранения нейтралитета. На основе широкой общности целей и при поддержке английской дипломатии сотрудничество обеих стран быстро развивалось, приведя в конце 1937- начале 1938 г. к тесному турецко-греческому альянсу в Балканском пакте, причем Турция играла в нем ведущую роль и часто выступала выразителем общих позиций обоих государств.

В начале 1938 г. в балканской политике Турции и Греции четко обозначились две цели: во-первых, обеспечить достаточную глубину обороны черноморских проливов на случай обострения положения в Европе и, во-вторых, ослабить югославо-болгарское сотрудничество. Отношение к последнему со стороны Турции и Греции быстро эволюционировало от первоначальной сдержанности к прямой враждебности, что было подмечено югославской и болгарской дипломатией. Югославский посланник в Анкаре Б. Аджемович сообщал в начале 1938 г. о желании Турции подорвать югославо-болгарский пакт о вечной дружбе путем обострения противоречий между двумя славянскими государствами на Балканах, о ее стремлении обеспечить защиту проливов и планах усилить свою роль в балканских делах19 . В дипломатических кругах в Анкаре не было сомнений, что за турецкими действиями скрывается английская инициатива.

Турецкие намерения нашли подтверждение в ходе сессии Постоянного совета Балканского пакта, собравшейся в Анкаре 25 - 28 февраля 1938 года. Турецкий министр иностранных дел Р. Арас выступил с предложением признать равноправие Болгарии в области вооружений в обмен на ликвидацию демилитаризованных зон во Фракии вдоль болгаро-турецкой и болгаро- греческой границ, предусмотренных Лозаннским мирным договором, что было одобрено сессией20 . Было дано также согласие на заключение дополнительного договора между Турцией и Грецией, что означало признание их особых отношений в рамках Балканского пакта со стороны других его членов. Этот договор, парафированный в Анкаре 28 февраля 1938 г., конкретизировал и расширял обязательства двух стран по Договору о нейтралитете (31 октября 1930 г.) и Пакту сердечного сотрудничества (14 сентября 1933 г.).


17 Е. Schramm von Thadden. Griechenland und die Grossmachte im Zweiten Weltkrieg. Wiesbaden. 1955, S. 10.

18 Буржуазная оппозиция в Греции ставила в вину правительству Метаксаса то, что оно не смогло предотвратить заключение болгаро- югославского пакта о вечной дружбе: Дипломатски архив Државног секретариата за иностране послове, Београд (далее - ДА ДСИП), Локдонско посланство (далее - ЛП), пов. бр. 251, 1 -14. Месечни извештаj МИП-а за jaнуap 1938 г. (Грчка). О болгаро-югославском пакте (24 января 1937 г.) см.: В. К. Волков. Указ. соч., стр. 148 - 167.

19 ДА ДСИП, Посланство у Турскоj (далее - ПТ), 1938, пов. бр. 20, F-29. Аджемович (Анкара) - в Белград от 19.I.1938.

20 Z. Avramovski. Sukob interesa Velike Britanje i Nemacke na Balkanu uoei drugog svetskog rata. "Istorija XX veka". Zbornik radova. T. II. Beograd. 1961, s. 38.

стр. 45


Смысл нового договора21 заключался в усилении сотрудничества Турции и Греции в случае осложнений как в районе Средиземного моря, так и на Балканах. Его положения с учетом обязательств по Балканскому пакту содержали в завуалированном виде обоюдную гарантию границ против Болгарии. Поясняя значение договора, Метаксас по возвращении из Анкары говорил германскому посланнику в Афинах В. Эрбаху, что отныне любое государство, которое напало бы на одного из партнеров, будет иметь дело сразу с двумя22 .

Сближение с Турцией вызывало значительное недовольство в греческих оппозиционных кругах, которые считали, что заключенные соглашения дают одностороннюю выгоду Турции, особенно в вопросе об обороне зоны проливов, и в то же время не обеспечивают безопасности Греции. Территория ее, полагали они, является естественным предпольем в случае нападения какого-либо государства на Турцию, тогда как сама Греция открыта для вторжения со всех сторон, причем Турция не несет в данном случае никаких обязательств23 . Оппозиция склонна была поэтому приписывать заключение греко-турецкого договора английской инициативе.

Усиление интереса к балканским проблемам шло параллельно с заигрыванием Турции и Греции со странами "оси" в условиях, когда в воздухе уже носился дух "умиротворения" и когда между Англией и Италией велись переговоры об урегулировании их отношений в районе Средиземного моря и в Африке. Турция по согласованию с Грецией выступила инициатором предложения признать итальянский захват Эфиопии, которое было принято сессией Балканского пакта в Анкаре вместе с решением об установлении дипломатических контактов с правительством Франко в Испании в соответствии с позицией Англии и вслед за нею24 . В коммюнике сессии Балканского пакта была подчеркнута связь между признанием итальянской империи и вопросом о присоединении Италии к конвенции в Монтрё о режиме черноморских проливов, чему турецкая дипломатия придавала большое значение.

Одновременно и Турция и Греция проявляли готовность к развитию отношений с Германией. 2 марта 1938 г. в Берлине состоялась первая встреча турецкого посла Х. Арпага с Риббентропом, незадолго перед тем вступившим на пост министра иностранных дел. Арпаг заявил о стремлении турецкого правительства развивать дружественные отношения с Германией. Турция, говорил он, стремится к установлению далеко идущего сотрудничества, у нее нет никаких политических обязательств, направленных против Германии. Риббентроп, со своей стороны, заверил турецкого посла, что между двумя государствами не существует никаких политических расхождений и что он надеется на их дальнейшее сближение25 . Близкую к турецкой позицию занимала и Греция. В беседе с германским посланником Эрбахом в начале марта 1938 г. Метаксас выразил желание развивать дружественные отношения с фашистской Германией, а также надежду на достижение соглашения между "четырьмя великими европейскими державами" и говорил о стремлении Греции избегать односторонней ориентации в пользу одной из группировок великих держав26 .


21 Текст турецко-греческого договора см.: "Documents on International Affairs, 1938". Vol. I. L. 1942, pp. 286 - 287.

22 Auswartiges Amt, Politisches Archiv, Bonn (далее - AA-Bonn), Pol. Abt. IV. Po 4 Balkan, Bd. 1; Pol. IV 900/38. Эрбах (Афины) - в Берлин от 22.III.1938.

23 Г. Дафнис. Указ. соч., стр. 474.

24 AA (Bonn), Pol. Abt. IV, Po 4 Balkan, Bd. 1, Pol. IV 900/38, Келлер (Анкара) - в Берлин от 11.II.1938; Pol. IV 1437/38, Келлер - в Берлин от 2.III.1938.

25 AA (Bonn), Pol. Abt. VII, Po 9 Turkei, Bl. 49 - 60, Pol. VII 323/38 (RM- 133).

26 AA (Bonn), Pol. Abt. IV, Po 4 Balkan, Bd. 1, Pol. IV 2109/38, Эрбах (Афины) - в Берлин от 22.III.1938.

стр. 46


Захват Австрии 12 марта 1938 г. гитлеровской Германией не вызвал никакой внешней реакции со стороны правительств и официальных кругов Турции и Греции. В прессе обеих стран это событие обсуждалось главным образом под углом зрения его воздействия на дальнейшее развитие международных отношений. Однако правящие круги, учитывая также курс английской политики, сделали для себя вывод о необходимости упрочения своих отношений со странами "оси", исходя из предположения, что будет достигнуто соглашение фашистских стран с западными державами в духе "пакта четырех", идея которого продолжала жить в течение всего предвоенного периода.

Первой решила предпринять соответствующие шаги турецкая дипломатия. Посол Х. Арпаг нанес 5 апреля 1938 г. визит Риббентропу и изложил гитлеровскому министру свои соображения о дружественных отношениях Турции с Германией. Турция, говорил он, стремится к нейтралитету и избегает любых коалиций. Риббентроп, в свою очередь, заверил посла в огромном значении, которое придает Германия хорошим отношениям с Турцией27 . Эта беседа была своеобразным откликом Турции на аншлюс Австрии и сопровождалась обоюдными заверениями, открывавшими путь к сближению двух стран.

В новых условиях Турция и Греция продолжали укреплять свои связи. 26 апреля 1938 г. в Афины прибыл турецкий премьер-министр Баяр в сопровождении министра иностранных дел Араса для подписания турецко- греческого "дополнительного договора", которое состоялось 27 апреля. Баяр в своей речи охарактеризовал этот договор как "братскую турецко-греческую унию"28 . По сведениям югославской дипломатии, наряду с опубликованным текстом договора существовало также и секретное соглашение между Турцией и Грецией, которое, если и не являлось по форме военной конвенцией, содержало детально разработанные их генштабами и адмиралтействами взаимные обязательства на случай осложнений в районе Средиземного моря29 .

Визит турецкой правительственной делегации в Грецию проходил в обстановке назревания "чехословацкого кризиса", который подвергся обсуждению между турецкими и греческими государственными деятелями. Отражая их общую точку зрения, Арас в беседе с югославским посланником в Афинах М. Лазаревичем сказал, что огромное возбуждение в Праге преувеличено, и, ссылаясь на только что прошедшие англофранцузские переговоры в Париже, полагал, что Англия и Франция посоветуют Чехословакии пойти на уступки. В создавшихся условиях, считал он, в интересах Балканского пакта было бы поддерживать по возможности более тесные связи с Германией. Но главную задачу Балканского пакта Арас видел все же в завоевании все большего доверия и благосклонности Англии. В случае возобновления германского "Дранг нах Остен", о котором вновь начали говорить с возрастающим страхом, заявил он, "Балканская Антанта станет форпостом на его пути". Лазаревич обратил внимание на беседы Баяра, Араса и Метаксаса с английским посланником в Афинах С. Уо^ерлоу, который, по его мнению, хотя и занимал подчеркнуто сдержанную позицию в полемике о действительном содержании и значении дополнительного турецко-греческого договора, представлялся ему "единственным хорошо информированным лицом во всем этом деле"30 .


27 "Akten zur Deutschen Auswartigen Politik" (далее - ADAP), Serie D, Bd. V, Dok. 542, S. 604- -605.

28 ДА ДСИП, ЛП, 1938, пов. бр. 494, 1 - 14. Месечни извештаj МИП-а за април 1938 г. (Грчка).

29 Архив Jyгославиje, ф. М. Стjоадиновиhа, F-24. М. Лазаревич (Афины) - Стоядиновичу от 1.V. 1938. В греческой литературе оспаривается существование секретного военного соглашения.

30 Там же.

стр. 47


Действительно, турецко-греческий договор как бы вплетался в англо- итальянское соглашение от 16 апреля 1938 г. и создавал необходимую предпосылку для осуществления британских планов на Балканах. Последовавшее сразу же вслед за этим, 2 мая 1938 г., присоединение Италии к конвенции 1936 г. в Монтрё о режиме проливов было не простым совпадением по времени, а логическим следствием англо-итальянского соглашения. Формальное обоснование этого акта было создано признанием Турцией итальянского захвата Эфиопии. Данный шаг Италии был высоко оценен правящими кругами Турции. Выступая перед партийной фракцией правящей партии Великого национального собрания 4 мая 1938 г., Баяр назвал его "новой демонстрацией турецко-итальянской дружбы"31 . В том же духе комментировала его и турецкая пресса.

Англо-турецкое сотрудничество, усилившееся весной 1938 г., принимало все больше характер проведения совместных мероприятий, что особенно проявилось в заключении соглашения между участниками Балканского пакта и Болгарией. По согласованию с Грецией этот вопрос был обсужден Баяром и Арасом во время их официального визита 9 - 12 мая 1938 г. в Югославию и получил одобрение югославского премьера М. Стоядиновича. 13 мая, на обратном пути из Белграда, турецкие государственные деятели остановились на день в Софии и от имени всех участников Балканского пакта предложили болгарскому правительству заключить соглашение о признании за Болгарией равноправия в области вооружений в обмен на декларацию о ненападении с ее стороны и согласие на ликвидацию демилитаризованных зон во Фракии32 . Предложение было принято, и дальнейшие переговоры продолжались по дипломатическим каналам. От имени Балканского пакта их вел греческий премьер и министр иностранных дел Метаксас, исполнявший тогда обязанности председателя его Постоянного совета.

Английская дипломатия принимала активное участие во всех этих событиях. 1 июня 1938 г. в Софию прибыл новый английский посланник Дж. Рендель, который, по сведениям политических кругов Болгарии, имел специальное поручение добиваться соглашения между Болгарией, Турцией и Грецией. Форин Оффис довел до сведения правительств балканских стран об удовлетворении, которое вызвало в Лондоне начало переговоров Болгарии со странами Балканского пакта. Английский посланник в Белграде, например, подчеркнул 20 июня 1938 г. желание своего правительства, чтобы переговоры привели к быстрому и искреннему сближению их участников. "Если возникнут какие-либо затруднения, правительство Его Величества предоставит в распоряжение обеих сторон свои услуги"33 .

В литературе встречается утверждение, будто английская дипломатия ставила перед собой задачу добиться присоединения Болгарии к Балканскому пакту34 . Такой вывод не подтверждается анализом деятельности британской дипломатии. Больше того, факты говорят о различном отношении Англии к входившим в Балканский пакт странам. Рендель, например, ставил вопрос об их будущих отношениях с Болгарией в зависимость от возможности удовлетворить хотя бы частично ее территориальные пожелания. Такую возможность он видел прежде всего в решении вопроса о Южной Добрудже, хотя и сомневался, согласит-


31 ЦГАОР СССР, ф. 4459, оп. 28/2, д. 232, лл. 28 - 29. Сообщение ТАСС из Анкары от 6.V. 1938.

32 ДА ДСИП, ЛП, 1938, пов. бр. 579, 1 - 3, Стоядинович - миссии в Лондоне от 22.VI.1938.

33 Там же, пов. бр. 614, 1 - 3, Юришич (София) - в Белград от 1.VI.1938; пов. бр. 698, 1 - 3. Стоядинович - миссии в Лондоне от 30.VI.1938.

34 С. И. Рябоконь. Салоникское соглашение 31 июля 1938 г. "Ученые записки" Уральского ун-та, N 63, серия историческая, вып. 6 "Международные отношения в новейшее время". Свердловск, 1968, стр. 38; Z. Avramovski. Op. cit, s. 34 - 35, 104.

стр. 48


ся ли Румыния встретить болгарские пожелания "на полпути"35 . Одновременно он отбрасывал идею получения Болгарией выхода к Эгейскому морю. Короче, он готов был поддержать активность Болгарии, уводящую ее интересы в сторону от проливов и Средиземноморья. Отношения в треугольнике Болгария - Турция - Греция попадали, таким образом, под особую английскую опеку и подлежали полному урегулированию и стабилизации. В то же время попытки британской дипломатии ослабить и подорвать болгаро- югославское сближение свидетельствовали о том, что отношения в треугольнике Болгария - Румыния - Югославия интересовали ее гораздо меньше и могли быть подвергнуты пересмотру.

В рамках своей "большой политики" Англия проводила линию на использование противоречий между партнерами по "оси" в целях достижения соглашения с ними. Такая тактика предполагала определенные уступки Италии, в частности известное признание ее интересов на Балканах. Этот замысел был несовместим с планом создания проанглийского блока на Балканах, о чем Форин Оффис в начале 1939 г. направил предупреждение английскому Комитету начальников штабов. Отмеченный курс был следствием англо- итальянского соглашения от 16 апреля 1938 года36 . И, видимо, не случайно Рендель, непосредственно занимавшийся в Форин Оффис подготовкой этого соглашения, получил после его заключения назначение на Балканы.

В период усиления напряженности в Европе после майского кризиса 1938 г. в связи с Чехословакией Турция и Греция развили оживленную дипломатическую деятельность. Первая постаралась использовать сложившуюся ситуацию, в частности внешнеполитические трудности Франции, для решения в свою пользу вопроса об Александреттском санджаке, а вторая взяла в свои руки ведение переговоров с Болгарией от имени Балканского пакта.

Весной 1938 г. положение в санджаке с его смешанным населением, состоявшим из турок, арабов и значительного числа лиц христианского вероисповедания, достигло крайнего напряжения37. В связи с этим в мае-июне 1938 г. турецкая печать развернула антифранцузскую кампанию, в адрес Франции посыпались угрозы и оскорбления. "По мнению обычно хорошо осведомленных парижских кругов, - сообщал по этому поводу ТАСС, - турецкое правительство использует создавшуюся международную ситуацию для нажима на французское правительство. В указанных кругах циркулируют слухи о возможной военной оккупации санджака турками"38 . Кризис на Ближнем Востоке оказывал существенное влияние на международное положение Франции, открывал перспективу для новых происков гитлеровской дипломатии. Под давлением обстоятельств Франция пошла на уступки, понуждаемая к тому и Англией. В середине июня 1938 г. состоялись переговоры представителей генштабов Турции и Франции, а по дипломатическим каналам - переговоры о заключении франко-турецкого договора о дружбе и ненападении.

Борьба за санджак накладывала отпечаток на отношение Турции к событиям в Европе, в частности к германским агрессивным действиям против Чехословакии. Желание оказать давление на Францию выливалось в готовность вести переговоры с Германией, выходившие далеко за рамки экономических отношений двух стран. Турецкая дипломатия не скрывала своих намерений. 11 июня 1938 г. государственный секретарь турецкого МИД Н. Менеменджиоглу сообщил германскому послу А. Келлеру о своей предстоящей поездке в Берлин. Он выражал на-


35 G. Rendel. The Sword and the Olive. L. 1957, p. 158.

36 Д. Батлер. Большая стратегия. Сентябрь 1939-июнь 1941. М. 1959, стр. 80; "История дипломатии". Т. III. М. 1965, стр. 719.

37 А. Ф. Миллер. Указ. соч., стр. 190.

38 ЦГАОР СССР, ф. 4459, оп. 28/2, д. 232, л. 39.

4. "Вопросы истории" N 4.

стр. 49


дежду, что получит возможность провести всесторонний обмен мнениями по политическим вопросам с Риббентропом и другими влиятельными политическими деятелями Германии39 . Германо-турецкие переговоры в Берлине начались 30 июня 1938 г. в обстановке взаимных заверений в добрых намерениях. 1 июля Менеменджиоглу в сопровождении посла Арпага был принят Риббентропом и изложил ему принципы турецкой внешней политики, смысл которой заключался, по его словам, в "абсолютном нейтралитете". Перейдя к турецко-германским отношениям, он подчеркнул желание Турции сделать их особенно дружественными. Между двумя государствами, говорил он, не существует противоположных интересов. Лучше всего их отношения строить на базе благожелательного нейтралитета. Турция не примет участия ни в какой комбинации, которая была бы направлена против Германии. На этой основе в будущем будет возможно более тесное сотрудничесто 40 . Риббентроп, со своей стороны, обратил внимание Менеменджиоглу на необходимость взаимной дипломатической поддержки государств, которым был нанесен ущерб мирными договорами, сделав таким путем намек на вопрос о санджаке и франко-турецких отношениях. Эта беседа, носившая характер предварительного зондажа, задала тон дальнейшему ходу переговоров.

Однако в многообещающее для Германии начало переговоров внесло существенные коррективы достижение Турцией и Францией соглашения об Александреттском санджаке. 3 июля в Антиохии было подписано соглашение, по которому турецкие войска вступали в санджак, "независимость" которого превращалась в чисто фиктивную41 . 4 июля 1938 г. в Анкаре был парафирован договор о дружбе между Турцией и Францией, по которому стороны обязались не входить с другими странами ни в какие политические и экономические комбинации, направленные против одной из них42 . Заключение франко-турецкого соглашения о санджаке и договора о дружбе получило широкий отклик в печати западных держав, комментировавшей их как укрепление дела мира и удар по немецким проискам на Ближнем Востоке и на Балканах. Обеспокоенная германская дипломатия поспешила выяснить действительный объем турецких обязательств по договору с Францией. Однако в беседе с германским послом Келлером в Стамбуле 10 июля Р. Арас отрицал, что договор представляет собой какой-то поворот в политике Турции. Он вновь заверил посла, что Турция никогда не вступит в направленную против Германии комбинацию43 .

Но договор с Францией оказал все же влияние на позицию Турции в переговорах с Германией, сказавшись, с частности, на их затяжке. Турецкая дипломатия отвела германское предложение заключить двустороннее соглашение о присоединении Германии к конвенции в Монтрё, ссылаясь на невозможность для Турции действовать без согласия всех остальных государств, подписавших конвенцию44 . Турецкая сторона отклонила также предложение заключить договор о нейтралитете между Германией и Турцией по образцу франко-турецкого договора. В то же время Менеменджиоглу от имени турецкого правительства дал согласие на заключение договора с компанией "Люфтганза" об установлении авиалинии Берлин - Стамбул. Это было серьезной уступкой, поскольку Турция не имела до того времени подобных соглашений с другими


39 AA (Bonn), Pol. Abt. VII, Ро 2 Turkei, Bl. 66, Келлер (Анкара) - в Берлин от 11.VI.1938.

40 AA (Bonn), Buro des Staatssekretars, Turkei, Bd. I, RM-244.

41 П. К. Тарасов. Подготовка и заключение франко-турецкого соглашения об Александреттском санджаке. "Из новейшей истории зарубежных стран". Свердловск. 1963, стр. 41.

42 А. Ф. Миллер. Указ. соч., стр. 190 - 191.

43 AA (Bonn) Buro des Staatssekretars, Turkei, Bd. I, Келлер (Терапия) - в Берлин от 10.VII.1938.

44 ADAP, Serie D, Bd. V, Dok. 548, S. 613 - 614; Dok. 550, S. 617 - 618.

стр. 50


странами. Турецкая сторона выразила также готовность заключить с Германией кредитное соглашение на тех же условиях, что и соглашение с Англией в мае 1938 года. Такое соглашение, заявил Менеменджиоглу, даст возможность Турции подчеркнуть перед всем миром ее "позицию равновесия между Германией и Англией также и в области получения кредитов"45 . В сферу германо-турецкого экономического соглашения, подписанного 25 июля 1938 г. в Берлине, была включена и территория Австрии 46 , что явилось косвенным признанием ее захвата Германией.

Общая картина германо-турецких переговоров не будет полной без учета приема Менеменджиоглу Гитлером. К сожалению, документы об этой встрече не обнаружены, и о ней известно лишь по последующим упоминаниям Араса. Характер состоявшейся беседы и ее влияние на турецкие правящие круги прослеживались в новых мотивах и аргументации, зазвучавших в лексиконе турецких государственных деятелей. Так, 26 июля 1938 г. находившийся с визитом в Румынии Арас говорил германскому посланнику в Бухаресте Ф. Фабрициусу о германо-турецком братстве по оружию в годы первой мировой войны. В отношении аншлюса Австрии, заявил он, Турция занимает такую же позицию, как и Венгрия, и рассматривает его как "внутригерманское дело". Не менее симптоматичной была проведенная им аналогия между положением судетских немцев в Чехословакии и положением турок в Александреттском санджаке. Коснувшись центральноевропейских дел, Арас, исходя, по-видимому, из собственного опыта в связи с вопросом о санджаке, заявил Фабрициусу о своей уверенности, что Англия найдет способ удовлетворить большую часть требований судетских немцев47 . Сдвиги в оценках европейской ситуации и обязывающие заявления в отношении Германии были несомненным итогом германо-турецких переговоров.

Тем временем переговоры между странами Балканского пакта и Болгарией быстро продвигались вперед при содействии Англии, являвшейся их негласным участником. В конце июня согласованное предложение стран Балканского пакта было передано болгарскому посланнику в Афинах48 . Все стороны хранили содержание переговоров в строгом секрете, так что германской дипломатии, пристально наблюдавшей за развитием обстановки на Балканах, удалось выведать о них сравнительно немного. Лишь 30 июня болгарский премьер-министр Г. Кьосеиванов сообщил германскому посланнику в Софии, что подписание соглашения состоится на следующий день49 . 31 июля в Салониках Кьосеиванов и Метаксас подписали "Соглашение между Болгарией и государствами Балканского пакта", в силу которого они брали на себя "обязательство воздерживаться в их взаимных отношениях от всякого применения силы" и отказывались "от применения постановлений, содержащихся в части IV (военные, морские и воздушные положения) Договора в Нейи, а также от применения постановлений, содержащихся в конвенции касательно границ Фракии, подписанной в Лозанне 24 июля 1923 года"50 .


45 Deutsches Zentralarchiv, Potsdam (далее - DZA), AA, На. - Pol. Abt. (Handakte Clodius), N 68749, Bl. 203 - 207. Записка Клодиуса от 26.VII.1938.

46 О ходе и итогах германо-турецких переговоров по экономическим вопросам см: ADAP, Serie D, Bd. V, Dok. 546, S. 609 - 611; Dok. 547, S. 611 - 612; Dok. 549, S. 615 - 616.

47 AA (Bonn), Pol. Abt. VII, Po 2 Turkei, Bl. 84 - 89, Pol. VII 1020/38. Фабрициус (Бухарест) - в Берлин от 27.VII.1938.

48 2. Avramovski. Op. cit., s. 37.

49 AA (Bonn), Pol. Abt. IV, Po 4 Balkan, Bd. I, Pol. IV 5050/38, Рюмелин (София) - в Берлин от 30.VII.1938.

50 "Държавен вестник" (София), N 250, 10 ноября 1938 г. Содержание упомянутых в тексте договоров см.: Ю. В. Ключников, А. В. Сазанин. Международная политика новейшего времени в договорах, нотах и декларациях. Ч. II. М. 1926, док. 204, стр. 399 - 419 ("Мирный договор в Нейи- сюр-Сен"); ч. III, вып. II, М. 1929, док. 125, стр. 223 ("Конвенция касательно границ Фракии").

стр. 51


Заключение Салоникского соглашения было отмечено всеми участниками как событие первостепенной важности. Оно вызвало широкий резонанс и в мировой печати. Пресса западных стран приветствовала его как шаг на пути к миру, противопоставляя его развитию событий в Центральной Европе (нарастание "чехословацкого кризиса"). Германская и итальянская печать рассматривала известие о соглашении как дальнейшее разрушение Версальской системы. Германский МИД, изучив реакцию на Салоникское соглашение, дал ему свою оценку в циркуляре от 15 августа 1938 года. Он считал не подлежащим сомнению факт, что сближение между Югославией и Болгарией вызвало большое беспокойство в Турции и Греции. В новых условиях стремление Болгарии к пересмотру Нейиского договора породило у них желание к достижению с ней соглашения. Подчеркивая участие Англии в заключении соглашения, германский МИД полагал, что об успехе ее политики можно будет говорить только в случае, если ей удастся добиться действительного сближения Болгарии с Балканским пактом. С германской же точки зрения можно приветствовать освобождение Болгарии от военных ограничений мирных договоров51 . Однако в целом германский МИД дал зауженную оценку Салоникского соглашения, неправильно определил мотивы и цели действий британской дипломатии, стоявшей за его кулисами.

Для Великобритании Салоникское соглашение было продолжением линии, начатой еще в Монтрё и направленной на ликвидацию демилитаризованных зон в районе черноморских проливов, что определялось стратегическими соображениями и состоянием англо-турецких отношений. Ликвидация демилитаризованных зон во Фракии была единственным конкретным результатом Салоникского соглашения, что и было основной целью английских усилий. Такой результат был желанным также для Турции и Греции. Совпадение их интересов с британскими лежало в основе покровительства со стороны Англии турецко-греческой группе в рамках Балканского пакта. Два других положения Салоникского соглашения не представляли собой реальных или серьезных уступок одной из сторон. Так, признание за Болгарией прав на вооружение лишь узаконивало давно уже ведшееся перевооружение болгарской армии, тем более, что все участники прекрасно понимали ограниченность болгарских возможностей в данной области. Со своей стороны, Болгария не рассматривала обязательство о ненападении как нечто новое в ее политике, поскольку оно лишь подтверждало ее прежние обязательства, или противоречащее ее курсу на мирный пересмотр договоров. Подчеркивая это обстоятельство, болгарский МИД отмечал также в инструкции своим зарубежным представительствам, что "за пределами опубликованного текста Салоникского соглашения не существует ничего секретного"52 .

Если не считать надежд на улучшение отношений между всеми его участниками, Салоникское соглашение принесло реальную выгоду Турции и Греции и отвечало также интересам Англии, укрепляя ее стратегические позиции в Восточном Средиземноморье, Охрана имперских интересов в этом районе мира накануне сделки с фашистскими агрессорами в Европе и была главным мотивом действий Англии, которая смогла опереться в данном случае на Турцию и Грецию.

В действиях Турции и Греции прослеживался параллелизм. Три недели спустя после заключения Салоникского соглашения, 21 августа 1938 г., обе страны одновременно объявили о введении своих войск в бывшие демилитаризованные зоны во Фракии в связи со снятием


51 AA (Bonn), Pol. Abt. IV, Ро 4 Balkan, Bd. 2; Pol. IV 5364/38.

52 Централен държавен исторически архив, София (далее - ЦДИА), ф. 176, оп. 7, а. е. 877, л. 6.

стр. 52


прежних ограничений. Синхронизация передвижений турецких войск, вступивших в Адрианополь, и греческих войск, вступивших в Александрополь, свидетельствовала о координации действий генштабов обеих стран.

Время после заключения Салоникского соглашения показалось турецким правящим кругам подходящим для реализации их плана подрыва болгаро- югославского сотрудничества. В тот же период в правящих кругах Турции наблюдался значительный рост антикоммунистических настроений, ширилась панисламистская и пантюркистская пропаганда, носившая в ряде случаев антисоветский характер. Эти тенденции находили поддержку и одобрение со стороны Англии и других империалистических держав. Обратило на себя внимание собравшееся в Стамбуле 6 - 10 августа 1938 г. совещание японских дипломатов, аккредитованных в балканских государствах и странах Ближнего и Среднего Востока, в котором принял участие советник японского посольства в Москве. По мнению югославской дипломатии, ссылавшейся и на суждения дипломатических кругов в Турции, это совещание преследовало "прямые антирусские цели" и было рассчитано на оказание нажима на СССР с юга в связи с событиями на Дальнем Востоке53 . Последующее заявление турецкого МИД с осуждением подобных действий Японии54 носило характер запоздалой реакции с целью отмежеваться от прямых антисоветских замыслов.

Если не считать охлаждения отношений с Советским Союзом, остальные линии внешнеполитического курса Турции оставались для наблюдателей весьма неопределенными, а турецкая дипломатия тщательно маскировала свои намерения. Так, продолжались переговоры о получении германских кредитов. Но они столкнулись, по свидетельству тогдашнего советника германского посольства в Анкаре Г. Кролля, со значительными трудностями55 . Германская дипломатия подозревала, что причины изменения турецкой позиции кроются во влиянии Франции. По инструкции из Берлина Кролль провел 22 августа 1938 г. долгую беседу с Менеменджиоглу. Но тот заверял, что за франко-турецким договором не кроется ничего, выходящего за букву его содержания. Несмотря на эти заверения, германская дипломатия опасалась, как бы намечавшийся на конец сентября 1938 г. визит французского министра иностранных дел в Анкару не внес изменений в позицию Турции. Поэтому она торопилась подписать с Турцией соглашение о кредитах, чтобы упредить французское предложение кредитов, которое, как подозревали в Берлине, не замедлит последовать56 .

Германские подозрения не были необоснованными. Вскоре после парафирования франко-турецкого договора о дружбе Франция внесла предложение заключить между двумя странами договор о союзе и взаимной помощи. Однако турецкое правительство не спешило с ответом. Оно решило провести консультации с Англией, сделав ей предложение превратить предлагавшийся Францией двусторонний союз в трехсторонний. Тот факт, что оно не отклонило сразу же французский проект как противоречащий официальной турецкой позиции нейтралитета, свидетельствовал о тактической функции последнего. В конце августа 1938 г. Арас сообщил английскому послу П. Лорэну о французском предложении и о мнении турецкого правительства не вступать в союз с Фран-


53 ДА ДСИП, ЛП, 1938, пов. бр. 1096, 1 - 7, Аджемович (Анкара) - в Белград от 22.Х.1938; Archiv Ministerstva zahranicnych veci, Praha (далее - (AMZV), Vyslanectvi v Ankafe, P. Z., c. j. 229/duv. r. 1938.

54 См. И. Ф. Черников. Указ. соч., стр. 24.

55 H. Kroll. Lebenserinnerungen eines Botschafters. Koln - (West-) В. 1967, S. 102.

56 ADAP, Sefie D, Bd. V, Dok. 551, S. 618 - 619, Кролль (Терапия) - в Берлин от 22.VIII.1938: Dok. 552, S. 619 - 620, Fussnote-3, письмо - Функа министру финансов Шверину фон Крозигку от 2.IX.1938.

стр. 53


цией, если Англия не присоединится к нему57 . Это контрпредложение имело принципиальное значение для оценки внешнеполитического курса турецкого правительства. Оно свидетельствовало о том, что Турция рассматривала развитие фашистской агрессии как угрозу своим национально- государственным интересам. Отсюда проистекала ее готовность к союзу с западными державами в случае, если бы те решились пресечь фашистскую агрессию. Но и здесь она ориентировалась на Англию, связывая с позицией последней принятие окончательного решения.

Дальнейшее обострение международного положения в Европе и нагнетание гитлеровской Германией напряженности в связи с "чехословацким кризисом", а также позиция западных держав порождали у турецкой и греческой дипломатии стремление к крайней осторожности. Их позиция отражалась на страницах турецкой и греческой прессы, избегавшей давать четкие оценки ситуации и комментарии. На этом фоне наблюдателям невольно бросилась в глаза опубликованная в греческой газете "Катемирини" 7 сентября 1938 г. статья "Греция и международный конфликт". По распространившимся в Афинах слухам и по сведениям германской миссии, статья принадлежала перу премьер- министра Метаксаса. Действительно, в ней отразилась тактическая линия греческого правительства, избегавшего четких определений, и в основном делался акцент на тезис, что Греция, опираясь на собственные силы и на своих балканских друзей, достаточно сильна для того, чтобы остаться в стороне от конфликта58 . Возможная позиция Греции в случае конфликта в Европе обсуждалась и в дипломатических кругах в Афинах. Так, 15 сентября 1938 г. французский посланник высказал свое убеждение чехословацкому представителю В. Паллиеру, что в случае конфликта Греция пошла бы за Англией и Францией и что ситуация времен первой мировой войны не повторится. Чехословацкая миссия отмечала, что общественное мнение Греции в кризисные дни было целиком на стороне Чехословакии и здесь опасались возможной экспансии Германии на юге59 .

На политику Турции, как и раньше, продолжало оказывать воздействие положение в Александреттском санджаке, который после получения "независимости" принял в начале сентября новое название - "государство Хатай"60 . Последнее почти сразу стало подобием Турции, готовым слиться с нею при первой благоприятной возможности. Однако с конца августа - начала сентября 1938 г. внимание турецкой прессы во всевозрастающей мере стало переключаться на европейские проблемы. В ней широко освещался "чехословацкий вопрос", причем негативную в отношении Чехословакии позицию заняли только официозные газеты "Gumhuriyet" и "La Republique", высказавшиеся после конференции Малой Антанты в Бледе (21 - 22 августа 1938 г.) в поддержку хортистских ревизионистских притязаний к Чехословакии. Опубликованная в "The Times" 7 сентября статья, рекомендовавшая передать судетские земли Германии, произвела среди турецкой общественности, по свидетельству чехословацкой миссии в Анкаре, впечатление разорвавшейся бомбы. Позиция Англии, в частности встречи Чемберлена с Гитлером в Берхтесгадене и Бад-Годесберге, оказывала сильное влияние на линию турецкой прессы, в которой во второй половине сентября стали раздаваться голоса в пользу "мира любой ценой"61 .


57 Л. Живкова. Указ. соч., стр. 90; см. также стр. 161 -164, копия письма Галифакса Батлеру (Женева) от 19.IX. 1938.

58 AA (Bonn), Gesandschaft Athen, Griechenland-Aussenpolitik. Pol. N 1, II Ga, Миссия в Афинах - в Берлин от 8.IX.1938.

59 AMZV, Vyslanectvi v Athenach, P. Z., c. j. 227/duv., r. 1938, z. b. c. 32, Паллиер (Афины) - в Прагу от 16.IX.1938; c. j. 288/duv., r. 1938. Отчет о политическом положении Греции в июле - сентябре 1938 года.

60 П. К. Тарасов. Указ. соч., стр. 42.

61 AMZV, Vyslanectvi v Ankafe, P. Z., c. j. 229/duv., r. 1938.

стр. 54


15 - 16 сентября 1938 г. в Женеве, где проходила тогда сессия Лиги Наций, состоялась очередная конференция Постоянного совета Балканского пакта. Желая подчеркнуть значение этого блока в международных делах, его члены решили начать переговоры о повышении ранга своих представительств в странах пакта до уровня посольств62 . Встреча была использована для консультаций стран-участников. Происходил постоянный обмен информацией и мнениями между министрами иностранных дел Турции и Румынии (Арас и Н. Комнен) и югославским представителем в Лиге Наций И. Субботичем, которые с беспокойством наблюдали как за общим развитием событий, так и за позицией Венгрии, опасаясь ее "безрассудных шагов" и "дурного влияния" на Болгарию. Однако голос Балканского пакта как блока четырех государств не раздавался на международной арене. Соглашательская линия западных держав, ставших на путь открытого сговора с гитлеровской Германией, заранее парализовала любую инициативу с их стороны.

В Женеве Арасу был дан ответ английского правительства на турецкое предложение заключить тройственный англо-франко-турецкий союз. В инструкции Галифакса от 19 сентября 1938 г. английскому представителю Батлеру развивалась такая аргументация отказа принять его, которая выходила далеко за рамки англо-турецких отношений. Заключение тройственного союза, резонировал Галифакс, затронуло бы британские обязательства в отношении Франции, которые ограничиваются, помимо содержащихся в уставе Лиги Наций, обязательствами по Локарнскому договору 1925 года. Английское правительство не желало выходить за эти рамки, равно как и брать на себя новые обязательства в отношении Турции сверх положений устава Лиги Наций, на которых базировались отношения двух стран. Тройственный же союз в предложенной Арасом форме, полагал Галифакс, будет, несомненно, расценен Италией как провокация и затруднит англо-итальянские отношения как раз в то время, когда английская сторона стремится к их "гладкому течению". Его слова подтверждали отсутствие намерений у британской дипломатии создавать какой- либо блок на Балканах. Кроме того, развивал свои мысли английский министр иностранных дел, такой союз "огорчит греков", которые будут думать, что Англия игнорирует их, тогда как "греческая дружба" будет жизненно важной для нее в случае европейского пожара63 . Показателъно также, что инструкция Галифакса была послана Батлеру 19 сентября, то есть в тот самый день, когда Англия и Франция направили правительству Чехословакии ноту с ультимативным требованием передать Германии судетские земли. Такое совпадение не было случайным: оба шага были звеньями одной цепи, оба проистекали из единого замысла. Вместе с тем отказ Англии был составлен в такой форме, которая оставляла дверь открытой для дальнейших переговоров.

С оглядкой на Англию формировала свою позицию и Греция. Размышляя над сложившейся в Европе ситуацией, Метаксас говорил болгарскому посланнику в Афинах 24 сентября 1938 г., что решение вопроса о войне или мире будет зависеть от Англии. В войну он не верил, но о цене мира, к которому стремится Англия, догадывался. "Так или иначе, - говорил Метаксас, - я все еще надеюсь, что все завершится благополучно, - за счет, разумеется, несчастной Чехословакии, наказанной за свою слишком большую веру в дружбу великих держав"64 . Последнее его замечание подтвердило существовавшие в Афинах опасения, как бы Греции не пришлось "заплатить" за стремление Англии жить в


62 ДА ДСИП, ПТ, 1938, пов. бр. 123, F-29.

63 Л. Живкова. Указ. соч., стр. 161 - 164.

64 ЦДИА, ф. 176, оп. 7, а. е. 587, лл. 77 - 78, Шишманов (Афины) - Кьосеиванову от 24.IX.1938.

стр. 55


дружбе с фашистской Италией, как Чехословакии приходится платить за желание Англии достичь соглашения с нацистской Германией.

Неясность ситуации в Европе и продолжавшийся рост напряженности после встречи Чемберлена с Гитлером в Бад-Годесберге заставили английскую дипломатию наряду с дальнейшими поисками путей сговора с Германией предпринять ряд мер, чтобы застраховаться на случай неудачи. Ее взоры обратились к Турции и Греции, от позиции которых зависела защита британских имперских интересов на Ближнем Востоке и влияние Англии на Балканах. 26 сентября 1938 г. Галифакс направил Арасу послание, в котором сообщал, что развитие международной обстановки может сделать обсуждение турецкого предложения о заключении англо-франко-турецкого союза "вопросом большой важности и спешности", а также выражал удовлетворение по поводу намерения Турции провести предварительную консультацию с Грецией65 .

Но если правящие круги Великобритании были уверены, что в случае осложнений Турция пойдет за ними, то позиция Греции в тот момент такой уверенности не давала. Поэтому одновременно английский посланник в Греции навестил Метаксаса и провел с ним многочасовую беседу. Чехословацкий посланник в Афинах, узнавший об этом некоторое время спустя из "надежного источника", сообщал, что речь шла о позиции Греции в случае конфликта, причем от Метаксаса требовалось заявление, что Греция будет на стороне Англии и Франции. Согласно тому же источнику, Метаксас уклонился от определенного заявления66 . Колеблющаяся позиция греческого правительства и его желание по возможности дольше сохранять нейтралитет (хотя в его соблюдение до конца оно само не верило) объяснялись внутриполитическими причинами. Любое открытое присоединение к одной из группировок великих держав означало бы, по мнению правящих кругов Греции, которое разделялось и иностранными дипломатами, "падение авторитарного режима". Настроения греческой общественности не оставляли сомнений в широком распространении в стране антифашистских взглядов. Трудящиеся массы и другие слои населения, по оценке германской миссии в Афинах, показывали в ходе кризиса "мало понимания в отношении немецкой точки зрения".

В таких условиях итоги мюнхенского сговора произвели самое отрицательное впечатление на греческое общественное мнение. Среди интеллигенции, в частности, большое распространение получили взгляды, которые германский посланник характеризовал как проявление "корпоративного духа малых государств против великих держав"67 .

В целом воздействие мюнхенского сговора на Грецию было сложным, часто косвенным, но во всех случаях отрицательным. Исход кризиса как бы оправдывал политику правительства Метаксаса, реабилитировал его линию на "нейтралитет" и в целом способствовал укреплению военно-монархической диктатуры. Кроме того, оппозиционный лагерь получил наглядный урок вероломства западных держав, на которые делали ставку буржуазно- либеральные партии и течения. Резкое падение их политической активности и дезориентация также были на руку диктаторскому режиму.

В дни, предшествовавшие Мюнхенской конференции, Турция хранила в глубочайшей тайне свои намерения, поддерживая видимость соблюдения ею строгого нейтралитета. В беседах с германскими дипломатами Арас и другие политические деятели подчеркивали, каких трудов стоило Турции отстоять независимость своей линии перед лицом нажи-


65 Л. Живкова. Указ. соч., стр. 91.

66 AMZV, Vyslanectvi v Athenach, P. Z., c. j. 251/ duv., г. 1938, г. b. c. 34/1. Паллиер (Афины) - в Прагу 15.X.1938.

67 ADAP, Serie D, Bd. V, Dok. 233, S. 264 - 266, Эрбах (Афины) - в Берлин от 8.X.1938.

стр. 56


ма со стороны Англии, а частично якобы и СССР. Поэтому у германской дипломатии сложилось впечатление, что Турция "успешно противостояла оказывавшемуся на нее давлению" и проявила на практике свою решимость ни при каких обстоятельствах не дать втянуть себя в конфликт. Тактика турецкой дипломатии дала ей возможность довольно быстро приспособить свою линию к новым условиям, сложившимся после мюнхенского сговора. Из уст турецких представителей раздавались мнения, общие для всех стран Юго-Восточной Европы, - держаться подальше и в стороне от конфликтов великих держав. При любом развитии событий, пояснял Менеменджиоглу одному из сотрудников германского посольства, "малые и средние государства имели бы только одну перспективу - заплатить в конце за фарфор, разбитый великими державами"68 . В приведенных словах звучали также сомнения в действительной позиции и союзнической верности западных держав.

В политике Англии по отношению к Турции и Греции в дни, предшествовавшие мюнхенскому сговору, на короткий период времени, исчислявшийся днями между бад-годесбергской встречей Чемберлена с Гитлером и Мюнхенской конференцией, проявились некоторые черты того политического курса, который впоследствии, после захвата гитлеровцами Чехословакии в марте 1939 г., стал ее основной линией. В тот момент Англия, почувствовав угрозу своим интересам, проявила заинтересованность в предложении заключить тройственный англо-франко-турецкий союз и стала добиваться от Греции уточнения ее позиции. Последний вопрос, судя по всему, не был решен ею до конца из-за недостатка времени, а после Мюнхена на известный срок утратил свою актуальность. Однако этот эпизод вновь продемонстрировал различный подход Англии к двум группам стран в рамках Балканского пакта (Турции и Греции, с одной стороны, Югославии и Румынии - с другой) и нежелание рассматривать его как единый блок.

Мюнхенский сговор и связанные с ним перемены в расстановке сил на международной арене отразились на положении Турции и Греции. Конкретно это вылилось прежде всего в усиление влияния Германии в этом районе Европы. С 20 сентября по 1 октября 1938 г. в Афинах состоялось совместное заседание правительственных комиссий Германии и Греции, в итоге которого был подписан новый протокол о торговле и расчетах, который охватывал и территорию аннексированной Австрии69 . В течение октября Грецию посетили Геббельс и другие германские представители. Метаксас советовал королю Георгу II, находившемуся в октябре 1938 г. с визитом в Лондоне, посетить на обратном пути Германию и встретиться с Гитлером. Однако король решительно отверг этот совет. Его поступок трактуется греческой литературой как проявление твердого проанглийского курса70 .

Но наибольшее внимание во всем мире привлекла поездка в Турцию германского министра экономики В. Функа, с которой германская дипломатия связывала далеко идущие планы. Визит состоялся в момент, когда, по словам Г. Кролля, "германский престиж в связи с Мюнхенским соглашением поднялся за границей, в том числе и в Турции"71 . Гитлеровская Германия спешила извлечь выгоду из своего "успеха". 5 октября 1938 г. Функ прибыл в Стамбул, а утром 6 октября - в Анкару, где ему была устроена торжественная встреча. Последовал ряд приемов, встреч, бесед, в том числе с премьер-министром Баяром, министром иностранных дел Арасом и другими членами правительства, во время которых обсуждались не только экономические, но и полити-


68 AA (Bonn), Pol. AM. VII, Ро 2 Turkei, Bl. 234 - 236, Pol. VII 1429/38, Келлер (Анкара) - в Берлин от 19.X.1938.

69 DZA (Postdam). AA, Ha. -Pol. Abt.; Dok. 68715, Bl. 90 - 93.

70 П. Пипинелис. Указ. соч., стр. 94.

71 H. Kroll. Op. cit., S. 103.

стр. 57


ческие вопросы. Все не решенные до того времени экономические проблемы были улажены в короткий срок, и подписание соглашения о предоставлении Турции германских кредитов в размере 150 млн. золотых марок было наиболее демонстративным итогом визита Функа. Из указанной суммы 90 млн. марок предназначалось на военные нужды: строительство военного порта Гёльджюк в Измитском заливе, приобретение авиационных моторов и крепостной артиллерии для укрепления обороны Дарданелл, ремонт и модернизация крейсера "Явуз" (бывший "Гебен") и др.72 . Остальная часть кредитов шла на закупку промышленного оборудования и железнодорожных материалов73 .

Круг политических вопросов, поднимавшихся Функом в беседах с турецкими государственными деятелями, не поддается четкому определению. Об их общем направлении можно составить примерное представление по скупым сведениям, имеющимся в мемуарах участника этих переговоров Г. Кролля. В турецких кругах, писал он, результаты Мюнхенского соглашения связывали с перспективами усиления англо-германского сотрудничества и выводили отсюда возможности дальнейшего развития событий в Европе74 . К такому вероятному повороту в мировой политике и приспосабливалась Турция, проявляя готовность обсуждать с этой точки зрения вопросы своих будущих отношений с Германией. Кролль связывал поэтому "успех в Мюнхене" с укреплением германских позиций в Турции. Перед отъездом из Турции Функ сообщил представителям печати, что им было достигнуто с турецкими властями соглашение о культурном сотрудничестве, о приезде в страну на гастроли немецких артистов и т. д.75 .

Общие итоги визита Функа и усиление германского влияния в Турции не соответствовали желаниям и планам английской дипломатии, которая реагировала на них с плохо скрытым раздражением. По свидетельству того же Кролля, ему редко когда в жизни приходилось видеть "столь вытянутые лица обычно хорошо владевших собой британцев", а английский посол П. Лорэн дал ему понять, что расценивает предоставление германских кредитов Турции как личное оскорбление76 . Так или иначе, но британская дипломатия пожинала в данном случае быстро пробившиеся всходы тех зерен, которые были посеяны в Мюнхене.

Визит Функа в Турцию был центральным, но не единственным моментом его поездки по странам Юго-Восточной Европы, где он посетил также Югославию и Болгарию. Поскольку его турне было первым крупным политическим актом Германии после Мюнхенского соглашения, оно было расценено мировой прессой как указание направления ее дальнейшей экспансии. Действительно, резонанс этого визита был гораздо шире, чем географические координаты посещенных им стран. "Berliner Borsenzeitung", комментируя 12 октября 1938 г. в специальной статье итоги поездки Функа, связывала с ней начало создания Германией "новой системы мировой торговли" и формирование "экономического комплекса" Германии со странами Юго-Восточной Европы и Ближнего Востока. В целом поездка Функа стала исходным пунктом новой волны германской экономической и политической экспансии на Балканах.

Вставший в этих условиях вопрос о внешнеполитическом курсе Турции, который явно претерпевал заметные изменения, затрагивал интересы Советского Союза. "Последние европейские события породили в пра-


72 AMZV, Vysianectvi v Ankafe, P. Z., с. j. 228/duv., r. 1938, z. b. c. 32/1, Фейчер (Анкара) - в Прагу от 14.X.1938.

73 Ф. И. Нотович. Немецко-фашистский "Дранг нах Остсн" после Мюнхена. "Труды по новой и новейшей истории". Т. I. М. - Л. 1948, стр. 260.

74 H. Kroll. Op. cit., S. 103.

75 ЦГАОР СССР, ф. 4459, on. 28/2, д. 233, л. 13.

76 H. Kroll. Op. cit., S. 103.

стр. 58


вительственных и деловых кругах Турции как чувство страха за судьбу своей страны, так одновременно и "восхищение смелостью гитлеровской Германии, перед которой спасовали Англия и Франция", - сообщал советский посол А. В. Терентьев. - Помпезная встреча Функа, совершенно отличная от той, какая была в свое время оказана Шахту, со всей ясностью подчеркивает открытый крен в сторону Германии турецких руководителей, которые допускают проникновение сотен фашистских "специалистов" во все поры хозяйственной и культурной жизни страны"77 . Посол отмечал, что активизация гитлеровцев и их деятельность, особенно приметная в области военного строительства, вызывают беспокойство среди различных кругов в Турции.

Борьба в государственном руководстве (К. Ататюрк доживал тогда последние дни) и зигзаги во внешней политике особенно приковывали внимание дипломатии держав оси к Турции. Охлаждение отношений Турции с Советским Союзом проходило на фоне ее сближения с империалистическими державами, причем наиболее демонстративно развивались контакты с фашистской Германией. О происходивших изменениях в турецкой внешней политике писали газеты всего мира. Появилась статья и в советской газете "Le Journal de Moscou", в которой отмечались происки гитлеровской Германии в Турции78 . Выдержанная в спокойном тоне, она указывала на общеизвестные факты, подчеркивая, что развитие событий в мире представляет угрозу и для турецкой независимости. Однако турецкая газета "Ени сабах", явно инспирированная в своих действиях правящими кругами, решила использовать эту статью в антисоветских целях. Опубликованная в ней в конце октября 1938 г. статья, написанная самым развязным языком, расценивала выступление московской газеты чуть ли не как вмешательство во внутренние дела Турции79 . Это антисоветское выступление было повсеместно воспринято как проявление настроений в турецких правящих кругах, свидетельствовавших о далеко зашедшем отходе Турции от политики дружбы с Советским Союзом.

Для характеристики изменений во внешней политике Турции и Греции показателен также следующий эпизод, разыгравшийся за дипломатическими кулисами. Хотя поднятый в письме Галифакса от 26 сентября 1938 г. к Арасу вопрос о возможности заключения англо-франко-турецкого союза перестал интересовать Англию после заключения Мюнхенского соглашения, турецкое руководство по предложению Англии провело консультацию с правительством Греции. Греческая дипломатия, прекрасно уловившая побудительные мотивы английского предложения, решила использовать изменение обстановки после Мюнхена, чтобы закрепить свою позицию. Ее действия определялись психологическим расчетом на вероятную британскую реакцию. 20 октября 1938 г. Метаксас, пригласив к себе английского посланника Уотерлоу, сделал ему предложение об участии Греции в планировавшемся союзе на тех же условиях, что и Турция80 . Как и предполагала греческая дипломатия, правительство Великобритании отклонило это предложение. Более того, оно высказало пожелание, чтобы Греция оставалась нейтральной и впредь. По этому поводу Метаксас записал в своем дневнике: "Переговоры с Уотерлоу. Мои предложения. Я уверен, что они не будут приняты. Но я освобождаюсь"81 . Это краткое резюме раскрывало действительную


77 "СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны. (Сентябрь 1938 г. - август 1939 г.). Документы и материалы". М. 1971, док. 23, стр. 46 - 47.

78 "Le Journal de Moscou", 25 octobre 1938, p. 2: A. Melnikov. Quinze ans de la Republique Turque.

79 ЦГАОР СССР, ф. 4459, on. 28/2, 233, лл. 27 - 30.

80 S. Conkov The British Policy of Guarantees and Greece (March-April 3939). "Studia Balcanica", N 4, Sofia, 1971, s. 201.

81 И. Метаксас. Личный дневник. 1933 - 1941. Т. 4. Афины. 1960, стр. 311 (на греч. яз.).

стр. 59


цель греческой инициативы. Ее смысл обнаружился полностью несколько дней спустя, когда греческое правительство, имея уже возможность сослаться на позицию Англии, на которую оно постоянно оглядывалось, провозгласило "абсолютный нейтралитет" в качестве главной линии своей внешней политики82 .

Нейтралитет, о котором говорили и который прокламировали после мюнхенского сговора Турция и Греция, отличался рядом специфических черт. Прежде всего он означал желание занять промежуточную позицию между западными державами и фашистскими государствами, сопровождавшееся лавированием между этими империалистическими группировками. Другой отличительной чертой такого нейтралитета была антисоветская установка придерживавшихся подобного курса малых и средних европейских буржуазных государств, которая на практике выражалась в отказе сотрудничать с Советским Союзом, рассматривавшимся ими как ближайшая возможная жертва фашистской агрессии. Усиление тенденций к такого рода нейтралитету в политике Турции и Греции было частью того влияния, которое оказал на них мюнхенский сговор. Эти тенденции свидетельствовали о крупных сдвигах в этих странах по отношению к великим державам и были следствием изменения соотношения сил в пользу фашистских государств, происшедшего после Мюнхена.

Влияние мюнхенского сговора на политику Турции и Греции может быть раскрыто только с учетом общих сдвигов в существовавшей тогда системе межгосударственных отношений. Отмеченные выше кардинальные изменения в ней наложили отпечаток на международное положение Турции и Греции. Существовавшие ранее возможности для защиты ими своих интересов на международной арене были подорваны. Распад Малой Антанты под воздействием мюнхенского сговора сказался на процессе ослабления связей между странами Балканского пакта, что вместе с развитием в Болгарии кампании за пересмотр Нейиского договора усилило противоречия в отношениях между балканскими государствами. Делавшиеся правящими кругами Турции и Греции прогнозы дальнейшего развития событий находили отражение в постановке ими новых внешнеполитических целей, которые сказались на модификации и приспособлении к изменившимся условиям их внешнеполитических концепций. Лозунг "Подальше от конфликтов великих держав" был лишь одним из показателей процесса пересмотра ими своего прежнего внешнеполитического курса и как бы ставил знак равенства между западными державами и фашистскими государствами. Именно в событиях периода мюнхенского сговора лежат истоки той позиции нейтралитета, которую Турция заняла в годы второй мировой войны.

Оценка воздействия мюнхенского сговора на Турцию и Грецию будет неполной без учета его влияния на расстановку внутриполитических сил. В каждой из них произошел сдвиг вправо (в Турции это стало особенно заметно после смерти К. Ататюрка 10 ноября 1938 г.), активизировались все реакционные политические течения, окрепли антидемократические и авторитарные тенденции в деятельности их государственного аппарата, ухудшились условия для развития прогрессивных и революционных сил.

Таким образом, в период, предшествовавший мюнхенскому сговору, Турция и Греция справедливо видели угрозу своим интересам со стороны фашистских государств. Они рассчитывали на поддержку Англии и Франции против агрессивных действий фашистской Италии в районе Восточного Средиземноморья и гитлеровской Германии в Европе. Классовые интересы и внутриполитические расчеты также подталкивали правящие круги Турции и Греции к ориентации на западные державы.


82 С. Цонков. Об этапах внешней политики Греции накануне и в начале второй мировой войны. "Studia Balcanica", N 7, 1973, София, стр. 421.

стр. 60


В то же время возраставшее влияние на их внешнеполитический курс оказывало развитие экономических отношений с Германией, тем более что западные державы не противодействовали германской экономической экспансии в Юго- Восточной Европе. Особой сложностью отличалась внешняя политика Турции. Широкие народные массы как Турции, так и Греции проявляли симпатии по отношению к Чехословакии, ставшей жертвой сделки империалистических держав. Правящие же круги этих стран были готовы следовать за западными державами, если бы те решились оказать противодействие агрессивным устремлениям гитлеровской Германии. Это особенно относится к Турции, выдвинувшей в канун мюнхенского сговора идею создания тройственного англо-франко-турецкого союза. Позиция Турции свидетельствовала о правильности мнения советской дипломатии того времени, что существовавшие тогда условия для пресечения фашистской агрессии не были использованы из-за политики западных держав, вставших на путь сговора с Германией. В свою очередь, западные державы были заинтересованы в сохранении своего влияния на Турцию и Грецию, рассматривая их как форпосты в деле защиты своих империалистических интересов и военно-стратегических позиций в районе Восточного Средиземноморья.

Мюнхенская сделка поколебала веру Турции и Греции в союзническую верность западных держав, усилила в их внешней политике стремление к нейтрализму. С другой стороны, этот сговор империалистических держав, направленный против СССР, стимулировал дальнейший отход Турции от политики дружбы и сотрудничества с Советским Союзом. Отрицательным было также воздействие мюнхенского сговора на внутриполитическое развитие как Турции, так и Греции, что сказалось несколько позднее на их позиции во время предвоенного политического кризиса и в начальный период второй мировой войны.

 

Опубликовано на Порталусе 10 января 2018 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама