Рейтинг
Порталус

И. И. ШУВАЛОВ - ДЕЯТЕЛЬ РОССИЙСКОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ

Дата публикации: 23 августа 2018
Автор(ы): Е. В. АНИСИМОВ
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ПЕДАГОГИКА
Номер публикации: №1535032247


Е. В. АНИСИМОВ, (c)

Время правления Елизаветы Петровны (1741 - 1761 гг.) не принадлежит к тем периодам русской истории, которые детально изучены специалистами. Однако именно в те годы Россия прочно утвердилась как одна из ведущих мировых держав. Были достигнуты значительные успехи в промышленности и торговле, получила дальнейшее развитие русская культура. Имена М. В. Ломоносова, А. П. Сумарокова, Б. - Ф. Растрелли, Ф. Г. Волкова тоже связаны с тем временем. За истекшие после кончины Петра I два-три десятилетия сменились поколения, к власти пришли сыновья и внуки тех, кто одержал победу при Полтаве и Гангуте. К этому новому поколению принадлежал и Иван Иванович Шувалов.

Родился он в 1727 г. в Москве в небогатой дворянской семье и получил обычное по тем временам домашнее образование. Благодаря покровительству своих двоюродных братьев Петра и Александра Шуваловых, занимавших важные должности в правительстве Елизаветы Петровны, он в конце 40-х годов попал ко двору и обратил на себя внимание свои умом и начитанностью. Осенью 1749 г. И. И. Шувалов становится фаворитом Елизаветы Петровны.

Фаворитизм - черта, столь характерная для жизни абсолютистских монархий Западной Европы и России XVIII в., что вряд ли бы стоило подробно останавливаться на истории жизни одного из многочисленных временщиков того времени. Однако документы, оставшиеся после И. И. Шувалова, и другие материалы позволяют увидеть в нем деятеля русской культуры середины XVIII в., одного из последовательных выразителей взглядов дворянства. Работы дореволюционных авторов1 содержат мало материала о взглядах Шувалова, а те факты, которые приводятся в них, истолкованы односторонне: он предстает перед читателем человеком, лишенным недостатков и совершенно оторванным от социальной среды, к которой принадлежал. В советской литературе2 нет налета "житийности", в ней даются более объективные оценки Шувалову. Однако составить достаточно полное представление о нем как о человеке они все же не позволяют. Восполнить этот пробел и пытается автор данного очерка.

Наиболее значительную роль при дворе Шувалов стал играть в последние семь - восемь лет правления Елизаветы, когда она все реже появлялась на людях, чаще болела и жила уединенно в Царском Селе. В те годы Шувалов был единственным сановником, имевшим свободный доступ к императрице, и исполнял роль ее главного докладчика и секретаря. В абсолютной монархии, где решение дела порой могло зависеть от сиюминутного настроения властелина, роль влиявшего на него фаворита резко возрастала. Переписка Шувалова с крупными деятелями 50 - начала 60-х годов XVIII в. показывает то значение, которое приобрел он тогда в управлении страной. От Шувалова зависело, когда подать императрице доклад, как прокоммен-


1 Снегирев И. М. Иван Иванович Шувалов. Основатель Московского университета и русский меценат. - ЖМНП, 1837, ч. 15, август; Голицын Ф. Н. Жизнь обер-камергера Ивана Ивановича Шувалова. М. 1855; Бартенев П. И. Биография И. И. Шувалова. М. 1857; Русский биографический словарь, т. "Шебанов - Шютц". СПб. 1911, с. 476 - 490; и др.

2 Яремич С. Основание Академии художеств. Президентство И. И. Шувалова. В кн.: Русская академическая художественная школа в XVIII веке. М. - Л. 1934; Голицын Н. Иван Иванович Шувалов и его иностранные корреспонденты. Предисловие в кн.: Литературное наследство. Т. 29 - 30, ч. 1. М. 1937; Берков П. Н. Ломоносов и литературная полемика его времени. 1750 - 1765 гг. М. - Л. 1936, с. 114сл.; Пенчко Н. А. Основание Московскою университета. М. 1953; Белявский М. Т. М. В. Ломоносов и основание Московского университета. М. 1955; и др.

стр. 94


тировать содержание донесения того или иного дипломата и как ответить на него. Шувалов не скрывал, что он сам подготавливал тексты распоряжений царицы: "Приказала мне написать письмо к собственному подписанию, которое теперь и подано"3 . Поэтому неудивительно, что сановники наперебой стремились заручиться поддержкой Шувалова. Особенно преуспел в этом канцлер М. И. Воронцов, который через Шувалова добивался от императрицы наград и пожалований. Вот аргументация одной из таких просьб канцлера к Шувалову: "Мне желательно, чтобы ваше превосходительство имели во мне друга сильного и богатого, а не слабого и бедного, каким я теперь"4 .

Во многом благодаря И. И. Шувалову его двоюродные братья П. И. и А. И. Шуваловы сумели нажить огромные богатства, получив от государства доходные металлургические мануфактуры и монополизировав ряд важных промыслов. Не следует, впрочем, думать, что Шувалов был игрушкой в руках своих родственников и приятелей. Документы по внешней и внутренней политике, написанные его рукой, свидетельствуют о его уме и аналитических способностях. Он достаточно глубоко разбирался в делах и при необходимости добивался решения их по своему плану.

Особенностью официального положения Шувалова было то, что в иерархии чиновной России он занимал скромное место, не имел высших воинских и гражданских званий, орденов и титулов, т. е. тех блестящих атрибутов власти и внешнего почета, которыми временщики стремились компенсировать незаконность своего могущества. Шувалов избегал почестей, отклоняя одно за другим предложения о наградах и пожалованиях. В 1757 г. Воронцов представил ему (для передачи на подписание Елизавете) проект указа, согласно которому Шувалов становился членом Конференции при высочайшем дворе, сенатором, графом, кавалером ордена Андрея Первозванного, наконец, обладателем поместий с населением до 10 тыс. душ5 . Этот проект и другие, ему подобные, не был осуществлен из-за противодействия Шувалова, оставшегося до конца царствования Елизаветы "генерал-адъютантом, от армии генерал-порутчиком, действительным камергером, орденов Белого орла, святого Александра Невского и святой Анны, кавалером, Московского университета куратором, Академии Художеств главным директором и основателем, Лондонского королевского собрания и Мадритской королевской Академии Художеств членом"6 .

Не следует, однако, преувеличивать значения скромности фаворита на основании его писем или легенд о том, как Шувалов вернул государству миллион рублей, подаренных ему умиравшей Елизаветой. Более десяти лет он жил на содержании императрицы, ни в чем себе не отказывая. Скромность Шувалова, прекрасно им осознававшаяся и даже подчеркивавшаяся, была не столько особенностью его характера, сколько типом поведения, обусловленным своеобразием положения этого фаворита при дворе. Такая неординарная манера поведения выделяла Шувалова из ряда титулованных вельмож и подчеркивала его исключительность еще более выразительно, чем ордена и звания. Формальная незначительность места Шувалова в чиновной иерархии была удобна ему еще и тем, что снимала с него ответственность за исход дел, к которым он был причастен, и даже нередко позволяла избежать решения их. И тогда нарочитая скромность могущественного временщика становилась маской лицемерия и ханжества: "Не будучи ни к чему употреблен, не смею без позволения предпринимать, а если приказано будет, то вашему сиятельству отпишу"7 . Современники прекрасно понимали истинное значение Шувалова. "Он вмешивается во все дела, - писал в 1761 г. французский дипломат Ж. - Л. Фавье, - не нося особых званий и не занимая особых должностей... Одним словом, он пользуется всеми преимуществами министра, не будучи им"8 .


3 Письма И. И. Шувалова и графа М. Л. Воронцова. - Русский архив, 1870, N 8 - 9, стб. 1416.

4 Письма М. Л. Воронцова к И. И. Шувалову. - Там же, 1864, N 4, стб. 348.

5 Русский архив, 1870, N 8 - 9, стб. 1398 - 1401.

6 ЦГИА СССР, ф. 789, оп. 1, д. 29, л. 2.

7 Письма и записки И. И. Шувалова к графу М. Л. Воронцову. В кн.: Архив князя Воронцова. Т. 6. М. 1873, с. 279.

8 Фавье Ж. - Л. Записки секретаря французского посольства в С. - Петербурге. - Исторический вестник, 1887, т. 29, с. 392.

стр. 95


Роль покровителя искусства и науки была для Шувалова даже более лестной, чем роль вершителя государственных дел9 . Подтверждением этой мысли служит приведенный выше официальный титул Шувалова. Он весьма необычен для влиятельного вельможи и временщика. Шувалову был присущ живой интерес прежде всего к сфере литературы и искусства. Всякая служба была ему в тягость. Петр III, взойдя на престол, назначил Шувалова начальником Кадетского корпуса. И. Г. Чернышев не без иронии писал ему в марте 1762 г. из-за границы: "Простите, любезный друг, я все смеюсь, лишь только представлю вас в гетрах, как вы ходите командовать всем корпусом и громче всех кричите "На караул!"10 . Сам Шувалов по поводу этого назначения, свидетельствовавшего о явном уменьшении своего бывшего значения, с унынием писал Вольтеру: "Мне потребовалось собрать все силы моей удрученной души, чтобы исполнять обязанности по должности, превышающей мое честолюбие (зачеркнуто - "и входить в подробности, отнюдь не соответствующие той философии, которую мне бы хотелось иметь единственным предметом занятий") и мои силы"11 .

Многие источники говорят о Шувалове как о человеке мягком, воспитанном, интеллигентном, но несколько расслабленном, вялом, склонном к самоанализу и созерцательности, что явно противоречит стереотипу поведения людей середины XVIII в. с присущей им, детям Просвещения, кипучей энергией и оптимизмом. Примечательно в этом смысле письмо Шувалова Воронцову от 29 мая 1757 г.: "Я, будучи болен, писал к нему (речь идет о другом адресате. - Е. А.), и как болезнь обыкновенно представляет нам состояние наше, как оное есть точно, то у меня вырвалися к нему в письме изъяснения моих гипохондрических мыслей, которыя я себе в утешение часто за слабостью моего рассудка и малодушием представляю... Я чувствую, что много дурно делаю, что вашему сиятельству сие пишу; я сей день целой все болен головой, и в голове все к тому собралося печальное. Простите, милостивый государь, в оном меня, когда откроешь мысли, к кому поверенность есть, то кажется, будто полегче"12 .

Для анализа мировоззрения Шувалова особый интерес представляют два документа. В 1763 г. он писал сестре из Вены: "Если бог изволит, буду жив и, возвратясь в мое отечество, ни о чем помышлять не буду, как весть тихую и беспечную жизнь; удалюсь от большого света, который довольно знаю; конечно, не в нем совершенное благополучие почитать надобно, но собственно, все бив малом числе людей, родством или дружбою со мной соединенных. Прошу бога только о том, верьте, что ни чести, ни богатства веселить меня не могут"13 . Трудно поверить в искренность излияний экс-фаворита, отправленного Екатериной II за границу, как в ссылку. Но вот письмо, написанное Шуваловым в декабре 1757 г. - пору расцвета его влияния. Отказываясь от предложенных Воронцовым орденов, должностей и прочих внешних атрибутов почета, он писал: "Могу сказать, что рожден без самолюбия безмерного, без желания к богатству, честям и знатности; когда я, милостивый государь, ни в каких случаях к сим вещам моей алчбы не казал в таких летах, где страсти и тщеславие владычествуют людьми, то ныне истинно и более притчины нет"14 . Что это - лицемерие или подлинная скромность? Ни то, ни другое.

Мы имеем дело со своеобразным, но реальным типом поведения, характерным для определенных кругов русского общества середины XVIII века. Эта манера перекликается с манерой поведения членов кружка дворянской интеллигенции, возглавлявшегося М. М. Херасковым и связанной с Московским университетом. То была литературно-аристократическая фронда. Она культивировала тип человека, "презирающего внешние блага, углубившегося в самосовершенствование, в книги, проводящего жизнь среди высоких идей, окруженного избранными и не менее его добро-


9 Бахрушин С. В. Очерки по истории Московского университета. В кн.: Ученые записки Московского университета, юбилейная серия, 1940, история, вып. 50, с. 8.

10 Письма к И. И. Шувалову. - Русский архив, 1869, стб. 1842.

11 Новые тексты переписки Вольтера. Письма Вольтера. Л. 1970, с. 62, 64.

12 Архив князя Воронцова Т. 6, с. 287.

13 Письма И. И. Шувалова к сестре его родной Прасковье Ивановне Голицыной. - Москвитянин, 1845, ч. 5, N 10, с. 140.

14 Русский архив, 1870.. N 8 - 9, стб. 1396.

стр. 96


детельными друзьями"15 . Тип идеального человека "создавался как бы вне своей личной жизни, как идеальный облик бытового сознания дворянина, правомерно занимающего высокое место в сословной лестнице и претендовавшего на самостоятельность"16 . Если к этому добавить манерность и принятую тогда "томность" поведения людей высшего света, то будет понятен и характер роли, которую избрал для себя Шувалов, и то, что в реальной жизни, несмотря на свою "гипохондрию" и "меланхолию", Шувалов оставался деятельным и энергичным сыном века.

Век, в котором жил Шувалов, характеризуется словом "Просвещение". Это мощное движение, охватившее Западную Европу, проникло и в Россию, став фактором ее культурной и общественной жизни, определив особенности развития политической мысли, литературы, науки и культуры. Шувалов собрал прекрасную библиотеку, которая постоянно пополнялась. Как вспоминала Е. Р. Дашкова-Воронцова, он получал из Франции все книжные новинки. Список книг, переданных им в Академию художеств, свидетельствует о целенаправленности, тщательности комплектования им своей библиотеки17 . Главным источником идей для Шувалова и близкого к нему круга людей была французская литература Просвещения с ее кумиром Вольтером и энциклопедистами. Чтение и обсуждение литературы вызвало к жизни в середине 50-х годов XVIII в. журнал "Le Came'le'on litte'raire". Его редактором был литератор и масон Т. - Г. Чуди, прибывший в Россию в начале 1754 г. и вскоре ставший секретарем И. И. Шувалова. На страницах журнала затрагивались актуальные вопросы литературной и художественной жизни (преимущественно Франции), печатались новинки прозы, поэзии, философии, театра. Много места отводилось в нем Вольтеру и литературным спорам того времени. Знакомство русских читателей с литературой Просвещения было продолжено в журнале "Ежемесячные сочинения", издававшемся с 1755 года. В стране складывалась просветительская среда, в которой жил и действовал Шувалов18 .

Восприятие идей Просвещения зависело не только от индивидуальности человека, но и от объективных условий жизни России, позиции класса-сословия дворянства, к которому Шувалов принадлежал. Примером может служить отношение Шувалова к Вольтеру. Шувалов по своим взглядам был далек от обскурантизма. Более того, он помог появлению в России смелой по тем временам и близкой к атеизму книги английского просветителя А. Попа "Опыт о человеке" в переводе ученика Ломоносова Н. Н. Поповского. Немало он сделал и для защиты от церкви самого Ломоносова как автора "Гимна бороде"19 . Но тем не менее Шувалов явно не одобрял антиклерикализма Вольтера и других просветителей, воспринимая их взгляды как осуждаемое безбожие. В письме Воронцову из Франции в 1766 г. он сожалел о казавшемся ему упадке нравственности и религиозности в стране и видел в этом прямой результат чтения "Вольтеровых сочинениев и Ансиклопедии". "Вот плоды господ здешних ученых людей, которые устремились истребить закон христианский!"20 , - с пафосом восклицает просвещенный русский вельможа. В таком отношении Шувалова к Вольтеру и просветителям видна характерная для многих деятелей русской культуры той эпохи точка зрения, согласно которой безоговорочно признавался литературный талант Вольтера и других просветителей и почти полностью отрицались критика ими феодализма, их пантеизм и гедонизм21 .


15 Гуковский Г. А. Очерки по истории русской литературы XVIII века. М. - Л. 1936, с. 31.

16 Там же.

17 Дашкова Е. Р. Записки. СПб. 1906, с. И; о комплектовании Шуваловым библиотеки Московского университета см.: Архив князя Воронцова. Т. 6, с. 286.

18 Попова М. Н. Теодор-Генрих Чуди и основанный им в 1755 году журнал "Le Cameleon litteraire". - Известия АН СССР, серия 7, отд. гуманитарных наук, 1929, N 1; Заборов П. Р. Вольтер в русских переводах XVIII века. В кн.: Эпоха Просвещения. Из истории международных связей русской литературы. Л. 1967. "Le Cameleon" издавался в количестве 312 экземпляров. Для периодического издания на иностранном языке в России середины XVIII в. это был значительный тираж.

19 Пекарский П. Письмо Шувалова о позволении печатать перевод Поповского книги Попа "Опыт о человеке". - Библиографические записки, 1858, т. 1, N 16.

20 Архив князя Воронцова. Т. 6, с. 305.

21 Заборов П. Р. Русская литература и Вольтер (XVIII - первая треть XIX века). Л. 1978, с. 68.

стр. 97


Отрицая радикализм Вольтера и энциклопедистов, Шувалов видел в Просвещении главным образом борьбу за просвещение и образование против невежества и суеверия, а в победе Просвещения - залог благополучия государства ("И когда суеверие и невежество - главные противники просвещения исчезали, надлежало ожидать несомненных успехов"). Первым, кто начал в России борьбу с невежеством и суеверием, был, по мнению Шувалова, Петр I. Он достиг выдающихся успехов, потому что взял на вооружение достижения культуры и науки ("божественным своим предприятием исполнение имел через науку")22 . Реформы Петра I представлялись Шувалову прежде всего как реформы образования, воспитания квалифицированных и образованных верноподданных. "Главное сего монарха попечение было, - писал он о Петре I в проекте указа Сенату, - сделать способных людей к правлению разных должностей, составляющих общий порядок государства"23 . Однако пришедшие в Россию уже после смерти Петра I иностранцы "не радели о распространении наук и искусств в стране им чуждой"; в итоге "такая небрежность о просвещении юношества... некоторым образом остановила успехи просвещения. Вот почему благородная ревность к учению совершенно была погашена во многих моих соотечественниках"24 .

Необходимо отметить, что причастность к семье европейских народов воспринималась в России середины XVIII в. не только как копирование европейских обычаев, быта, культуры, но и как осознание своего равенства с членами этой семьи, а следовательно, осознание собственной значимости, ценности как народа. Шувалова и его современников особенно огорчало распространенное за пределами России мнение о неспособности русских без посторонней помощи овладеть общеевропейской культурой. Имея в виду время бироновщины, Шувалов писал Гельвецию: "Столь неприятный для нас промежуток времени дал повод некоторым иностранцам несправедливо думать, что отечество наше неспособно производить таких людей, какими бы они должны быть". Этот мотив повторяется и в проекте, поданном Шуваловым Елизавете: "Мнение иностранных вкоренившееся, что не видать российских достойных людей, приносит всему народу крайнее предосуждение". И далее: завистники России "ласкаются, что мы здесь сами себя невежеством нашим истребляем, возвращался без иностранных к оному"25 .

Убедить всех в обратном - такова была идея Шувалова и близких к нему деятелей русской культуры. Наиболее емко эту идею выразил Ломоносов: "Может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать". Примечательна речь ученика Ломоносова и протеже Шувалова, профессора Московского университета Н. Н. Поповского при открытии гимназии этого университета в 1755 году. Обращаясь к будущим ученикам, он сказал: "Если будет ваша охота и прилежание, то вы скоро можете показать, что и вам от природы даны умы такие ж, какие и те, которыми целые народы хвалятся; уверьте свет, что Россия больше за поздним начатием учения, нежели за бессилием, в число просвещенных народов войти не успела"26 . В такой обстановке естественным выглядит подчеркивание собственной культуры, возможностей русских людей. Особенно много писал об этом Ломоносов. Его взгляды находили поддержку у Шувалова, по чьему мнению, в России "мало своих искусных людей или почти никого нет, чему не склонность и понятие людей, но худые смотрения в премудрых учреждениях виноваты"27 .

Это высказывание Шувалова, как и многие другие, отражают его концепцию понимания Просвещения применительно к России: государство может путем создания "премудрых учреждений" воспитать просвещенных, сознательных и послушных верноподданных. В соответствии с этим он предполагал создать стройную систему образования. Университет, Академия художеств, проект введения гимназического


22 Бумаги И. И. Шувалова. - Русский архив, 1867, N 1.

23 Русский архив, 1867, N 1, стб. 73.

24 Литературное наследство. Т. 29 - 30, с. 272.

25 Русский архив, 1867, N 1, стб. 74 - 75.

26 Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века. М. 1952, с. 92.

27 Русский архив, 1867, N 1, стб. 75.

стр. 98


образования в губерниях - вот ряд мероприятий просветительской программы Шувалова, разработанных и отчасти внедренных в жизнь в 50-х годах XVIII века.

В этом деле Шувалов возлагал большие надежды на Ломоносова, в лице которого он видел ученого и педагога, хорошо знакомого с организацией университетской системы в Западной Европе. Шувалов познакомился с Ломоносовым в начале 50-х годов. Их отношения, сохранявшиеся до самой смерти Ломоносова, были довольно тесными, причем ученый оказывал сильное влияние на Шувалова. Это неудивительно. Незаурядная личность великого помора привлекала Шувалова не только успехами в естественных науках, но прежде всего блестящим поэтическим талантом. Есть свидетельства, что Шувалов сам сочинял стихи и брал уроки стихосложения у Ломоносова28 . Переписка показывает, что поэтический авторитет Ломоносова был для не отмеченного стихотворным дарованием Шувалова необычайно велик. Вот одно из свидетельств, характеризующих отношение Шувалова к Ломоносову-поэту: "Удивляюсь в разных сочинениях и переводах ваших... богатству и красоте российского языка, простирающегося от часу лучшими успехами еще без предписанных правил и утвержденных общим согласием"29 . Со своей стороны, Шувалов тоже влиял на Ломоносова: под его непосредственным воздействием тот занялся написанием пьес и "Истории Российской"30 .

Немаловажным обстоятельством, определявшим отношение Шувалова к Ломоносову, являлось то, что тот был "природным" русским поэтом и ученым, живым олицетворением реальных успехов курса Петра I на воспитание отечественной интеллигенции. В первом собрании сочинений Ломоносова, изданных при Московском университете по указанию и при деятельном участии Шувалова, под портретом Ломоносова стояли весьма символичные слова: "Открыл натуры храм богатым словом россов пример их остроты в науках Ломоносов". Общепризнан факт активной поддержки ученого Шуваловым в борьбе за реорганизацию Академии наук, против руководителей академической канцелярией И. - Д. Шумахера и И. И. Тауберта. Ломоносов и Шувалов придавали этой борьбе острое политическое звучание, видели в ней сопротивление засилью иностранцев31 . Нет нужды идеализировать отношения Шувалова и Ломоносова: непреодолимый барьер социального происхождения, несопоставимое положение каждого из них в обществе, существенные различия во взглядах - все это их разделяло.

Шувалов действительно поддерживал Ломоносова в Академии и влиял на президента Академии К. Г. Разумовского, но был при этом очень осторожен. Он явно не хотел, чтобы его вовлекли в открытую борьбу Ломоносова и других ученых с академической канцелярией во главе с И. - Д. Шумахером, а также с приближенным Разумовских советником академической канцелярии Г. П. Тепловым. Шувалов, возможно, опасался, что участие в этой борьбе может отразиться на его положении при дворе. А сохранение власти и влияния оставалось важнейшей целью просвещенного фаворита. Приходилось и Ломоносову расплачиваться за меценатство Шувалова. Характерна в этом смысле история с полемикой вокруг появившейся в начале 50-х годов XVIII в. сатиры поэта И. П. Елагина "На петиметра и кокеток". Из переписки Шувалова с Ломоносовым видно, что Шувалов, приняв на свой счет сатиру о щеголе, предложил Ломоносову публично ответить на выпад Елагина. Ломоносов вначале пытался уклониться от открытой защиты "петиметрства" (символ легкомыслия, щегольства и галломании), но потом был все же вынужден написать стихотворный ответ Елагину, представив "петиметрство" как невинную шалость молодежи, стоящей на пороге серьезного поприща. Обнародование этого стихотворения, автор которого выступал с позиций защиты осуждаемого порока, привело к грубым выпадам литературных противников против Ломоносова и его учеников32 .


28 Грот Я. К. Труды. Т. 3. СПб. 1901, с. 14 - 15.

29 Билярский П. С. Материалы для биографии Ломоносова. СПб. 1865, с. 355.

30 Пекарский П. История Академии наук в Петербурге. Т. 2. СПб. 1873, с. 505 - 512.

31 Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Т. 8. М. - Л. 1959, с. 214, 217, 226.

32 Берков П. Н. Ук. соч., с. 125 - 136.

стр. 99


Не всегда считался Шувалов и с самолюбием Ломоносова, его жизненными принципами. Шувалов был не прочь, потехи ради, сыграть на слабостях Ломоносова, его вспыльчивом нраве. Именно так следует трактовать попытку Шувалова публично примирить двух литературных противников - Ломоносова и Сумарокова. После их ссоры 2 января 1761 г. в доме Шувалова, показавшейся хозяину и присутствующим гостям "смешной сценой", Ломоносов написал своему покровителю письмо, полное гнева и оскорбленного достоинства, которое закончил так: "Ваше высокопревосходительство, имея ныне случай служить отечеству спомоществованием в науках, можете лучше дела производить, нежели меня мирить с Сумароковым... Не токмо у стола знатных господ или у каких земных владетелей дураком быть не хочу, но ниже у самого Господа Бога, который мне дал смысл, пока разве отнимет"33 .

Как известно, Ломоносов начал борьбу за создание университета сразу же после возвращения из Германии в начале 40-х годов XVIII века. Он считал, что существовавший при Академии наук университет не отвечал принципам университетской системы Европы (не имел факультетов, регулярных занятий, привилегий, обеспечивавших его автономию), и требовал его преобразования. Однако обстановка при дворе и в Академии не благоприятствовала усилиям Ломоносова. Лишь при содействии Шувалова дело стало меняться к лучшему. Именно с начала 50-х годов XVIII в. Ломоносов возобновил прерванную борьбу за реорганизацию академического университета и гимназии и добился в 1754 г. созыва комиссии о штатах Академии и университета.

Уже после этих событий разворачивается история образования университета в Москве34 . Шувалов поддерживал усилия Ломоносова. Организация университета именно в Москве устраивала Шувалова по двум причинам: он хотел избежать столкновения (в случае продолжения борьбы за реорганизацию академического университета) с Тепловым, за спиной которого стояли Разумовские; создание высшего учебного заведения в Москве отвечало и взглядам Шувалова на распространение образования, в первую очередь дворянского. Для русского дворянства Москва по-прежнему играла большую роль. Вокруг нее раскинулись родовые владения, где произрастали дворянские отроки. Однако взгляды Ломоносова и Шувалова на некоторые принципы образования существенно различались. Если структура университета была принята в соответствии с мнением Ломоносова, то на структуру гимназии оказали сильное воздействие взгляды Шувалова, стремившегося к утверждению определенных преимуществ для дворянских детей35 .

Признавая выдающуюся роль Ломоносова при создании Московского университета, нельзя забывать и о соответствующих усилиях Шувалова. Его переписка показывает, что, являясь куратором университета, Шувалов многое сделал для его становления. Подбор профессуры и студентов, условия их учебы и жизни, программы образования, гимназия, типография, бюджет, правовой статус университета - вот краткий список дел по университету, которыми занимался Шувалов36 . Но еще важнее другое: Шувалов воспринял взгляды Ломоносова на сущность университетской системы и последовательно проводил их на практике. По замыслу ученого и благодаря усилиям Шувалова в Москве был создан университет в соответствии с принятыми в Западной Европе правилами и обычаями, главный смысл которых состоял в придании университету статуса автономного от местных властей учреждения - корпорации, защищенной системой привилегий. Шувалов добился не только признания юридической автономии университета от светских и церковных властей, но и подтверждения ее Сенатом, что несомненно способствовало упрочению статуса университета в дальнейшем37 .

Проблема художественного образования также занимала Шувалова. Сразу после открытия гимназии при университете в Москве он писал ее директору А. М. Аргамакову о необходимости отобрать наиболее способных учеников из разночинцев


33 Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Т. 10. М. - Л. 1957, с. 546.

34 Пенчко Н. А. Ук. соч.; Белявский М. Т. Ук. соч.; и др.

35 Кулябко Е. С. Ломоносовский "Регламент московских гимназий" - Вестник АН СССР, 1955, N 5, с. 60 - 61.

36 Документы и материалы по истории Московского университета второй половины XVIII века. Т. 1. М. 1960, с. 35 - 231

37 Там же, с. 97; ПСЗ. Т. XIV. М. 1830, N 10781.

стр. 100


и обучать их по специальной программе с тем, "чтоб можно отдать их здесь (т. е. в Петербурге. - Е. А.) учиться художествам и зделать начало, чтоб и в Москве с божьей помощью со временем завести было можно"38 . Он предполагал обучение в Академии наук (в Отделении художеств) московских гимназистов с тем, чтобы затем основать художественное учебное заведение в Москве. В 1756 г. четыре ученика гимназии, среди которых выделялся Василий Баженов, были присланы в Петербург на учение. Однако к лету 1757 г. планы Шувалова изменились, и он решил создать в Петербурге Академию художеств. В Московском же университете были организованы специальные художественные классы, где интенсивно готовили будущих студентов Академии.

Одновременно через русских дипломатов Шувалов вербовал за границей профессоров для Академии - известных художников, скульпторов и архитекторов. 23 октября 1757 г. Шувалов писал об основании Академии как об уже решенном деле: "Я сей класс (речь шла о художественном классе университетской гимназии. - Е. А.) и с учителем уповаю в конце нынешнего года взять сюда в Петербург, где Академия художеств основана будет"39 . У Шувалова были все причины для уверенности: 23 октября Сенат утвердил его "доношение" о создании Академии художеств. В указе Сената проводилась мысль: "Необходимо должно установить Академию Художеств, которой плоды когда приведутся в состояние, не только будут славою здешней империи, но и великою пользою казенным и партикулярным работам, за которые иностранные посредственного знания, получая великие деньги, обогатясь, возвращаются, не оставя по сие время ни одного русского ни в каком художестве, который бы умел что делать"40 .

Историки искусства высоко оценивают шуваловский период деятельности Академии художеств (1757 - 1763 гг.)41 . Шувалов по праву назывался ее основателем. Он сумел в короткие сроки наладить обучение, которое было поручено приглашенным из-за рубежа мастерам: скульптору Н. Жилле, художнику С. Торелли, архитектору В. Деламоту, граверу Г. Шмидту и другим. Следя за первыми шагами Академии, Шувалов вникал во все мелочи учебы и быта студентов. Особое внимание он уделил созданию регламента и штата Академии, которые должны были определить ее структуру и положение среди других государственных учреждений. За основу регламента были взяты идентичные документы некоторых европейских академий художеств, но подход Шувалова к их использованию был достаточно гибким: на первое место он ставил критерий целесообразности, соответствия Академии условиям России.

В 1762 г. Шувалов писал, что в результате обобщения работы Академии за несколько лет "довольный будет приступ к сочинению регламента, который большей частию самым опытом совершенной быть может". Вообще такой творческий подход был характерен для Шувалова. В январе того же года он сообщал в Сенат по поводу основания Московского университета: "По причине недостатка штату и регламенту и за неимением на все случаи указов, особливо по новости места, где более старания я прилагал к его основанию и распространению, нежели к подобному наблюдению канцелярского порядка, инако делать было не можно"42 . Шувалов подарил Академии не только свою прекрасно подобранную библиотеку, но и коллекцию из 104 картин кисти Рембрандта, П. Рубенса, А. Ван Дейка, Я. Тинторетто, П. Перуджино, П. Веронезе, Н. Пуссена и других мастеров.

У Шувалова было чутье на талантливых людей. Ни возраст, ни социальное происхождение кандидатов при зачислении в Академию роли не играли. В апреле 1755 г. Шувалов писал Аргамакову о принципе отбора из гимназистов учеников для художественных классов: "Из разночинской гимназии... выбрать из бедных, но способных людей"43 . Так же Шувалов поступал и позже. Примечательна его памятная записка в Дворцовую канцелярию (1761 г.), давшая России одного из выдаю-


38 Документы и материалы по истории Московского университета, с. 306.

39 Там же, с. 93.

40 ПСЗ. Т. XIV, N 10776.

41 Яремич С. Ук. соч., с. 52; Зотов А. И. Академия Художеств СССР. Краткие очерки. М. 1960, с. 7.

42 Доношение И. И. Шувалова в Сенат. - ЧОИДР, 1859, кн. I, смесь, с. 70.

43 Документы и материалы по истории Московского университета, с. 306.

стр. 101


щихся скульпторов: "Находится при дворе е. и. в. истопник Федот Иванов сын Шубной, который своей работой в резбе на кости и перламутре дает надежду, что со временем может быть искусным в своем художестве мастером". Шувалов просит об определении Шубина в Академию с тем, чтобы он "в содержание причислен был, где надежно, что он время не напрасно и с лутшим успехом в своем искусстве проводить может"44 . Кроме Баженова и Шубина, выпускниками Академии стали архитектор И. Е. Старов, гравер Е. П. Чемезов, скульптор Ф. Г. Гордеев, художник А. П. Лосенко - плеяда мастеров, без которых русское искусство второй половины XVIII в. теперь представить невозможно.

Учреждение Московского университета и Академии художеств было лишь началом. Шувалов предполагал подвести под систему высших учебных заведений прочный фундамент - провинциальные гимназии и школы. Не исключено, что (как и в случае с Московским университетом) инициатива создания гимназической системы принадлежала Ломоносову, а реализация планов была начата Шуваловым. В ноябре 1760 г. Шувалов подал в Сенат проект, в котором предлагалось "в знатных городах учредить гимназии, в которых бы обучали нужные европейские языки и первые основания, а по маленьким городам учредить школы, в которых будут обучать русской грамматике, арифметике и прочим первым основаниям, а из оных школ станут выходить в гимназии, а из гимназий в Кадетский корпус, в Академию и в Университет, а из сих трех мест в действительную службу". Отсюда становится ясным замысел: создать единую преемственную систему образования, которая должна была обеспечить страну специалистами. По-видимому, проект носил предварительный характер. Сенат рекомендовал Шувалову сочинить "штаты окуратные" и для этого запросить Академию наук, что и было вскоре осуществлено. Однако затем дело замедлилось, да так и осталось незавершенным45 .

Планы Шувалова по развитию системы образования в России входили составной частью в общую программу предполагаемых перемен. Программа была разработана Шуваловым примерно во второй половине 50 - начале 60-х годов XVIII в. и отражена в сохранившихся проектах указов Сената и памятной записке на имя Елизаветы Петровны. Эти документы представляют собой любопытный образец развития дворянской мысли той эпохи. В проекте на имя императрицы Шувалов отмечает широкое распространение "неправосудия, нападков, грабежей и разорениев", чинимых властями. "Большая причина того невежества, - поясняет он, - что прямо не знает должности своей к государю, к государству, к общему добру и любви к ближнему"46 . Взгляды Шувалова отражают многие положения, характерные для публицистики XVIII века. Главное зло - в нарушении законов, "святых и полезных", по терминологии Шувалова. Примерно в том же русле развивалась еще петровская правовая мысль. Неукоснительно соблюдать изданные государственные законы и беспощадно преследовать их нарушителей - только так, считали теоретики "регулярного государства", можно добиться вожделенного "общего блага", которое понималось различно применительно к каждому сословию и было детерминировано социальными принципами.

На практике возникало препятствие, которое состояло в отсутствии таких универсальных законов, строгое исполнение которых должно было обеспечить "общее благо". Мысль законодателя была устремлена на их создание. Именно поэтому законодатель XVIII в. обращается в Соборному Уложению 1649 г., видя в нем прообраз универсального кодекса и стремясь переработать его в соответствии с духом времени. Шувалов считал необходимым возобновить разработку нового Уложения и ввести его в действие, видя в этом реальный путь к искоренению недостатков и "пресечению ябед". Кроме того, он предложил "собрать все указы и намерения... Петра Великого, без действия оставленные", и, рассмотрев их "по обстоятельствам, в действо иные производить, прочие нужные дела к докладу представить". Именно в таком анализе законодательных начинаний Петра I видел Шувалов преемственность


44 Яремич С. Ук. соч., с. 57.

45 Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Т. 9. М. - Л. 1955, с. 570 - 571, 902 - 904; Пекарский П. История Академии наук в Петербурге. Т. I. СПб. 1870, с. 629; ПСЗ. Т. XV. М. 1830, N 11144.

46 Русский архив, 1867, N 1, стб. 75.

стр. 102


своих начинаний. Этим он не ограничился и предложил ряд мер по налаживанию работы государственной машины, финансов, флота, промышленности и т. д.47 .

Быть может, с идеями Шувалова о "поправлении" был знаком Ломоносов. Видимо, не случайно он подал Шувалову 1 ноября 1761 г. письмо-записку "О сохранении и размножении российского народа", в предисловии к которой перечислил еще несколько тем, которые предполагал разработать. Они охватывают различные стороны жизни и предназначены "в уповании, может быть найдется в них что-нибудь к действительному поправлению российского света служащее"48 . Предложения Шувалова нельзя назвать принципиально новыми. Но в одной части его памятной записки царице есть идеи и предложения, уникальность и новизна которых очевидны. Шувалов предложил императрице установить особые "фундаментальные и непременные законы", благодаря введению которых "самая польза, благополучие в. и. в. подданных непременными делают". "Фундаментальные и непременные законы" Шувалова - это слепок с "основных законов" Монтескье, измененных применительно к условиям России. В конечном счете, как и у Монтескье, эти законы Шувалова направлены на ограничение самодержавной власти. Согласно проекту Шувалова, Елизавета Петровна должна была "уверять и обещать пред богом как за себя, так и за наследников своих, следующие законы свято, нерушимо сохранять и содержать, и повелеть всем верноподданным, как истинным детям отечества во всяких случаях наблюдать их непоколебимость и ненарушение и в сем указать учинить присягу"49 .

Ограничительные тенденции предложения Шувалова налицо: императрица должна присягнуть в соблюдении законов, а подданные должны были наблюдать за их соблюдением. В чем же суть самих законов? Императрица была обязана "утвердить самодержавной властию и присягою, дабы все государи российского престола и жены их, и дети, и мужеск, и женск пол, были греческого православного закона" и все русские "в оном законе постоянно, навсегда пребудут". Затем Шувалов предлагает ввести своеобразную квоту на число служилых иностранцев. Все сенаторы, президенты коллегий, губернаторы должны быть только из русских; из русских же должны быть две трети генералитета и офицерского корпуса. В замещении оставшейся трети постов преимущество отдавалось лифляндцам и эстляндцам - подданным России50 . Эти положения проекта были навеяны политической ситуацией в России, сложившейся в годы господства иностранных временщиков при Анне Ивановне в государственном аппарате и армии, что вызвало недовольство широких слоев русского дворянства. Предотвратить подобную ситуацию в будущем - цель проекта Шувалова.

"Дети отечества", которые должны наблюдать за "непоколебимостью" законов, - это дворянство. О его интересах заботится Шувалов в первую очередь. Хотя в проекте есть пункт о купцах и крестьянах, однако в качестве политической силы они не фигурируют. Предполагается лишь о них "сделать рассмотрение и стараться их состояние сделать полезнейшим отечеству и им самим". Зато дворянство получает, согласно проекту Шувалова, важнейшие привилегии. Общий срок службы дворян должен быть, по мысли Шувалова, ограничен 26 годами. Предлагая эту меру, он шел навстречу требованиям дворян, давно добивавшихся облегчения своей службы. Вызывают интерес следующие пункты проекта: "13. Впадшее в преступление дворянство теряет только конфискацией) собственно нажитое собою имение, а не родовое"; "14. От бесчестной политической казни дворянство освободить"51 . Так последовательно и прямо социальные и политические претензии дворянства до Шувалова никто не высказывал. А между тем предпосылки для подобных претензий были, и они не неожиданны, ибо отражали укрепление позиций дворянства в стране.

Ко времени Елизаветы Петровны дворянство прочно держало в руках основные земельные богатства, обладало правом эксплуатации крепостных, увеличивало объем


47 Там же, стб. 79 - 82.

48 Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Т. 6. М. - Л. 1952, с. 379, 383, 597.

49 Бумаги И. И. Шувалова. - Русский архив, 1867, N 1, стб. 84.

50 Там же, стб. 83 - 86.

51 Там же, стб. 85.

стр. 103


их повинностей52 . Властно вмешивалось оно и в торгово- промышленную сферу жизни страны, стремясь приобщиться к этому источнику дохода. Вместе с увеличением роли дворянства как опоры самодержавия росли стремления верхушки дворянства иметь большее влияние в политической жизни государства, освободиться от тягостной пожизненной службы. Самодержавие шло навстречу запросам дворянства. Комиссия об Уложении подготовила законодательную основу тех реформ в положении дворянства, которые были приняты при Петре III и особенно при Екатерине II и стали апофеозом дворянских вольностей. Однако никогда верховная власть не решилась на введение тех "непременных и фундаментальных законов", о которых писал Шувалов во второй половине 50-х годов XVIII века. Несомненно одно: нереализованные планы Шувалова свидетельствуют о том, что он был последовательным защитником прав дворянства, которые и стремился расширить. В проекте Шувалова, как и в целом в его тогдашней деятельности, заметно своеобразное преломление идей западного Просвещения в русском дворянском сознании середины XVIII в., имевшее целью упрочить порядки дворянской империи.

Со смертью Елизаветы 25 декабря 1761 г. "время Шувалова" кончилось: никакой роли в государственных делах он уже не играл. Екатерина II не возражала, когда он отправился за границу. Почти 14 лет Шувалов провел в Париже, Вене, Риме, жил в Фернье у Вольтера. После отъезда Шувалова стали приходить в Россию известия о его широкой популярности в литературных салонах Парижа. Прекрасное знание французской культуры и природный ум привлекали к нему виднейших писателей и философов - Вольтера, д'Аламбера, де Жанлис и других. Думается, можно согласиться с мнением Н. Голицына, называвшего Шувалова "русским послом при европейской литературной державе"53 . Екатерина II не могла не считаться с этим и пыталась через Шувалова упрочить свою репутацию "просвещенного монарха". В годы фактического изгнания Шувалов не забывал ни родину, ни свое детище - Академию художеств, куда посылал купленные в Италии произведения искусства. Вернувшись в 1777 г. в Россию, Шувалов как обер-камергер пытался сблизиться с Екатериной. Но царица держала его вдали от двора, не скрывая своего раздражения, возникшего "вследствие той популярности, которую И. И. Шувалов приобрел среди европейских ученых и писателей"54 . По создании Российской Академии - центра по изучению русского языка Шувалов стал ее членом, однако заметного следа в лингвистике не оставил55 . Те 35 лет, которые Шувалов прожил после 1761 г., не могут идти ни в какое сравнение с периодом 50 - начала 60-х годов XVIII в., отмеченных его наиболее плодотворной деятельностью.


52 Преображенский А. А. Об эволюции классово-сословного строя в России. В кн.: Общество и государство феодальной России. М. 1975, с. 71 сл.

53 Голицын Н. Иван Иванович Шувалов, с. 262.

54 Там же.

55 Сухомлинов М. И. История Российской академии. Вып. 7. СПб. 1885, с. 93 - 99.

Опубликовано на Порталусе 23 августа 2018 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама