М. Е. Главацкий. "ФИЛОСОФСКИЙ ПАРОХОД". ГОД 1922-й: ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЕ ЭТЮДЫ. Екатеринбург: изд-во Уральского университета, 2002, 224 с.

Словосочетание "философский пароход" появилось в конце 1980-х годов, когда остро встал вопрос о белых пятнах, закрытых зонах. Тогда и возник общественный интерес к высылке интеллектуальной элиты за пределы Советской России в 1922 г. Социальный вызов стимулировал научную деятельность по исследованию феномена изгнания инакомыслящих из России¹ . В книге доктора исторических наук, профессора Уральского государственного университета М. Е. Главацкого приводится солидный список авторов, исследующих эту трагическую страницу нашей истории. Степень изученности проблемы дает все основания рассмотреть ее в историографическом плане. Жанр историографических этюдов, избранный автором, позволил включить в ткань анализа "голос эпохи" - свидетельства современников, перекликающиеся с размышлениями современных исследователей. Таким образом возник диалог эпох.

М. Е. Главацкий выделяет три основных направления своего историографического исследования. Проблема идейных предпосылок изгнания, несовпадения систем ценностей у представителей власти и деятелей науки рассмотрена в первом этюде "Вначале было слово". В этюде втором "Извольте быть благонадежными" проблема переводится в политическую плоскость. Ценностно-чуждое рассматривается властью (готовой в определенных пределах к сотрудничеству с интеллигенцией и даже призывающей к таковому) как подлежащее политическому преследованию - "свобода творчества возможна только в рамках нашего режима". Содержание третьего этюда - реализация решения о высылке, принятого политическим руководством страны.

В рамках первой из обозначенных проблем автор рассматривает взгляды различных исследова-

¹ См., например: "Философский пароход". Высылка ученых и деятелей культуры из России в 1922 г. - Новая и новейшая история, 2002, N 5.

стр. 245

телей, показывает их взаимодополняемость и диалогичность в выявлении причин "уникальной по своим масштабам и последствиям репрессивной правительственной акции", которая явилась реакцией советского режима на попытку интеллигенции выполнить свою профессиональную функцию - осмыслить ситуацию, сложившуюся к началу 1920-х годов после революционных потрясений. Итак, вначале было слово. Почувствовать его остроту - мучительные размышления о миссии интеллигенции в новых условиях, попытки выражения своих ценностных идеалов и устремлений, поиски "совершенной модели" идеального общества, критику и неприятие насилия - позволяют документы, приводимые автором в конце первого этюда.

Размышляя над причинами высылки, М. Е. Главацкий сводит воедино историографические поиски современных исследователей и выделяет как тактические, так и доктринальные факторы, преломившиеся в этой репрессивной акции. К тактическим можно отнести проблему сохранения власти в условиях нэпа, вставшую перед большевиками, столкновение власти и интеллигенции в период борьбы с голодом в 1921 г. Доктринальным в литературе считается "отношение к интеллигенции", которое окончательно сложилось в российском марксизме к началу 1920-х годов, но его истоки прослеживаются еще в народничестве (с. 17).

Современники событий - представители власти и интеллигенции - создают совершенно разные по языку тексты: большевистский, выдержанный в терминах классовой борьбы и социальной идентичности, и традиционно интеллигентский, ориентируемый на общечеловеческие ценности. Сведенные воедино в данной книге, эти тексты позволяют конструировать очень сложное и в то же время ограниченное пространство диалога между властью и интеллигенцией. Научный дискурс представлен современными точками зрения и собственно авторской полемикой.

Основным оппонентом, с которым спорит автор, является Т. Ю. Красавицкая (с. 11, 23), а оппонируемым тезисом - следующий: "Беда той власти, которая не может позволить себе "роскошь" иметь оппозицию, но горе и той оппозиции, которая не хочет понять власть". Вторая часть формулировки представляется автору если не ошибочной, то во в сяком случае спорной. Делая акцент на том, что депортация инакомыслящей интеллигенции в 1922 г. явилась логичным шагом во внутренней политике страны, автор, на наш взгляд, несколько недооценивает момент искреннего непонимания ("исторического недоразумения", по В. О. Ключевскому) во взаимоотношениях интеллигенции и власти. Сама власть как один из участников диалога не была озабочена созданием четких "правил игры", что во многом объясняется ее патерналистским характером. Как свидетельствуют недавно опубликованные фрагменты дневника С. А. Пионтковского, даже сторонники режима, "красные интеллектуалы", не могли понять логику власти и установить с ней режим общения.

Автор справедливо указывает на противоречия между стремлением интеллигенции к частичной автономии отдельных областей культуры и информации, отвоеванной общественностью в первые годы нэпа, и давней российской традицией, согласно которой "нормой поведения всего общества должна быть благонадежность" (с. 62). Выход из этого противоречия виделся власти в развязывании "систематической поступательной борьбы с буржуазной идеологией, с философской реакцией, со всеми видами идеализма и мистики". В. И. Ленин объявил эту борьбу "первенствующей" обязанностью коммуниста. Отсюда - крайняя нетерпимость и инструментализм научного марксистского дискурса. Заголовки научных статей напоминают заголовки политических памфлетов: "Ученый мракобес", "Сумерки идеалистической философии", "Наши российские Шпенглеры", "Нострадамусы XX века", "С крестом и богом против империализма", "Философия как служанка богословия" и др. Справедливо замечание М. Е. Главацкого о том, что подобная критика имела определенную цель - подготовить общественное мнение (с. 85).

Особо отметим некоторые источниковедческие находки автора. В частности, ему удалось найти рукопись статьи Л. Д. Троцкого "Диктатура, где твой хлыст?", сыгравшей огромную роль в обосновании и подготовке издания. "И этим хлыстом пора бы заставить айхенвальдов убраться за черту, в тот лагерь содержанства, к которому они принадлежат по праву со всей своей эстетикой и со своей религией", - так заканчивалась статья Л. Д. Троцкого, опубликованная в "Правде" 2 июня 1922 г. Автор статьи скрывался под псевдонимом "О". Разгадать это таинственное "О" и удалось автору рецензируемой книги.

Обращаясь к проблеме реализации решений о высылке, М. Е. Главацкий указывает, что подготовка, сама высылка и ее итог получили наиболее систематическое освещение в исследовании И. И. Моториной. В то же время М. Е. Главацкий концентрирует внимание на менее известных, но принципиально важных моментах, считая таковыми количественный состав и списки лиц, намеченных к депортации, а также вклад в изучение вопроса современных исследователей - А. С. Когана, С. А. Красильникова, В. Л. Соскина. Анализируя комментарии к спискам, автор особо отмечает, что в ряде случаев организаторы и исполнители "операции" руководствовались не знаниями, а ощущениями,

См. АВ IMPERIO: теория и история национализма и империи в постсоветском пространстве, 2002, N 3.

стр. 246

употребляя, к примеру, в качестве аргумента словосочетание "тип вредный" (понятие расплывчатое, но удобное). Общепризнанные в литературе представления о роли В. И. Ленина в осуществлении высылки инакомыслящих автор книги дополняет аргументированным указанием на организационную деятельность И. В. Сталина, отмечая необходимость дальнейшего изучения данного сюжета.

М. Е. Главацкий показывает данный процесс и с точки зрения экспатриируемых - М. Осоргина, Б. Харитонова. Последние, и это естественно, акцентируют внимание на незаконности высылки, на несправедливости обвинений в нежелании примириться и работать с советской властью, на малограмотности и самоуверенности следователей и на равнодушии общественности.

В разделе "Вместо заключения" в центре внимания исследователя - оценка данной акции и ее последствий для культурно-исторического развития России. И здесь также представлены разные точки зрения - власти, представителей изгнанной интеллигенции, современных интеллектуалов, - отражающие различные мировоззрения и представления о гуманности (с учетом исторической ретроспекции).

Как известно, историк, погруженный в свою профессию, играет множество ролей. В последнее время очень распространенной стала роль сурового прокурора, требующего обвинительного приговора прошлому, либо репортера, падкого на сенсацию и "жареные" факты. Хотя по большому счету и тот, и другой находятся за пределами собственно науки. Автор рецензируемой книги всем строем мысли, бережным отношением к источнику, уважительностью к предшествующим исследователям и своим современникам обнаруживает историка, выступающего в роли тактичного, вопрошающего собеседника. И этим во многом определяется достоинство содержательной книги.

В. П. Корзун, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой современной отечественной истории и историографии Омского государственного университета