Образование дворянских детей в России во второй половине XIX - начале XX в.

Совершенствование системы образования детей всегда было и остается одной из наиболее актуальных проблем. Тот факт, что дворяне являлись привилегированным сословием и в своей деятельности по организации процесса образования и воспитания детей опирались на поддержку верховной власти, придавал данному процессу определенную специфику. Но значимость собственной инициативы и усилий сословия разрешать назревшие вопросы в области образования от этого не уменьшается.

Наличие у дворянства собственной структуры самоуправления позволяло ему отстаивать свои позиции, свое видение приоритетов образовательных проектов. Усилия дворянства в этом направлении были сосредоточены на защите, прежде всего, сословных интересов, которые в то же время не противоречили общегосударственным.

Проблемы, связанные с анализом деятельности дворянского сообщества по образованию и воспитанию дворянской молодежи наиболее обстоятельно рассмотрены в работе А. П. Корелина¹. В других исследованиях по истории дворянства они представлены в общем плане². В работе О. С. Муравьёвой в научно-популярной форме изложены основополагающие принципы и традиции, которые были положены в основу воспитания дворянской молодежи³.

В дворянском сословии забота о детях, их воспитании, как ведущая тенденция в иерархии приоритетов структур дворянского самоуправления, приобрела исключительно важное значение с самого начала его формирования. С. А. Корф замечал, что неграмотность для дворянина считалась страшным позором. Из поколения в поколение передавался в дворянских семьях специальный Указ Александра I, лишавший права голоса в дворянских собраниях "лиц безграмотных и не имеющих понятия о своих правах и обязанностях"⁴.

Наиболее дальновидные представители сословия правомерно указывали на взаимосвязь между уровнем образованности дворянства и его будущим. Причем задачи образования и воспитания они рассматривали в тесной связи с организацией помощи тем членам своего сословия, кто не располагал материальными возможностями для того, чтобы дать детям образование. Так, тульс-

Чвикалов Алексей Иосифович - кандидат исторических наук, соискатель Воронежского государственного университета.

кий губернский предводитель, доклад которого о воспитании и образовании дворянской молодежи был разослан всем губернским предводителям империи, указывал на то, что "воспитание и образование детей, составляющие одну из главнейших задач в жизни родителя, всегда составляло и одну из главнейших забот дворянского общества, для которого вопрос о воспитании и образовании дворянского потомства есть вопрос не только благотворительной помощи недостаточным дворянам, но вместе с тем и вопрос будущности сословия"⁵.

Получение образования детьми из обедневших, в том числе дворянских семей, как обоснованно подчеркивал А. Р. Соколов, становилось "самой дорогостоящей, но вместе с тем и самой настоятельной семейной заботой, дающей потомству едва ли не единственную надежную гарантию от нищеты"⁶.

Дворяне-родители обычно предпочитали определять своих сыновей в военные учебные заведения. Технические училища, особенно среди дворян, проживавших в уездах, нередко игнорировались. Например, в августе 1860 г. предводители Богучарского и Землянского уездов Воронежской губернии сообщали губернскому предводителю "о неимении желающих поступить в строительное училище"⁷.

Культ военного образования прочно утвердился в дворянской среде. Н. И. Костомаров, вспоминая годы учебы в воронежской губернской гимназии, а затем в Харьковском университете (1833 - 1836 гг.) отмечал: у дворян укоренено понятие, что "русскому дворянину не только незачем, но даже как бы унизительно заниматься наукою и слушать университетские лекции, что для дворянского звания самая приличная карьера - военная служба"⁸. При доказательстве преимуществ военного образования обычно ссылались на его универсальность. "Военный, - писал известный идеолог консерватизма К. Н. Леонтьев, - может легко и скоро стать всем: дипломатом, администратором, министром, хозяином сельским, хорошим мировым судьей, художником, ученым. Он может быть всем этим, не переставая быть военным! Генерала можно прямо сделать начальником губернии или поручить ему дипломатический пост. Но можно ли дать прямо полк камергеру и послать его в огонь?"⁹. Для второй половины XIX в., когда специализация еще не доросла до огромных размеров, данный аргумент не был лишен оснований.

Начало становления системы военного образования дворян с опорой на местные кадетские корпуса в Центральном Черноземье относится к 30 - 40-м гг. XIX в., когда с вступлением на престол Николая I корпуса начали учреждать в губернских центрах. На это было направлено Высочайше утвержденное 1 февраля 1830 г. "Предположение о губернских военных корпусах", разработанное военным ведомством¹⁰.

Одной из основных проблем стало их размещения. Первоначально, по замыслу военного ведомства, кадетские корпуса для детей дворян Центральной России, в том числе Центрального Черноземья, намечалось организовать в Тамбове и Туле. Только благодаря пожертвованиям Н. Д. Черткова кадетский корпус был размещен в Воронеже¹¹.

Указом Николая I кадетский корпус для Тульской, Орловской, Курской и Рязанской губерний был основан 31 декабря 1835 года. Средства на его создание пожертвовал отставной полковник М. П. Бахтин, поставив предварительное условие, - кадетский корпус должен быть размещен не в Туле, а в Орле¹².

Таким образом, правительство, желая привлечь дворянские самоуправления к финансированию строительства кадетских корпусов, опиралось на честолюбивые устремления состоятельных дворян, стремившихся путем пожертвований добиться учреждения кадетского корпуса на территории своей губернии.

Организованные практически одновременно благодаря крупным пожертвованиям Н. Д. Черткова и М. П. Бахтина, два кадетских корпуса - Михайлов-

ский Воронежский и Орловский им. Базтина - сыграли важную роль в подготовке будущих офицеров. За 50 лет их существования из стен этих учебных заведений было выпущено почти 4 тыс. человек¹³.

Вопросы, связанные с устройством детей дворян в учебные заведения, занимали важное место в деятельности институтов дворянского самоуправления. Например, в 1860 г. в реестре исходящих бумаг по столу воронежского дворянского предводителя они занимали более 30%¹⁴.

Координированием работы по устройству детей дворян в учебные заведения занимался непосредственно губернский предводитель дворянства. От его имени обычно в декабре-январе уездным предводителям дворянства рассылались разнарядки с указанием, какое количество мест в учебных заведениях выделено для дворянских детей того или иного уезда в предстоящем учебном году.

Механизм зачисления детей провинциальных дворян в военные учебные заведения в 1860-е гг. на конкретном примере выглядел следующим образом. В январе 1860 г. на имя губернского предводителя поступило прошение вдовы штабс-капитана А. Е. Искры с просьбой определить ее детей в учебные заведения. Заявление с сопроводительным письмом губернского предводителя было направлено губернатору. В письме указывалось, что "препровождаются документы сыновей штабе-капитанши Анны Егоровны Искры - Николая, Иосифа, Павла и дочери Александры для определения их в какие-либо учебные заведения на счет казны". В итоге вопрос об учебе положительно был решен лишь для Павла. Причем рассматривался он в Главном штабе по военно-учебным заведениям. Именно туда были направлены документы "малолетнего дворянина" Павла Искры для определения его в кадетский корпус¹⁵.

В данном случае губернский предводитель дворянства играл номинальную роль: он служил лишь в качестве связующего звена. Государство, как видно, в этот период из-за малочисленности учебных заведений порядок поступления в них строго контролировало.

Для большей гарантии успеха в получении искомой вакансии нередко требовалось, чтобы ходатайство в верхние эшелоны власти исходило от более или менее высокопоставленного лица. Для подписи прошений привлекались как близкие, так и дальние родственники, имевшие значительный вес в обществе. Так, прошение от 13 апреля 1860 г. на имя воронежского губернского предводителя дворянства о принятии Андрея Сиверского в кадетский корпус подписал его дядя генерал-майор Александр Сиверский¹⁶.

В 1870-е гг. реформы военно-учебных заведений способствовали тому, что при поступлении в военные гимназии в большей степени были востребованы, прежде всего, знания и способности дворянских детей, а не только рекомендательные письма высокопоставленных родственников. Прием в военные гимназии приобретал более демократический и открытый характер. Орловский губернский предводитель дворянства 11 мая 1872 г. в письме уездным предводителям, ссылаясь на директиву Главного управления военно-учебных заведений, отмечал, что для дворянских детей губернии выделено 19 вакансий, в том числе в Орловской им. Бахтина военной гимназии - 12 и в Московской военной прогимназии - 7 вакансий¹⁷.

В письме обращалось внимание на то, что к экзаменам в военной гимназии и прогимназии необходимо допускать "неограниченное число молодых людей при условии, чтобы все избранные для сего прибыли одновременно не позже 10 августа и чтобы... вместо не выдержавших экзамена... могли быть приняты тот час же другие кандидаты, удовлетворяющие всем условиям приема". Оперативность и гласность в решении вопросов, связанных с зачислением абитуриентов, объяснялись тем, что теперь право на поступление в учебные заведения данного ряда имели и другие сословия. На квоту, выделенную для детей дво-

рянского сословия для поступления в орловскую военную гимназию, уже на 11 мая 1872 г. на одно место претендовало три кандидата. Губернский предводитель, пытаясь разрядить напряженную ситуацию, которая могла возникнуть после экзамена в связи с непоступлением ряда претендентов, просил болховского уездного предводителя спросить у дворян, "не пожелает ли кто поместить сыновей своих пансионерами дворянства в военную прогимназию"¹⁸. Данное заявление свидетельствовало об их недостаточно высоком престиже. Впоследствии они были переименованы в военные школы и предназначались для учащихся, удаляемых из корпусов по малоспособности или из-за недостойного поведения¹⁹.

В конце XIX - начале XX в. стремление поместных дворян определить своих детей в кадетские корпуса еще больше усилилось. Но твердых правил их приема еще не было выработано: они неоднократно менялись. Например, в апреле 1905 г. на имя воронежского губернатора поступил циркуляр за подписью министра внутренних дел А. Г. Булыгина, переадресованный затем губернскому предводителю дворянства. В нем предписывалось, чтобы дворянское общество определило, "какой желателен порядок допущения кандидатов (в кадетские корпуса. - А. Ч.) к приему: по конкурсу или по старшинству именного списка" ²⁰.

Как видно, министерский циркуляр ориентировал дворянские общества при приеме детей в кадетские корпуса использовать два способа: один, наиболее трудный для детей, но наиболее оптимальный с точки зрения отбора самых подготовленных кандидатов, и второй, не имевший никакого отношения к проверке знаний, - на основе старшинства категорий родословных книг и года внесения в них. Среди кандидатов на зачисление в Воронежский Михайловский кадетский корпус в 1905 г. по выстроенной таким способом иерархии на первом месте стоял претендент, предки которого были занесены в родословную книгу в 1789 году. Остальные кандидаты на зачисление расположились в следующем порядке: 2-й - 1790 г., 3-й - 1832, 4-й - 1851, 5-й - 1857, 6-й - 1859, 7-й - 1862 год ²¹.

В практике отбора кандидатов на вакантные казенные места нередко использовался и метод жеребьевки, что в значительной мере обесценивало уровень подготовленности кандидатов, так как вопрос о приеме зависел от слепого случая. Это вызывало раздражение родителей, дети которых проиграли по жребию. Иногда в связи с этим возникала длительная переписка с родителями, у которых возникали подозрения о возможных злоупотреблениях при проведении жеребьевки. Направлялись объяснительные записки в Главное управление военно-учебных заведений.

В одной из них, направленной в Главное управление 29 марта 1905 г. воронежским губернским предводителем, сообщалось, что на "произведенной 17 марта сего года баллотировке малолетний Георгий Ермолаев получил неблагоприятный жребий, а потому в текущем году не может быть допущен к приему в кадетский корпус на казенное содержание". Впоследствии Главное управление затребовало справки с места службы отца поступавшего - подполковника М. Н. Ермолаева о размере его жалованья, столовых, квартирных²². То есть жребий не стал для родителей в данном случае убедительным аргументом в отказе желающим поступить в кадетский корпус.

В устранении недостатков, связанных с системой жеребьевки, важную роль сыграл приказ по военному ведомству от 12 августа 1906 г., в котором говорилось, что Военный совет, рассмотрев представление Главного управления военно-учебных заведений об изменении правил для приема в кадетские корпуса, журналом 13 июля 1906 г. предложил "отказаться от баллотировочной системы, заменив ее приемом малолетних на свободные вакансии в каждом корпусе отдельно по старшинству полученных на экзамене баллов"²³.

Главным вопросом, определявшим суть социального аспекта проблемы обучения дворянских детей, был вопрос материальной поддержки их родителей, которые из-за бедности не могли дать своим детям образование. В дворянское сообщество с просьбой помочь устроить своих сыновей в кадетские корпуса обращались обычно родители из неполных семей.

Показательно в этом плане то семейное и материально-бытовое положение, в котором находились кандидаты на поступление в кадетские корпуса. В мае 1905 г. воронежскому губернскому предводителю были представлены следующие кандидатуры. Михаил Гринёв. Мать умерла, у отца кроме него 7 человек детей, средств, кроме пенсии - 784 руб. в год, не имел. Георгий Чекрыжов. Мать в разводе с отцом. Кандидат фактически являлся полусиротой - без матери. Александр Толкунов. У отца 4 детей, имение заложено. Финансовые средства расстроены. Отец не служит, пенсии не получает. Иван Куликовский. Отец служит земским начальником в Острогожском уезде. 8 человек детей. Пенсии отец не получает²⁴.

Нередко родители, для того чтобы определить сына в кадетский корпус, жертвовали последним имуществом. Например, потомственный дворянин П. М. Ромашов в письме от 25 октября 1905 г. на имя воронежского губернского предводителя писал: "в прошлом году я ходатайствовал об определении моего сына Сергея Ромашова в Воронежский Михайловский кадетский корпус на дворянский счет, что мне не удалось. В настоящее время сын мой обучается в упомянутом корпусе своекоштным кадетом. На уплату за него я продал три десятины земли... дальнейшее его содержание для меня является крайне затруднительным. Прошу зачислить моего сына Сергея на следующий год на дворянский счет"²⁵.

В конце XIX - начале XX в. обнаружился большой разрыв между спросом на образовательные услуги и наличными учебными заведениями. Империя нуждалась в их расширении. Общественность в связи с этим выражала обеспокоенность, которая нередко переходила в раздражение. А. Н. Новиков, длительное время проработавший земским начальником в Тамбовской губернии, писал в 1899 г., что "частновладельческая жизнь улучшится, когда... возвысится образование землевладельцев, дворян... всех владеющих землею, когда университетов будет не 7, а 37, сельскохозяйственных институтов не 2, а 22, когда будет сеть средних и низших сельскохозяйственных школ..."²⁶.

Особенно острой в дворянской среде в конце XIX - начале XX в. была проблема женского образования. И хотя в Орловской и Тамбовской губерниях существовали Александровские женские институты, а в Курской - Николаевский сиротский институт благородных девиц, уже во второй половине XIX в., когда усиливалось стремление женщин получить образование, этих женских учебных заведений явно не хватало²⁷. В особенно тяжелом положении оказались воронежские дворяне: в губернии вообще не было женских учебных заведений. В 1860-е гг. многие из них вынуждены были обучать дочерей в Полтавском женском институте²⁸.

Однако позже, когда увеличился спрос на женское образование, а финансовые возможности дворянства стали сокращаться, усилилась тенденция обособления губернских дворянских обществ, в том плане, что находившиеся в той или иной губернии учебные заведения стали ориентироваться на прием учениц, прежде всего своей губернии. Дворянам других губерний становилось практически невозможным помещать туда своих детей, тем более на казенный счет. Курский губернский предводитель на этом основании 24 апреля 1892 г. в ответ на запрос дворянки М. А. Рышковой заявил, что при Николаевском сиротском институте благородных девиц стипендий не имеется, поэтому "прошение М. А. Рышковой об определении дочерей ее Марии и Софии не может быть удовлетворено"²⁹.

Позже практика, когда все вопросы, связанные с зачислением дворянских детей на учебу в женские заведения, решались предводителем дворянства, была закреплена в Положении об опекунском совете, Высочайше утвержденном 7 декабря 1898 года. В нем отмечалось, что заявления дворян об определении дочерей на казенное содержание должны поступать "не иначе как через предводителя дворянства". Здесь же указывалось, что в Орловском Александровском институте на казенное содержание принимаются дочери дворян Орловской губернии. Орловскому дворянству предоставлялось право замещать вакансии по своему выбору, как при общем приеме, так и среди курса. Бесплатная вакансия, учрежденная в Орловском Александровском институте предназначалась исключительно для дворян этой губернии. В Положении подчеркивалось, что в случае поступления ходатайств со стороны дворян других губерний о предоставлении им права, дарованного орловскому дворянству, таковое разрешается Главноуправляющим после предварительного обсуждения в опекунском совете³⁰.

Те, кто пытался более или менее справедливо распределить вакантные места, которые выделялись правительством, попадали в довольно затруднительное положение. В 1872 г. от имени императрицы в Орловский Александровский институт благородных девиц была выделена одна стипендия с условием, чтобы она была "предоставлена одной из бедных девиц Орловской губернии, преимущественно из сирот, по собственному выбору дворянства"³¹.

Для этой цели 19 мая 1872 г. орловское дворянство созвало чрезвычайное губернское собрание, которое пришло к выводу, что в данной ситуации единственно возможным способом обеспечить объективный подход к отбору кандидатуры на стипендию является метод последовательной жеребьевки. Было изготовлено по числу уездов в губернии 12 номеров для жеребьевки и 12 билетов с названием уездов, которые были разложены в двух ящиках. Затем номера и билеты одновременно вынимались из каждого ящика. В результате каждый уезд получил свой порядковый номер. Двойной метод жеребьевки позволял исключить возможные махинации.

В результате, Ливенский уезд получил право первым представить свою кандидатуру на стипендию из числа круглых сирот из среды беднейших дворян. Но таковой в Ливенском уезде не оказалось. Тогда право выдвигать свою кандидатуру перешло к Мценскому уезду. Но и здесь нужной кандидатуры не было выявлено. И только в Волховском уезде подходящая кандидатура была найдена.

После согласования она и была утверждена. Как писал орловский губернский предводитель руководству Александровского института, "осчастливлена жребием дочь коллежского секретаря Николая Михайловича Писаренко девица Татьяна". Волховскому уездному предводителю предписывалось "предложить родственникам девицы Писаренко о доставлении ее в институт непременно к 16 сего августа"³².

Очевидно, в данной ситуации метод жеребьевки, в отличие от случаев с определением претендентов на казенные вакансии в кадетском корпусе, был оправдан, так как здесь главным критерием, как и оговаривалось изначально, являлся уровень бедности, сиротство, а все другие параметры, в том числе уровень образовательной подготовки, в расчет не принимались. Этот метод придал выбору дворянского собрания определенную легитимность. Не случайно, что жалоб на результаты выборов в данном случае не поступало.

О большом количестве дворян, желающих дать образование своим дочерям, свидетельствуют их письма в предполагаемый к открытию в начале XX в. Ольгинский женский институт в Воронеже. В наиболее трудном положении, с точки зрения устройства своих детей в учебные заведения, оказались семьи дворян, проживавших на окраине империи и, прежде всего, на ее южных границах.

14 января 1902 г. к воронежскому губернскому предводителю обратился потомственный дворянин М. А. Кологривов, проживавший по адресу: Дзегам Закавказской железной дороги, Кедабекский медеплавильный завод Сименсов. "Узнав из газет об учреждении по Высочайшему повелению в г. Воронеже института благородных девиц, - писал он, - намереваюсь ходатайствовать о принятии на казенное воспитание в означенный институт двух дочерей моих (старших)"³³.

О себе он сообщал следующее: "Я бедный труженик (служу в бухгалтерии), обременен большой семьей: четверо детей, пятого похоронили в минувшем году. Загнан волею судеб в глухой уголок, весьма отдаленный от учебных центров. Положительно не имею возможности на получаемое содержание дать своим детям хотя какое-либо образование, так как здесь, в Кедабеке, кроме немецкой заводской (для мальчиков) и церковно-приходской (тоже для мальчиков) или даже поблизости, нет подходящих учебных заведений для девочек. Я уверен, что Вы поймёте, сколько огорчений доставляет мне этот вопрос..."³⁴.

Характерно, что не очень благоприятно чувствовали себя российские дворяне с точки зрения устройства своих детей в учебные заведения и на другом, более цивилизованном конце империи. Потомственный дворянин А. П. Кизельбат в письме из Риги 4 января 1902 г. также просил дать возможность устроить своих дочерей в предполагавшийся к открытию в Воронеже женский Ольгинский институт³⁵.

Из общего количества писем, полученных Воронежским губернским предводителем, более 80% составили письма многодетных вдов. Вдовы России даже в это относительно спокойное мирное время составляли довольно значительный процент среди населения страны. Именно их письма отличались своей эмоциональностью, чувством тоски и безысходности. Показательно в этом плане прошение Л. И. Грищук из г. Новочеркасска, датированное 6 апреля 1902 года. В нем сообщалось: "Узнав, что у Вас в Воронеже открылся Институт для бедных сирот из потомственных дворян, осмеливаюсь беспокоить Вас, Ваше Превосходительство, своею просьбою. Не отклоните ради Бога и всего Святого, ради Христова Воскресения. 12 лет как я вдова остаюсь с тремя детьми без всяких средств к существованию. Жила личным трудом, держала на квартире мальчиков. Этим и существовала. Здоровье растратила и сейчас больная, не способна к труду, страдаю припадками сердца. Хотела бы пристроить девочку, ей 1 мая будет 13 лет. Ради Бога и всего Святого помогите несчастной больной матери, заставите вечно молить о Вас Господа Бога... Примите сироту в институт, дайте в будущем вечный (так в тексте. - А. Ч.) кусок хлеба. Будьте отцом, со слезами, на коленях умоляю Вас, примите участие. Я несчастная, не имею, кто бы мог помочь мне. Одна надежда на Ваше Превосходительство"³⁶.

Определенную часть, около 10%, составляли просьбы о помещении своих дочерей в институт от обедневших потомственных дворян древних родов. В их письмах, хотя и содержались просительные ноты, но в большей степени делался акцент на заслуги своих предков, и в ряде случаев просители становились также в позу хотя и бедного, но гордого человека. 23 октября 1904 г. В. Я. Бедряга писал: "вновь обращаюсь к Вашему Превосходительству. Смею надеяться, что Вы снизойдете к просьбе потомка старейших дворян Воронежской губернии, не имеющему буквально никаких средств не только для воспитания дочери, но и необходимейших средств к жалкому существованию, так как... к службе не способен, милостыни же просить не способен, да и по своей болезни не могу"³⁷.

4 марта 1905 г. он пишет третье письмо, уже в строго официальном тоне: "Невольно приходится мне Вас беспокоить настоящим письмом, так как на форменно-поданную Вам просьбу Вы не потрудились сделать какое-либо рас-

поряжение об уведомлении меня о результатах, а потому... имею честь покорнейше просить Вас приказать меня известить о том, может ли быть принята моя дочь в институт на счет Воронежского Дворянства или нет? Я, как сообщал, принадлежу к одной из старейших дворянских Фамилий Воронежской губернии, но обедневший и не имеющий средств воспитать свою дочь на свой счет"³⁸.

Сохранилось более двух десятков писем от дворян, адресованных воронежскому губернскому предводителю из разных концов империи, написанных в период с 4 октября 1902 г. по 12 июня 1906 г., с просьбой об определении их дочерей в намечавшийся к открытию в Воронеже институт благородных девиц³⁹.

Идея создания в Воронеже Ольгинского института стала получать конкретное воплощение после того, как на всеподданнейшем отчете воронежского губернатора за 1899 г. против того листа отчета, где указывалась необходимость учреждения в Воронеже института благородных девиц, император написал: "Вниманию графа Протасова-Бахметева"⁴⁰.

После этого главноуправляющий собственной Его императорского Величества канцелярии по учреждениям императрицы Марии граф Протасов-Бахметев обратился к министру финансов об ассигновании из государственного казначейства средств, необходимых на строительство и содержание Воронежского института благородных девиц. Статс-секретарь СЮ. Витте уведомил, что по данному вопросу "с его стороны не встречается препятствий"⁴¹.

Затем граф Протасов-Бахметев связался с воронежским губернатором и предводителем дворянства по вопросу об определении наиболее удобного места для намечаемого строительства. Характерно, что при этом ставилось условие, чтобы предполагаемая территория позволяла разместить не только учебный корпус и жилые помещения на 250 учащихся со всеми службами, но и сад. Последнее требование весьма примечательно: наличие свободного пространства, в данном случае в виде сада, - важнейшее санитарно-гигиеническое требование для сохранения здоровья воспитанников.

Дворянское собрание в декабре 1901 г. рассмотрело 6 вариантов месторасположений под будущее строительство. Среди них: казенная земля, находившаяся в ведении Министерства земледелия и государственных имуществ; земля, принадлежавшая наследникам фон Бринкман, которая продавалась по 15 тыс. руб. за десятину; надельная земля общества крестьян слободы Ямской, из которой могло быть отведено для института 4 - 5 десятин в местности, прилегавшей к городу. Крестьянское общество приговором от 22 июня 1901 г. постановило уступить землю бесплатно или за вознаграждение, соответствующее сумме выкупного долга; земельный участок, принадлежавший г. Воронежу, из которого, согласно постановлению Воронежской городской думы, могло быть отведено для постройки института от 3 - 4 десятин бесплатно; усадьба, расположенная в Воронеже, принадлежавшая военному ведомству, на которой размещались вещевые склады. В усадьбе имелся сад, большой каменный дом, каменные постройки, приспособленные для склада. Условия передачи усадьбы под строительство института были согласованы с Военным министерством; участок земли, принадлежащий дочери генерал-майора Е. Д. Ермоловой с лесом и покосом, расположенный возле слободы Чижовки за 7 тыс. руб. за весь участок - 5 десятин⁴².

Обсуждение приняло бурный характер. Учитывались как предстоящие затраты, так и удобства расположения земельных участков, наличие уже имевшихся построек, подведенных коммуникаций, обустроенной инфраструктуры и др. Определенное влияние на принятие решения имело заключение комиссии, работавшей в августе 1901 года. Ее возглавил прибывший в Воронеж граф Протасов-Бахметев. С ним приехали инспекторы по медицинской и строитель-

ной части. В состав комиссии вошли губернский предводитель дворянства и представители губернского правления. Протасов-Бахметев лично ознакомился со всеми предполагаемыми местами строительства⁴³.

В конечном счете собрание предводителей и депутатов дворянства признало, что "место, занимаемое вещевым складом интендантского ведомства [является] наиболее соответствующим по своему положению и удобствам значению, учреждаемому в Воронеже женскому институту"⁴⁴.

Как видно, проблемы, которые возникли у дворянского сообщества и у благотворительных учреждений императрицы Марии в самом начале строительства института, разрешались на основе взаимодействия этих двух структур. Хотя, естественно, обе они выполняли волю императора, давшего добро на строительство.

Но судьба к данному начинанию не была благосклонной. Хотя в декабре 1901 г. на собрании предводителей и депутатов дворянства было официально объявлено об учреждении в Воронеже по именному Высочайшему указу института для благородных девиц, тем не менее, на заявлениях, которые поступали от дворян, желавших поместить своих детей в данный институт, даже датируемых 1902 г., стоит резолюция губернского предводителя: "сообщаю, что институт не открыт"⁴⁵.

Отдельные авторы замедление с открытием в Воронеже института благородных девиц объясняют бюрократическими проблемами⁴⁶. Но дело было не только в этом. К концу 1901 г. в Воронеже уже был построен на дворянские средства пансион-приют для девиц. Но так как в декабре 1901 г. в Воронеже, как уже отмечалось, по именному Высочайшему указу учреждался институт для благородных девиц, строительство которого намечалось финансировать за счет казны и благотворительных средств учреждений императрицы Марии, то дворянское собрание в декабре 1903 г. признало открытие пансион-приюта для девиц излишним, а уже построенное за дворянский счет здание было решено "обратить в пансион-приют для сыновей дворян Воронежской губернии, обучающихся в средних учебных заведениях гражданского ведомства"⁴⁷. Таким образом, в данном случае столкнулись интересы сословные и государственные. Кроме того, воронежское дворянство могло уже построенный пансион-приют для девиц приспособить для Ольгинского института и тем самым ускорить процесс его открытия. Но тогда становилось проблемным строительство здания для института благородных девиц на государственные средства, а это не отвечало интересам дворян.

Органы дворянского самоуправления, решая проблему воспитания и обучения детей, большое значение придавали тому, чтобы их дети во время учебы находились в пансионах, что позволяло сокращать расходы на их образование и обеспечивать за ними присмотр.

История создания пансион-приютов берет свое начало с того времени, когда в России в начале XVII в. возник западноевропейский тип школы, а при них бурсы - прообразы будущих пансионов. С середины XVIII в. пансионы, уже в том виде как они существовали в XIX - начале XX в., были созданы в С. -Петербурге (1747 г.), Москве (1755 г.), Казани (1788 г.). На пансионы большие надежды возлагала Екатерина II, полагавшая с их помощью вырастить "новую породу людей"⁴⁸.

Хотя это не удалось, тем не менее, уже в первой половине XIX в. у пансионов обнаружились ряд позитивных аспектов, на которые указывал в 1833 г. министр просвещения С. С. Уваров. "Доселе, - писал он, - дворяне приготовляли своих детей к высшему образованию посредством или домашнего воспитания или частных пансионов; но и тот и другой способ оказались недостаточными и неудобными; между тем гимназии оставались частью праздными,

а университеты наполнялись незрелыми к слушанию университетских лекций питомцами, которые не проходили однообразно через приуготовительное воспитание. В сем положении вещей Министерство народного просвещения, надеясь на содействие всех просвещенных дворян, нашло полезным открыть им возможность заводить под их глазами и под их собственным наблюдением пансионы, в коих за умеренную, с общего их согласия плату, могли бы они дать сыновьям приуготовительное образование, основанное на одних правилах и к одной цели стремящееся"⁴⁹.

В первой половине 30-х гг. XIX в. пансионы были созданы во всех губернских городах Центрального Черноземья, в том числе в Орле (1835 г.), Курске (1836 г.), Воронеже (1842 г.), Тамбове (1844 г.)⁵⁰.

В течение 20-х - 70-х гг. XIX в. основным документом, определяющим цель, характер и назначение пансионов, являлся Устав учебных заведений, принятый 8 декабря 1828 года. В параграфе 239 указывалось, что "дабы живущим в губерниях дворянам и чиновникам доставить прилично воспитывать детей своих без значительных на то издержек, учреждаются при гимназиях пансионы". В следующих 240 и 253 параграфах раскрывался механизм финансирования пансионов. В частности, указывалось, что финансовые средства пансионов формируются за счет "добровольно делаемых для сего приношений и от устанавливаемой за воспитанников платы". Кроме этого, часть расходов брало на себя государство. "Для доставления приличного воспитания детям бедных заслуженных родителей из дворян и чиновников Министерство народного просвещения ходатайствует об отпуске ежегодно из государственного казначейства некоторой суммы на содержание в каждом пансионе до 7 воспитанников"⁵¹.

В данном случае совершенно ясно, что основная нагрузка по содержанию детей в пансионах ложилась на дворянское сообщество, которому предстояло на основе добровольных взносов создавать капитал на эти цели. Этот капитал сыграл исключительно важную роль в подготовке малообеспеченных детей. Пансионы, как отмечалось в записке Департамента Народного просвещения от 3 июля 1864 г., способствовали привлечению в гимназии детей дворян, "прежде чуждавшихся этих заведений, как предназначенных для обучения детей всех сословий"⁵².

В то же время формирование дворянского капитала на эти цели проходило с большими трудностями. В упоминавшейся выше записке Департамента Народного просвещения отмечалось, что недоимки за дворянским сословием по взносам за содержание детей в гимназиях особенно выросли после отмены крепостного права и составили в целом по стране 70 333 рубля. Среди задолжников в наибольшей степени выделялись Ярославская и Новгородская губернии⁵³.

Правительство и лично император Александр II неоднократно обращали внимание дворянских самоуправлений на активизацию их деятельности по организации воспитания дворянской молодежи. Показателен следующий факт. 15 апреля 1879 г. курский губернский предводитель Н. И. Богданов в письме губернатору сообщал, что 13 апреля 1879 г. во время следования через Курск "государь-император изволил выйти из вагона и при представлении подать мне руку... Я был удостоен приема в вагоне и имел счастье лично поднести адрес Его Величеству, причем он удостоил меня самым милостивым приемом. Его Величество потом изволили присовокупить: надо, чтобы дворянство обратило особое внимание на воспитание молодежи"⁵⁴.

В системе дворянского самоуправления в Центрально-Черноземных губерниях проблема сбора средств с дворян на содержание пансионов стояла довольно остро. В этом плане характерна та нервно-напряженная переписка, которая велась в начале 1870-х гг. по данному вопросу между орловским губернским и болховским уездным предводителями. 25 января 1872 г. первый из них

напомнил последнему, что орловское дворянство в декабре 1871 г. постановило о пожертвовании на предстоящее трехлетие суммы из доходов с дворянских имений на содержание при орловской губернской гимназии пансиона на 12 дворянских воспитанников. В письме специально оговаривалось (возможно, для тех, кто был не согласен с таким решением собрания), что А. Е. Тимашев - министр внутренних дел - уже подтвердил данное постановление. В заключение письма уездному предводителю предлагалось "сделать распоряжение о сборе на сказанные предметы суммы и высылке таковой в дирекцию училища Орловской губернии"⁵⁵.

В связи с тем, что уездный предводитель должным образом не отреагировал на указанное письмо, менее чем через месяц - 9 февраля 1872 г. - губернский предводитель направляет ему вторичное письмо. В нем уже дается обстоятельная мотивация необходимости срочной уплаты дворянами долга гимназии. "Неаккуратное в последние годы поступление дворянских пожертвований вынуждало начальство пансиона ежегодно затрачивать на текущие расходы по частям принадлежащую заведению запасную сумму. Но, наконец, и эта сумма истощилась. Несмотря на неоднократные просьбы г. Директора Училища к Вам о скорейшей высылке недоимок, которых к 1 декабря 1871 г. числилось за дворянами Волховского уезда в количестве 1023 руб., - недоимка эта по сие время не уплачена". Губернский предводитель в категорической форме потребовал, чтобы были приняты строгие меры "к безотлагательному взысканию с гг. дворян... сказанной недоимки и высылке денег в дирекцию училища Орловской губернии"⁵⁶.

Судя по приведенному документу, уездные предводители непосредственно сами, минуя губернские структуры самоуправления, сносились с дирекцией гимназии и уплачивали ей полагавшиеся суммы. Дирекция гимназии подробного отчета об использовании полученных средств не представляла. Например, тамбовскому губернскому предводителю дворянства 22 января 1877 г. была представлена расписка члена совета Тамбовского Александровского института благородных девиц о том, что "присланные деньги одна тысяча руб. за содержание в институте пансионерок дворянства Тамбовской губернии в Совете получены"⁵⁷.

О целевом расходовании денег документов не выявлено. Правда, впоследствии, в частности, в письме от 22 февраля 1883 г. дирекция тамбовского института благородных девиц приводит некоторые данные о характере использования полученных дворянских средств. В документе, например, сообщается, что из содержащихся в институте от дворянства губернии 42 девиц, 14 обеспечиваются на проценты от неприкосновенного капитала в сумме 52 988 руб., 12 - на ежегодно вносимый капитал, составляющий 5903 руб., а остальные 16 девиц - за счет платы, вносимой дворянским сообществом в сумме 10 713 руб. в год⁵⁸.

Отсутствие регулярной отчетности, прозрачности в финансовых взаимоотношениях между самоуправлением и государственными структурами, в данном случае учебными заведениями, создавало повод для конфликтных ситуаций, замедляло процесс формирования механизма перевода частных сословных интересов на язык общегосударственных проблем. Данные факторы порождали ситуацию когда "одни просят - другие не дают". Большинство дворянских собраний как в Центрально-Черноземных губерниях, так и в целом по стране полагало, что сборы с дворян на содержание детей в пансионах являются для дворян слишком обременительными, и просило, чтобы часть расходов на эти цели взяло на себя государство. Например, воронежское дворянство в поданном 20 декабря 1897 г. адресе императору выражало надежду "увидеть способы облегчения образования своих детей"⁵⁹. Ряд депутатов орловского дворянского

собрания полагали, что государство должно взять на себя обязательство создать для дворянских детей особые учебные заведения⁶⁰.

Новый этап в деятельности дворянских пансионов начался с 1899 года. 25 мая этого года последовало Высочайшее утверждение мнения Государственного Совета, который в соединенных Департаментах государственных Экономий, Законов и Гражданских и Духовных дел в общем собрании, рассмотрев внесенные по Высочайшему повелению журналы учрежденного Особого Совещания по делам дворянского сословия по вопросу о воспитании и образовании дворянского юношества, "мнением положил" предоставить дворянским обществам учреждать пансион-приюты на совершенно новых условиях. По заявлению московского губернского предводителя П. А. Трубецкого, "Высочайшим повелением 25 мая 1899 г. за пансион-приютами, преследовавшими ранее сословно-филантропические задачи, признано было сословно-государственное значение, и правительство пришло на помощь материальной поддержкой тем дворянам, которые согласились подчинить прием воспитанников указанным в этом законе условиям"⁶¹.

В то же время данный закон (для краткости, в печати он назывался "закон 25 мая 1899 г.") всех ожиданий дворянства не оправдал. Дворяне, в частности, не получили никаких новых, специально-дворянских школ: их дети должны были учиться с детьми других сословий. Дворянство не могло рассчитывать на полное финансирование государством пансион-приютов. Сумма выделенных государством средств на их устройство зависела от пожертвований, которые считало нужным определять дворянство; государственное пособие (кроме единовременного вложения на первоначальное обустройство пансиона) не могло превышать тех средств, которые дворянство сочло необходимым выделить на содержание пансион-приюта. Таким образом, государство и сословие в данном случае выступали как равноправные и заинтересованные партнеры в общем деле - воспитании подрастающего поколения.

На пансион-приюты возлагались две главные задачи: создать детям более или менее нормальные материально-бытовые условия для проживания в городе на время учебы и обеспечить над ними учебно-воспитательный контроль. Принимаемые в пансион-приюты воспитанники получали квартиру, стол, одежду, белье, обувь, учебные книги и пособия. Они обязаны были подчиняться "воспитательному надзору начальника пансион-приюта и его помощников и в случае необходимости пользоваться содействием и указаниями сих лиц в своих учебных и внеклассных занятиях"⁶².

Пансион-приюты управлялись особо от учебных заведений, и в каждом из них могли быть приняты воспитанники различных учебных заведений (гимназии, реальные училища, прогимназии и т.д.). Высший надзор осуществлялся Министерством народного просвещения, на местах его деятельность контролировалась попечителями местного учебного округа. Общая ответственность за состояние дел в пансион-приютах возлагалась на те дворянские структуры самоуправления, которые их открывали⁶³.

Система управления подобными приютами в среднем звене, их внутренний распорядок определялись примерными уставами, которые разрабатывались дворянским сообществом. Характерно, что в уставах четко прослеживается тенденция дворянских органов самоуправления активно влиять на воспитательный процесс в пансион-приютах и в определенной мере на учебный, в тех заведениях, где учились дети дворян. Данная тенденция наглядно проявилась в усилении роли Совета воспитателей пансионов, который возглавлял губернский предводитель дворянства. В состав Совета входили инспектор, воспитатель и три лица, избранные губернским дворянским собранием. Собирался Совет не реже одного раза в месяц.

В его обязанности входило: устройство внутреннего распорядка в пансион-приюте, распределение обязанностей между воспитателями, подбор книг и учебных пособий для библиотеки из числа одобренных духовным ведомством и Министерством просвещения. Совет принимал меры к исправлению нравственно-испорченных воспитанников, представлял собранию предводителей и депутатов по делам пансион-приютов подлежащих исключению из заведения воспитанников с указанием как причины исключения, так и принятых прежде мер к их исправлению; вел особую книгу, в которую в алфавитном порядке были внесены все воспитанники и каждому из них ежемесячно выставлялись оценки за поведение; аттестовал работу воспитателей, в случае необходимости изменял ранее принятые для них инструкции; утверждал ежегодный учебно-воспитательный отчет пансион-приюта⁶⁴.

Влияние дворянского сообщества на учебно-воспитательный процесс в пансионах не ограничивалось активным функционированием Советов. В структуре дворянского самоуправления было создано еще одно специальное подразделение, которое занималось делами приютов. Таким учреждением было "собрание предводителей и депутатов по делам пансион-приютов", которое, как и Совет, работало под председательством губернского предводителя дворянства. В его состав кроме уездных предводителей и депутатов входили инспектор пансион-приюта и другие лица, в том числе пожертвовавшие на приют денежные суммы⁶⁵.

Собрания обычно проводились в январе - для проверки отчетов пансион-приютов и в августе - для рассмотрения заявлений желающих туда поступить, а также для утверждения сметы на предстоящий учебный год. На них, в частности, решалось, кто из подавших заявление имеет право быть принятым на бесплатной основе, кто должен оплатить половину требуемой суммы и кто - заплатить полностью, то есть быть своекоштным. Кроме этого на собраниях производились выборы инспектора, воспитателей, врача, решался вопрос о поощрении их за работу, в том числе представлении к наградам, выбиралась ревизионная комиссия и рассматривались ее отчеты, утверждались сметы, готовились отчеты губернскому дворянскому собранию о состоянии пансион-приютов и их нуждах⁶⁶.

Стремясь сопроводить своим влиянием и послепансионное образование и воспитание дворян, некоторые предводители поднимали вопрос о том, чтобы директора приютов входили в Советы тех учебных заведений, в которых обучались их воспитанники. Усилением контроля за деятельностью пансион-приютов дворянское сообщество пыталось достигнуть высшей, с их точки зрения, цели - "воспитания в духовной жизни подрастающих юношей в отсутствие нравственного влияния своей семьи"⁶⁷.

Довольно сложным, вызывавшим неоднозначную оценку в обществе был вопрос о том, по каким критериям принимать дворянских детей в пансион-приюты. Согласно указанному выше закону, туда в первую очередь должны были приниматься сыновья тех, внесенных в дворянскую родословную книгу губернии дворян, которые занимали должности, замещаемые по выборам дворянства или земства, а также по крестьянским учреждениям, или оставили указанные должности, прослужив в них не менее 9 лет. "За удовлетворением поименованных лиц, - указывалось далее в законе, - означенное преимущество принадлежит сыновьям недостаточных членов дворянского общества, проживающих в своих имениях и занимающихся сельским хозяйством"⁶⁸.

Законодатель, в данном случае, предоставляя преимущества детям, чьи родители длительное время находились на службе по выборам дворянства, исходил из того, что некоторые выборные должности, как, например, предводителей, исполнялись безвозмездно, а потому преимущество при приеме их детей в пансион-приюты являлось компенсацией за их бесплатный труд.

В то же время "Вестник Европы", в целом положительно оценивая данный закон, который, по его мнению, позволяет "увеличить число образованных людей в среде дворянства" и поэтому "бесполезным его... нельзя... назвать", полагал, что было бы "более справедливо, если бы бесплатное содержание детей в пансион-приюте обусловливалось... недостаточностью средств родителей. Для освобождения от платы сыновей дворянина, живущего исключительно на доходы с своего небольшого хозяйства и обремененного многочисленною семьею, представляется гораздо больше оснований, чем для освобождения от нее единственного сына предводителя дворянства..."⁶⁹.

Следует отметить, что процесс и строительства зданий, и вообще формирования пансион-приютов как учебно-воспитательных учреждений, происходил долго и трудно. 24 октября 1902 г. товарищ министра внутренних дел П. Н. Дурново направил губернским предводителям дворянства предписание, в котором отмечалось, что сразу же после принятия закона от 25 мая 1899 г., предоставившего дворянским обществам возможность учреждать пансион-приюты с пособием от казны, ходатайства по данному предмету были возбуждены дворянами многих губерний, и хотя часть ходатайств уже разрешена, но разрешение многих из них "нередко затягивается на весьма продолжительное время, достигающее двух и более лет"⁷⁰.

В Центральном Черноземье здания для пансионов предстояло построить только в Орловской и Тамбовской губерниях. В Воронежской и Курской они уже имелись. Для строительства пансион-приюта в Орловской губернии намечалось израсходовать 141 970 руб., в Тамбовской - 190 тыс. рублей⁷¹.

Определяя причины задержки строительства, Дурново указывал на то, что проекты и сметы на устройство пансион-приютов составляются "без соображения о соблюдении необходимой экономии". При этом обращалось внимание на указание министра финансов "о полной невозможности отпуска от казны на постройки и обзаведение пансион-приютов более 150 тыс. руб.". Но так как дворянские общества не соблюдали указанного лимита, то их проекты "по несколько раз возвращаются их предводителям для переработки и затем вновь входят на рассмотрение центральных учреждений министерства народного просвещения и внутренних дел. От этого происходит крайне нежелательная потеря времени, а также непроизводительная трата денежных средств дворянских обществ и предводителей", - говорилось в предписании⁷².

Впоследствии была разработана специальная программа для составления проектов постройки пансион-приютов для детей дворян. В этой программе, подписанной министром народного просвещения генерал-адьютантом П. С. Ванновским, содержались подробные указания и расчеты характера и типа предполагаемого сооружения. В частности, указывалось, что здание должно быть каменное, не выше трех этажей. При здании необходимо иметь свободный чистый двор или сад для прогулок и игр воспитанников, а также особо огороженный хозяйственный двор, на котором размещаются прачечные, бани, конюшни, сарай и другие хозяйственные постройки.

В главном здании размещались: сени, вестибюль с местом для верхней одежды, кухня, столовая, спальни, классные комнаты, библиотека, рекреационный зал, он же гимнастический, аптека, квартира директора, квартиры воспитателей. Спальни должны были располагаться в верхнем этаже, а классы на первом. Отделка фасада должна быть простой, без излишних украшений. Все перечисленные помещения были приведены с указанием площадей и объемов. Давались санитарные нормы на каждого воспитанника по кубатуре воздуха, освещенности и другим показателям⁷³. Программа для составления проектов постройки пансионов, в которой содержался необходимый минимум санитарных норм, позволяла дворянскому сообществу ускорить процесс строительства пансион-приютов.

Их строительство в Центрально-Черноземных губерниях происходило по-разному. Например, в Курской губернии к моменту выхода закона 25 мая 1899 г. Александровско-Николаевский пансион-приют уже располагался при дворянском доме. Курский пансион-приют наряду с Петрово-Александровским в Москве, Саратовским и Калужским пользовался значительным авторитетом в дворянской среде⁷⁴. Строить специальное здание на основе закона 25 мая 1899 г., как уже отмечалось, Курскому дворянству не пришлось. Не пришлось его строить и Воронежскому дворянству, так как для пансион-приюта предназначалось уже построенное ранее здание для благородных девиц.

В Тамбовской губернии, где здание строилось на основании закона 25 мая 1899 г., по указанию губернского предводителя дворянства был проведен сбор сведений о том, сколько дворянских детей учится вдали от семьи, проживая на частных квартирах. На данный запрос директор тамбовской гимназии 25 ноября 1899 г. ответил, что "в настоящее время во вверенной мне гимназии состоит 16 учеников из потомственных дворян Тамбовской губернии, которые проживают не в семьях своих родителей". Директор тамбовского реального училища доносил, что из обучавшихся 25 детей потомственных дворян губернии 17 живут с родителями, а 8 на квартирах. Из Елатомской гимназии сообщалось, что на квартирах живут 13 учащихся из дворян. В Моршанском реальном училище обучался один ученик из данного сословия. Таким образом, уже в 1899 г. в Тамбовской губернии 38 учащихся из числа дворян нуждались в пансион-приютах. Исходя из этого, дворянство губернии пришло к выводу, что оптимальная численность воспитанников будущего пансион-приюта должна составлять 50 человек⁷⁵.

Новые здания пансион-приютов на основе закона 25 мая 1899 г. по данным на январь 1902 г. строились в целом ряде губерний империи, в том числе в Тамбовской и Орловской. Среднее число их воспитанников, за исключением Тульской губернии, составляло около 50 человек. Расходы на постройку зданий, первоначальное устройство приютов и ежегодное содержание воспитанников было особенно значительно в этой губернии. Из Центрально-Черноземных губерний особенно большие затраты на постройку здания пансион-приюта были у Тамбовского дворянства. Естественно, что данное обстоятельство не могло не вызвать беспокойства у правительства: сможет ли дворянство губернии собрать необходимые средства на покрытие указанных расходов. Хотя на губернском дворянском собрании в январе 1900 г. подробно рассматривались все вопросы, связанные с финансированием пансиона, в том числе был заслушан по данному вопросу специальный доклад комиссии, которую возглавлял П. П. Сущинский, тем не менее, 28 февраля 1900 г. Департамент общих дел направил запрос губернатору: "установить, было ли составлено Тамбовским дворянством постановление о складке для покрытия половины издержек, исчисленных в смете по содержанию пансион-приюта"⁷⁶.

Из дворянских пансионов наиболее эффективно функционировал Курский Александровско-Николаевский. Если в 1903 г. в нем было 30 воспитанников, и затраты на их содержание составляли 12 тыс. руб., то уже с 1908 по 1915 г. там ежегодно находилось по 95 воспитанников. Возрастали расходы на его содержание. В 1908 г. они составили 23 442 руб., а в 1915 г. - 40 927 рублей⁷⁷.

Учить своих детей могли позволить себе только состоятельные родители, и здесь социальная взаимопомощь дворянского сословия была особенно необходима. Ее реализация стала возможной, прежде всего, благодаря дворянской структуре самоуправления. Именно в ее рамках удавалось решать те проблемы социальной взаимопомощи, которые в одиночку преодолеть было практически невозможно. На дворянских собраниях, в специально созданных комиссиях разрабатывались и утверждались способы материальной поддержки.

Обращение дворян за помощью в земские структуры, как правило, не практиковалось, очевидно, в связи с тем, что у дворян были свои структуры взаимопомощи. Тем не менее, были исключения. Например, в декабре 1900 г. землевладелец Обоянского уезда дворянин Н. Н. Россинский подал в Обоянское очередное уездное земское собрание прошение следующего содержания: "Будучи обременен семьею и нуждаясь в материальных средствах, я покорнейше прошу собрание прийти мне на помощь в воспитании сына моего Сергея в Белгородской гимназии и назначить ему стипендию в сумме, какую найдет собрание возможной"⁷⁸.

Главным и основным источником помощи учащимся были складки, за счет которых формировался стипендиальный фонд для учащихся. Формирование таких складок проходило всегда сложно. Тем не менее, под давлением общественности они играли важную роль на всем протяжении исследуемого периода в организации помощи в обучении детей дворянского сословия. Дворянские собрания совершенствовали способы накопления стипендиального фонда. В Тамбовской губернии самоуправление пошло по пути его формирования путем процентных отчислений с каждых 10 тыс. руб., вложенного в банки капитала. На 1 января 1900 г. сумма данного капитала составляла 31 500 рублей. Проценты с нее должны были обеспечить стипендиями трех студентов⁷⁹. В Курской губернии в 1903 г. на выдачу стипендий детям бедных дворян для получения образования в высших и средних учебных заведениях дворянским сообществом было выделено 1771 рублей. В 1908 г. на эти цели выделялось уже 6055 руб., кроме того, было внесено в учебные заведения на обучение бедных дворян 950 рублей. В 1914 г. расходы соответственно составили 4867 и 2391 рублей⁸⁰.

В Орловской губернии, как сообщал в апреле 1902 г. в департамент народного просвещения попечитель Московского учебного округа П. Петраков, каждый уездный предводитель губернии ежегодно вносит в Орловскую гимназию 350 руб. на содержание гимназического пансиона. На эти средства в пансионе воспитываются именные стипендиаты от дворянства уезда. Представители других сословий вносили за обучение одного воспитанника 300 рублей. Такая переплата дворянским сословием, как отмечал попечитель, "составляла проявление того участия Орловского дворянства по отношению к орловской гимназии, на основании которого дворянство пользуется правом избрания из своей среды почетного попечителя"⁸¹.

До самого конца XIX в. все попытки дворянских органов самоуправления обратиться за дополнительной помощью к государственным структурам на устройство пансион-приютов обычно завершались отказом. На подобный запрос Рыльского уездного предводителя в октябре 1892 г. руководство Харьковского учебного округа ответило, что "министерство не располагает никакими средствами для материального содействия открытию и содержанию пансионов... со стороны учебного ведомства могла бы быть оказана некоторая денежная помощь лишь ассигнованием небольшой суммы"⁸². Только закон 25 мая 1899 г. позволил довольно ощутимо усилить государственную помощь обедневшим слоям дворянства в обучении ими своих детей. В соответствии с этим законом было учреждено более 400 стипендий для детей бедных дворян, изъявивших желание определить своих детей в кадетские корпуса. В том числе по Центрально-Черноземным губерниям: в Воронежской - 60, Орловской - 47, Тамбовской - 38, Курской - 20⁸³.

Для определенной части бедных детей возможность получить образование стала реальной благодаря благотворительной помощи состоятельных людей из дворянского сословия. В марте 1870 г. действительный статский советник Е. Д. Нарышкин пожертвовал капитал в сумме 250 тыс. на устройство, содержание и

стипендии учащимся института в Тамбове⁸⁴. В 1860-е гг. многие обедневшие дворяне в Орловской губернии воспользовались Высочайше утвержденными стипендиями имени графа Н. В. Левашова⁸⁵.

Именно дворянское сословие одним из первых во второй половине XIX в. осознало важность и необходимость вложения благотворительных капиталов в дело образования⁸⁶.

В качестве благотворителей в случае обучения детей в дворянских корпусах, как правило, выступали крупные военные чины, а после их смерти - их вдовы. Только по Орловской губернии, по данным на 1896 г., среди них были следующие лица. Генерал-лейтенант Сотников завещал свой капитал на стипендии всем воспитанникам из рода Сотниковых, а в том случае, если их будет недостаточно, то "детям беднейших дворян Орловской губернии, сколько дозволят средства". Вдова ротмистра княгиня Голицына учредила стипендию имени князя Сергея Николаевича Голицына, жена майора Охотникова в интернате Орловского имени Бахтина кадетского корпуса - одну стипендию имени императора Александра II. Дворянство Мценского уезда в интернате Орловского имени Бахтина кадетского корпуса также учредило одну стипендию имени императора Александра II. Кроме того, дворянское самоуправление Мценского уезда, отдавая дань памяти безвременно скончавшемуся на служебном посту уездному предводителю Александру Аркадьевичу Тимирязеву, учредило в этом же корпусе стипендию его имени⁸⁷.

В экстренных случаях, когда срочно требовались средства на непредвиденные расходы, дворянскому самоуправлению приходилось идти на такой шаг, как обращение к правительству за разрешением более расширенно толковать формулировки благотворительного завещания, в том плане, чтобы было позволено определенные данным документом денежные средства употребить не только на указанные в завещании, но и на сопутствующие цели. 28 ноября 1913 г. курский губернский предводитель по поручению дворянского собрания обратился к председателю Совета министров с заявлением "о расширении воли Ю. С. Хитрово в том смысле, чтобы доходы с ее имения могли быть употреблены не только, как завещала дарительница, на устройство богадельни, но и на содержание при ней детского приюта по призрению и обучению девочек-сирот, в чем испытывается, - подчеркивалось в ходатайстве, - острая нужда"⁸⁸.

В целом следует сказать, что в сфере образования детей дворянское сословное самоуправление и правительственные структуры нашли наибольшее взаимопонимание. Соединение государственной и общественной инициативы в этой сфере социального взаимодействия позволило учесть с одной стороны личный интерес дворянского сословия, стремившегося дать детям образование, прежде всего военное, а с другой стороны - заинтересованность государства иметь приток квалифицированных кадров, в том числе в армию. Взаимодействие государства и общественного дворянского самоуправления способствовало мобилизации дворянством своих внутренних ресурсов на финансирование системы образования, значительная часть которого осуществлялась на основе благотворительности.

Благодаря этому среди ученых-дворян, внесших существенный вклад в науку, были представители не только высокопоставленных семей, но и обедневших дворянских родов из глубокой провинции, как, например, И. В. Мичурин, С. И. Мосин, А. Н. Лодыгин, Б. С. Стечкин, И. П. Минаев, А. С. Суворин, Н. Ф. Фёдоров.

Примечания

1. КОРЕЛИН А. П. Дворянство в пореформенной России. 1861 - 1904 гг. Состав, численность, корпоративная организация. М. 1979.

2. ЛАВИЦКАЯ М. И. Орловское потомственное дворянство второй половины XIX - начала XX веков. Орел. 2006; БАРИНОВА Е. П. Российское дворянство в начале XX века: экономический статус и социо-культурный облик. М. 2008; ИВАНОВА Н. А., ЖЕЛТОВА В. П. Сословное общество Российской империи (XVIII - начало XIX века). М. 2010.

3. МУРАВЬЁВА О. С. Как воспитывали русского дворянина. М. 1995.

4. Цит. по: КОРФ С. А. Дорянство и его сословное самоуправление за столетие 1762 - 1855 гг. М. 1906, с. 289.

5. Государственный архив Воронежской области (ГАВО), ф. И-29, оп. 1, д. 1443, л. 24.

6. СОКОЛОВ А. Р. Благотворительность в России как механизм взаимодействия общества и государства (начало XVIII - конец XIX вв.). СПб. 2006, с. 508.

7. ГАВО, ф. И-29, оп. 1, д. 703, л. 16.

8. КОСТОМАРОВ Н. И. Автобиография. СПб. 1890, с. 10.

9. Цит. по: РЕПНИКОВ А. От Леонтьева до Сталина: консерватизм, социализм и либерализм. - Наш современник. 2005, N 10, с. 269.

10. ЗВЕРЕВ С. Е. Николай Дмитриевич Чертков, соорудитель и попечитель корпуса. Юбилейный сб. Михайловского Кадетского корпуса 1845 - 1895. Воронеж. 1898, с. 85.

11. ЛИТВИНОВА Т. Н. Дворянские сословные учреждения Воронежской губернии в последней четверти XVIII - первой половине XIX вв. Воронеж. 2010, с. 157.

12. САРАН А. Ю. Орловский Бахтина кадетский корпус. Собр. науч. трудов в 9 томах. Т. 4. Орел. 2008, с. 483.

13. Источники: РЕПИН Н. А. Историческая записка о корпусе. Юбилейный сб. Михайловского Кадетского корпуса, с. 10; АКИНЬШИН А. Н. Кадетский корпус Михайловский. Воронежская энциклопедия. Т. 1. Воронеж. 2008, с. 343; САРАН А. Ю. Ук. соч., с. 488.

14. ГАВО, ф. И-29, оп. 1, д. 103, л. 1 - 16, д. 1454, л. 1 - 30. (Подсчет автора).

15. Там же, д. 703, л. 6, 8.

16. Там же, л. 6.

17. Государственный архив Орловской области (ГАОО), ф. 725, оп. 1, д. 8, л. 29.

18. Там же, л. 29об., 30.

19. БРОКГАУЗ Ф. А., ЕФРОН И. А. Военно-учебные заведения. Энциклопедический словарь. Т. VI, с. 856.

20. ГАВО, ф. И-29, оп. 1, д. 1457, л. 67.

21. Там же, л. 108.

22. Там же, л. 62, 63.

23. Там же, д. 1494, л. 2.

24. Там же, д. 1457, л. 97 - 97об.

25. Там же, л. 1а.

26. НОВИКОВ А. Н. Записки земского начальника. СПб. 1899, с. 25.

27. Государственный архив Курской области (ГАКО), ф. 448, оп. 18, д. 1845, л. 222; ГАОО, ф. 725, оп. 1, д. 5, л. 2об.; Орел. Из века в век. Орел. 2003, с. 128.

28. ГАВО, ф. И-29, оп. 1, д. 704, л. 2.

29. ГАКО, ф. 448, оп. 18, д. 1845, л. 222.

30. Сборник законов о российском дворянстве. СПб. 1901, с. 324.

31. ГАОО, ф. 725, оп. 1, д. 8, л. 31.

32. Там же, л. 7.

33. ГАВО, ф. И-29, оп. 1, д. 1426, л. 3.

34. Там же, л. 4.

35. Там же, л. 1.

36. Там же, л. 11 - 12.

37. Там же, л. 16.

38. Там же, л. 18.

39. Там же, л. 1 - 22.

40. Там же, д. 1398, л. 58.

41. Там же.

42. Там же.

43. Там же, л. 59.

44. ГАВО, ф. И-29, оп. 1, д. 1426; д. 1393, л. 21.

45. Там же, д. 1446, л. 14.

46. См. БАРИНОВА Е. П. Ук. соч., с. 71.

47. ГАВО, ф. И-29, оп. 1, д. 1446, л. 1.

48. СИНИЦКИЙ Л. Пансион. Энциклопедический словарь. Т. 31. М. 1914, с. 106.

49. ГАКО, ф. 448, оп. 14, д. 2, л. 162.

50. Там же, л. 162об.

51. Там же, л. 2об.

52. Там же.

53. Там же, л. 157.

54. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 448, оп. 18, д. 1880, л. 53.

55. ГАОО, ф. 725, оп. 1, д. 8, л. 3.

56. Там же, л. 8 - 8а.

57. Государственный архив Тамбовской области (ГАТО), ф. 161, оп. 1, д. 7801, л. 8.

58. Там же, д. 8081а, л. 11 - 11об.

59. ГАВО, ф. И-29, оп. 1, д. 1396, л. 158.

60. Хроника. Внутреннее обозрение. - Вестник Европы. 1899, N 9, т. 5, с. 353.

61. ГАВО, ф. И-29, оп. 1, д. 1443, л. 9об.

62. Там же, д. 1396, л. 157.

63. Там же, д. 1443, л. 41.

64. Там же, л. 72 - 73.

65. Там же, л. 74.

66. Там же.

67. Там же, л. 9об. -10.

68. Там же, д. 1336, л. 157.

69. Хроника, с. 353.

70. ГАВО, ф. И-29, оп. 1, д. 1425, л. 3.

71. Там же, д. 1443, л. 31.

72. Там же, д. 1425, л. 3.

73. Там же, л. 4 - 7.

74. Сборник законов о российском дворянстве, с. 327.

75. ГАТО, ф. 161, оп. 1, д. 8860, л. 19, 20 - 22, 29.

76. Там же, л. 29.

77. ГАКО, оп. 1, д. 162, л. 19; Обзор Курской губернии за 1908 г. Курск. 1909, с 108; Обзор Курской губернии за 1915 г. Курск. 1916, с 68. (Подсчет автора).

78. Журнал заседаний XXXVI Очередного Обоянского уездного земского собрания за 1900 г. и Чрезвычайного за 17 февраля 1901 г. Курск. 1901, с. 233.

79. ГАТО, ф. 161, оп. 1, д. 8860, л. 33.

80. Обзор Курской губернии за 1908 г., с. 108; 1915 г., с. 68; ГАКО, ф. 4, оп. 1, д. 162, л. 19. (Подсчет автора).

81. РГИА, ф. 733, оп. 123, д. 2, л. 41об. -42а.

82. ГАКО, ф. 446, оп. 16, д. 1845, л. 267.

83. Сборник законов о российском дворянстве, с. 337.

84. Статистическое обозрение Российской империи. СПб. 1874, с. 299 - 300.

85. ГАОО, ф. 725, оп. 1, д. 5, л. 6.

86. Источник: СОКОЛОВ А. Р. Ук. соч., с. 542.

87. Сборник законов о российском дворянстве, с. 335.

88. РГИА, ф. 1282, оп. 2, д. 1335, л. 2.