Постструктурализм совершил грехопадение «разомкнув» структуру в контекст, обрекая последователей на муку учета обстоятельств. Однако, необходимо сделать следующий шаг — снять философскую рефлексию с текста и бережно положить ее на Землю. В этом цель радикального новоархаического проекта. Эта задача конкретизируется Петербургским исследовательским центром «КонтРтекст», который предполагает не столько акцентирование роли контекста, сколько «забывания» главных оппозиций структура-натура, текст-контекст, означающее-означаемое, bios-logos, и т.д. Это становится возможным в силу смещения угла зрения с плоскости несопоставимости в пространство неразличимости, в область политики тела, имеющей предметом вожделеющее, волящее, жертвующее, (ранимое и ранящее) тело. «КонтРтекст» намеренно провоцирует со-стояния желания и способы (техники) его реализации, диагностируя интенсивность первого и скорость второй.

Полная версия публикации

Кладбища ведь, как и люди, умирают. После того, как на Литераторских мостках похоронили Маневича, затем Новоселова, для нынешнего цвета литераторов, художников, музыкантов, философов и т.д. Литераторские мостки умерли. Впрочем, так было всегда: за творцами приходили денежные мешки, и артистическая и художественная публика вынуждена была искать себе более достойные и менее дорогие места жизни и упокоения. Таковым неудобьем, а посему и доступным местом сегодня для меня видится виртуальное кладбище. (Замечу, что Литераторские мостки были названы так потому, что кладбище находилось в низине, и из-за грязи без мостков ходить было трудно.)

Полная версия публикации

Хочешь быть искренним — забудь о жанрах. И пусть «приставленные машинки» филолога или миколога Ницше дают ответы на чужие вопросы, его текст отвечает на свои… запросы вставит едкий. Да, и ну его. Распахнутая интонация его книги выдержана без оглядки на цинизм и прищур любопытства. Что там, за письмом (о) смерти?

Полная версия публикации

Серьезность оскорбления принято обыкновенно делить на три степени: легкая — слово, намек, жест и т.п., средняя, например грубое ругательство, издевательство, и т.п. — и тяжкая, к которой относятся пощечина и вообще удар, обесчещение жены, сестры и т.п.

Полная версия публикации

Вальтер Беньямин, не принимая критику в духе Канта как проверку всего того, что выносится на суд разума на действительность существования, полагал, что «задачу критики насилия можно описать как представление его отношения к праву и справедливости. Ибо действующая причина становится насилием в точном смысле слова только тогда, когда она вступает в нравственные отношения» [1]. Но единственна ли плоскость, на которой обнаруживает себя феномен насилия как таковой? И даже оказавшись на этой плоскости по воле Беньямина, мы не можем запретить себе вопрос об однозначности оппозиции права и справедливости. Может ли право само по себе не служить субститутом несправедливости?

Полная версия публикации

Постхайдеггеровские тексты пестрят черточками. Следящие дефисами полагают, что тем самым означивают пространство столь же вожделенного, сколь и неуловимого единства. Легковерные… их ждет вечный Dis-tanz. Этимологическая интенция к высвобождению первозданного смысла составляющих слово слов натыкается на непостижимость черты, на бесконечность и бесплодность попыток схватить новое, неожиданно выпорхнувшее звучание, которое, дразня возможностью понимания, в действительности всякий раз оставляет пытливо ищущего по эту сторону смысла, события, дефиса.

Полная версия публикации

Тем, кто кроме Александра Секацкого философов в Петербурге не знает, предложу два имени: Александр Исаков и Вячеслав Сухачев. Тандем философов сразу же воскрешает в памяти Келле и Ковальзона у одних, Холмогорова и Фомина у других, у «приобщенных же к современной мысли» — Делеза и Гваттари. Авторы книги неизменно вызывают интерес студентов, раздражение/уважение коллег, подозрение философских генералов. Их отличает хорошее знание классиков философии, иностранных языков, психоанализа, военной истории, истории национал-социализма и национал-большевизма, кино и политики.

Полная версия публикации

Нельзя сказать, имя Юнгера широко известно в нашей стране. В этом забвении, безусловно, сыграла свою роль советская идеологическая машина: Юнгер — «милитарист», «реакционер», а в итоге — «фашист». Весьма любопытно, идеологическая кодировка, произведенная с «красной территории», удивительно совпала с западно-либеральной. Но, как показало время, творчество Юнгера вполне обходится без идеологических ярлыков, — оно давно обрело собственное место в европейской культуре, превратившись в ее один из значимых символов.

Полная версия публикации

Образ — голос — письмо есть ипостаси человека разумного в его становлении. Их триединство отвергает последовательность восхождения (или нисхождения) от образа к письму, как не терпит и установления ценностных иерархий между ними; оно же обессмысливает любое утверждение об историческом превосходстве голоса над письмом или письма над голосом. Однако, как кажется, представляет интерес то, каким образом пишущий, не осознавая, соединяет в себе в процессе письма фигуры Иоанна и Прохора, так как образы он называет, пусть и во внутренней речи, а названное, проговоренное записывает. Но если видение-говорение — путь акына, сказителя, который характерен для времени слагания эпоса, саги, предания, то перевод голоса в письмо соответствует эпохе рождения записи, письменной традиции.

Полная версия публикации

Книга вышла в издательстве, зарекомендовавшем себя выпуском «серьезной» литературы и «эксклюзивным» дизайном. В ней находим любовно подобранные автором иллюстрации Бориса Свешникова. Первая книга Бориса Останина, хотя в пишущих и издательских кругах Петербурга его знают все. Он бессменный редактор, щедро одаривающий авторов бесчиленным количеством «мелких» открытий, неожиданных «сюжетов», «дополнений» и культурологических «уточнений». Как выяснилось, помимо редактирования, чтения и обсуждения кандидатов на литературную премию Андрея Белого, изобретения воздушных церквей и создания проектов серии памятников (жаль, что не реализован его оригинальный проект памятника Андрею Белому), он писал еще для себя заметки, мысли, афоризмы, фразы — все вместе названное пунктирами.

Полная версия публикации