"Эпическими" задачами не исчерпывается художественный потенциал стихотворного сказа. Более того, его уникальная природа ярче всего проявляется как раз в драматических возможностях этой формы. "Драматический монолог" - интереснейшее явление русской поэзии. Почему драматический монолог? Лучше всего на этот вопрос ответит сам текст - например, написанного в 1868 году сатирического стихотворения Н.С. Курочкина "В ресторане". Вот его начало:

- Мальчик! карту! два прибора,

Джину, пирожков...

Ну-с, так вновь для разговора

С вами я готов.

Увеличивать напрасно

Незачем беду;

* Окончание. Начало см.: Русская речь. 2000. N 4.

стр. 10

Верьте, жрут они прекрасно

Мох и лебеду...

Дай сюда!.. составлен глупо

Нынче ваш обед,

Дайте просто: устриц, супу,

С зеленью котлет,

Да пулярку пожирнее

Или... каплуна...

Каплуна!.. каплун вернее.

Карточку вина!

Вы напрасно все поете,

Что мужик забит...

Вот и карта... что вы пьете -

Нью или лафит?

Или белого хотите?

Если все равно,

Так лафиту... но смотрите,

Подогреть вино.

Нетрудно заметить, что этот текст лишь по внешним, формальным признакам можно назвать собственно монологом. Являя нам "речевую партию" только одного из участников разговора, произведение в целом создает художественный образ настоящего диалога - собеседования героев. Причем - что особенно важно - сказовый монолог неизбежно формируется на драматической основе, так как разговорная речь диалогична по своей природе. И если читатель перечтет знаменитое "Завещание" Лермонтова ("Бородино" и "Завещание" - только два сказовых произведения создал поэт, но - какие!..), он поймет, почему Л.Я. Гинзбург охарактеризовала это стихотворение так: "чудо драматизации, хотя и в монологической форме" (Переписка Л.Я. Гинзбург с Б.О. Корманом // Проблема автора в художественной литературе. Ижевск, 1998. С. 287).

Однако это еще не все. Сказовый монолог способен не только "вобрать" в себя живой разговор собеседников, но нередко воссоздает действие - развернутую картину происходящего в течение речевой деятельности говорящего. Мастером такого монолога в стихах был Саша Черный, вот полный текст его оригинального стихотворения "Новая игра":

Чахлый классный надзиратель

Репетирует ребят:

Бабкин, черт, стоишь, как дятел!

Грудь вперед, живот назад...

Смирно! Смирррна!! Не сморкайся,

Индюки, ослиный фарш!

Ряды вздвой! Не на-кло-няйся.

Бег на месте. Бегом... аррш!!

Спасский, пояса не щупай!

Кто на правом фланге ржет?

стр. 11

За-пи-шу! В строю, как трупы, -

Морду выше, гррудь вперред!

Ать-два, ать-два, ать-два... Лише!

Заморился... Ать-два, ать!

Сундуков - коленки выше,

Бабкин - задом не вилять!

Не пыхтеть, дыши ровнее,

Опускайся на носки,

Локти к телу, прямо шеи...

Не сбивайся там с доски!

Ать-два, ать... Набей мозоли!

Что?! Устал! Не приставай...

Молодчаги! Грянем, что ли...

Запевала, запевай:

"Три деревни, два села,

Восемь девок - один я,

Куды де-эвки, туды я!"

Первые два стиха здесь - обычное авторское "обрамление", но "подсмотреть" и передать такую забавную сценку поэту помогает именно стихотворный сказ. Развиваясь "здесь и сейчас", в момент непосредственного взаимодействия общающихся, разговорный монолог естественным образом реагирует на поведение участников "беседы" и тем самым отражает все их поступки, ответные реакции и т.п. Так автор получает возможность в монологической форме разыгрывать целый спектакль - иногда шутливую сценку, собственно игру (см. у того же Саши Черного "Про девочку, которая нашла своего Мишку", "Карточный домик", "Волшебник"), а порой и напряженную борьбу, настоящую схватку "общающихся". Например, в стихотворении Николая Асеева "Стачколомы" (1923):

- Рядами с браунингами

выглядят славненькими,

а мы их сзади за ноги,

глуши их болванками.

Эй, стой, молодчик,

кусаешься, каналья?!

А ну, теперь без лодочки

поплавай-ка в канале.

Что же, что волосы?

И волосы рвутся...

Не шляйся, не шляйся,

Пока не позовут, сам.

Вспомнил мамашеньку?

Взревел как телок?

Ну-ка - иди ищи

в котле свой котелок.

стр. 12

Воссоздание разговорной речи всегда "чревато" диалогическим (шире - собственно драматическим) началом. Любопытно наблюдать, как иногда эта драматическая природа сказового монолога "прорывается наружу", воплощаясь - уже и в композиционном плане - в "чистые" драматические произведения. Так, в 1907 году И.А. Бунин написал стихотворение "Баба-Яга" - монолог от лица заглавной героини, а много позже, в 1921 году, переделал его в драматическую сценку "Русская сказка". При этом (что особенно интересно) текст произведения почти не изменился: помимо некоторых стилистических правок, усиливающих "разговорность", добавлены первые четыре стиха. Но зато нарушена монополия речи Бабы-Яги - вводится самостоятельная речевая партия собеседника (ранее лишь подразумеваемого), так что возникает драматическая миниатюра. Ср. финалы произведений:

Баба-Яга

Я состарилась, изболелась вся -

Десять сот годов берегу ларец!

Будь огонь в светце - я б погрелася,

Будь дрова в печи - похлебала б щец.

Да огонь - в морях мореходу весть,

Да на много верст слышен дым от лык...

Черт тебе велел к черту в слуги лезть,

Дура старая, неразумный шлык!

Русская сказка

Ягa

Я состарилась, изболела вся,

Сохраняючи чертов тот ларец!

Будь огонь в светце - я б погрелася,

Будь капустный клок - похлебала б щец.

Да огонь-то, вишь, в океане - весть,

Да не то что щец - нету прелых лык!

Ворон

Черт тебе велел к черту в слуги лезть,

Дура старая, неразумный шлык!

Не удивительно, что многие поэты обращаются к воссозданию разговорного монолога, прежде всего реализуя его "драматический потенциал" (еще один ответ на вопрос: "ради чего вводится сказ?"). Сказовая форма оказывается уникальным способом "изображения" в поэзии оригинальных "жанровых картинок". Например, народного застолья ("Свет Иван, как пить мы станем..." Пушкина), гадания ("Гаданье" Апухтина), карточной игры ("Игра в карты в двенадцатом году" Владимира Высоцкого), телефонной перебранки ("Тирада по телефону" Бориса Слуцкого) и т.д.

стр. 13

Больше всего почему-то "повезло" двум самобытным речевым жанрам. Это, как говорили в старину, "монолог балаганного деда" (ярмарочного зазывалы, торговца) и... колыбельная песня.

В "Кипарисовом ларце" Ин. Анненского (в разделе "Трилистник балаганный"!) нашлось место и для такой раешной картинки:

Шарики, шарики!

Шарики детские!

Деньги отецкие!

Покупайте, сударики, шарики!

Эй, лисья шуба, коли есть лишни,

Не пожалей пятишни:

Запущу под самое небо -

Два часа потом глазей, да в оба!

Хорошо ведь, говорят, на воле.

Чирикнуть, ваше степенство, что ли?

Прикажите для общего восторгу,

Три семьдесят пять - без торгу!

Ужели же менее

За освободительное движение?

Что? Пасуешь?..

Эй, тетка! Который торгуешь?

Мал?

Извините, какого поймал...

Бывает -

Другой и вырастает,

А наш Тит

Так себя понимает,

Что брюха не растит,

А все по верхам глядит

От больших от дум!..

Ты который торгуешь?

Да не мни, не кум...

("Шарики детские")

Еще более интересный пример находим у П.А. Федотова (да-да, того самого - художника) - стихотворение под заголовком "Рацея (Объяснение картины "Сватовство майора")". Кажется, ничего похожего нет во всей русской поэзии. Это действительно "объяснение картины", причем настолько колоритное, что словесная изобразительность ничуть ни уступает живописному дару художника. Жаль, что нет возможности привести весь текст этого большого произведения, ограничимся фрагментами:

Честные господа,

Пожалуйте сюда!

Милости просим,

стр. 14

Денег не спросим:

Даром смотри,

Только хорошенько очки протри.

Начинается,

Починается

О том, как люди на свете живут,

Как иные на чужой счет жуют.

Сами работать ленятся,

Так на богатых женятся.

Вот извольте-ко посмотреть:

Вот купецкий дом, -

Всего вдоволь в нем,

Только толку нет ни в чем:

Одно пахнет деревней,

А другое харчевней.

Тут зато один толк,

Что все взято не в долг,

Как у вас иногда,

Честные господа! <...>

А вот извольте посмотреть,

Как жениха ждут,

Кулебяку несут

И заморские вина первейших сортов

К столу подают.

А вот и самое панское,

Сиречь шампанское,

На подносе на стуле стоит.

А вот извольте посмотреть,

Как в параде весь дом:

Все с иголочки в нем;

Только хозяйка купца

Не нашла, знать, по головке чепца.

По-старинному - в сизом платочке.

Остальной же наряд

У француженки взят

Лишь вечор для самой и для дочки.

Дочка в жизнь в первый раз,

Как боярышня у нас,

Ни простуды не боясь,

Ни мужчин не страшась,

Плечи выставила напоказ. -

Шейка чиста,

Да без креста.

стр. 15

П.А. Федотов, кстати, написал и "предисловие к картине" - стихотворение "Поправка обстоятельств, или Женитьба майора" (тоже сказовое по форме, но уже от лица самого жениха). В этом же жанре "речей зазывалы" написаны стихотворения таких разных авторов, как А.С. Грибоедов ("Лубочный театр"), Н.П. Огарев (политическая сатира 1869 года "Восточный вопрос в панораме"), Игорь Северянин (знаменитое "Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!.."), Саша Черный (стихотворение "Лавочка").

Наконец, очень интересно представлена в стихотворном сказе колыбельная песня. Вообще-то, разумеется, колыбельная - типичный жанр "чистой" лирики. Однако особенностью сказовой колыбельной песни является ее импровизационная основа. На глазах читателя разыгрывается целое "действо". Например, такое:

Мать уехала в Париж...

И не надо! Спи, мой чиж.

А-а-а! Молчи, мой сын,

Нет последствий без причин.

Черный, гладкий таракан

Bажно лезет под ди-ван,

От него жена в Париж

Не сбежит, о нет! шалишь!

С нами скучно. Мать права.

Новый гладок, как Бова,

Новый гладок и богат,

С ним не скучно... Так-то, брат!

А-а-а! Огонь горит,

Добрый снег окно пушит.

Спи, мой кролик, а-а-а!

Все на свете трын-трава...

Жили-были два крота,

Вынь-ка ножку изо рта!

Спи мой зайчик, спи, мой чиж, -

Мать уехала в Париж.

Чей ты? Мой или его?

Спи, мой мальчик, ничего!

Не смотри в мои глаза...

Жили козлик и коза...

Кот козу увез в Париж...

Спи, мой котик, спи, мой чиж!

Через... год... вернется... мать...

Сына нового рожать...

Саша Черный. "Колыбельная (Для мужского голоса)"

стр. 16

По-видимому, один из первых опытов драматизации этого традиционно лирического жанра принадлежит Жуковскому (см. его "Песня матери над колыбелью сына"), еще определеннее драматическое начало выражено в колыбельной Майкова (первая часть стихотворения "Мать") и опять-таки самый яркий пример - стихотворение Ин. Анненского "Без конца и без начала (Колыбельная)". Монолог крестьянки над зыбкой становится формой разыгрываемого представления - потому-то так органичны в этом тексте многочисленные авторские ремарки, превращающие стихотворение в мини- пьесу.

"Песни с декорацией" - именно так озаглавил Анненский самобытный "народный триптих" (цикл "драматических монологов", в который, помимо названной колыбельной, вошли стихотворения "Гармонные вздохи" и "Колокольчики") и тем самым очень точно обозначил жанровую природу стихотворного сказа.

Стихотворный сказ оказывается принципиально межродовым явлением. Непосредственно выражая субъективное сознание индивида, сказ в то же время представляет это сознание в драматической форме - как разыгрываемое на наших глазах действие - и тем самым делает субъекта объектом авторского изображения. Сказовое произведение непременно включает в себя как лирическое, так и драматическое начало, так что справедливо говорить лишь о доминировании одного из них в конкретном тексте - в этом легко убедиться на примере любого из упомянутых стихотворений. Кроме того, следует помнить и об эпических возможностях сказового монолога ("рассказывание" о минувших событиях). В основе такой универсальности - свойства самой разговорной речи, которая в равной мере способна непосредственно выражать какие-либо переживания, сообщать о чем-либо и служить формой взаимообщения.

И последнее. Стоит отметить, что одна из важнейших функций стихотворных сказовых произведений - собственно эстетическая. К сказу в поэзии тяготеют именно те авторы, которые прежде всего слышат разноречие мира, чутко внимают звучанию повседневного хора людских голосов. Другими словами, к воссозданию форм разговорной речи поэт может обращаться и... ради самих этих форм. Например, чтобы передать красоту и своеобычность простонародного говора, стихию "живого великорусского" языка. Весьма показателен такой, малоизвестный сегодня, факт: в свое время Демьян Бедный, восхищенный богатством, "самоценностью" речевой материи сказов Бажова, создал стихотворные их варианты ("Уральские сказы", "Мастерство"), В других случаях сказ в поэзии способен вволю насмехаться над косноязычием, уродливостью "речений" героя или пустословием записного краснобая ("Американские русские" В. Маяковского). А иногда - донести до читателя неповторимый колорит, дух разговоров конкретной исторической личности - см. стихотворение Л. Мартынова "Дух творчества",

стр. 17

основная часть которого - воспроизведение экспрессии живого слова С. Есенина в его беседе с А. Блоком; ср. у современного поэта Вл. Алейникова аналогично выстроенное стихотворение "Художник Анатолий Зверев".

Формы непосредственного человеческого общения, вообще "человек говорящий" (М.М. Бахтин) - глубоко самобытные явления национальной культуры. Так что сказ оказывается уникальной литературной формой и потому, что сохраняет, запечатлевает эти явления в искусстве.

стр. 18