Рейтинг
Порталус

Социобиология и чeловеческая культура.

Дата публикации: 21 февраля 2005
Публикатор: Научная библиотека Порталус
Рубрика: ФИЛОСОФИЯ ВОПРОСЫ ФИЛОСОФИИ →
Номер публикации: №1109006767


Дэвид Смайлли.
Социобиология и чeловеческая культура.*

В статье Д. Смайлли предпринята попытка на основе эволюционных данных разработать приемлемое объяснение человеческой культуры. По его мнению, стадии языкового развития в детстве иллюстрируют возможные коммуникативные стратегии, которые использовались предковыми видами и привели к развитию языка Homo erectus. Смайлли полагает, что только учитывая это последнее уточнение, мы можем говорить о передаче культурной информации - реальности, обладающей своим собственным онтологическим статусом.
Главным социобиологическим требованием является обеспечение ясного понимания этапов эволюции человеческой природы за прошедшие 8 миллионов лет (или около того) с момента, когда разделились понгидная и гоминидная филетические линии. Эта сложная многофакторная задача вынуждает конструировать модели того, что могло иметь место в поведенческой реальности или на уровне ментальных способностей и процессов. Подобные модели должны базироваться на событиях и структурах, оставляющих материальные свидетельства, что обеспечивает возможность проверки исходных допущений. Но даже и в этом случае остается множество сложностей, т.к. эмпирические данные часто допускают различные интерпретации и обычно соотносятся лишь с небольшой частью предлагаемых теоретических построений. Тем не менее Смайлли полагает, что не существует других путей решения проблемы понимания эволюции человеческой природы. Поэтому он формулирует модель эволюции культуры, которая, как он сознает, сталкивается со всеми этими трудностями. Однако важность научного понимания природы человеческих видов, по его мнению, должна компенсировать усилия и неопределенность, неизбежные при оценке трудно проверяемых конструкций.
В последние годы авторы, занимающиеся социобиологией человека (Кавалли-Сфорца и Фельдман, 1981; Дюрэм, 1978; Ламсден и Уилсон, 1981, 1983; Ричерсон и Бойд, 1978), сосредоточились на человеческой культуре как ключе к пониманию исключительных адаптивных возможностей современного Homo sapiens. Так, Ламсден и Уилсон говорят о "геннокультурной коэволюции", чтобы выразить идею наличия сложной обратной связи между биологическими индивидами и внешней системой социально произведенных культурных ценностей. В то же время другие авторы постулируют существование автономных паттернов культурной эволюции, действующих независимо от биологической эволюции. В рамках этих социобиологических моделей культура обычно характеризуется или как комплексная социокультурная традиция, или как любой элемент или комбинация элементов, которые передаются от поколения к поколению. К сожалению, ____________________ * Smillie D. Sociobiology and Human Culture // Sociobiology and Epistemology.
Dordrecht, 1985. P. 75-97. Дэвид Смайлли - профессор Нового Колледжа Университета Южной Флориды. Сокращенный перевод И.Бесковой.



128

культурные антропологи принципиально расходятся в вопросах понимания природы культуры и поэтому не могут помочь в выявлении момента, который, предположительно, мог бы дать ключ к осмыслению эволюции человеческой природы.
Проблема определения культуры может быть сформулирована и в социобиологических терминах: человеческая культура эволюционировала в течение длительного периода, пройдя через множество различных стадий, и то, что сегодня существует как человеческая культура, представляет собой сплав различных компонентов адаптивных стратегий. При этом эволюционное изменение происходит не вследствие осуществления некоторой упорядоченной последовательности логических рассуждений, а за счет использования элементов адаптации, которые доказали свою плодотворность в прошлом. Например, Жакоб (1982) говорит об эволюции как процессе, прокладывающем себе дорогу путем проб и ошибок, когда новые, оправдавшие себя, качества усваиваются, а старые, если они вообще могут быть использованы, сохраняются. Организмы - или можно было бы сказать виды - являются, таким образом, продуктом некоторой специфической и случайной эволюционной истории, которая обеспечивает работоспособный адаптивный компромисс в настоящем. Если мы стремимся понять этот компромисс более полно, мы должны суметь понять шаги, которые привели к его появлению. Культура является адаптивным паттерном наших собственных видов. И если мы хотим постичь ее природу, мы должны реконструировать эволюционные шаги, приведшие к ее формированию. Именно эта логика рассуждения привела Д.Смайлли к выводу о необходимости обсудить эволюцию человеческой культуры.
Учитывая сложность темы как для антропологов, так и для социобиологов, Смайлли рассматривает в этой статье упрощенную схему, принимающую во внимание только один аспект культуры. При этом он отмечает, что другие компоненты потребуют дополнительного эволюционного анализа. Человеческая культура видится ему как состоящая из четырех аспектов, которые могут быть представлены в виде равноудаленных полюсов тетраэдра.
Один полюс символизирует материальную культуру или артефакты, которые передаются от поколения к поколению. Второй полюс тетраэдра Смайлли связывает с понятием культуры как передаваемой информации о мире.
Третий полюс тетраэдра, по мысли Смайлли, состоит из социальных институтов и паттернов, относительно которых обычно предполагается, что они испытывают влияние отчасти генетических факторов и отчасти социальных традиций. Имея в виду этот полюс, удобно использовать термин "социокультурная система".
И наконец, культуру можно рассматривать как нечто, конструируемое индивидами, и поэтому как психологический или ментальный феномен по самой своей природе. Для Гуденафа (1981) культура состоит из вещей, которые надо знать, чтобы соответствовать стандартам других. Если придерживаться этой точки зрения, культура в конечном счете редуцируется к нейронным цепям в мозге отдельного индивида (тема, по мнению Смайлли, актуальная для когнитивных психологов или для тех,



129

кто придерживается некоторого варианта методологического индивидуализма).
Представление о полюсах тетраэдра, замыкающих абстрактное пространство, позволяет говорить о "культуре-в-целом", задаваемой этими полярными границами, и тогда она может быть определена как область, находящаяся внутри этих границ. В своей статье Д.Смайлли касается только одного полюса тетраэдра человеческой культуры, рассматривая ее как передаваемую информацию. Он использует эту модель, чтобы выделить для эволюционного анализа один из аспектов культуры, понимая, что более широкая задача остается нерешенной, пока аналогичным образом не будут проанализированы другие аспекты.
Эволюционная теория имеет дело с периодами статическими и динамическими, охватывающими жизнь многих поколений. Акцент современной синтетической теории приходился в первую очередь на механизмы эволюционного изменения, и гораздо в меньшей степени затрагивал процессы, объясняющие периоды стабильности в ходе эволюционного времени. Дарвин сформулировал свое объяснение естественного отбора, когда было широко распространено представление, что новые виды появляются неожиданно под влиянием божественного вмешательства. Целью Дарвина было показать, как естественный принцип мог бы объяснить удивительное разнообразие живых организмов без допущения божественного творения новых видов.
Последующее развитие эволюционной теории в 20-м веке дало многочисленные примеры значимости дарвиновской научной программы, которая обеспечивала широкие теоретические рамки для всей биологии. Однако допущение о постепенном и постоянном филетическом изменении оставалось вопросом, открытым для обсуждения, поскольку ископаемые останки давали многочисленные примеры существования длительных периодов филетической устойчивости, прерывавшихся периодами быстрого видообразования.
Паттерны фенотипических характеристик в течение этих периодов эволюционной устойчивости, когда виды оставались относительно постоянными, составляют то, что может быть названо "стабилизирующими адаптивными стратегиями". То есть речь идет о том, что под влиянием стабилизирующего отбора виды продолжали существовать в адаптивном паттерне, включающем сложную смесь морфологических, физиологических и поведенческих черт, которые могут быть выражены в терминах стратегии видов. Эволюционное изменение происходит в более короткие периоды, когда такая стратегия оказывается разрушенной, продуцируя множество новых форм, которые когда они сохраняются - создают новые возможности адаптации.
Селективные давления, вызывающие эволюционные изменения, действуют в первую очередь (но не исключительно) в периоды дисбаланса, когда реализуются новые экологические возможности. Когда мы анализируем то или иное филетическое упорядочение, например, такое как гоминиды, периоды устойчивости задают хроновиды (сhronospecies) - виды, организованные в эволюционном времени, а не рассмотренные в



130

некоторую отдельно взятую единицу времени. Хроновиды имеют свой собственный паттерн адаптивных характеристик.
Эволюционное изменение, вызывающее качественную модификацию характеристик, требует, чтобы филогенез прошел через несколько эволюционных стадий. Экологические давления, выражающиеся в эволюционном изменении, также могут отличаться от стадии к стадии. Когда промежуточные стадии не сохранились как виды, или не оставили после себя ископаемых останков, в таком случае зачастую трансформацию бывает трудно концептуализировать.
Нередко попытки объяснить эволюцию Homo sapiens неявным образом базируются на постулировании единого множества адаптивных давлений или возможностей, которые могли бы объяснить трансформацию понгидного предка в современного человека. Гипотезы относительно роли охоты как большой игры, репродуктивных стратегий или использования орудий - все кажутся разумными как способы объяснения гоминидной эволюции, когда мы ограничиваем себя сравнением современного человека с нынешним шимпанзе. Но никакие "первичные движущие силы" не выдерживают критической проверки: хотя предполагается, что все эти факторы в равной мере задействованы в процессе гоминидной эволюции, возможно, имеет смысл предположить, что различные селективные факторы действуют в разное время. Например, факторы, значимые в плане сохранения устойчивости адаптивной стратегии для Homo habilis, могут совершенно отличаться от тех, которые действуют для Homo еrectus или Homo sapiens.
Существует довольно широко распространившееся представление о хроновидах в гоминидной филетической линии, хотя и нет уверенности относительно того, как, где и когда осуществлялись переходы. Это соглашение кратко может быть представлено следующим образом: существует шесть гоминидных хроновидов, ведущих к современному человеку. Это "протогоминиды", австралопитек, H. habilis, H. erectus, "архаический H. sapiens", "современный H. sapiens".
В данной работе Смайлли придерживается подхода, в соответствии с которым главная филетическая трансформация от подгидного предка к современному человеку происходит за счет последовательности шагов или стадий, в целом совпадающих с этим представлением о гоминидных хроновидах.
Основная задача тех, кто пытается дать эволюционное объяснение человеческой природы, - показать, как новый вид адаптивного паттерна эволюционировал в течение нескольких миллионов лет. Д.Смайлли идентифицировал этот паттерн с человеческой культурой и предложил рассмотреть единственный ее аспект, который он назвал передачей культурной информации, не затрагивая при этом ни материальной культуры, ни сложных социокультурных систем.
Среди современных исследователей широко распространено представление, что Homo sapiens отличается от других живых



131

существ развитой способностью передачи информации, причем не только латерально, внутри поколения, но и вертикально, через поколения. Наш собственный опыт дает многочисленные примеры того, как современный человек использует знания о мире для того, чтобы подчинить себе окружающую среду. Способность аккумулировать информацию о мире и затем использовать ее, получая таким образом адаптивное преимущество, представляет собой качество, которое Симпсон (1953) назвал "новой адаптивной зоной" или о чем Уиттакер и др. (1973) говорят как о новом "экотопном пространстве". Таким образом, человек оказывается способным использовать социально получаемую информацию о мире, чтобы в значительной степени изменить свои отношения с другими видами и с окружающей средой.
Д.Смайлли полагает, что наилучшим образом можно осмыслить эту способность, если рассматривать ее как социальное продуцирование совершенно нового типа ресурса, который далее в статье именуется "cinfo" (культурно передаваемая экологическая информация), ресурс, который лишь в незначительной степени может быть использован другими видами.
Когда мы рассматриваем адаптивную стратегию Homo, мы приходим к выводу о необходимости проанализировать природу cinfo и особенности процесса ее передачи, т.е. средства, которыми cinfo передается современникам, так же как и способы ее накопления в процессе жизнедеятельности поколений. Рассмотрение этих вопросов Д.Смайлли начинает с последнего, т.к. он оценивается им как, по сути своей, парадоксальный, призванный объяснить, как такой новый вид адаптивной стратегии мог быть порожден.
Совершенно очевидно, что в подобного рода аналитическом исследовании проблема человеческого языка должна быть центральной. И если мы хотим понять пути передачи культурной информации, мы должны рассмотреть ступени их эволюции. Современные языки чрезмерно ограниченно понимаются как средство передачи cinfo. Психологи и лингвисты иногда говорят о языке так, как если бы он сам был элементом cinfo, предназначенным для осмысления и передачи средствами более общей способности научения. Но биологический подход (Леннеберг, 1967) дает возможность видеть, что язык эволюционно старая система с прочным биологическим базисом, как в мозге, так и в голосовом аппарате. Так, Джерисон (1975) полагает, что около 20% доминантного церебрального полушария современного человека отдано обслуживанию языковых процессов.
С эволюционной точки зрения парадокс отношения языка и cinfo становится очевидным, когда мы задаемся вопросом, как такое взаимодействие вообще могло возникнуть. Если считать, что язык эволюционировал в качестве средства передачи cinfo, придется предположить, что cinfo первична по отношению к языку, поскольку ее существование будет составлять предпосылку эволюции языка. И в то же время, как мы можем говорить о культурно передаваемой информации без постулирования механизма ее передачи? Создается впечатление, что язык и cinfo предполагают существование друг друга,



132

однако не вполне ясно, что могло бы объяснить их одновременное появление и эволюцию. Иногда полагают, что комбинация языка, как системы передачи информации, и cinfo, как средства аккумулирования знания, инициировала автокаталитический процесс (Уилсон, 1975) спиралеобразного характера (Холлоуэй, 1981). Но и при таком подходе продолжает оставаться проблема понимания первоначального импульса процесса.
Поскольку это сложная проблема, Смайлли не ставит перед собой задачи дать ее исчерпывающее решение в данной статье.
Однако он полагает, что описанный выше дескриптивный подход к пониманию способов видообразования может помочь в поисках решения. Отсутствие ископаемых останков, которые помогли бы восстановить характеристики промежуточных стадий в рамках эволюции видов, нередко дает основание для предположений, что эволюционные изменения происходят скачкообразно, когда в результате счастливой случайности оказывается, что новые формы обладают необходимыми качествами. Однако несмотря на сохраняющийся интерес к возможности обнаружения промежуточных видов, которые могли бы помочь в объяснении эволюционных инноваций, логика эволюции и эмпирические свидетельства заставляют усомниться в правомерности такой гипотезы. Например, оперение птиц кажется идеальным средством обеспечения возможности полета, поскольку перья легки, и их аэродинамика безупречна. Но отсюда вовсе не следует, что оперение формировалось с целью обеспечения возможности летать, или что способность летать и оперение эволюционировали совместно. Напротив, данные свидетельствуют о том, что рептильный предок птиц культивировал оперение независимо от "летной функции" как средство изоляции теплокровного животного от холода. На этом примере можно видеть, как последующие виды используют подобного рода преадаптацию в новых целях (в данном случае, для полетов).
Если мы вернемся к проблеме отношения языка и cinfo, используя принципы, которые объясняют эволюцию новых адаптивных стратегий, тогда придется предположить, что язык или коммуникативная система, подобная языку, - возникла до появления cinfo, причем обслуживала функции, отличные от передачи информации. Только на последующих стадиях коммуникативный паттерн начал играть иную роль. Принимая "пунктуационистский" взгляд на эволюционное изменение, мы должны рассматривать отдельные хроновиды как фокальные точки предполагаемых коммуникативных стратегий, предшествовавших эволюции cinfo.
Поскольку в середине прошлого столетия тема эволюции языка была несколько дискредитирована, постольку кажется, что здесь возможны лишь мало обоснованные спекулятивные рассуждения, базирующиеся на неопределенном фундаменте косвенных свидетельств. И хотя в настоящее время эта тема вновь стала объектом серьезного рассмотрения (Харнад и др., 1976), все же не вполне ясно, как можно было бы восполнить недостающие фрагменты.
Чтобы иметь дело с проблемой реконструкции стадий, через которые cinfo как адаптивная стратегия, прошла в своей



133

эволюции, необходим источник данных, который помог бы реконструировать эволюцию коммуникативных паттернов, получающих конечное оформление в языке. Д.Смайлли полагает, что соответствующие данные могут быть получены из анализа онтогенетических стадий языкового развития младенцев и детей.
Автор отмечает, что довольно широко распространено представление, в соответствии с которым стадии онтогенетического развития потомков воспроизводят все морфологические и поведенческие черты эволюции предковых видов. Но сейчас уже доказано, что в такой общей форме это положение и нелогично, и фактически неверно. Вместе с тем исследователи не сомневаются, что определенные особенности предковых видов остаются у потомков как рудиментарные органы или черты (свойства, качества). Вероятно, правильнее всего было бы сказать так: когда старые структуры используются в процессе эволюции для выполнения новых функций, виды сохраняют то, что работоспособно в старых паттернах (даже если другие пути решения были бы более эффективны в плане обеспечения возможностей развития). В частности, на ранних этапах развития существует тенденция сохранения элементов старых систем до тех пор, пока они обеспечивают развитие вновь появляющихся морфологических или поведенческих структур.
В качестве примера Д.Смайлли предлагает рассмотреть эволюцию хватательного рефлекса новорожденных. Известно, что в первые два-три месяца жизни ребенок крепко схватывает любой предмет, прикасающийся к пальцам его руки. Эта хватка у предковых видов имела определенные функции, связанные с выживанием: когда у обезьян (или у человекообразных обезьян) мать вынуждена была пускаться в бегство перед лицом потенциального агрессора, используя при этом все четыре конечности, детеныш, крепко вцепившись в шерсть матери, активно содействовал выживанию обоих. Сейчас, когда хватательный рефлекс у человека больше не служит выполнению этой задачи - тело матери больше не покрыто шерстью и, кроме того, развился новый адаптивный паттерн материнской заботы, - поведение сохраняется, представляя собой пережиток старой адаптивной системы, свидетельствующий об определенной филогенетической истории. У человека паттерны доставания и схватывания модифицировались, чтобы служить новой цели манипулированию объектами, но пережиток старого поведения остался.
И также как мы находим в онтогенезе ключи к пониманию природы материнско-детских защитных реакций, мы можем попытаться обнаружить ключи, относящиеся к старым системам коммуникации, появившимся раньше, чем сформировался язык в том виде, как он существует в человеческом сообществе сегодня. Конечно, то, что мы обнаружим, будет репрезентировать только возможность старого стереотипа, сохраняющегося как составная часть новой системы, адаптированной для передачи cinfo. Поэтому создаваемая модель эволюционных стадий должна основываться на данных, которые позволили бы обосновать достоверность ее компонентов.



134

Для этих целей Д.Смайлли предлагает рассмотреть период между девятью и тринадцатью месяцами, знаменующий начало языкового развития ребенка. Именно в этот период младенец начинает уcтойчиво использовать коммуникативные сигналы, имеющие идентифицируемое функциональное содержание. Поскольку мы анализируем возможность существования коммуникативных систем, предшествовавших языку в его нынешнем виде, мы можем говорить о неязыковых сигналах, имеющих некоторые коммуникативные функции, но не являющихся элементами языковой системы в собственном смысле. Существуют данные (Рикс, 1979), что и жестовые, и вокальные сигналы младенцев этого возраста распознаваемы для родителей даже различных лингвистических групп. Бейтс и др. (1979) изучали две группы младенцев этого возраста, одни из которых были итальянцами, а другие - американцами. Они выявили кластер жестов, использовавшихся этими детьми, и имевших коммуникативное значение. Это были четыре жеста, которые условно могут быть названы "отдавание-присвоение" ("giving"), "ритуальная просьба", "коммуникативное показывание пальцем" ("communicative pointing") и "демонстрирование" ("showing").
Д.Смайлли полагает, что эти жесты могут быть отнесены к двум категориям коммуникативных сигналов в межличностном общении - с элементами распределения ролей и демонстрирования.
Возникает вопрос: как эти паттерны раннего "лингво-подобного" поведения детей могут быть связаны с предполагаемыми стадиями эволюции коммуникативной системы, предшествовавшей использованию языка для передачи cinfo? Лавджой (1981) показал, что как фактические данные, так и логика эволюции свидетельствуют о том, что австралопитеки (4-2 миллиона лет назад) - в отличие от своих шимпанзеобразных предков - установили новый тип социальных отношений, предполагающих распределение ролей в добывании пищи и заботе о потомстве. В результате этого нового разделения функций женщины получили возможность больше времени и сил отдавать опеке малышей, а мужчины - добывать пищу на значительном удалении от дома, принося ее затем женщинам и детям.
Если спроецировать эту картину на объяснение эволюции коммуникативных паттернов, то можно предположить, что австралопитеки имели развитый видеоспецифический набор сигналов, опосредующих распределение социальных ролей. Использование орудий предполагает также, что австралопитеки могли демонстрировать друг другу способы их применения или создания. Поэтому Д.Смайлли полагает, что имеет смысл допустить, что кроме тех социальных сигналов, которые обычно регистрируют у приматов и которые служат обеспечению повседневных социальных взаимодействий, у австралопитеков присутствовала также и система, опосредующая акты распределения и демонстрирования, подобная рудиментарным паттернам, обнаруживаемым у нынешних младенцев. (При этом нелишне напомнить, что распределение ролей в добывании пищи у современных приматов существует в очень ограниченной форме, когда члены группы используют "выпрашивающие жесты", чтобы получить еду от доминирующей особи. Что же касается демонстрирования, то его



135

мы также не встречаем у приматов: многие виды используют имитацию как ответ наблюдающего на поведение другого члена группы, но она не опосредована тем множеством формальных коммуникативных сигналов, которые специфичны для демонстрирования). На этом основании Д.Смайлли заключает, что распределение и демонстрирование - как специфические коммуникативные паттерны - возникают лишь в гоминидной филетической линии. Применительно к анализу онтогенетического развития можно сказать, что сигналы 9-13-месячных детей представляют собой отголоски системы, которая имела адаптивную значимость в прошлом и которая сейчас служит предпосылкой усвоения языка ребенком.
Примерно в 13 месяцев начинается новая стадия развития языковой способности - использование отдельных слов, в значительной степени, но не полностью усвоенных в процессе общения со взрослыми, чтобы выразить или коммуницировать новое множество значений. Появляются слова, которые обозначают не некоторое общее "это", а отдельные предметы или явления. Хэллидей (1981) видит предназначение этих слов в том, чтобы дифференцировать мир на множество отдельных вещей, каждая со своим собственным именем. Наблюдая за развитием собственного ребенка, он убедился, что термины, использованные как имена предметов, произносились с нисходящей интонацией, тогда как слова, опосредующие социальное взаимодействие и требующие ответа, сопровождались восходящей интонацией. Многие психолингвисты отмечают появление этих "указывающих слов", подчеркивая, что большая их часть - существительные, именующие объекты. С эволюционной точки зрения эти данные, по мнению Смайлли, свидетельствуют о том, что ребенок переходит от стадии, где коммуникативные сигналы использовались для опосредования социального взаимодействия, - к стадии, где акцент смещен (по крайней мере для "указывающих слов") на сами объекты.
Homo habilis перешел к широкомасштабному использованию совместной деятельности, далеко превосходящему существовавшие ранее формы разделения труда, в частности, распределение ролей при добывании пищи у австралопитеков, о котором уже говорилось. Адаптивная стратегия этих видов включает коммуникативную систему, которая продолжает опосредовать и регулировать социальные отношения. Но сфера ее действия расширилась за счет включения ситуаций, сформированных постановкой задач, в которых различные индивиды играют различные роли и имеют дело с различными сторонами проблемы.
Д. Смайлли полагает, что именно способность обозначать объекты и дифференцировать их виды могла служить источником трансформации коммуникативной способности австралопитеков и перехода ее в новое качество. Тогда Homo habilis можно назвать существом, которое именует.
Однако именование, как для детей в возрасте от 13 до 18 месяцев, так и для реконструируемого в данной статье понимания Homo habilis, есть активность, осуществляемая в присутствии именуемого объекта, даже если имя сохраняется как фиксированный десигнатор в промежутке между двумя коммуникативными актами. Пока еще это инструмент оперирования перцептивно



136

данным миром, который не годится для обсуждения того, что отсутствует или что неизвестно одному из коммуникантов. Мы можем иметь систему, допускающую разнообразные усложнения, открытую для безграничного расширения за счет добавления новых имен. Но это еще не значит, что мы обладаем средством накопления и передачи cinfo, т.е. информации о событиях, объектах и ситуациях, в которых получатель информации сам не участвовал.
После 18 месяцев ребенок начинает комбинировать слова и овладевать фундаментом синтаксиса родного языка. С развитием этой новой способности ребенок оказывается в состоянии расширить свои коммуникативные возможности до комментирования того, что происходит или произошло, и даже иметь дело с воображаемым в игре. (Это, кстати говоря, один из смыслов того, что Пиаже назвал эгоцентричностью, т.е.
вера в то, что все, известное ребенку, известно и его аудитории).
Хэллидей (1975) отметил, что примерно в два года у ребенка появляется осознание того, что язык может быть использован для передачи информации тому, кто ею еще не обладает. Он назвал эту способность "я собираюсь кое-что сказать тебе". По мнению Смайлли, именно эта новая ориентация в направленности коммуникации дает ключ к пониманию эволюционного возникновения cinfo.
Итак, возвращаясь к анализу филогенетической эволюции, Д.Смайлли заключает, что биологическая способность передачи информации об окружающей среде сформировалась скорее всего у Homo erectus, потомка Homo habilis.
Homo erectus расселился из Африки в Евразию, колонизируя новые территории и адаптируясь к новым экологическим условиям. Он развил технологию и рассуждение, что создало предпосылки для успешной охоты на больших хищных животных. В конечном счете, Смайлли полагает, что Homo erectus сделал существенный шаг вперед по сравнению с австралопитеком именно за счет использования возможностей передачи информации об отдаленных объектах или событиях, т.е. за счет создания культурной информации.
Итак, модель, предложенная Д.Смайлли, предполагает движение от коммуникативных систем, связанных с актами распределения и демонстрирования, - через системы, имеющие дело со спецификацией объектов, - к лингвоподобной системе, которая служит для передачи новой информации получателю сигнала.
Однако, используя эволюционные свидетельства, которые должны были служить ключом к пониманию этих филогенетических стадий, мы обнаружили, что каждая из них указывает на адаптивную стратегию, которую правильнее было бы рассматривать не просто как шаг в направлении движения к чему-то, но как имеющую самостоятельную ценность.
К.Поппер в свое время сформулировал идею, что описание реальности требует постулирования трех базисных категорий: первого мира (или мира физических объектов и сил), второго мира состояний сознания, и третьего - мира порождений человеческого разума. Поппер писал, что третий мир может быть назван миром культуры. В этой связи Д.Смайлли уточняет, что то, что он описал как эволюционные стадии, завершающиеся формированием cinfo, совпадает с тем, что К.Поппер понимал под сущностями третьего мира.
Д.Смайлли полагает, что философам не так просто принять идею существования нематериальных сущностей, имеющих каузальное воздействие как на разум, так и на материальный мир, поскольку она требует постулирования определенного вида онтологических объектов, что довольно трудно доказать.
Биологи склонны редуцировать понимание человеческой природы к изучению языка поведения, а это равносильно признанию, что только объекты первого мира требуются для научного объяснения. Если же мы предпочитаем думать, что cinfo имеет свою собственную реальность, мы должны предложить адекватное объяснение природы и закономерностей функционирования сущностей третьего мира. Недостаточно сказать, что культурные сущности обладают самостоятельным существованием и эволюционируют подобно живым организмам первого мира - тема, развиваемая такими авторами как Кавалли-Сфорца и Фельдман (1981), Докинс (1976), Дюрэм (1978), Ричерсон и Бойд (1978).
Необходимо показать, какого рода существование свойственно этим сущностям и каким образом они действуют как селективные силы на живые организмы. Иначе говоря, кроме биологического и психологического нужен также и онтологический анализ cinfo.
В данной работе Д.Смайлли попытался дать только предварительный анализ идеи, в соответствии с которой возможно социобиологическое объяснение эволюции культуры гоминид. И хотя, как он понимает, эта модель открыта для критики (что естественно для гипотез, имеющих научный статус), Смайлли полагает, что она поможет поставить новые вопросы и сформулировать новые проблемы, без чего невозможна выработка всеобъемлющей концепции человека в социобиологии.
Авторы, на которых ссылается Д.Смайлли: Cavalli-Sforza L.L., Feldman M.W. // Cultural Transmission and Evolution. Princeton, 1981.
Dawkins R. The Selfish Gene. Oxford, 1976.
Durham W.H. Toward a Coevolutionary Theory of Human Biology and Culture // The Sociobiology Debate. N.Y., 1978.
Eldredge N., Gould S.J. Punctuated Equilibria: an Alternative to Phyletic Gradualism // Models in Paleobiology. San Francisco, 1972.
Falk D. Hominid Brain Evolution: the Approache from Paleoneurology // Yearbook of Physical Anthropology.
1980. Vol. 23. P. 93-107.
Goodenough W.H. Culture, Language and Society. Menlo Park(CA), 1981.
Gould S.J. Ontogeny and Philogeny. Cambridge, 1977.
Gould S.J. Is a New and General Theory of Evolution Emerging? // Paleobiology. 1980. Vol. 6. P. 119-130.
Halliday M.A.K. Learning How to Mean: The Beginning of Interpersonal Behavior. Cambridge, 1975.
Holloway R.L. Culture, Symbols and Human Brain Evolution: a Synthesis // Dialectical Anthropology. 1981. Vol. 5. P. 287303.
Issac G. The Food-Sharing Behavior of Protohuman Hominids // Scientific American. 1978. Vol. 238. N 4. P. 90108.
Jacob F. The Possible and the Actual. N.Y., 1982.
Lenneberg E.H. Biological Foundations of Language.
N.Y., 1967.
Lovejoy C.O. The Origin of Man // Science. 1981. Vol.
211. P. 341-350.
Lumsden C.J., Wilson E.O. Genes, Mind and Culture.
Cambridge, 1981.
Lumsden C.J., Wilson E.O. Promethean Fire. Cambridge, 1983.
Richerson P.J., Boyd R. A Dual Inheritance Model of the Human Evolutionary Process // Journal of Social and Biological Structures. 1978. Vol. 1. P. 127-154.
Simpson G.G. The Meaning of Evolution. New Haven, 1967.

Опубликовано на Порталусе 21 февраля 2005 года

Новинки на Порталусе:

Сегодня в трендах top-5


Ваше мнение?



Искали что-то другое? Поиск по Порталусу:


О Порталусе Рейтинг Каталог Авторам Реклама