Рейтинг
Порталус

РУССКОЕ ПРОСВЕТИТЕЛЬСТВО XVIII ВЕКА

Дата публикации: 24 декабря 2017
Автор(ы): А. Г. КУЗЬМИН
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ПЕДАГОГИКА
Номер публикации: №1514113116


А. Г. КУЗЬМИН, (c)

XVIII столетие называют "веком Просвещения". В литературе можно встретить разные толкования этого понятия - от чрезмерно широких, не связанных с конкретным социальным содержанием и временем, до узких, сводящих "Просвещение" к реформаторскому пути преобразования феодально-крепостнических отношений буржуазными1 . Такой разнобой явился результатом эволюции в понимании этого явления. Традиционное представление, идущее от И. Канта и Г. Гегеля, связывало с "веком Просвещения" вытеснение провиденциализма (объяснение событий волею провидения) и средневековой схоластики рационалистической идеологией2 . В марксистской литературе социальная природа Просвещения оценивается как буржуазная, антифеодальная идеология эпохи кризиса феодализма3 .

Развернутая характеристика просветительства дана в работе В. И. Ленина "От какого наследства мы отказываемся?", где он указал на три его черты: вражда к крепостничеству и его порождениям, защита просвещения и самоуправления, отстаивание интересов народных масс, главным образом крестьян4 . Но в этой работе оценивалось русское дореформенное и послереформенное просветительство во главе с А. И. Герценом и Н. Г. Чернышевским, которых позднее в марксистской литературе стали рассматривать особо, как революционеров-демократов. Естественно, что условия XVIII в. резко отличались от положения, существовавшего в России во второй половине XIX века. Как и все мировое Просвещение, русское просветительство проделало длительную эволюцию, распадаясь на различные направления - от умеренно рационалистических, в известном смысле консервативных, до революционно-демократических, уже не укладывавшихся полностью в рамки буржуазной идеологии.

Идеи Просвещения сложились не сразу, а их объективное содержание не всегда правильно осознавалось идеологами и современниками "века Просвещения". "И подобно тому, - замечал К. Маркс, - как в обыденной жизни проводят различие между тем, что человек думает и говорит о себе, и тем, что он есть и что он делает на самом деле, так тем более в исторических битвах следует проводить различие между фразами и иллюзиями партий и их действительной природой, их действительными интересами, между их представлением о себе и их реальной сущностью"5 . "Даже у философов, которые придали своим работам систематическую форму, как, например, у Спинозы, - пишет Маркс в другом месте, - действительное внутреннее строение его системы совершенно отлично ведь от формы, в которой он ее сознательно представил"6 . Просвещение повсюду ассоциировалось в XVIII в. с идеей "общего блага". На практике предполагаемое "благо" не было "общим", и в акцентах просветителей большую


1 Ср. "Проблемы русского Просвещения в литературе XVIII века". М. -Л. 1961, стр. 8 - 9, 324.

2 Ср. И. Кант. Сочинения. Т. V. М. 1966, стр. 308; Г. В. - Ф. Гегель. Сочинения. Т. XI. М. -Л. 1935, стр. 381 - 403, и др.

3 З. А. Каменский. Философские идеи русского Просвещения (деистическо- материалистическая школа). М. 1971, стр. 71 сл.

4 См. В. И. Ленин. ПСС. Т. 2, стр. 519.

5 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 8, стр. 145.

6 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 29, стр. 457.

стр. 106


или меньшую роль играли разные социальные слои. Но в целом для Просвещения характерно стремление к уравнению в правах разных сословий, что объективно вело к усилению позиций третьего сословия.

В настоящем очерке рассматривается мировоззрение ряда наиболее самобытных мыслителей, чья деятельность способствовала выработке просветительской идеологии в России. Критерием оценки вклада того или иного мыслителя в формирование просветительской идеологии может служить его отношение к церкви, политической системе, трудовым слоям населения (прежде всего к крестьянству).

Первые буржуазные революции прошли в Европе в XVI-XVII веках. И хотя эти революции не сокрушили здесь феодального здания, средневековье вынуждено было уступать одну позицию за другой. В новых условиях сам господствующий класс феодалов был заинтересован в ускоренном росте промышленного производства, которое, в свою очередь, требовало знания законов бытия и более рациональной организации самого производственного процесса как в чисто техническом, так и в социальном отношениях. Первым буржуазным революциям сопутствует философский эмпиризм и рационализм. С конца XVII в. в Западной Европе широко распространяется та система взглядов, которая позднее получает название "Просвещение". В отношении к религии - это был прежде всего деизм (рационалистическое течение, признававшее участие сверхъестественной силы только в качестве первотолчка, после чего действуют естественные законы). Возникновение государства английские мыслители Т. Гоббс (1588 - 1679 гг.) и Д. Локк (1632 - 1704 гг.) связывали с "общественным договором", то есть с соглашением людей без участия потусторонней силы. Теория общественного договора оставляла возможности самого различного отношения к существующим системам государственного устройства - от апологетики до полного их отрицания. Но во всех случаях требовалось рационалистическое осмысление общественного устройства. В противовес богоустановленным сословным различиям выдвигалась идея "равенства", которая в большинстве случаев сводилась к требованию равных возможностей в отношении владения собственностью. Замена принципа сословных привилегий бессословным правом владения частной собственностью и была тем отличительным моментом, который проявлял объективно буржуазную природу требований просветителей, что особенно четко сказалось в схемах французских просветителей XVIII в. - наиболее яркой страницы европейского Просвещения.

К XVIII в. Россия отставала от передовых европейских держав по уровню социально- экономического развития, что в известной мере сказывалось и на характере развития просветительской мысли. Немалое значение имели и специфические условия складывания и функционирования единого Русского государства (многовековая борьба за независимость)7 . Почти у всех мыслителей XVIII в. требование ограждения права частной собственности оправдывается соображениями государственной пользы. Даже просветитель конца XVIII - начала XIX в. И. П. Инин, положивший принцип собственности в основу своего мировоззрения, стремился соединить этот принцип с государственными интересами. "Собственность! - восклицал он, - священное право! душа общежития! источник законов! мать изобилия и удовольствий! Где ты уважена, где Ты неприкосновенна - там только благословенна страна, там только спокоен и благополучен гражданин". В его представлении "любовь к отечеству есть... алмазный щит"8 , и он постоянно возвращался к этому сюжету. Что касается революционно-демократического крыла просветительства в России, то оно не испытывало такого благоговения перед собственностью, учитывая и негативные стороны буржуазного развития Европы.

19 декабря 7208 г. (от "сотворения мира") был обнародован указ Петра I, согласно которому вводилось начало года с 1 января (вместо 1 сентября) и счет лет от "рождества Христова". На следующий день на Красной площади огласили новый указ царя: "О праздновании Нового года". 1 января 1700 г. считалось первым годом


7 Ср. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 19, стр. 405 - 406; А. Н. Сахаров. Исторические факторы образования русского абсолютизма. "История СССР", 1971, N 1, и др.

8 "Русские просветители (от Радищева до декабристов)". Т. 1. М. 1966, стр. 101.

стр. 107


нового столетия (на самом деле это был последний год XVII в.), и празднеству придавался особенно торжественный характер. Россия переходила на европейское время как раз с началом "века Просвещения". Поражение под Нарвой осенью 1700 г. ускорило проведение назревших реформ.

Основные этапы политической истории XVIII в. отражаются и в общественной мысли России. Реформы первой четверти XVIII столетия породили и "прожектеров" и защитников самобытной старины. Уже XVII век подготовил почву для преобразований и появления первых проектов государственных реформ. На это обстоятельство указал один из поборников преобразований и просвещения В. Н. Татищев. Достаточно сказать, что он сочувственно воспроизвел слова Якова Долгорукого, весьма скромно оценивавшего внутригосударственную деятельность Петра I по сравнению с его отцом Алексеем Михайловичем9 . Два столетия так тесно переплетались друг с другом, что было бы неверным вслед за самими участниками событий говорить о любом преобразовании однозначно положительно, а всякое противодействие этим преобразованиям осуждать как реакцию консервативных сил.

В XVII в. церковь сохраняет значительную силу, пытаясь (при патриархах Филарете и Никоне) возвыситься над светской властью. Но и в периоды кажущегося могущества церковь была не в состоянии предотвратить падение своего авторитета, утрату позиций даже в традиционных, гарантированных еще княжескими уставами сферах - в регламентации быта и морали. Именно в XVII в. просвещение не только выходит из монопольного владения церкви, но и начинает рассматриваться как известная противоположность ей. Существенно, что к светской культуре и знанию тянулся посад, причем, может быть, даже в большей степени, чем дворянство. Один из наиболее оригинальных мыслителей того времени И. Т. Посошков был как раз выходцем из третьего сословия.

И. Т. Посошков, по замечанию Б. И. Ераснобаева, "как бы олицетворяет собой связь времен - века XVII с веком XVIII"10 . Он жил с 1652 по 1726 год. Прадед Посошкова был крестьянином, дед и отец - ремесленниками-серебряниками (оставаясь непашенными крестьянами). Сам И. Т. Посошков числился денежным мастером и в качестве такового предложил новый денежный станок, а также был автором "Письма о денежном деле", которое до нас не дошло (составлено до 1701 г.). Дух преобразований захватил ремесленника, разбудив в нем и промышленника, и государственного человека - мыслителя. Посошков построил винокуренный завод, добывал серу, искал нефть, планировал завести фабрику игральных карт и текстильную мануфактуру. Вместе с тем после поражения русских войск под Нарвой он подал правительству записку "О ратном поведении" (1701 г.), в которой рекомендовал опираться на собственные силы, а не на чуждых интересам России иноземцев. Для демонстрации "огнестрельных рогаток", улучшавших ружейную стрельбу, Посошков был принят Петром I.

Мировоззрение Посошкова весьма противоречиво. Наплыв в Россию иностранцев, часто поглощавших без сколько-нибудь серьезной отдачи государственную казну, вызывал у него протест патриота, верившего в неиссякаемые потенциальные силы своего народа. "Много немцы нас умнее науками, - замечал он, - а наши остротою... не хуже их". Относясь с подозрением и к иноземным служащим, и к купцам, он склонен был считать, что "все европские жители не ради нашим кораблям, им то надобно, чтоб они одни славились и богатились, а мы б от них из рук глядели"11 . Негативная реакция на деятельность иностранцев в России вызвала к жизни его нравственно-поучительное "Завещание отеческое к сыну", в котором Посошков отстаивает этические нормы "Домостроя".

Важнейшим сочинением Посошкова является написанная в 1724 г. "Книга о скудости и богатстве", представляющая собой яркое воплощение идей меркантилизма. Автор рекомендовал строить разнообразные заводы и мануфактуры, с тем чтобы


9 В. Н. Татищев. История Российская. Т. I. М. -Л. 1962, стр. 87.

10 Б. И. Краснобаев. Очерки истории русской культуры XVIII века. М. 1972, стр. 11. О И. Т. Посошкове см.: А. Г. Брикнер. Иван Посошков. СПБ. 1876; Б. Б. Кафечгауз. И. Т. Посошков. Жизнь и деятельность. М. 1951.

11 И. Т. Посошков. Книга о скудости и богатстве и другие сочинения. М. 1951, стр. 203.

стр. 108


вывозить за рубеж только готовые товары, а не сырье: "Сие бо велми нужно, еже кои материалы, где родятся, тамо бы они и в дело происходили. Аще бо лен и пеньку, за море не возя, делать тут, где что родилось, то тыя полотна заморскаго въдвое или вътрое дешевле ставитца станут, а люди бы российския богатились". Он был убежден, что "еже вся сия предложенная моя мнения в дело произвести... без сумнения могу рещи, еже вся наша великая Россиа обновица как в духовности, тако и во гражданстве"12 .

На первый план Посошков ставил купечество, которым, по его мнению, "всякое государство богатится". Но он не обходил вниманием и другие сословия, поскольку через призму положения того или иного сословия он смотрел и на интересы государства в целом. Будучи к концу жизни сам владельцем двух деревень с несколькими десятками крепостных, он тем не менее осуждал крепостнический гнет. Отмечая, что "помещики на крестьян своих налагают бремена неудобоносимые", он предлагал регламентировать крестьянские повинности, поставив их в зависимость от размеров земельного надела. К "великородным" Посошков относился с подозрением, неоднократно указывая на их злоупотребления. В новую администрацию он мыслил привлекать "из ниских чинов"13 . Практика первой четверти века в значительной степени соответствовала таким рекомендациям. Только историческая роль этого явления была иной, чем представлял себе Посошков. Привлекая в государственный аппарат выходцев из социальных низов, дворянство укрепляло свое государство, и по мере того, как эта задача была выполнена, доступ к государственным должностям для недворян резко сократился.

Посошков выступал горячим апологетом абсолютной монархии, подсознательно надеясь на то, что царь будет проводить выгодную купечеству политику вопреки неизбежному сопротивлению аристократии и дворянства. Посошков направил свой труд непосредственно царю, подчеркивая тем самым, что, помимо самодержца, он никому и не мог бы его показать. Вместе с тем автор предлагал созвать выборных от духовенства, дворянства, купечества, а также от солдат и крестьян (старост и сотских) для выработки нового Уложения. Подготовленный такой представительной комиссией проект надлежало "всем народом освидетельствовать самым вольным голосом" и только затем передать на рассмотрение и утверждение царю. Он убеждал монарха, что "народосоветие" не снижает самодержавной власти, а дает возможность узнать "истинную правду" "понеже всяк рану свою в себе лучши чует, нежели во ином ком"14 .

Взгляды Посошкова на просвещение противоречивы. Коперник, например, для него - "богу суперник". Он скорбит о том, что "уже много нашего российского народа в погибельные ереси уклонилось". С "древним благочестием" Посошков связывал незыблемость Российской державы, поэтому его беспокоило невежество духовенства, для которого он советовал открыть "великую патриаршую академию". Вместе с тем Посошков предлагал и свой вариант обучения. "Не худо б крестьян и поневолить, - утверждал он, - чтоб они детей своих, кои десяти лет и ниже, отдавали дьячкам в научение грамоты и, науча грамоте, научили бы их и писать. И чаю, не худо бы так учинить, чтобы не было и в малой деревне без грамотного человека. И положить им крепкое определение, чтобы безотложно детей своих отдавали учить грамоте"15 .

Хотя Посошков и уверял, что никому постороннему он своих проектов не показывал, вскоре после смерти Петра I он был арестован и заключен в Петропавловскую крепость, где и окончил свой век. Не могла потерпеть прожектера придворная дворянско- аристократическая олигархия, которая хотела бы пользоваться плодами усиления государственного могущества, не беря па себя каких-либо издержек и не позволяя "низшим" сословиям хотя бы в какой-то мере сравняться с ними.

Более гармонировала с настроениями дворянства публицистика Феофана Прокоповича (1681 - 1736 гг.). В манифестах и речах Петра I неоднократно высказывалась


12 Там же, стр. 146, 242 - 243,

13 Там же, стр. 91.

14 Там же, стр. 82 - 83.

15 Там же, стр. 171.

стр. 109


идея "всеобщего блага". Царь постоянно повторял, что "надлежит трудитца о пользе и прибытке общем"16 . В сочинениях Феофана Прокоповича как бы раскрывалось содержание этих общих положений. Церковный деятель Феофан Прокопович был, однако, чужд косной старины. В юности он успел побывать униатом, учился в Риме в иезуитской школе, а вернувшись в Россию, вновь перешел в православие, стал преподавать в Киево- Могилянской академии. Похвальное слово "О преславной над войсками свейскими победе" под Полтавой, которое произнес Феофан в Софийском соборе в июне 1709 г., привело в восторг присутствовавшего здесь царя. Проповедь была немедленно напечатана, а ее автор вскоре оказался в Петербурге, где занимал высшие церковные должности.

Творчество Феофана Прокоповича многообразно: политические трактаты, история царствования Петра I, курсы пиитики и риторики, литературные сочинения17 . Будучи одним из высших церковных иерархов, он решительно осуждал претензии церкви на главенствующее положение в стране, усматривая в таких претензиях "папежский дух" (то есть католическое влияние). Примерно тот же аргумент использовался им и для доказательства преимущества "соборного правленья" по сравнению с единоличной властью патриарха. Но, отстаивая коллегиальность в церковном управлении, Феофан выступал решительным приверженцем самодержавия, когда речь заходила о светской власти.

Гимном абсолютизму является его трактат "Правда воли монаршей", написанный в разъяснение указа 1722 г. о престолонаследии. Знакомый с современной европейской литературой, Феофан воспроизводил аристотелеву схему о трех формах правления: демократия, аристократия, монархия. Он допускал даже, что государство появляется в результате договора народа с государем, но считал, что "голос народа" сообразуется с "божиим мановением". Таким образом, вопрос о разных формах правления решался, безусловно, в пользу монархии, причем всякое противодействие монарху считалось нарушением не просто договора, но и "божьего мановения". Напротив, обосновывая право монарха лишить собственного сына прерогатив наследника, Феофан апеллировал к "естественному праву": он сравнивал власть государя с властью домоначальника. Естественными причинами оправдывал он и различные новшества. "Аще бы и новое се дело, - говорит он, в частности, - что же самая новость вредит: вещи новые яко же и ветхие ни от доброты, ниже от худости своея, но токмо от времене нарицаются: зло и старое - зло есть, доброе и новое - добро есть"18 . В 1734 г. в одной из проповедей Феофан дал своеобразную схему русской истории, из которой следовало, что Россия всегда укреплялась самодержавием и приходила в упадок из-за его ослабления или из-за многоначалия. Эта схема позднее станет определенным трафаретом для многих дворянских историков. Оказала она влияние и на основателя русской исторической науки В. Н. Татищева.

В. Н. Татищев (1686 - 1750 гг.) наряду с А. Д. Кантемиром входил в число лиц, которых Феофан Прокопович именовал "ученой дружиной". "Ученая дружина" - это группа деятелей, которым пришлось выдержать трудную борьбу, защищая преобразования Петра I от вновь поднимавшейся волны церковного мракобесия. "Ученую дружину" часто рассматривают как предтечу просветительства19 . В отношении Татищева Г. В. Плеханов, исследуя историю общественной мысли в России, шел еще дальше. "По методу своего мышления - прошу читателя заметить: по методу мышления, а не по отдельным взглядам, - подчеркивал Г. В. Плеханов, - Татищев является как бы главою многочисленного рода просветителей, очень долго игравшего влиятельную и плодотворную роль в нашей литературе. Если он был первым выдающимся представителем этого рода, то Чернышевский и Добролюбов были са-


16 Ср. Н. А. Воскресенский. Законодательные акты Петра I. М. -Л. 1945, стр. 156 и др.

17 См. П. Морозов. Феофан Прокопович как писатель. СПБ. 1880; Г. Гурвич. "Правда воли монаршей" Феофана Прокоповича и ее западноевропейские источники. Юрьев. 1915, и др.

18 См. "Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия в первой четверти XVIII в. Преобразования Петра I". М. 1954, стр. 650.

19 Ср. П. П. Епифанов. "Ученая дружина" и просветительство XVIII века. "Вопросы истории", 1963, N 3.

стр. 110


мыми передовыми, крупными и блестящими его представителями. После них он начал быстро мельчать и клониться к упадку"20 .

Как многие деятели, выросшие в петровское время, Татищев от практических дел стремился к научным знаниям, а научные знания старался немедленно применить на практике. Многогранна его практическая деятельность и широк круг научных интересов. "Математик, естествоиспытатель, горный инженер, географ, этнограф, историк и археолог, лингвист, ученый юрист, политик и публицист и вместе с тем просвещенный практический деятель и талантливый администратор"21 - так характеризовал Татищева один из специалистов по истории XVIII столетия, Д. А. Корсаков. Более всего известен Татищев как историк, хотя в то же время он являлся зачинателем ряда других наук. Деятельность его, однако, оценена в незначительной степени, поскольку далеко еще не выявлено его литературное наследство. Татищев не смог публиковать своих сочинений (лишь одна его заметка о находке останков мамонта в Сибири была напечатана при жизни).

Татищева и Феофана Прокоповича исследователи обычно ставят в один ряд. Это не совсем точно. Их объединяло стремление противостоять попыткам контрреформ в послепетровское время; они занимали сходную позицию, выступив против "затейки верховников" в 1730 году. Перед тем и другим стояла угроза отстранения от дел и даже физического уничтожения. Более того, Татищев нередко апеллировал к Феофану, ища у него заступничества. Но взгляды их расходились. Хотя Феофан был решительным сторонником секуляризации науки, освобождения ее от вмешательства со стороны церкви, он ни в коей мере не сомневался в богоустановленности мироздания и необходимости твердой веры. Татищев же был по существу деистом. Известно, что Петр I с крайней неприязнью относился к духовенству. Но против вольнодумства Татищева он счел необходимым пустить в ход дубинку. "Не соблазняй верующих честных душ, - приговаривал якобы при этом царь, - не заводи вольнодумства пагубного благоустройству. Не на тот конец старался я тебя выучить, чтобы ты был врагом общества и церкви"22 . Феофан вынужден был составить трактат в защиту "богодухновенности" библейской "Песни песней", которую, по мнению Татищева, "Соломон, разжизаяся похотию к невесте своей, царевне египетской,.. писал"23 . И явно не случайно, что в "величайших... способах всемирного умопросвясчения" у Татищева на первом месте значится "обретение букв" и только на втором "Христа Спасителя на землю пришествие"24 .

Иначе подходит Татищев и к роли монархии. Он как будто брал ту же схему, что и Феофан (поступить иначе он не мог, рассчитывая на поддержку именно Феофана), но акценты расставлял по-иному, постепенно все больше отдаляясь от исходной позиции. В построениях Татищева божественное начало совершенно исключалось при возникновении государства. Обязательным мыслилось "по закону естественное избрание... с согласием всех подданных". Иначе он относился и к разным формам правления. По мнению Татищева, "малые" народы, не подвергающиеся угрозе нападения извне, могут "правиться общенародно". В случаях, когда внешняя опасность исключена, и "великие" народы могут удовлетвориться аристократической формой правления. Для тех же больших народов, которые постоянно подвержены внешней угрозе, самой разумной формой правления является монархия: такие государства "без самовластного государя быть и в целости сохраниться не могут"25 .

Таким образом, для Татищева монархия - это не вообще наилучшая форма правления, а только наиболее целесообразная форма государственного устройства России, да и то оправданием ей служит наличие постоянной внешней угрозы. Сама монархия в его представлении олицетворяла единство государства, а единство требовалось прежде всего для успешной борьбы с внешней опасностью. С монархией несовместима тирания. По существу, Татищев оставлял обществу право на перево-


20 Г. В. Плеханов. Сочинения. Т. XXI. М. -Л. 1925, стр. 77.

21 Д. А. Корсаков. Василий Никитич Татищев. "Русская старина", 1887, июнь, стр. 566.

22 И. И. Голиков. Деяния Петра Великого... Т. XV. СПБ. 1843, стр. 211.

23 И. А. Чистович. Феофан Прокопович и его время. СПБ. 1868, стр. 614.

24 В. Н. Татищев. Указ. соч., стр. 92.

25 В. Н. Татищев. Разговор о пользе наук и училищ. М. 1887, стр. 137 - 138.

стр. 111


рот в случае, если монарх был либо "незаконно" избран, либо нарушал условия естественного права. Выступление Татищева против "затейки верховников" также имело несколько иную направленность, чем у Феофана. Если последний отвергал эту "затейку", поскольку она означала ограничение самодержавия, то Татищев делал это потому, что она ограничивала самодержавие в интересах узкого круга лиц, а не дворянства в целом. Именно перерождению абсолютизма в тиранию должны препятствовать предложенные Татищевым совещательные органы: сенат в составе 21 и совет в количестве 100 выборных от дворян. Дабы "во всех правлениях людей достойных иметь, не смотря на высокородство, в которых много негодных в чины производят"26 , Татищев предлагал прибегать к тайному голосованию при назначении на верховные должности.

Подобно Посошкову, Татищев мог обратиться со своими проектами только к монарху, и естественно, что он должен был убеждать монарха в целесообразности для него самого согласиться с деятельностью выборных дворянских учреждений. И Татищев стремился "убедить" Анну Ивановну, что ограничение ее власти в ее же интересах. "Законоиздание, - писал он, в частности, - хотя состоит единственно во власти монаршеской... однакожь, рассудя намерение государя ни в чем ином, как в пользе общей и справедливости состоит, так оное точно наблюдать должно; и как ее величеству неугодно самой сочинять, но нужно кому-либо сочинение оного поверить, в котором опасность немалая, чтоб кто по прихоти чего непристойного и правости несогласного или паче вредного не внес... того ради лучше оное прежде издания рассматривать, нежели издав переменять, что с честию монарха не согласует"27 .

Татищева постоянно занимали социальные проблемы, он размышлял о положении крестьянства. Рекомендации его противоречивы. Но сами противоречия весьма симптоматичны. Татищев, например, замечал, что "воля по естеству толико нуждна и полезна, что ни едино благополучие ей сравниться не может"28 . Г. В. Плеханов оценивает это положение "почти как революционный призыв"29 . Татищев говорил о том, что волей не все умеют пользоваться, например, детям нужно родительское руководство, и т. д. Однако там, где речь заходит о границе между правом на волю и целесообразностью ее ограничения, Татищев не проявлял уверенности, и граница эта очень далеко может быть смещена как в охранительном, так и в революционном духе. Он открыто сомневался в правомерности "рабства или невольничества", поскольку оно является результатом не права, а насилия. "Понеже человек по естеству в защищении и охранении себя имеет свободу, - аргументировал свой взгляд Татищев, - того ради он такое лишение своея воли терпеть более не должен, как до возможного к освобождению случая"30 . Таким образом, утверждалось право угнетенных на восстание. А оговорка Татищева, что делать надо "сие с разумом", чтоб не быть "своей погибели причиною", конечно, лишь вопрос тактики.

Вельможе первой половины XVIII в. нелегко или даже невозможно было открыто критиковать крепостнический строй. Тем более трудно это было делать губернатору, представлявшему свои "записки" правительству. Самые просвещенные умы первой половины XVIII столетия не сомневались в том, что любое доброе дело может быть осуществлено только с помощью государственного насилия. Именно в этом смысле должно понимать его рассуждения о необходимости "узды неволи". Причину оскудения крестьян Татищев видел в равной мере и в их угнетенном положении, и в "лености". Работая сам по 16 - 17 часов в сутки, он того же требовал и от других, в том числе, разумеется, и от крестьян. Он предлагал конкретные формы регламентации взаимоотношений помещиков и крестьян. Так, по Татищеву, помещик не имел права переводить крестьян на барщину, если не управлял хозяйством сам. Крестьянин должен владеть наделом не менее 3 дес. в поле (то есть не менее 9 дес), двумя лошадьми и парой волов. Перечисляя другие "нормы", Татищев


26 Г. А. Протасов. Записка Татищева о "произвольном рассуждении" дворянства в событиях 1730 г. "Проблемы источниковедения". Т. XI. М. 1963, стр. 252.

27 Там же, стр. 253.

28 В. Н. Татищев. Разговор.., стр. 139.

29 Г. В. Плеханов. Указ. соч., стр. 70.

30 В. Н. Татищев. Разговор.., стр. 141.

стр. 112


добавлял, что "кто пожелает иметь больше, дозволяется, а меньше вышеописанного отнюдь не иметь"31 .

Вполне в духе своего времени Татищев не сомневался в необходимости принудительных мер для "нерадивых и своевольных". Но "исправлению" все-таки больше способствовали бы бани и школы. Особое внимание уделял он развитию промыслов, рекомендуя (и обязывая) "крестьянских ребят... от 10 до 15-ти учить разным художествам"32 . Целесообразность создания школ для крестьян Татищев оправдывал соображениями государственной и помещичьей пользы. "Просвещенный" крестьянин может стать "благорассудным" солдатом, просвещение явится препятствием для антиправительственных выступлений, поскольку якобы "никогда никакой бунт от благоразумных людей начинание не имел". "Просвещенный" крестьянин лучше исполнит дело и может подать благой совет помещику. Потому-то Татищев "рад и крестьян иметь умных и ученых"33 .

Наука XVIII в. более всего интересовалась началом вещей, происхождением тех или иных явлений. Особый интерес в этом плане вызывали те социальные институты, действие которых оставалось актуальным. Одной из первых форм критики крепостного права являются поиски его истоков. И. П. Пнин, например, право крестьян на свободу обосновывал соображениями И. Н. Болтина (1735 - 1792 гг.) о том, что крестьяне были "вольны" ранее "завоевания царств Казанского и Астраханского"34 . Но первым критиком такого рода был Татищев. К вопросу происхождения крепостного права он шел с разных сторон: и от практической деятельности, и от научных разысканий. Татищев понял, что "Смутное время" начала XVII в. являлось результатом закрепощения крестьян, и этот его вывод лишь спустя полтора столетия сумел повторить С. Ф. Платонов. Понял он также, что закрепощение - неизбежный спутник самодержавия. В 1733 г. Татищев рассуждал о том, что "пременением древних обычаев иногда немалой вред наносился", имея в виду именно закрепощение крестьян35 . В последних редакциях свода древнерусских законов (1750 г.) этот вопрос ставится еще более резко. Отмечая, что "вольность крестьян и холопей... во всех европских государствах узаконенное и многую в себе государствам пользу заключает", он не сомневался в том, что "и у нас" такая вольность приносила пользу, поскольку "1) крестьяне так безпутными отчинники утесняеми и к побегом с их разорением понуждаеми не были... 2) таких тяжеб, судов, ябед, коварств и немощным от сильных разорений в беглых не было; 3) в добрых верных и способных служителех мы [бы] такого недостатка не терпели". И мало что меняет в этой оценке осторожное замечание, что вольность "с нашею формою правления монаршеского не согласует, и вкоренившейся обычай неволи переменить небезопасно"36 . Ведь и самая монархия оправдывалась Татищевым лишь в той мере, в какой она отвечала "естественным" потребностям государства, а способ изменения вредного для государства "обычая" - это вопрос тактики. Важно, что преимущество вольности перед неволей для государства было заявлено открыто, хотя при этом приходилось прямо ставить под сомнение и целесообразность самодержавия.

Стоит ли удивляться тому, что большинство сочинений Татищева увидело свет много времени спустя после его смерти! Даже в конце XIX в., когда печатался его "Разговор..." (1887 г.), издателям приходилось "оправдывать" Татищева, приписывая ему благонамеренность и "охранительство" по отношению к существующему строю. Понятно и сожаление Татищева, что в России книгопечатание существует "единственно казенное, а вольных не допусчено": он на себе чувствовал, что, "если вольного книготиснения допусчено не будет, никак книгам полезным и наукам нуждным распространиться невозможно", хотя и объяснял необходимость этого происками "па-


31 В. Н. Татищев. Краткие экономические до деревни относящиеся записки. "Временник Московского общества истории и древностей российских", 1852, кн. 12, стр. 28, и др.

32 Там же, стр. 18.

33 В. Н. Татищев. Разговор.., стр. 65 - 70.

34 "Русские просветители (от Радищева до декабристов)". Т. 1, стр. 196 - 201.

35 В. Н. Татищев. Разговор.., стр. 149.

36 В. Н. Татищев. История Российская. Т. VII. Л. 1968, стр. 326.

стр. 113


пежского безбожного негодования"37 . Царский двор понимал, в какие мишени были направлены стрелы неутомимого борца за процветание государства. Опалы чередовались с почетными ссылками (пусть губернатором, но подальше от Петербурга). И если Посошков умер в тюрьме, то Татищев скончался, находясь под надзором в своем родовом селении Болдино, уничтожив незадолго до смерти какие-то проекты. Сам факт уничтожения говорит о направлении мысли этого предпросветителя.

В нашей литературе родоначальником просветительства в России часто называют М. В. Ломоносова (1711 - 1765 гг.)38 . Деятельность Ломоносова столь плодотворна и многогранна, что ее трудно переоценить39 . Ломоносов, по выражению А. С. Пушкина, - "первый русский университет". Он первый в России ученый-материалист, как естественник не имевший равных в Европе. В значительной мере благодаря таланту Ломоносова русская поэзия XVIII в. заметно опережала прозу. Вместе с тем Плеханов, например, полагал, что Ломоносов "в общественном смысле... всегда оставался полным и, конечно, вполне искренним консерватором40 . Замечание Плеханова ни в коей мере не означает принижения Ломоносова. Наоборот, он как бы сожалеет, что "просветитель боролся в Ломоносове с ученым и мешал ему развернуть во всей полноте свои гениальные научные способности. А между тем Ломоносов не мог отказаться от своей деятельности просветителя; этого не позволяла ему его горячая любовь к родине". По справедливому заключению Плеханова, этим объясняется, "почему не так много сделал для "чистой" теории тот или другой весьма даровитый русский человек": очень часто оказывается, "что у него было другое дело, более близкое его сердцу, нежели занятие "чистой" теорией"41 .

Едва ли не главным недостатком в оценке просветительской деятельности Ломоносова является ходячее противопоставление его Татищеву, стремление поднять Ломоносова за счет принижения Татищева. Такое противопоставление лишь искажает действительное место того и другого. Д. А. Корсаков был ближе к истине, когда ставил их рядом, а Плеханов по некоторым важным аспектам общественно-политической мысли отмечал далеко обгоняющее время авангардное положение Татищева. Не случайно также, видимо, что сам Татищев на закате своей деятельности просит Ломоносова написать предисловие к "Истории Российской"42 . Ломоносов выполняет эту просьбу, как бы принимая эстафету от предшественника43 . У Ломоносова и Татищева оказалось много общего и в побудительных мотивах, и в целях, и в предметах занятий. Соображениям государственной "общей" пользы подчинены и их интерес к науке, и деятельность по разработке природных ресурсов страны, и забота о просвещении. Даже проблема очищения русского языка от полулатинского и полуголландского жаргона беспокоила не только Ломоносова, но и Татищева.

В отличие от Татищева Ломоносов не подвергал сомнению целесообразность абсолютизма и не оставил рассуждений о природе крепостного права. Даже в отношении к православию (при всем его резком осуждении невежества и ханжества духовенства) он не позволял себе таких смелых суждений, как Татищев. Это объясняется отчасти тем, что вплоть до восстания декабристов дворянину в России было безопаснее занимать радикальные позиции по общественно-политическим вопросам, чем разночинцу. В какой- то мере сказывалось и происхождение великого ученого. Но дело заключалось не только в этом. Абсолютизм далеко не исчерпал еще своих созидательных возможностей, оставаясь практически единственной надеждой


37 Там же. Т. I, стр. 97.

38 Ср. В. П. Лысцов. М. В. Ломоносов - родоначальник русского просветительства. Воронеж. 1961, и др.

39 См. Е. С. Кулябко. М. В. Ломоносов и учебная деятельность Петербургской Академии наук. М. -Л. 1962; Б. Н. Меншуткин. Жизнеописание Михаила Васильевича Ломоносова. М. -Л. 1947; А. Морозов. Михаил Васильевич Ломоносов. М. 1965, и др.

40 Г. В. Плеханов. Указ. соч., стр. 147; ср. также стр. 151.

41 Там же, стр. 160.

42 Татищев высоко ценил "Риторику" Ломоносова и обратился к нему с просьбой написать посвящение для наследника престола, видимо, рассчитывая таким образом добиться опубликования своего труда.

43 Ср. М. В. Ломоносов. Полное собрание сочинений. Т. 6. М. -Л. 1952, стр. 13 - 16. Автор подчеркивает назидательно-патриотическую роль исторической науки.

стр. 114


для просветителей. Чрезмерные похвалы императрицам были своеобразным авансом за поддержку дела просвещения. Ломоносов как бы рисовал в своих одах образ идеального правителя. И нужно сказать, что эта тактика имела определенный успех. Уже Елизавета Петровна в последние годы своего правления должна была как-то считаться с умозрительным эталоном просветителей. Екатерина II же стремилась показать, что для изготовленной французскими просветителями рамки идеально подходит именно ее портрет. С 1762 по 1789 г. ряд мероприятий правительства лежал в русле "просвещенного абсолютизма"44 . Классовые основания деклараций "просвещенных монархов" еще не обнажились в этот период полностью ни для них самих, ни для просветителей. Даже не так существенно устанавливать, в какой мере Екатерина II была искренней в своем нашумевшем флирте с французскими просветителями. Важно, что в обществе имелось достаточно влиятельное направление, заставлявшее монархов подстраиваться под такого рода идеал45 . В сложении же его в России Ломоносов сыграл, может быть, наибольшую роль.

Практическая просветительская деятельность Ломоносова концентрировалась прежде всего на организации науки и распространении всевозможных знаний. Самый возвышенный поэтический слог он использует для призыва: "Дерзайте ныне ободрены раченьем вашим показать, что может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать". Ломоносов на себе ощущал трагическую судьбу многих русских ученых и их открытий, позднее объясненную Плехановым так: Европа еще не привыкла обращаться за разумом к России, а последняя лишь тогда признавала свои таланты, когда на них обращала внимание Европа.

Созданная по замыслу Петра I Академия наук приняла в свой состав немало выдающихся европейских ученых, в числе которых, например, был Л. Эйлер. Многие ученые стремились в Россию как в страну, "в которой приветствуют муз"46 . Но, как и при дворе, в академии оказались также авантюристы, искавшие легкого заработка, или далекие от науки чиновники. Именно поэтому Ломоносов вел отчаянную борьбу с иноземным руководством академии и за то, чтобы "привести в вожделенное течение университет, откуда могут произойти бесчисленные Ломоносовы". "За общую пользу, а особливо за утверждение наук в отечестве, - решительно заявлял Ломоносов, - и против отца своего родного восстать за грех не ставлю". И "неприятелям наук российских" трудно было прямо возражать против требования дать "взрастать свободно насаждению Петра Великого". Непримиримо противостоя беспринципному иноземному руководству академии, Ломоносов вместе с тем приветствует приток иностранцев в Россию, видя в этом условие быстрейшего освоения ее природных ресурсов. В записке "О сохранении и размножении российского народа" он рекомендовал содействовать иммиграции из других стран, поскольку Россия "в состоянии вместить в свое безопасное недро целые народы и довольствовать всякими потребами, кои единого только посильного труда от человеков ожидают"47 .

Ломоносовым был составлен ряд записок, в числе которых были записки "О исправлении нравов и о большем народа просвещении", "О исправлении земледелия" и другие. Все они по смерти Ломоносова, видимо, были изъяты по указанию Екатерины II вместе с другими бумагами ученого. Обнаружена лишь записка "О сохранении и размножении российского народа". Вероятно, упомянутые записки позволили бы полнее представить общественно- политические воззрения Ломоносова в целом, но одну их черту можно выявить и на имеющемся материале. Ломоносов не мыслит сословных перегородок. Его забота об искоренении средневековых обычаев,


44 См. И. А. Федосов. Просвещенный абсолютизм в России. "Вопросы истории", 1970, N 9; его же. Социальная сущность и эволюция российского абсолютизма. "Вопросы истории", 1971, N 7, и др.

45 Достаточно сказать, что екатерининский "Наказ" (1767 г.) был запрещен во Франции, а в России почти беспрепятственно распространялись сочинения просветителей. Правда, их сочинения в России пока не доходили до тех общественных слоев, которые могли сделать из них радикальные выводы, и, видимо, на это рассчитывала императрица. Но ей очень скоро пришлось убедиться в справедливости русской пословицы: "Что написано пером - не вырубишь топором".

46 См. "История Академии наук СССР". Т. I. М. -Л. 1958, стр. 71.

47 М. В. Ломоносов. Полное собрание сочинений. Т. 10. М. -Л. 1957, стр. 554; т. 6, стр. 402.

стр. 115


о широком распространении медицинских учреждений и книг как главных средствах роста народонаселения предусматривает все без исключения сословия государства в равной мере. И поистине от имени всего третьего сословия бросает он полный чувства собственного достоинства вызов: "Не токмо у стола знатных господ или у каких земных владетелей дурак[ом] быть не хочу, но ниже у самого господа бога"48 .

В 60-е годы XVIII в. семена просвещения стали давать всходы. В 1765 г. возникло "Вольное экономическое общество", а через два года по конкурсной задаче этого общества было представлено сочинение ученика Ломоносова А. Я. Поленова (1738 - 1816 гг.) "О крепостном состоянии крестьян в России"49 . И хотя это сочинение увидело свет лишь 100 лет спустя (в 1865 г.), проблема была поднята, и автор даже удостоился премии общества. Крестьянский вопрос прозвучал также в Уложенной комиссии 1767 г. (комиссия по составлению нового Уложения) как в крестьянских наказах депутатам, так и в выступлениях отдельных депутатов (И. Жеребцова, И. Чупрова, А. Маслова, Г. Коробьина и др. - всего 26 депутатов)50 . На просветительских позициях стояли университетские профессора Д. С. Аничков, И. А. Третьяков, С. Е. Десницкий, в сочинениях которых явственно проступали материалистические черты и антимонархические тенденции. Просветительские взгляды проповедовал Я. П. Козельский51 .

Выдающимся представителем русского просветительства второй половины XVIII в. был Н. И. Новиков (1744 - 1818 гг.). Б. И. Краснобаев справедливо отмечает в его воззрениях "типические черты русского просветителя того времени: лучшие черты - отвращение к помещичьему произволу, сочувствие крестьянам, гуманность, патриотизм, горячая любовь к просвещению - и слабые - вера в "просвещенного монарха", преувеличение роли воспитания в переустройстве общества на началах справедливости, уход от необходимости сделать ясные, последовательные выводы из собственных наблюдений над крепостнической действительностью"52 . К этому нужно добавить еще противоречивость положения Новикова после того, как он оказался втянутым в масонскую ложу.

60-е годы XVIII в. - расцвет "просвещенного" абсолютизма в России. Вольтер, Дидро, Даламбер соревнуются в похвалах Екатерине II, создавая ей громкую славу в передовых слоях европейской общественности. Созывая Уложенную комиссию, императрица хотела бы выглядеть самой "радикальной", вольнодумной из всех прожектеров, лишь поневоле уступавшей давлению консервативного большинства. А параллельно в том же 1767 г. ею же издается указ, по которому крестьянам под страхом ссылки в Нерчинск запрещалось жаловаться на помещиков. Одну сторону дела Екатерина II оценила правильно: консервативное и прямо реакционное большинство в комиссии имелось. Однако в комиссии нашлись депутаты, которые не только готовы были идти значительно дальше "Наказа", но и прекрасно поняли двойную игру "просвещенной" монархини. Большинство из них, подобно французским просветителям, полагали, что идеалом правителя является именно "просвещенный" монарх. Но в отличие от энциклопедистов они сомневались в том, что Екатерина II подойдет для такой роли. Одним из самых выдающихся выразителей взглядов такого рода "скептиков" и явился Новиков.

Новиков участвовал в работе Уложенной комиссии в качестве военнослужащего Измайловского лейб-гвардейского полка. С прекращением работы комиссии он в возрасте 24 лет оказывается в отставке. Для принятия такого решения, очевидно, нужны были серьезные основания. Последующие события показали, в чем именно они заключались. Новиков не оставил сколько-нибудь законченных трактатов с изложением своих взглядов. Но мало кому удавалось столь отчетливо выразить свои воззрения в практической деятельности. Ни до, ни после этого русская обществен-


48 Там же. Т. 10, стр. 546.

49 См. "Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века". Т. П. М. 1952, стр. 7 - 29.

50 Там же, стр. 49 - 83; см. также М. Т. Белявский. Крестьянский вопрос в России накануне восстания Е. И. Пугачева. М. 1965.

51 "Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века". Т. I. М. 1952; Ю. Я. Коган. Просветитель XVIII века Я. П. Козельский. М. 1958.

52 Б. И. Краснобаев. Указ. соч., стр. 25.

стр. 116


ность не знала просветительской деятельности такого размаха, причем совершалась она не благодаря, а вопреки и против правительства.

Стремясь выглядеть "просвещенной", Екатерина II милостиво разрешила и даже рекомендовала издание сатирических журналов. Сколько-нибудь серьезными осложнениями для самодержавия это, казалось, не угрожало: слишком незыблемым представлялась традиционная опора самодержавия - главный и главенствующий государственный класс - дворянство. Сама Екатерина подала пример, приступив к изданию с января 1769 г. (инкогнито, конечно) журнала "Всякая всячина". Журнал как бы устанавливал и "норму" вольномыслия: острить по мелочам, не задевая органически важного. Уже 5 мая 1769 г. появился сатирический еженедельник "Трутень", самый эпиграф к которому - "Они работают, а вы их труд ядите" - возвещал о постановке коренного социально-политического вопроса. В 1760 г. Новиков был отчислен из гимназии "за леность". Теперь в предисловии к первому номеру журнала он обыграл эту мотивировку: "леность" оказывается побудительным мотивом к изданию журнала. "Леность" не позволяет издателю "в праздничные дни к большим боярам ездить на поклон", "знать все пронырствы, в делах употребляемые", "знать наизусть науку притворства" при дворе и т. д.53 . Издание "Трутня", заключал автор, "согласно с моим пороком и намерением, ибо сам я кроме сего предисловия писать буду очень мало, а буду издавать все присылаемые ко мне письма, сочинения и переводы,., а особливо сатирические, критические и прочие, ко исправлению нравов служащие"54 .

Разыгранная наивность вместе с "признаниями" в собственной бесталанности кое у кого из исследователей порождала впечатление, будто Новиков был всего лишь издателем 55 . Разумеется, и в этом случае он не слишком много терял бы, поскольку в журнале ставились самые злободневные вопросы. Но содержание журнала достаточно убедительно показывает, что издатель был и автором различных сатирических сочинений. Полемика, которую Новиков смело повел против "Всякой всячины", неизбежно должна была стать в центре общественной жизни: императрица, конечно, понимала, что ее "инкогнито" - лишь способ привлечения внимания к своей персоне. А Новиков делал вид, что не знает своего оппонента. Его "Правдулюбов" стремится установить, кто скрывается под названием "Всякая всячина" и "прабабка", кто проповедует "пороколюбие" (намек на призыв Екатерины II не называть "слабости" "пороками"). В результате появляется облик "пожилой дамы", плохо изъясняющейся по-русски, избалованной похвалами настолько, что "почитает за преступление, если кто ее не похвалит, оказывающей покровительство знатным ворам и преступникам и жаждущей пустить в ход "кнуты да виселицы", "самовластию свойственные"56 . Срываясь на прямую брань в адрес своего невидимого противника, императрица теперь уже не могла даже и раскрыть свой маскарад: конфуз мог стать еще большим.

В литературе указывалось на "одну важнейшую социально-политическую идею русских просветителей - идею патриотизма". Помимо традиции, на развитие этой идеи оказывало влияние то обстоятельство, что "правительственные круги систематически и на протяжении многих десятилетий оскорбляли национальное достоинство русских людей, делая ставку на иностранные кадры в государственном аппарате, в культуре и экономике; и то, что вслед за правительством многие дворяне делали ставку на эти кадры, приглашая иностранных учителей, воспитателей, управляющих, инженеров"57 " Поэтому в сочинениях русских просветителей нередка критика классиков французского Просвещения. Именно на этой почве в русской просветительской литературе конца XVIII - начала XIX в. развивается своеобразный антируссоизм58 .


53 "Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века". Т. II, стр. 129 - 130.

54 Там же, стр. 131 - 132.

55 Ср. Г. П. Макагоненко. Николай Новиков и русское Просвещение XVIII века. М. -Л. 1951, стр. 12 - 13 (так считали М. Н. Лонгинов, А. Пыпин).

56 "Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века". Т. II, стр. 138 - 139.

57 З. А. Каменский. Указ. соч., стр. 67.

58 Там же, стр. 92, и др.

стр. 117


И Новиков опасался, что в результате союза "самовластной" правительницы с просвещенными иноземцами будет все более углубляться расхождение господствующего класса и социальных низов, нарастать в придворных сферах презрение ко всему русскому. "Иной русский разум, - замечал он, - гораздо превосходнее бывает заморского: но поелику оный не имеет еще столько уважения и ободрения, как иностранный разум, то он часто от того тупеет"59 . Далеко не всегда согласовавшаяся с действительными потребностями государства торговля с "заграницей" отражена в саркастической заметке в "Трутне". В ней говорится о прибытии кораблей под названием "Trompeur" и "Vetilles", то есть "обманщик" и "безделки", на которых "следующие нужные нам привезены товары: шпаги французские разных сортов, табакерки черепаховые, бумажные, сургучные..." (и т. д.). Из Петербурга же отгружают "разные домашние наши безделицы, как то: пеньку, железо, юфть, сало, свечи, полотны и проч.". Многие молодые дворяне "смеются глупости господ французов, что они ездят так далеко и меняют модные свои товары на наши безделицы"60 .

Поездки дворян "на учебу" за границу требовали значительных средств и давали порой крайне низкий эффект. В том же номере "Трутня" помещена "информация", иллюстрирующая это положение: "Молодого российского поросенка, который ездил по чужим землям для просвещения своего разума и который, объездив с пользою, возвратился уже совершенною свиньею; желающие смотреть, могут его видеть безденежно по многим улицам сего города". Примерно такого же рода "ведомость" дается в другом номере "Трутня", где сообщается о прибытии 24 французов, которые "для приобретения золота, вместо Америки, принуждены были ехать в Россию". Поскольку у себя на родине эти французы "в превеликой жили ссоре с парижскою полициею" и "буде не хотят обедать, ужинать и ночевать в Бастилии", они здесь "намерены вступить в должности учителей и гофмейстеров молодых благородных людей". "Ведомость" заключается призывом: "Любезные сограждане, спешите нанимать сих чужестранцев для воспитания ваших детей! Поручайте немедленно будущую подпору государства сим побродягам и думайте, что вы исполнили долг родительский"61 .

Ведущая тема журнала "Трутень", равно как и позднее выходивших журналов "Пустомеля" и "Живописец", - это взаимоотношение главных сословий в государстве: дворянства и крестьян. Обычно отмечается, что Новиков не предлагал путей исправления существующего положения, кроме чисто Воспитательных. Это действительно так. Он даже в такой абстрактной форме, как Татищев, не ставит вопроса о праве на восстание в защиту свободы. Но зато в его материалах со всей остротой проступает абсурдность и нетерпимость существующего положения. В одних случаях он предлагал решить "задачу": кто будет принят на вакантную должность - бездарный дворянин со связями в кругах знати или одаренный и образованный, преданный отечеству выходец из социальных низов. И читателю ясно, на кого падет выбор. В другом случае крепостнику, гнушающемуся своих "рабов", напоминалось, что "между твоими рабами и человеками больше сходства, нежели между тобой и человеком", и рекомендовалось "всякий день по два раза рассматривать кости господские и крестьянские до тех пор, покуда найдет он различие между господином и крестьянином"62 .

Говоря о положении крестьян, Новиков оставляет иронический тон: слишком серьезны ужасающие картины крепостнической действительности. Екатерина II любила в переписке с просветителями похвалиться высоким жизненным уровнем облагодетельствованных ею крестьян. Во владениях графа Орлова, пожалуй, можно было показать Дидро нечто подобное. Но путешественник Новикова видит перед собой иную, более типичную картину: "Бедность и рабство повсюду встречалися со мною во образе крестьян. Непаханные поля, худой урожай хлеба возвещали мне, какое помещики тех мест о земледелии прилагали рачение. Маленькие покрытые соломою


59 Г. П. Макагоненко. Указ. соч., стр. 111 (из журнала "Живописец" за 1773 год).

60 "Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века". Т. II, стр. 137.

61 Там же, стр. 137, 146.

62 Там же. стр. 149 - 150.

стр. 118


хижины из тонкого заборника... подтверждали, сколь велики недостатки тех бедных тварей, которые богатство и величество целого государства составлять должны"63 . В свое время Посошков и Татищев вину за оскудение крестьянства делили пополам: между "леностью" крестьянина и гнетом помещика. Новиков возлагает вину целиком на помещиков.

Крестьянская война 1773 - 1775 гг. поставила Новикова перед сложным выбором. Крестьянин в журналах Новикова выступал обычно унижаемым, разоряемым, нещадно угнетаемым и в лучшем случае вызывающим сострадание просителем. Теперь крестьянин показал способность бороться за свои насущные нужды, продемонстрировал глубину ненависти к существующему строю. Рядовому дворянину и даже дворянину- просветителю нелегко было примириться с разрушением в пламени пожаров помещичьих усадеб. Но гораздо больше подавляла его волна свирепых казней "бунтовщиков". И в 1775 г. Новиков выпустил третье издание "Живописца", где собрал из прежних своих изданий "только самые радикальные сочинения, только те, которые защищали крепостных крестьян, обличали дворян и сатирически изображали Екатерину"64 . И тогда же он оказался в обществе масонов.

История общества "вольных каменщиков - строителей храма Соломона" до сих пор темна, поскольку общество это не оставляет протоколов заседаний, а основная масса масонов не знает, для каких целей существует эта организация и кому она служит65 . Истоки масонства теряются где-то в раннем средневековье66 . Б XVIII в. масонские ложи появляются почти во всех странах, в том числе и в России67 . И. Я. Щипанов замечает, что масоны, "как правило, были оплотом реакции, хотя в масонские ложи иногда входили и люди, оппозиционно настроенные к царизму"68 . В промасонских же изданиях нередко подчеркивается принадлежность к масонству интеллектуальной элиты разных стран, в том числе и просветителей.

Учитывая специфику масонских организаций, нельзя делать никаких выводов ни о масонстве на основе принадлежности к ним некоторых просветителей, ни о данных просветителях на основе их связи с масонской организацией, поскольку ни один из просветителей не имел высоких "градусов", а среди русских масонов никто не доходил далее седьмой степени посвящения. Во всех странах масоны выступали против католической и православной церквей. В большинстве стран они находились в оппозиции существующим режимам. Но церковь они критиковали, конечно, не с атеистических позиций, а от правительств добивались преимуществ лишь для членов организации и стоявших за ней сил. Масоны стремились использовать просветителей, поскольку у тех были идеи, расшатывавшие существующий строй. В свою очередь, масонство могло предложить высшую форму конспиративной организации. Однако критика существующих режимов велась теми и другими с разных позиций, и по мере осознания несовместимости позитивных целей передовые люди отдалялись от масонства, а Радищев, например, отзывался о нем резко отрицательно.

Положение Новикова в масонских кругах внешне выглядело импозантно: он значился номинально главой ложи розенкрейцеров. В действительности же главой ложи был И. Г. Шварц, а Новиков, удостоенный четвертого "градуса", понятия не имел не только о масонских тайнах, но и о том, на что расходуются средства возглавляемой им ложи. Масонские связи помогли Новикову с организацией изданий и их распространением. И Новиков, помимо сатирических журналов, издал около 1 тыс. книг, значительная часть которых являлась публикацией материалов о русском историческом прошлом. А за спиной Новикова масонские вожди занимались сбором


63 Там же, стр. 181.

64 Г. П. Макагоненко. Указ. соч., стр. 296.

65 Масонская организация имеет до 33 "градусов", или "степеней", посвящения, и к ее существенным тайнам допускаются лишь масоны высших "градусов".

66 См. А. Левандовский. Процесс рыцарей храма. "Человек и закон", 1976, N 11.

67 См. М. Н. Лонгинов. Материалы для истории русского просвещения и литературы в конце XVIII в. "Русский вестник", 1858, N 15; его же. Новиков и московские мартинисты. М. 1867; А. Пыпин. Русское масонство. Птгр. 1916, и др.

68 И. Я. Щипанов. Просветительские доктрины в России в конце XVIII - начале XIX в. "Русские просветители (от Радищева до декабристов)". Т. 1, стр. 9 - 10.

стр. 119


сведений для берлинского двора, и это впоследствии будет инкриминировано Новикову мстительной императрицей.

Драма Новикова заключалась в том, что он оказался фактической жертвой масонства. Масоны 80-х годов XVIII в. резко повернулись против просветителей, идеология которых устраивала их еще менее, чем мракобесие средневековья. Мистика захватила и Новикова. В конечном счете это привело его к тяжелой душевной драме, более тяжелой даже, чем последовавшее в 1792 г. заключение в Шлиссельбург. Новиков искренне раскаивался в действиях, о содержании которых и не подозревал. Екатерина II торжествовала вдвойне: она устраняла самого непримиримого своего разоблачителя и компрометировала его в глазах общественности.

Новикова удалось удалить. Но эстафета была уже подхвачена. В свое время Татищев остановился в нерешительности, обнаружив тесную связь самодержавия с крепостничеством. Хорошо знакомый с большинством работ Татищева, М. М. Щербатов целиком принял этот тезис и сделал из него последовательно охранительный вывод69 . Прямо противоположный вывод был сделан А. Н. Радищевым (1749 - 1802 гг.), который сокрушал последние иллюзии, связанные с надеждами решить коренные социальные проблемы, апеллируя к самодержавию, хотя бы и "просвещенному": "Нет, - говорит он, - и до окончания мира примера, может быть, не будет, чтобы царь упустил добровольно что-либо из своея власти, сидя на престоле"70 .

XVIII век в европейской литературе и искусстве - эта борьба классицизма и сентиментализма. Классицизм зародился во Франции еще в XVII в., где он стал как бы отражением абсолютизма в искусстве. Сентиментализм появляется в Англии в 20-е - 40-е годы XVIII столетия как антипод классицизма, как реакция буржуазной среды на абстрактную гражданственность и государственность, связанные с классицизмом. В России элементы классицизма были уже у Симеона Полоцкого. Многое из классицизма воспринял Феофан Прокопович. С классицизмом связано творчество большинства русских писателей второй половины XVIII в., когда на Западе классицизм переживал уже явный кризис. И дело не только в запаздывании развития русской литературы, а в особой форме русского классицизма. На Западе классицизм в значительной мере противостоял национальным культурам. В России он соединился с борьбой за национальное возрождение. На Западе классицизм служил антиподом народного творчества. В России даже сама Елизавета Петровна сочиняла вирши в манере народных песен. Чисто народные типы и сюжеты заключали классицистские по форме комедии Д. И. Фонвизина (1745 - 1792 гг.) - одного из талантливейших русских писателей и просветителей XVIII века. И сентиментализм в России принимает несколько иной отпечаток, нежели в Западной Европе. В Европе он являлся формой борьбы за буржуазную индивидуальность против абстрактного общества. Борьба эта, однако, проявлялась в отказе от попыток переделать общество. Даже П. Гольбах рекомендует: "Если твое несправедливое отечество отказывает тебе в счастье, если, подчиняясь неправедной власти, оно допускает, чтоб тебя угнетали, - покинь его молча, не заводи в нем никогда смут"71 . Примерно такую же мысль высказывает Ж. -Ж. Руссо, провозглашая "право отречения от отечества"72 .

Сентиментализм в России не становится антиподом классицизма. Он постепенно проникает в сочинения классицистского характера за счет повышения удельного веса чувственно-эмоционального содержания при трактовке обычных гражданских сюжетов. Вместе с тем русский сентиментализм не мог вполне отрешиться от гражданственности, звать к бегству от отечества за рубеж или в частную жизнь. Представителем такого высокогражданского сентиментализма и оказался в литературе А. Н. Радищев. Большая часть его литературных произведений приходится на 80-е годы XVIII века. Это время активной деятельности просветителей Д. И. Фонвизина,


69 См. И. А. Федосов. Из истории русской общественной мысли XVIII столетия. М. М. Щербатов. М. 1967, стр. 135 и др.

70 А. Н. Радищев. Полное собрание сочинений. Т. I. М. -Л. 1938, стр. 151. Радищеву приписываются и некоторые статьи из "Живописца" Новикова. Это не исключено. Но это ни в коем случае не принижает Новикова. Скорее наоборот: превращает Радищева в непосредственного ученика и продолжателя дела Новикова.

71 П. Гольбах. Система природы. М. 1940, стр. 186.

72 Ж. -Ж. Руссо. Эмиль, или о воспитании. СПБ. 1913, стр. 463.

стр. 120


Ф. О. Туманского (1746 - 1810 гг.) и группировавшегося около него кружка. Просветители 80-х годов XVIII в. сделали шаг вперед в критике крепостнической действительности. Но они все еще возлагали надежду на переустройство общества на основе просвещения и воспитания "новой породы людей", причем Фонвизин основной движущей силой такого прогрессивного развития представлял просвещенное дворянство. У Радищева с самого начала появляются иные акценты.

Почти для всех просветителей понятия государственной и общественной пользы совпадали, а на государство они смотрели обычно не столько изнутри, сколько извне: место державы на фоне других было главным критерием оценки. У Радищева государство как бы отделяется от "отечества". Такого рода отделение наблюдалось и у Руссо. Но Руссо обрекал конкретного человека на пассивность. Он полагал, в частности, что русские вообще не способны стать "народом истинно цивилизованным"73 . Будучи республиканцем, Руссо в соответствии с традицией, повлиявшей в свое время на Татищева, считал невозможным республиканское устройство в таких больших государствах, как Россия. Радищев решительно восстал против этих абстрактно- пессимистических построений и опровергал их, ссылаясь на исторический опыт России.

Патриотическая тема, традиционная для русской публицистики и литературы, и у Радищева проходит красной нитью через все его творчество. Однако в содержание этого понятия он вносит принципиально новые критерии. Он останавливается прежде всего на реальных политических фигурах, патриотизм которых никогда ни у кого не вызывал сомнений: Ломоносов и Петр I. В "Слове о Ломоносове" с пафосом говорится о выдающемся вкладе великого ученого в дело процветания отечества. И все-таки, по мнению Радищева, Ломоносов сделал не все, что обязан был сделать как патриот и гражданин. Радищев осуждает Ломоносова за то, что он "льстил похвалою в стихах Елизавете" и "не восстал он на губительство и всесилие". Петр I в передовой русской литературе и публицистике оценивался обычно в самых восторженных тонах. И. П. Пнин, признававший себя учеником Радищева, был искренне убежден, что Петр для России "один сделал более, нежели вся она учинила" для него74 . В "Письме другу" (1782 г.), написанном по случаю открытия памятника Петру I, Радищев также защищал русского императора от негативных оценок со стороны "женевского Гражданина" (то есть Руссо). Он считал, что царь назван "великим" по праву, однако был убежден, что "мог бы Петр славнее быть, возносяся сам и вознося отечество свое, утверждая вольность частную"75 . Только ожидать такого рода деяний от царей не приходится, а потому даже лучшие из них - это лишь относительно меньшее зло, от которого общество может избавиться только революционным путем.

Борьба с крепостнической неволей и другими проявлениями несправедливости - вот главное требование, которое предъявлялось человеку - гражданину и патриоту. Во имя отечества гражданин должен быть готов к борьбе с государством, узурпировавшим права общества. В 1789 г. была опубликована радищевская "Беседа о том, что есть сын отечества". Когда "Беседа..." была прочитана ранее в "Обществе друзей словесных наук" в Петербурге, члены общества выразили убеждение, что цензура не пропустит столь вольное сочинение76 . Радищев "спрятал" некоторые революционные мысли, согласившись даже отождествить "отечество" и "монархию". Кое-кого (и не только цензоров) это могло ввести в заблуждение. Но сопоставленная с другими сочинениями автора "Беседа..." становится важным революционным документом.

Просветители вообще, сентименталисты в особенности, описывая тяжелое положение крепостных крестьян, обычно взывали к жалости поработителей, стремились разбудить чувства сострадания. Основной лейтмотив этой позиции: крепостной - тоже человек. Радищев начинает как будто с парадоксального заявления. "Не все рожденные в отечестве достойны величественного наименования сына отечества (патрио-


73 Ж. -Ж. Руссо. Об общественном договоре, или принципы политического права. М. 1938, стр. 38.

74 "Русские просветители (от Радищева до декабристов)". Т. 1, стр. 169.

75 А. Н. Радищев. Указ. соч., стр. 149 - 151.

76 Ср. Г. П. Макагоненко. Радищев и его время. М. 1956, стр. 356 - 357.

стр. 121


та). Под игом рабства находящиеся не достойны украшаться сим именем". Создается впечатление, будто он осуждает наиболее угнетенную часть общества - крепостных крестьян, которые в силу своего положения не могут быть настоящими гражданами, ибо "истинный человек и сын отечества одно и то же". За этим осуждением нетрудно, однако, увидеть мощный революционный призыв: раб имеет право и должен бороться за свободу, дабы стать настоящим "сыном отечества". Способствовать этой борьбе обязаны все, полагающие себя "истинными людьми", "сыновьями отечества". В противном случае они не заслужили права называться таковыми.

Радищевское "Путешествие из Петербурга в Москву" (1790 г.) успело разойтись всего в нескольких экземплярах. "Просвещенная" императрица быстро откликнулась на издание и точно определила его значение: "Бунтовщик хуже Пугачева". Автора сослали в Илимский острог "на десятилетнее безысходное пребывание". Екатерина II перестала разыгрывать роль покровителя передовых мыслителей эпохи. В 1792 г. был заключен в Шлиссельбургскую крепость Н. И. Новиков, а еще через год там оказался русский просветитель и вольнодумец Ф. В. Кречетов.

События конца столетия были вполне закономерным итогом развития русского Просвещения. В лице Радищева Просвещение породило революционно-демократическое направление, которое достигнет своего наивысшего развития в сочинениях и деятельности просветителей-"шестидесятников" - Н. Г. Чернышевского и А. И. Герцена. Производя аресты, самодержавие по существу признавало свою неспособность ни держать под контролем, ни ужиться с идеями Просвещения. Краткосрочное заигрывание с просветителями Александра I лишь подтвердило эту истину. Декабристы были естественным порождением "века Просвещения", впитавшим его особенности, достоинства и слабости.

По всей Европе "Просвещение" носило верхушечный характер, хотя сами просветители обычно ставили задачу просвещения не только помещика, но и мужика. Дело в том, что реализация этого пожелания или требования просветителей повсюду наталкивалась на противодействие даже тех, кого собирались просвещать. В России потребность в знаниях и тяга к образованию рельефно обозначились в последней четверти XVII в., причем эта тяга шла снизу (в частности, из посада). Но образование находилось во власти церкви. В результате одновременно с образованием насаждались и христианско-домостроевские этические нормы, так или иначе освящавшие косность.

В России от XVII в. перешло в XVIII лишь два учебных заведения: Славяно-греко- латинская академия и Киево-Могилянская коллегия. Оба заведения давали довольно схоластическое полусветское, полудуховное образование. Между тем практические задачи государства, особенно в связи с начавшейся Северной войной, требовали специалистов в самых разных отраслях знаний. Первые школы и возникли как меры по удовлетворению потребностей государства в кадрах. В первый год нового столетия в Москве были созданы две школы нового типа: Пушкарская (артиллерийская) и Навигацкая (математики и навигации)77 . Специфика образования этого времени хорошо отражена в царском указе от 10 января 1701 г., которым "велено на новом Пушечном дворе построить деревянные школы и в тех школах учить пушкарских и иных посторонних чинов людей детей их словесной и письменной грамоте и цыфирю и иной инженерным наукам. И будучи им в тех школах учиться вышеописанным наукам с прилежанием, а выучась без указу с Москвы не съехать, также в иной чин, кроме артиллерии, не отлучаться"78 .

Образование в начале столетия ставилось на тех же основах, что и другие установления правительства: борьба с варварством варварскими средствами. Практическая потребность сего дня определяла возникновение тех или иных учебных заведений. В школах учили только тому, что непосредственно нужно было для данной специальности. Главный же недостаток такой системы подготовки кадров заключал-


77 См. Б. И. Краснобаев. Основные черты новой русской культуры. "Вопросы истории", 1976, N 9, стр. 96 - 97; М. А. Флеровская. Навигацкая школа. "Вопросы истории", 1973, N 10.

78 Н. Е. Бранденбург. Материалы для истории артиллерийского управления в России. СПБ. 1876, стр. 241.

стр. 122


ся в том, что образование оказывалось как бы средством закрепощения: получив ту или иную специальность, ученик навечно записывался не просто в данное сословие, но и "прикреплялся" к конкретному делу, оставить которое не имел права. Этим объясняется противоречивость указаний, с одной стороны, о "тяге к образованию", а с другой - сведения о стремлении учеников удариться "в бега". Достаточно сказать, что наиболее "массовые" цифирные школы, открытые по губерниям в 1714 г., до 1722 г. приняли 1389, а выучили лишь 93 ученика - остальные разбежались79 . Между тем духовные училища были переполнены, и многие дворяне, уклоняясь от обучения в цифирных школах, охотно шли в духовные80 .

Выше говорилось о предложениях по созданию училищ, с которыми выступали Посошков и Татищев. Уже в самом начале столетия имелись "глобальные" проекты организации обучения в государственном масштабе. В их числе представляет интерес "прожект" Ф. Салтыкова, учитывавший и потребности государства и по-своему его возможности. Ф. Салтыков предлагал создать в каждой губернии по одной-две "академии" с 2 тыс. обучающихся в каждой. Академии предполагалось разместить в монастырях и на монастырские средства (пусть хоть в такой форме церковь принимает участие в делах государства!). Дети дворян и разночинцев с 6-летнего возраста и, разумеется, под угрозой штрафа должны были отдаваться в эти "академии", где они проходили бы обучение на протяжении 17 лет, после чего их определяли бы в службу81 . Если учесть, что все население страны в начале XVIII в. составляло 10 - 11 млн. человек, "пропозиции" Ф. Салтыкова должны были означать "всеобщее" обучение для дворян и разночинцев, тем более что он предполагал параллельное обучение в специальных училищах и девочек 6 - 15 лет. Проект Ф. Салтыкова никогда не был проверен на практике. Но он, пожалуй, не более утопичен, чем другие мероприятия правительства в этой области. Государство израсходовало на обучение значительно больше средств, чем предполагал Ф. Салтыков. Правда, ученикам (даже из дворян) выделялись крайне мизерные средства: всего две деньги на день на "хлеб и харч", а также "на обувь и на кафтанишки и на рубашонки". Однако учителя оплачивались довольно высоко82 . Не было чрезмерным и стремление возложить дело обучения на монастыри: и цифирные школы открылись позднее при архиерейских домах и монастырях. Операция же по снятию части колоколов для перелива их на пушки с точки зрения "древнего благочестия" должна была выглядеть куда более дерзкой. Но, во-первых, у правительства не было организационных средств и готовых кадров для реализации такого рода проектов, во-вторых, его не могли устроить такие сроки. Реформы первой четверти XVIII в. были окрашены потребностями войны, повседневными, сиюминутными требованиями. Это в полной мере касалось и школы.

Может показаться странным, что учителей в итоге оказывалось больше, чем удавалось собрать учеников, хотя даже по отношению к дворянам применялись самые сильные средства вплоть до указания без соответствующих "свидетельственных писем" "жениться их не допускать"83 . А учителя действительно были. Ими являлись выходцы из двух учебных заведений XVII века. В 1703 г., например, в Славяно-греко-латинской академии 45 человек, окончив "диалектику", приступили к "философии" (это как бы один выпуск). В 1716 г. в академии было 400 студентов. В цифирных школах учителями были также выпускники "математической штюрманской школы" (то есть Навигацкой школы), которых в том же 1703 г. обучалось свыше 300 человек. Большое число дворян "для науки" посылалось за рубеж. Это обучение была еще менее продуктивно, чем в собственных училищах, поскольку дворяне отнюдь не стремились овладеть теми знаниями, за которыми их посылали. По наблюдению Ключевского, "оказалось, что технические науки плохо прививались к сословию, что


79 "Полное собрание законов Российской империи" (ПСЗ). Т. VII. СПБ. 1830, N 4975.

80 Ср. В. О. Ключевский. Сочинения. Т. IV. М. 1958, стр. 79.

81 "Пропозиции Федора Салтыкова". СПБ, Б/г.

82 Ср. В. О. Ключевский. Указ. соч., стр. 79, 245 - 249. Учитель цифирной школы получал в расчете на месяц примерно 3 руб., что в 10 раз превышало казенный кошт учащихся. Были и более высокие ставки.

83 ПСЗ. Т. V, СПБ. 1830. N 2778.

стр. 123


русскому дворянину редко и с великим трудом удавалось стать инженером или капитаном корабля". Тем не менее "пребывание за границей не проходило бесследно: обязательное обучение не давало значительного запаса научных познаний, но все-таки приучало дворянина к процессу выучки и возбуждало некоторый аппетит к знанию: дворянин все же обучался чему-нибудь, хотя бы и не тому, за чем его посылали"84 . Как правило, проявляли больше усердия и добивались лучших результатов немногие выходцы из низших слоев общества.

В качестве учителей, особенно поначалу, активно привлекались также иностранцы, либо специально выписанные для этой цели, либо "рационально" использованные: военнопленные, наемники, обслуживавшие другие военные и хозяйственные сферы. Среди этих учителей оказалось немало знающих и добросовестных наставников. К таковым можно отнести англичанина профессора Эбердинского университета Г. Фарварсона, преподававшего в Навигацкой школе, пастора Глюка, короткое время возглавлявшего "гимназию" для детей аристократии и купечества85 . Больше, однако, было учителей типа преемника Глюка Пауса Вернера, который в конце концов за "многое неистовство и развращение", в частности распродажу чрезвычайно дорогих в то время школьных учебников в свою пользу, был отставлен от должности.

В начале XVIII в. два рода занятий почитались самыми трудными: служба в армии и учение. Методы были и тут и там примерно одинаковыми: палки, батоги, розги. Реакция служащих и учащихся в ответ на их применение также примерно одинаковая - бегство по возможности. В начале обучения и дворяне, и разночинцы оказывались почти на одинаковом положении. Лишь постепенно дворяне завоевывали себе привилегии в виде более высокой степени материального довольства, отдельного обучения, преимуществ при распределении на службе. Дворяне постепенно отходили и от освоения некоторых видов технических знаний, отдавая их всецело низшим сословиям. Удельный вес разночинцев во всех учебных заведениях начала столетия был исключительно высок. Это, между прочим, объясняется и тем, что "разные чины" были гораздо более, чем дворянство, склонны к приобретению истинно научных знаний. Но реализация этой потребности приносила пользу в первую очередь не "третьему сословию", а содействовала укреплению дворянского государства. В этом одно из важных и далеко идущих противоречий эпохи. По глубокому замечанию К. Маркса, "чем более способен господствующий класс принимать в свою среду самых выдающихся людей из угнетенных классов, тем прочнее и опаснее его господство"86 . Преобразования пробудили к жизни наиболее активные силы народа, но его энергия пошла в конечном счете на укрепление дворянского государства.

В развитии просвещения при преемниках Петра I наблюдается, с одной стороны, количественный рост, а с другой - углубление социального размежевания. Все больше и больше преимуществ получает высший класс, все меньше и меньше возможностей остается для низших слоев. Школы для них существовали лишь благодаря усилиям отдельных энтузиастов. Так, в течение 15 лет (1721 - 1736 гг.) функционировала школа Феофана Прокоповича, в которую принимались сироты и дети бедных родителей. В 1721 г. Татищев основал горнозаводские школы на Урале, которые, удовлетворяя потребность в грамотных мастеровых, просуществовали до конца XIX века. Пытался он создать школы и для сельского населения (в том числе и нерусского). Однако эти начинания заглохли с его отъездом, встретив противодействие и "сверху", и "снизу".

После того как был утолен голод в потребных для государственной машины специалистах, все настойчивее вставал вопрос о создании законченной системы образования. Эту идею развивал, в частности, Татищев, приписывая самое мысль Петру I87 . Реально ее пытались воплотить в создании при Академии наук гимназии


84 В. О. Ключевский. Указ. соч., стр. 238.

85 В доме Глюка жила ливонская крестьянка, будущая императрица Екатерина I. "Гимназия" пользовалась особым покровительством Петра. 10 ее иноземных учителей, помимо казенного жилья и бытовых удобств, получали от 48 до 150 руб. в год - сумма по тем временам крупная, особенно если учесть, что практически ничего, кроме языков, там не преподавали.

86 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 25. ч. И, стр. 150.

87 В. Н. Татищев. Разговор,.. стр. 110.

стр. 124


и университета. Именно за это настойчиво боролся Ломоносов. Удалось это реализовать, однако, только с открытием Московского университета в 1755 году88 .

Тенденция к созданию сословно-замкнутых школ проявилась уже в первой четверти XVIII века. Так, всего через два года после учреждения цифирных школ (в 1714 г.) дворянство добилось освобождения от обязательного в них обучения: достаточным признавалось соответствующее домашнее образование. В 1731 г. был основан в Петербурге Кадетский корпус - дворянское военно-учебное заведение. Такой же характер получил Морской корпус, созданный в 1752 г., а также Артиллерийская и Инженерная школы. Все новые и новые привилегии получали дворяне и во всесословных учебных заведениях. Дворянское государство следило за тем, чтобы наиболее важные посты в государственном аппарате и в вооруженных силах принадлежали выходцам из дворян, а образование служило как бы показателем их первостепенного значения в государстве. Петр I требовал от дворян образованности в качестве условия занятия государственных должностей. При его преемниках действительная или мнимая (внешняя) образованность дворян становится источником их классовой отграниченности от "подлого" сословия.

Несмотря на большие преимущества, имевшиеся у дворянства для получения образования, удельный вес образованных разночинцев оставался достаточно высоким и в послепетровское время, а во второй половине XVIII в. он снова обрел тенденцию к увеличению. Так, в Московском университете в 1764 г. из 56 студентов лишь девять происходили из дворян. В гимназиях число учащихся-недворян в этом году составляло 116 из 298. В 1767 г. количество их достигает 137 из 282. При этом, как и раньше, процент отсева у дворян был намного выше, чем у разночинцев89 .

Пропаганда просветителей содействовала существенному подъему образования во второй половине XVIII столетия. По проектам И. И. Бецкого в 60-е - 70-е годы открывается ряд заведений для подготовки "новой породы людей". В 80-х годах возникает система "народных училищ" - малые в уездах и главные в губерниях. Эти школы не создавались в сельской местности, и дети крестьян не могли в них учиться. Крепостным крестьянам и юридически не разрешалось поступать в университет. Тем не менее открытие "народных училищ" было важным завоеванием просвещения. Училища были обеспечены довольно квалифицированными, а главное - едиными для всех школ учебниками. Устанавливалась, наконец, классная система. В конце XVIII в. в "народных училищах" обучалось уже более 22 тыс. человек, в том числе 1,5 тыс. девочек90 . Выпускники этих училищ могли при благоприятных условиях понести просвещение в массы.

Несмотря на стремление дворянства наглухо закрыть доступ в свой класс выходцам из социальных низов, петровский закон - Табель о рангах - продолжал действовать и во второй половине XVIII в. и позднее. Это по-прежнему ослабляло "третье сословие", побуждая многих его представителей добиваться дворянского звания91 . Тем не менее роль этого сословия неуклонно возрастает. В конце столетия в России появляется не только Радищев, но и определенный круг читателей, который мог если не развить, то по крайней мере сохранить призыв к революционному изменению существующего порядка. Сам Радищев не надеялся на скорую реализацию своих идеалов, но верил в их конечное торжество. Встреча с крепостными интеллигентами указала ему ту силу, которая, сокрушив "главы бесчеловечных своих господ", породит "великие мужи для заступления избитого племени", создаст новую государственность, свободную от угнетения. "Не мечта сие, - пророчески предвещал Радищев, - но взор проникает густую завесу времени, от очей наших будущее скрывающую; я зрю сквозь целое столетие"92 .


88 См. Е. С. Кулябко. Указ. соч.; М. Т. Белявский. М. В. Ломоносов и основание Московского университета. М. 1955, и др.

89 Ю. Я. Коган. Указ. соч., стр. 8.

90 М. Т. Белявский. Школа и система образования в России в конце XVIII в. "Вестник" Московского университета, историко-филологическая серия, 1959, N 2.

91 С. М. Троицкий. Русский абсолютизм и дворянство XVIII в. М. 1974, стр. 112 ел.

92 А. И. Радищев. Указ. соч., стр. 368 - 369.

Опубликовано на Порталусе 24 декабря 2017 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама