Тарнапольская Г.М. Два образа смерти в Махабхарате // Современные подходы в биомедицинской, клинической, психологической и социокультурной антропологии / материалы Всероссийской конференции с международным участием. – Томск, 22-24 апреля 2008 г. В 2 частях: часть II Вопросы социокультурной антропологии. – Томск: Изд-во «Иван Федоров», 2008. – С. 135-139.

Одиннадцатая книга Бхагавадгиты повествует о том, как Кришна явил Арджуне свою вселенскую форму. Эта страшная форма выражает атрибут бесконечного времени. Арджуна не выдерживает ужасного вида бесконечного времени и умоляет Кришну явиться в привычном образе.
Непосредственное восприятие содержания бесконечного времени неизбежно вселяет страх: в молодости уже дана старость, в радости – утрата, в жизни – смерть. Поскольку все преходяще и безвозвратно погибает в прошлом, бесконечность времени всегда несет в себе образ смерти. Хотя индус уверен в безначальности своей жизни, тем не менее, помнить эту бесконечную вереницу страданий и умираний невыносимо, поэтому такую память сохраняют лишь немногие. Однако забвение не спасает от прошлого, и дела прошлых жизней все равно настигают человека. Он ощущает тяжесть кармы, но не помнит ее.
Для европейца жизнь представляется единственной и уникальной. Также как и индус, он испытывает не себе воздействия того, чего не осознает; но он не предполагает, что источник этих воздействий лежит в его предшествующей жизни. Поэтому аналогом учения о карме для европейца выступает теория бессознательного. Так как причина кармического действия не связана с опытом данной жизни человека, появление концепции коллективного бессознательного вполне закономерно.
Личность человека в предшествующей жизни может принципиально отличаться от личности, которой он является в настоящий момент. Содержание его прошлого – это его инаковость, которую он не хочет признавать в себе. В описанной К.Г. Юнгом символике архетипических образов эта часть личности, которую человек не признает как свою, воплощается в его аниме. Как всякий архетип, анима амбивалентна. Она может быть представлена в самых разных символах. Так как анима является противоположностью мужского сознания, т.е. женскими аспектами психики в мужчине, то чаще всего она предстает в образе женщины. В зависимости от состояния сознания и от того, в каких отношениях с ним находится бессознательное, анима, как и любой архетип, может являться в диаметрально противоположных образах, например, как прекрасная женщина и как страшная женщина. В отличие от тени, которая относится к вытесненному содержанию личности, анима носит изначальный характер и не связана с опытом нынешней жизни. Однако индус, который признает свое предыдущее существование, не нуждается в образе анимы, так как знание о ней он относит к воспоминаниям о своей прошлой жизни. Тем не менее, анима все равно появляется в Махабхарате в образе прекрасной девы Мритью (Смерти).
В Мокшадхарме Мритью изображается юной, стройной, длинноглазой девой, одетой в черное с красным, с кожей темного цвета. Кроткая, милосердная Мритью, наотрез отказывающаяся губить существа, изнуряет себя тяжелой аскезой для того, чтобы Брахма отменил свой приказ, заставляющий ее уносить жизни. Только после миллионов лет аскезы, когда Брахма все же настаивает на своем, боясь проклятия и, получив в виде милости способность не нарушать закон невреждения, она стала исполнять свою дхарму согласно собственной природе.
Особенность индийского миропонимания, космос индийцев представляет собой мир психических процессов, где существование понимается как сознание. Поэтому можно установить соответствие между феноменами психической жизни и элементами космического процесса, которые выражены в мифологических сюжетах Махабхараты.
Индивидуальный образ анимы возникает неизбежно, но его можно растворить в представлении о прошлых жизнях. Однако в ведийской картине мира космогенез соответствует психической структуре личности, поэтому также предполагает собственную инаковость, которую уже невозможно растворить в индивидуальной памяти о своем предшествующем существовании. Но если мир в понимании индуса – это психический космос, то его инаковость – это не то, что за пространственными границами мира, а то, что качественно отличается от состояния психической жизни, т.е. это смерть. Поэтому анима мира неизбежно приобретает образ смерти.
В мифологии архетипу анимы соответствует образ «души мира». Душа мира – место, где рождается все живое. Она пресонифицируется как прекрасная женщина. Она же является и смертью – местом, куда все возвращается, чтобы возродиться вновь. Примечательно, что когда Брахма разгневался по поводу перепроизводства существ, между которыми не было даже щелки и которые своим количеством обременяли Землю, он опалил мир огнем своего гнева и множество существ погибло. Тогда Шива пришел к Брахме просить о том, чтобы существа не погибали безвозвратно, он пришел «молить о возвращении существ». Брахма после этого подумал и создал Мритью, и это было актом милосердия к живым существам.
Если этот миф спроецировать на индивидуально психологический уровень, то перепроизводство существ можно истолковать как переизбыток внутренних психологических факторов, которые блокируют друг друга и парализуют человека. Этот переизбыток возникает лишь тогда, когда бессознательная часть человека начинает действовать в его жизни. С позиции К.Г. Юнга – это проявление коллективного бессознательного, а с позиции ведийской традиции – действие кармы. Мритью сначала пытается сохранить все живые существа. Это означает, что анима сосредотачивает в себе действие бессознательной противоположности личности человека. Однако это создает угрозу жизни в мире и в психике человека. Поэтому необходимо прервать действие кармы или устранить фактор бессознательного. Радикальным средством является умирание личности с последующим ее возрождением. В этом умирании прерываются все действующие психические факторы, освобождая место для их нового формирования. Именно поэтому анима в образе Мритью соглашается убивать живые существа. В данном случае в образе Мритью следует различать смерть как инаковость мира, которая составляет ее природу, и ее смертоносное действие, как избавление для живых существ. Первое само по себе еще не предполагало второго.
По мнению К.Г. Юнга архетип анимы характерен именно для мужчины, женщина же воспринимает свою противоположную сущность в мужском образе анимуса. Однако одна из функций анимы, как освободительницы от кармы через смерть, должна быть сохранена в том же самом женском облике и для женщины. Правда, как показывает К. Эстес, она воплощается при этом в другом архетипе, а именно в архетипе «первозданной женщины», который раскрывается в процессе самореализации женской личности. Эта самореализация осуществляется через процесс психологического умирания. Смерть в этом процессе несет не уничтожение, а очищение, освобождение от зависимости, создаваемой прошлой жизнью. Чтобы почувствовать себя новой свободной личностью, женщина должна умереть как старая личность, и в этом ритмическом процессе жизни-смерти-жизни она призвана достичь собственной самореализации.
Одним из воплощений архетипа женской самости является скелет. Как утверждает К. Эстес, именно кости концентрируют в себе жизненную силу тела после его распада. Женщина собирает в себе эту жизненную силу, чтобы вновь возродиться после умирания. Скелет, который обычно символизирует смерть, в отношении к природе первозданной женщины указывает на творческое начало смерти как потенции нового рождения. Поэтому Мритью предстает как анима мира лишь для мужского восприятия, в женском мироощущении она будет восприниматься как истинная сущность женщины, которая сама себя начинает ощущать как инаковость по отношению к остальному миру. Это связано с тем, что мужское начало воспринимает смерть как нечто противоположное себе, а женское – как внутренне присущую себе часть.
Однако смерть может нести не только возможности рождения нового, но и опасность повторения старого. В этом случае женщина не достигает реализации собственной природы, воспроизводя одни и те же ошибки, которые лишают ее свободы и ставят в зависимость как от внешних факторов, так и от прошлых неразрешенных проблем. В этом случае смерть несет бесконечное повторение одних и тех же страданий, а ее образ приобретает отвратительные и пугающие черты. Именно к такому пониманию смерти неизбежно приходит человек, осознав, что уже на протяжении бесконечности из жизни в жизнь повторяются одни и те же неразрешимые ситуации. Смерть в этом случае символизирует собой, что все в жизни преходяще, все радости уходят в прошлое, а все страдания повторяются.
Этот второй пугающий образ смерти также находит свое красочное выражение в Мокшадхарме: страшное лицо с клыками, растрепанными волосами, длинные когти, черно-желтые цвета и черепа в качестве украшения. Имя этой другой смерти – Брахмавадхья (Смерть браминов). Брахмавадхья предстает как злобное, ужасающее, кровожадное существо, которое, выйдя из мертвого тела Вритры, нападает на Шакру и крепко в него вцепляется. Шакра, попытавшись сначала сбежать и спрятаться от нее, потом сбросить с себя, но все безуспешно, приходит к Брахме, чтобы тот освободил его от Брахмавадхьи. Лик этой смерти проступает, когда человек пытается умственным взором окинуть безначальность своей жизни. Страх настолько силен, что заставляет забыть прошлое, не позволяя понять человеку причину тяжести его кармы.
Изображенные в Мокшадхарме два образа смерти ставят перед человеком вопрос о его самореализации. Движение вперед требует раскрепощения его души и освобождения от власти прошлого, вне зависимости от способов объяснения природы этой власти - через действие кармы или через комплексы бессознательного. Если человек находит в себе силы разорвать собственную психологическую связанность, то смерть для него предстает не как уничтожение, а как инаковость его старой личности, которая дает ему силу возродиться. Если же он подчиняется власти прошлого, то смерть возвращает его к старым проблемам, заставляя вновь и вновь переживать одни и те же страдания.