Карпицкий Н.Н. Феноменология смысла исторического события и смысла общения // Школа мысли. Альманах гуманитарного знания. 2011. № 10. С. 57-63.

Карпицкий Н.Н. Феноменология смысла исторического события и смысла общения

История – это становление, которое вовлекает в себя человека, и в этом смысле история становится действительностью его жизни. Иначе говоря, история есть объективно существующий процесс, поэтому познание истории должно быть постижением ее объективного содержания. Однако чем больше человек изучает историю, тем больше ее объективное содержание растворяется в различных интерпретациях, из которых выстраиваются взаимоисключающие исторические концепции.
В стремлении выявить смысл исторического события мы сталкиваемся с противоречием. Поскольку все исторические события действительно происходили, они имеют свой собственный объективный смысл. Тем не менее, выбрать среди множества разнообразных исторических концепций одну единственно верную, так, чтобы это устроило всех изучающих историю, не получается. Всякое событие имеет свой смысл, который должен быть понят, поэтому в историческом описании не бывает событий вне интерпретации, при этом интерпретация зависит от мировоззрения историка, что приводит к релятивизму в историческом описании.
В связи с этим можно выделить два подхода к обоснованию исторического смысла. Первый подход заключается в обобщении эмпирических данных: исследователь описывает объективные события как факты материальной и духовной жизни общества и обнаруживает некоторые закономерности между ними. Анализируя эти закономерности, он упорядочивает свое описание, отсеивает важные события от случайных, и таким образом конструирует историческую концепцию. В данном случае исторический смысл понимается как адекватное отображение конкретного события в его отношении к другим событиям, причем такого события, последствия которого заметным образом сказываются в ходе дальнейшей истории.
Недостатком этого подхода является неизбежная произвольность выбора принципов выявления закономерностей. Как оказывается, поток исторических событий можно упорядочить разнообразными способами, и здесь определяющую роль играют личные пристрастия историка, в зависимости от которых в одном и том же событии можно найти прямо противоположные смыслы. При таком подходе история неизбежно релятивизируется.
Другой подход предполагает наличие объективного смысла, по отношению к которому каждое историческое событие приобретает то или иное значение. Этот предзаданный смысл можно назвать промыслом, хотя в разных концепциях он может выступать под другими именами. Наличие промысла определяет цель истории, позволяет однозначным образом упорядочить ее и дать каждому событию конкретную интерпретацию.
В этом случае предзаданная историческая концепция снимает все сомнения относительно неоднозначности понимания истории. Исследователя начинает волновать не столько фактическое протекание истории, сколько ее должное, идеальное измерение. Такой подход естественен и закономерен, когда речь идет о церковной истории, поскольку чтобы понять действие сверхвременного божественного откровения в истории церкви, необходимо раскрывать смысл церковно-исторических событий путем проекции на них идеальной промыслительной парадигмы. Однако распространение такого подхода на историческую науку в целом вряд ли оправдано. Если базовый смысл или принцип понимания исторических событий действительно существует, то почему тогда историческая наука не может с ним определиться? Вместо выявления общего промысла истории мы имеем множество различных исторических направлений, все более и более удаляющихся от единого понимания. Либо такого промысла нет, либо наука не располагает средствами его выявления. Поэтому приходится просто постулировать наличие промысла истории или какого-либо другого заменяющего его парадигмального объяснения, которое непосредственно не вытекает из анализа самих исторических событий. В данном случае парадигма исторического понимания не обосновывается, хотя именно обоснование должно быть первоочередной задачей историка, если он действительно исследователь, а не мифотворец.
Избежать крайностей этих двух подходов позволяет понимание того, что всякое историческое событие имеет собственный объективный смысл, который не только не отрицает, но и подразумевает множество различных интерпретаций. Обоснование смысла исторического события можно дать по аналогии с обоснованием смысла любого акта общения между людьми.
В самом акте общения себя с другим человеком можно выделить несколько смысловых пластов: 1) смысл собственного участия в общении, 2) смысл участия в общении другого человека и 3) смысл самого по себе процесса общения. Смысл собственного участия в общении выводится из намерения, замысла и целеполагания. Аналогичным образом и смысл участия в общении другого человека основывается на его внутреннем личностном опыте. При этом смысл самого по себе акта общения остается пока искомой величиной. Данный искомый смысл существует независимо от меня и от другого человека, так как само событие общения в равной мере воздействует и на меня, и на него, причем смысл этого воздействия не совпадает со смыслом моего собственного участия в общении. Иными словами, в общении его участники обнаруживают нечто такое, чего не ожидают, и что изменяет их намерения, замыслы и целеполагания, а именно, то, что имеет объективный смысл, независимый от любых интерпретаций участников общения.
Этот объективный характер смысла можно раскрыть в двух разных парадигмах понимания: в монологической и в диалогической. В монологической парадигме смысл акта общения понимается как определенная данность, которую участники общения могут принимать только как факт. В диалогической парадигме смысл акта общения динамически раскрывается в процессе взаимодействия людей, которые воспринимают актуализацию этого смысла как своеобразный ответ на свои собственные намерения и усилия.
Человек самореализуется в становлении настоящего, но он не может изменить прошлого. Пока процесс общения не завершился, его смысл не определен. Но как только общение становится свершившимся фактом, его смысл обретает свою определенность. Это означает, что не только само общение, но и его смысл объективируется, т.е. переходит из потенциальной неопределенности в актуальную определенность. Находясь в еще незавершенном процессе общения, его участники воспринимают смысл события общения как потенциальность, которая может по-разному актуализироваться в зависимости от их усилий. Иначе говоря, не только само событие, но и его смысл они понимают в становлении. Однако как только смысл становится актуальным в уже состоявшемся общении, он перестает зависеть от усилий людей, но при этом продолжает влиять на них, мотивируя их дальнейшие действия.
В монологической парадигме акт общения, будучи результатом взаимодействия с другим человеком, приобретает независимость от участвующих в общении, становясь свершившимся фактом при погружении в прошлое. Определенность актуального смысла общения возникает при переходе данного события из настоящего в прошлое, в результате которого факт общения конституируется как данность, отвлеченная от самих общающихся. Выявившийся объективный смысл факта общения мотивирует новые поступки участников общения в контексте внеположенной по отношению к ним закономерности, в соответствии с которой они должны определять свои действия, в частности, свое дальнейшее общение друг с другом. Иными словами, актуализированный в качестве идеальной определенности смысл выступает всегда как интерпретируемый с позиции уже наличествуемой закономерности. Но на чем обосновывается сама эта закономерность? И тут мы вновь вступаем на зыбкую почву релятивизма. Большей частью такая закономерность обосновывается предрассудками, ложными надеждами, стремлениями, разочарованиями и т.п. Фактически за этой закономерностью скрывается абсолютизация всех препятствий к общению, так как подлинное общение не нуждается ни в каких предваряющих его принципах.
При диалогическом понимании смысла общения обнаруживается, что в самом становлении общения его участники изменяются. Ведь общаясь с другим, человек уже в самом становлении общения открывает нечто новое, что изменяет не только его намерения, замыслы и целеполагания, но и его самого. Человек осознает себя не как изолированную вещь в себе, а себя-в-бытии-с-Другим (под которым следует горизонт возможного общения, совпадающий с воспринимаемым внешним миром). Причем изменение участников взаимодействия происходит не по отношению к ставшему факту общения, но в самом становлении общения.
В связи с этим и смысл акта общения можно определить как сущность события, в соотнесенности с которой изменяются участники этого общения. Так как этот смысл в равной мере изменяет всех общающихся, он независим от усматриваемого человеком смысла собственного участия в общении. Иначе говоря, этот смысл объективен и является сущностью самого по себе акта общения, будучи независящим от интерпретаций общающихся. При этом с собственных частных позиций участники общения могут по-разному истолковывать для себя этот смысл, который не теряет от этого своего объективного характера.
Конституирование смысла акта общения в самосознании его участников можно описать следующим образом. В общении человек обнаруживает себя в бытийственной связи с другим человеком. Он истолковывает себя уже не в соответствии с содержанием своего внутреннего бытия, но в соответствии с содержанием бытия-с-Другим или со-бытия. В связи с этим новым истолкованием себя рождается и его новое самосознание. Образуются два центра самосознания: первичная интуиция себя – самость, представляющая собой априорное Я, и самосознание в со-бытии с Другим. Самосознание раскрывается в осознании тождества себя и своего полагания вовне. Акт самосознания может раскрываться через соотнесенность как с первым центром самосознания (самостью), так и со вторым (Я в со-бытии с Другим). Точнее будет сказать, что внутри собственного первичного самосознания в акте общения с Другим происходит раскрытие нового самосознания в со-бытии. Поскольку ареной рождения самосознания в со-бытии с Другим является акт общения, то смысл акта общения первичен по отношению к этому новому самосознанию. В истории философии можно выделить несколько подходов, обосновывающих объективность смысла акта общения.
Первый подход, осуществлявшийся А.Ф. Лосевым, основывается на диалектике бытия и инобытия: «Понять вещь значит взять ее смысл, перенести его на то или другое ее инобытие, например, на меня (я и мое сознание в отношении данной вещи тоже ведь есть некое инобытие), и – отождествить с этим инобытием» [1. C. С.825]. В соответствии с таким подходом в качестве первичных принципов признается собственное самобытие и инобытие Другого. Развивая дальше неоплатоническую позицию А.Ф. Лосева, я полагаю, что взаимовоплощение бытия и инобытия ведет к взаимооформлению в виде чувственно данных фактов общения.
Однако если чувственно данный факт есть воплощение воли в инобытии Другого, то смысл этого факта определяется синергией воль, исходящих из бытия и инобытия. Отталкиваясь от идеи А.Ф. Лосева, эту синергию я могу интерпретировать следующим образом. Воля, воплощаясь в бытии Другого всегда оформляется телесно. Однако воля есть не только воплощение в бытии Другого, но и условие, при котором Другой определенным образом вступает во взаимодействие. Иными словами, воля выступает как потенция возможности для воли Другого вступить во взаимодействие. Следовательно воля может быть направлена не только на бытие Другого, но и на его волю как потенцию собственного взаимодействия с Другим. На основании этого мы можем говорить о взаимообщении воль при котором они, соотносясь с потенцией друг друга, выступают в качестве условия возможности инобытия по отношению друг к другу. При этом взаимовоплощение укорененной в самобытии воли, в воле, берущей начало в инобытии Другого, отлично от воплощения направленной на Другого воли в его бытии, так как в первом случае порождается объективный смысл акта общения, во втором – телесно-феноменальная сторона акта общения. Данное понимание является отступлением от классического неоплатонизма, предполагающим, что телесная вещь оформляется благодаря воплощению эйдоса, однако именно такого понимания требует персоналистическое переосмысление неоплатонизма.
Второй подход, реализованный П.А. Флоренским, исходит из идеи консубстанциальности жизненного бытия общающихся. С точки зрения П.А. Флоренского познание – это онтологическое вхождение субъекта в объект: «Познание есть реальное выхождение познающего из себя или – что то же – реальное вхождение познаваемого в познающего, реальное единение познаваемого и познающего» [3. С. 73.]. Здесь речь идет не столько о диалектике самобытия и инобытия, сколько о способе усмотрения со-бытия наряду с самобытием. В соответствии с этим общение есть реальное взаимопроникновение субъектов друг в друга. Любовь предполагает способность чувствовать другого как себя, что указывает на консубстанциальность. Это дает основание П.А. Флоренскому понимать любовь как консубстанциальный онтологический принцип, применимый не только к человеку, но и ко всякому бытию вообще. В соответствии с этим объективность смысла акта общения обосновывается полаганием консубстанциального бытия общения наряду с самобытием каждого из участвующих в этом общении.
Третий подход представляет собой антиномистический монодуализм С.Л. Франка, в какой-то мере воспроизводящий буберовскую идею со-бытия «я-ты». «Отношение «я-ты» в качестве бытия «я-ты» и обнаруживается тем самым в своем качестве исконного образа бытия, – является нам откровением внутренней структуры реальности как таковой – и именно в ее непостижимости – по ту строну всякого постижения в понятиях» [4. С. 372]. Этот подход постулирует первичность со-бытия по отношению к самобытию. Таким образом, вопрос обоснования объективности смысла общения снимается, и обоснования начинает требовать смысл участвующих в общении, который производен от смысла самого общения. В данном случае проблема снимается в силу изменения самой постановки вопроса.
Все эти три подхода в равной мере обосновывают объективность смысла акта общения, в соответствии с которым раскрывается осознание себя как Я-в-со-бытии-с-Другим. По аналогии с данным пониманием смысла акта общения можно обосновать смысл исторического события.
Акт общения есть взаимодействие людей, воплотившееся в новом событии. При этом событие общения становится независимой от участвующих в общении силой, в равной степени воздействующей на них. Данное событие может по-разному истолковываться в бытии участников общения, не теряя при этом своего объективного характера. Следовательно, событие общения обретает собственную сущность, воплощающуюся в участниках общения. Эта сущность обладает способностью изменять смысловое содержание не только участвовавших в данном событии людей, но и связанные с ним все другие события. Как пишет Г.М. Тарнапольская: «Хотя событие происходит в конкретный момент времени, его проявления оказывают воздействие на всем протяжении времени. В данном случае под воздействием имеется в виду не только эмпирическая причинно-следственная цепочка изменений, но и смысловая обусловленность, заключающаяся в том, что последующие события приобретают иной характер в свете уже случившегося события. Несмотря на то, что событие локализовано в конкретном моменте и поэтому несамотождественно в потоке времени, его способность оказывать влияние на последующие события и на разные личности самотождественна на всем протяжении времени. Этот момент самотождественности события представляет собой потенцию энергийного полагания, составляющую его сущность» [2. C.42]. Если потенция этого события настолько велика, что оно может воплощаться в других субъектах, то это событие становится историческим фактом, и чем больше эта потенция, тем больше его историческое значение. При этом его объективный характер нисколько не умаляет то, что в соответствии со своей бесконечной потенцией историческое событие по-разному воплощается в восприятии разных людей, порождая разные концепции истории.
Событие общения обладает способностью действовать как на непосредственно общающихся, так и на других людей. Вместе с тем в историческом событии действуют не только его непосредственные участники, но и предшествующие исторические события. Историческое событие становится действующей силой в других событиях наряду с действиями их участников. Таким образом, исторические события не исчезают в прошлом, но продолжают участвовать в становлении истории, и их взаимодействие порождает единство исторического становления. Однако эта взаимосвязь событий не есть ставшая закономерность, но живое общение участников событий, в котором обнаруживается раскрытие в настоящем силы уже прошедших событий. Поэтому прошедшие события имеют не монологический, но диалогический характер. Они ничего не утверждают помимо воли участвующих в истории, ничего не предзадают, но соучаствуют в свободном историческом творчестве людей.
Такое понимание смысла исторического события, с одной стороны, допускает множественность его интерпретаций с позиции находящихся с ним в диалоге людей и, с другой стороны, позволяет подчеркнуть его объективный характер. Для того чтобы это прояснить, необходимо выделить различные смысловые пласты исторического события.
- смысл моего участия в нем;
- смысл участия в нем других;
- смысл для остальных людей;
- смысл в системе ценностей различных людей;
- смысл в качестве элемента внеположенной закономерности;
- смысл в отношении с другими историческими событиями;
- смысл сам по себе.
Смысл моего участия в событии основывается в моем замысле участвовать в нем, также как и смысл участия других основывается в их личностном бытии. Смысл события для остальных обосновывается степенью понимания этого события и собственным мировоззрением. Смысл в системе ценностей обосновывается самой системой ценностей, также как и смысл в качестве элемента закономерности обосновывается найденными принципами этой закономерности. Однако смысл в отношении к другим историческим событиям может быть понят только диалогически, то есть в процессе участия силы какого-либо исторического события в становлении другого исторического события. Как было показано выше, при таком понимании раскрывается смысл события самого по себе, то есть находящего обоснование в себе самом, а не в каком-либо внеположенном принципе, в силу чего только этот смысловой пласт может претендовать на раскрытие подлинно исторического смысла. Сущность этого исторического смысла заключается в способности менять самосознание людей, так или иначе соотносящих себя с этим событием, в связи с чем меняется и смысл их участия в этом событии. Однако объективный смысл исторического события раскрывается для конкретного человека не сам по себе, а через изменение смысла участия данного человека в этом событии. Иными словами, конкретный человек понимает исторический смысл всегда только через себя, то есть через изменение смысла собственного участия в данном историческом событии. А это в свою очередь порождает множество исторических концепций, которые, нисколько не умаляя объективности истории, характеризуют разнообразное воздействие исторических событий на конкретные личности. Отсюда становиться ясным, что исторических концепций может быть столько, сколько существует людей, пытающихся осмыслить историю, ибо каждая историческая концепция есть результат осмысления собственного личностного отношения к истории. Поэтому критерием истинности исторической концепции должен служить принцип правдивости изображения воздействия истории на личность.


Литература
1. Лосев А.Ф. Вещь и имя // А.Ф.Лосев. Бытие. Имя. Космос. М.: Мысль, 1993. С.825.
2. Тарнапольская Г.М. Энергийная диалектика онтогенеза символа. – Томск: Изд-во Томского политехнического университета, 2009. – 203 с.
3. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. М.: Правда, 1990. – 490 с.
4. Франк С.Л. Непостижимое // Франк С.Л. Сочинения. – М.: Правда, 1990. – С. 183-559.