Полная версия публикации №1588780717

PORTALUS.RU МЕДИЦИНА Движение за народную трезвость в Воронежской губернии в начале XX в. → Версия для печати

Постоянный адрес публикации (для научного и интернет-цитирования)

По общепринятым международным научным стандартам и по ГОСТу РФ 2003 г. (ГОСТ 7.1-2003, "Библиографическая запись")

М. Д. Карпачев, Движение за народную трезвость в Воронежской губернии в начале XX в. [Электронный ресурс]: электрон. данные. - Москва: Научная цифровая библиотека PORTALUS.RU, 06 мая 2020. - Режим доступа: https://portalus.ru/modules/medecine/rus_readme.php?subaction=showfull&id=1588780717&archive=&start_from=&ucat=& (свободный доступ). – Дата доступа: 29.03.2024.

По ГОСТу РФ 2008 г. (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка")

М. Д. Карпачев, Движение за народную трезвость в Воронежской губернии в начале XX в. // Москва: Научная цифровая библиотека PORTALUS.RU. Дата обновления: 06 мая 2020. URL: https://portalus.ru/modules/medecine/rus_readme.php?subaction=showfull&id=1588780717&archive=&start_from=&ucat=& (дата обращения: 29.03.2024).

Найденный поисковой машиной PORTALUS.RU оригинал публикации (предполагаемый источник):

М. Д. Карпачев, Движение за народную трезвость в Воронежской губернии в начале XX в. / Вопросы истории, № 9, Сентябрь 2010, C. 85-96.



публикация №1588780717, версия для печати

Движение за народную трезвость в Воронежской губернии в начале XX в.


Дата публикации: 06 мая 2020
Автор: М. Д. Карпачев
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: МЕДИЦИНА
Источник: (c) Вопросы истории, № 9, Сентябрь 2010, C. 85-96
Номер публикации: №1588780717 / Жалобы? Ошибка? Выделите проблемный текст и нажмите CTRL+ENTER!


До отмены крепостного права помещики, как правило, жестко контролировали образ жизни своих крепостных, нетрезвый крестьянин был плохим работником. Но к концу XIX в. все более острую злободневность приобретала тема усиливающегося народного пьянства. "К чему привела великая святая мысль освобождения крестьян? - восклицал в марте 1881 г., вскоре после убийства революционерами Александра II, обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев. - К тому, что дана им свобода, но не устроено над ними надлежащей власти, без которой не может обойтись масса темных людей. Мало того, открыты повсюду кабаки; бедный народ, предоставленный самому себе и оставшийся без всякого о нем попечения, стал пить и лениться к работе"1.

 

О пагубном развитии пьянства повествовал в своих очерках народной жизни писатель-демократ Н. М. Астырев. В середине 1880-х годов он работал волостным писарем в селах Воронежского уезда и видел, что господствовавшие общинные порядки способствовали распространению тяжкого порока. Решив, по его словам, не скрывать ни хорошего, ни дурного из того, что он узнал о жизни крестьян, Астырев писал: "Должен признаться: я решительно не могу себе представить, до чего еще может дойти в будущем слабость к водке сельских сходов?.. Кажется, идти некуда, ибо и теперь уже делаются невероятные вещи... разум у крестьян при виде водки как бы перестает действовать, и тем в большей степени, чем их большее количество собрано вместе".

 

Астырев разделял свойственные интеллигенции того времени народнические убеждения, в основе которых лежала идеализация общинных порядков. Однако, будучи честным бытописателем, он признал, что распространившаяся в общинах привычка к коллективным выпивкам развращала крестьян: "Каждый из них порознь, за малыми исключениями, еще может отказаться от водки, предлагаемой за какое-нибудь грязное дело; тоже и по двое, пожалуй и по трое; но если собралась толпа, то стремление находящихся в числе ее единичных коренных пьяниц дорваться до водки какою бы ни было ценою, как бы электрическим током передается всему сходу; желание...

 

 

Карпачев Михаил Дмитриевич - доктор исторических наук, профессор, зав. кафедрой Воронежского государственного университета.

 
стр. 85

 

поразнообразить бесшабашной гульбою свою вечно серую, будничную жизнь заговаривает с особою силою, и сход делает невероятные вещи: отдает за бесценок мирскую землю, пропивает чужой стан колес, закабаляется за грош на многие годы, обездоливает правую из числа двух спорящих сторон, прощает крупную растрату мошеннику-старосте, ссылает невинного односельца на поселение, принимает заведомого вора обратно в общество и т.д., и т.п."2. Эти горькие строки написаны "мужицким доброхотом", никак не склонным к очернению традиционных порядков.

 

По мнению многих наблюдателей, крестьяне пили не очень часто, по количеству потребляемого за год алкоголя на душу населения Россия уступала ряду европейских стран. Но зато выпивки русских мужиков отличались крайней несдержанностью. Впрочем, и относительно редкие выпивки стали наносить существенный ущерб материальному достатку крестьянских семей. Принято считать, что до революции русские крестьяне были обременены тяжелым налоговым гнетом. В действительности, как подсчитали земские статистики, средняя годовая сумма прямых налогов (государственных, земских и мирских), приходившихся на один крестьянский двор в Воронежской губернии, колебалась в пределах 20 - 30 рублей. В то же время, по оценке Ф. А. Щербины, возглавлявшего в 1880-е годы статистическое бюро Воронежского губернского земства, тот же средний двор тратил на водку существенно больше. Анализ расходов типичного, вполне достаточного, но не богатого хозяйства в Задонском уезде показал, что на одежду и обувь вся семья из восьми человек тратит 43 руб. 90 коп., на подати расходует 22 руб. 46 коп., а на водку и красное вино в год уходит 40 руб. 55 копеек3. На водку и вино уходило почти в два раза больше денег, чем на "непосильные" прямые налоги.

 

Из-за пьянства приходило в расстройство все больше крестьянских хозяйств. Многие деятели правительства считали, что эта тенденция вызвана отсутствием опеки над недавними крепостными. Учреждая 12 июля 1889 г. должность участковых земских начальников, правительство Александра III прямо предписало дворянам - кандидатам на этот низший административный пост - установить контроль над народной нравственностью, дабы неумеренное пьянство не доводило крестьян до разорения4.

 

В исследованиях последнего времени появились суждения о том, что рост потребления водки отражал общий подъем народного благосостояния после отмены крепостного права. Весьма энергично этот положение отстаивает Б. Н. Миронов в своей работе о благосостоянии населения Российской империи. По его мнению, потребности страны в продуктах сельского хозяйства удовлетворялись относительно легко, а от этого крестьяне не спешили повышать доходность своего труда. Излишние доходы им были не нужны, а порой даже вредны. Распространение в пореформенную эпоху народного пьянства как раз и свидетельствовало прежде всего о росте избыточных доходов крестьян и рабочих. Вслед за А. А. Фетом Миронов призывает признать за алкогольными тратами роль полезного вентилятора, проветривавшего карманы крестьян от ненужных им средств5.

 

Доля истины в подобных наблюдениях была. Поэт-лирик, ставший рачительным землевладельцем, полагал, что, освободившись, большинство крестьян вело вполне рациональное хозяйство, в накоплениях не нуждалось и пропивало главным образом излишние средства6. Однако Фет все же приукрасил эту сторону народной жизни. В действительности пьянство быстро лишало крестьян не только "избыточных", но и жизненно необходимых доходов. Как правило, оно становилось спутником не благосостояния, а бедности и разорения.

 
стр. 86

 

Неумеренное потребление алкоголя беспокоило, в частности, и воронежские власти. К числу первых попыток ограничить распространение пьянства можно отнести обязательное постановление городской думы г. Богучара, принятое в декабре 1900 года. Оно воспрещало публичное распитие крепких напитков на площадях, улицах и других открытых местах7. Воронежский губернатор П. А. Слепцов утвердил это постановление. Однако вскоре он получил от председателя Комитета министров сенатора И. Н. Дурново разъяснение, что "обязательные постановления" в губернии может издавать только губернатор, но никак не учреждения местного самоуправления8. В следующем году запрет на публичное распитие крепких напитков был введен в Боброве, Задонске, Новохоперске, Острогожске и Павловске. Вводились и санкции за публичную выпивку: арест на три дня либо три рубля штрафа9.

 

После революции 1905 - 1907 гг. председатель Совета министров П. А. Столыпин взял курс на постепенную рационализацию крестьянской жизни. Он полагал, что ликвидация общины, ускоряя хозяйственное развитие деревни, также и приостановит распространение пьянства. Он заявлял, что власть будет всемерно поддерживать трезвого, крепкого и сильного крестьянина, а не пьяного и убогого. Укрепление земли в частную собственность и самостоятельное, ориентированное на рынок хозяйствование, по его мнению, были несовместимы с пьяным образом жизни. Община же, с его точки зрения, порождала кулачество на одном социальном полюсе деревни и убогую бедность и пьянство - на другом.

 

Реализация столыпинского аграрного курса, начатая указом 9 ноября 1906 г., обнадеживала поклонников народной нравственности. Вышедшие на отруба и хутора бывшие общинники, как правило, больше не участвовали в распитии традиционных "магарычей". Успех индивидуального крестьянского хозяйства был несовместим со склонностью к нетрезвому образу жизни. Однако реформа шла трудно и не так скоро, как хотелось властям. Большинство крестьян держалось за общинные традиции вплоть до начала мировой войны. В Воронежской губернии к 1916 г. о выходе из общины заявили около 125 тыс. крестьян-домохозяев, то есть около 30% от их общего числа10. К односельчанам, вступавшим на путь приватизации земельной собственности, отношение общинников было враждебным.

 

Между тем пьянство в народе продолжало развиваться с опасной быстротой, способствуя росту тяжелых социальных недугов: хулиганства, семейных неурядиц, пожаров, нищенства и бродяжничества. Разумеется, как власти, так и общество не могли не замечать этих тревожных явлений. Высшие правительственные сферы при поддержке Николая II укреплялись в мысли о необходимости изменить структуру доходной части государственного бюджета с целью сокращения питейных сборов. В центре и на местах возникали разнообразные комитеты и общества борьбы за народную трезвость.

 

В 1913 г. начал свою деятельность Всероссийский трудовой союз христиан-трезвенников, покровителем которого был двоюродный брат царя великий князь Константин Константинович. Осенью того же года уездные земские управы Воронежской губернии получили от руководителей Союза приглашение участвовать в общероссийской кампании борьбы за "безусловную трезвость". В сопроводительном письме говорилось, в частности, что "ужасной болезнью" XX в. стало хулиганство. Земские собрания на своих сессиях намечали различные мероприятия по лечению этого социального недуга. Главная причина порока, говорилось в письме, - распространение пьянства. Водка, "потребление которой растет в ужасающей прогрессии - вот корень зла, вот причина хулиганства, вот причина всех наших бедствий, в 1902 г. в России

 
стр. 87

 

выпито 62 млн. ведер казенной водки, а в 1912 г. 96 млн, то есть на 34 млн. ведер, или на 55%, больше". В этом водочном потоке, эмоционально восклицали авторы письма, народ может просто захлебнуться. "Жутко, страшно становится за будущее России: не сломили, не сокрушили ее враги внешние, но этот домашний враг сгубит ее, если не принять вовремя меры"11. (Простой подсчет показывает, что при 160 млн. населения душевое потребление водки в 1913 г. было все-таки почти втрое меньшим, чем в 2008 г., когда на среднего жителя России пришлось по 18 л, то есть почти по два ведра.)

 

Письмо призывало земские учреждения поддержать кампанию за отрезвление народа. Но широкого движения в тот год вызвать не удалось. Впрочем, Новохоперская уездная управа внесла письмо Союза христиан-трезвенников на рассмотрение очередного земского собрания. Обращение вызвало сочувствие: 22 сентября земское собрание возбудило ходатайство перед администрацией о введении запретительных мер на торговлю водкой12. Остальные уездные собрания ограничились обсуждением письма, но конкретных мер по преодолению народного пьянства не наметили. Со своей стороны, администрация не ставила препятствий трезвенникам. Но движение в пользу трезвости набирало силу. В 1913 и 1914 гг. несколько раз проводились всероссийские дни трезвости, а в марте 1914 г. министр финансов П. Л. Барк разрешил сельским обществам по своему усмотрению закрывать питейные заведения в своей местности. Разрешение министра последовало после того, как в январе того же года Николай II в своем рескрипте на имя Барка потребовал сокращения доли питейных сборов в доходной части бюджета страны. Нельзя, указывал монарх, "ставить в зависимость благосостояние казны от разорения духовных и хозяйственных сил народа". Правительству, говорилось в рескрипте, следует позаботиться "об утверждении в населении трезвости как необходимой основы для развития духовных сил народа и преуспеяния его производительного труда"13. Это подтверждает, что в правящих кругах зрели мысли о введении каких-то алкогольных ограничений.

 

Решающим толчком к введению запрета на продажу крепких спиртных напитков стало вступление России в первую мировую войну. Опасаясь пьяных эксцессов со стороны сотен тысяч мобилизованных, Николай II 18 июля 1914 г. издал указ о запрете продажи спиртных напитков в местностях, объявленных на военном положении. На основании этого указа губернаторы на местах издавали обязательные постановления. Принудительная трезвость вводилась сразу и практически повсеместно. 27 июля последовало обязательное постановление воронежского губернатора Г. Б. Петкевича. Оно гласило: "Воспрещается повсеместно в губернии продажа спиртных напитков распивочно и на вынос с момента объявления мобилизации на весь срок ее до закрытия сборных пунктов". Через несколько дней губернатор дополнил это ограничение запретом на публичное распитие спиртных напитков. Не разрешалось также хранить крепкие напитки в помещениях частных лиц "в количестве, явно превышающем личные потребности лиц, населяющих эти помещения". Наконец, не допускалось появление нетрезвых людей в общественных местах14.

 

Летом 1914 г. мало кто предполагал, что война продлится несколько лет. Напротив, во всех воюющих странах сначала преобладало мнение, что война закончится в три-четыре месяца. Но дело обернулось иначе, и после завершения мобилизации губернатору пришлось систематически продлевать запреты на продажу спиртного - на время военных действий. Поначалу обязательные постановления устанавливали запрет на продажу водки и других крепких напитков. Продажа виноградного вина допускалась, но в ограниченном числе специальных торговых заведений и в определенные часы - с 9

 
стр. 88

 

утра до 6 часов вечера. Продажа более крепких напитков разрешалась только в недоступных народу дорогих ресторанах первого разряда. Нарушителей ждали суровые санкции: штраф в размере трех тысяч рублей или три месяца тюрьмы.

 

Сумма в три тысячи рублей для большинства жителей была совершенно непосильной, на такие деньги тогда можно было приобрести вполне приличный дом в Воронеже, дойная корова стоила 50 - 60 рублей. Но и трехмесячное тюремное заключение было наказанием действенным. Нарушать постановление торговцы боялись. Немало волнений пережил, например, купец А. Ф. Петров, владелец магазина в г. Коротояке. Дежуривший на площади городовой обнаружил, что в его магазине была продана бутылка вина в 8 час. 30 мин. утра, и возбудил дело о нарушении введенного правила. С большим трудом удалось Петрову избавиться от наказания, его выручили свидетели, подтвердившие, что в действительности, "по почтовым часам", вино было продано в 9 часов с минутами, а часы на Соборной площади сильно отставали и ввели в заблуждение городового15.

 

Служебное рвение городового не было случайным. Введение ограничений на продажу алкоголя не могло не вызвать повышенного общественного интереса. Сколько-нибудь заметное нарушение нового порядка могло быстро подорвать и без того довольно шаткий авторитет власти. На крестьянские же массы большое впечатление произвела крайняя суровость репрессий за попытку обойти административные запреты. Царская воля была выражена неожиданно быстро и решительно, что сразу же привело к резкому снижению потребления спиртного.

 

Воронежские поборники народной трезвости отнеслись к первым успехам с большим воодушевлением. На очередной сессии Новохоперского уездного земского собрания 1 октября 1914 г. местные деятели пылко выразили признательность царю за его отважный шаг. "Вся Россия, - утверждали земцы, - в один день стала трезвою: явление, никогда еще не наблюдавшееся ни одним из живущих теперь поколений и едва ли когда бывших на земле". Прошедшие после указа недели, признали далее новохоперцы, внушали им оптимизм, "и вот в печати появились отчеты различных административных и судебных учреждений, указывающие, что лечебницы для алкоголиков, за отсутствием нуждающихся в помощи, закрыты, процент преступности значительно пал, а некоторые виды преступлений или совершенно сходят, или уже сошли со сцены, производительность труда во всех промышленных заведениях постепенно возрастает, количество нищих и населяющих города пришлых, не имеющих занятия людей, уменьшается и т.п."16.

 

Земцы, конечно, увлеклись. В один день вся Россия стать трезвой не могла. Исполнить постановление было гораздо труднее, чем его издать. Уже в первые дни после его публикации Петкевичу пришлось издать приказ по полиции, в котором начальник губернии констатировал, что один из становых приставов, "вопреки изданным распоряжениям о полном прекращении торговли спиртными напитками на время мобилизации, подчинился требованиям запасных открыть трактир и разрешил им отпустить по 1/40 ведра водки на человека". Приказ гласил, что пристав допустил полную нераспорядительность, трусость и растерянность перед толпой. Только приняв во внимание, что данный пристав назначен совсем недавно, губернатор ограничился наложением сравнительно легкого взыскания: сердобольный полицейский был арестован на семь суток17.

 

Отучить людей от привычной выпивки оказалось непросто. Уже в начале осени 1914 г. воронежский полицмейстер докладывал губернатору: "После полного запрещения питейной торговли привычные алкоголики стали прибегать к различным суррогатам крепких напитков - одеколону, денатуриро-

 
стр. 89

 

ванному спирту, политуре, лакам и другим веществам, содержащим алкоголь, очищая их разными способами от примесей и сдабривая их вкус и запах". Нашли способ обойти питейные ограничения и некоторые сметливые коммерсанты. Воронежские аптекари, например, учли возросший спрос на одеколон. Самая популярная в городе аптека Мюфке выпустила особый одеколон под названием "экономический", который содержал немного примесей, "а потому употреблялся населением как спиртной напиток". Этот одеколон, доносил полицмейстер, распродается в огромном количестве и с необыкновенной быстротой. Аптекари получали разрешения на спирт из акцизного управления в неимоверном количестве: за январь 1915 г. они взяли его столько же, сколько брали до этого за целый год. За месяц аптека Мюфке продала 42 ведра одеколона!18

 

Естественно, губернская администрация не могла не замечать злоупотреблений в торговле одеколоном, грозивших принять массовый характер, особенно среди горожан. 27 мая 1915 г. Петкевич вынужден был издать поистине драконовское постановление. В губернии с этого времени вообще запрещалась "продажа или переуступка одеколона лицам, не получившим на это разрешительного билета полиции". Каждое полицейское управление должно было получить особо установленные бланки билетов на право покупки одеколона. Чины полиции, в свою очередь, должны были выдавать такие билеты только тем лицам, "относительно которых не возникает сомнений в использовании одеколона по прямому его назначению". Выдаваемый билет подлежал регистрации в особой книге с указанием его номера, а также фамилии, имени, отчества и адреса лица, получившего билет. Все это скреплялось печатью и подписью полицмейстера или уездного исправника в городе либо станового пристава в сельской местности19. Такие удивительные, прежде не встречавшиеся строгости свидетельствовали о том, что ситуация с народной трезвостью была отнюдь не безоблачной.

 

Но очевидно и то, что у новохоперских земцев были основания для позитивной оценки ближайших последствий царского указа. На крестьян действовал страх тяжелого наказания, кроме того, авторитет царского слова в крестьянской среде еще держался высоко. Из деревень сообщали о резком сокращении потребления алкоголя. И Новохоперское земское собрание единодушно решило возбудить ходатайство о введении в России повсеместного запрета на распространение спиртных напитков не только на время войны, а навсегда.

 

29 ноября 1914 г. этот же вопрос обсуждало земское собрание Бобровского уезда. Здесь гласные-крестьяне обратили внимание на поразительное уменьшение количества пожаров и объяснили это закрытием монопольной продажи водки. Крестьян горячо поддержал видный в ту пору общественный деятель В. И. Колюбакин. Он заявил, что "уничтожение продажи водки является не только мерою, способствующею отрезвлению народонаселения, но реформою, еще нигде не практиковавшейся в таком размере... Он предложил подать государю императору благодарственный адрес и ходатайствовать о закрытии продажи водки навсегда". Крестьяне Буравлев, Филатов и Грибоедов "привели массу примеров, как запрещение продажи водки оказало благотворное влияние на быт крестьянского населения; что кроме пожаров, в деревнях прекратились буйства и всякие безобразия, особенно частые в семейном быту, благосостояние крестьян видимо повысилось: кто в прежние времена сдавал свою душевую землю, очень сожалеют об этой сдаче и арендуют, конечно, по более дорогой цене; люди, ходившие оборванными, обзавелись новой одеждой, хилые и больные стали выглядеть бодрее и т.д., одним словом, запрещение продажи водки является действительно великой

 
стр. 90

 

реформой, изменившей быт крестьянина и облагородившей все его моральные основы". Вслед за новохоперцами бобровские земцы также решили возбудить ходатайство о введении запрета на продажу не только казенной, но и всякой водки, причем не только на время войны, но навсегда20.

 

Ходатайства двух уездных земств были адресованы очередной сессии Воронежского губернского земского собрания, проходившей 19 января 1915 года. Губернские гласные отметили, что с прошением о полном и навсегда запрете на продажу спиртных напитков выступила и Воронежская городская дума21. Из Острогожска городской голова сообщал воронежскому губернатору: "При обсуждении вопроса об определении размера сборов в пользу города с заведений трактирного промысла на 1915 г. городская дума в заседании 16 сентября, между прочим, постановила возбудить ходатайство о прекращении навсегда продажи крепких спиртных напитков в г. Острогожске"22. Столь же радикальную позицию заняло Воронежское уездное земское собрание. На заседании 21 сентября оно поручило уездной управе "возбудить ходатайство о предоставлении земству права запрещать и не на время войны торговлю всеми спиртными напитками в пределах своего уезда в случае неудовлетворительного исхода ходатайства собрания о полном прекращении в России продажи водки и других [спиртных] напитков"23.

 

На сессии губернского земского собрания было оглашено также послание Козловского уездного земства Тамбовской губернии. В Козлове депутат IV Государственной думы и предводитель местного дворянства В. Н. Снежков подготовил доклад, в котором подвел первые итоги действия антиалкогольных мер среди местных крестьян. Он опросил сельские общества всех 40 волостей Козловского уезда и получил от крестьян ответы, содержание которых было доведено до воронежских гласных. Вот что сообщали тамбовские крестьяне Снежкову: "1) Замечается резкое понижение преступности, 2) число пожаров значительно сократилось; 3) в семьях царят мир и тишина, "о драках и ругани не слышно"; 4) сельские и волостные сходы совершенно утратили свой шумный, беспорядочный характер, откровенно практиковавшийся ранее подкуп членов сходов ныне не замечается; 5) производительность труда увеличилась; 6) случаев отравления денатурированным спиртом, политурою и проч. не замечается; 7) огромные суммы, ранее расходовавшиеся во время престольных праздников, свадеб и пр. и сплошь и рядом разорявшие население, ныне тратятся на поддержание хозяйства; 8) нищенство, бродяжничество почти совсем исчезли... слышны отзывы к царю-батюшке и его правительству семей крестьян, бывших подверженных пьянству, о закрытии навсегда продажи спиртных напитков". При этом употребление пива и виноградных вин крестьяне, по словам Снежкова, признавали вредным не менее водки24.

 

Никто из присутствовавших губернских гласных не подверг сомнению тот факт, что крестьяне стали сильно экономить на праздничных и даже на свадебных расходах. И хотя из доклада Снежкова не следовало, что крестьянские свадьбы стали безалкогольными (напомним, что запретов на производство алкогольных напитков для домашних целей не было), воронежские губернские земцы с удовлетворением отметили первые успехи в борьбе за народную трезвость. "Насаждение в народе начал трезвости, - заявило собрание, - является первейшей обязанностью всех и каждого. Вред, причиняемый алкоголем, не поддается описанию. Усиленное пьянство издавна составляло народное бедствие, принимавшее с каждым годом все большие размеры".

 

Земцы решили воспользоваться опубликованным еще 27 сентября 1914 г. положением Совета министров, первый пункт которого гласил, что волост-

 
стр. 91

 

ным, сельским, хуторским сходам и сборам, а в городах думам и иным подобного рода учреждениям предоставлено право самостоятельно возбуждать перед местной администрацией ходатайства о запрещении продажи крепких спиртных напитков на их территории, а также "на расстоянии ста сажен от границ означенных местностей". Воронежское губернское собрание на этом основании решило, что для запрета достаточно местной инициативы. Такое решение, по сути, одобряло инициативу новохоперских или бобровских деятелей, но все же не совпадало с их предложениями. Повсеместный и единовременный запрет по царскому указу, конечно, не равнозначен любому местному постановлению. Поэтому губернские земцы решили и сами "ходатайствовать о прекращении продажи крепких напитков навсегда, а виноградного вина и пива на время войны". Ходатайства же отдельных уездных земств были признаны "не требующими дальнейшего движения". Кроме того, участники собрания резонно заметили, что с прекращением пьянства возникает вопрос о заполнении крестьянского досуга, ведь раньше, указало собрание, "почти весь досуг русского обывателя уходил на широкое потребление алкоголя". Поэтому было решено передать на заключение уездных земств вопрос о создании для народа различных развлечений, о более широкой доступности газет, театра, кино и т.п.25 Впрочем, земцы хорошо понимали, что в условиях изнурительной войны возможностей для радикального решения проблемы культурного досуга уездные земства иметь не могли.

 

Губернатор оперативно представил ходатайство земского собрания правительству. В середине апреля 1915 г. из Министерства финансов был получен довольно обтекаемый ответ. Товарищ министра сообщал губернатору, что "возбужденное Воронежским губернским собранием очередной сессии минувшего 1914 г. ходатайство о прекращении продажи крепких напитков навсегда будет принято Министерством финансов в соображение при предстоящем преобразовании питейного дела в империи"26.

 

Первые успехи политики принудительной трезвости вдохновляли. По официальным данным, за последний предвоенный год крестьяне всей России положили в сберкассы 6,5 млн. руб., а за первый год действия водочного запрета - 261,7 млн. - в 40 раз больше!27 По мере привыкания страны к первым алкогольным ограничениям, запреты стали распространяться и на легкие спиртные напитки. Обязательным постановлением от 15 сентября 1915 г. и.д. губернатора Петкевич объявил, что с этого момента на территории губернии "воспрещается продажа спиртных напитков, не исключая виноградного вина, пива, портера и меда, как распивочно, так и на вынос, на все время войны".

 

При всей строгости тона, губернаторское постановление допускало определенные изъятия. Запрет, в частности, не распространялся на продажу спиртсодержащих жидкостей из аптек, если они, естественно, употреблялись в лечебных целях. Из ренсковых погребов28 разрешалась продажа вина для богослужебных, лечебных, технических, фармацевтических и других специальных потребностей при наличии установленного разрешения.

 

Запрет на продажу разных видов спиртного действовал на территории всей губернии, но за одним исключением: без объяснения причин постановление разрешало продажу виноградного вина в г. Павловске, "впредь до воспоследования здесь соответствующего запретительного постановления местной городской думы". Почему для Павловска делалось исключение, можно только предполагать. Скорее всего, было принято во внимание расположение этого уездного города на дорогах губернии. Но и в Павловске продажа вина строго регламентировалась. На вынос и в специально закупоренной таре вино разрешалось приобретать только в ренсковом погребе, а распивоч-

 
стр. 92

 

но оно продавалось в буфетах специальных клубов, запись в которые проводилась по особым рекомендациям. "Запрещается, - говорилось в постановлении, - допускать посетителей в клубах напиваться до состояния опьянения"29.

 

Антиалкогольная политика администрации не отличалась строгой определенностью. Губернаторские постановления не содержали, например, запрета на производство спиртных напитков. Вводить такое ограничение было нельзя: стране, да еще воюющей, нужен был спирт в технических и иных специальных целях. В той или иной мере алкоголь был все же доступен, особенно городским жителям. Поэтому жизнь заставляла власти издавать новые постановления, уточняющие и дополняющие практику "сухого" законодательства. В июле 1915 г. губернатор запретил распитие крепких напитков "на улицах, площадях и в других открытых местах в черте городской оседлости" (как уже отмечалось, для Богучара, Задонска, Острогожска, Павловска, Боброва и Новохоперска такое ограничение было введено еще в 1900 - 1901 гг.). Одновременно запрещалось приносить "для распития" крепкие напитки в гостиницы и буфеты. Как видно, обладание водкой не возбранялось, и пить ее можно было, но только в закрытых от посторонних глаз помещениях, либо вне "черты городской оседлости".

 

Еще одно постановление Петкевича запрещало выписку из других местностей крепких напитков "в количестве, превышающем домашнюю потребность выписывающих лиц без надлежащего на это разрешения воронежского губернатора". При этом никаких формальных ограничений домашней потребности не вводилось, а значит, фактически можно было выписать и ввезти любое количество спиртного, но без права его продажи.

 

Пришлось противодействовать использованию пьющими людьми всевозможных алкогольных суррогатов. Постановлением от 18 февраля 1915 г. не допускалась очистка одеколона, денатурированного спирта, политуры, лаков и других подобного рода продуктов - запрещалось использование их "не по прямому их назначению". Приходилось издавать новые постановления о продаже одеколона. Продавать его теперь разрешалось только во флаконах небольшой емкости (не более фунта, то есть 409 г.) и только по одному флакону в руки30. Конечно, проследить за точным исполнением всех этих постановлений было невозможно. На само издание их показательно: администрация пыталась закрепить первые успехи в политике народного отрезвления.

 

Между тем сообщения об успехах в таком деликатном деле продолжали поступать из разных источников. Любопытные сведения на этот счет содержались, в частности, в ежемесячных докладах уездных исправников о настроении населения. Воронежский уездный исправник еще 14 октября 1914 г., оценивая обстановку в уезде за сентябрь, доносил: "Замечено в означенный месяц сокращение в большой степени, по сравнению с предшествующими месяцами, случаев преступности, что объясняется и прекращением виноторговли". Аналогичная формулировка содержалась в отчете за октябрь31. Из Богучарского уезда исправник сообщал: "Вследствие закрытия винных лавок все население трезво, усиленного разврата не замечалось"32. Павловский уездный исправник писал, что "за редкими исключениями все население весьма довольно закрытием торговли водкой. Мера эта сделала уже довольно большую экономию крестьянству в праздновании престольных праздников и свадеб и заметно отражается на повышении материального положения крестьянской массы"33.

 

Единодушие откликов, поступавших из разных источников, впечатляло. Об отрезвлении деревни сообщали и агрономы, и полицейские, и земские служащие. Очевидно, потребление алкоголя действительно резко сократи-

 
стр. 93

 

лось. Деревня оставалась гораздо более законопослушной, чем город, где нарушения алкогольных ограничений встречались систематически. Сказывалось, конечно, сохранявшееся господство патриархальных общинных порядков. Если ограничения касались всех, то община сама контролировала соблюдение порядка, индивидуальных отклонений общинники не любили. Сохранялся в деревенской массе и пиетет перед царским словом, наивный монархизм влиял на психологию черноземного крестьянства.

 

Разумеется, общая картина не была столь идиллической. Людские пороки, хотя и реже, проявлялись в крестьянской среде. По мере продолжения войны положение изменялось. В конце 1916 г. очередное донесение исправника Богучарского уезда констатировало привычное благополучие, но содержало и тревожные нотки: "Пьянство совершенно искоренено, но благодаря тому, что крестьяне производили тайное винокурение, алкоголики прибегали к употреблению вырабатываемого крестьянами спирта". Однако, успокаивал исправник, "это тайное винокурение, благодаря энергичной деятельности полиции, раскрылось, и виновные в этом привлечены к законной ответственности. В настоящее же время (донесение датировано 16 ноября. - М. К.) пьянство опять быстро прекращается"34.

 

Конечно, только запретительные меры не могли дать длительного и прочного эффекта. Тяготы военного времени, неблагоприятная психологическая обстановка, при невысоком культурном уровне населения, не способствовали прочности успехов народного отрезвления, достигнутых в первый год войны. Виноторговцам и производителям алкогольной продукции удавалось преодолевать препятствия. Их интересы были учтены при определении исключений из "сухого" законодательства. Бывали и вполне разумные послабления. Накануне новогодних праздников губернатор особым постановлением разрешил с 16 декабря 1914 г. до 1 января 1915 г. продажу пива и портера. Но и в этом случае должны были соблюдаться ограничения: продажа разрешалась только в городах и не более 10 бутылок на человека в день. Кроме того, торговля пивом и портером в будни разрешалась не ранее 9 часов утра и не позже 6 часов вечера, а в канун праздников только до 2 часов дня. Далее постановление гласило: "Во все двунадесятые праздники, воскресные и царские дни, а равно в дни базаров и ярмарок торговля пивом и портером совершенно не допускается"35.

 

Словом, определенные послабления в трезвенных постановлениях были, происходили и откровенные нарушения запретов. Тем не менее факт беспрецедентного по масштабам сокращения народного пьянства в России вообще и на территории Воронежской губернии в частности отрицать невозможно. Этот благотворный в целом процесс скоро обернулся, однако, непредвиденными осложнениями как для местных, так и для центральных властей. Годы военного лихолетья всегда сопряжены с общим ухудшением экономического состояния народа. Война потребовала больших жертв и крайнего напряжения народных сил. Это не могло не беспокоить представителей государственной власти всех уровней, вызывая в памяти потрясение всех устоев политического строя в 1905 - 1907 годах.

 

Между тем к народным волнениям вел усиливавшийся фактически с самого начала войны рост спекуляции товарами массового спроса и дороговизны. Попытки властей сдерживать рост цен административными методами прочного положительного эффекта дать не могли. Периодическое установление предельных цен неумолимо вело к разрушению нормального товарооборота и развитию черного рынка, а цены все равно росли. Скоро выяснилось, что трудности военного времени жители города переносили гораздо труднее, чем крестьянство.

 
стр. 94

 

В поисках средств борьбы с дороговизной и нехваткой продуктов питания воронежские губернаторы не раз проводили весьма представительные совещания должностных лиц и общественных деятелей. Материалы этих совещаний свидетельствовали, что общее ухудшение экономического положения в губернии парадоксальным образом сочеталось с заметным ростом денежных доходов крестьянства. В январе 1916 г. собранные губернатором М. Д. Ершовым компетентные лица докладывали, что за время войны в распоряжении крестьян оказались внушительные денежные ресурсы. В одном только Коротоякском уезде (один из самых малых уездов в губернии) крестьянам за полтора года войны было выплачено около полутора миллиона рублей в качестве ежемесячных пособий за ушедших на фронт родственников. Кроме того, около миллиона рублей крестьяне того же уезда сэкономили из-за введения запрета на продажу спиртных напитков. По наблюдению современника, немалому числу крестьянок война облегчила существование в том отношении, что, как признавались сами солдатки, "до войны мужья часто пропивали деньги, одаривая их лишь иногда чаем, да шелковым платочком. Теперь же, в военные годы, они сами могли решать, как и куда тратить деньги". В этих условиях понятными становятся слова одной из солдатских жен, услышанные корреспондентом "Тамбовского земского вестника" в августе 1916 г.: "Мы теперь воскресли, свет увидели. Дай господи, чтобы война эта подольше прошла"36. Понятно, что такое неожиданное восклицание могло вырваться у нее сгоряча. Но в нем отразились распространенные и в воронежской деревне настроения.

 

Урожаи в Воронежской губернии в военные годы были неплохие, а 1915 г. оказался почти рекордным, в губернии было собрано около 2 млн. тонн разных хлебов (114 млн. пудов без картофеля)37. Для обеспечения собственных потребностей Воронежской губернии требовалось примерно вдвое меньше. Казалось бы, при хороших урожаях все продовольственные нужды городского населения будут легко удовлетворены. Однако фактическое положение складывалось иначе. Продажи зерна на городские мельницы шли с нарастающими трудностями, а к концу 1916 г. начались массовые перебои с хлебом для города. Продавать хлеб по административно установленным заниженным ценам крестьяне не хотели, а деньги у многих из них были, причем в таком количестве, какого не было в довоенное время. Воронежский полицмейстер еще в феврале 1915 г. рапортовал: "На повышение цен повлияло закрытие винных лавок: крестьяне, вследствие прекращения пьянства, не стали без особой нужды вывозить на рынок хлеб по дешевым ценам. Многие опасаются еще и того, что недостаток рабочих рук может отразиться в сильной степени на севе и уборке хлебов"38. То, что запрет на продажу спиртных напитков повлиял на состояние хлебного рынка, отмечали многие наблюдатели.

 

Внушительное и скорое сокращение потребления алкоголя было действительно беспрецедентным39. Положительные результаты принудительной трезвости были очевидными, и возникало естественное стремление закрепить эти успехи новыми законодательными мерами. В 1916 г. крестьяне-депутаты Государственной думы И. Т. Евсеев и П. М. Макогон внесли предложение о законодательном запрещении продажи водки в России навсегда, и их инициатива была встречена с большим сочувствием40.

 

Но антиалкогольные мероприятия в то же время нарушали привычный ход хозяйственной жизни и в конечном счете способствовали дестабилизации самодержавно-монархического строя. Возникшие к началу 1917 г. продовольственные трудности объяснялись не столько реальным дефицитом продовольствия, сколько просчетами властей, не сумевших вовремя найти способы воздействия на сельских товаропроизводителей. Денежное и товар-

 
стр. 95

 

ное обращение было чувствительно нарушено. Хлеб в стране был, но продавать его по невыгодным для себя ценам крестьяне, в том числе и воронежские, больше не хотели. Политика продовольственной разверстки, к которой в самом конце 1916 г. вынуждено было прибегнуть царское правительство, проводилась нерешительно и с большим опозданием. А в феврале 1917 г. внезапный взрыв народного недовольства в Петрограде привел российскую монархию к бесславному концу.

 

И все-таки результаты "сухого" законодательства были настолько внушительными, что Временное правительство не отменило алкогольных ограничений. Только в середине 1920-х годов большевики сняли запрет с продажи водки. Советскому правительству нужны были внутренние источники бюджетных доходов. Но это уже была совсем другая эпоха.

 

Примечания

 

1. ПЕРЕТЦ Е. А. Дневник. М.-Л. 1927, с. 39.

 

2. АСТЫРЕВ Н. М. В волостных писарях. М. 1886, с. 244 - 245.

 

3. ЩЕРБИНА Ф. А. Крестьянские бюджеты. Воронеж. 1900, с. 427.

 

4. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ П. А. Российское самодержавие в конце XIX столетия. М. 1970, с. 373.

 

5. МИРОНОВ Б. Н. Благосостояние населения и революции в имперской России. М. 2010, с. 557.

 

6. ФЕТ А. А. Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство. М. 2001, с. 290.

 

7. Воронежские губернские ведомости, 23.XII. 1900.

 

8. Государственный архив Воронежской области (ГАВО), ф. 6, оп. 5, д. 61, л. 9.

 

9. Воронежские губернские ведомости, 17.X.1901.

 

10. Общественная жизнь в Центральной России в XVI - начале XX в. Воронеж. 1995, с. 169.

 

11. ГАВО, ф. 20, оп. 1, д. 9581, л. 12.

 

12. Там же, л. 10.

 

13. ТАКАЛА И. Р. Веселие Руси. СПб. 2002, с. 167.

 

14. Памятная книжка Воронежской губернии на 1915 год. Воронеж. 1915. Отд. 1, с. 35, 37.

 

15. ГАВО, ф. 6, оп. 1, д. 2054, л. 10.

 

16. Там же, ф. 20, оп. 1, д. 9581, л. 3.

 

17. Воронежские губернаторы и вице-губернаторы. Воронеж. 2000, с. 368.

 

18. Там же, с. 369.

 

19. ГАВО, ф. 1, оп. 1, д. 1454, л. 42.

 

20. Там же, ф. 20, оп. 1, д. 9581, л. 56.

 

21. ПОПОВ П. А. Городское самоуправление Воронежа. 1870 - 1918. Воронеж. 2006, с. 315.

 

22. ГАВО, ф. 21, оп. 1, д. 2137, л. 1.

 

23. Там же, д. 2177, л. 5.

 

24. Там же, ф. 20, оп. 1, д. 9581, л. 8.

 

25. Там же, л. 18, 16.

 

26. Там же, л. 21.

 

27. ТАКАЛА И. Р. Ук. соч., с. 170.

 

28. Ренсковыми погребами до революции в России именовались торговые заведения, продававшие виноградные ("рейнские") вина.

 

29. ГАВО, ф. 6, оп. 1, д. 2054, л. 22.

 

30. Памятная книжка Воронежской губернии на 1916 год. Воронеж. 1916, с. 21 - 23.

 

31. ГАВО, ф. 6, оп. 2, д. 405, л. 75; д. 406, л. 68.

 

32. Там же, д. 405, л. 33.

 

33. Там же, л. 51.

 

34. Там же, д. 554, л. 19.

 

35. Там же, ф. 1, оп. 1, д. 1377, л. 68.

 

36. Цит. по: ЩЕРБИНИН П. П. Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII - начале XX в. Тамбов. 2004, с. 227.

 

37. Обзор Воронежской губернии за 1915 год. Воронеж. 1916, с. 21 - 22.

 

38. ГАВО, ф. 21, оп. 1, д. 2237, л. 24.

 

39. МЕНДЕЛЬСОН А. Итоги принудительной трезвости. М. 1916; ВВЕДЕНСКИЙ А. Опыт принудительной трезвости. М. 1916; ВОРОНОВ Д. Жизнь в деревне в дни трезвости. М. 1916.

 

40. ТАКАЛА И. Р. Ук. соч., с. 172.

Опубликовано 06 мая 2020 года

Картинка к публикации:



Полная версия публикации №1588780717

© Portalus.ru

Главная МЕДИЦИНА Движение за народную трезвость в Воронежской губернии в начале XX в.

При перепечатке индексируемая активная ссылка на PORTALUS.RU обязательна!



Проект для детей старше 12 лет International Library Network Реклама на Portalus.RU