Светлана АЛЕКСИЕВИЧ - одна из самых известных и самых жестких современных писательниц - родилась на Украине, в Ивано-Франковске, пишет по-русски, живет в лукашенковской Белоруссии. Экологические трагедии и политические разломы конца XX века прошли через ее жизнь; тому, как человеческое сознание выдерживает страшный напор истории, посвящены главные ее книги - "У войны не женское лицо" (1985), "Цинковые мальчики" (1989), "Чернобыльская молитва" (1998). Они изданы в 21 стране мира. Сейчас Алексиевич готовит к печати новую книгу. С этого и начался разговор.

- Как-то даже неожиданно для меня самой мои книги сложились в летопись советского времени. Времена поменялись, но человеческий типаж остался и еще лет десять будет оставаться прежним. Из задуманного цикла книг - "Человек знакомый" - уже написано пять: "У войны не женское лицо", "Последние свидетели", "Цинковые мальчики", "Зачарованные смертью", "Чернобыльская молитва". Осталось сделать еще две - "Свет вечерний" (о людях, которые на склоне лет задаются вопросом: а как я жил?) и "Чудный олень вечной охоты" (исповеди мужчин и женщин о любви и попытка понять через них, что мы такое). Этой книгой я занимаюсь уже несколько лет и надеюсь, что она, как и все мои последние книги, увидит свет в журнале "Дружба народов" в будущем году.

- Практически во всех ваших книгах были сюжеты о любви. Поразительные, пронзительные - и у чернобыльцев, и у афганцев...

- Эта книга - другая. Во-первых, на свете практически нет счастливых людей. А во-вторых, я думаю, что при всех ужасах войн, революций, ГУЛАГа самые большие несчастья происходят между двумя людьми. Сколько я выслушала рассказов о том, как человек смог пройти через войну, плен, лагерь и не выдержал предательства родных - оказался неспособным начать новую жизнь, остался одиноким. Для себя я определила, что книга о любви будет печальной. В ней будут истории любви на войне, в лагере - любви необычной. О том, как мужчины под выстрелами ВОХРа с лагерной вышки бегут к женским баракам, а женщины бросаются к мужским. Что-то на уровне физиологии, иначе никак не объяснишь. Или о том, как девушка работает по заданию партизан в немецкой столовой, в нее влюбляется немецкий солдат, и они вместе уходят к партизанам. Там их допрашивают две недели и расстреливают - и одного, и другого... Книга о любви будет печальной, потому что именно в эти моменты человек больше всего не хочет думать о смерти. Он кричит, он вопит: "Не хочу умирать!"

- А люди хотят рассказать о своей любви?

- Да, люди стали более открытыми. И рассказывают, и рассуждают. Я задаю своим героям вопрос: "Что такое любовь?" Когда расспрашиваешь об этом немку, она говорит: мне было хорошо с этим человеком, то есть о себе. Русский человек чаще всего ответит: любовь - это болезнь, страдание, катастрофа, жертва... Почему? Одна из моих героинь объяснила: так ведь мужчины у нас были или после войны, или после тюрьмы. И я впервые подумала: мы все понимаем, что такое наша история, но не соотносим ее с частной жизнью. Травмированный человек. Может, отсюда не "люблю", а "жалею"?..

Есть вещи, которых я никогда бы не услышала еще лет 10-15 назад. Вот такая, скажем, история. Арестованы, репрессированы муж и жена. Из лагеря он попросился на фронт, отличился в боях, окончилась война, он, уже офицер, вернулся домой. Его вызывают в райком: "Жену мы вам вернуть не можем, а вот партбилет возвращаем". И этот человек мне говорит: "И я был счастлив". Сегодня такое просто невозможно. Сегодня человек выше всего поставил бы ценность жизни. И тема любви очень "попадает" в наше время.

- Кого вы отбираете в "герои"? Это знаменитости или люди "простые, советские"?

- Меня интересует "маленький человек", его история. Включаешь телевизор: выступает известный писатель - и его неинтересно слушать. И политиков слушать совсем неинтересно. Интеллектуалы ходят по кругу, "подпитываются" друг от друга или от идей прошлого, ностальгируют... Полная неспособность генерировать идеи. Интересно слушать "просто" людей. У "маленького человека" нет выхода - он добывает новые знания, вырабатывает новые оттенки чувств, устанавливает новые взаимосвязи. Это новый текст, его собственный текст. Я хочу, чтобы "маленький человек" прочитал о самом себе. Человек давно понял, что у него никого нет, кроме другого человека. Все, что называлось идеей, или жизнь там, за порогом, - кошмар, еще более несовершенна, чем у себя дома. И если что-то можно понять и поменять, то только на "территории" одного какого-то человека, которого ты для себя нашел и для которого ты способен что-то сделать. Большего не дано, да и не нужно. Умение быть счастливым, радоваться просто жизни, своему дому, человеку, который рядом с тобой, - это все новый опыт.

- Такой ли новый? Всегда одних манили вселенские цели, а других - домашний уют. И в жизни, и в литературе. Одиссей и Пенелопа, Пер Гюнт и Сольвейг, Лев Николаевич и Софья Андреевна. Не захочешь, а вспомнишь, что человечество делится на мужчин и женщин.

- В нашей литературе любовь - это первое, чем можно было пожертвовать. Человек встречает свою любовь, но ему срочно нужно бежать на баррикады или резать лягушек. Это Тургенев. А герои Достоевского, того же Толстого с его насмешкой над Наташей с пеленками?.. Полное нежелание признать самоценность жизни.

- Но тогда почему же так неуютно чувствуют себя американцы, проповедующие ценности частной жизни, семьи и т.п.? (Пресловутое: хорошо мне и моей семье - хорошо государству.) Почему там повальные неврозы и депрессии?

- Возможно, они переживают другой кусок истории. Американская семья - нечто весьма прочное, американский дом - это крепость.

- И в качестве "друга дома" - психоаналитик.

- Это все-таки нечто совсем иное, чем у нас. Один из моих героев - швед - говорит: "У меня в детстве была такая травма!" Я гадаю: что с ним могло случиться? Отца убили? Родители бросили? Оказывается, отец, человек неразговорчивый, мало с ним общался, а однажды даже хотел его ударить. Это совершенно несопоставимые вещи. Я вовсе не хочу сказать, что там счастливое общество и все хорошо. В этом урбанизированном мире человек чувствует себя неуютно.

- А есть какие-то книги, где, по-вашему, все о любви - правда?

- "Темные аллеи" Бунина. А вообще, не случайно сейчас так читают западную литературу: все-таки она и откровеннее, и дальше пошла в этих вопросах.

- Но читают не только "качественную" литературу - мелодрама, "женский роман" популярны необычайно. Что такое чтение дает? Что восполняет?

- Идут по линии наименьшего сопротивления. Хотя... даже кто-то из моих героинь говорил об увлечении этими книгами - ощущение такое, будто что-то в жизни прошло мимо. Очень много вопросов еще с этой книгой. Сама тональность, сюжет, композиция... Как ни относись к Пелевину, но что-то он угадал в новой эстетике. Я для себя угадать пока не могу. Единственно, чувствую, что мой старый инструмент не годится. Фальшивый звук. Главная трудность - человек не может здесь спрятаться за событием. Событие - он сам.

- Но истории о любви - опыт, который невозможно повторить, здесь у каждого свой ответ. А что такое любовь для вас?

- Я уже столько выслушала всего, что одного какого-то ответа нет. Может быть, так: это единственное утешение, которое дано нам, чтобы не страшно было умирать.