Эта антология русского повествовательного фольклора уникальна. Впервые произведения песенных и прозаических жанров, содержащие народную интерпретацию важнейших исторических событий и народное восприятие деятелей русской истории, собраны под одной обложкой. Впервые представлено фольклорное отображение истории России за тысячу с лишним лет: с 862-го по 1881 год. Впервые научно- популярный сборник фольклорных текстов объединил произведения, которые еще недавно не включались в такого рода издания по "идейно-политическим" соображениям. Среди них: простонародные песенные отклики на убийство Александра II, старообрядческая легендарная трактовка фигуры Петра I, народные произведения, осуждавшие Степана Разина, песенные прославления первых русских святых - князей Бориса и Глеба, и целый ряд других, без которых картина русской истории в ее народном восприятии рисовалась неполно и односторонне.

Более сотни разнообразных первоисточников, использованных составителем сборника доктором филологических наук С.Н. Азбелевым, требовали внимательного и бережного отношения к передаче языка фольклорных текстов, письменная фиксация которых существенно различалась не только по хронологии - от XI до XX веков - но и по задачам, какие ставили перед собой записывающие этот разнообразный устный материал. В комментарии составителя об этом говорится так: "Разные собиратели передавали особенности народной речи с разной степенью точности - от фонетических записей диалектологов до пересказов некоторых прозаических произведений самими публикаторами их. Чтобы не затруднять читателя и не вносить слишком большого разнобоя в печатаемые здесь тексты, в них устранена фонетическая транскрипция, написания слов приближены к современным орфографическим, однако без того, чтобы изменился ритм текста или стилистический облик его. Сняты местные особенности фонетики, которые представляют лингвистический интерес, но затрудняют чтение и художественное восприятие (например, случаи употребления "ц" вместо "ч" и "ч" вместо "ц"), но без замен диалектных слов, без унификации диалектных форм в разных по времени и месту записях, без того, чтобы исчез колорит народного языка той или иной местности, без подгонки простонародной или несколько архаичной речи под современный литературный язык. Но малопонятные современному читателю древнерусские прозаические тексты даются в переводе на современный язык - с

стр. 103

дополнительными отсылками к древнерусским оригиналам" (Тысяча лет русской истории в преданиях, легендах, песнях / Сост., вступ. ст., коммент. С.Н. Азбелева. М., 1999. С. 406-407; далее - только стр.).

Имеются в виду оригиналы, вошедшие в "Повесть временных лет". Много занимавшийся исследованием летописей С.Н. Азбелев далее пишет: "Предания, использованные летописцами, в большинстве своем были переработаны при составлении и дальнейших переделках летописей. Но некоторые сохранились в форме, близкой, очевидно, к тому, что слышали от своих современников составители летописей. Такие тексты и приведены в нашем сборнике..." (414). Существенно, что взяты они именно по "Повести временных лет", но "некоторые - по использованному в ней летописному своду конца XI в.", что "всякий раз оговаривается с отсылками к знаменитому исследованию академика А.А. Шахматова, где выделены тексты этого свода в составе "Повести". Пользуясь ссылками на эту книгу, даваемыми всюду, - поясняет составитель, - можно при желании прочесть все тексты, взятые из "Повести", в древнерусском подлиннике, какими их прочитал крупнейший знаток русских летописей в средневековых рукописях" (415). Речь идет о А.А. Шахматове и его известном критическом издании "Повести временных лет", первый том которого вышел в 1916 году.

Но фольклорные отображения начальных периодов истории Руси - это не только предания, занесенные в раннюю летопись. Некоторые из них оказались записаны в устном бытовании собирателями XIX века. Таковы помещенные в антологии повествования о княгине Ольге, о свержении идола Перуна в Новгороде, баллада о князьях Борисе и Глебе, а также некоторые былины, содержание которых относится еще к правлению князя Владимира Святого. Последующая эпоха - вплоть до Батыева нашествия, - представлена, как известно, в нескольких былинах. Восемь наиболее значительных напечатаны в разделе "Русь при наследниках Владимира Святого".

Рассмотреть в короткой рецензии все двадцать шесть разделов антологии, конечно, невозможно: в ней помещены 233 произведения. Вступительная статья дает компактное обозрение этого материала, но не ограничивается его характеристикой. Ее автор раскрывает перед читателями "механизм" фольклоризации исторических фактов в песенном и в прозаическом эпосе; прослеживает на конкретных примерах, как рассказ очевидца, постепенно передаваясь из уст в уста, становится историческим преданием, а дававшая первичное отображение факта "хроникальная" песня эволюционирует в историческую балладу. В статье характеризуется и история основных жанров русского исторического фольклора, включая такие почти исчезнувшие из живого репертуара, как песни-славы, песни-оплакивания и песни хулительные, распространение которых "относилось к весьма отдаленной поре, когда

стр. 104

песенному поношению врага приписывалась магическая сила..." (9). К исчезнувшим жанрам принадлежат героические сказания: это "нечто среднее между эмоционально приподнятой повестью и хвалебной песнью"; они характеризуются в статье "на примере цикла их, посвященного Куликовской битве" (12). Но читатель может получить достаточно ясное представление о материалах подобного рода, так как образцы всех исчезнувших жанров в антологии напечатаны.

В статье обращено внимание на важную роль исторического фольклора: "Поведение исторических деятелей во многом определялось тем, что было им известно о деяниях предков при аналогичных обстоятельствах. Триада: история - фольклор - история - способствовала формированию поведенческих стереотипов; а следствие их - стереотипы устно-поэтические. Этим, - поясняет автор статьи, - во многом объясняется и традиционность сюжетов в былинах - эпических повествованиях, за которыми стоит наиболее внушительный по хронологической протяженности массив однотипных исторических ситуаций и поступков" (14). С этим связана специфика фольклорной типизации, в основе которой многократное использование предшествовавших произведений об аналогичных фактах, порождавшее формирование устойчивых описаний и словесных формул.

И сам корпус текстов, напечатанных в антологии, и комментарии к ним, и вступительная статья отразили не только традиционные научные представления, но и результаты недавних исследований, которые в ряде случаев существенно уточнили прежние трактовки. Но при этом получили новые подтверждения выявленные прежде закономерности фольклорного процесса. К наиболее интересным результатам относится цикл исторических песен и исторических преданий, в которых фигурирует царь Иван Грозный. Давно было выявлено, что князь Владимир русского эпоса - это образ, восходящий по преимуществу к двум историческим прототипам, правившим в Киеве - Владимиру Святому и его правнуку Владимиру Мономаху. Сходным образом дело обстоит и с некоторыми другими былинными персонажами. Но долгое время считалось, что центральный персонаж исторического фольклора и грозный царь Иван Васильевич восходит к единственному прототипу - царю Ивану Четвертому.

Однако в истории России было два царя с таким именем и отчеством, причем прозвание "Грозный" было присвоено современниками царю Ивану Третьему, как подчеркивал еще Н.М. Карамзин, "более в хвалу, нежели в укоризну", и лишь позднее прикрепилось к имени его внука - "по темным слухам о жестокости" Ивана Четвертого. Приводя эти и другие свидетельства Н.М. Карамзина и С.М. Соловьева о том, что Ивану III "первому дали в России имя Грозного, но в похвальном смысле: грозного для врагов и строптивых ослушников", С.Н. Азбелев пишет, что "фольклорные произведения, где речь идет о "Грозном царе

стр. 105

Иване Васильевиче", могут в принципе подразумевать как Ивана III, так и Ивана IV" (16). Проведенное автором статьи исследование, результаты которого напечатаны в академическом ежегоднике "Русский фольклор" (СПб., 1996. Т. 29. С. 60-79), позволило утверждать, что некоторые исторические песни об этом персонаже отобразили реальные факты, бывшие в правление Ивана III и не имевшие аналогов при Иване IV. Эти песни напечатаны в антологии под номерами 58, 59 и 64.

С несколько меньшей определенностью к правлению Ивана Третьего могут быть отнесены и несколько других произведений, помещенные в разделе "Государь и самодержец всея Руси", - вследствие явно выраженной в них "симпатии к царю Ивану Васильевичу, симпатии, не омраченной еще воспоминаниями о диких жестокостях Ивана IV" (17). Конкретные обоснования этих приурочении находим в исторических комментариях, основанных на упомянутой работе автора.

Комментарии даны ко всем текстам антологии. Помимо отсылок к источникам публикации в них приводятся исторические пояснения - "наиболее подробно в тех случаях, когда представляет особый интерес сопоставление народной интерпретации факта с его отображением в документальных исторических свидетельствах" (407). Эти пояснения часто требовали значительных разысканий, порой - в малоизвестных источниках.

Читатель обнаружит также полезные справки источниковедческого характера, в которых говорится об особенностях передачи некоторых текстов, даны пояснения имен, ряда понятий и терминов. Но в основном такие пояснения содержит заключающий антологию словарь, за пределами которого - только слишком индивидуальные случаи, оговоренные непосредственно в комментариях. Было бы нелишним поместить в сборнике указатель личных имен и географических названий, но в изданиях подобного рода это, к сожалению, еще не стало традицией.

Русская фольклористика пополнилась книгой, которая по составу полнее предшествовавших, содержит немало нового, удачно сочетает академичность и популярность, бережно передает язык фольклорных текстов.

Санкт-Петербург