К ИСТОРИИ ДИСКУССИИ ПО ВОПРОСАМ ЯЗЫКОЗНАНИЯ В 1950 ГОДУ

Дата публикации: 07 июля 2021
Автор: Б. С. ИЛИЗАРОВ →
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ЛИНГВИСТИКА →
Номер публикации: №1625644232 / Жалобы? Ошибка? Выделите проблемный текст и нажмите CTRL+ENTER!

© 2004 г.

РЕЗОНАНСЫ

Еще до того, как Сталин опубликовал в "Правде" свое произведение "Марксизм и вопросы языкознания" и получил на него первые восторженные отзывы, у него не было и тени сомнения в том, что он создал очередной эпохальный и, конечно же, гениальный труд. Через много лет после описываемых событий бывший ответственный секретарь газеты "Правда" Л. Ф. Ильичёв рассказал своему тогдашнему помощнику В. И. Болдину об обстоятельствах знаменательной публикации. Накануне Сталин позвонил ему: "И... стал нахваливать... некоего молодого автора:

- Он просто гений. Вот он написал статью, она мне понравилась, приезжайте, я вам покажу. Сколько у нас молодых и талантливых авторов в провинции живет, а мы их не знаем. Кто должен изучать кадры, кто должен привлечь хороших и талантливых людей с периферии?

Когда Ильичёв приехал, вождь в одиночестве прогуливался по кабинету. Дал рукопись. Ильичёв быстро ее прочитал, дошел до последней страницы. Внизу подпись автора - И. Сталин.

Ильичёв с готовностью произнес:

- Товарищ Сталин, мы немедленно останавливаем газету, будем печатать эту статью.

Сталин сам радовался тому, как разыграл главного редактора "Правды" (так в тексте. - Б. И.).

- Смешно? - спросил он. - Ну что, удивил?

- Удивили, товарищ Сталин.

- Талантливый молодой человек?

- Талантливый, - согласился Ильичёв.

- Ну что же, печатайте, коли так считаете, - сказал довольный вождь"¹ .

Так статья "талантливого молодого человека" появилась на страницах "Правды". Без сомнения, готовил он ее сам в тайне, но пользовался консультациями языковедов, и в особенности при изложении собственных "марксистских" идей, предназначенных для внедрения в лингвистику. Письменных источников, позволяющих с точностью установить, откуда Сталин почерпнул эти идеи, ни в его архиве, ни в библиотеке я не обнаружил. В предыдущих очерках² я уже отмечал, что в современном архиве Сталина сохранились рукописные и машинописные варианты черновиков статьи, а в его библиотеке - часть общедоступных изданий, из которых он набирался языковедческих

Илизаров Борис Семенович - доктор исторических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН, директор Центра документации "Народный архив".

¹ Цит. по: Млечин Л. Смерть Сталина. Вождь и его соратники. М., 2003, с. 16 - 17.

² Илизаров Б. С. Почетный академик И. В. Сталин против академика Н. Я. Марра. - Новая и новейшая история, 2003, N 3, 4, 5.

стр. 179

познаний. Главным консультантом, скорее всего, был А. С. Чикобава. В 1980 г. Чикобава в "доверительных беседах" с одним из молодых тогда участников дискуссии антимарристом В. А. Звегинцевым сообщил, что Сталин действительно периодически консультировался с ним³ . Однако не исключено, что прямо или опосредованно Сталин получал консультации и от других антимарристов: В. В. Виноградова, П. Я. Черныха или Г. Д. Санжеева⁴ , в последствии особенно активно развивавших сталинские лингвистические установки. Правда, как рассказал мне в личной беседе В. М. Алпатов, вдова академика В. В. Виноградова говорила ему, что ни накануне, ни во время дискуссии ее муж со Сталиным не встречался, но, по ее словам, у него было несколько встреч с Г. М. Маленковым. Последний ведал кадровыми вопросами и эти встречи, как я предполагаю, скорее всего были связаны с назначениями Виноградова в руководство Академии наук вместо И. И. Мещанинова. То, что Сталина кто-то из лингвистов консультировал, подтверждается и воспоминаниями Н. С. Хрущева, одного из тех тогда близких соратников, кому Сталин накануне очередной своей публикации регулярно их направлял. Приведу фрагмент из записи беседы Хрущева с делегатами Итальянской компартии 10 июля 1956 г., т.е. уже после разоблачения культа личности Сталина:

"Тов. Пайетта интересуется, сам ли Сталин написал работу о языкознании.

Тов. Хрущев - Видимо, сам, при помощи языковедов. Нужно иметь в виду, что у Сталина были моменты просветления, когда он создавал весьма серьезные вещи. Например, многие положения Устава КПСС были продиктованы Сталиным, а вы сами видите, сколь в нем хорошие, чеканные формулировки"⁵ .

Будучи сам не шибко образованным человеком, Хрущев, как и многие тогда и даже до наших дней, сильно преувеличил уровень языковедческого "просветления" Сталина, хотя в том, что касается его документотворческого таланта, Хрущев прав. По существу все, что Сталин писал по этому вопросу, он делал с претензией всезнайки, с которым к тому же никто не посмеет поспорить. Но, как это не удивительно, спорить решились - в хорах восторженных отзывов и поспешных покаяний прозвучали отдельные голоса сомневающихся. Вождь чутко их уловил и тут же отреагировал.

Сталин пользовался консультациями языковедов антимарристского крыла не столько для того, чтобы усвоить общие лингвистические идеи и разобраться в научных направлениях (с этим он, как мог, справился сам), сколько для того, чтобы сконструировать свою концепцию развития языка. Выработка "основных положений" знаменовала бы успешное "внедрение марксизма в языкознание" по-сталински. Но понимал ли он в 1950 г., что давно прошли времена марров, Поливановых, Выготских, покровских, чижевских, Вавиловых, бахтиных и других, смело и свободно мысливших людей, пусть и в рамках того, что именовали тогда марксизмом. Ни у одного советского лингвиста послевоенного времени не было за душой не то что своей философии языка или хотя бы глубоко продуманной частной концепции (да и не могло ее быть), но даже общего представления о реальной ситуации в мировой науке, находящейся по ту сторону "железного занавеса". За все годы правления Сталина были переведены всего три теоретические работы крупных лингвистов начала XX в., да и то в предвоенные годы⁶ . Объявление государственной монополии на любую научную парадигму, неизбежно приводит к вырождению ее в особый псевдонаучный суррогат, в выхолощенную и очень агрессивную идеологему. Так произошло с "яфетической теорией" после смерти Марра и со многими другими "марксистскими" концепциями в историче-

³ Звегинцев В. А. Что происходит в советской науке о языке. - Сумерки лингвистики. Из истории отечественного языкознания. Антология. М., 2001, с. 487.

⁴ Приношу извинения читателям журнала - в предыдущих публикациях допущены ошибки в написании некоторых фамилий и инициалов. Поскольку я ориентировался на архивные тексты, то часть этих огрехов связана с ними.

⁵ Хрущев Н. С. "У Сталина были моменты просветления". Запись беседы с делегацией Итальянской компартии. - Источник, N 2, 1944, с. 88 - 89.

⁶ Звегинцев В. А. Указ. соч., с. 490.

стр. 180

ской науке, философии, литературе, биологии и т.д. Но в еще большей степени то же самое произошло со сталинской "концепцией марксистского языкознания" в последние годы его жизни, а в ослабленном состоянии продолжалось и после его смерти. До последнего времени сталинские формулировки понятия языка без особых изменений воспроизводятся во всех справочных и учебных изданиях и, конечно же, без ссылок на истинного автора. Но почему-то никто не ставит или не решается ставить вопрос: в какой степени эти формулировки соответствуют не только уровню мировой науки нашего времени, но и его времени, т.е. науке середины XX в.? И имеют ли они вообще отношение к науке? Подчеркну - речь идет не только о лингвистике, а о всей сфере гуманитарного знания, к которому Сталин испытывал особое и вполне объяснимое пристрастие.

Но этот вопрос влечет за собой и другой: что собственно на закате сталинской эпохи, в 50-х годах XX в., могли предложить, оторванные от мирового знания советские лингвисты, как и представители других гуманитарных дисциплин, находившиеся в плену официальной идеологии? Ничего, кроме давно устаревших прописей XIX в. или, как это предложил Чикобава, вернуться к дореволюционным воззрениям Марра, к его яфетической теории, рассматриваемой в качестве ответвления традиционной индоевропеистики, использующей компаративистские методы исследования языка. Может быть, вариант Чикобавы был бы не самым худшим, скорее даже мудрым, для того времени, так как позволил бы вернуться советской лингвистике в общее русло мировой науки, не теряя при этом отдельных оригинальных разворотов и ясновидческих прозрений системной философии языка, мышления и всемирно-исторического процесса Марра. В это же самое время, т.е. в 30 - 50-е годы, представители западной "буржуазной" науки, поудивлявшись и даже открыто повозмущавшись выпадами и претензиями престарелого академика-партийца Марра, кое-что приняли к сведению, а затем развили в новые научные дисциплины и перспективные направления: социолингвистику, кинесику, отдельные теоретические аспекты антропогенеза и этнолингвистики. Плодотворные идеи, в отличие от их авторов, не забываются.

Как бы их ни звали, консультанты Сталина были людьми, великолепно знающими конкретный материал, но не менее хорошо освоившими правила игры сталинской эпохи и умеющими ими пользоваться. Только этими обстоятельствами, а также новыми, послевоенными идеологическими установками вождя можно объяснить то, как настойчиво, способом методичного "вдалбливания" он пытался выдать за свою оригинальную мысль перелицованную идею марриста В. И. Абаева о существовании "основного лексического фонда" праязыка всего человечества в представление об "основном словарном фонде" отдельного национального языка. Этими же обстоятельствами можно объяснить и его безапелляционные тезисы о малой изменчивости грамматического строя языка, о не существенности для теории и истории языка семантики, кинетики, изменений исторического контекста, революционных сломов и перестроек, особенно в социальных структурах общества. Но если эти языковедческие положения были заимствованы Сталиным большей частью со стороны, то не возможно было скрыть то, что прямое вмешательство генерального идеолога в лингвистику знаменовало собой очередной решительный поворот от идей интернационализма к идеям национализма в государственной политике. Не поэтому ли, несмотря на предрешенный успех публикации в "Правде", сам Сталин все еще испытывал некоторую неуверенность и, принимая поздравления, чего-то ждал, не подавая сигнала к окончательному завершению языковедческой дискуссии. Помимо этих, для промедления у него было по крайней мере еще несколько причин.

В черновом варианте в конце статьи Сталин приписал карандашом для себя, а потому небрежно составленную, несогласованную фразу, не вошедшую в опубликованный текст: "Как внедрять марксизм ?⁷ Не по методу цитат.., которые цитирует всегда

⁷ Здесь и далее все подчеркивания в цитатах принадлежат Сталину. Текст, отчеркнутый им на полях, передается курсивом.

стр. 181

формалисты , как начетчики, а не по ...(далее неразборчиво. - Б. И.)"⁸ . Видимо, автор, понимая, что цитаты классиков, включая и его собственные, много лет трактовались марристами в духе своего учителя, задумался над тем, как "внедрять марксизм" в языкознание? Подбирать новые цитаты? В этом не было ничего необычного. Такой метод "доказательств" он применял и раньше в политических схватках предвоенного времени. Но тогда он использовал свой авторитет для "единственно верной", "истинно марксистской" трактовки положений Ленина, Маркса и Энгельса. Теперь же речь шла и о трактовке его собственных сочинений. И еще несколько обстоятельств заставляли Сталина не спешить закрывать дискуссию. С одной стороны, нужно было дать сторонникам Марра возможность публичного покаяния и отречения от своего кумира, без чего политическое значение языковедческого действа умалялась. С другой - оставались некоторые важные вопросы, на которые Сталин не дал ответов, поскольку не знал их, или дал так, что сразу же после публикации понял, что написал "не то". Итак, завершение дискуссии откладывалось.

Никакое воображение сейчас не поможет представить то, что творилось в умах и душах миллионов рядовых советских читателей, раскрывших свежий номер "Правды" с дополнительными листами, где была обнародована языковедческая статья вождя. Лишь спустя много лет, кое-кто из них припоминал при случае тогдашнее и последующее свое состояние. Вот что я однажды прочитал в "Литературной газете" в самом конце 80-х годов. В ней была помещена беседа писателя В. Л. Кондратьева и историка академика А. М. Самсонова в связи с публикацией книги К. Симонова "Глазами человека моего поколения". Корреспондент газеты, филолог по образованию, А. Егоров отвлекся от темы и сам предался воспоминаниям: "Я - октябренок, пионер, комсомолец - до 54-го был сталинистом... Только потом понял (как и сверстники), какой узколобый марксизм, какое скверное языкознание, какую усеченную филологию нам "преподавали". И всю оставшуюся жизнь - доселе - вытравливаешь из себя сталиниста, догматика, незнайку - это после Ленинградского университета"⁹ . Я адресую эту реплику тем, кто периодически задается вопросом, а нет ли все же в языковедческих, как и в других, работах Сталина особо глубокого не всем доступного научного смысла, который привел к возрождению советского языкознания и филологии? О его первой языковедческой работе "Марксизм и вопросы языкознания" я пока все, что мог, сказал. Поразмышляем над теми событиями и выступлениями Сталина, которые последовали за этой публикацией.

Еще не успела просохнуть типографская краска на листах "Правды" со статьей Сталина, а в ЦК раздались звонки и посыпались записки к главному редактору "Правды", одному из руководителей пропагандистского аппарата партии М. А. Суслову, с просьбой разрешить перепечатать сталинскую работу. Суслов тут же испросил разрешения наверху:

"Товарищу Сталину.

Редакции центральных газет обращаются с просьбами разрешить перепечатать статью товарища Сталина "Относительно марксизма в языкознании", опубликованную в газете "Правда" 20 июня 1950 г."¹⁰ Поскольку тогда на всю огромную страну насчитывалось всего семь центральных газет, то все семь редакций и обратились в ЦК за разрешением. Но они его не получили.

И если сейчас с трудом можно представить то, о чем думали миллионы читателей "Правды", каждый в отдельности и все в совокупности, то о том, что происходило в недрах пропагандистского аппарата, узнать не сложно. Архивные документы рисуют стремительные метаморфозы, происходившие с учеными - участниками дискуссии, в

⁸ Российский государственный архив социально-политической истории (далее - РГА СПИ), ф. 558, оп. 11, д. 1252, л. 151.

⁹ "Глазами человека моего поколения". Размышления К. Симонова о И. В. Сталине. - Литературная газета, 18.V.1988, с. 6.

¹⁰ РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 1255, л. 20.

стр. 182

особенности с теми марристами, кто послал свои статьи в газету, но по непонятным им причинам так и не был напечатан. Все это становиться нам известно из сообщений информаторов, действовавших в академической среде, обобщенные сводки которых Ильичёв периодически представлял Сталину.

После публикации статьи Чикобавы Сталину была представлена первая такая сводка за 21 - 25 июня 1950 г. с реакцией пока еще уверенных в себе наиболее сановитых марристов.

Академик А. В. Топчиев - главный ученый секретарь Президиума Академии наук СССР, отметил, что Чикобава в части критики некоторых положений Марра прав, но многое в его статье неверно. Он высказал уверенность, что в "Правде" выступит и другая сторона. Другой официальный маррист Н. С. Чемоданов заявил, видимо в каком-то узком кругу, что с радостью узнал о начале дискуссии, но статья Чикобавы -это шаг назад. Необходимо дать слово лингвистам разных направлений, в том числе В. В. Виноградову, Т. П. Ломтеву и др. Примерно то же заявил и маррист Ф. П. Филин, заместитель директора Института русского языка, добавив, что у Марра, конечно, есть ошибки, но не это у него главное. В сводке Ильичёва представлена информация о мнении и других лингвистов, которые в большинстве признавали справедливость критики Чикобавой поэлементного анализа, но в целом продолжали считать Марра научно более состоятельным¹¹ .

Но вот информация, которая легла на стол Сталина на следующий день после публикации уже его собственной статьи: "Из сводки т. Ильичёва N 1 от 21 июля. Разговор т. Ильичёва с профессором СП. Толстовым, директором Института этнографии Академии наук.

Толстов заявил т. Ильичёву, что "статья тов. Сталина это переворот в языковедении. Только теперь языкознание получает правильное направление, а то мы все до сих пор блуждали в трех соснах". (Толстов, как и вся официальная этнография, до 20 июля 1950 г. находился под сильнейшим влиянием марризма. - Б. И.)

Затем попросил вернуть ему его статью. Редакция вернула ему ее. Он обещал написать новую статью, исходя из указаний тов. Сталина"¹² .

В последующем информационном письме, озаглавленном "Отклики на статью товарища Сталина", были собраны мнения почти всех заметных советских лингвистов из разных лагерей. Сообщалось, что Виноградов заявил: "В статье раскрыты понятия, в которых до сего дня путались лингвисты. Взять, например, вопрос об отношении языка и надстройки. Все мы заблуждались в этом деле. Все основные вопросы развития языкознания получают теперь блестящее направление"¹³ . И действительно, кто, кроме Сталина, посмел бы заявить, что язык отныне не относится ни к базису, ни к надстройке общества. В "Кратком курсе" истории ВКП(б) в главе "О диалектическом и историческом материализме", которую он сам в основном написал и отредактировал, Сталин процитировал известное место из "Критики политической экономии" Маркса: "С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке. При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда отличать материальный, с естественно-научной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства, от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче: от идеологических форм, в которых люди сознают этот конфликт и борются с ним". Исходя из этой формулировки Маркса, можно ли было отнести язык к базису, т.е. к "экономическим условиям производства"? Конечно же, нет. Поэтому Марр и связал язык с более динамичной надстройкой, с идеологией, а если брать более широко - с мышлением. Другое дело, что и экономика, как и любая другая общественная деятельность, не

¹¹ Там же, д. 1256, л. 29 - 30.

¹² Там же, л. 1.

¹³ Там же, л. 2.

стр. 183

способна развиваться вне сферы языка или, употребляя современные термины, без информационных и коммуникационных средств, в том числе и без образов и идей (мышления). Поэтому заявление Маркса о естественно-научных приоритетах в экономике кажется ныне чересчур категоричным. Ко времени описываемых событий Сталин уже лет 15 размышлял над тем, чтобы написать учебник по политэкономии социализма. С начала 30-х годов он с карандашом в руке проштудировал не менее десятка изданий учебника по политэкономии А. А. Богданова. Сталин отлично знал о значительной доли человеческого субъективизма и, конечно же, творчества, лежащих в основе различных экономических моделей и практических мероприятий. Сразу же после завершения языковедческой дискуссии 1950 г. он активизирует работу над учебником по политэкономии социализма и вновь выступит в качестве корифея, но уже этой специфической дисциплины.

О том, что язык нельзя однозначно отнести только к надстройке, наверняка понимало большинство трезвых марристов и компаративистов, но они ни под каким видом не смели об этом говорить. Как только Сталин в статье снисходительно сказал "можно", и те и другие прозрели. Из той же информации Ильичёва явствует, что "маррист" (теперь этот термин я сознательно беру в кавычки, так как явных марристов после публикации статьи Сталина на просторах СССР почти не наблюдалось) проф. Т. П. Ломтев (МГУ) заявил: "Многие языковеды, в том числе и я, чувствовали, что язык не является надстройкой над базисом, но никто прямо и четко не высказал этого"¹⁴ . Близко по смыслу высказался и академик АН Украины Л. А. Булаховский. Проф. Н. С. Чемоданов (МГУ) с горечью признал: "Основная моя ошибка заключается в том, что я неправильно, не марксистски рассматривал язык как общественную надстройку над базисом, ошибочно отождествлял язык с общественной идеологией и понимал его как классовое явление. Я неправильно оценивал теорию Н. Я. Марра о языке как марксистскую в своей основе и считал, что она является, если освободить ее от отдельных ошибок, генеральной линией развития науки о языке... Новый гениальный труд товарища Сталина..." и т.д.¹⁵

Профессор Казанского университета А. А. Введенский заявил, прочитав сталинскую работу: "Это документ исторической важности. С его помощью будет преодолен застой в советском языкознании". Проф. Г. П. Сердюченко, заместитель директора Института языка и мышления им. Н. Я. Марра, также внезапно прозрел: "Должен сказать, что мы вели советское языкознание не туда, куда надо. Это ясно показала исключительно четкая и справедливая критика Марра и его последователей товарищем Сталиным"¹⁶ . Всего лишь несколько дней назад он, с воодушевлением ведя советское языкознание "не туда, куда надо", не без основания рассчитывал занять ведущее место среди "истинных" последователей Марра.

Сталину сообщали: все "марристы", и не только лингвисты, понимая, чего от них ждут, не только громко каются, но и спешно отзывают свои статьи из "Правды". Из Алма-Аты пришла телеграмма С. Аманжолова: "В связи со статьей товарища Сталина признаю свою дискуссионную статью ошибочной, прошу не публиковать". Прислал телеграмму и проф. Чиковани из Тбилиси, последовательный "маррист": "Прошу не публиковать мою статью по вопросам дискуссии и возвратить ее обратно". Известный уже в те годы ленинградский археолог и палеоантрополог П. И. Борисковский телеграфировал: "Статья товарища Сталина "Относительно марксизма в языкознании" заставила меня пересмотреть мои взгляды на значение работ Н. Я. Марра, т.к. эти взгляды оказались во многих отношениях ошибочными. Прошу в связи с этим не печатать мою статью "В защиту учения о стадиальности и палеонтологии речи", присланную мною в "Правду""¹⁷ . Прозрел и сразу же убедился в ошибочности своих ста-

¹⁴ Там же.

¹⁵ Там же, л. 18.

¹⁶ Там же, л. 3.

¹⁷ Там же, л. 4, 16, 23.

стр. 184

рых выводов будущий академик, а тогда еще доктор исторических наук археолог А. П. Окладников. Даже ученые, не имевшие отношения к гуманитарным наукам -физики, математики и другие - и те посылали свои антимарристские верноподданнические приветствия. Вряд ли кто побуждал их к этому. Хочу здесь еще раз подчеркнуть, что термин "маррист" в моей работе носит совершенно условный характер и относится только к тем, кто в свое время публично заявлял о приверженности к "новому учению о языке". Не менее условен и термин "компаративист" по отношению к исследователям, не придерживавшихся теории Марра. Я использую эти термины в том же самом смысле, как их применяли сами участники событий к своим противникам, т.е. всего лишь как формальные ярлыки, не имеющие прямого отношения к истинным взглядам и концепциям.

Любой, кто получал всю эту информацию о состоянии деморализованных ученых, понимал, что продолжать дискуссию не имело никакого смысла. В связи с этим 2 июня 1950 г., накануне выпуска очередного листка в "Правде", Ильичёв направил напоминание:

"Товарищу Сталину.

Редакция "Правды" подготовила заключительный дискуссионный листок. В него вошли, главным образом, статьи, присланные в редакцию после опубликования в "Правде" статьи И. Сталина "Относительно марксизма в языкознании". Кроме того, редакция представляет на Ваше рассмотрение проект сообщения "От редакции" об окончании дискуссии по вопросам советского языкознания.

Редакция просит Вас разрешить опубликовать заключительный дискуссионный листок 4 июля.

Л. Ильичёв"¹⁸ .

Отметим, вновь в недрах аппарата ЦК, в том числе в редакции "Правды", никто не подозревал о том, что Сталин готовит новую публикацию. В то же время никаких значительных работ в заключительном выпуске печатать никто не собирался. Это видно по тому вкладышу, который вышел 4 июля 1950 г. Помимо новой статьи Сталина было опубликовано 12 небольших писем и заметок, авторы которых дружно прославляли гений вождя вперемешку с покаянными репликами бывших "марристов". В ставшем уже обычном уведомлении "От редакции" сообщалось, что "сегодня в "Правде" публикуются статьи, поступившие в редакцию в связи с дискуссией по вопросам советского языкознания.

...В редакцию поступило более двухсот статей ученых, преимущественно языковедов, - работников научно-исследовательских учреждений и учебных заведений Москвы, Ленинграда, Украины.

Почти все участники дискуссии пришли к выводу, что наше языкознание находится в состоянии застоя и нуждается в правильном научном направлении"¹⁹ . Затем, кратко напомнив сталинское замечание о пользе дискуссии, об аракчеевском режиме, установившемся в советском языкознании, редакция заявила, что дискуссия закрывается. Среди тех материалов, которые были опубликованы в этом номере дискуссионного листка, упомянем "Программу марксистского языкознания" академика В. Виноградова, "Ясная перспектива" академика из Казахстана Н. Суранбаева, приветствия академиков В. Шишмарева, С. Обнорского, Л. Булаховского, Г. Церетели. Как и обещал, С. Толстов прислал в редакцию текст новой статьи "Пример творческого марксизма", в которой, в частности, писал: "Нечего греха таить - я, как и большинство из нас, занимающихся этими вопросами историков, археологов, этнографов, антропологов, -сочувственно относился к теории акад. Н. Я. Марра. За шумом и треском пропаганды марристов, за резкой по форме "критикой" расизма, наложившего - это бесспорно -сильный отпечаток на языковедческую работу за рубежом, за "критикой" "праязыко-

¹⁸ Там же, д. 1255, л. 23.

¹⁹ Там же, д. 1253, л. 37.

стр. 185

вой теории", давно уже вступившей - это тоже бесспорно - в резкое противоречие с объективными историко-археологическими и этнографическими фактами, мы не сумели раскрыть псевдомарксистской вульгаризаторской сути теории Марра". Автор безошибочно определив новую расстановку сил на языковедческом фронте, отдавая должное вождю, решительно потеснил возможного нового претендента в малые лингвистические вожди, т.е. Чикобаву: "Никто из выступавших до товарища Сталина участников дискуссии не сумел рассмотреть основного порока теории Марра. Больше того, профессор А. Чикобава, которому принадлежит несомненная заслуга постановки со всей резкостью вопроса о многих вопиющих провалах теории Марра, оценил порочное учение Марра о языке, как надстройке над базисом, как единственный положительный вклад Марра в марксистско-ленинское языкознание. Между тем, как подчеркивает товарищ Сталин, в этом положении Марра - главный порок его теории"²⁰ .

Здесь же опубликовано "Письмо в редакцию газеты "Правда"" академика И. И. Мещанинова: "Большинство из нас, советских языковедов, и в первую очередь я, были настолько твердо убеждены, что язык представляет собою надстроечные явления, что даже не давали себе труда вдуматься в то определение надстройки и их отношения к базису, который содержится в произведениях классиков марксизма-ленинизма. Отсюда вытекает ошибочность и многих других наших теоретических положений". Повторил свои устные покаяния и Чемоданов: "Новый гениальный труд тов. Сталина является огромным событием, поворотным моментом в развитии общественных наук"²¹ .

Но Сталина слишком легкая и потому формальная победа не удовлетворяла.

СТАЛИН ОТВЕЧАЕТ НА ВОПРОСЫ АСПИРАНТКИ Е. КРАШЕНИННИКОВОЙ

На третий день после опубликования статьи "Марксизм и вопросы языкознания", т.е. 23 июня 1950 г., Сталин вместе с очередной сводкой Ильичёва получил письмо, написанное округлым девичьим подчерком, от преподавателя и аспирантки Московского городского педагогического института им. Потемкина Е. Крашенинниковой. На письме стоит дата - 22.6.50 г. По своей ли инициативе написала молодая аспирантка это письмо? Почему и каким путем именно ее, а не чье-нибудь другое послание так быстро попало в канцелярию вождя и легло на его стол? Письмо шло меньше суток. Если я правильно разобрал регистрационный штамп, оно поступило в ЦК в 09 часов 23 июня, т.е. рано утром следующего дня²² . Даже в те строгие времена обычная почта с такой скоростью не доставляла корреспонденцию, и еще менее вероятно то, чтобы письмо обычным порядком в течение всего лишь нескольких часов было вручено непосредственно вождю. Каким образом аспирантка успела крайне лаконично и явно продуманно написать без единой помарки это письмо, кратко сформулировав пять вопросов, на которые как будто бы уже были даны ответы? Предполагаю, что письмо в основных его пунктах было кем-то подсказано молодой преподавательнице-языковеду. Причем это могло быть сделано загодя, еще до появления первой сталинской публикации в "Правде". Нельзя исключить и того, что по первоначальному плану основное сталинское выступление в "Правде" должно было состояться в форме ответа именно на это письмо "группы товарищей из молодежи", символически возглавить которую назначили Крашенинникову. Но по каким-то причинам сценарий был изменен. По смыслу и аргументации первое и второе послания Сталина во многом перекрывают друг друга. Похоже, что в ответах Крашенинниковой, Сталин вновь, как и в предыдущем случае, сам себе задал вопросы на важные для него темы, но не от имени анонимной группы "из молодежи", а от реального подставного лица и его товарищей. У меня почти нет сомнений в том, что "Ответ" Крашенинниковой был заранее спланирован, и именно по этой причине Сталин не поставил вопрос об исчерпанности дис-

²⁰ Там же, л. 37.

²¹ Там же, д. 1256, л. 24.

²² Там же, д. 1253, л. 3.

стр. 186

куссии в своей первой статье и до последнего момента не давал на это согласие по запросу Ильичёва. Сразу же после выхода второй статьи не все даже просвещенные читатели смогли разобраться, в чем тут дело. Так, Б. Б. Пиотровский, один из молодых тогда "марристов", которого академик Марр лично нацелил на изучение археологии древних культур Кавказа, в чем тот добился выдающихся результатов, в своих воспоминаниях, вышедших в середине 90-х годов XX в., писал: "Исход дискуссии был неясен до 20 июня, когда в двух номерах газеты (выделено мной. - Б. И.) была напечатана большая статья И. В. Сталина в форме ответов на вопросы"²³ . Так что для участников и наблюдателей со стороны исход дискуссии до появления статьи Сталина действительно был абсолютно не ясен, а две его разные статьи, написанные на одни и те же темы, воспринимались как единое целое.

В преамбуле письма к Сталину Крашенинникова писала:

"Дорогой Иосиф Виссарионович!

Примите горячую благодарность за вашу статью о языкознании. Мне, молодому советскому языковеду, радостно думать, что Вы придаете такое большое значение науке, которой я решила посвятить свою жизнь.

Ваша статья внесла ясность в основные вопросы теории языкознания, она, безусловно, ляжет в основу советской науки о языке. При обсуждении Вашей статьи я и мои товарищи встретили еще ряд вопросов, по которым очень хотелось бы знать Ваше мнение"²⁴ . Преамбула не вошла в текст "Ответа" Сталина, но вопросы были полностью из письма перепечатаны. По привычке он сам или кто-то из секретариата предварительно отчеркнул их на полях письма Крашенинниковой карандашом.

В архиве Сталина сохранилась рукопись статьи "К некоторым вопросам языкознания. Ответ товарищу Е. Крашенинниковой" на шести листах²⁵ без существенных исправлений и три ее машинописных экземпляра с незначительными вставками и правкой автора²⁶ . Над "Ответом" Сталин трудился дней пять-шесть, так как 29 июня 1950 г. он направил очередное уведомление членам Политбюро о своем новом языковедческом эдикте. Вот основное содержание "Ответа" и мой комментарий к нему:

"Ответ товарищу Е. Крашенинниковой.

Тов. Крашенинникова!

Отвечаю на Ваши вопросы.

1. Вопрос. В вашей статье убедительно показано, что язык не есть ни базис, ни надстройка. Правомерно ли было бы считать, что язык есть явление, свойственное и базису и надстройке, или же правильнее было бы считать язык явлением промежуточным?"²⁷ . Казалось бы, Сталин исчерпывающе ответил на этот вопрос в первой статье, недвусмысленно заявив, что язык нельзя отнести ни к базису, ни к надстройке. Всего лишь неделю назад он писал: "Сфера действия языка, охватывающего все области деятельности человека, гораздо шире и разностороннее, чем сфера действия надстройки. Более того, она почти безгранична"²⁸ . Но Сталин вновь обращается к той же теме, мимоходом корректируя сам себя:

"Ответ. Конечно, языку как общественному явлению свойственно то общее, что присуще всем общественным явлениям, в том числе базису и надстройке, а именно: он обслуживает общество так же, как обслуживают его все другие общественные явления, в том числе и базис и надстройка. ...Дальше начинаются серьезные различия между общественными явлениями. ...Они состоят в том, что язык обслуживает общество, как средство общения людей, как средство обмена мыслями в обществе, как средство,

²³ Пиотровский Б. Б. Страницы моей жизни. СПб., 1995, с. 261.

²⁴ РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 1253, л. 3.

²⁵ Там же, л. 30 - 36.

²⁶ Там же, л. 7 - 29.

²⁷ Сталин И. Марксизм и вопросы языкознания. К некоторым вопросам языкознания. Ответ товарищу Е. Крашенинниковой. М., 1950, с. 73.

²⁸ Там же, с. 22.

стр. 187

дающее людям возможность понять друг друга и наладить совместную работу во всех сферах человеческой деятельности, как в области производства, так и в области экономических отношений, как в области политики, так и в области культуры, как в общественной жизни, так и в быту. Эти особенности свойственны только языку"²⁹ .

Строго говоря, эти особенности свойственны не только языку. Точно так же, как язык, все общество в целом "обслуживают" и общественное производство (экономика), и политика, и культура, и наука и т.д. Другое дело, что роль экономики (общественного производства), как и любой другой сферы в жизни каждой отдельной социальной группы, в жизни отдельного класса людей, в жизни отдельного человека, очень разная. Она качественно отличается не только в смысле большего или меньшего вклада в ее развитие, но и в плане потребления плодов общественного производства, и это притом, что экономика действительно "обслуживает" все общество в целом. К. Маркс разработал свою знаменитую схему взаимоотношений базиса и надстройки главным образом для того, чтобы обосновать материально-производственную доминанту в историческом развитии человечества, подразумевая тогда под ней доминанту социально-экономическую. На самом же деле в качестве такой доминанты может быть избрана любая составляющая общественного организма, рассматриваемая как "способ производства", где знак, слово, символ, гештальт выполняют роль орудия или средства производства. Это может быть "производство" политики, культуры, быта, религии (идеологии) и, более узко - литературы, балета... Ко второй половине XX в. наука вплотную подошла к тому, чтобы всю культуру человечества рассматривать как многоуровневый текст (сообщение) производимый с помощью специфических языков, грамматик, правил, символических форм. Похоже, что Марр догадывался об этом и следил за мировой тенденцией. Он, как умел, делал первые шаги в сторону будущих открытий в области семиотики, семантики, культурной антропологии, этнологии, информатики. А вот искать решающую доминанту общественного развития было свойственно не только Марксу и марксизму, но практически всем политическим, историософским и иным научным учениям XIX-XX вв., в том числе и в лингвистике, отсюда декларации о приоритете то грамматики, то семантики, то социолингвистики и т.д. Казалось бы, Сталин, заявив, что отныне "язык нельзя причислить ни к разряду базисов, ни к разряду надстроек", сделал шаг к более глубокому пониманию природы языка. На самом же деле он в гораздо большей степени упростил картину, чем это делал Марр, относивший язык к динамичной "надстройке", а главное, связавший историю языка с историей развития общечеловеческого мышления, культуры и сферой материального и духовного производства.

Между тем Сталин продолжал разъяснять аспирантке: "Его (язык. - Б. И.) нельзя также причислить к разряду "промежуточных" явлений между базисом и надстройкой, так как таких "промежуточных" явлений не существует.

Но может быть язык можно было бы причислить к разряду производительных сил общества, к разряду, скажем орудий производства? Действительно, между языком и орудиями производства существует некоторая аналогия: орудия производства, так же как и язык, проявляют своего рода безразличие к классам и могут одинаково обслуживать различные классы общества, как старые, так и новые. Дает ли это обстоятельство основание для того, что бы причислить язык к разряду орудий производства? Нет, не дает.

Одно время Н. Я. Марр, видя, что его формула - "язык есть надстройка над базисом" - встречает возражение, решил "перестроиться" и объявил, что "язык есть орудие производства". Был ли прав Н. Я. Марр, причислив язык к разряду орудия производства? Нет, он был, безусловно, не прав.

Дело в том, что сходство между языком и орудиями производства исчерпывается той аналогией, о которой я говорил только что. Но зато между языком и орудиями

²⁹ Там же, с. 73, 74, 75.

стр. 188

производства существует коренная разница. Разница эта состоит в том, что орудия производства могут производить материальные блага, но те же люди, имея язык, но не имея орудий производства, не могут производить материальных благ. Не трудно понять, что если бы язык мог производить материальные блага, болтуны были бы самыми богатыми людьми в мире"³⁰ .

Конечно, здесь Сталин очередной раз открыто иронизирует над Марром. Последний неоднократно писал нечто вроде этого: "Доисторическая речь не знает еще производства слов ни по материалу, ни по технике, а лишь по функции или по социальной связности предметов или явлений в том или ином производстве, слово с одного предмета переходило на другой предмет каждого из таких кругов без всякого изменения"³¹ .

Люди действительно производят слова и их производство с древнейших времен непосредственно связано с производством материальных и духовных продуктов, а с определенного времени одно без другого просто невозможно. Именно это "производство" и имел в виду Марр. Попутно заметим так же, что Сталин стал самым могущественным и самым богатым (без преувеличения, учитывая те ресурсы, которыми он распоряжался единолично) правителем за всю историю человечества, главным образом, благодаря своему не очень правильному русскому языку и намного более убедительному для многих политическому языку. Ф. де Соссюр, один из крупнейших лингвистов-теоретиков начала XX в., на работы которого, конечно же, опирались Марр, Выготский и другие и с которым они же полемизировали, писал: "Высокий уровень культуры благоприятствует развитию некоторых специальных языков (юридический язык, научная терминология и т.д.)". Наличие "специальных языков" внутри общества в свою очередь ведет к необходимости изучать отношения "между языком и такими установлениями, как церковь, школа и т.д., которые в свою очередь тесно связаны с литературным развитием языка, - явление тем более общее, что оно само неотделимо от политической истории"³² . Политический язык самого Сталина, язык сплотившегося вокруг него правящего клана, политический язык сталинской эпохи был насыщен большим количеством слов-понятий, магических формул, жестов и манифестаций, символических знаков-действий, которые Сталин (как и многие политики мира) десятилетиями синтезировал и "производил" на исторической арене. Сюда же надо добавить особо многозначительную символику показательных судебных процессов над "врагами народа", как над живыми символами - знаками тайной угрозы обществу, воплощения сатанинского вредительства, измены и коварства. О том, какое воздействие оказала эта "труд-магическая" знаковая (семантическая и символическая) деятельность Сталина и его соратников - "магов" на все советское общество в фантасмагорический "период построения социализма в СССР", включая материальное и духовное производства, ныне знает каждый. Нечего и напоминать о том, что такие "болтуны" и "маги", как Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, О. Бальзак, Блаженный Августин, да и К. Маркс, наконец, и многие другие, "производили" в особо большом количестве именно слова, символы, знаки и смыслы. И если бы можно было просуммировать все то, что столетиями во всем мире благодаря им "зарабатывают" люди в процессе общественного обмена символами и смыслами, то более богатых представителей человеческого рода, чем эти "болтуны" и "маги", мы бы не нашли. Конечно же, Сталин ни о чем подобном не думал и не подозревал о том, в "какую неоглядную даль" (Марр) шагнули уже в его время семиология, семантика и семиотика, как и все науки о языке, речи, мышлении и роли символизма в материальной культуре человечества. Тем более он и помыслить не мог то, что "вульгаризатор" марксизма, впадший в "идеализм" (Марр), в своем понимании роли "производства" и "обмена" в развитии человеческого

³⁰ Там же, с. 76 - 77.

³¹ Марр Н. Я. Лингвистически намечаемые эпохи развития человечества. - Марр Н. Я. Избранные работы, т. 3. М. -Л., 1934, с. 49.

³² Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. М., 1977, с. 59 - 60.

стр. 189

общества в большей степени был марксистом, чем рациональный, но творчески ограниченный генеральный секретарь ЦК ВКП(б).

Еще в первой статье именно сам Сталин прямо сравнил язык, слово с орудием, в том числе с орудием производства. Он писал: "Язык, принципиально отличаясь от надстройки, не отличается, однако, от орудий производства, скажем от машин, которые так же безразличны к классам, как язык, и так же могут обслуживать как капиталистический строй, так и социалистический". Тогда же он добавил: "Язык есть средство, орудие, при помощи которого люди общаются друг с другом, обмениваются мыслями и добиваются взаимного понимания... язык, будучи орудием общения, является вместе с тем орудием борьбы и развития общества³³ . Перечитывая в очередной раз одну из лучших работ Сталина, а возможно, и единственную удачную дореволюционную работу будущего вождя "Марксизм и национальный вопрос", я зацепился за такую фразу: "Бауэр тут хотел доказать, что "язык - это важнейшее орудие человеческого общения"³⁴ . Совпадение поразительное. Цитата извлечена из книги "Национальный вопрос и социал-демократия" известного немецкого марксиста О. Бауэра. Она была издана на русском языке в 1909 г. Сталинская работа была опубликована в начале 1913 г. Возможно, что и Бауэр не был автором этой формулировки. Очень схожие определения дает русский лингвист из Дерптского университета Д. Н. Кудрявский, курс лекций которого "Введение в языкознание" (1912) использовал, как считают некоторые исследователи, Сталин в 1950 г. Я уже писал, что одно не исключает другого. Как мы видим, Сталин в 1950 г. от своего имени дал определение языка, ставшее затем крылатым, не упомянув ни того, ни другого имени. Да, в формулировках Кудрявского мы без труда можем найти похожие совпадения со сталинскими определениями: "Язык служит выражением наших мыслей и является средством общения людей между собою... Язык, как орудие нашей мысли, оказывает обратное влияние на мысль, увеличивает ее силы, изощряет ее"³⁵ . Но при этом ни Кудрявский, ни Бауэр не проводили прямой аналогии между орудийной функцией языка (знака) и орудием материального производства. И Марр этого не делал, а использовал более тонкие аналогии и рисовал более сложную картину становления орудийной функции языка и ее связи с развитием материальной и духовной культуры человечества. Он говорил о языке как об "орудии исторической", "доисторической и протоисторической общественности"³⁶ , т.е. о становлении социальной функции языка в процессе развития человеческого общества. Он не соглашался с чересчур прямолинейными высказываниями М. Н. Покровского, который, как я так же отмечал, поддержал некоторые историко-лингвистические идеи Марра. Последний в ответ заявлял: "Проф. М. Н. Покровский в "Очерках истории русской культуры" говорит: "Единственным научно ценным принципом при выделении из общекультурной массы и районов культурного развития является принцип лингвистический: культуру определяет язык, главнейшее необходимейшее орудие культурной передачи, орудие, без которого культура просто немыслима". С такой ролью лингвистики мы как будто должны бы согласиться... С М. Н. Покровским не расходятся, очевидно, и археологи, занимающиеся историей материальной культуры". В то же время, продолжал Марр, "мы считаем несколько преувеличенным такое исключительное выдвигание лингвистики в роли строительницы истории культуры, но с положением самим мы отнюдь не спорим", поскольку язык есть "не только орудие общественности... язык сам есть создание общественности"³⁷ . Так что ни о какой вульгарной трактовке орудийной функции языка, отождествляемого с орудием материального производства, у Марра нет, хотя именно на это напирал Сталин и антимар-

³³ Сталин И. Указ. соч., с. 17, 46, 47.

³⁴ Сталин И. В. Соч., т. 2. М., 1954, с. 302.

³⁵ Кудрявский Д. Н. Введение в языкознание. Юрьев (Дерпт), 1912, с. 7, 8.

³⁶ Марр Н. Я. Об яфетической теории. - Марр Н. Я. Избранные работы, с. 13.

³⁷ Марр Н. Я. Лингвистически намечаемые эпохи развития человечества, с. 56.

стр. 190

ристы. Я не исключаю того, что Сталин, обнаружив в марровских писаниях слово "производство", мог добросовестно заблуждаться, не улавливая многозначности, применяемых терминов типа: "производство", "орудие", "труд", "общественность" и т.д. Сталин понимал их так, как они трактовались в классической марксистской политэкономии. Марр же расширительно использовал эти понятия, говоря об исторически обусловленном производстве языка-мышления в процессе орудийно-производственной деятельности общественного человека, и обратном влиянии мышления-языка на развитие материальной орудийной деятельности. Иначе говоря, язык, мышление и труд во всех их проявлениях, в том числе деятельность словотворческая (глоттогоническая), рассматривались Марром в единстве. В духе времени он не забывал указывать и на то, что "язык по своему происхождению вообще, а звуковой язык в особой степени, потому и является "мощным рычагом культурного подъема", что он - незаменимое орудие классовой борьбы"³⁸ . В данном случае Марр скрыто цитировал самого Сталина 30-х годов. Впрочем, мысль о том, что язык и письменность есть средство борьбы в сфере общественного сознания, кому бы она ни принадлежала, справедлива во все времена.

ЯЗЫК И МЫШЛЕНИЕ

Затем Сталин ответил на второй вопрос Крашенинниковой:

"2. Вопрос. Маркс и Энгельс определяют язык как "непосредственную действительность мысли", как "практическое... действительное сознание". "Идеи, - говорит Маркс, - не существуют оторвано от языка". В какой мере, по Вашему мнению, языкознание должно заниматься смысловой стороной языка, семантикой и исторической семасиологией и стилистикой, или предметом языкознания должна быть только форма?"³⁹ .

В первой статье Сталин уже пытался осторожно дать оценку семантике и семасиологии, отводя им второстепенную роль в изучении языка по сравнению с грамматикой и фонетикой, следуя в этом вопросе за традиционной лингвистикой конца XIX в., а точнее - за мнением Чикобавы. Но как раз семантика и семасиология, а именно анализ "семантических пучков" и реконструкция истории значений, были любимыми детищами Марра. Судя по контексту, основной источник, из которого Сталин черпал знания об этих областях, был 50-й том БСЭ первого издания. В современном архиве Сталина этот том отсутствует. Сейчас среди остатков его библиотеки значатся тома с 1 по 29, но при жизни владельца библиотеки у него, без всякого сомнения, БСЭ была в полном комплекте. В 50-м томе БСЭ о семантике сказано крайне скупо, но зато подробней о семасиологии, причем трактовались они в марровском духе. Похоже, что этим и объясняется настороженное и даже пренебрежительное отношение Сталина к важнейшему и интереснейшему разделу лингвистики, которым после выступлений Сталина в 1950 г. в СССР практически перестали заниматься. Автором и этих статей в БСЭ была все та же Р.О. Шор. О семантике Сталин почерпнул из БСЭ следующее: "Семантика (греч. semantikos) - имеющий значение, выразительный, лингвистический термин, обозначающий: 1) смысловую сторону языка в целом или его отдельных элементов (слов, частей слов); 2) отдел языкознания, изучающий значение слов. См. Семасиология". О последней говорилось подробнее: "Семасиология (греч. semasis - образованное от sema - знак и logos - слово, наука), раздел языкознания, изучающий значения слов и изменения этих значений". Затем кратко излагалась история дисциплины от Платона - до начала XX в. В качестве вершины, которой достигла семантика к XX в., указывалось учение Марра, связавшее изменения значений слов-понятий с историей человеческого общества и с его социальной (классовой) структурой, а мы до-

³⁸ Марр Н. Я. Язык и мышление. - Марр Н. Я. Избранные работы, с. 90.

³⁹ Сталин И. Марксизм и вопросы языкознания, с. 78.

стр. 191

бавим, т.е. то, что позже на Западе стали называть "социолингвистикой". "Тем самым, -писала Шор, - С. приобрела особую важность среди других разделов науки о языке". Для подкрепления тезиса об особо марксистском характере семантических изысканий Марра автор процитировала то же самое высказывание классика, которое 16 лет спустя цитировала Крашенинникова в письме Сталину: язык есть "практическое... действительное сознание" и т.д. Кроме того, Шор привела формулировку "закона функциональной семантики Марра" и подкрепила его наиболее яркими марровскими иллюстрациями, подтверждающими, что "при сохранении социальной функции название обычно переноситься на новый предмет"⁴⁰ .

Из всего этого для Сталина стало ясно, что речь идет о смысловой стороне слова и языка и что именно Марр настаивал на приоритете изучения семантики и семасиологии перед грамматикой языка. Марр даже как-то горячась заявил, что изучение исторической грамматики вообще пустое занятие. Такого рода хлесткие заявления академика Марра отмечал и Чикобава в своей застрельной статье. Сталин, не рискуя вдаваться в обсуждение достоинств и недостатков семантики как науки, тем не менее не колеблясь и ей указал "подобающее место":

"Ответ. Семантика (семасиология) является одной из важных частей языкознания. Смысловая сторона слов и выражений имеет серьезное значение в деле изучения языка. Поэтому семантике (семасиологии) должно быть обеспечено в языкознании подобающее (! - Б. И.) ей место.

Однако, разрабатывая вопросы семантики и используя ее данные, никоим образом нельзя переоценивать ее значение, и тем более - нельзя злоупотреблять ею. Я имею в виду некоторых языковедов, которые, чрезмерно увлекаясь семантикой, пренебрегают языком как "непосредственной действительностью мысли", отрывают мышление от языка и утверждают, что язык отживает свой век, что можно обойтись и без языка"⁴¹ .

Кусочки цитат из работ классиков марксизма, перекидываемые оппонентами через годы как шарики пинг-понга через сетку игрового поля, как раз указывают на приоритет смыслового аспекта языка (мышления) в развитии общечеловеческой цивилизации. Сталин же уводит разговор от семантики в сторону обсуждения совсем иного вопроса - возможно ли мышление без языка? В связи с этим он привел выдержку из основополагающей поздней работы Марра "Язык и мышление", сознательно вырывая цитату из контекста. В то же время сам факт цитирования и иные конкретные отсылки Сталина к разным работам Марра говорят о том, что в процессе подготовки своих публикаций вождь не раз обращался к первоисточнику, а не только усваивал отдельные критические положения и цитаты из вариантов статьи Чикобавы, БСЭ и других работ участников дискуссии.

"Обратите внимание на следующие слова Н. Я. Марра, - продолжал Сталин, - "язык существует, лишь поскольку он выявляется в звуках; действие мышления происходит и без выявления... Язык (звуковой) стал ныне уже сдавать свои функции новейшим изобретениям, побеждающим безоговорочно пространство, а мышление идет в гору от неиспользованных его накоплений в прошлом и новых стяжаний и имеет сместить и заменить полностью язык. Будущий язык - мышление, растущее в свободной от природной материи технике. Перед ним не устоять никакому языку, даже звуковому, все-таки связанному с нормами природы" (См. "Избранные работы" Н. Я. Марра).

Если эту "труд-магическую" тарабарщину перевести на простой человеческий язык, то можно притти (так в тексте. - Б. И.) к выводу, что:

а) Н. Я. Марр отрывает мышление от языка;

б) Н. Я. Марр считает, что общение людей можно осуществить и без языка, при помощи самого мышления свободного от "природной материи" языка, свободного от "норм природы";

⁴⁰ Большая советская энциклопедия, изд. 1, т. 50. М., 1944, с. 734; 735 - 737.

⁴¹ Сталин И. Марксизм и вопросы языкознания, с. 78 - 79.

стр. 192

в) отрывая мышление от языка и "освободив" его от языковой "природной материи", Н. Я. Марр попадает в болото идеализма"⁴² .

Сталин правильно определил самое важное положение позднего варианта концепции Марра и, конечно же, точно уличил его в "идеализме". Но, вырвав из контекста и без того запутанный и как всегда многослойный и аллегорический текст Марра, он представил академика в дурацком обличий. Воспроизведем то, что предшествовало цитате Марра в сталинской статье, рассчитывая на снисходительность современного читателя к специфической форме выражения неординарных мыслей великого косноязычного лингвиста. Беря на себя смелость давать столь высокую оценку научной деятельности Марра после уничижительной критики Сталина и других ученых, я лишь следую за академиком Б. Б. Пиотровским, близко наблюдавшим и учившимся у Марра, а в преклонные годы вспоминавшем: "Лекции были трудными, так как гениальный ученый не всегда мог отделить второстепенное от самого существенного и слишком прямолинейно применял "историзм", с чем было трудно согласиться. Но как историк культуры он развил учение о семантике, которое явно выходило за рамки языкознания"⁴³ . Так все-таки гений или вульгаризатор и даже - шарлатан? Судите сами, постаравшись непредвзято вникнуть в марровский текст-ворожбу:

"Каков же будет язык, единый язык будущего бесклассового общества, а с ним роль мышления?

За многие сотни тысяч лет, миллиона три, сменились орудия производства стандартизированных языков, при учете мышления качественно четырех языков: ручного языка, победившего комплексный не дифференцированный пантомимо-мимическо-звуковой пиктографический со зрительным мышлением; локализовав мышление в правой руке, ручной язык взял верх и, стандартизированный, охватил весь мир; его сменил звуковой язык в первой стадии своего развития с тотемическим мышлением, космическим и микрокосмическим, развернутым в пределах возможностей ручной речи, на второй стадии - с формальным логическим мышлением, когда оно стало воспринимать мир аналитически, все более и более проникая в технику его построения и утрачивая чувства целого, синтез со сменой орудия мышления (всего тела, рук и лица, полости рта и звуков), орудия восприятия (сердца, ушей) и локализация мышления в правой руке (в сердце и, наконец, в голове).

На всех стадиях мышление неразлучно с языком, одинаково с ним изменчиво, но будучи также одинаково с языком коллективно, мышление с языком расходится техникой, качеством, количественным охватом своей службы. Язык в действии обслуживает лишь актуальный коллектив, при том в различных пределах в зависимости от технических слуховых или зрительных средств распространения речи, тогда как для мышления физических пределов нет, пределы же замыкания - временны, поскольку они и во времени и в пространстве отодвигаются или совершенно снимаются с расширением и углублением опытных знаний. Язык подвержен воздействию окружения непосредственно или при посредстве слуховой передачи лишь в современности, а в прошлом, как и в будущем, его отношения реализуются только письмом, с определенной стадии закабалившим живой язык, а мышление, не имея иных способов выявления, как язык или его замена, не имеет, кроме пределов своих знаний, никаких препон для общения со всем миром и прошлым, и будущим: мышление, действуя как надстройка базиса, творило в ней, надстройке, собственно лепило то, чего никто не постигал, материально лепила мифы, зачатки мировоззрения и эпоса"⁴⁴ . Затем уже шли те фразы, которые привел Сталин, но и они даны им в усеченном виде. Опущенную Сталиным фразу я выделил: "Язык существует, лишь поскольку он выявляется в звуках; действие мышления происходит и без выявления. У языка, как звучания, имеется центр

⁴² Там же, с. 79 - 80.

⁴³ Пиотровский Б. Б. Указ. соч., с. 54.

⁴⁴ Марр Н. Я. Язык и мышление, с. 120 - 121.

стр. 193

выявления, центр работы мышления имеет мозговую локализацию, но все это формально, особенно звукопроизводство, всегда сочетаемое с мышлением или с продукциею мышления. Язык (звуковой) стал ныне уже сдавать свои функции новейшим изобретениям, побеждающим безоговорочно пространство, а мышление идет в гору от неиспользованных его накоплений в прошлом и новых стяжений и имеет сместить и заменить полностью язык. Будущий язык - мышление, растущее в свободной от природной материи технике. Перед ним не устоять никакому языку, даже звуковому, все-таки связанному с нормами природы"⁴⁵ .

А теперь попробуем изложить этот трудно воспринимаемый марровский текст более понятным языком, не обращая внимания на сталинские характеристики.

Уже первая фраза Марра - сбывшееся пророчество: "За многие сотни тысяч лет, миллиона три (выделено мной. - Б. И.), сменились орудия производства стандартизированных языков". Доклад "Язык и мышление" был прочитан Марром на чрезвычайной сессии Академии наук СССР 26 июня 1931 г. В это время палеоантропологи утверждали, что древнейшие предки человека появились на Земле менее 1 млн. лет назад. И только через 28 лет, в 1959 г., открытие английского семейства археологов Лики обезьяноподобного человека в Африке (в Олдувайском ущелье), продлило возраст человеческого рода до 2 млн. 600 тыс. - 3,5 млн. лет⁴⁶ . Палеоантрополог П. И. Борисковский, тот, кто в 1950 г. спешно отозвал свою статью в "Правду", написанную в поддержку теории Марра, в 1977 г. опубликовал теоретический раздел "Возникновение человеческого общества" для одноименного академического издания. Так вот в нем проблему происхождения и развития языка и мышления как важнейших признаков человеческого рода он вообще обошел молчанием⁴⁷ . После выступления Сталина и до наших дней эта тема была негласно "заморожена" не только в отечественной лингвистике, но и во многих других науках о человеке. И все же некоторые лингвисты, археологи и этнографы, в особенности те, кто был когда-то так или иначе связан с Институтом материальной культуры, формально открещиваясь от идей Марра, продолжали фиксировать правильность многих его предположений и наблюдений. Так, например, произошло не только с предсказанием давности человеческого рода, но с важным предчувствием-наблюдением Марра о том, что по мере проникновения в древнейшую историю, будет наблюдаться все большее сходство в предметах материальной и духовной культуры прачеловечества на всей территории обитаемого тогда мира. "При этом, - вторят Марру современные авторы (70-е годы), - чем в большую древность мы опускаемся, тем ощутимее становятся черты сходства, но никогда это сходство не превращается в тождество"⁴⁸ . Напомню - Марр говорил об огромном разнообразии первоначальных ("племенных") человеческих языков и культур при их структурном и функциональном сходстве ("стандартизированные языки", типичных орудиях труда и приемах обработки материалов распространившиеся во всем мире). По мере же развития человечества, в результате многочисленных этнических и культурных смешений и расхождений, качественных (стадиальных) общественно-экономических скачков, языки начинают все больше сходится в то, что получило название языковой семьи и в иные лингвистические общности современного мира. Так что свою языковую "пирамиду" Марр действительно пытался поставить основанием на данные археологии.

Возвращаясь к адаптации других положений Марра отметим, что согласно его представлениям языки (племенные, национальные) и мышление (общечеловеческое) развиваются и существуют взаимодействуя, но в тоже время обладают относительной

⁴⁵ Там же, с. 121.

⁴⁶ Возникновение человеческого общества. Палеолит Африки. Л., 1977, с. 6.

⁴⁷ Борисковский П. И. Возникновение человеческого общества. - Возникновение человеческого общества. Палеолит Африки, с. 28 и др.

⁴⁸ Там же, с. 5.

стр. 194

самостоятельностью. При этом, в отличие от мышления, жизнь каждого конкретного языка (племенного, этнического, диалектов) ограниченна во времени и пространстве, поскольку любой язык социален, а позже еще и национален. Рано или поздно любые человеческие сообщества распадаются, а вместе с ними трансформируются или умирают их языки. Языки, культуры, нации одинаково смертны. Бессмертие же человечества заключено во всеобщности и универсальности мышления. Человеческое мышление, развиваясь по собственным качественным этапам, вместе с тем ни чем не ограничено в исторической перспективе. Крашенинникова права - язык это форма, мышление использует эту форму для своего воплощения. У Марра мышление, как гегелевский "дух", выражает себя в той или иной племенной или национальной языковой и культурной оболочке, обслужия конкретный "актуальный коллектив", обогащается за счет него. А когда этнос, язык и культура умирают или перерождаются, мышление продолжает поступательно разворачиваться в общечеловеческом историческом пространстве, но уже в обновленных формах.

Марр, не отказываясь от своей более ранней стадиальной классификации известных тогда живых и мертвых языков, разворачивает ее теперь в учение о четырех стадиях развития общечеловеческого мышления и соответствующих им четырех способах производства мышления, т.е. о четырех принципах общечеловеческой коммуникации, вне зависимости от того, на каких конкретных языках общались люди. На первой стадии развивается комплексный язык пантомимического типа, в котором неразрывно слиты звуки, мимика и жесты, телодвижения, т.е. кинематика. Этот принцип передачи социальной информации сопровождается возникновением пиктографического письма, так как связан со становлением зрительного способа коммуникации и соответствующим ему типом мышления. Второй принцип производства - ручной, более специализированный язык, вытеснивший предыдущий нерасчлененный комплексный. На этой стадии произошла "локализация мышления" в правой руке, т.е. речевые центры локализовались в одном из полушарий мозга, связанном с правой рукой. "Говорящая рука" стала объектом внимания как со стороны "говорящего", так и "внимающего". Соответственно "стандартизированный" ручной язык, как и предыдущий комплексный, распространился по всей ойкумене. Эти два этапа хорошо иллюстрируются примерами из палеоантропологии и археологии. Марр считал, раз первобытное материальное производство имеет малую вариативность, то на таких же принципах должны развиваться, связанные с этим типом производства языки (стандартизированные) и мышление. Со временем этот тип языка и формы мышления сменил следующий, третий, представленный еще очень примитивным членораздельным звуковым языком, которому соответствовал "тотемический" ("космический", "магический") тип мышления в сочетании с "развернутой в пределах возможностей ручной речью", т.е. подкрепленный кинетикой. Здесь Марр широко использует данные этнографии и работы по первобытному мышлению, в частности исследования Э. Тейлора, Л. Моргана, Ф. Боаса и Л. Леви-Брюля. Наконец, наступает четвертая современная стадия, когда зарождается и развивается формально-логическое и аналитическое мышление. На этой стадии происходят очень сложные и нелинейные изменения как в "орудиях" мышления, так и в "технике" языка и речи. В результате утрачивается "чувство целого", т.е. исчезает монотонность языкотворческого процесса. Языки и культуры начинают синтезироваться в большие и самобытные языковые семьи. Именно поэтому они, согласно Марру, не могут иметь далекого общего предка. Одновременно этот процесс "схождения" сопровождается новым синтезом "орудий мышления". Современный человек мыслит и чувствует, передает свои мысли и чувства всем: "телом, руками, лицом, позой", "полостью рта и звуком". Происходит также новый синтез средств восприятия чувств и мыслей не столько с помощью глаз, рук и другого, сколько с помощью "сердца и ушей". Человечество начинает воспринимать мир все более аналитически, а мышление все более локализуется в определенной части мозга и окончательно связывается с деятельностью правой руки и "сердца", т.е. с материальным и духовным производством. Замечу, и Леви-Брюль утверждал, что по его наблюдениям представители

стр. 195

многих африканских и латиноамериканских автохтонных племен его времени "говорят и думают руками". Мы еще вернемся к "говорящим" и "думающим" рукам и мимической речи. Похоже, что Марр предугадал и то, что в человеческом роде господствующая праворукость оказалась связана с развитием левого полушария головного мозга ответственного за аналитическое, вербальное мышление.

Членораздельный фонетический язык, воспринимаемый слухом, возникает на довольно поздней стадии развития человечества, а в прошлом язык был связан со зрительным способом передачи информации, в том числе с письмом "закабалившим живой язык". Мышление же человека не связано намертво, т.е. генетически, биологически, ни с каким конкретным языком, и поэтому человек "не имеет ...никаких препон для общения со всем миром и прошлым, и будущим". И действительно, на каком бы языке человек не общался и каким бы способом не выражал свои мысли, он, благодаря универсальности мышления, способен постичь любую информацию, любые знания любого общества, любой культуры. Во всяком случае это справедливо для понимания культур прошлого и настоящего. Что же касается будущих обществ, то здесь мы знаем (и Марр об этом говорит) только то, что человек способен бесконечно развивать свои познавательные возможности, т.е. мышление. Язык материален, он "существует, лишь поскольку он выявляется в звуках", жестах, на письме, а мышление может протекать "и без выявления", т.е. беззвучно и без видимых проявлений. Марр напоминает - речевая деятельность имеет определенную локализацию в человеческом мозгу, но эта локализация не имеет прямого отношения к локализации центров мышления. Мышление, с точки зрения Марра, богаче любого способа его выражения, любого языка, а главное - значительно опережает возможности фонетического языка и в своем развитии стремится освободится "от природной материи", изобрести и использовать новые средства и формы, усиливающие познавательные возможности человека. И опять Марр прав: перед "ним" не удалось "устоять никакому языку, все-таки связанному с нормами природы", т.е. живому голосу, слуху и зрению. Во времена Марра, существовали телефон, телеграф, различные искусственные языки, применявшиеся в военном деле, на железнодорожном транспорте, было немое кино, фонограф, радио. Освобождение "от природной материи" живого фонетического языка шло полным ходом. До появления телевидения, первых искусственных информационных систем и персональных компьютеров, Интернета было еще несколько десятилетий. Но в 1950 г. вопрос о создании искусственного "интеллекта" все более переходил в практическую плоскость. Как известно, именно в эти годы в СССР кибернетика была объявлена "лженаукой". Отрывал ли Марр язык от мышления? Был ли он в этом вопросе идеалистом? Да, отрывал, был, но делал он это как-то уж очень прозорливо и материалистично, хотя и стилистически путано. И прямого отношения к "школярскому" марксизму эта концепция действительно не имела, хотя Марр и "пытался казаться марксистом" (Сталин), заявляя о "мышлении пролетариата... в борьбе выковывающего бесклассовое общество". Здесь вождь прав. На самом же деле Марр творчески применял исходную и очень плодотворную марксистскую идею развития "способов производства" к истории общечеловеческого языка, мышления и культуры. В западной науке второй половины XX в., особенно во Франции, эта идея найдет независимых и блестящих приверженцев.

В своих представлениях о взаимоотношениях языка и мышления Марр, без сомнения, во многом так же опирался на работы своего современника, выдающегося швейцарского лингвиста Ф. де Соссюра. Основная его работа "Курс общей лингвистики" была переведена на русский язык за год до смерти Марра, но он, как и некоторые российские лингвисты и психологи (Выготский), был с ней знаком гораздо раньше по первоисточнику. Фразы де Соссюра, переведенные Марром, не отличаются по стилю от авторского текста. Де Соссюр был сторонником изучения социальной и орудийной функции языка и речи. Он писал о том, что графическое изображение знака (слова) ныне так тесно переплетается со словом звучащим, что исследователи приписывают изображению большее значение, чем самому слову. "Это все равно, - писал де Сое-

стр. 196

сюр, - как если бы утверждали, будто для ознакомления с человеком полезнее увидеть его фотографию, нежели лицо"⁴⁹ . Марр в том же смысле заявлял "о закабалении письмом языка" и, как де Соссюр, призывал других изучать и сам изучал письменные и бесписьменные языки в равной степени. И так же, как де Соссюр, с успехом доказывал, что многие живые бесписьменные языки древнее письменных и даже мертвых языков. Но Марр перекликался с ним и в более существенных исходных положениях философии языка. Марр, как и он, отвергал неизбежно природную, физиологическую обусловленность возникновения фонетического языка, отдавая приоритет обществу: "Все природа, даже язык создан природой, а организованный труд? А общественность? А их творческая роль?"⁵⁰ . По целому ряду важнейших пунктов де Соссюр перекликался с Марром: "Прежде всего, вовсе не доказано, что речевая деятельность в той форме, в какой она проявляется, когда мы говорим, есть нечто вполне естественное, иначе говоря, что наши органы речи предназначены для говорения точно так же, как наши ноги для ходьбы. Мнения лингвистов по этому поводу существенно расходятся. Так, например, Уитни, приравнивающий язык к общественным установлениям со всеми их особенностями, полагает, что мы используем органы речи в качестве орудия речи чисто случайно, просто из соображений удобства; люди, по его мнению, могли бы с тем же успехом пользоваться жестами, употребляя зрительные образы вместо слуховых. Несомненно, такой тезис чересчур абсолютен: язык не есть общественное установление, во всех отношениях подобное прочим...; кроме того, Уитни заходит слишком далеко, утверждая будто наш выбор лишь случайно остановился на органах речи, ведь этот выбор до некоторой степени был нам навязан природой. Но по основному пункту американский лингвист, кажется, безусловно прав: язык - условность, а какова природа условно выбранного знака, совершенно безразлично. Следовательно, вопрос об органах речи - вопрос второстепенный в проблеме речевой деятельности. ...Естественной для человека является не речевая деятельность, как говорение.., а способность создавать язык, то есть систему дифференцированных знаков, соответствующих дифференцированным понятиям"⁵¹ . Как мы видели, Марр также расширительно толковал понятие "язык", но в отличие от де Соссюра, указывал не столько на относительную условность выбора человечеством способов выражения понятий (звук, графика, жест и т.д.), сколько на их общественную обусловленность и историческую последовательность (стадиальность) развития.

Нельзя не отдать должное хваткости ума Сталина. Немолодой уже человек, вторгшийся в совершенно чуждую ему научную область, искренне пытается вникнуть в сложнейшие философские проблемы языка. Но ум, изощренный в политических интригах и дипломатических хитросплетениях, оказался недостаточно ухватистым. Его мысль скользит по годами наработанной привычной колее, управляемый "здравым смыслом" и житейским опытом. Впрочем, не у него одного. Кто не знает о том, что человек мыслит словами? Как только мы осознаем, что мы мыслим, это происходит через осознание внутренней речи. Мы можем даже "услышать" беззвучную, немую артикуляцию своей внутренней речи. Мы "говорим" сами себе и сами с собой, как с другими. Еще Гегель подметил, как интеллектуально не развитый человек непроизвольно проговаривает свои мысли вслух. Я думаю, что и Сталин не раз слышал непроизвольное бормотание соседа по тюремной камере или в ссылках размышления вслух таежного охотника и рыбака. Вывод: слово и мысль суть едины. Сталин примерно это и написал: "Говорят, что мысли возникают в голове человека до того, как они будут высказаны в речи, возникают без языкового материала, без языковой оболочки, так сказать в оголенном виде. Но это совершенно не верно. Какие бы мысли ни возникали в голове человека и когда бы они ни возникали, они могут возникнуть и существо-

⁴⁹ Соссюр Ф. де. Указ. соч., с. 63.

⁵⁰ Марр Н. Я. Лингвистически намечаемые эпохи развития человечества, с. 55.

⁵¹ Соссюр Ф. де. Указ. соч., с. 48 - 49.

стр. 197

вать лишь на базе языкового материала, на базе языковых терминов и фраз. Оголенных мыслей, свободных от языкового материала, свободных от языковой "природной материи" - не существует. "Язык есть непосредственная действительность мысли" (Маркс). Реальность мысли проявляется в языке. Только идеалисты могут говорить о мышлении, не связанном с "природной материей" языка, о мышлении без языка.

Короче: переоценка семантики и злоупотребление последней привели Н. Я. Марра к идеализму.

Следовательно, если уберечь семантику (семасиологию) от преувеличений и злоупотреблений, вроде тех, которые допускают Н. Я. Марр и некоторые его "ученики", то она может принести языкознанию большую пользу"⁵² .

Сталин, в отличие от предыдущих разделов, много работал над отшлифовкой первой фразы этой части. И действительно, здесь многое не понятно. "Очевидные", обыденные представления не так уж очевидны. Мыслит ли человек "языковыми терминами" и "фразами"? Тождественна ли мысль слову или фразе? А как быть с сознательной ложью? Можно изрекать одно и одновременно мыслить совсем другое. Известно крылатое высказывание Талейрана - язык дан для того, чтобы скрывать свои истинные мысли и намерения. (В свое время Сталин интересовался политической биографией французского дипломата). А Гегель говорил об "игре словами" "бессодержательного мышления"⁵³ . Значит, слово это одно, а мышление нечто иное. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратить внимание на мощнейший пласт общечеловеческой культуры сознательной лжи и обмана, насыщенного огромным содержанием. Здесь уместно вспомнить и более глубокое тютчевское: "Мысль изреченная, есть ложь", т.е. тождество между мыслью и ее словесным выражением в принципе невозможно. К этому следует добавить введенное де Соссюром представление об индивидуальной внутренней речи и языке, как ее внешнего, социального проявления. Так можно ли мыслить "оголено", без языка как "природной материи"? Если да, то язык действительно есть "материя духа" (под "духом" имея в виду гегелевское сознание и его же "интеллигенцию", т.е. разум, мышление). Напомню, так написал сам Сталин на полях 65-го тома первого издания БСЭ. А это, по ленинской классификации, чистейший идеализм, очень смахивающий на гегельянство и даже на "поповщину".

Среди книг, которые Сталин в течении жизни несколько раз перечитывал, была работа В. И. Ленина "Материализм и эмпириокритицизм". Когда в 1935 г. она в очередной раз была опубликована в составе второго издания собрания сочинений Ленина, Сталин трижды прошелся по ее страницам с карандашом в руке. Как известно, Ленин считал, что главное отличие между материализмом и идеализмом заключено в представлениях о первичности материи или духа. При этом Ленин опирался на материалистические воззрения Маркса и Энгельса. На одной из страниц Ленин процитировал фразу Энгельса из работы "Людвиг Фейербах", а Сталин подчеркнул в ней: "Материя не есть продукт духа, а дух есть лишь высший продукт материи ". Точно так же он проштудировал таблицу, заимствованную Лениным из работы Геккеля, в которой сопоставлялась "монистическая теория познания" и "дуалистическая теория познания". Особо отметил слова Ленина: "Идеализм есть поповщина"⁵⁴ . Поэтому для публичного большевика-материалиста Сталина все сомнения давно были разрешены - "только идеалисты могут говорить о мышлении... без языка". Но, наедине он мог позволить себе поразмышлять в русле евангельского дуализма - а не является ли "язык материей духа", т.е. дух являет себя в слове, которое было у Бога? Его публичная интеллектуальная и интимная духовная жизнь была столь же расщеплена и двулична, как язык его публичных высказываний и истинное содержание мышления.

⁵² Сталин И. Марксизм и вопросы языкознания, с. 80 - 81.

⁵³ Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 3. Философия духа. М., 1977, с. 303.

⁵⁴ РГАСПИ, ф. 558, оп. 3, д. 142, л. 71; 287; 304.

стр. 198

Марр действительно заявлял о возможности и даже естественности мышления вне языковых форм. При жизни эти его высказывания выслушивали отчужденно и чаще -молча, а Марр, как всегда, обижался, не способный толком объяснить, что он имеет в виду и как же это возможно. Но вот в 1923 г. в Германии начинает выходить трехтомная монография известного философа-неокантианца Э. Кассирера "Философия символических форм". В 1925 г. вышел второй том, а в 1929 - последний. На русский язык она не переведена до сих пор. В 1926 г. Марр знакомится по немецкому подлиннику со второй книгой Кассирера, посвященной языку как одной из форм человеческого бытия, и спешит поделиться своими впечатлениями с академическими собратьями: "В последнее время мы обрели, казалось бы, союзника в лице известного немецкого ученого философа Кассирера (Cassirer), поставившего совершенно конкретно вопрос о происхождении языка, не в пример языковедам индоевропеистам, как научную проблему. Совершенно неожиданно для нас и независимо от нас, в его построении яфетическая теория получает поразительное подтверждение целого ряда своих положений, вплоть до одинаковой их формулировки и тождественности терминов, но и у него мы не находим вовсе внимания к социальному моменту в той мере, в какой вынуждают нас его утверждать чисто языковые факты и наблюдения. У нас возникает сомнение, может ли воспринять философ-кантианец, тем более новокантианец, яфетическое учение об языке с признанием массовой общественности, как основного творческого фактора?"⁵⁵ .

Имя Кассирера стало известно российской научной общественности еще в 1912 г. после публикации перевода его первой значительной работы "Познание и действительность" (СПб., 1912). Возможно, Марр ее читал и отсюда справедливая характеристика философа - "новокантианец". Марр не раз ездил в Европу и до революции, и позже, особенно часто во Францию и Германию. Издал некоторые свои труды на французском и немецком языках. Среди его непримиримых официальных оппонентов был известный французский лингвист А. Мейе, жестко критиковавший Марра в научной печати, его работы даже в те годы публиковались и в Советской России. Тогда же против Марра, помимо Е. Д. Поливанова в России и А. Мейе в Западной Европе, выступил очень талантливый их младший современник, эмигрировавший в Чехословакию князь Н. С. Трубецкой. Как и Марр, он стал заниматься кавказскими, славянскими и другими контактными с ними языками. Как и Марр, он разработал собственные универсальные способы передачи на письме звуков речи и основал новое научное направление - фонологию. Позже Кассирер высоко оценил фонологию Трубецкого⁵⁶ и исследования другого выдающегося лингвиста родом из России, Романа Якобсона, также негативно оценивавшего труды Марра. Судя по некоторым косвенным признакам, Кассирер был знаком с переводными работами Марра. Трубецкой, в отличие от Марра и примерно так же, как Поливанов, не пытался пересмотреть достижения компаративистики и не порывал с фундаментальными идеями индоевропеизма, а напротив, развивал их на все еще новом тогда языковом материале славянских и кавказских языков. Он открыто заявил, что поставил перед собой цель, систематически изучив традиционным сравнительно-историческим методом языки Кавказа, отмести все претензии "яфетической теории" Марра⁵⁷ . Мне кажется, что попытка не во всем ему удалась, но эта тема для особого рассмотрения специалистами. Во всяком случае Трубецкой, как и Марр, не только пришел к открытию на Кавказе, в России, на Балканах представителей различных и отдаленных языковых семей, но он обнаружил новое явление - исторически сложившиеся общности языков, не состоящих в родстве, но зримо идущих к "схождению". Думаю, что здесь прослеживается не только негативное, но и позитивное воздействие взглядов Марра, на работы которого Трубецкой иногда ссылался.

⁵⁵ Марр Н. Я. Лингвистически намечаемые эпохи развития человечества, с. 55 - 56.

⁵⁶ Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М., 1998, с. 586 - 587.

⁵⁷ Трубецкой Н. С. Избранные труды по филологии. М.,1987, с. 233 - 234.

стр. 199

Важно отметить то, что в "Философии символических форм" Кассирера Марр действительно обнаружил много созвучного своим взглядам. В отличие от Сталина с его наивно-прагматическим утверждением, что человек мыслит "лишь на базе языкового материала, на базе языковых терминов и фраз", Кассирер говорил, что человек мыслит (и тем отличается от животного) образами, символическими формами, гештальтами, а не словами и фразами. Знаковыми же системами, т.е. сигналами, пользуются и животные. Человек же использует сразу множество знаковых систем (языков) для оформления всего разнообразия символического мира своего мышления. Человек мыслит не словами и не значениями, которые он вкладывает в слова и в другие семиотические системы. Он мыслит образами или, как утверждал несколько раньше Кассирера российский социал-демократический деятель П. Юшкевич, - человек мыслит "иероглифами". Ленин написал свою знаменитую книгу "Материализм и эмпириокритицизм" в том числе и для того, чтобы опровергнуть Юшкевича и близкого ему по взглядам Богданова. Когда Богданов после революции попытался обосновать свою концепцию происхождения общечеловеческого языка, Марр по ее поводу написал небольшую разгромную заметку "К вопросу о первобытном мышлении в связи с языком в освещении А. А. Богданова". Впрочем, много раньше их идею о том, что человек мыслит "именами" или "иероглифами" высказывал в общей форме Гегель⁵⁸ , а до него Вико. А по свидетельству Ветхого Завета много раньше всех земных мудрецов Бог надоумил Адама наделить все окружающее именами. Библейское "имя" это не знак, имя - это и есть гештальт, образ. Так что, в этом вопросе Марр находился в русле мощнейшей религиозной, научной и культурной традиции, никак не вписывающейся в ленинскую полярную классификацию. Кассирер утверждал, что не только тактильный способ передачи информации - жест, мимика, фонетический язык, - но все явления культуры: мифология, религия, искусство, история, наука, и т.д., есть различные системы одного и того же порядка, форматирующие мысль⁵⁹ . Поэтому "язык и мышление" не могут быть сведены лишь к фонетическому языку и связанной с ним одной из форм воплощения мышления. При всем качественном разнообразии и даже противоположности функционирования символических форм, у них единая основа - символизм образов. Так что в 1926 г. Марр не случайно помянул Кассирера. Но, усложненно излагая отдельные глубокие мысли и провидческие догадки и даже собирая оригинальные концептуальные конструкции, Марр так и не создал систематичной, хорошо обоснованной и понятно изложенной общей философии языка, мышления и материальной культуры. Сталин был прав, когда написал, что Марр "пытался создать самостоятельную теорию языка". Но он был не прав, когда заявил, что этого у него не получилось из-за методологических и идейных пороков и ошибок. Парадоксально, но факт - главным пороком научных воззрений лингвиста Марра была его неспособность изъясняться обыденным русским языком и хотя бы раз систематически изложить все элементы своей философии языка, мышления и культуры.

Однако концепция Марра не исчерпывается одними аспектами языка. Не меньшее значение он придавал данным археологии, этнографии, фольклористике, истории и другим наукам о человеке. Не случайно Сталин не дал выступить по ходу дискуссии специалистам этих областей знания, ограничив ее лингвистами. Между тем концепция Марра была сильна именно своей междисциплинарностью. И как только ее ограничивают одним лингвистическим аспектом, она теряет смысл. Смысл же ее - в попытке раскрыть принципы и этапы становления человеческого мышления. Похоже, что Сталин это осознал еще при жизни Марра и именно потому не позволил выступить в 1950 г. другим специалистам. Объективная оценка этих сторон концепции Марра до сих пор не дана, и она ни разу не рассматривалась системно. Рассмотрим ее подробнее в последующих разделах, имея при этом в виду, что я не являюсь ни идейным сторон-

⁵⁸ Гегель Г. В. Ф. Указ. соч., с. 300.

⁵⁹ См. Кассирер. Э. Указ. соч., с. 440 - 723.

стр. 200

ником, ни научным противником Марра или других ученых, упомянутых здесь. Излагая и частично адаптируя различные философские воззрения на язык и мышление, я даже не пытаюсь ставить вопрос об их истинности или ложности. Но своего личного отношения к историческим героям этих очерков скрывать не могу.

На оставшиеся три вопроса Крашенинниковой Сталин ответил очень кратко и в том же смысле, как он это сделал в первой статье. Она опять ставила вопрос о реальности классового расслоения национальных языков, о характеристике Марра, как вульгаризаторе марксизма, и его скрытом идеализме, о формализме присущей "школе" Марра, приведшего к губительному застою в советском языкознании. Здесь заслуживает внимания только одна деталь, которой нет в первой статье. Отвечая на вопрос о классовом характере языка (о чем свидетельствуют специфические слова и выражения), Сталин для большей убедительности заявил, что таких слов "до того мало в языке, что они едва ли составляют один процент всего языкового материала"⁶⁰ . Кто и как подсчитал этот процент, откуда он почерпнул цифру или кто ее дал Сталину, мне установить не удалось. Над изложением этого вопроса он также поработал усердно. Кроме того, в последнем варианте статьи Сталин "диалектически" после положительных слов: " Да, классы влияют на язык, вносят свои слова и выражения", добавил негативный пассаж: "Из этого, однако, не следует, что специфические слова и выражения, равно как различие в семантике, могут иметь серьезное значение для развития единого общенародного языка, что они способны ослабить его значение или изменить его характер". В той же "диалектической" (точнее - в схоластической) манере составил и ответ на последний вопрос аспирантки, следя за тем, чтобы положительные формулировки по отношению к отдельным "хорошо, талантливо написанным" произведениям Марра не смягчили обшей резко отрицательной оценки его научного наследия. Наконец, в отличие от первой публикации Сталин более жестко охарактеризовал "аракчеевский режим" и "теоретические прорехи в языкознании", прямо указав, что: "Ликвидация этих язв оздоровит советское языкознание, выведет его на широкую дорогу и даст возможность советскому языкознанию занять первое место в мировом языкознании"⁶¹ . Сталин как три гвоздя подряд "забил" три однокоренных слова в заключительную фразу своей статьи.

Закончив работу над ответом Крашенинниковой, Сталин 29 июня 1950 г. поручил Поскребышеву направить очередное уведомление членам Политбюро:

""Строго секретно"

29 июня 1950 г.

Тт. Берия, Булганину, Кагановичу, Маленкову, Микояну, Молотову, Хрущеву.

По поручению т. Сталина посылаются Вам для сведения ответы тов. Сталина И. В. на вопросы тов. Крашенинниковой (преподавателя Московского городского педагогического института имени Потемкина) в области языкознания.

Зав. особым сектором ЦК ВКП(б)

А. Поскребышев"⁶² .

Ответы были опубликованы в "Правде" 4 июля 1950 г. под заглавием: "К некоторым вопросам языкознания. Ответ товарищу Е. Крашенинниковой". На следующий день аспирантка направила Сталину еще одно письмо:

"Дорогой Иосиф Виссарионович!

От всего сердца благодарю Вас за то, что Вы ответили на мои вопросы. Ваши ответы явились еще одним вкладом в науку о языке и наряду с Вашей статьей "Относительно марксизма в языкознании" лягут в основу советского языкознания.

Я думаю, что выражу мнение всех наших молодых языковедов, сказав, что в благодарность за Ваше внимание мы отдадим все наши силы и способности делу развития советской науки о языке.

⁶⁰ Сталин И. Марксизм и вопросы языкознания, с. 83.

⁶¹ РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 1253, л. 27, 28 - 29; Сталин И. Марксизм и вопросы языкознания, с. 87.

⁶² РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 1253, л. 6.

стр. 201

Что касается меня лично, то я обещаю Вам осенью этого года дописать и защитить свою кандидатскую диссертацию.

Позвольте еще раз поблагодарить Вас, дорогой Иосиф Виссарионович, за Вашу заботу о науке и пожелать Вам бодрости, здоровья и долгих, долгих лет жизни.

5.VII.5O г. Е. Крашенинникова"⁶³ .

А через месяц Сталин вызвал тень Марра на языковедческое ристалище в очередной, третий раз.

О ЯЗЫКЕ "ОТ ПАПЫ И МАМЫ"

Итак, полемика в "Правде" закончилась. Об этом было ясно заявлено редакцией в последнем дискуссионном листке. Процесс вызволения советской лингвистики из трясины "застоя" начался немедленно после сталинского выступления. По давно отработанному сценарию разворачивалась работа по выявлению и разоблачению "марристов" в различных областях знания и организации локальных дискуссий в научных учреждениях. Б. Б. Пиотровский, один из тех, кого тогда понуждали каяться, позже вспоминал: "После выступления И. В. Сталина И. И. Мещанинов стал "исправлять" недостатки в советском языкознании, а для других учеников Марра наступило трудное время, от них решительно стали требовать самокритики"⁶⁴ . Однако позабудем на какое-то время о водовороте страстей, вынужденных или сознательно совершенных сомнительных поступках, о разрушенных в одночасье личных судьбах и так же быстро воздвигнутых научных и административных карьерах. Позабудем обо всем этом на какое-то время и последуем за Сталиным как за главным источником лингво-социальных протуберанцев.

В "Правду" и на имя Сталина в Кремль стали поступать письма с безусловным одобрением всего того, что он написал. Новый титул - "корифей языкознания" сам собой добавился к другим многочисленным титулам "отца народов". Но были среди писем и такие, в которых содержалась толика сомнений или едва заметная двусмысленность, а в иных проводились сомнительные сопоставления современных высказываний вождя с теми, что были сделаны им ранее. Скорее всего, по его прямому указанию, помощники эти письма отслеживали. Отвечая, Сталин несколько раз упомянул, что письма были переданы ему "из аппарата ЦК"⁶⁵ . Отобрав несколько таких писем и подготовив ответы, Сталин, по заведенному им порядку, известил товарищей по руководству о своем очередном выступлении⁶⁶ . А 31 июля 1950 г. он публикует новые "Ответы" на вопросы четырех корреспондентов - Г. Санжеева, Д. Белкина, С. Фурера, А. Холопова - сначала в журнале "Большевик" в N 14, а 2 августа та же подборка появилась на страницах "Правды". Несмотря на большой тираж "Большевика", аудитория "Правды" была все же много внушительней. Огромная масса людей вновь вовлекалась в обсуждение, казалось бы, далеких от повседневной жизни, сугубо философских и специальных научных проблем. Подлинную же суть происходящего понимали, конечно, не все. Вопросы, к которым он счел нужным вернуться в очередной раз, относились к проблемам: о соотношении диалектов и национального языка, о взаимоотношениях языка и мышления в связи с "языком жестов" и эволюции взглядов самого Сталина в промежутке от 30-х к 50-м годам.

Первое, самое коротенькое письмо проф. Г. Д. Санжеева не содержало явной критики. Написал его специалист в области монгольских и бурят-монгольских языков, участник дискуссии, благожелательно помянутый Сталиным в предыдущей статье. В обращении к вождю, поступившем в его канцелярию еще 29 июня 1950 г., Санжеев

⁶³ Там же, д. 1253, л. 76.

⁶⁴ Пиотровский Б. Б. Указ. соч., с. 261.

⁶⁵ Сталин И. Марксизм и вопросы языкознания, с. 91, 100.

⁶⁶ РГАСПИ, ф. 558, оп. И, д. 1254, л. 12.

стр. 202

почтительно попросил подробнее изложить его мнение о роли диалектов в формировании национальных языков⁶⁷ . Сталин написал ответ кратко и почти без поправок:

"Товарищу Санжееву.

Уважаемый товарищ Санжеев!

Отвечаю на Ваше письмо с большим опозданием, так как только вчера передали мне Ваше письмо из аппарата ЦК.

Вы безусловно правильно толкуете мою позицию в вопросе о диалектах.

"Классовые" диалекты, которые правильнее было бы назвать жаргонами, обслуживают не народные массы, а узкую социальную верхушку. К тому же они не имеют своего собственного грамматического строя и основного словарного фонда. Ввиду этого они никак не могут развиваться в самостоятельные языки.

Диалекты местные ("территориальные"), наоборот, обслуживают народные массы и имеют свой грамматический строй и основной словарный фонд. Ввиду этого некоторые местные диалекты в процессе образования наций могут лечь в основу национальных языков и развиться в самостоятельные национальные языки. Так было, например, с курско-орловским диалектом (курско-орловская "речь") русского языка, который лег в основу русского национального языка. То же самое нужно сказать о полтавско-киевском диалекте украинского языка, который лег в основу украинского национального языка. Что касается остальных диалектов таких языков, то они теряют свою самостоятельность, вливаются в эти языки и исчезают в них.

Бывают и обратные процессы, когда единый язык народности, не ставшей нацией в силу отсутствия необходимых экономических условий развития, терпит крах вследствие государственного распада этой народности, а местные диалекты, не успевшие еще перемолоться в едином языке, оживают и дают начало образованию отдельных самостоятельных языков. Возможно, что так именно обстояло дело, например, с единым монгольским языком.

1950 г. 11 июля"⁶⁸ .

Напомню, на особой роли "классовых" составляющих национального языка настаивал Марр. Он же считал, что наличие множества диалектов одного языка подкрепляет его теорию формирования общенационального языка в результате процессов их "расхождения" и их "схождения ", т.е. скрещения, при котором ни один из диалектов или языков, в нем участвующих, не выходит победителем. При этом языки (диалекты), этносы и культуры никогда генетически не совпадают. Марр мыслил в масштабе истории всего человечества, значительными хронологическими категориями с использованием данных антропологии, археологии и этнологии его времени. Он не был ограничен советскими философскими установками, не ставшими еще догмами, хотя после революции искренне пытался пользовался ими, найдя в них "многое себе созвучное". Сталин же опирался на здравый смысл, на сведения, почерпнутые им из школьных учебников советской и зарубежной истории, на самостоятельно освоенную в зрелые годы марксистскую литературу и на консультации лингвистов консервативного крыла. Своей любимой наукой - историей - он интересовался только в ее социально-политическом аспекте. Его знания доисторической древности человечества не выходили за рамки сведений, полученных еще в 80-х годах XIX в. в Тифлисской духовной семинарии и из современной учебной и справочной литературы.

В 1952 г. Санжеев опубликовал обширную статью в сборнике, предназначенном в качестве учебного пособия для студентов МГУ, в которой развивал идеи, изложенные Сталиным в адресованном ему письме. Опустим не нуждающиеся в объяснении комплиментарные части статьи. Повторяя раз за разом основополагающие лингвистические установки о стабильности "структуры", "грамматического строя" и "основного словарного фонда" языка, Санжеев воспроизвел вывод своего респондента: "Итак, в

⁶⁷ Там же, л. 2.

⁶⁸ Там же, л. 13 - 14, машинопись.

стр. 203

структурном отношении национальный язык существенно и принципиально не отличается от языков - родового, племенного и народности". Во всех этих случаях язык "есть орудие общения людей, орудие борьбы и развития общества". Вслед за Сталиным так же отмечал, что жаргоны, "не имеющие своего грамматического строя", есть "общественно-бесполезные или даже вредные ответвления от общенародного языка"⁶⁹ . Здесь, пожалуй, следует обратить внимание читателя на то, что, не говоря открыто, все участники событий понимали после политических компаний конца 40-х годов, что под "жаргоном" имелся в виду не столько язык классовый, предположим аристократии (уже давно уничтоженной и говорившей к тому же не на жаргоне), не профессиональный (жаргон советской бюрократии) или "блатной" язык лагерей и тюрем. В эпоху борьбы с "безродным космополитизмом" под "общественно-бесполезным или даже вредным ответвлением от общенародного языка" в первую очередь подразумевались идиш и южно-русский (одесский) говор. В течение нескольких десятилетий работа Сталина "Марксизм и национальный вопрос" входила в обязательный круг чтения чуть ли не всего грамотного населения СССР. А там на первых же ее страницах можно было прочитать: "Бунд, раньше подчеркивавший общие задачи, теперь стал выставлять на первый план свои особые, чисто националистические цели: дело дошло да того, что "празднование субботы" и "признание жаргона" объявил он боевым пунктом своей избирательной кампании"⁷⁰ . Так что, слова "жаргон", "еврейский национализм" и "безродный космополитизм" сошлись в послевоенном общественном сознании в единый семантический "пучок". В пропагандистском языке-коде послевоенной эпохи, одно подразумевало другое. В этом смысле и Санжеев помянул недобрым словом "безродный космополитизм", добавив: "С жаргонами нельзя смешивать профессиональные языки, канцелярские, письменные языки, церковные, латынь, арабский как языки науки и религии ...диалекты же и говоры являются местными или территориальными ответвлениями"⁷¹ .

Санжеев, как и многие из тех, кто после завершения дискуссии приступил к интерпретации языковедческих трудов Сталина, вынужден был их корректировать почти по всем основополагающим пунктам, но старался это делать так, чтобы, явно не критикуя, по сути все же подправить его грубые ляпсусы. Сталин в своих статьях несколько раз заявлял, что в основу русского языка лег орловско-курский диалект. Спустя 30 лет Звегинцев по этому поводу дал следующий комментарий: "Работа Сталина не обошлась без очевидных ляпсусов, когда он касался собственно специальных проблем. Так, он привел в полную растерянность русистов, когда объявил, что в основу русского национального языка лег курско-орловский диалект"⁷² . Справедливости ради добавим, что в целом языковедческие публикации Сталина с научной точки зрения один большой ляпсус. А вот с точки зрения политической - очередная многоходовая комбинация, преследующая сразу несколько внутренних и внешних целей. Санжеев так же, как Виноградов и Черных, в после дискуссионных работах не уставал повторять сталинский тезис о курско-орловском диалекте, все же позволил себе напомнить исторический факт: решающую роль в формировании общенационального языка играет не какой-либо один диалект, а синтезированный язык крупных городов, и чаще всего язык столиц. В периоды централизации в столичные города стихийно стекаются представители всех диалектов и говоров, а в многонациональном государстве - и носители других языков. Именно там формируются нормы, которые затем распространяются на все государство. Ясно, что это диктуется нуждами государственного управления и делопроизводства, армии, рынка, а достигается с помощью унифицированных

⁶⁹ Санжеев Г. Д. Образование и развитие национальных языков в свете учения И. В. Сталина. - Вопросы языкознания в свете трудов И. В. Сталина. М., 1952, с. 334, 335.

⁷⁰ Сталин И. В. Соч., т. 2, с. 292.

⁷¹ Санжеев Г. Д. Указ. соч., с. 335 - 336.

⁷² Звегинцев В. А. Указ. соч., с. 489.

стр. 204

систем образования, массовых средств информации, деятельностью учреждений общенациональной культуры, науки и т.д. Так на базе многих диалектов и других компонентов, формируется, как и утверждал Марр, особый общенациональный язык. Не случайно Санжеев писал, что установить, какой конкретно диалект исторически лег в основу общенационального языка, невозможно. Другое дело, когда новописьменным народам СССР власти свыше указали на тот или иной диалект как на основной⁷³ . Не думаю, что Сталин не понимал разницы между естественно-историческим процессом образования национального языка и указным.

Никаких "победителей" и никакой преемственности по восходящей линии от родового к племенному, а от него к современному национальному языку не может быть. Марр насмешничал, говоря, что эти представления подобны генеалогическим построениям по типу "родословия от папы и мамы"⁷⁴ . Кстати, многие генеалогические модели происхождения языков внутренне, как бы подразумевают, что языковые семьи восходят в конечном счете к реальным человеческим парам или к родственным семьям. В средние века и вплоть до конца XVIII в. для обоснования подобных генеалогий искали опору в библейских текстах и в особенности в библейских генеалогиях, а затем уже в конкретном этнографическом и языковом материале. Но Ветхий и Новый заветы говорят об источнике происхождения языка совершенно иное. И Марр, как мы помним, до революции использовал библейскую терминологию в индо-европейской интерпретации, но затем, совсем не случайно, отказался от нее. К библейским истокам проблемы происхождения языка и мышления еще вернемся.

Марр был прав, указывая на то, что национальные языки сложились исторически недавно, делая при этом справедливые отсылки к Ленину, связавшему формирование нации с развитием крупных промышленных городов и складыванием единого рынка централизованного государства. Санжеев, напомнив об очевидной роли столиц: Парижа, Токио, Москвы в формировании общенациональных языков путем смешения диалектов, лавируя между высказываниями Сталина 1950 г. и истиной, подвел итог: "Можно думать, что, например, так называемый московский говор и является именно одним из говоров и авангардом курско-орловского диалекта, наиболее выдвинувшимся вперед в силу исключительной роли Москвы в истории русского народа, который вобрал в себя лучшие элементы прочих говоров как курско-орловского диалекта, так и других русских диалектов. Именно в Москве курско-орловский диалект подвергся соответствующей обработке в течение длительного времени"⁷⁵ . Мне кажется, рассуждения о "лучших" и "худших" элементах по отношению к языку вообще лишено научного смысла и почти всегда имеет конъюнктурный оттенок. Стареющим большинством новояз, молодежный сленг всегда воспринимается негативно. А вот недавно научившиеся говорить и мыслить новые поколения, не утратившие еще способностей к языкотворчеству, многое воспринимают как естественное развитие своего родного языка и культуры. В любом обществе идет бесконечная борьба "отцов и детей", в результате которой одновременно и развивается и консервируется "материя" его "духа".

Мы подошли к главному пункту всей лингвистической эпопеи, не утратившему эмоциональной остроты и в наше время. Сталин не мог не знать ни в 30-е, ни тем более в послевоенные 50-е годы о расистских и националистических тенденциях в западноевропейской науке второй половины XIX - первой половины XX в., в конечном счете вылившихся в расовую политику фашистских и национал-социалистических режимов. Этот вопрос требует особого и более тщательного рассмотрения именно в связи с марровским "новым учением о языке" и в контексте, инициированной Сталиным лингвистической дискуссии 1950 г. Напомним также, что Сталин, редактируя статью Чикобавы, особое внимание уделил вопросам взаимоотношений расовой теории,

⁷³ Санжеев Г. Д. Указ. соч., с. 370.

⁷⁴ Марр Н. Я. Лингвистически намечаемые эпохи развития человечества, с. 57.

⁷⁵ Звегинцев В. А. Указ. соч., с. 360.

стр. 205

интернационализма, индо-европеизма и "нового учения о языке". И они действительно имеют некое общее поле проблем. Поскольку имя Марра ассоциировалось с интернационалистическими идеями, борьба на языкофронте 1950-х годов фактически была направлена против них. Сейчас же отметим, что одной из проблем, бурно обсуждавшейся в конце XIX - начале XX столетия, была проблема биологической взаимосвязанности нации, языка и культуры и оценка факторов чистоты или ассимиляции, гибридизации и метисизации с другими нациями, языками, культурами. В зависимости от позиции по отношению к "расовой проблеме" приоритет отдавался или биологическому или социальному факторам.

Фундаментальные проблемы происхождения народов, проблемы общей генетики и селекции будоражили умы не только биологов и антропологов, но и психологов, социологов, политиков, публицистов, историков. Книги Г. Лебона и Г. С. Чамберлена, заложившие основы "расовой теории", широко издавались до революции и в России⁷⁶ . Близких к ним взглядов придерживались и некоторые русские деятели XIX в., в частности некоторые народники. Ленин в своей ранней работе "Что такое друзья народа и как они воюют против социал-демократии?" с сарказмом откомментировал одну из отечественных разновидностей теории происхождения наций: "Итак, национальные связи, это - продолжение и обобщение связей родовых! Г. Михайловский заимствует, очевидно, свои представления об истории общества из той детской побасенки, которой учат гимназистов. История общественности, гласит эта доктрина прописей, состоит в том, что сначала была семья, эта ячейка всякого общества, дескать семья разрослась в племя, а племя разрослось в государство". Сталин, повторив в 1929 г. основные положения своей дореволюционной национальной доктрины, процитировал этот ленинский текст⁷⁷ .

Марр хорошо был знаком со всем кругом проблем и аргументацией представителей расистского направления в культурологии и лингвистике его времени, в том числе и по первоисточникам. Это видно при знакомстве с его работами. Выдающийся генетик-ботаник XX в. будущий академик Н. И. Вавилов проводил свои широкомасштабные исследования происхождения и распространения культурных растений в значительной степени под влиянием этно-лингвистических идей и аналогичных путешествий Марра. Сохранилось его письмо Марру от 9 февраля 1923 г., имеющее прямое отношение к рассматриваемой теме:

"Глубокоуважаемый Николай Яковлевич.

В отделе прикладной ботаники и селекции С. -Х. ученого комитета в Петрограде (Морская, 44) мы очень интересуемся изучением вопроса происхождения и географии культурных растений. Главным образом мы подходим к этому вопросу чисто ботанически, но не редко для выяснения генезиса культурных растений много дает лингвистический метод.

Узнав от проф. Берга и от некоторых из ваших учеников о Вашем интересе к вопросам происхождения культурных растений, мне хотелось бы быть вам, во-первых, полезным в деле выяснения некоторых ботанических затруднений, которые у вас могут встретится, а затем, в свою очередь, обсудить с вами некоторые из интересующих нас проблем. Между прочим, одно из растений, которое нас очень интересует, это вид пшеницы Тритикум дикоккум, вид вымирающий, возделывавшийся прежде в большом количестве, в особенности в Египте, в Малой Азии и в настоящее время сохранившийся в культуре только в Среднем Поволжье у чувашей, мордвы, отчасти татар, в Сербии, у армян в Армении, на Кавказе и в Персии и у басков в Испании. Этот же хлеб возделывается в Абиссинии. Словом, остались отдельные пятна культуры, связанные с народностями. Сорта, возделываемые этими народностями, ботанически до-

⁷⁶ Лебон Г. Психология народов и масс. М., 1898; Чамберлен Г. С. Евреи, их происхождение и причины их влияния в Европе, 5-е изд. СПб., 1910.

⁷⁷ Сталин И. В. Национальный вопрос и ленинизм. - Сталин И. В. Соч., т. 11. М., 1949, с. 337.

стр. 206

вольно хорошо различимы. Например, формы, возделываемые чувашами, мордвою, ближе к формам закавказским, армянским.....Бесспорно интереснейший факт то, что эта дренажная культура связана с этнографическим составом. Распространение полбы определенно связано с распространением чувашей, мордвы и татар. Я послал Вам несколько месяцев тому назад свою работу о происхождении ржи, в которой лингвистический метод помог расшифровать одну сложную задачу. Лингвистический метод оказался при этом особенно ценным.....Если бы Вас заинтересовала по приезде в Петроград эта область, был бы очень рад поделится с Вами тем, над чем работаем. Искренне уважающий Вас Вавилов"⁷⁸ .

Не трудно заметить, что этносы, перечисляемые Вавиловым в связи с распространением определенных видов культурных растений, совпадают с яфетическими племенами по классификации Марра. Кроме того, Вавилов сообщает об удачном использовании результатов лингвистического анализа названий культурных растений перечисленных народов, проведенный методами Марра. Исследователи научного наследия Н. И. Вавилова В. Д. Есаков и Е. С. Левина пишут: "Нам не удалось выяснить, получил ли Н. Я. Марр это письмо. Обеспокоенный задержкой ответа, Н. И. Вавилов 18 мая 1923 г. направляет ему повторное письмо аналогичного содержания, которое возвращается отправителю и содержит пометку "пришло обратно 10.VI.25". Очевидно, письма уже застали Н. Я. Марра в Париже. Можно предположить, что этот вопрос был обсужден Н. И. Вавиловым во время личной встречи ученых после возвращения Н. Я. Марра из заграничной командировки. Во время экспедиции в страны Средиземноморья в 1927 году Н. И. Вавилов побывал в Испании, специально посетив Басконию, и установил агрономически и ботанически поразительную связь северной Испании с Грузией. "Я вспоминаю, - писал Н. И. Вавилов, - с каким волнением слушал академик Н. Я. Марр наш рассказ об этом". Выводы Н. И. Вавилова, положенные в основу теории о происхождении культурных растений, широко использовались и используются этнографами и лингвистами". Не имея возможности рассмотреть эти работы подробнее, я отсылаю к источникам⁷⁹ . Думаю, что дополнительного изучения требует и вопрос взаимосвязи вавиловской теории генезиса культурных растений с марровской этно-лингвистической теорией. Остается открытым вопрос и о том, видел ли эту связь Сталин, без видимых причин уничтоживший великого генетика в канун войны?

Сталин с середины 20-х годов следил за расовой и национальной проблемой в "арийской" интерпретации, правда, не столько за этническим и лингвистическим, сколько за ее политическим аспектом. Став генеральным секретарем партии, он интересовался этой проблемой уже не только как специалист по национальному вопросу, но и как ведущий государственный деятель. До войны проявлял интерес к переводной литературе об итальянских фашистах, а позже, к некоторым писаниям национал-социалистических вождей и к литературе о них. Явные следы этого интереса сохранились в его библиотеке и на книге Гитлера "Майн кампф". Кратко отметим, что с точки зрения расхожих расистских теорий того времени, арийские племена, или, как особо подчеркивалось в немецкой лингвистической литературе - "индо-германские" племена, являются прародителями индо-европейских языков. При этом они сохраняют основной этнический фонд, самобытную племенную культуру и бессмертный "дух" арийской крови, ставшими двигателем общечеловеческого прогресса. Болыпин-

⁷⁸ Есаков В. Д., Левина Е. С. Страницы жизни Николая Ивановича Вавилова (по его письмам). - Философия и социология науки и техники. Ежегодник. 1988 - 1989. М., 1989, с. 270 - 271.

⁷⁹ Там же, с. 271. При этом авторы ссылаются на следующие работы: Гамкрелидзе Г. В., Иванов Вяч.В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и культуры, т. 11. Тбилиси, 1984, гл. 4,6; Филин Ф. И. Происхождение русского, украинского и белорусского народов. Л., 1972, с. 18 - 19.

стр. 207

ство других национальных культур считались вторичными, деградирующими продуктами низшего сорта, поскольку они возникли в результате расового и национального смешения, поверхностного заимствования, подражания и даже паразитирования. Как утверждал Чамберлен, а затем и А. Розенберг, для современных "арийцев" главная опасность исходит от евреев, которые, сами являясь продуктом давнего смешения семитических и арийских племен, обитают ныне в Европе, в недрах германской расы, стремясь сознательно разрушить ее этническую, языковую и культурную чистоту⁸⁰ . Как известно, в фашистской Германии наряду с расовыми законами, защищавшими "чистоту" крови, был принят закон о защите чистоты немецкого языка. Культурологическая теория Марра от начала и до конца была антирасистской, что особенно подчеркивали его вольные и невольные сторонники, особенно в годы открытой борьбы с фашизмом. То, что его теория происхождения языка и мышления оценивалась именно так, а выступление Сталина в 1950 г. воспринималось последователями Марра как неожиданная доморощенная интерпретация расистских идей, видно из воспоминаний Б. Б. Пиотровского. События происходят вскоре после завершения языковедческой дискуссии, между 1950 - 1951 гг.: "Осенью с участием инструктора Дзержинского райкома партии т. Богдановой, довольно плохо разбиравшейся в науке, были проведены заседания, на которых выступал я с критикой индоевропеизма, но мне это ставили в вину, считая, что я защищаю Марра. Перехлест в обсуждении "нового учения языкознания" привел к возврату давно отживших, чуждых марксизму теорий.....Основное обвинение в мой адрес заключалось в том, что я выступаю против индоевропеизма и индогерманизма, то есть якобы против выступления И. В. Сталина.... На другой день я пошел к тов. Веткину (партийный ленинградский деятель. - Б. И.), в его кабинете на полке стояла советская энциклопедия, и я предложил ему посмотреть в ней статьи "индоевропеизм" и "индогерманизм" (тогда еще синих томов на букву "И" не было) (т.е. второго издания БСЭ. - Б. И.). Он прочел статьи и остолбенел. Я ему рассказал о листовках, которые сбрасывали фашисты армянским подразделениям таманской дивизии, в них армяне считались чуждыми для Кавказа народом. Он слушал, слушал и наконец спросил: "Так в чем же дело?" Я осмелел и сказал: "Ведь вы же сами констатируете в Институте низкий уровень идеологической работы". Когда мы с ним прощались, он сказал одно слово: "Интересно....""⁸¹ .

Что же интересного нашел т. Веткин в БСЭ? Заглянем и мы в 28-й том первого издания, вышедшего в 1937 г. (через три года после смерти Марра), в который, как я убежден, и Сталин заглянул в 1950 г. Там, в частности, разъяснялось, кто такие "индоевропейцы", "индо-германцы", и говорилось о соответствующим им "пранароде" и "праязыке": "Индо-европейские, индо-германские, арио-европейские, прометеидские, представляют весьма многочисленную группу языков, распространенных в большей части Индии, Ирана, Закавказья, Средней Азии, почти во всей Европе, путем колонизации, в Америке, а также в значительной области Азии, Африки, Австралии, Океании". Здесь же помещена карта мира, иллюстрирующая распространение современных индо-европейских языков. Говорилось о сложностях с идентификацией армянского и хетского языков как представителей этой семьи. В особой словарной заметке объяснялось, что: "Индо-европейский праязык, гипотетическая конструкция, созданная буржуазным языковедением 19 в. на основе наблюдаемых схождений древне-письменных индо-европейских языков. ...Конструкция не имеет никакой исторической реальности, и всякая попытка оперировать с И. -е. п., как с действительно существующим языком, ведет к тягчайшим заблуждениям и искажению исторической действительности. Особенно усугубляются эти заблуждения, когда к И. -е. п. начинают причислять индо-европейский "пранарод" с его "прародиной"". Говорилось, что в Германии появилась новая "наука об индоевропейских древностях", а во Франции

⁸⁰ Розенберг А. Миф XX века. Tallinn, 1998.

⁸¹ Пиотровский Б. Б. Указ. соч. с. 272.

стр. 208

"лингвистическая палеонтология". От себя добавим, что Марр также пользовался понятием "палеонтологический анализ языка", но вкладывал в него свой смысл. В БСЭ говорилось и о фашизме, взявшим на вооружение некоторые аспекты индоевропеистики, и о том, что Марр одним из первых ученых еще в 1923 г. открыто выступил против таких поползновений. Говорилось так же, что его концепция "стадиального развития языка" в целом противостоит расистской идеологии. Готовя свои языковедческие работы, Сталин, конечно же, познакомился с этими статьями из БСЭ об индо-европейских народах и языках. Об этом свидетельствует то, что именно в этом томе графически представлены различные варианты индо-европейского языкового древа⁸² . Напомню, что Сталин собственноручно воспроизвел его рисунок на полях 65-го тома БСЭ, когда знакомился с яфетической теорией.

Таким образом, Сталин понимал и тогда, в 30-х годах, и тем более теперь, в 1950 г., после войны с фашистской Германией, как тесно увязаны различные языковедческие и национальные проблемы с агрессивными идеологемами XX в. И совсем не по лингвистическому невежеству, а вполне осознанно Сталин в своих публикациях в "Правде" указал на прямую биологическую связь: рода, племени, нации с их языком, выдвигая на первый план русский национальный язык, якобы восходящий к исходному корню - к курско-орловскому диалекту. Напомню, что в давней работе "Марксизм и национальный вопрос" Сталин, напротив, назвал складывающийся общенациональный язык в ряду других признаков только еще нарождавшейся буржуазной нации, т.е. определял их происхождение не биологически, а социально-экономически и исторически. Больше того, именно тогда Сталин как по металлу отчеканил: "Нация - это, прежде всего, общность, определенная общность людей. Общность эта не расовая и не племенная"⁸³ .

Если оставить в стороне идеологические и конъюнктурные аспекты, вопрос о соотношении нации, языка и культуры до сих пор не может решаться однозначно. В 1926 г. в СССР вышла небольшая книжка выдающегося американского этнографа, лингвиста и культуролога Ф. Боаса "Ум первобытного человека". Каждый на своем материале - Боас на основании изучения языков и культур индейцев Америки и отсталых племен других стран, а Марр, изучая культуру народов Кавказа и других регионов - пришел к одним и тем же выводам. Приведу выдержку из замечательно написанной и хорошо переведенной книги Боаса, предварительно отметив, что он выдвинул концепцию, согласно которой раса (этносы), языки и культуры никогда не развиваются согласованно, синхронно. Каждое из этих явлений имеет собственные циклы и темпы развития. При этом, отмечал Боас, "значительные изменения в языке и культуре неоднократно совершались без соответствующих изменений в крови". В то же время: "Можно показать, что в других случаях народ сохранял свой язык, подвергаясь материальным изменениям, относившимся к крови и к культуре или к той и к другой". До наших дней не утратил своего познавательного значения общий вывод Боаса, очень важный для понимания еще одного аспекта системной концепции Марра и характера эволюции взглядов Сталина на национальные проблемы. По наблюдениям Боаса "тип и язык народа могут оставаться неизменными, а его культура может изменяться; неизменным может оставаться его тип, но его язык может измениться; или его язык может оставаться неизменным, а типы культуры - изменяться... Если это верно, то такой проблемы как вышеупомянутая арийская, в действительности, не существует, так как эта проблема прежде всего лингвистическая, относящаяся к истории арийских языков; предположение же, согласно которому этот язык в течение всего хода истории должен быть языком известного определенного народа, между членами которого всегда существовало кровное родство, равно как и другое предположение, согласно которо-

⁸² БСЭ, 1-е изд., т. 28. М., 1937, с. 386; 391; 394.

⁸³ Сталин И. В. Соч., т. 2. М., 1949, с. 292 - 293.

стр. 209

му этому народу всегда должен был быть присущ известный культурный тип, - совершенно произвольно и не согласно с наблюдаемыми фактами.

Тем не менее следует признать, что теоретическое рассмотрение истории типов человечества, языков и культур заставляет нас предполагать, что в раннюю эпоху существовали такие условия, при которых каждый тип был гораздо более изолирован от остального человечества, чем в настоящее время. Поэтому культура и язык, принадлежащие отдельному типу, должны были оказываться гораздо более резче обособленными от культуры и языка других типов, чем в нынешний период. Правда, такого состояния нигде не наблюдалось, но из наших сведений об историческом развитии почти неизбежно вытекает предположение, согласно которому оно существовало в очень ранний период развития человечества. Если это так, то возник бы вопрос: характеризовалась ли изолированная группа в ранний период непременно одним типом, одним языком и одной культурой, или в такой группе могли быть представлены разные типы, разные языки и разные культуры.

Историческое развитие человечества представляло бы более простую и более ясную картину, если бы мы были в праве предположить, что в первобытных обществах эти три явления находились в тесной взаимной связи. Однако подобное предположение совершенно недоказуемо. Наоборот, при сравнении нынешнего распределения языков с распределением типов представляется правдоподобным, что даже в самые ранние эпохи биологические единицы могли быть шире, чем лингвистические, и, вероятно, шире, чем культурные единицы. По моему мнению, можно утверждать, что во всем мире биологическая единица - если не обращать внимания на мелкие местные различия - гораздо шире, чем лингвистическая единица: иными словами группы людей, являющиеся по телесному виду столь близко родственными, что мы должны рассматривать их как представителей одной и той же разновидности человечества, обнимают собой количество индивидуумов, значительно превышающие число людей, говорящих на таких языках, о которых нам известно, что они генетически родственны друг другу". Боас, как и Марр, считал, что в глубокой древности антропологические и лингвистические типы сближались больше, так как каждый из них "существовал в виде нескольких небольших изолированных групп, у каждой из которых был свой язык и своя культура". Но и тогда не могло быть полного соответствия всех трех компонентов, поскольку изменения в языке, а тем более в культуре происходят значительно быстрее и радикальнее, чем изменения биологического (расового, этнического) облика людей⁸⁴ . Таким образом не остается никаких надежд обнаружить, даже гипотетически, древнейших "пап и мам", т.е. биологических родоначальников современных языковых семей, о чем не уставал повторять и Марр. Индо-европейская, перевернутая на острие языковая пирамида, действительно не имеет никакого реального шанса на "схождение" в единственной точке-времени прародины, в которой прародители конкретного народа, говорили бы на изначальном праязыке и творили "семейную" протокультуру. Футурологическая же мысль Марра - Сталина о будущем едином или даже единственном языке человечества (именно так, поскольку до войны они оба проповедовали ее), имеет шанс воплотиться в жизнь только при условии, если человечество на вечные времена будет обречено жить на одной единственной планете Земля. Тогда рано или поздно все народы, все языки и культуры естественным путем сольются на ее тесной поверхности. Нечто подобное происходит сейчас в городах-мегаполисах. Граждане Земли будут представлять собой не белую, не черную, не желтую или иную расу (как и предрекал Тейяр де Шарден), а нечто совершенно иное, с особым общим языком всеземной культуры, черты которой все явственнее проступают сквозь современную многонациональную амальгаму. Но не приведет ли это будущее глобальное "схождение" человечества к коллапсу биологии и культуры усредненных землян? Невиданное обострение национализма в XIX-XXI вв. это проявление инстинктивного, а

⁸⁴ Боас Ф. Ум первобытного человека. М. -Л., 1926, с. 72, 73, 75, 77.

стр. 210

чаще искусственно разжигаемого страха перед лицом такого "схождения". Но уже сейчас ясно, что этап будущего глобального этнического "схождения" неизбежно и как бы сам собой перейдет в очередной этап "расхождения", но на ином, межпланетарном уровне. Рано или поздно на других небесных телах начнут развиваться новые, по формулировке Сталина - "исторически сложившиеся, устойчивые общности людей", со своими этно-планетарными типами, языками, культурами. Устоявшийся земной тип человечества выбросит из своих недр "веера", "пучки" родоначальников новых рас, на которые будут наслаиваться волны колонизации до тех пор, пока там не начнут складываться естественным путем самобытные этносы, по типу того как они сейчас формируются на субамериканском континенте. Иначе говоря, начнется новый этап игры дивергенций и конвергенции, расхождений и схождений. Все это и обеспечит столь необходимое разнообразие будущих человеческих "мутонов". И тогда какой-нибудь человек новой внеземной расы, займется поисками своих земных пращуров и, конечно же, придет в отчаяние, запутавшись в густой сети генетических, расовых, национальных, этнических, генеалогических, культурных, языковых, географических, социальных и исторических переплетений. Но уже сейчас человечество имеет все возможности, чтобы предусмотрительно собрать и сохранить информацию о своей глобальной родословной, взяв за основу современные научные достижения в информатике и генетике, а также идею организации всеобщего "Народного архива"⁸⁵ . Занимаясь проблемами происхождения языка и мышления, невозможно не услышать доносящегося из недр праматери Земли глубокого вздоха совокупного человечества, готовящегося выбросить первые анастомы новых рас. Эта футурологическая картинка всего лишь иллюстрация, демонстрирующая нелепости мифов о первых "папах и мамах" и даже изначальном этносе якобы сохраняющем первозданную чистоту крови. На большее она и не претендует.

До войны Сталин поддерживал К. Э. Циолковского не столько как изобретателя космических ракет, казавшихся тогда забавными игрушками, которые, впрочем, можно было использовать в военном деле, сколько за головокружительные идеи космополитического космизма (заселение иных планет), столь близкие тогда идеям интернационального строительства планетарного коммунистического (усредненного) общества. В 1935 г. они обменялись приветственными письмами, причем Сталин ответил "знаменательному деятелю науки" всенародно через "Правду". Но будучи хоть и романтиком, еще в большей степени он был политиком-практиком, поэтому Сталин довольно скоро перестал всерьез принимать эти идеи. Ведь даже сейчас, в XXI в. вектор национализма кажется много мощнее вектора космополитизма (интернационализма). Еще перед войной Сталин решительно отвернулся от космополитического романтизма своих былых соратников. Война стала лучшим доказательством чудовищной силы национального "духа" при реально существующем планетарном устройстве. И после войны Сталин продолжал сводить последние счеты со своим "интернациональным" прошлым. Однако в великой битве за будущее судьба человечества решается не только на полях межнациональных мировых и региональных войн, не только в ожесточенной драке за государственные границы и национальный суверенитет. Она еще в большей степени и на очень отдаленную перспективу решается кабинетными учеными, конструкторами, мыслителями типологически схожими с Марром. Без всякого сомнения, Марра, как и идейных большевиков ленинского призыва, как Н. Федорова, К. Циолковского, В. Вернадского, Н. Вавилова, А. Сахарова и других "космополитов", следует включить в сомн провозвестников общечеловеческого "русского космизма". Но Марр, подойдя к самой границе земного культурно-исторического пространства, так и не перешагнул через нее.

Возвращаясь в ответу Сталина Санжееву, напомним, что последний был специалистом в области монгольского и бурятского языков. Из "Ответа" видно, что Сталин об

⁸⁵ Илизаров Б. С. 10 лет. - Центр документации "Народный архив". Справочник по фондам. М., 1998.

стр. 211

этом знал и даже каким-то образом, пусть и поверхностно, ориентировался в современной ситуации с монгольскими языками. Это наводит на мысль, что письменное обращение Санжеева могло быть также инспирировано самим Сталиным или теми, кто ему помогал. Но я совершенно точно знаю, что Сталин в силу государственной необходимости постоянно обращался к справочной и исторической литературе, перед тем как решать важные политические, дипломатические, военные или иные задачи в том или ином регионе земного шара. В его время Монгольская Народная Республика была даже не политическим сателлитом СССР, а фактически его составной частью, чуть приукрашенной суверенной символикой. В архиве Сталина есть материалы, которые весьма убедительно показывают, как Сталин и его наркомы сажали, снимали и уничтожали руководителей этой республики, служившей как бы моделью для обращения с руководителями стран будущего "социалистического лагеря". До войны Сталин последовательно уничтожил нескольких лидеров МНР, пока не остановился на Ю. Цеденбале. Поэтому вождь имел неплохое представление как о политической ситуации в МНР, так и о ее экономике, культуре, этнографии, истории и, возможно, - о языке. Очень кратко обо всем этом говорилось в одном из томов БСЭ, вышедшем в 1938 г., где, в частности, упоминалось и имя проф. Санжеева как крупнейшего специалиста монголоведа. Кстати, одним из тех исторических героев древности, о которых Сталин отзывался в высшей степени положительно, был Чингисхан, не смотря на то, что этот завоеватель и его потомки принесли в древности разорение не только русскому, но и грузинскому народам.

Особенно примечательно то, что в письме Санжееву, известному специалисту именно в монгольских языках, Сталин поучающе указал на современные монгольские диалекты в качестве примера "распада" некогда единого языка. Судя по ответу Санжеева на "Ответ" Сталина, профессор был человеком тонкого ума. В промежутках между комплиментарными фразами он упомянул об административном введении русского алфавита взамен древней системы "вертикального письма". Двусмысленно в одном абзаце сказал о вредном влиянии чужой речи и языка вообще и о положительном воздействии на монгольский язык "передового русского языка"⁸⁶ . Затем обрисовал сложную историко-лингвистическую ситуацию: "Своеобразное положение сложилось в Монголии маньчжурского периода (XVII-XIX вв.), где церковным языком издавна был тибетский (с XIV в.), официально-канцелярским - преимущественно маньчжурский (особенно в VIII-XIX вв.), письменным - классическо-монгольский, в основу которого лег один из монгольских диалектов XII-XIII вв., а народно-разговорным языком - халхаский диалект". Он сообщил, что во время войны 1941 - 1945 гг. была предпринята попытка упростить языковую ситуацию в стране вводом русской графики для "оформления нового, современного монгольского литературного языка". Но, отмечал Санжеев, реформа мало что решила: "Практически получается, таким образом, что монголы и буряты за последние послереволюционные годы перешли не со старых литературных языков на новые, а только со старого алфавита на новые, созданные на основе русской графики"⁸⁷ . Иначе говоря, вместо сближения языка и письменности, их демократизации, ничего не решив, получили дополнительные проблемы для различных поколений монгольского народа. В сходном положении оказались и другие ранее реформированные языки и письменность некоторых народов СССР, перешедших, в частности, с арабской письменности на кириллицу. Как показывает история культуры некоторых народов СССР, такие "перебивки" в графике могут быть не только бесполезны, но и вести к частичной потери культурной преемственности.

До конца жизни Сталин сохранял неподдельный интерес к проблемам языка. 5 сентября 1952 г. он принимал партийно-правительственную делегацию МНР. В офици-

⁸⁶ Санжеев Г. Д. Указ. соч., с. 354 - 355, 356.

⁸⁷ Там же, 337, 347, 366.

стр. 212

альном протоколе записано: "В заключение беседы Сталин поинтересовался развитием грамматики в МНР.

Цеденбал говорит, что с введением русского алфавита грамотность сильно возросла и теперь до 90% населения грамотное.

Сталин подтверждает, что старый алфавит затруднял рост грамотности, что звуковой, фонетический алфавит имеет все преимущества и что лет через 10 - 12 все будут грамотными. История культуры показывает, что сначала была система иероглифов. Это препятствовало распространению грамотности среди населения и переход к фонетической системе обеспечил широкое распространение грамотности. У мусульман тоже был сложный алфавит, а с переходом на русский алфавит грамотность быстро двинулась вперед"⁸⁸ . Но перевести многосотмиллионный китайский народ на использование русского алфавита, он не решился, несмотря на усиленную просьбу Мао Дзе-дуна к "вождю мирового пролетариата" дать ему какой-нибудь мудрый совет, на все времена. Сталин совет конечно дал, но это уже другая, не языковедческая история. Даже в древние и средние века уровень грамотности в Китае была выше, чем в странах Европы. Сплошь грамотное население современного Китая пользуется хоть и упрощенной, но все той же древнейшей иероглифической письменностью. А вот Япония, без всякого давления перешла на фонетический алфавит с использованием старинной графики.

⁸⁸ РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 352, л. 99.

Опубликовано 07 июля 2021 года