В 1948 г. в возрасте 52 лет умер А.Арто. В том же году уже немо-лодой, 38 летний, Э.Ионеско “случайно” написал свою первую, став-шую эталонной манифестацией (детерминативом) театра абсурда, пьесу “Лысая певица”, премьера которой состоялась двумя годами позже. Попробуем связать эти два факта. Формально: оба персонажа числятся классиками современного европейского театра, их профес-сиональная деятельность имела шумный резонанс, существенно по-влияв на развитие театрального искусства.

Полная версия публикации

Прошедшее почти всегда вызывает любопытство. Притягатель-ность феноменов прошлого можно объяснять как угодно. Но если исто-рический интерес трактуется не только как личная прихоть или празд-ный каприз декаденствующего духа, но как заслуживающая внимания и интеллектуальной работы область, то непременно среди обоснований отыщется расхожая максима: знание (или понимание) прошлого дает шанс определить настоящее в его подлинности и предугадать будущее. Расхожая банальность реабилитирует и саму антикварно-некрофильскую склонность, и ее преданных адептов — неофитов и профессионалов, — возведя тем самым всю сферу истории на пьеде-стал социально значимых установлений, а процесс институализации любопытства в соответствующий раздел знания обретает тем самым черты благонадежной респектабельности.

Полная версия публикации

Собственно говоря проблема цветовой дифференциации штанов жизненно волновала лишь персонажей фильма «Кин-дза-дза». Меня — не очень. И потому, что я не включен внутрь данной проблематики, то и могу судить о ней объективно. Насколько, конечно, возможно вообще говорить об объективности (для автора этих строк, ибо он — философ-с по диплому, и ему «по штату» со времен Р. Декарта вменено в обязанность во всем, особенно в реальности и объективности, сомневаться).

Полная версия публикации

Для психоаналитика Э. Фромма сознательное — это то, что селектируется определенными фильтрами, принадлежащими той или иной культуре, а бессознательное — то, что лежит «до» этого фильтра. Мы видим и воспринимаем «полноту реальности», однако лишь малая ее часть «допускается» к осознанному «лицезрению». Допущение к видению, к осознанию проистекает из фильтра-сознания, подчиненному определенной культурной традиции: именно эта культурная традиция «решает», что видеть, а что должно остаться незримо-бессознательным.

Полная версия публикации

Проблема авторства сказанного в диалоге «Пир» Платона: изначальная заданность на цитации и спрятывания за кем-то. Платон прячется за Сократа или за другими участниками диалога: его мысли-де не его, а пересказ-подражание (mimesis) реального события, где он сам не был; рассказчик — Апполодор также не присутствовал на пиру и о сказанном услышал не от самого Сократа, а от некоего Аристодема из Кидафин, восторженного поклонника Сократа, подражавшего (mimesis) греческому философу в том, что ходил босиком (как Лев Толстой). Складывается впечатление, что никто не хочет взять на себя ответственность за сказанное. Таким образом, сказанное в диалоге Платона настойчиво стремится быть безымянным: информация, переданная через третьи руки не только недостоверна, но может потерять всякие следы первоначального авторства.

Полная версия публикации

Конечно, можно все нижесказанное привести в академический вид. И даже очень просто это сделать «профессиональному» философу. Но … не хочется… Академизм иногда мертвоват… Не всегда, но иногда… Иногда?? — Иногда можно и «порезвиться»…

Полная версия публикации

История «начинается» с конца истории: историческое измерение человека в той целостности, которая даруется присутствием телоса. Более того, история «дается» сразу как полное присутствие всех четырех причин, о которых говорил Аристотель. Топос же начала истории — это событие христианства, и именно в этом пространственно-временном топосе есть возможность исторической сферы, как сферы со–бытийности человека. «Достижение» истории своего конца, вернее «исчерпание», распыление исторической сферы есть процесс, который связан с невозможностью функционирования «субъективной» матрицы в той ситуации, когда нет возможности обрести единство эйдетической сферы через единство трансцендентального означающего исторического процесса.

Полная версия публикации

То, что музыка является не просто ритмизированной системой звуковых различий было ясно достаточно давно. Музыка обладает не только значением, но и смыслом. Однако определение этого смысла, его тематизация и вербализация достаточно трудны. Уже А. Шопенгауэр придавал музыке онтологический статус, делая из универсума звуков “universalia ante rem”, т.е. некую универсальность, аналогичную мировой воле. Онтологическое значение музыки видит и Фр. Ницше в своей работе «Происхождение трагедии из духа музыки», следуя на данном этапе своего творчества в фарватере мысли А. Шопенгауэра. Онтологический статус музыки с необходимостью выявляет, конечно, ее значение, но отнюдь не наделяет ее осмысленностью, ибо даже бессмысленность, попадая в круг человеческого присутствия, становится смыслом.

Полная версия публикации

Литературный текст, рассказ, произведение искусства, наконец, просто речь требуют истолкования, и без процедур, позволяющих понять сказанное, написанное, мы вряд ли обходимся и когда-либо обойдемся. Понятно, что эти процедуры могут быть и не тематизированы, а сам процесс понимания вполне может обойтись без четко очерченного дисциплинарного научного пространства. Месье Журден говорил прозой как со знанием оного обстоятельства, так и без осознания его. Так же обстоит дело и с пониманием и истолкованием: мы будем понимать и разуметь (и может быть даже и лучше, кто знает?) и без научной тематизации этих проблем.

Полная версия публикации

Исторически зафиксированная пригнанность искусства и математики — довольно знакомый лейтмотив штудий по культуре. Эта пригнанность, до смежности и однородности, подкрелпяется в наше время дизайном и компьютерной графикой, переводящей « двоичную» систему «порыв души» художника. Шпенглеровский мотив о том, что и одно (искусство) и другое (математика-геометрия) занимаются выстраиванием пространства, — один из штрихов сочлененности двух в чем-то диаметральных областей человеческой деятельности. Различие, которое выстраивается в отношении этих же областей — также общее место.

Полная версия публикации