(Ломтев Т. П. Общее и русское языкознание. - М., 1976. - С. 302-311)


--------------------------------------------------------------------------------


В лингвистической теории нашего времени продолжает господствовать представление о линейной зависимости между причиной и следствием в развитии фонетической системы языка. Предполагается, что то или иное явление должно иметь однозначную причину. Если в русском языке имело место событие, состоящее в преобразовании смычности фонемы [г] в щелинность, в результате которого образовалась фонема [g], то объяснение этого явления по предположению должно состоять в указании своей особой конкретной причины.
Если такую причину трудно было указать, то историки языка обходили молчанием вопрос о причине события.
Если в русском языке развились мягкие согласные фонемы, то историк языка ставит перед собой задачу найти определенную причину этого отдельного события. Он видит ее в том, что гласные переднего ряда воздействовали на полумягкие согласные, которые в результате этого воздействия становились мягкими. В этом объяснении есть событие (появление вторичного смягчения) и есть его причина (воздействие гласных переднего ряда).
Однако если определенный характер гласных был причиной смягчения согласных в восточнославянских языках, то почему эта причина не действовала в других славянских языках?
Фонология указывает на то, что мягкость может быть дифференциальным элементом только в том случае, если есть твердость и если твердость и мягкость имеет место в тождественных условиях; нужны новые события, чтобы образовались пары фонем, различных по твердости и мягкости и тождественных условиях, например: [б] - [б'], [д] - [д'], [т] - [т'] и т. д. Полагают, что падение редуцированных гласных было тем событием, которое привело к позиционной независимости соотношения твердости и мягкости, ср.; да[м] и да[м'] из дамъ и дамь.
При этом вновь возникает вопрос об отдельной причине этого отдельного события.
В настоящее время общепринятым является положение о том, что социологические законы имеют вероятностный характер. Это дает нам основание предположить, что система языка в каждый момент содержит множество возможных преобразований. Отдельные события в истории языка представляют собою реализацию одной из возможностей.
Так, подбрасывание монеты порождает 2 возможности: монета может упасть "гербом" или "решкой"; но реализуется из этих двух возможностей в одном подбрасывании монеты только одна: либо "герб", либо "решка". Лингвист, привыкший мыслить понятиями о линейной зависимости события от его отдельной причины, чувствует потребность найти особую причину того, почему именно выпала "решка", а не "герб".
Не целесообразно ли предположить, что причина в истории языка определяет множество событий, каждое из которых имеет свою меру вероятности? Тогда явление в истории языка есть реализацыя того или иного события из множества возможностей. При такой постановке вопроса перед лингвистикой возникает задача установить множество возможных событий и меры вероятности осуществления каждого из них.
Вопрос о том, почему монета может падать либо "гербом", либо "решкой", имеет ответ, так как существует причина данного множества возможных событий. Она заключается в факте подбрасывания монеты в условиях весомости тел.
Вопрос о том, почему в данном подбрасывании монета упала именно "решкой", не имеет ответа, так как действие причины распространяется не на это отдельное событие, а на множество возможных событий. Можно ответить только на вопрос о том, какова мера вероятности данного события. Вероятность того, что монета упадет "решкой", равна 1/2, так как все множество возможных событий содержит только две возможности.
Вопрос о причине закономерен только по отношению к данному множеству возможных событий к фонетической эволюции, но не закономерен по отношению к одному событию из данного множества.
По отношению к отдельным событиям из данного множества закономерен лишь вопрос о мере вероятности осуществления каждого из них в данных условиях, т. е. при наличии данной причины.
Применительно к событию изменения [г] в [g] задача науки заключается в том, чтобы установить множество возможных событий, членом которого является событие перехода [г] -> [g], а затем установить меру вероятности этого события. Для выявления множества возможных событий (множества логических возможностей) и меры вероятности каждого из них в данном множестве не существует формальных критериев. "Приписывание мер и анализ логических возможностей зависит от имеющейся у нас фактической информации, и, следовательно, наилучшим образом эти операции могут быть произведены специалистом, занимающимся этим вопросом" [1].
Множество логических возможностей, членом которого является событие [г] -> [g], определяется составом дифференциальных фонологических признаков, которые имели место в этот период развития языка и характеризовали фонему.
Фонема [г] в общевосточнославянском языке имела следующие дифференциальные элементы: звонкость, смычность, заднеязычность. Звонкость существовала в системе языка наряду с глухостью и сонорностью, смычность - наряду с щелинностью и неоднородностью, заднеязычность - наряду с лабиальностью и дентальностью (вопрос о переднеязычности мы опускаем).
Множество возможных событий, носителем которых является фонема [г], заключается в следующем:
I 1) звонкость фонемы [г] могла сохраниться;
2) на месте звонкости фонемы [г] могла появиться глухость;
3) на месте звонкости фонемы [г] могла появиться сонорность;
II 4) смычность фонемы [г] могла сохраниться;
5) на месте смычности фонемы [г] могла появиться щелинность;
6) на месте смычности фонемы [г] могла появиться неоднородность.
III 7) заднеязычность фонемы [г] могла сохраниться,
8) на месте заднеязычности фонемы [г] могла появиться дентальность;
9) на месте заднеязычности фонемы [г] могла появиться лабиальность.
Здесь мы говорим о множестве логических возможностей состояния фонемы [г] в системе согласных фонем в древнерусском языке старшей поры.
Множество возможных событий (логических возможностей) может включать в себя появление новых и исчезновение старых дифференциальных элементов фонем, но такие события здесь не рассматриваются, так как явление [г] -> [g] не входит в указанное множество. В истории русского языка имело место возникновение новых дифференциальных элементов твердости и мягкости согласных фонем и слияние нескольких дифференциальных элементов гласных фонем в один. В результате этих процессов увеличилось число согласных фонем и уменьшилось число гласных фонем. Если бы мы рассматривали эти явления, мы должны были бы включить их в некоторое множество вероятных событий, образующих множество логических возможностей, членом которых являются указанные явления. Разработка принципов выявления множества логических возможностей, в которое входит данное событие, представляет собою важную задачу теории исторического развития языка.
Возвратимся к событиям, связанным с фонемой [г].
Если бы названные девять событий образовали одно множество возможных событий и если бы они были равновероятными, мы могли бы установить меру вероятности каждого события, равную 1/9. Но события эти не образуют одного множества, и, кроме того, они неравновероятны. Возможные события, относящиеся к звонкости, не связаны с возможными событиями, относящимися к смычности или заднеязычности. Множество возможных событий, носителем которых является фонема [г], распадается на три подмножества: I - 1, 2, 3, II - 4, 5, 6, III - 7, 8, 9. Каждое подмножество содержит по 3 возможных события, которые не обладают равною вероятностью своего осуществления.
После выявления множеств логических возможностей возникает задача установить меру вероятности каждого возможного события в отдельных множествах. Для решения этой задачи не существует формальных критериев. Установление такой меры осуществляется на основе принятия некоторых исходных предпосылок. В качестве предпосылки мы выдвигаем следующее положение. Различительная мощность языка зависит от числа фонем и свободы их сочетаемости. Увеличение общего числа фонем и свободы их сочетаемости приводит к увеличению различительной мощности языка и тем самым к его совершенствованию. Уровень возрастания различительной мощи языка есть количественная мера его совершенствования [2].
Уменьшение общего числа фонем и свободы их сочетаемости привело бы к деградации языка, так как его различительная мощность резко упала бы. В одних языках может происходить уменьшение числа гласных и увеличение числа согласных фонем, в других - увеличение числа гласных и уменьшение числа согласных фонем. Но общее число фонем и свобода их сочетаемости должна возрастать, если предполагается, что языки развиваются и совершенствуются.
С точки зрения сформулированных предпосылок и рассмотрим меру вероятности каждого возможного события в отдельных множествах.
В первой группе предполагается три следующих возможных события: 1) звонкость сохранится, 2) на месте звонкости появится глухость, 3) на месте звонкости появится сонорность.
Если бы эти события были равновероятными, мы приписали бы каждому из них меру вероятности, равную 1/3. Но эти события не равновероятны.
Появление глухости на месте звонкости привело бы к утрате фонемы [г] и тем самым к уменьшению числа фонем. Такое развитие мало вероятно, так как оно привело бы к уменьшению дифференциальных возможностей языка и тем самым к деградации его.
Сохранение дифференциального элемента звонкости в фонеме [г] более вероятно, чем преобразование его в дифференциальный элемент глухости, так как при таком положении дела язык сохраняет свои дифференциальные возможности. Вероятность изменения дифференциального элемента звонкости в глухость в фонеме [г] ничтожно мала по сравнению с вероятностью сохранения дифференциального элемента звонкости в этой фонеме.
Появление на месте дифференциального элемента звонкости дифференциального элемента сонорности в фонеме [г] привело бы к образованию сонорной заднеязычной фонемы и к утрате звонкой заднеязычной фонемы. Однако мера вероятности этого развития менее значительна, чем сохранения звонкости в фонеме [г], так как в славянских языках отсутствует сочетаемость дифференциального элемента заднеязычности с дифференциальным элементом сонорности (назальности).
Но тем не менее некоторая мера вероятности образования назальных (сонорных) заднеязычных фонем существовала и существует.
Как видим, наибольшую вероятность имеет событие сохранения фонемой [г] дифференциального элемента звонкости.
Во второй группе предполагаются три следующих возможных события: 1) смычность сохраняется, 2) на месте смычности образуется щелинность, 3) на месте смычности образуется неоднородность.
Так как эти события не равновероятны, то мы не можем приписать им равные меры вероятности.
Мера вероятности преобразования смычности в неоднородность ничтожно мала, так как в славянских языках дифференциальный элемент заднеязычности не сочетается с дифференциальным элементом неоднородности. Условно мы примем меру этой вероятности, равной 0.
Два других события равновероятны: сохранение дифференциального элемента смычности не изменяет количества фонем и не уменьшает различительных возможностей системы языка. Преобразование дифференциального элемента смычности в дифференциальный элемент щелинности приводит к образованию фонемы [g] и к утрате фонемы [г]. Но это также не изменяет количества фонем и не уменьшает различительных возможностей системы.
Фонема [г] с равною вероятностью может сохранить свою смычность или преобразовать ее в щелинность. Сохранение смычности или появление на ее месте щелинности в данном случае не представляет собою ни развития, ни деградации структуры языка, так как и в первом, и во втором случае остаются неизменными количество фонем и достигнутая различительная мощность языка.
Результат, полученный с помощью расчетов, подтверждается фактами славянской диалектологии. В одних говорах русского языка фонема [г] сохранила смычный характер, в других - изменила смычность в щелинность.
В третьем множестве вероятностей предполагаются три следующих возможных события: 1) заднеязычность фонемы [г] может сохраниться, 2) заднеязычность фонемы [г] может преобразоваться в дентальность, 3) заднеязычность фонемы [г] может преобразоваться в лабиальность. Эти события не равновероятны. Преобразование дифференциального элемента заднеязычности в фонеме [г] в дентальность или лабиальность привело бы к совпадению ее либо с фонемой [д], либо с фонемой [б]. Такое изменение уменьшило бы число фонем и различные возможности системы. Ввиду этого мы должны признать меру вероятности этих двух событий меньшей той меры вероятности, которую имеет событие сохранения заднеязычности в фонеме [г]. Вероятность изменения [г] в [д] или в [б] не исключается, но мера ее признается малой.
Таковы расчетные данные относительно событий третьей группы. Они подтверждаются диалектными материалами. В подавляющем большинстве говоров сохраняется заднеязычный характер фонемы [г]. Но в некоторых уральских говорах [г] после мягких согласных перешло в [д'], ср.: де[н'д']ями вместо деньгами; ср. также: Ва[н'т']я вместо Ва[н'к']я из Ванька.
Возвращаемся к вопросу о причине. Лингвист, который руководствуется понятиями о динамических законах, ставит и обсуждает вопрос о причинах того, почему [г] в части говоров русского языка изменилось в [g] и [д']. Лингвист, который руководствуется понятиями о вероятностных законах развития языка, будет ставить и обсуждать вопрос о мере вероятности события г -> g или события г -> д'.
Что касается причины, то он будет устанавливать ее не для отдельного события г -> g или г -> д', а для множества возможных событий, членами которого являются эти события.
Основной причиной данного множества возможных событий является функционирование языка. Язык ежеминутно на всех точках территории его распространения воспроизводится в целях общения людей. Миллионы и миллиарды раз предоставляется возможность сохранения или изменения языка, В этих процессах реализуются меры вероятностей возможных событий языка. С точки зрения взаимно-однозначной зависимости между причиной и следствием такое понимание причинности в изменении фонологической системы языка кажется простой декларацией [3]. И действительно, если разные события г -> д' и г -> g имеют разные причины, то ссылка на функционирование языка представляет простую отписку, которая в этой концепции ничего не объясняет. Но с точки зрения вероятностной природы законов предложенное здесь толкование принципа причинности имеет глубокий смысл: нельзя устанавливать причины отношений там, где имеют место вероятностные отношения.
Выше было установлено, что причиной событий г -> g или г -> д' является факт функционирования системы языка, подобно тому как причиной появления "решки" или "герба" является факт подбрасывания монеты в условиях весомости тел. Но для некоторых классов событий в фонологической эволюции языка причины или условия могут быть формулированы в более ограниченных рамках.
Построим сначала чисто абстрактную семиотическую схему. Допустим, что наш язык имеет три фонемы - [а], [g], [с] и что нет никаких ограничений в их сочетаемости: любая фонема может входить в сочетание с любой другой фонемой. Тогда язык может иметь три однофонемных слова - а, g, с, 32 (= 9) двухфонемных слов, 33 (= 27) трехфонемных слов, 34 (= 81) четырехфонемных слов, 35 (= 243) пятифонемных слов, 36 (= 729) шестифонемных слов, 37 (= 2187) семифонемных слов, 38 (= 6561) восьмифонемных слов, 39 (= 19 683) девятифонемных слов, 310 (= 59 049) десятифонемных слов; число возможных слов в таком языке равняется сумме степеней (от 1 до 10) числа 3; 31 + 32 + 33 + 34 + 35 + 36 + 37 + 38 + 39 + 310 = 88 613.
В этом языке основная масса слов из общего количества порядка 90 000 (точно - 88613) должна иметь длину в 9 и 10 фонем.
Допустим теперь, что наш язык содержит 10 фонем и что не имеется никаких ограничений в их сочетаемости. Тогда язык может иметь 10 (= 101) однофонемных слов, 100 (= 102) двухфонемных, 1000 (= 103) трехфонемных, 10 000 (= 104) четырехфонемных, 100 000 (= 105) пятифонемных слов.
Если перед таким языком будет поставлена задача обслуживать общество, нужды которого требуют числа слов порядка 90 000, то язык может ограничиться словами длиной не более 5 фонем.
Число возможных слов в таком языке равняется сумме степеней (от 1 до 5) числа 10: 101 + 102 + 103 + 104 + 105 = 111 110.
Допустим теперь, что наш язык имеет 10 фонем, но существуют значительные ограничения в сочетаемости. Тогда конструктивная способность языка резко падает, и язык должен использовать в большом масштабе многофонемные слова.
Анализируя построенную схему теоретически предполагаемого языка, мы можем установить следующие соотношения:
1) чем больше фонем в языке при отсутствии ограничений в их сочетаемости, тем меньше может быть длина слов при заданном их количестве;
2,} чем меньше фонем в языке при отсутствии ограничений в их сочетаемости, тем больше должна быть длина слов при заданном их общем количестве.
Данные количественные соотношения могут быть выражены с помощью уравнений.
Эти соотношения, полученные на основе анализа абстрактной модели гипотетического языка, дают основание сформулировать некоторые предположения относительно общих условий развития естественных языков.
1) Будем исходить из предпосылки, что малофонемные (короткие) слова как сигналы некоторых значений более удобны, чем многофопемные (длинные) слова с тем же значением.
Существование большого числа малофонемных слов возможно только в том случае, если язык располагает большим числом фонем и полной свободой их сочетаемости. Исходя из этого, мы можем сказать, что в развитии языков должна действовать тенденция к увеличению общего числа фонем и снятию ограничений в их сочетаемости, так как такой ход развития обеспечивает существование большого количества слов с малой длиной.
2) Возрастание числа фонем и свободы их сочетаемости делает возможным образование множества слов с малой позиционностью (с малым количеством фонем). Это дает основание предположить, что в естественных языках должна действовать тенденция к сокращению длины наиболее частотных слов, пределом которого является сохранение различимости множества слов. Эту тенденцию можно уточнить следующим образом: в языках, в которых не сохраняется принцип синтетичности, сокращение длины слова может происходить в маргинальных частях его (с конца и с начала); в языках, в которых сохраняется принцип синтетичности, сокращение длины слова в маргинальных его частях может происходить только при условии удержания различия между формами дного слова (в этих языках сокращение длины слова осуществляется также и в его немаргинальных частях).
С точки зрения принципа взаимно-однозначного соответствия между причиной и следствием, который требует, чтобы отдельное событие имело отдельную причину, формулированные таким образом тенденции также представляют собою простую декларацию, так как история языка состоит из множества событий, каждое из которых по предположению должно иметь свою причину.
Однако эти тенденции представляют закономерность, если их реализацию рассматривать как вероятностно-статистический процесс.
С этой точки зрения мы рассмотрим явления предударного вокализма в южно- и северновеликорусских говорах. Развитие разных типов аканья и яканья в южновеликорусских говорах состоит в утрате дифференциальными элементами их различительной роли, в дефонологизапии гласных фонем, по крайней мере не в первом предударном слоге.
"По своей фонологической сущности, - пишет Г. А. Хабургаев, - русское акание стремится к ликвидации фонемных различи между гласными безударных слогов" [4].
Наблюдения над опознавательной ролью звуков [у], [ы], [о] в формах пулевой, пылевой и полевой показывает, что звук, произносимый во втором предударном слоге, не является средством опознания различия этих слов, т. е. не имеет информационной нагрузки в смысле идентификации указанных слов. Это значит, что указанный звук не является фонемой [5].
Возникает вопрос, как интерпретировать этот факт. Мы полагаем, что его можно интерпретировать как сокращение фонемного состава слова (длины слова) в немаргинальных частях его. Звуку [ъ] во втором предударном слоге можно было бы приписать функцию слогообразования; ср.: "Сильная редукция привела почти к полной фонетической унификации фонетически уже централизованных гласных, единственным ощутимым свойством которых остается функция слогообразования" [6].
Но можно и иначе определить функцию указанных звуков: они обеспечивают сочетаемость таких согласных фонем, которые без этого еще не могут сочетаться, т. е. расширяют свободу сочетаемости согласных фонем. В слове с[ъ]довод звук [ъ], теперь уже не являющийся фонемой в этой позиции, обеспечивает сочетаемость глухого согласного с звонким согласным как различительными сегментами слова. Та же тенденция обнаруживается и в северновеликорусских говорах; она выражается в утрате противопоставления Ь и е, ô и о в неударных положениях; в так называемых екающих говорах в безударных слогах после мягких согласных имеет место только один звук [е] в соответствии с фонемами [а], [о], [Ь], ср.: пр[е]ду - пр[е]ди (т.е. пряду - пряди), в[е]ду - в[е]ди, р[е]ка - р[е]ки. Для этих говоров нет оснований утверждать, что разные гласные в неударяемом положении уже дефонологизировались и перестали быть фонемами, но есть основание утверждать, что число их уменьшается. В этом и заключается одно из проявлений унификации, или иначе - дефонологизации - гласных в неударяемом положении в северно-великорусских говорах [7].
Как ни различны сами по себе события в области безударного вокализма в южновеликорусских и северновеликорусских говорax, они могут и должны быть осмыслены с какой-то общей точки зрения. Нет оснований утверждать, что события в области безударного вокализма в северновеликорусских говорах завершились сокращением числа фонем в составе слова, но если ясно обнаруживается тенденция к сокращению числа гласных фонем в безударном положении, то возникает необходимость найти то множество возможных событий, членом которого является рассматриваемое состояние безударного вокализма, определить необходимые и достаточные условия указанного множества событий и меру вероятности каждого из них.
Если согласиться с тем, что события безударного вокализма в южновеликорусских и северновеликорусских говорах представляют собою одно множество событий, то необходимо сформулировать условия или причины этого множества событий и меры вероятности каждого из них.
Ясно, что условием или причиной этого множества событий не может быть простое функционирование языка как средства обобщения. Это условие было достаточным для объяснения явлении г -> g или г -> г (т. е. сохранения смычности), но оно совершенно недостаточно для множества событии безударного вокализма в южновеликорусских и северновеликорусских говорах.
Для того чтобы имела место равная вероятность событий г -> g и г -> г, необходимо и достаточно, чтобы язык функционировал как средство общения.
Для равной вероятности событий северновеликорусского и южновеликорусского безударного вокализма необходимо и достаточно, чтобы в функционировании языка действовала тенденция к увеличению общего числа фонем, сокращению ограничений в их сочетаемости и уменьшению длины (числа фонем) слова.
Может быть, существуют не эти, а другие необходимые и достаточные условия множества событий безударного вокализма.
Сущность вопроса заключается в том, что в развитии языка действуют вероятностно-статистические закономерности; необходимые и достаточные условия (причины) следует устанавливать для всех событий, образующих одно множество вероятностей, в котором отдельные события имеют только меру своей вероятности, а не особую отдельную причину.
Выше было установлено, что для объяснения таких изменений в фонемах, которые не сопровождаются изменением различительной мощности языка, достаточно предположения о простом функционировании языка. Но и это возможно только в том случае, если язык является живым, если есть общество, которое пользуется этим языком.
Но значительная часть фонетических изменений имеет такое направление, в результате которого увеличивается различительная мощность языка, наиболее частотные сигналы делаются более короткими и удобными.
Такое направление в развитии фонологической системы возможно только в том случае, если общество, пользующееся данным языком, развивается и предъявляет к языку все более высокие требования, удовлетворение которых осуществляется путем роста различительной общности языка.

--------------------------------------------------------------------------------

Примечания

1. Дж. Кемени, Дж. Снелл, Дж. Томпсон. Введение в конечную математику. М., 1963, стр. 163.

2. Подробнее об этом см.: Т. П. Ломтев. Об одной возможности истолкования фонологического развития. - ВЯ, 1965, № 3.

3. Апелляция к нуждам общения и взаимопонимания, как и к требованиям "системы", остается лишь декларацией, если нам не удастся установить зависимость между конкретными условиями общения и соответствующими им состояниями языка.

4. Г. Л. Хабургаев. О фонологических условиях развития русского аканья. - ВЯ. 1965, № 6, стр. 63.

5. В данном случае имеется беглое произношение указанных слов. При более тщательном произношении различие между звуками [ъ] и [у] обнаруживается: п[ъ]левой (полевой) и п[у]левой.

6. Г. А. Хабургаев. Указ. соч., стр. 60.

7. Ср.: "Тенденция к унификации ДП безударных гласных является общей для всех говоров русского языка, в том числе и окающих" (Г. А. Хабургаев. Указ. соч., стр. 63).