Ранние философские школы представляли собой не разработанные логические системы, а набор тезисов, относительно логично связанных между собой. Тезис же «есть предположение сведущего в философии человека, не согласующееся с общепринятыми», для доказательства которого существует довод, опять-таки не согласующийся с общепринятыми, и, «таким образом, тезис есть проблема» [1]. Если мы предполагаем, что логос должен быть основанием подобного тезиса, который по сути является тезисом об основании как таковом, то названное в данном тезисе основание и составляет некое суждение о логосе представителей рассматриваемых школ. Прежде всего следует останавливаться на конкретных высказанных положениях, а не пытаться вывести некое дополнительное содержание путем анализа способа высказывания.

Полная версия публикации

Предпосылки платоновского учения об идеях обнаруживаются в самих диалогах Платона, поскольку оно не дано как готовый результат, а разрабатывается в процессе соотнесения различных суждений, одни из которых выступают как тезисы утверждаемые и развивающиеся (Парменид, Сократ), а другие — как опровергаемые и составляющие некий фон оппозиции (в основном, софисты). Таким образом, можно говорить о положительных и отрицательных предпосылках, причем из затрагиваемых учений правомерно считать таковыми лишь те составляющие, которые сам Платон обсуждает в связи с понятием идеи.

Полная версия публикации

Вступим в диалог между субъектами, занимающими разные позиции по отношению к осознанию собственного единства, насколько таковой вообще возможен — чаще всего подобные позиции не соотносятся, а люди — не встречаются. Именно о плотности «Мы» следует говорить в связи с понятием «нашей» воли, хотя исторически она остается волей «по до-говоренности».

Полная версия публикации

Среди различных вариантов приобщения к философии всегда можно выбрать несколько традиционно связанных движений мысли, придающих подключению к чистому мышлению решительную необратимость. Крупным планом такие вехи обозначить достаточно просто: например, сократический метод (ирония и майевтика), как он представлен в интерпретации Платона; основание Аркесилаем Средней Академии и появление в его учении термина epohe; применение основателем скептической школы Пирроном принципа epohe как предпосылки для достижения ataraxia; принятие последнего результата неоплатонизмом в качестве непосредственной философской данности.

Полная версия публикации

Мир людей в целом составляет более или менее «твердая» воля к взаимо-представлению и взаимо-действию. Направленная деятельность по подавлению или продлению воли ближнего сказывается на постоянстве и изменении мира, то есть приемлимости и недолжности его образа, удержание которого зависит от образованности самосознающего «Мы» (в отличие от «мы», выступающего лишь в качестве объекта даже для самого себя) в смысле последовательного образования «нашей» воли. Практическая философия «мы» обращала внимание на волевой характер воображения в отличие его от мышления, но не связывала это со степенью тварности (или материальности) объектов обеих функций — воображения и мышления.

Полная версия публикации

Объявленная Ницше смерть Бога, по видимому, в чем-то состояла, была ли она предвосхищена или состоялась, но во всяком случае она была чрезмерно истолкована самим вынесенным суждением. Дальнейшее избежание посмертного обетования заключалось не в том, что Бог окончательно умер из человека или, совсем наоборот, по направлению к нему, но в замалчивании завышенной способности Бога превосходить Самого Себя, а именно, умирать.

Полная версия публикации

Философствование меняет свой прототип. Божественное мышление, мыслящее самое себя, ищет, чем заменить в самом себе уже «отмысленную» божественность. Гегелевские понятия, неудовлетворительность которых позволяет до сих пор находить самоудовлетворение в продолжении мысли, пытались подчинить неким «реальным силам», варианты которых достаточно многочисленны. Прежде всего напрашивается сравнение этих «усилий» с теми, которые предпренимает и которые одни воспринимает извне сознание, находящееся на одной из первых ступеней гегелевской феноменологии [1].

Полная версия публикации

Для субъекта постсоветского периода, чье самосознание менялось, прежде всего, через структуру внешней рефлексии, было непросто воспринять в потоке «отбеленных синек» с восточной философии суждения, напоминавшие о марксистской концепции и внушающие опасение ностальгии помимо переосмысления. Но высказывания Свами Вивекананды только по видимости нарушили предчувствие невосстановимости понятия рабочего класса как социальной первоосновы.

Полная версия публикации

Эсхатологическая ориентация русской мысли сохраняется в социальных исканиях С.Л. Франка, углубляющих исконно русский вопрос о «народе-богоносце» или подневольности мессианства. «Русский онтологизм выражает не примат «реальности» над познанием, а включенность познания в наше отношение к миру, в наше «действование» в нем» [2].

Полная версия публикации

Дионисий Ареопагит в трактате «О божественных именах», доказывая всеименность Господа, возвращается к постевангельской полемике мага и апостола: «Елима маг говорит: «Если Бог всесилен, почему же Он чего-то не может?» — Это он укоряет апостола Павла, сказавшего, что Бог не может «Себя отречься» (2 Тим. 2, 13)». Дионисий отстаивает справедливость апостольского изречения на чисто логическом уровне, пользуясь приемом отрицания отрицания, создающего утверждение: «Ведь отречение от себя есть отпадение от истины, истина же есть сущее, и отпадение истины есть отпадение от сущего… Если так, то Бог от сущего отпасть не может, а небытия нет…

Полная версия публикации