Гендерная проблематика вряд ли занимает существенное место в феноменологии Хайдеггера, по этой причине немецкого философа с трудом можно назвать оппонентом современного феминизма, тем более нельзя, приписав отцовство, отнести к тому или иному его направлению.

Полная версия публикации

Однажды с Брайном Ольшанским мы обсуждали место из XI книги «Исповеди» Блаженного Августина, где речь идёт о времени. Вот это место: «Quod autem nunc liquet et claret, nec futura sunt nec praeterita, nec proprie dicitur: tempora sunt tria, praeteritum, praesens et futurum, sed fortasse proprie diceretur: tempora sunt tria, praesens de praeteritis, praesens de praesentibus, praesens de futuris». (Sanctus Aurelius Augustinus, Augustini Confessionum Liber XI, Caput XX). Отрывок этот на первый взгляд кажется мало привлекательным и традиционно это место интерпретируется следующим образом: настоящее существует налично, в нём сомневаться мы не может по той причине, что оно надо нам в опыте, а прошлого и будущего нет потому, что они нам не даны, ведь прошлое — это то, чего уже нет, а будущее — это то, чего ещё нет. Следовательно, Августин говорит, что нельзя говорить о существовании трёх времён.

Полная версия публикации

Les langues imparfaites en sela qui plusiers, manque la suprme

Тема насилия и его преодоления становится всё более актуальной в научной среде за последние несколько месяцев. Отчасти, это стало реакцией на политический заказ, попыткой ответить на вопрос о мотивациях насилия агрессии, с другой стороны, попыткой теоретического осмысления самого феномена насилия как продукта мировой культуры, который стал так очевиден для повседневной жизни современного человека.

Полная версия публикации

Jacques Derrida

There are many ways of defining «non-classical», many ways of comparing «classical» with «non-classical». But this paper is not concerned with such terminological matters. I shall try, instead, to describe the specific characteristics of non-classical paradigm of reading and compare it with the classical (or scientific) philosophy. Of course, there would be many objections to any attempt to equate the two terms, «classical» and «scientific»; but I am going to bypass this discussion, too. I take the classical philosophy as the form of European metaphysics, which aims to gain the clearness of definitions, accuracy of argumentation, completeness of philosophical systems, hierarchy of philosophical knowledge, and to be rooted in historical understanding of the evolution of thought. That is why I believe that classical philosophy is close to scientific principles. Science seems to provide the ideal scheme of such clearness of definitions, hierarchy of knowledge, and historical principles of progress. So, «classical philosophy» is not the synonymous with «Ancient philosophy», but is itself the paradigm of European metaphysics.

Полная версия публикации

Предметом данной статьи является попытка концептуального выделения и первичного описания нового вида психологической практики, который я назвал довольно обязывающим термином "жизнетворчество". Строго говоря, эту практику нельзя назвать новой; в каком-то смысле она является исторически одной из наиболее древних. Вместе с тем во всех ранее известных формах она выступала как растворенная в других видах практики (психотерапевтической, педагогической, религиозной, организационно-деятельностной и др.) и неотделимая от них. Новым в данном случае является ее выделение в виде самостоятельной разновидности практической работы психолога.

Полная версия публикации

1. Мир, которого нет, не может быть назван существующим, потому что его нет.
2. Мир, состоящий из чего-то единого, однородного и непрерывного, не может быть назван существующим, потому что, в таком мире, нет частей, а, раз нет частей, то нет и целого.
3. Существующий мир должен быть неоднородным и иметь части.
4. Всякие две части различны, потому что всегда одна часть будет эта, а другая та.
5. Если существует только это, то не может существовать то, потому что, как мы сказали, существует только это. Но такое это существовать не может, потому что если это существует, то оно должно быть неоднородным и иметь части. А если оно имеет части, то значит состоит из этого и того.

Полная версия публикации

1. Следующие расуждения относятся к теологическому дискурсу в том состоянии, которое часто называется "состояние постмодерна". Под "постмодерном", я буду понимать прежде всего состояние современной рациональности, насколько оно может или не может оспаривать христианскую теологию. Однако, часть моих усилий будет направлена также на то, чтобы разъяснить, что это слово может означать, - по крайней мере в пределах конфронтации с теологией. Моим фокусом для рассмотрения этих вопросов будет фрагмент работы Мартина Хайдеггера. Это будет не Хайдеггер фундаментальный онтологист, фокусирующийся на анализе Dasein, готовящий путь к новому и более глубокому прониковению в подходе к вопросу, что означает "быть", но поздний Хайдеггер, который больше не отталкивается от анализа индивидуального человеческого существования и опыта, но вместо этого занимается изучением истины, языка, и истории. Мое обоснование такого подхода - программное: я хотел бы отложить три главных направления ответа Хайдеггеру в пользу производства наброска возможности четвертого направления, которое открыто и наглядно адресовано новому и своевременному вызову: попытке думать о различии как о чем-то, что так или иначе глубже чем идентичность.

Полная версия публикации

Познание обязано быть объективно и точно. Только тогда оно действенно, только тогда оно познание. Но что такое объективность и точность в познании?

В различные исторические эпохи объективность познания понималась по-разному. В средние века "познать" означало "словесно определить". И это в известной мере правильно. До сих пор важно и будет важно создать термин, слово, символ, знак. Тогда изучаемое явление становится замечаемым, "познанным". В эпоху Ренессанса познать явление стало означать увидеть его: через телескоп или лупу, микроскоп. Главное для ученого - "рысий глаз", т. е. иметь хорошее зрение. Отсюда в Италии в XVII веке создается "Academia dei Lincei". Отсюда описательность в науке, типичная для Ренессанса. Отсюда и путешествия ученых, - чтобы увидеть как можно больше нового в природе, открыть новые континенты, острова, создать географические карты, описания, классификации растений, животных, минералов и т.д. и т.п. В XIX и XX веках происходит значительная математизация науки. Познать - это рассчитать, высчитать, определить математически.

Полная версия публикации

Замечательно, что почти все заметные фигуры, приложившие в XVII -начале XVIII в. руку к преобразованию науки и научного образования, явно или неявно обращаются к бэконовскому замыслу научной организации нового типа: это и французский католический реформатор науки и образования Мари Мерсенн, и радикально протестантские революционные деятели в Англии вроде Самуэля Хартлиба и Джона Дари, и так называемые "розенкрейцеры", и основатели Лондонского Королевского общества (например, епископ Томас Спрат, Роберт Бойль и Джозеф Гленвиль) и Парижской Королевской академии наук (в частности. Христиан Гюйгенс), и реформатор школы Ян Амос Коменский, и, наконец, Годфрид Вильгельм Лейбниц, имевший прямое отношение к основанию двух других крупнейших научных обществ нового типа - Берлинской и Санкт-Петербургской академий наук. Я думаю, это совершенно не случайно. В своих произведениях Бэкон действительно наметил и выразил совершенно новую эпоху в жизни интеллектуальных сообществ Европы - эпоху, собственно, породившую "великую и ужасную" новую науку. Сказанное им поэтому не есть просто очень талантливое фантазирование, но нечто гораздо более существенное - проецирование некоего глубокого сдвига в организации человеческой власти (которая здесь выступает как власть человека над "природой") и научного мышления. Нашей задачей будет выяснить, хотя бы отчасти: что же здесь проецируется и исходя из каких прототипов были впервые продуманы организационные структуры "новой науки"?

Полная версия публикации

Среди многочисленных реформ 60-х - 70-х гг. XIX столетия одно из основных мест занимала реформа цензуры. По смелости первоначальных намерений реформаторов и по глобальности результатов эту реформу справедливо можно поставить в один ряд с крестьянской. Действительно, за короткий период, с 1857 г. (когда впервые был поднят вопрос о необходимости кардинальной реформы печати) по 1865 г. (15 апреля того года был опубликован Указ "О даровании некоторых облегчении и удобств отечественной печати") русское общество, бывшее доселе почти безмолвным объектом царской власти, обрело голос в лице независимых, "бесцензурных" изданий, смогло влиять через них на политику страны, корректировать действия государства, провозгласившего "великие реформы".

Полная версия публикации