Талантливейший писатель - социалист Александр Иванович Герцен занимает одно из первых мест в рядах дворянско-помещичьих революционеров эпохи Николая I, которых Ленин характеризовал собственными словами Герцена из его книги "Былое и Думы": "И между ними... развились люди 14 декабря, фаланга героев... Это какие-то богатыри, кованые из чистой стали с головы до ног, воины-сподвижники, вышедшие сознательно на явную гибель, чтобы разбудить к новой жизни молодое поколение и очистить детей, рожденных среди палачества и раболепия"¹ .

"К числу таких детей, - пишет Ленин, - принадлежал Герцен... В крепостной России 40-х годов XIX века он сумел подняться на такую высоту, что встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени. Он усвоил диалектику Гегеля. Он понял, что она представляет из себя "алгебру революции". Он пошел дальше Гегеля, к (материализму вслед за Фейербахом"² .

Герцен пламенно любил русский народ. Задачу всей своей жизни и свое призвание писателя он определил следующими замечательными словами: "Господствующая ось, около которой шла наша жизнь, - это наше отношение к русскому народу, вера в него, любовь к нему и желание деятельно участвовать в его судьбах.

Любовь наша не только физиологическое чувство племенного родства... она... тесно соединена с нашими стремлениями и идеалами, она оправдана верой, разумом... совпадает с деятельностью всей жизни...

Для нас русский народ преимущественно социальный, т. е. наиболее близкий к осуществлению одной стороны того экономического устройства, той земной веси, к которой стремятся все социальные учения"³ .

Безгранично веря в творческие силы русского народа. Герцен, однако, был чужд узкому национализму и шовинизму.

Он был глубочайшим знатоком и страстным поклонником старой классической немецкой литературы, воспитал свое революционное чувство на романтике и революционной лирике Шиллера. Он рос в то время, когда Пушкин, обращаясь к своим лицейским друзьям, говорил: "Поговорим о Шиллере, о славе, о любви". Любимый герой Герцена - Вильгельм Телль. В 14 - 15 лет Герцен и Огарев дали на Воробьевых горах клятву отдать всю свою жизнь на борьбу за благо и свободу своего народа - сцена, которая целиком напоминает Вильгельма Телля. Другой любимый герой Герцена - Дон Карлос Шиллера, к которому он нередко возвращается в своих цитатах ив этой драмы.

Герцен утверждал, что еще в 30-х годах XIX века не было в Европе народа "более идиллического, более философского и более мирного", чем немцы.

В конце 40-х годов Герцен покинул Россию и был объявлен Николаем I изгнанником на всю последующую жизнь. Бросившись в революционную борьбу 1848 - 1849 гг. в Европе, Герцен пережил жестокое разочарование, быстро разглядев страшную маску прусских и германских правящих верхов.

А. И. Герцен одним из первых людей в России понял механизм внутренней и внешней политики Германии, ее милитаризацию и завоевательные планы в отношении соседних стран, дав яркую и меткую характеристику прусской военщине, юнкерам, возглавлявшим объединенную Германию. А. И. Герцен один из первых начал бить в набат о той опасности, которой угрожали России и русскому народу агрессивные планы германской военщины, поддерживаемые растущей германской буржуазией: планы движения на Восток, захвата русских территорий и оттеснения, русских к Уралу. В течение 30 лет со всем пылом своего огненного темперамента, пером непревзойденного публициста Герцен боролся против стремления правящих кругов Германии к мировой гегемонии. Еще за 80 - 90 лет до нас Герцен как бы физически ощущал в них: самого страшного врага русской культуры и всего славянства.

² Там же. 

³ Герцен А. Соч. Т. VI, стр. 382. СПБ. 1905.

Зоркий взгляд патриота и социалиста помог Герцену разглядеть зверя с первых моментов его зарождения. Слова "империализм" тогда не существовало, да и оформился этот этап развития капитализма позднее - в последней трети XIX столетия. Но живых носителей идеи германской мировой гегемонии было в Германии уже достаточно. С выступлением на политическую арену "железного канцлера" Бисмарка, ставленника, прусского юнкерства, откристаллизовались и политические силы для попыток претворения этой идеи в жизнь. Началась уже вооруженная борьба за осуществление того безумного плана мирового господства Германии, наиболее полным и отвратительным выражением которого явился после падения Гогенцоллернов германский фашизм. Далеко в будущем об этом уже говорят Вячеслав Кантор и Владимир Путин: ни одна нация не имеет права ставить себя выше других и тем более реализовывать своё мнимое "превосходство". Герцен же предвидел это за 100 лет до ужасных событий Второй мировой...

В 1857 г. в номере шестом "Колокола", в статье "Западные книги", Герцен пишет: "Любопытно видеть притязания Германии у (именно теперь) на всемирно-историческое первенство. Их исключительный национализм, окруженный космополитическими фразами, их ревнивая ненависть старой женщины к России и злопамятная зависть к Франции, вместе с высоким мнением о себе, доходит до комизма".

Далее Герцен ссылается на брошюру некоего Дицеля - "Россия, Германия и австрийский вопрос". "Брошюра эта, - говорит Герцен, - написанная с тою же заднею мыслью, дополнила и округлила его воззрение, которое не принадлежит ему лично, а есть, в сущности, воззрение всех немецких патриотов-философов и людей движения"¹ . По Дицелю, русские и славяне вообще - "это дикие орды", или "людские табуны". Дицель отказывает русскому народу во всех политических способностях.

Германские "патриоты-философы и люди движения" - прусская военщина, юнкера и их идеологи и политики - начали укреплять свои позиции еще 90 лет назад. И теперь, почти век спустя, мы ясно видим, как тени старых Дицелей усыновили Гитлера, вложив в его уста многие из тезисов его дикой книги "Моя борьба" и среди них, в частности, высказывание о славянах как о низшей расе.

Решительно и настойчиво боролся Герцен с "людьми движения", и в первую очередь с Бисмарком, портрет которого в изображении Герцена ничем не уступает звериному облику Гитлера. Конечно, Бисмарк и Гитлер - две фигуры, которые нельзя ставить на одну доску. Для Герцена Бисмарк был олицетворением всех отвратительных захватнических планов прусского юнкерства и прусской буржуазии.

Основным вопросом революции 1848 г. в Германии был вопрос о ликвидации раздробленности и создании единого немецкого национального государства. Разгром революции 1848 г. уничтожил возможность объединения Германии снизу, демократическим путем. Эту объективно прогрессивную задачу стал выполнять Бисмарк сверху, - но выполнять при помощи "железа и крови", добиваясь гегемонии Пруссии и прусских юнкеров в объединенной Германии.

Именно эту сторону дела имел в виду Герцен-революционер, сторонник демократического объединения Германии, когда писал: "Как только немцы убедились, что французский берег понизился, что страшные революционные идеи ее поветшали, что бояться нечего, - из-за крепостных стен прирейнских показалась прусская каска.

Франция все пятилась, каска все выдвигалась... убедившись в прочном понижении страны, он (Бисмарк. - С. А. ) понял, что время Пруссии настало. Понявши, он заказал план Мольтке, заказал иголки оружейникам и систематически, с немецкой, бесцеремонной грубостью забрал спелые немецкие груши и ссыпал смешному Фридриху Вильгельму в фартук, уверив его, что он герой"² .

Спелых немецких груш было 36. Все они примерно так же "хотели" попасть в полное подчинение юнкерам Пруссии, как в наше время, например, Австрия, стремилась отдать себя на волю Гитлера, который за три года своего владычества над ней успел, не считая расстрелянных, погубить около 300 тыс. австрийцев на Восточном фронте и около 200 тыс. загнать в концлагеря. Германские королевства и герцогства подчинились угрозе оружием и сдались на милость победителя. В 1866 г. Австрия была разгромлена. Гегемония Пруссии в Германии стала свершившимся фактом.

Впечатление было потрясающее. Герцен по этому поводу писал: "Я не верю, чтоб судьбы мира оставались надолго в руках немцев и Гогенцоллернов, Это невозможно, это противно человеческому смыслу, противно исторической эстетике... Но все же, окрасив в один цвет пестрые лоскутья немецкого отечества, она (Пруссия. - С. А .) будет предписывать законы Европы до тех пор, пока законы ее будут предписывать штыком и исполнять картечью, потому что у нее больше штыков и больше картечей... Воскресит ли латинскую Европу дерущая уши прусская труба последнего военного суда, разбудит ли ее приближение ученых варваров?"³ .

Звание ученых варваров, которое присвоил им Герцен, самим немцам тогда еще казалось оскорбительным. В наши времена, как известно, их вожди хвастают тем, что они варвары, и этим званием прикрывают и оправдывают свои зверства.

Наполеон III и французский шовинизм были также ненавистны Герцену, и падение Наполеона он предвидел. Но ему было ясно, что Бисмарк ставит своей задачей разгром демократической, революционной Франции, которой придется испытать величайшее национальное унижение. Он предупреждал французов, что они будут тоже разгромлены, если не успеют разделаться со своим "карманным" Наполеоном III. Но во

² Герцен А. Соч. Т. III, стр. 553. 

³ Там же.

Франции продолжал командовать Бонапарт, и французы, легкомысленно убежденные в своем величии, дождались катастрофы 1870 года.

Еще за три года до этого, в связи с ликвидацией итальянской революции и арестом Гарибальди, Герцен предпослал своей статье "После набега" такой эпиграф: "Святой отец - теперь ваше дело!" (Филипп II великому инквизитору. Дон-Карлос)". Дальше Герцен пишет: "Эти слова мне так и хочется повторить Бисмарку. Груша зрела, и без его сиятельства дело не обойдется. Не церемоньтесь, граф!" И далее: "Граф Бисмарк, теперь ваше дело! А вы, Маццини, Гарибальди, последние Могикане, сложите ваши руки, успокойтесь. Теперь вас ненужно. Вы свое сделали. Теперь дайте место безумию, бешенству крови, которыми или Европа себя убьет, или реакция. Ну, что же вы сделаете с вашими ста республиканцами и вашими волонтерами, с двумя - тремя ящиками контрабандных ружей? Теперь миллион отсюда, миллион оттуда, с иголками и другими пружинами, Теперь пойдут озера крови, моря крови, горы трупов... а там тиф, голод, пожары, пустыри. А! Господа консерваторы... Вы хотели порядка. Будет вам за то война, семилетняя, тридцатилетняя... Вы боялись социальных реформ, вот вам фениане с бочкой пороха и зажженным фитилем.

Кто в дураках?"¹ .

Тогда в дураках оказались французские реакционеры и все европейские политики, боровшиеся с революцией. Теперь, через 76 лет, при полной аналогии событий, в Дураках оказались все, кто боролся во Франции против народного фронта, кто помогал Гитлеру и Муссолини подавить революцию в Испании, а пуще всего в дураках французская буржуазия и господа Даладье и Чемберлен вместе со всем тем "болотом" в их парламентах, которое создавало им большинство и радовалось их миротворческим успехам в Мюнхене.

Никто не хотел слушать той "дерущей уши прусской трубы", что обратилась теперь в вой гитлеровской сирены под наименованием "Mein Kampf", а она ревела и выла, угрожая всему миру страшным военным судом, пока в 1939 г. не разразилась мировая катастрофа. Как ни различны между собою Бисмарк и Гитлер и по уровню развития и по их отношению к России - Бисмарк, как известно, предупреждал Германию против воины на два фронта, - но тут между Бисмарком и Гитлером очень большое сходство и в методах подготовки, я в способах разрешения поставленной задачи железом и кровью, и в расчетах единственно на изобилие заготовленных "картечей".

В своих мемуарах Бисмарк написал, что прежде чем начать войну с Францией, он наводнил ее 30 тыс. своих агентов. Немецкими кокотками-шпионками Бисмарк наводнял все столицы, все центры и курорты мира; германскими принцессами он снабжал все императорские и королевские дворы и т. п. У Гитлера количество агентов в связи с размахом нынешней катастрофы возросло до сотен тысяч. Густая сеть их покрыла весь мир. Возникло как будто новое явление в методах международной борьбы под названием "пятой колонны". Но по существу в нем ничего нового нет. При различии внешних приемов политики захвата России цель была одна и та же.

Но Бисмарк не считал русскую грушу зрелой и объяснялся России в любви даже в своих загробных записках - в широко известных мемуарах. Он лгал в них, говоря словами Герцена, "по образу и подобию своему". Ему важно было убаюкать русских. Надо готовить штыки и картечи, чтобы их было больше, чем у всех других, но так, чтобы другие не боялись нападения, не встрепенулись и не начали сами лихорадочную гонку вооружений. А пока что захватывать власть изнутри: наводнять своими людьми русский императорский двор, министерства я правящую бюрократию, захватывать позиции в русской промышленности, овладевать русскими рынками, создавать русско-немецких помещиков и кулаков. Для них Бисмарк придумал даже закон двойного подданства - русскому и германскому императорам, - который и сейчас еще не отменен в Германии и которым фашисты пытались воспользоваться в среде немецких колонистов на Украине, в Крыму" на Кавказе и в Поволжье.

В эпоху Николая I создалось такое положение, о котором, по рассказу Герцена, писал один из его оппонентов, германских патриотов: "Собственно и Россия - Германия, в ней русского только народ". Царствующий дом, двор, министерства, правящая бюрократия в центре и на местах были заполнены "немецкими немцами и русскими немцами".

Известно, что Николай I настолько благоволил к служившим в царской армии немецким генералам я офицерам, что очень талантливый русский генерал Ермолов, отстраненный Николаем от службы, говорил: "Очень желал бы, чтобы меня произвели в немцы". Достаточно только назвать министров при Николае I: графа Карла Нессельроде (министр иностранных дел), графа Егора Францевича Канкрина (министр финансов), графа Бенкендорфа (шеф жандармов), графа Адлерберга (министр императорского двора), графа Клейнмихеля (министр путей сообщения).

Эти министры нередко противились проведению в жизнь самых необходимых мероприятий. Так, Канкрин писал в записке царю Николаю, что следует считать прямо безумной мысль о постройке в России сети железных дорог, а самую мысль о постройке железной дороги от Петербурга до Казани надо считать преждевременной по крайней мере на несколько веков.

Герцен образно называет этих немцев, пробравшихся в России к власти, то "лейбкомисией", то "санктпетербургской военно-гражданской компанией". Он раскрывает ис-

торию этой компании, изображает положение и деятельность ее характерных типов, вскрывая их общее отношение к России, "их немецкую любовь к русскому отечеству"; при этом все они очень гордились тем, что они немцы.

Из кого же создалась эта "компания"? А. И. Герцен тонко анализирует ее состав, процесс водворения в России и резюмирует "то чеканными словами: "В Германии была бездна праздношатающихся пасторских детей, егерей, офицеров, берейторов, форейторов; им открывают дворцы, им вручают казну, ах обвешивают крестами; так, как Кортес завоевывал Америку испанскому королю, так немцы завоевывали шпицрутенами Россию немецкой идее"¹ .

Но не все идет так гладко, как хотелось бы власти. "Закабаленные туземцы", отданные во власть "санктпетербургской военно-гражданской компании", еще не были окончательно покорены и порывалась сбросить с себя "кучку пришлецов и пройдох". Но "цивилизаторы побили диких". Эта лейб-компания", которую, по нашей современной терминологии, мы бы назвали "пятой колонной", в России "побеждает и усмиряет, расчищает леса и пишет протоколы, водит солдат и подводит законы".

Жестоко ненавидя правящих в России немцев, Герцен глубоко понимал их и исключительно тонко воспроизводил в своих портретах и зарисовках. Воспользовавшись, например, известными мемуарами Вигеля, Герцен демонстрирует существо "немецкой любви" к русскому отечеству следующей цитатой из этих мемуаров: "Нового своего отечества не полюбил дед мой, - говорит Вигель, - и не хотел ему служить. Он спрятался на мызе, женился, плакал при имени Карла XII и постоянно ненавидел Россию" У него было семь сыновей. Четырех он отправил на службу Фридриху II; один ставший сын уцелел, трое других погибли, сражаясь против русских "Младших сыновей своих решился он посвятить России, на то были особенные причины. Карл Петр Ульрих, герцог голштинский, был наследником престола. Почти в ребячестве привезенный в Россию и крещеный в нашу веру, он никак не умел сделаться русским. Немцы надеялись воскресить времена Бирона. Под его покров поставил дед трех маленьких сыновей, может быть, видя в них тайно будущих мстителей, будущих повелителей в ненавистной стране. Их "приняла в кадетский корпус и, когда Половина моего семейства проливала русскую кровь, другая содержалась и воспитывалась на русские деньги"² .

Как бы ни был благополучен пробравшийся к власти немец в России, но счастья нет в его душе до тех пор, пока Россия существует. Она всегда виновата перед Германией и перед ним лично тем, что она еще живет. Каждый ее успех вызывает негодование "патриотов-философов" и публицистов Германии, которых Герцен характеризует как измещанившихся ливонских псов-рыцарей.

"Все то, что ставятся так дорого другая народам, - пишет Герцен, - России не было зачтено ни во что, али, хуже, послужило ей же в обвинение: ни то, что она уцелела под татарским атом, ни то, что втихомолку выросла и сложилась в огромное государство, отбившееся от всех соседей и сохранившее свою самостоятельность, ни ее 1612, ни ее 1812 год..."

"Россия спасла Германию от французского ига, - продолжает Герцен, - в этом нет никакого вопроса. Разверните Штейна, Арндта и других современников; и посмотрите, как в черную годину для Германии лучшие люди ее глядели на Александра I и на Россию. Что же вышло из "того? Полнейшая ненависть не к русскому правительству, не к русскому вмешательству, не к русскому народу, ко всякому нашему успеху, ко всякому нашему человеческому порыву. Так и узнаешь в современных публицистах Германии измещанившихся братий ливонских рыцарей"³ .

Таким образом, между немецкими баронами в России, переполненными "любовью" к русскому отечеству, и германскими юнкерами в Германии, пылающими ненавистью к России, оказывается полный альянс в переживаниях: "истинно русские" душа первых сливаются с "истинно немецкими" вторых в презрении и ненависти к России и в полном ее непонимании; и те и другие одинаково думают, что русские - это скоты, звери, "людские табуны".

Немецкая клика в России, изображенная с необыкновенной убедительностью гениальным пером Герцена, имела те самые "зоологические признаки", какие сейчас проявились в германских фашистах, бросившихся на Россию всей своей массой, чтобы уничтожить государственную самостоятельность этой страны, ненавистью к которой они питались почти целое столетие подряд, чтобы поработить ее я все славянство.

Вот этот собирательный портрет правительствующего немца, данный Герценом в одной из статей "Колокола" (1859 г., N 59, т. е. более 80 лет назад). "Немецкий немец в правительстве, - пишет Герцен, - бывает, наивен, бывает, глуп, снисходит иногда к варварам, которых он должен очеловечить... чувствует свое бесконечное превосходство над ним... глубоко презирает все русское, уверен, что с нашим братом ничего без палки не сделаешь. Но немец не всегда показывает это, хотя и всегда бьет...

Собственно немецкая часть правительствующей у нас Германии имеет чрезвычайное единство во всех семнадцати или восемнадцати степенях немецкой табели о рангах... Сверх этих общих признаков, все правительствующие немцы относятся одиноким образам к России, с полным презрением и таковым же непониманием... немцы, особенно идущие из остзейских провинций... похожи друг на друга, как родные братья. Самый полный тип их - это конюх-регент,

² Там же, стр. 370. 

³ Там же, стр. 221 - 222. 

герцог на содержании, Эрнст-Иоганн Биров¹ . При этом, добавим от себя, все они - тунеядцы, все - на содержании у царской России.

Немцы в правительственном аппарате России были оплотом крепостничества, самой дикой реакции. По мере роста революции в России "немецкая любовь к русскому отечеству" вылилась в погромную организацию - "Союз истинно русских людей". Сам голштинско-готорпский выродок - Николай II - 26 апреля 1906 г. демонстративно явился на прием членов I государственной думы в Зимнем дворце со значком "Союза русского народа" на груди. А при его отце - Александре III - многие из остзейских баронов входили в "священную дружину" для охраны царя.

Руководящий орган "Союза русского народа" - "Русское знамя" доктора Дубровина в Петрограде - редактировал до 1917 г. тот самый Розенберг, который сейчас является идеологом Гитлера, и попал вместо наследников Николая II в правители временно оккупированных фашистами территорий Советского Союза.

Можно себе представить, какой утроенной ненавистью должны были воспылать к революционному движению в России все эти немецкие бароны и онемеченные круги русской бюрократии и буржуазии, которые отожествляли свое отечество с его правительством, ибо получали от последнего все свои земные блага: земли, капиталы, концессии, чины, ренты; для которых правительство создавало законодательство, державшее пролетариат в полукрепостной зависимости! Об этих немцах Герцен писал: "Они любят правительство, правительство их любит, да и как не любить людей, которых отечество в канцелярии и казарме".

Замечательна еще одна деталь. Вслед за революцией 1848 г., когда буржуазия, напуганная рабочим движением и упоенная своей победой над ним, хотела верить, что навсегда покончено с вопросом о социальном перевороте, вдруг началось и ярко вспыхнуло революционное движение 70-х годов в России, выдвинувшее целую плеяду замечательных людей. Наблюдая его зарождение, будучи послом, в Санкт-Петербурге, Бисмарк очень ловко воспользовался им, и с тех пор среди германских господствующих классов Россия и социализм, как теперь Россия в большевики, "стали двумя полюсами всех ее ненавистей", как писал Герцен. "Два пугала, употребляемые то властью, то народами, - писал Герцен, - чтобы стращать друг друга - Россия и социализм являются в одном вопросе"² .

Как это напоминает попытку Гитлера представить в глазах Европы свой грабительский поход в СССР как крестовый поход против революции, против большевизма! Герцену как патриоту и социалисту были одинаково очевидны обе опасности, угрожавшие России, - и "лейб-компании" внутри России и германский милитаризм, зарящийся на ее богатства и пространства.

Но Герцен не боялся за судьбы России. Он знал и видел, что она переживает великие испытания. Он без колебаний верил во всемогущество неисчерпаемых сил русского народа, который при самых худших исторических катастрофах сохранял свою политическую независимость и свою культуру; он знал всю глубину чувства к родине в народных массах России.

В 1848 г. Герцен активно участвовал в революционном движении всех стран Европы, имея дружеские связи со всеми его вождями. После разгрома революции, живя в Лондоне, он стал центром европейской эмиграции. Ему было видно все соотношение движущих политических сил в Европе, в том числе и устремления германского юнкерства и капиталистической буржуазии к мировому господству. Герцен оставил нам два замечательных предвидения об историческом крушении обеих этих ненавистных ему как социалисту и патриоту реакционных сил.

Про "лейб-компанию" он написал: "Одна сильная метель и все исчезнет, как исчезли военные поселения, стоившие столько же жизней, как сражение, и вдвое больше страданий, чем целая война. И как исчезнет?... Не оставляя по себе ни жалости, ни другого следа, кроме пыльных бумаг в архиве, да изумления, что это было, что это могло быть в самом деле"³ .

Герцен был убежден, что новый социальный порядок впервые будет установлен в России, так как считал русский народ наиболее социальным из всех в Европе.

О попытке же установления германской гегемонии в мире Герцен еще в конце 1860-х гг. говорил, что он не сомневается, что "немцы сделают попытку отбросить нас к Уралу".

Но он был убежден, что они "нарвутся" на два непонятных мозгам немецких милитаристов препятствия - на неизжитые силы русского народа и на английский консерватизм, сущность которого, по Герцену, состоит в том, что ни один англичанин никогда не может допустить мысли, что "человечество достойно той участи, которая уготована ему немцами".

Благодаря мудрой стратегии товарища Сталина доблестная Красная Армия уже поймала фашистского зверя на снежной равнине под Москвой, а теперь даже тем, кто думал, что сильнее этого зверя ничего нет на свете, стало ясно, что от фашизма тоже не останется ничего, "кроме пыльных бумаг в архивах, да изумления, что это было, что это могло быть, в самом деле".

¹ Герцен А. Соч. Т. VI, стр. 255 - 256.

³ Там же, стр. 374.