0. Вступление

Одним из наиболе активно проходящих в современной фразеологии процессов является процесс неологизации, т.е. образования новых ФЕ (фразеологических единиц). Новые ФЕ возникают первоначально в речи одного человека и могут быть повторены другими носителями языка. Но до тех пор, пока данная единица функционирует на уровне речи, она остается окказионализмом или авторским употреблением. Лишь повторенная многократно и ставшая достоянием языка, данная единица становится узуальной ФЕ. Это значит, что четкой границы между окказиональным фразеологизмом и неологизмом нет. С другой стороны, неразличение между авторским употреблением образного словосочетания и ФЕ ведет к смешению этих понятий.

Полная версия публикации

Плодотворным результатом лингвистической дискуссии 1950 г. следует признать всеобщее понимание той не популярной раньше истины, что ни в какой отрасли языкознания, ни в каком вопросе нельзя откладывать до будущего завершающего этапа разработку теоретических основ исследования, нельзя оставлять неясными, нельзя уклоняться от определения важнейших понятий, какими оперирует исследователь, от определения руководящих принципов и методов работы.
Подавляющая часть специальных исследований по языкознанию обходилась без этого. Типичны были описательные работы: выводы в них формулируются узко, применительно к ограниченному материалу, в качестве выводов предлагаются поверхностные заключения, не раскрывающие причинных связей, не вскрывающие объективных закономерностей развития языка. А разве теперь не перевелись пресловутые "специалисты по общему языкознанию", которым предоставлено решать за нас все "проклятые вопросы"? Нельзя сказать, что с этим покончено, что лингвисты все как один стали теоретиками, что они не отдают уже в монополию господствующим "авторитетам" разработку теоретических вопросов. До этогo мы еще не поднялись.

Полная версия публикации

Словосочетание прелестные звезды памятно читателям по 7-й главе "Евгения Онегина", отрывки из которой (в том числе цитируемый ниже) увидели свет в 1828 г.:

У ночи много звезд прелестных,
Красавиц много на Москве.
Но ярче всех подруг небесных
Луна в воздушной синеве.
Но та, которую не смею
Тревожить лирою моею,
Как величавая луна
Средь жен и дев блестит одна.
(7, LII, 1-8) [2]

Полная версия публикации

"Советский народ смотрит всегда вперед", "Советский народ тверже каменных пород"... Как отдельные элементы этих образований, так и оба образования в целом способны вызвать ряд вопросов. Что такое "советский народ"? Существовал ли он фактически или только де-юре? Создавались ли подобные образования самим "советским народом" или же - для него? Что они собой представляют - пословицы (как их обычно именуют)? Пропагандистские лозунги? Или и то, и другое?

Полная версия публикации

Я не льщу себя надеждой, что скажу что-нибудь абсолютно новое для тех, которые всю свою жизнь посвятили науке о языке, размышлению о письменности и т. п. Область, конечно, в общем известная, но я адресуюсь к тем практическим деятелям, жизнь которых, по роду их деятельности, связана тесно с этим вопросом. Думаю, что, может быть, удастся дать тот или другой толчок мысли. Прежде всего позвольте остановиться на одном частном, предварительном вопросе. Дело в том, что даже в научной литературе, в учебниках, по которым, может быть, многие или некоторые из вас учились или которые, во всяком случае, читали, существует смешение вопросов алфавита и вопросов орфографических. Позвольте поэтому остановиться на этом.

Полная версия публикации

Задача письма - изображение звучащей речи. Следовательно, каждому звуку речи должен соответствовать один определенный письменный знак. К этому соответствию и стремились при создании славянской азбуки. С развитием звуковой системы русского языка образовывалось все больше и больше несоответствий правописания произношению. Однако оказалось целесообразным, когда грамотность получила все более широкое распространение, сохранить единообразное написание корневых и словообразовательных частей слова. Так постепенно сложилась морфологическая система русского правописания, которая с успехом обслуживает культурные нужды русского народа в течение многих веков. Однако русская орфография, выработав твердую морфологическую систему письма, не могла остаться безразличной к тем изменениям в звуковом строе русского языка, которые в значительной степени преображали этот строй.

Полная версия публикации

1. Введение В основу данного исследования положена книга "Арго русской гомосексуальной культуры" Владимира Козловского (Козловский, 1986), состоящая из двух словников. Первый словник содержит слова гомосексуальной культуры, второй - тюремно-лагерную лексику, которая связана с этой темой. В приложениях автор обсуждает тенденции отношений между гомосексуалистами и обществом. Книга заканчивается интервью, которое проводилось в 1973-м году в Москве. Она вышла в 1986-м году и большинство выражений в первом словнике было собрано в 1973-1974 годах, а значительная часть тюремной лексики - еще раньше. С целью проверки и актуализирования лексики Козловского, мы взяли интервью у шести носителей жаргона. Проводились они летом 1993 года в Берлине и в марте 1994 года в Петербурге.

Полная версия публикации

Социолингвисты отмечают, что "...для большинства современных индустриальных обществ не характерна 'жесткая' дифференциация языка на более или менее замкнутые, самодостаточные подсистемы: социально и культурно обусловленные разновидности единого национального языка постоянно влияют друг на друга, в связи с чем явления, присущие одной разновидности языка, могут 'перетекать' в другую (или другие)..." (Крысин, 1991, 45). В настоящее время наблюдается активное использование в устной речи слов, словосочетаний и устойчивых выражений из сферы субстандарта, главным образом, из сферы просторечия и жаргона. Естественно, что русистика должна отреагировать на изменившуюся речевую ситуацию, причем реагирование можеть принимать самые разные формы, хотя, очевидно, следует согласиться с мнением, что "Mittelfristig sollte die empirische Forschung zur slawischen Einzelsprache Vorrang haben mit dem Ziel, das Varietätgefüge erst einmal zu beschreiben. Es gibt ja bis heute z.B. für das Russische keine einzige wirklich vollständige Beschreibung einer Nonstandartvarietät" (Hinrichs, 1992, 98). В истории руского языка подобные явления наблюдались неоднократно, последнее по времени относится к первой четверти двадцатого столетия: "В частности, в стандартный словарь проникают элементы следующих класовых и профессиональных диалектов: 1) словаря фабрично-заводских рабочих; 2) матросского словаря (что не трудно себе объяснить, если мы вспомним ту роль проводников революции, которую сыграла "морская братва" в самой толще нашего, главным образом, провинциального населения); 3) "блатного" жаргона людей темных профессий (сюда относятся, например, липа и прилагательное липовый, глаголы хрять, зекать и т.д., которые сейчас далеко вышли за первоначальный круг их носителей)..." (Поливанов, 1931, 114).

Полная версия публикации

Изучением причин заимствования иноязычных слов занимались многие лингвисты еще в начале XX в. Однако выявление причин заимствования проводилось без достаточно четкой дифференциации языковых и внешних, неязыковых, причин. Так, в работе Л. П. Крысина [4, с. 12] указывается, что Э. Рихтер основной причиной заимствования слов считает необходимость в наименовании вещей и понятий. Перечисляются и другие причины, различные по своему характеру - языковые, социальные, психические, эстетические и т. п., потребность в новых языковых формах, потребность в расчленении понятий, в разнообразии средств и в их полноте, в краткости и ясности, в удобстве и т. д. Сам процесс языкового заимствования рассматривался им в неразрывной связи с культурными и иными контактами двух разных языковых обществ и как часть и результат таких контактов.

Полная версия публикации

Человечество не раз убеждалось в справедливости евангельского речения: "Несть пророка... во отечествии своем" (Матф 13, 57; Марк 4, 4). Это "антипророчество" коснулось и Виктора Яковлевича Дерягина, одно из историко-лексикологических открытий которого, опубликованное сорок лет назад, до сих пор не вполне усвоено нашими лексикографами и историками русской литературы. Речь идет о термине облучок, памятном читателям по пятой главе "Евгения Онегина". На широко распространенную ошибку в толковании этого слова Виктор Яковлевич обратил внимание в своей первой научной публикации (1962), увидевшей свет в таком авторитетном академическом издании, как "Лексикографический сборник" [7].

Полная версия публикации